Повесть об отце-2 Глава 17. Экспедитор

 
 Когда Михаилу предложили должность экспедитора в пищекомбинате, он с радостью согласился. Мерять километры до льнозавода каждый день в снег, дождь, жару надоело. Приходилось рано утром уходить и возвращаться домой поздно. Частенько стало подводить здоровье. Прихватывало спину. В больницу обращался, но там кроме уколов и прогреваний ничего не прописывали. Дома лечился старым проверенным способом: на горячей плите нагревали обычный кирпич, оборачивали его в несколько слоёв старенькой ткани и прикладывали на больное место. Как ни странно – помогало. Плюс ко всему, натирали самодельной настойкой с красным перцем.
  Работа экспедитором не напрягала, что-то добыть и привезти на производство было нетрудно, но частые поездки на машине утомляли. До Ижевска надо было добираться не менее трёх часов. А дороги были аховые. Продукция пищекомбината пользовалась заслуженной известностью не только в посёлке, но и за его пределами. На вкусные, всегда свежие пряники, газированные напитки, блинную или оладьевую муку –  был большой спрос. Правда, ассортимент был не так широк, но пряники мятные, с лимонным ароматом, шоколадные и простые глазированные «Банан» в магазинах не залёживались.

  В сезон готовили варенье.  Ягоды закупали у населения. При хорошей погоде во дворе пищекомбината устанавливали большие котлы и варили прямо под открытым небом. Малиновое шло нарасхват. В самые урожайные годы его готовили на точках, то есть, в отдельных деревнях района, где были самые большие делянки. Население охотно несло ягоды на продажу, оплата устраивала, так что всё было взаимовыгодно.
Потом наступала грибная пора. Грибы принимали у населения за небольшую плату, тем не менее, люди сдавали дары природы, не выезжая за пределы деревни, и часто за летне-осенний период выручали довольно приличную сумму. В сезон заготовки, экспедитору приходилось ездить по району, не только закупать грибы у населения, но и устраивать передвижные грибоварни прямо на месте. Принимали и сухие грибы, которые целыми связками приносили на пункты приёма. Деревенским жителям это нравилось: при сдаче продукции расчёт производился своевременно. 
Михаил был отменным грибником, знал толк в этом деле, поэтому считался незаменимым работником и колесил по району, не считаясь со временем. Да и домой привозил лесные дары.
 
  Недалеко от территории пищекомбината находился цех по заготовке овощей. Принимали и перерабатывали капусту, огурцы, морковь, свёклу. Михаилу, как экспедитору, приходилось часто бывать в разных деревнях, закупать продукцию у населения с частных подворий.  Расчёт производился на месте.
Удивительно было видеть картофельные огороды, отданные под выращивание огурцов. Целое поле. Как-то один хозяин сдал столько, что за сезон выручил кругленькую сумму на целый мотоцикл с коляской.
Однажды отец предложил Вале съездить с ним в деревню Русская Коса, посмотреть, как живут в глубинке. Дорога дальняя, почти полсотни километров. Зато узнала много интересного. Видеть такие огуречные плантации было удивительно. Со всей деревни люди несли огурцы в мешках, подвозили на мотоциклах. Получив расчёт, довольные расходились по домам.
К вечеру вернулись домой. Пищекомбинат уже не работал, поэтому машину поставили около дома. Полная машина огурцов на улице под открытым небом – это невероятно. Без охраны оставлять нельзя. Валя согласилась покараулить, тем более, договорилась с подружкой. Лида жила вдвоём с мамой, и с её разрешения согласилась на такую «романтическую» ночь.

 С вечера, как обычно, поиграли с друзьями, поболтали, а ближе к ночи принесли две фуфайчонки, бросили в кузов и залегли под звёздным августовским небом прямо на продукции – огурцах. О чём только не говорили. И пели, и смеялись, что караулят зря. Никто из соседей на их огурцы даже не позарился. Под разговоры ели огурцы. Выбирала небольшие, молоденькие, когда и они приелись, стали есть только мякоть, а кожуру выбрасывали на землю.
Ранним утром вышла Лидина мама и увела дочь домой. А когда за воротами появился Михаил, гневу его предела не было. Вокруг машины лежали огуречные объедки. Ну ладно бы, девчонки голодными были. А так ведь ели от безделья и шутки ради. Ну, пришлось прибирать всё, пока соседи не вышли, и не появился шофёр.
Наказание было пропорционально «преступлению».
***
 Чего только не приходилось привозить из разных мест. О некоторых компонентах раньше не слыхивали. Для производства киселя поставляли натуральную краску – амарант. Мелкий, похожий на муку, тёмно-красный порошок был очень коварен. Стоило только просыпать хоть немного, всего с маковое зёрнышко – отмыть было абсолютно невозможно. Краска только расплывалась. И не только от воды, даже от пота. Добавляли амарант в напитки и кисель, и они были яркого красивого цвета.
Лимонная кислота хранилась в больших банках, нередко привозили индийские орехи. Маленькие вкусные маслянистые орешки пришлись всем по вкусу. Иногда Михаил баловал ими своих домашних.

