Глава 22. УФМС. Поиск работы

Мурманск и Ростов показали мне, что бюрократическая процедура, по сути своей, истерична и мстительна, а если бы она работала кондуктором, то наступала бы пассажирами на ноги чисто из вредности. Конечно, свежая миграционная карта делала мое пребывание в России на какое-то время легальным, но игнорировать назревающую проблему я не мог и поспешил в местное отделение УФМС. Во Владивосток я прибыл воскресным утром, а в понедельник днём уже занимал очередь в госучреждении. Наградой за 40 минут ожидания стало знание того, что украинцев принимают во вторник, а по понедельникам коридоры заполняются исключительно выходцами из средней Азии. Такая вот неожиданная сегрегация. Во вторник меня всё-таки приняли, но лишь для того, чтобы назначить посещение на пятницу. Впрочем, даже краткий визит в УФМС сумел меня расстроить, ведь теперь для получения РВУ требовалось проходить за свой счёт медкомиссию. Служащая обозначила примерную стоимость этого удовольствия в пределах 5000 рублей, то есть остатка моих средств хватало либо еще на месяц жизни в хостеле, либо на медкомиссию. В очередной раз удовлетворение бюрократической прихоти противопоставлялось возможности жить.
В пятницу, 3 ноября, я снова посетил управление федеральной миграционной службы, намереваясь подать документы для получения РВУ. Однако, ознакомившись с делом, служащая сразу сказала, что мне скорее всего откажут во временном убежище, потому что один такой документ я уже просрочил, к тому же меня привлекали к административной ответственности, что свидетельствует о моей злодейской сущности. Впрочем, был и позитивный момент, оказалось, что отсутствие временной регистрации не может являться причиной для отказа в продлении РВУ. То есть, если бы полтора года назад, в Мурманске, у сотрудницы УФМС было получше настроение или у меня имелось больше знаний о своих правах – теперь мое разрешение не было бы просроченным и к административной ответственности я бы тоже не привлекался. Надеюсь, что та чашка кофе, которую смогла выпить мурманская госслужащая вместо возни с моим РВУ, была действительно вкусной, ведь мне она обошлась довольно дорого.
Как я понял, в УФМС города Владивостока был какой-то ежегодный план по выдаче разрешений на временное проживание и местные чиновники не совсем справлялись с его выполнением. Потому меня убедили подавать документы не на РВУ, а на РВП, которое действует сразу три года, вместо одного и сильно облегчает получение российского гражданства. Были и минусы: медкомиссия и необходимый экзамен по русскому языку стоили около 15000 рублей, которых в обозримом будущем у меня появиться не могло, к тому же российское гражданство мне было нужно как лось в соляной шахте. И конечно же требовалась временная регистрация. Я сразу сказал служащей, что знакомых во Владивостоке у меня нет и где регистрироваться не знаю. Но она сообщила, что в городе достаточно желающих превратить чужую проблему в собственный доход и посоветовала поискать объявления в интернете. УФМС я покинул с перечнем необходимых для РВП документов, а также с непониманием, откуда брать деньги на их оформление.

Одновременно с бюрократической волокитой я занялся поиском работы и уже во второй день пребывания в столице Приморья, отозвался на объявление. Заведению фастфуда требовался сотрудник и я, описав свой трехлетний опыт работы в данной сфере получил приглашение на собеседование. К сожалению, в тексте сообщения специально отметили необходимость иметь при себе паспорт РФ, что меня и удержало от встречи с предусмотрительным работодателем. Моя миграционная карта давала право находиться на территории государства, но без возможности легально работать, я был словно пчёлка в улье, которую понизили до трутня.
Неделя безрезультатных поисков работы и ограниченный бюджет, снизили критичность моего выбора и я доверился объявлению о работе вахтовым методом. Требовались кедролазы и сборщики шишек на зарплату 60-90 тысяч рублей в месяц. Я рассудил, что заявленную сумму скорее всего сможет получить лишь опытный работник, но даже половина такой зарплаты меня полностью устраивала. Организаций, занимающихся промыслом было несколько и сперва меня угостили отказом из-за отсутствия кедролазного опыта, зато уже со второй попытки я попал на людей которые удовлетворились одним лишь моим желанием работать. Мне предложили на следующий день приехать в какое-то село, откуда пообещали вывезти в промысловый табор посреди тайги – вахта всегда начинается с переезда.

