Голос

—Заткни ее! Что она орет целыми днями?! —кричал отец.
—Заткнись уже!—делегировала мать переданные полномочия,—Сколько можно орать?!
К трем годам дочь замолчала.
Утром ее возили в сад, поздно вечером, когда забирали уже всех детей, за ней приходила мать. Иногда шатающейся походкой и необычно возбужденная.
Тогда воспитательница суровела лицом и выговаривала матери:
—Еще один раз, и я сообщу в опеку!
А ей нравилось, когда мама была такая. Навеселе она была обычно добрая  и щедрая. Иногда даже покупала ей «киндер». Правда, редко.
Они гуляли в парке. Потом мама оставляла ее дома, грозилась убить, если будет плохо себя вести, и уходила.
А она сидела тихо, как мышка. Плохо вести-это значит не молчать.
Как-то утром она проснулась не от звука открывающейся  двери, а от протяжного воя. Сначала она испуганно сжалась в комочек под одеялом. Но вой не прекращался, и она тихонечко вылезла из-под одеяла и открыла дверь в комнату. На полу, на  коленях перед диваном стояла мать и выла. Увидев ее, мать набрала побольше воздуха в легкие и промычала:
«Убииииилиии, папку твоего убилииии!»
Она аккуратно закрыла дверь и ушла в свою комнату.  Она подумала, что в детский сад ее не отведут. И еще она подумала, что  если отца убили, то его уже нет в живых. А если нет в живых, то он, как баба Люба с первого этажа, пропал и больше не вернется.
А потом она подумала, что если отца нет, то можно выть и орать, как мама.
Целую неделю к ним домой приходили какие-то посторонние люди, и даже полицейские. Потом все уходили и приходили снова. Какие-то незнакомые тетки хватали маму за руки, когда она кричала. Она продолжала тихо, как мышка, сидеть в своей комнате. Лишь изредка, когда ее забывали покормить, она выходила на кухню. И в туалет. Потом, на девятый день, к ним пришло сразу много людей. Накрыли стол, ели и выпивали. Мама снова выла. А потом выпила и стала по-прежнему доброй и веселой. И когда гости ушли, она вдруг заметила ее.
—Чем от тебя воняет? Ты когда мылась в последний раз? Ах ты бедолага! Мамка-то твоя совсем забыла про тебя... Пошли помою.
Мама помыла ее, надела все чистое, покормила, поменяла постельное белье и уложила спать.
Наутро  дверь в комнату открылась и она поняла, что пора идти в сад.
Тем вечером, когда мама ее забирала, воспитательница , волнуясь, сказала:
—Вы знаете, Вера сегодня говорила! Я слышала ее голос!
—И что?
—Так она говорит? Она не немая?
—Какая же она немая? Вы что! Вер, скажи что-нибудь!
Вера спряталась за спину матери и не сказала ни слова.
—За два года, что она в саду, я слышала ее впервые. А ведь девочке скоро в школу!
Вечером мать снова заперла ее дома и ушла.
Вера встала у зеркала и тихо завыла:
—Ууууууу, убииииили, папку твоего убииииилиии, уууууу....
Ничего не случилось.
Тогда она завыла громче:
—Ууууууу, что теперь буууудет, чтооооо?
В квартире стояла тишина. И потолок не рухнул. И соседи не стали барабанить в дверь. Вообще ничего не случилось. Вера прислушалась к тишине и очень тихо запела песенку, которые пели все, кроме нее, готовясь к утреннику:
—Ёлочка, ёлка, лесной аромат,
Очень ей нужен красивый наряд...
Потом она побежала к шкафу, накинула мамину прозрачную шаль, которую та ни разу не носила, и держась за ее края, стала петь и кружиться.
Она пела и пела. Все громче и громче. И ничего не происходило. Только устала. Она положила шаль на место и уснула.
На следующий день, когда мать забирала ее из сада, воспитательница сказала:
—Нина, вы опять нетрезвы.
Мать огрызнулась:
—Моя жизнь, что хочу, то и делаю!
Что, сообщите в опеку? Давай, бегом! Пусть отберут эту обузу, и так достала!
—Нина, вы знаете какой у вашей дочери голос?
—Какой еще голос?
—У нее ангельский голос. И абсолютный слух-так сказала мама Даши, а она музыкант.
—И что?
—А то, что ею надо заниматься. Вы вместе с собой топите и ее. Понимаете? Я верю, что вы не совсем пропащий человек. И что вы любите ее. Попробуйте ради нее изменить свою жизнь. Иначе я и правда избавлю ее от вас ради ее же блага.
Мама дернула Веру за руку:
—Вера, пошли!
И хлопнула дверью.
Всю дорогу она ругалась под носом и нечего было даже рассчитывать на «киндер». Вера злилась на воспитательницу.
—Сучка!,—кричала мать.
—Сучка!,—вторила ей тихо Вера.
Вечером, вместо того, чтобы уйти, мать поставила ее перед собой и , кажется впервые, внимательно на нее посмотрела.
—А ты красивая, как твой папка.,—и всхлипнула.
—А ну, спой!
—Что?,—робко спросила Вера.
—Что-нибудь.
Вера подумала, что песню про елочку маме будет неинтересно слушать  и затянула:
—Ооой да не вечер, да не вееечер....
Мать молча выслушала до конца.
—Ты где выучила эту песню?
—Тетя Аня за стенкой ее слушает.
Этим вечером мать осталась дома.
Утром дверь открылась в привычное время. Вера встала, умылась, оделась, и молча стала натягивать сапоги.
—Ты чего это?
—А разве мы в сад не пойдем?,—тихо спросила она.
—Пойдем. Но я есть хочу, пошли позавтракаем?
Вера молча сидела напротив матери и жевала бутерброд.
—Так утром есть захотелось..., сбегала в магаз,- объяснила мать.
Вера молчала.
—А у нас на той стороне проспекта есть музыкальная школа,—продолжила мать.
У Веры от непривычки есть так рано заболел живот.
—Чего молчишь? Пойдем поспрашиваем как туда поступают?
Вера молча кивнула.
—Ну ты и тихушница! Кто ж знал, что ты поешь? А чего не пела раньше?
—Нельзя было...,—прошептала Вера.
Мать закурила.
—А ты папку-то своего помнишь?
Вера опять кивнула.
—Скучаешь?
—Нет,—снова прошептала Вера.
Мать помолчала.
—Может и правильно. Иди, одевайся. Вместе будем выкарабкиваться.
Мать потушила сигарету и пошла за ней одеваться.J