попутчик

«Это настолько абсурдно,
Что вполне вероятно».
 

Всё произошло в поезде. Мой попутчик, на вид совершенно обычный мужчина, сказал, что вынужден мне открыться, поскольку, когда солнце сядет, я сама всё увижу. Я была рада, что четверо суток пути из Воркуты до Адлера не будут мучительными, как ожидала. Не выношу закрытых пространств.

Возможно и вы, мой читатель, носите в себе какую-то диковинную тайну, которой не можете ни с кем поделиться.

Кто мог представить, чем это соседство обернётся для меня. И для него.
Мужчина назвался Сергей. Он начал свой рассказ с того, что произошло прямо сегодня утром, за два часа до отхода поезда.

*****

Ещё вчера вечером я не планировал никуда уезжать. Тем более на поезде! Тем более так далеко. Но выбора не оставалось. И я рискнул. Положился на случай и на расположение судьбы. Она всегда ко мне добра. 

Сегодня утром моя жизнь кончилась. Я открыл глаза, моя девушка смотрела на меня с ужасом…

Я вскочил и побежал. Она что-то кричала вслед, но я не услышал.
Я имел неосторожность уснуть прямо на работе. В пекарне. Солнце село. Всего на пару часов, но в этот момент пришла она. И увидела то, что я так тщательно скрывал от неё целых полгода.
 
Давайте я скажу сразу, чтобы вы успели привыкнуть к этой мысли и не запаниковали, когда зайдёт солнце. Когда садится солнце, я превращаюсь в буханку хлеба. Вижу по вашему лицу, что сейчас вы решаете шутник я или сумасшедший. Ни то, ни другое. Не делайте выводов, потерпите до заката. А я пока расскажу свою историю, если вы не против.

Родился в Воркуте.
Помню себя начиная с двух лет. Тогда это случилось впервые. Мама рассказывала, что первые два года жизни я был обыкновенным ребёнком – бегал, прыгал, ломал всё вокруг, короче пацан как пацан. Но в два года мама заболела и решила наконец отнять меня от груди. В первую же ночь, когда мне не дали грудного молока, я превратился в буханку хлеба. Малюсенькую, в четверть обычной. Мама проснулась от того, что не услышала моего дыхания. Включила свет, а в кроватке меня нет. Вместо меня буханка хлеба. Тёплая, пахнет.

Мама так испугалась, что и передать невозможно. Она металась, хотела позвонить в милицию. Хорошо, был июль, солнце взошло через четыре часа и я снова стал ребёнком.

Мама говорила, что в тот момент она поняла, откуда я взялся и как это всё стало возможно. Но об этом чуть позже.

Когда мне исполнилось семь. Отлично помню тот день. Всё было как всегда, я лёг спать до захода солнца, мама старалась уложить меня пораньше, чтобы я уснул ещё человеком. Всегда пела мне перед сном или рассказывала сказку.
Я уснул, момент превращения не помню, но проснулся посреди ночи. Это был апрель, солнце село в восемь вечера. Пришёл в себя, наверное, часов в двенадцать и до трёх утра, пока не взошло солнце, не спал.

Ужаснее этих ощущений ничего не бывает. Чувствуешь себя как будто голым – не только без одежды, но и без кожи. Абсолютно беззащитным и беспомощным. И самое страшное – я забывал, кто я такой, не знал, где нахожусь... не знал о себе и о мире ничего! А в голове словно тикают часы. Их темп нарастает и оглушает совершенно. Переход от буханки к человеку крайне болезненный, хотя с годами я привык. Просыпаешься в секунду, чувствуешь, как твоё тело появляется словно бы из ниоткуда. Но этого ужасного чувства, что тебя нет – это не менялось никогда. Можно было пить снотворное, чтобы не просыпаться ночью, но я боялся. Боялся забыть, что я человек.

Простите, увлёкся. Ещё никому не рассказывал свою историю.
Солнце скоро зайдёт. Прошу вас, до рассвета не выходите из купе, прикройте меня одеялом. Будет выглядеть странно – буханка хлеба на постели. Вдруг зайдёт проводник.