6 ноября я уже находился в паре сотен километров от Владивостока, в нужном селе, билет до которого обошёлся мне почти в тысячу рублей. Во дворе, где меня обещали встретить, вся земля была усыпана коричневой шелухой от шишек, а в центре небольшой площадки находился специальный станок, отнимающий у кедровых орехов жилище. В тайгу никто ехать не спешил и я был приглашен подождать внутри сельского дома. В плохо освещенной комнате уже находилось около шести слегка нетрезвых мужиков, но ближе к ночи количество вахтовиков и алкоголя в их крови только возросло. Мой туристический рюкзак и ярко-красная штормовка заметно выделялись на фоне камуфляжных костюмов с берцами из военторга. И среди кедролазов я был похож на путешественника, попавшего к партизанам. Конечно же, это несоответствие не осталось без внимания.
Уже сотня лет прошла с завершения гражданской войны, но проблема межклассовой вражды в России так и не решилась окончательно. До сих пор люди, большая часть будней которых заполнена физическим трудом и сном, хранят в своем сердце архетипичные образы "своего" и "чужого". И чем меньше населенный пункт, тем больше вероятность получить по голове за то, что выглядишь слишком умным.
Сам я себя относил к рабочему классу, потому что зарабатывал в России исключительно низкоквалифицированным трудом, а в финансовом плане балансировал где-то между нищетой и бедностью, но социум упорно видел во мне представителя интеллигенции. И не всегда это значило что-то хорошее.
Уже вечером в мой адрес полетели провокационные шуточки про компьютерных гениев и ботаников которые со временем выросли в осуждение мигрантов из Донецка вообще и меня в частности. Сельский дом постепенно приобретал черты Колизея, в котором мне готовилась роль, далёкая от императора.
К счастью, я вместе с другим будущим кедролазом, был отправлен на ночлег в дом на другой улице и мужики продолжили свою пьянку без посторонних. А выпить у них повод был, ведь в тот день завершалась вахта и производился рассчет. Прямо в общей комнате, кедролазы подзывались по очереди к маленькому столу, где ставили роспись в толстой тетради и получали на руки деньги. Сперва точные суммы не озвучивались, но вскоре стало известно, что больше 30 тысяч в месяц никто не получил. А ведь это были люди, для которых кедровый промысел много лет являлся основным источником заработка и которых местные белки уже узнавали в лицо. Так что новичок, вроде меня, мог рассчитывать только на 15-20 тысяч – зарплату, ради которой даже не стоило покидать Владивосток.

7 ноября почти целый день я провел в ожидании поездки в тайгу. Вечером снова попал к уже знакомым мужикам, но похмелье сделало их терпимее к чужакам и мне просто сказали, что на кедролаза я не похож и вряд ли смогу подняться наверх за шишкой. Видимо на Дальнем Востоке верят, что человека спустила с деревьев эволюция, а обратно залезть мешает высшее образование.
Ближе к закату солнца всё-таки появился грузовой автомобиль повышенной проходимости. В укрытый брезентом кузов погрузили необходимый инвентарь и снаряжение, а также нескольких вахтовиков, включая меня. Около двух часов на моем плече пролежал пьяный мужик, пока я ногами подпирал переносную печь, чтобы при тряске на грунтовых дорогах эта груда металла не  переломала мне конечности, а кедролазу позвоночник. Зато когда мы приехали в табор, все пьяные и грубые вахтовики так и остались в машине – выходить сказали лишь мне.
И из темноты кузова я попал на самый настоящий праздник. Веселые и добродушные люди шутили, пили пиво и играли в карты. Всем очень понравилось что я путешественник и имею психологическое образование. Меня накормили и уложили спать на деревянном настиле. Засыпая, я действительно был рад, что попал в такое место.