  Мужскую половину работников пищекомбината не интересовали ни амарант, ни лимонная кислота, ни орешки. Хотя и эти вещи перепадали. Интересовала их так называемая композиция – жидкий спиртосодержащий ароматизатор, который использовался для производства пряников и газированных напитков.
Для производителей пищевых продуктов и разных напитков ароматизаторы стали настоящим спасением. Для того, чтобы получить полностью натуральный, необходимо затратить много времени и ресурсов: вырастить растение, обработать его соответствующим образом, извлечь масло или экстракт, а лабораторно полученные ароматические вещества намного дешевле и изготавливались массово.
 В определённой концентрации композиция безвредна. Это усвоили многие. Иногда после работы счастливчики имели возможность приложиться к ней, немного хмелели и навеселе отправлялись домой. И это при всей строгости директора и заведующей складом. Ну, кому как повезёт.

  В семье частенько вспоминали один курьёзный случай. Как-то Нюра, возвращаясь из магазина, увидела, что на перекрёстке улиц прямо в луже лежит какой-то пьяный мужчина. Все его попытки встать на ноги были безуспешны. Подойдя ближе, она узнала Сергея Михайловича. Надо же, сам директор пищекомбината!  Ей захотелось спасти его репутацию, попыталась поднять грузного мужика, но увы! Это было не под силу. Нюра видела, что он постоянно тянет руку к внутреннему карману пиджака и что-то бессвязно говорит. Увидела партбилет, взяла и положила в сумку. Раз нет возможности спасти Сергея Михайловича, решила спасти его репутацию партийца. Принесла документ домой, а потом с соседкой привели и обладателя билета. 
Частенько вспоминали эту историю. Думали, что получилась забавная композиция: выпил директор композиции и до дома не добрался. А позже выяснилось, что у Сергея Михайловича стало плохо с сердцем.
***
 А простой амарант помог как-то вычислить вора. Произошло это много лет спустя после смерти Михаила. Среди учительского коллектива завёлся самый настоящий жулик. У женщин стали теряться деньги. Суммы были разные: от десяти-двадцати рублей и много больше. При средней зарплате учителя в сто рублей потери были ощутимые.
 Валентина тогда работала директором школы. Подозревали одну молодую учительницу, была на то причина. Но не пойман – не вор. Однажды решилась на такую «операцию»: в присутствии подозреваемой Валентина передала пострадавшей коллеге определённую сумму в конверте. Озвучила. Спросила, будет ли та пересчитывать или доверит. Украденные деньги предназначались для учеников, которые в каникулы ходили в спортивный лагерь. Все купюры, а в конверте были самые мелкие, были пересыпаны амарантом. Конверт выглядел внушительно. По договорённости коллега, которая на тот момент являлась руководителем школьного лагеря, знала, что купюры окрашены.
 Долго сомневалась воришка: брать-не брать, но жадность пересилила. Вытащила из конверта половину суммы – всего-ничего, но долго не могла понять, что с руками. Они предательски стали краснеть. Во время урока бегала в туалет, мыла, скребла, но краска всё больше въедалась в кожу.
Конечно, краска исчезает со временем, но на это надо не менее двух-трёх дней.
Выкручивалась, вертелась, как уж на сковороде, хотя была поймана с поличным, но признаться пришлось. А уж какую обиду затаила! Будто не она, а у неё стащили деньги.
***
 Директор пищекомбината Ведерников Сергей Михайлович, сам простейший человек, относился к Михаилу уважительно. Обращался только на Вы и по имени-отчеству. Корнилыч хорошо знал своё дело. Поручения выполнял качественно и в срок. При необходимости мог дать дельный совет, помочь в решении трудных вопросов. Документация, которую он вёл, всегда была в полном порядке.