У нас ещё есть немного времени, можно я расскажу про свою маму. Общая тайна сделала нас очень близкими людьми. Как вы, наверное, понимаете, в садик я не ходил и в школу тоже, был на домашнем обучении. Иначе не получалось. Большую часть года день слишком короткий, а декабрь – самый ужасный месяц. Солнце считайте что не встаёт. Полярная ночь. Я забывал, как я выгляжу, забывал, что я человек… В январе день резко удлиняется и тогда я начинал приходить в себя, ни упускал ни единой минуты, чтобы жить.

Что интересно, я никогда не болел. Ни простудой, никакими другими болезнями. Мог есть что попало, запивая чем попало и хоть бы что.
 
Да, я начал про маму. Ей было трудно. Работать и следить за мной. Загонять домой до захода солнца, учить меня, нанимать преподавателей по предметам, которые требовалось сдавать на ежегодных экзаменах. Она уставала, болела, а я не особо жалел её. Знаете, подростки народ жестокий, своенравный. Мечтал сбежать на юг, где есть нормальный день и нормальная ночь. Не мог понять, почему она не уедет из Воркуты, не продаст квартиру. Понял всё намного позже, когда мама умерла.
Однажды я не успел добежать до квартиры. Отрубил телефон, выпили пива с приятелями. Это был март. Солнце садилось часов в пять вечера. Я ринулся домой, но было поздно. По дроге домой успел закопаться в сугроб и так пролежал всю ночь. Часа в три ночи рассвело, я вылез и помчался домой.
Маму увезли в больницу, это был её первый инсульт. Она думала, что я умер. Что меня попросту съели.
 
Больше я так не поступал. В четырнадцать лет я стал взрослым.
Скажите, на какой станции вы выходите? Сколько…

*****

Бордовое сияние окутало его. Пространство завибрировало так, что аж зубы заныли. Раздался хлопок и Сергей исчез. На его месте на бархатном красном диване напротив меня лежала буханка хлеба.

Белая буханка хлеба.

Я зажмурилась. Стараясь восстановить дыхание, стала дышать коротко и часто, как учили. Не открывая глаз, привела дыхание к норме. Несколько раз глубоко вздохнула и осторожно открыла глаза.
 
Всё было так же. Буханка хлеба мирно лежала на полке.
Я присела на корточки, пытаясь разглядеть её получше. Трогать пока не решалась.
Буханка выглядела обыкновенно и даже пахла. Очень вкусно пахла! Как свежий хлеб.
Такой заманчивый аромат…

Вскочила и ринулась из купе.

Точнее из СВ. В коридоре было пусто, пассажиры спали. Я уставилась в окно, пытаясь справиться с паникой. За окном мелькала темнота вперемешку с какими-то огнями. Наверное маленькая станция. Мы пролетаем её, не останавливаясь. 
Ничего ужасного не произошло. Ну лежит он там и пусть лежит. Надо его простынкой прикрыть, как обещала. Сейчас, соберусь с силами, быстро войду, накину простынь и быстро выйду.

Открыла дверь. Заглянула. Ничего не изменилось. Но запах!
Зажала нос одной рукой, другой схватила свою простынь и набросила на него. Выскочила из купе.

Я чуть не съела его! это что такое вообще?

Сейчас погуглю - когда взойдёт солнце, и в ресторан. Вернусь к рассвету и спать завалюсь. Наверное. Нет, сперва выскажу ему всё. Что за фигня!
Оказалось, до рассвета пять часов. Столько я не высижу. И почему я должна страдать из-за этого горе мутанта?

Зашла в купе, легла на свой диванчик, уткнулась носом в подушку и почти сразу уснула.

Проснулась от запаха кофе. Настоящего натурального кофе.
Обернулась.

Сергей сидел около окна как ни в чём не бывало и пил кофе. С моей стороны стояла вторая чашка. Дымилась ароматом.
 
- Доброе утро, – улыбнулся он.

Глаза сияют, а улыбка… Да что со мной?

