Несчастье

Господи, Клава… Какая же ты дура и сука… Прости родная, но как ты могла так со мной поступить? Да, я красивый и красиво говорю, но куда ты меня притащила? Какие ещё детские форсайты? Что за бред?

Короче, Клава приболела, как она выразилась. Она учительница физики в этой элитной, типа, школе номер 777 и вот им надо было пригласить «эксперта», который вручит детям пластмассовые золотые, серебрянные и бронзовые медальки и скажет речь.

– Сына, бля! Ну выстави медаль вперёд! – орала женщина с фотоаппаратом, мама мальчика, который занял первое место, как я это понял – Дебил!
– Ну, мам, как? – мямлил бледный будущий, наверное, убийца или извращенец, но не учёный, явно. Видно было по глазам, что в людях он будет видеть маму и мстить им.
– Да вот! – мама нервно начала дёргать убогую медальку на шее так, чтобы она легла поверх диплома, на котором я выхватывал взглядом «навыки человека» и «XXI век» – Вот так, идиот! Вот так! Чё ты такой кислый? Улыбайся!

В мальчике копилась такая штука, от которой мне хотелось бы поскорее убежать. Да вообще всё это мероприятие мне не по душе было. Актовый зал нополнен был страшными людьми – обывателями, телевизионным мышлением.

Такая аккуратная школа. Я презираю то, как ремонтируют школы. В мои времена в школах было куда больше жизни. Сейчас все стремятся к идеалу настолько, что каждый директор не только делает идеально ровный и чистый ремонт, но и умеет на нём заработать на дачу в Зеленогорске. Раньше было лучше. Раньше в каждой линии подоконника, на котором я переписывал матешу, чувствовался живой и искренний похуизм рабочей лапы.

Мне надо было произнести экспертскую речь. Главное, что речь про физику, а я то гуманитарий, я фелолаг! Именно так, я ФЕ-ЛО-ЛАГ! Ничего общего у меня с филологией, я просто отсиживаю в универе и нихрена не понимаю ни в том, ни в другом, ни в языках, ни в физике, ни в химии, ни в чём, и говорю сейчас на тему форсайтов, о том, как третьеклассники предсказывают будущее планеты, собирая космические аппараты из фольги, похожие на бутылку, на которую недавно кого-то опять посадили жопой.

– С такими ребятами нашу державу ожидает великое будущее! – закончил я свою бессвязную речь, от которой чуть не блеванул,  о космических кораблях, достижениях и единстве общества. Зал, конечно, взорвался аплодисментами.

Когда-то я играл в группе и на гастролях нас занесло в мрачный городок брянской области. Мы играли там в единственном то ли клубе, то ли ДК… На стене висели фотографии о жизни местного населения. Было у меня тогда ощущение, что людям четырнадцатого века дали современную одежду, год показывали им телевизор и они стали теми, кем они предстали на фотографиях. Без какой-то столичной надменности говорю… Со страхом цивилизованного человека, скорее. Смотрел я на эти фотографии, хоть и после толстенного косяка и вслух сказал: «Они нас закопают». Кстати, в тот вечер мы сыграли неплохо, но за нами потом гнались голые бабки с лопатами и вилами. За нашим микроавтобусом. В их лицах не было ненависти. В их лицах было вожделение самки богомола. Им нужны были две вещи: наши гениталии и наши головы. Нет в этом уверенности, но я уверен в этом до сего дня.

Когда мамаша победителя схватила меня за руку я увидел в её лице вот это кастрационное выражение.

– Спасибо вам Евгений Михайлович! Вы же такой молодой, а уже такой большой учёный! Да? – говорила она, ослепляя меня своим золотым зубом, и взглядом мамлеевских маньяков.
– Да – ответил я, – Мне пора бежать, нужно поставить эксперименты над карликами.
– Что? Правда? А можно посмотреть? – сказала мамаша.
– На что, простите? ;– На карликов! – сказала она.
– К телескопу не всех пускают – вежливо ответил я.
– Что? – смутилась она.
– А? – спросил я.