 В Ижевск приходилось ездить часто. Производство того требовало. Однажды директор попросил взять с собой его сына Мишку. Там жила его пожилая тёща, у которой с удовольствием гостили все внуки. Выехали, как обычно, рано утром. В кабине три Михаила: шофёр Михаил Иванович, сам экспедитор и сын директора. Ещё пошутили на этот счёт, мол, три медведя едут.
Младший спал, в тишине и шофёр начал дремать. Не доезжая Можги, на спуске у деревни Ныша машина съехала в кювет и перевернулась. Все пустые бочки, что были в кузове, громыхая покатились под гору, набирая скорость. Как всё обошлось травм, без синяков и ссадин, удивлялись сами. Помяли бока и не более. Немного пострадала машина и часть бочек: одни разбились, другие исчезли без следа. Никакой счёт ни шофёру, ни экспедитору предъявлять не стали. 
***
 Михаила постоянно избирали членом ревизионной комиссии. Ценили его грамотность и смекалку. Самому возглавлять комиссию было нельзя, потому что занимал должность, связанную с материальными ценностями. Всякий раз во время ревизии склада находили какую-нибудь недостачу. Но это была допустимая погрешность, поэтому всё списывали.
Когда кладовщиком приняли Шуру Ушкову, недостачи стали постоянным явлением. Год за годом ситуация не только повторялась, но и усугублялась. Никто не мог понять, куда в таком количестве исчезают сахар, готовые пряники, напиток, даже мука. Недоставало консервированных продуктов: грибов, капусты, варенья.
Долго разбирались, кто мог в таком завидном постоянстве воровать продукцию. Какое-то время грешили на воспитанников школы-интерната, здание которой находилось в непосредственной близости от пищекомбината. Разделял их редкий лесок из мелких чахлых деревьев и невысокого кустарника. Место болотистое. Если утащат – легко скрыть. Но строгая директор это отрицала: дети находились под строгим надзором круглосуточно. Да и на что им мука, сахар в мешках и банки с заготовками?
***
Шура была видной женщиной. Высокая, яркая, громкоголосая. Никому спуску не давала. Мужа своего, Захара, неприметного мужичка в счёт не брала. Низенького роста, какой-то неприбранный, забитый он работал шофёром в леспромхозе и был под пятой у своей громогласной жены. И не просто под пятой. Нередко она и руку поднимала на своего бессловесного супруга.
Сколько раз пытался уйти от неё. Но дня через два-три возвращался. Объяснить не мог, что его тянуло обратно к жене. Не любовь – это точно. А что? Сам не мог понять. Трое разновозрастных детей: дочь и два сына – разделились в своём мнении по поводу происходящего. Только младший Толик поддерживал отца. Старшие горой стояли за мать. Та часто приходила с заказами сшить обновку. Сколько их, этих ярких шёлковых платьев, перешила Нюра, а никто никогда не видел Шуру в красивом наряде. И зимой, и летом – одним цветом. Ходила всегда в своём рабочем чёрном или сером халате. Как-то Нюра спросила, когда же она прифасонится, чтобы порадовать себя и соседей, ведь одежды у неё – шкаф ломится.
    – В Пасху и надену. Наряжусь, скоро порадую всех, – пошутила Шура. – Всё некогда. Работы много.

  Как в воду глядела.  В то апрельское воскресное утро соседи слышали, как Шура скандалит с Захаром. Через каких-то полчаса увидели, что он с окровавленной головой идёт в поликлинику, которая находилась на соседней улице. Видно было, что досталось ему хорошо. А пьяненькая Шура как сорвалась. В ярком шёлковом платье, не обращая внимания на погоду, собрала вокруг себя соседей и принялась рассказывать, как наподдавала мужу. Кто-то попытался её урезонить, кто-то поддакивал, мол, мужиков надо в узде держать. Но большинство молчали. Знали Шуру, хорошо знали её мужа. Захару сочувствовали. Понимая, что демонстрация не удалась, ушла домой. Отдохнуть.