- Кому как, – сказала я, злясь на саму себя. Спустила ноги, нашаривая тапочки.
- Вы сильно испугались?
- Не так сильно, как ты думаешь. Чуть не сожрала тебя, вот что страшно.
- Я не успел предупредить. Простите меня.
- Давай уже на «ты». Не могу тебе выкать после того, что увидела.
- Давай. Я взял на себя смелость. И себе и вам. Тебе. Взял завтрак. Это входит в стоимость билета. Предлагали на выбор ужин или завтрак.
- Знаю. Ты ни разу в СВ не ездил?
- Никуда и никогда не ездил.
- Да ладно! Но ты прав – завтрак – это правильный выбор. Не могу утром голодать. Пока я ем, рассказывай дальше. Так почему от тебя так вкусно пахло?
- Можно об этом позже?

Сергей встал и в купе сразу стало тесно. Поднял жалюзи и снова сел.

- Где такое тело взял?

Он смутился. Опустил глаза.

- Короткими зимними днями. Просыпался и, чтобы не сойти с ума, хватал штангу или гантели. И до следующего забытья качался.
- Прости. Не хотела на больное.
- Нет. Я даже рад. Странно рассказывать кому-то всё это.
- Тебе небось девушки проходу не дают?

Вновь смутился. Да что ж такое?

Он странный. Смотрит в глаза. Не скалится тупо. Не смешит, не подкатывает.
Чувствую себя удивительно хорошо. Но ничего хорошего не случилось - съездила зря в такую даль, чувствую себя неважно от резкой перемены климата. Но на сердце так легко… Словно в детстве, когда 31го ложишься спать и знаешь, что утром под ёлкой найдёшь подарок.

- Мама говорила - я точная копия отца, - заговорил Сергей, будто оправдываясь. - Только он совсем худой был. А девушки… да. Но толку в этом.
- Так ты один?
- Нет. Не знаю. Я сбежал, она осталась там. В Воркуте.
- И она не звонила?
- Не знаю. Телефон я выключил.
- Нормально вообще. Долго вы встречались?
- Полгода. Весна, лето.
- Не хочешь включить телефон?
- Зачем?
- Я не знаю твою девушку, но я бы сходила с ума от неизвестности.
Сергей чаще задышал, стал тереть лоб и морщиться, как от головной боли.
- Молчишь?
- Думаешь, она будет жить с мужчиной-буханкой?! – зло выкрикнул и тут же опустил глаза.
- Возможно она тебя любит.
- Это вряд ли. Но если даже так, что это меняет? Она скажет – давай попробуем. Но у меня нет на это времени.
- Почему?
- Не могу сейчас об этом, - он вскочил, выбежал из купе.

Хлопнула дверь тамбура.
Мне должно быть стыдно, что я его довела. Обычно мне стыдно или хотя бы неловко. А сейчас нет. Ни капельки неловкости. Ничего похожего. Такое чувство, что я все делаю правильно.

Минут через десять дверь в купе медленно отъехала в сторону. Сергей протиснулся, нагнув голову.

- Извини. На самом деле я тронут твоим участием.
- Так разговариваешь, как будто герой из книжки.
- Я много читал.

И вдруг рассмеялся. Громко, открыто, заразительно.
Глаза заискрились, засияли. Посмотри, как человек смеется и всё узнаешь о нём.
Зыркнула на него и опустила глаза. Ещё не хватало, чтобы Сергей увидел, как я на него смотрю. Спрятала руки под стол и стала давить ногтями на подушечку большого пальца. Там давно мозоль. Кто-то кусает губы, кто-то грызёт ногти, а я вот так справляюсь с нервами. Как меня накрыло, вот ведь блин! С этим надо как-то бороться…

- Чего смешного? – спрашиваю нарочно холодно.
- Дурацкая ситуация. И я веду себя как дурак. Прости, это нервное.
- Рассказывай дальше. Ты уже понял, я не отстану.
- Спрашивай, – снова улыбается. И вновь у меня в горле удушье, а сердце где-то в голове бухает, молотит как сумасшедшее.
- Ты сказал – времени нет. Только не говори, что у тебя рак. А то как в пошлых сериалах.
- Нет. Не рак. Я вообще не болею. Ты неверное забыла, я говорил уже. 

Сергей полез во внутренний карман куртки, достал несколько сложенных тетрадных листов. Разлинованных в клеточку.
- Мамино письмо. Нашёл после её смерти.

