Как бабу Толю из армии комиссовали

Бог все же услышал Толины молитвы – после ряда перипетий его таки-призвали в Советскую Армию. Причем не абы куда, а сразу в хозчасть. Толя, как уроженец Украины, этому сразу очень обрадовался. Ведь хозчасть – это и стройматериалы, и ГСМ, и кальсоны, и – самое главное – харчи-и-и. И при этом никаких марш-бросков в костюме химзащиты. Сиди себе на складе, хавай тушенку с печеньем и маслом.

Правда, реальность оказалась намного другее. Во-первых, их часть находилась где-то под Вологдой. А во-вторых, относилась она к военному госпиталю – который в последний раз ремонтировали еще при царе, наверное. Естественно, к 1970-м годам в этой халабуде стало ломаться все что только можно и что нельзя. И Толя, вместо безмятежного почивания на мешках, цельными днями бегал по коридорам и чердакам, пытаясь заделать дыры в крыше, щели в окнах, течи в унитазах и разрывы в проводке.

Да и с харчами облом вышел. Часть-то евойная кормилась из больничного котла – чего наварят пациентам, того и солдатикам накидают. А разве разжиреешь с больничных-то харчей? Супчик - жиденький, кашка - на воде, котлеты - из хлеба. Кофе – из желудей с ячменем, без сахара. Помидоры – только зеленые и кислые. А спиртом и другими средствами подключения к космосу медики не делились – все сами отжирали.

Короче, гнить бы Толе в трезвости и печали посредь вологодских лесов, да кривая вывезла. В их часть – за доблестный алкоголизм – перевели нового замполита из Бобруйска. И замполит этот, желая реабилитироваться перед начальством и вернуться в родные пьянаты, развернул просто бурнейшую деятельность.

Там и стенгазеты, и партсобрания, и иконостасы с портретами вождей, и красный уголок, и лекции о партийной природе вологодских грибов… Но это все было сущей ерундой по сравнению с его главным детищем – военным оркестром.

Замполит взялся за дело чисто военной хваткой. Набрал из солдат и пациентов всех, кто может хотя бы как-то отличить трубу от барабана, раздал им ноты, сам заделался руководителем и заставил их всех цельными днями репетировать.
Говорят, соседний колхоз в том году вышел на рекордное производство сметаны - от звуков этого оркестра молоко стало скисать прямо в коровах.

А дирижером этого оркестра замполит назначил бабу Толю. По двум причинам. Во-первых, это позволяло самому замполиту увиливать от службы и тихонько подбухивать в красном уголке – с бюстом Ильича на пару. Ну и во-вторых, баба Толя был единственным человеком в том оркестре, который мог запросто переорать всю эту какофонию – голосина у него был как у бабы на базаре (за это и погоняло).

Надо сказать, идея с оркестром очень даже зашла. Помните программы теленовостей того времени? Ну, там, когда на черно-белом экране показывали черно-белую рожу дикторши, которая черно-белым тоном вещала что-то типа "...сегодня… после тяжелой и продолжительной болезни… скончался… герой труда и ...адмирал ...четырежды краснознаменного..." Ну, помните, да? Это тогда чуть ли не каждый день в новостях звучало.

Так вот, в те времена это было характерно не только для адмиралов – это было характерно для многих участников войны. Рядовых, сержантов, лейтенантов, полковников. Военная служба – она сама по себе здоровья не прибавляет, а тут еще, минимум, четыре года ВОВ, да возраст, да последствия ранений, да болячки хронические с обострением. Опять же, не забываем про профиль учреждения – военный госпиталь, в котором таких пациентов было по определению больше чем где-либо еще.

По протоколу, таким пациентам для проводов в последний путь полагался военный оркестр. И вот тут-то бабе Толе и захорошело. Похороны – оно, конечно, дело скорбное, но музыкантам там и нальют, и закусить дадут, и с собой прихватить можно. И самое главное, публика к репертуару не требовательная – ей в таких случаях не до музыки. Сыграл кое-как похоронный марш Шопена и - марш к столу. А если будет начальство за пьянство ругать – да как вы смеете? Мы такого заслуженного человека только что потеряли - такое горе, как не выпить было? И фиг возразишь.

Так шли недели и месяцы, и баба Толя, изредка просыхая, уже начинал отсчитывать дни до дембеля. И вот тут замполиту пришла в голову шальная идея – устроить при госпитале совместный показательный парад в честь 7-го ноября. Это было бы эффектным мероприятием: все солдаты, медики и пациенты госпиталя выстраиваются в парадные коробки, разворачивают транспаранты и парадным строевым шагом маршируют перед госпиталем. На глазах у свежеприехавшего начальства и прессы. Разумеется, под аккомпанемент оркестра бабы Толи. В случае успеха, к замполиту могла вернуться звездочка на погоны, а он сам – в Бобруйск. А баба Толя, разумеется, отыграл бы свой дембельский аккорд и поехал бы домой.

Сказано – сделано. Начались репетиции и обзвон начальства. Из старых больничных коек соорудили трибуну, а из простыней – транспаранты. Медики учились ходить в ногу, а пациенты – прижимать костыли к груди вместо автоматов. И только оркестр бабы Толи преспокойно занимался своим обычным делом – играл на похоронах.

Наступил заветный день 7-го ноября. Плац раскраснелся флагами и рожей замполита, лично выкатившего перед трибуной бюст своего верного собутыльника – Владимира Ильича. В госпиталь понаехало начальство из обкома. Замнач округа тоже приехал. Даже какой-то малахольный режиссер из Москвы не-пойми-как тоже там оказался.

Личный состав госпиталя был давно построен и ждал только отмашки от дирижера, чтобы начать свой марш. Баба Толя, музыкально пошатываясь, вышел к своему оркестру, взмахнул руками, оркестр дружно грянул, и… колонна пошла. Пошла в едином порыве, чеканя шаг и олицетворяя вечную смычку армии и народа.

Жаль, что баба Толя стоял к ним спиной и потому не видел их выпученные глаза. Дело в том, что не просохший после вчерашнего оркестр после отмашки дирижера врубил по привычке… похоронный марш вместо "Прощания славянки". Представьте: эти топают, несут транспаранты и портреты членов Политбюро, машут костылями, начальство под козырьком... а над всем этим – похоронный марш. Тын-дын-дыдын, тын-дыдын-дыдын-дыдын...

Что было после этого с замполитом – история умалчивает. Зато доподлинно известно, что следующий год баба Толя провел в наркологическом отделении того же госпиталя, откуда и был комиссован. А режиссером из Москвы, говорят, был... молодой Никита Михалков.