 Долго стояли соседи, обсуждая увиденное: «Надо же. В Пасху и так согрешить. Голову мужу разбила». Вспомнили и то, как Захар ведёт хозяйство. Сколько ремонта сделал в новом доме. И баню построил, и дровяник большой отгрохал. И мужик спокойный, не пьёт зря, не скандалит. Кто-то вспомнил, как удивлялись все в своё время, когда Ушковы купили этот дом. Прежний, ничем не хуже, стоял рядом, только на другой стороне улицы. Там и место повыше, и огород суше. А тут – участок большой, да часть его чуть не на болоте. Картошку сажают недели на две позже обычного. Но сошлись на том, что чужой дом – яма. Да и не в такой престольный праздник обсуждать чьи-то проблемы.
 Из больницы Захар возвращался в подавленном состоянии. Этот день последней каплей переполнил чашу его терпения. «Да сколько же можно так жить? Уже и мужики посмеиваются, чуть ли не подкаблучником называют, – мысли бередили душу. – В такой день на пустом месте скандал затеяла. Ещё и при людях. Разоделась сама, как барыня развыступалась. Хорошо, что детей дома не было». Захару было непривычно видеть жену в таком красивом платье. Она что дома, что на работе не расставалась со своей рабочей спецовкой, как он называл её тёмные халаты.
Подходя к воротам, увидел оторванную штакетину. Ту самую, которой жена разбила ему голову. Поднял доску неосознанно, в каком-то забытье, без всяких дурных намерений. Войдя в комнату, увидел, что пьяная супруга в своём новом наряде храпит на кровати. «А вот я сейчас…», – мелькнула мысль.
Подошёл и ударил Шуру по голове. Око за око, зуб за зуб. Этот один удар оказался роковым. Возможно, попал по виску, а может быть в штакетине торчал гвоздь. Женщину не спасли.

  До самых похорон Захара держали в милиции, опасаясь за его жизнь. Старшие дети предупредили, чтобы он даже не показывался дома: убьют. Потом были похороны, дети, действительно, не пустили отца к гробу. И шёл он в конце процессии с забинтованной головой, маленький, жалкий, в короткой зелёной фуфайке, виновато комкая в руке старенькую шапку.
Только младший Толик время от времени подходил к нему, брал за руку и сквозь слёзы что-то говорил.
 Самое интересное произошло потом. За день до похорон соседи слышали, как ночью к дому Ушковых дважды подъезжала грузовая машина. Что вывозили, было непонятно. Даже самые любопытные соседи не смогли что-либо высмотреть и узнать. Тёмная ночь хранила тайну.
 Захара посадили.  Несмотря на то, что было много подписей в его защиту, осудили на восемь лет. Соседи были свидетелями на суде, в адрес Захара было сказано много доброго, но убийство не оправдали. Правда, срок он получил, как сказали, минимальный.

  Когда Ушковы продали свой участок и постройки, новые жильцы решили сделать небольшой ремонт в доме и во дворе. Разбирая залежи дров, обнаружили мешки сахара, которые штабелями были уложены между поленницами. А потом нашлись и ящики с продукцией пищекомбината, в глубоком подвале лежало немало всякой всячины.
Так и открылась вся тайна постоянных недостач, которые списывали на детдомовских ребятишек.
 Все знали, что Шура занимается спекуляцией. Раньше перепродажу называли именно так. Дефицитный в то время товар: трикотажные кофты, варежки, детскую одежду – получала от знакомых продавцов и проводников поезда, с которыми была договорённость. Из Москвы шли хорошие вещи. А простые зелёные солдатские фуфайки и бушлаты поставлялись из местной воинской. Всё продавалось по завышенной цене, но люди брали.
 Истории этой много лет. Дети Захара и Шуры давно выросли и состарилась. Вернувшись из заключения, Захар с ними помирился. А Шура так и осталась сорокалетней. Были ещё и другие подробности этой необычной истории, но об этом в следующий раз.
***
  Спустя время, Михаилу предложили должность заведующего складом на крахмалопаточном заводе в посёлке Ягул. Директор видел в нём грамотного ответственного работника. Два кладовщика, что работали раньше, не вызывали доверия и были уволены. Подумал Михаил, посоветовался с женой и согласился. Тем более, уговор был года на два-три. Зарплата не меньше, чем у экспедитора, ездить никуда не надо. Постоянные поездки только усугубляли его состояние: всё чаще стала болеть спина.  На новом месте обещали неплохое жильё и полное обеспечение дровами.
А Нюра как нитка за иголкой. Куда муж – туда и она. В посёлке, что находился вблизи завода, дали большую квартиру в новом крепком рубленом доме. Перевезли свою немудрящую мебель, что-то осталось от прежних хозяев, так и стали жить. За стеной в маленькой половинке жила одинокая женщина, с которой Нюра быстро сошлась. Да и с соседями подружились. Почти все они – работники завода, кое-кто трудился в леспромхозе. 