Он положил письмо на столик между нами.
Я заколебалась, но любопытство пересилило, и я взяла письмо.

**

«Сыночек, если ты нашёл это письмо, значит я умерла. Я оставила тебя одного. Прости меня, сынок. Надеюсь, ты уже большой мальчик и сможешь о себе позаботиться.

Я очень мало рассказывала тебе про твоего отца. На это были причины, но теперь ты должен всё узнать.

Мы встречались один месяц и пять дней. Он был таким внимательным, милым, добрым.  Тогда я не могла понять, почему он выбрал меня. Мы ни разу не были близки. Ходили в кино, гуляли в парке, целовались на скамейке.

В тот ужасный день он в первый раз за всё время согласился прийти ко мне. Постоянно смотрел на часы и сказал, что успеет вернуться. Я не поняла о чём он, но не захотела расспрашивать.

Мы пришли. Он присел на кухонный диванчик, а я пошла в душ. Когда я вышла, твой отец спал, оперевшись на стол, положив голову на руки. Весь месяц, пока длился полярный день, мы почти не расставались, а ему ещё надо было работать. Спать когда?

Я не обиделась, ушла в другую комнату, чтобы переодеться, привести себя в порядок. Думала, раз уж он пришёл, сегодня случиться мой первый раз. Прости сыночек за эти откровения, но это важно.

Когда я вернулась на кухню, твоего отца там не было. На столе лежала буханка хлеба, а его и след простыл. Я жутко огорчилась, но не потому, что он ушёл, а потому, что ушёл молча. Как вор. От злости и обиды я начала есть. Я всегда так делала, ты помнишь. Буханка источала такой аромат, что удержаться было невозможно. Я ела и ела и ела и ела. Пока буханка не кончилась. Вся в слезах я встретила рассвет и пошла спать.

Утром меня тошнило и рвало какими-то странными кусками. Я решила, что отравилась. Больше твой отец ко мне не приходил. Я подумала, что он меня бросил. Ревела, страдала, а через два месяца на медосмотре мне сообщили, что я беременная. Я объясняла, что девственница, что у меня никогда не было мужчины, но врачи только ухмылялись, а я сгорала со стыда. Я никак не могла понять, как это могло со мной случиться?! Мне тогда было двадцать пять. Родители были далеко, мобильных телефонов ещё не было, и я не решилась написать им, рассказать о позоре. Так я осталась с тобой одна.

Ходила я хорошо и родился ты в срок. Два года я кормила тебя грудью, а потом ты знаешь, что произошло. Мы об этом много говорили. Но я никогда не говорила тебе, что я съела твоего отца и после этого забеременела. Ты должен это знать, сынок.
И ещё одно. Тебе нельзя уезжать из Воркуты. Отец твой так про себя говорил. Значит и тебе нельзя. Я верю.

Пусть моя любовь хранит тебя и помогает.

Мама».

******

Дочитала, откинулась на мягкую спинку дивана. Закрыла глаза.

- Не молчи, – произнёс он минут через пять.
- Погоди, я перевариваю, – ответила и раскрыла глаза.

Сергей внимательно следил за моим лицом, сосредоточено и слегка испугано.

- Я бы выпила чего-нибудь.

Он подскочил, бросился из купе, остановился в дверях.

- Тебе крепкого или как?
- Сейчас вообще пофиг.

Вернулся он быстро. Ну да, вагон-ресторан рядом. Не надо идти через весь поезд.
Хорошо, что его не было, я успела чуть отдышаться. Справилась с лицом. Навела в голове порядок. Нет, подобие порядка.
Сергей поставил на стол бутылку виски.

Мерзость.

- Ты сказала – всё равно, - извиняющимся голосом пробормотал, усаживаясь на своё место. - Я взял лучшее.

Видимо я непроизвольно состроила гримасу.

- Да да, наливай.

Открыл, аккуратно разлил по гранёным железнодорожным стаканам.
Выдохнула, зажмурилась и опрокинула в себя гадость. Сергей заботливо сунул мне в руку кусочек сыра.

- Я мало пью и меня быстро накроет. Буду плакать и нести всякую чушь.

Он улыбнулся. Так улыбаются матери своим новорождённым детям.
Изо всех сил стараюсь не поплыть от этого несчастного рыцаря. Ничего не получается!