8 ноября почти все веселые и добродушные люди уехали домой, пока я спал. Неудивительно, что прошлым вечером был праздник. В рабочем бараке, собранном из дерева и тентовой, непромокаемой ткани, из пары десятков вахтовиков осталось лишь пять человек. А именно: два грузных мужчины, напоминающих владельцев автосервиса в неблагополучном районе города, ценитель лёгких наркотиков, Дэнчик, а также любитель острых ощущений, Лёха и я. С самого утра и на целый день зарядил противный дождь, из-за которого никто не пошел на промысел шишки. Еды было мало, запас топлива для генератора заканчивался и большую часть времени мы просто спали. Лёха как-то сразу признал во мне земляка из-за того, что прошлое лето я провел в Белгородской области, а сам он родом из Белгорода и вместо дневного сна мы приятно посидели за столом, словно две Спящие Красавицы, которые укололись не иголкой, а обеденной вилкой.
Дэнчик в тот день угостил меня шишкой, несколько раз добродушно произнес: "один раз – не кедролаз", после чего занялся своими наркоманскими делами. Когда-то, в СССР была целая отрасль сельского хозяйства – коноплеводство. И для выращивания в промышленных масштабах конопли, почему-то было выбрано именно Приморье. Тогда наиболее предприимчивые производители травки получали государственные грамоты и значки, теперь, за то же самое предполагается судимость и тюремное заключение. Но местный народ так просто не перевоспитать и в небольших городах и селах половина населения употребляла лёгкий наркотик. Вторая же половина, очевидно, его производила. В Приморье даже выросла целая культура изготовления и потребления химки – химически обработанной конопли. Дэнчик делал это так: в металлической тарелке он вымачивал марихуану в растворителе для краски или эмали, затем выбрасывал траву, а тарелку аккуратно разогревал над огнем, чтобы лишняя жидкость выпарилась и образовалась паста, в которую ситуативный химик засыпал обычный табак из сигарет. Табак, впитавший в себя конопляные соки с растворителем, как раз и являлся химкой, готовой к употреблению.
Спать в тот день легли рано из-за экономии электричества, дождя и скуки.

9 ноября снова никто не отправился на промысел и Лёха решил действовать. За ночь выпало довольно много снега и Тайга преобразилась – каждая веточка нарядилась в трофейную белую шубу, словно охотник на полярных медведей. С утра я сходил за дровами вместе с неожиданным земляком, а после скудного обеда он собрался звонить хозяину вахтовиков, чтобы сообщить об истощившихся ресурсах и людях. Но в лесу было не так просто воспользоваться мобильным телефоном – для этого следовало подняться на подходящую сопку и надеяться, что там будет хоть какой-то сигнал связи.
Я пошел с Лёхой. При подъёме по заснеженной тропе, прямо к моим ногам выкатилась шишка-падалица, что автоматически сделало мой кедровый промысел результативным. Путь к вершине занял пару часов и наверху был объявлен привал. Белгородский кедролаз в маньчжурской тайге оказался незаменимым, словно французский поцелуй в шведской семье. Мужчина развел костер из бересты и обледенелых веточек, а затем приготовил чай из кедровой хвои и смеси трав, которую он заранее взял с собой. Только ради этого чаепития стоило подняться на сопку, к тому же мы все равно никуда не дозвонились.

Я уже нашел шишку и для полноты таёжных впечатлений мне оставалось только забраться на кедр. На деревья кедролазы поднимаются при помощи специальных когтей. Металлическая конструкция, в виде тридцатисантиметровой перевернутой буквы "Г", крепко привязывается к ботинку так, чтобы подошва стояла на короткой части, а длинная рейка прижималась к ноге с внутренней стороны бедра; на углу расположен острый шип, при помощи которого и осуществляется подъем. Выбор снаряжения был ограничен и мне досталось два правах когтя – надеюсь после этого меня никто не запишет в роялисты. Лёха показал, как нужно забираться на кедр, но из-за снега соскользнул с полутораметровой высоты и ушибся; был бы я инспектором по охране труда – проверку кедролаз бы не прошел.
И наверх полез я. Очень непросто доверить весь свой вес небольшому металлическому шипу на ботинке, я жадно обхватил ствол дерева и весь вымок от снега, а в какой-то момент руки совсем замёрзли и стали ненадежными. Страховки, естественно, никакой не предусматривалось и это добавляло остроты впечатлениям, когда коготь проскальзывал и нога резко уходила вниз, вслед за щепками и кусочками древесной коры. На высоте 15-20 метров, на дереве появились ветки, необходимость пробираться через которые усложнила подъем в разы. Примерно на 25 метрах я осознал себя достаточно близко к небу, чтобы причислить кедр к покоренным вершинам и двинуться вниз. Там же, наверху, я понял, что повторять подобный опыт не хочу и надо как-то преждевременно заканчивать вахту. Спуск оказался заметно тяжелее и опаснее подъёма – ноги соскальзывали все чаще, а руки держались все слабее. Курточка вся вымокла от снега и испачкалась в древесной смоле, но это была невысокая цена за возможность снова стоять на земле.
Вечером свет в бараке исходил только от металлической печи, за которой присматривал Дэнчик, но был и позитивный момент – из-за отсутствия ужина отпала необходимость мыть посуду.
Один из грузных мужчин сильно был недоволен тем, что не уехал из табора вместе с большинством вахтовиков и сообщил, что в 20 километрах от нашего лагеря находится деревня, в которую он пойдет завтра пешком, если ситуация не изменится. Это было похоже на план и я решил, что лучше прошагаю 20 километров, чем ещё раз поднимусь на скользкий от снега кедр.