Далее она начала нервничать. Мы долго топтались выясняя что-то про карликов.

– Я хочу урода! – орала мамаша – Покажи мне урода!
– Да, Евгений, ну что ты упираешься, ну уступи женщине – подошёл усатый мужик, пропахший копчёностями и перегаром – ну покажи ей своего карлика!
– Нельзя – сказал я – мне пора.

Вослед мне сыпали проклятьями. Мена почему-то заклеймили нацпредателем. Клава будет недовольна. Да и пошла она! Ничего она не болела. Я нашёл её в дебрях Лахты. Удивительно унылое место. Болотистая природа в окружении бездушных новостроек, которые ещё пока подрастали.

Голая она стояла у воды и декламировала на каком-то древнефинском наречии свои какие-то заклинания и стихи. Её соски казались почти чёрными от холода. Сиренево синими. Почти чёрными. Красивые рёбра. Я обожаю её грудь. Я обожаю её тело. Иначе я бы не согласился бы идти на это уродство. Клава невероятно красива. У неё есть жест, который сводит меня с ума. Её волосы очень лёгкие и приятные и когда она хочет, чтобы передние локоны оказались за плечом она резко поднимает голову и волосы сначала вздымаются вверх, а потом мягко ложатся за спину. В этот момент она превращается из девушки в богиню. Она во всех смыслах – идеал. Жаль, что ей пришлось зашить свою вагину золотыми нитями.

– О смотри, поднимается! – радостно закричала она.

Из воды поднялся мертвец в синей куртке с красными полосками. В районе сердца была эмблема футбольного клуба Arsenal. Его сиреневое вспухшее лицо изъеденное рыбами гармонично вписывалось в раздавленную чухонскую природу этого места. Он давно уже был в воде и потерял человеческий облик, но был куда приятней тех людей из актового зала.

– Ну чё ты? – спросила меня Клава – Ну ладно тебе, спасибо!
– Да пожалуйста – я оттаивал, моя обида растворялась.
– На! – она протянула мне камень.

Я умелым движением метнул камень в голову мертвецу и срезал скальп с его синей изъеденной рыбами головы.

– А пусть так и будет – сказала Клава, – согрей меня.

Она не хотела одеваться. Она хотела, чтобы я стал её одеждой. У меня, конечно же, встал и Клава не могла этого не заметить. И ей нравилось, когда у меня стоит. Она запустила свои холодные пальцы мне под свитер. Скоро они согрелись.

– Почему ты меня любишь? – спросила Клава.

Я разглядывал уродливого мертвеца. По его лицу стекала вода и слизь.

– Женский вопрос – ответил я.

Она крепче обняла меня. Она никогда не позволяла мне целовать её и это делало меня крайне несчастным, но я знал, что счастливы они, те кто был в зале, а я жив, я несчастен и Клаву я любил за то, что она поддерживает во мне жизнь. И этот парень в куртке Arsenal тоже был абсолютно счастлив. И те люди. И их дети тоже скоро станут абсолютно счастливы. И этот парень, который стоит как стол в воде. Рыбы съели его щёки и он теперь постоянно улыбается.

Клава начала шептать мне своё стихотворение. Не так как актрисы в интернете, а по-настоящему, так что у меня опять встал.

Потом она посмотрела на мертвеца и сказала:

– Спасибо тебе, Женя. ;– Да ладно, пустяки, Клава. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. – сказал я и сразу понял, насколько тупую и лживую херню я сказал. На самом деле я хотел её всю разобрать на мелкие кусочки и атомы и владеть ею, владеть, но это неправильно.
– Не в счастье дело – сказала она – если мы станем счастливыми, мы будем на их месте. Ты же знаешь. Будем так же мучить детей, себя, других. Откажемся от себя, сдадим себя в аренду уже полностью. Разве это нужно?
– А, может, нужно? – сказал я – А может мы уже?
– Может… – сказала Клава – Скоро увидишь, что нет. Скоро они напялят на себя какой-то символ и начнут делать других абсолютно счастливыми как он.
Слово «он» эхом устремилось к мертвецу.

Я знал, что Клава права.