Земледелец

* * *
У меня было трое старших братьев: Лаути, Зину и Кемелем. Я не помню их лиц. Помню лишь, что Лаути громко смеялся, Зину был очень высок, а Кемелем… у него были чудо какие глаза! Серые и бездонные. Они до сих пор мне снятся. По этим вещим снам я всегда узнаю, что ждет меня: улыбаются глаза — значит радость, удача. Гневаются или тревожатся — разлука, тоска, болезнь. Плачут глаза — к чему это?.. Мне сегодня впервые приснились слезы погибшего брата.
Ах, от чего же я не смог сохранить в памяти черты его лица?
Когда-то он брал меня на руки и поднимал высоко-высоко над землей! Выше гор и облаков. Я до сих пор иногда вспоминаю это незабываемое чувство полета — без страха упасть, без страха разбиться.

Лаути и Зину было по девятнадцать. Кемелему — семнадцать.
Война забрала их всех.

Меня зовут Гаутси. Не воинское это имя. Имя хлебопашца. Лаути значит с берзитского «золотой клинок», Зину — «звук горна», Кемелем — «зеленое знамя». А я… одинокий хлебопашец.

Когда земля, изрытая копытами коней, избитая десятками тысяч бегущих ног, усеянная телами убитых, впитает в себя всю кровь, все слезы, когда она устанет — конец войне. Конец историям воинов-героев.
Их имена забыты.
Пора растить хлеб.
Сквозь их тела поползут побеги, на их истлевшей груди заколосятся хлеба, потоки весенних ливней увлекут их кровь глубоко в недра почвы.
Их имена забыты.
Я помню имена трех: Лаути, Зину и Кемелем.
Знаю, мне никогда не повторить их похода, их подвига. Мне никогда не видеть тех земель, не ведать тех тайн, что открылись им. Я лишь хлебопашец на земле, которую они спасали, в которую они легли.
Я родился на исходе долгой и голодной предвоенной зимы — больной и слабый. Снова мальчик. Нет, он останется дома, он будет возделывать мирную землю… возделывать потом, много лет спустя. Он никогда не возьмет в руку пику и меч, не поскачет верхом. Он не будет силен и красив, как его старшие братья. Но зато хоть жив будет.

Проходя по меже с плугом, я до сих пор боюсь нечаянно потревожить случайные могилы погибших — так их было много. Несметные тысячи.
Безымянные могилы… Сколько их по земле! Где упал — там и принял смерть.
Ох, как я боюсь — не показались бы в смятой траве, в крошке разбитых камней чьи-то пожелтевшие обветренные кости, чей-то потемневший от времени шлем или сломанное древко копья…