10 ноября обитатели барака оттягивали момент пробуждения до обеда, после чего дружно залили чувство голода горячим чаем и снова разбрелись по лежанкам. На укрытые снегом деревья никто лазить не рискнул и Лёха снова предложил мне пройтись на сопку, чтобы попытаться позвонить хозяину лагеря. Но не преодолели мы и половины пути, как мой земляк сказал, что он в шуме деревьев различил звук двигателя и нам пора возвращаться в лагерь. Лично я ничего подобного не слышал, но словно Красная Шапочка, не получившая вразумительного ответа от бабушки – доверился чужому авторитету.
Лёха был прав. После полудня действительно приехал хозяин с женой и привез с собой продукты и ещё пять кедролазов. Женщина тут же отправилась готовить обед на десяток голодных вахтовиков. На специальных стойках над уличным очагом подвесили внушительный котел, в которой, по какой-то причине, была засыпана перловая крупа. Не рис и не макароны, а каша, которую дома на газу нужно варить пару часов, а в тайге над постоянно сбивающимся ветром пламенем костра – раза в три дольше. В Древнем Египте знающие люди превращали посох в змею, а на Дальнем Востоке – обед в ужин.
За общим столом места хватило всем – там же и началось масштабное знакомство новичков со старожилами. Меня удивили два среднеазиатских парня лет 25, потому что они приехали в одинаковых новеньких куртках, а позже я отметил, что рюкзаки и спальные мешки у них тоже одинаковые и тоже совсем недавно покинули магазинные полки. Оказалось, что ребята всерьез рассчитывали заработать на сборе кедровой шишки и последние деньги вложили в покупку снаряжения. Вот что бывает, когда веришь объявлениям о работе вахтовым методом.
Тем вечером мною был замышлен побег.

11 ноября я проснулся около шести утра и осторожно, чтобы не потревожить ничей сон, собрал рюкзак и вышел из барака. Прямо на заснеженном пороге сидел Дэнчик и готовил химку. Он сразу все понял, но осуждать меня не стал и с какой-то глубинной мудростью в голосе спросил.
– Уходишь?
Я слегка растерялся, встретив неожиданного свидетеля и невнятно ответил, что делать в лагере все равно нечего. Кедролаз предложил подождать пока все проснутся и попросить хозяина отвезти меня во Владивосток, но в моем понимании это было верхом наглости и я на такое пойти бы не смог.
На прощание Дэнчик посоветовал остерегаться волков и таёжный лагерь остался в прошлом.
План был следующим – идти 20 км. до деревни и если оттуда никто не подвезет, продолжать движение. О предстоящей ночи я тоже подумал заранее и был готов непрерывно идти в сторону Владивостока или проситься на ночлег в первом попавшемся стационарном посту ГИБДД.
Метрах в 200 от барака находился перекресток трёх дорог, причем с одной из них я пришел, а значит передо мной было всего два варианта пути. И я выбрал неправильный. Был бы я лифтом – всегда бы приезжал не на тот этаж.
Впрочем, тот день выдался на редкость благоприятным для автостопа и уже через 15 минут мне навстречу выехал микроавтобус повышенной проходимости. Два сельских охотника ночевали в тайге и теперь возвращались домой. Они и сообщили, что я двигаюсь вглубь леса, а не к деревне. После неловкой паузы меня пригласили проехаться вместе с ними до федеральной трассы. Если бы не эта встреча, я бы наверняка оказался в бюро находок тайги, если такое существует.
Часа через полтора я попрощался с охотниками и довольно скоро меня подобрала пожилая супружеская пара, направляющаяся в какое-то село за Уссурийском. Позже я остановил ещё одну машину, салон которой оставил около железнодорожного вокзала во Владивостоке, откуда до моего хостела оставалось пройтись несколько минут. К обеду я неожиданно для себя самого преодолел около 250 км., хотя ещё утром собирался идти всю ночь пешком вдоль трассы.
Вечером позвонил Лёха. Оказалось, что хозяин решил закрыть кедровый сезон и вернул всех вахтовиков обратно к цивилизации. Так что даже если бы я не поторопил события, все равно уже был бы во Владивостоке. Совершить рискованный побег за пару часов до амнистии – иногда я сам поражаюсь абсурдности собственных решений.
Конечно, тогда удача была на моей стороне, но кому-то точно не повезло – тем парням, что потратились на бесполезное снаряжение.

Очередная неделя с нулевым результатом в поисках работы вывела меня на популярную столовую, где руководство интересовали сотрудники, а не возможность их оформления. И с 20 ноября начались трудовые будни.