  Ягул – небольшая железнодорожная станция, где поезда останавливались редко, находилась всего в десяти километрах от Кизнера. Там располагался лесоучасток и воинская часть. На самой окраине, в полутора километрах от линии находился тот самый крахмалопаточный завод. Было неудобно добираться с вокзала и на вокзал, на дорогу уходило много времени. Но природа в округе была чудесной. За заводом рос густой лес, куда все жители посёлка ходили за грибами. Рядом Люга – речушка небольшая, но летом на берегу отдыхала молодёжь, купались, ловили мелкую рыбёшку.
 Для Михаила жизнь в этом небольшом посёлке не была скучной. Работал по хозяйству, читал, летом не выходил из леса. А в зимнее время пристрастился вязать сети. У Нюры свободного времени для ничегонеделания не было. Как и прежде, она поддерживала в доме чистоту и порядок, готовила вкусные обеды, шила платья ягульским модницам. А таковых было немало. Вольготно чувствовал себя и Алёшка. Несмотря на то, что был ещё мал, быстро обзавёлся друзьями. По вечерам все находили заделье. Иногда приходили соседи. Просто так: поговорить о жизни, о детях, поделиться новостями.
****
  В осенний период завод работал в три смены. Картофель на переработку везли со всех сторон. Однажды Михаил обратил внимание на то, что к каждому мешку с готовой продукцией прикрепляют бирку с указанием места и даты изготовления, цеха, смены, фамилии ответственного. Труд ручной, монотонный. Присмотрелся и решил, что надо усовершенствовать эту операцию, предложил сделать печать, где указывались бы все исходные данные.
 Сделали мастеровые мужики образец из картофелины! Рацпредложение приняли, а изобретателю выписали премию в десять рублей. В то время на десять рублей можно было скромно прожить неделю-полторы, так что помощь была весомой. А Михаила с тех пор стали называть: «наш рационализатор». 
Дни бежали один за другим. Возле дома разбили небольшой огород, а под картошку был отведён небольшой участок прямо на берегу Люги. В Ягуле она ещё мелковатая и не такая широкая, как в Кизнере. Но в жаркую пору спасала. Купаться ходили всей семьёй. Особенно нравилось барахтаться в тёплой воде маленькому Алёшке, а дед частенько ходил с удочкой и приносил на ушицу несколько мелких рыбёшек.
Михаилу к тому времени исполнилось пятьдесят пять, особых проблем со здоровьем он не ощущал, правда, беспокоил застарелый радикулит, но с этим приходилось мириться. А Нюра никогда не обращалась к врачам. Даже медицинской карты у неё не было.

 Беда приходит, когда её не ждёшь. Однажды Нюра собралась в Кизнер. Раз в день из центра посёлка ездила большая грузовая машина, которую выделяла воинская часть. Автобусов в ту пору не было, а до вокзала далеко. Да и расписание пригородного поезда не устраивало. Поднимаясь по приставной металлической лестнице в кузов, Нюра сорвалась и упала. В результате получила перелом шейки бедра.
 От больницы отказалась, лечилась дома, и Михаилу пришлось разрываться между работой, больной женой и маленьким внуком. Слава Богу, всё обошлось, хотя пролежала жена не один месяц. Валя приезжала к родителям каждую неделю.  Убирала в доме, стирала, готовила еду на несколько дней, а потом на ночном поезде отправлялась в город. Маленькому Алёшке пришлось быть нянькой для своей больной бабушки: мог и воды принести, и лекарства подать. С маленьким внуком некогда было предаваться унынию. Нюра надеялась на скорейшее выздоровление, и оно наступило.

 Соседи в беде не оставили. Они как-то сразу приняли эту семью, тем более, уважали Нюру за её доброе сердце и спокойный нрав. И Корнилыч вызвал у всех глубокое уважение. Все работники знали, как к нему относится сам директор. Направляясь в поселковый магазин, забегали с вопросом не надо ли купить хлеба или молока. А когда пришла пора копать картофель, и Валя с Анатолием приехали из города, они были приятно удивлены, увидев, что чуть не половина огорода уже убрана. Постарались соседи. 
Нюра поправилась, но небольшая хромота так и осталась на всю жизнь.


 
  На фото: 60-е годы. Во дворе пищекомбината
 
  Продолжение: http://proza.ru/2024/03/18/1567