- Можно вопрос? – спросил Сергей, наливая мне ещё чуть.
- Ага. Я готова к разговорам. Спасибо вискарю.
- Я тебе отвратителен? Неприятен?
- Если бы.
- Если бы?
- Не знаю в какой момент это случилось, но бежать от тебя, чувствую, уже поздно.
- Прости, я не нарочно, – и лыбится сам.
- Прекрати бесконечно извиняться. И знаешь, в твоём голосе совсем нет раскаяния.
- Потому что я рад.
- А как же твоя девушка? Вы полгода встречались.
- Когда я очнулся там, в пекарне, она смотрела на меня с ужасом и отвращением. Не с испугом, что можно было легко понять, а с отвращением.
- Откуда знаешь, что я так на тебя не смотрела?
- Когда я очнулся, ты спала.
- И что?
- Ты уснула в одной комнате с монстром. Я отлично разглядел твоё лицо.
- Ладно, это выяснили. А теперь я хочу продолжения истории. Куда ты едешь? Зачем? Короче, излагай всё подряд.

*****

- Расскажу тебе то, что узнал от шамана.
Легенда о человеке, съевшем свою мать.
Шаманы говорят, что когда-то давно, никто не помнит, когда это случилось и кто был тот человек и почему он сделал это, известно только, что это был мужчина и что он съел свою мать. И на него пало проклятье Великой Матери. Как только садилось солнце, он превращался в хлеб. Вначале это была хлебная лепёшка, потом она трансформировалась в буханку хлеба.

Любой человек или зверь мог сожрать его и погибнуть от этого. Только если его съедала молодая женщина, проклятый становился её сыном. Она ходила беременная как все женщины, рождала младенца, но как только переставала кормить его грудью, он терял материнскую защиту и начинал каждую ночь превращаться в буханку хлеба.

Я – тот самый человек. Я не помню других жизней, но это точно я.

Я нашёл настоящего шамана. Он камлал три ночи и три дня. Духи ответили – чтобы снять проклятье, один раз проклятого должна полюбить девица. Съесть его, родить его и чтобы другая женщина полюбила его и снова съела. И тогда Великая Мать простит проклятого и его ребёнок, то есть он сам не будет превращаться в хлеб.

Мои руки дрожали, я заметила это, только когда потянулась за стаканом. Горлышко бутылки клацало о край.

Налила, выпила залпом.

Уставилась в окно. Наползающие сумерки сделали местность зловещей.

Когда обернулась, Сергея уже не было. Вместо него на полке лежала буханка хлеба и пахла ещё сильнее чем вчера. Я почувствовала, как глаза наполняются слезами. Они катились и катились. Я не стала их вытирать, меня никто не видел, какая разница как я выгляжу.
Налила себе ещё виски, выпила. Взяла буханку, выключила свет, легла и обняла её. Так видимо и уснула.

****

Проснулась.
Моя голова лежала у него на коленях. Сергей сидел около окна, смотрел на меня, а его рука лежала на моей голове.

- Где кофе? – голос сел. Всегда так от нервов.

Осторожно поднялась. Меня мутило и жутко болела голова.

- Сейчас принесу. Не хотел пропустить момент твоего пробуждения.
- И минералочки.
- Тебе не надо так много пить.
- Раз в год можно.

Он ушёл. А я побежала в туалет. Умыться, зубы почистить, то сё.
Кофе пили в молчании. Появилась какая-то неловкость, которой раньше не было.

- Я правильно поняла – твоя мать была девственницей, полюбила твоего отца.
- Да.
- Теперь тебя должна полюбить и съесть девственница?
- Не обязательно девственница. Это не важно.
- Так у тебя уйма времени.
- Нет. Шаман сказал – как только я пересеку границу города, через три дня я потеряю возможность стать человеком. Остались сутки.
- С ума сошёл? Надо возвращаться!
- Поздно.
- А если на самолёт? Мы часа в два будем в Ростове…
- Последние сутки истекают завтра к утру.
- Мы успеем! Сейчас посмотрю во сколько прибываем и закажем билет на самолёт…

Я вскочила, он поймал меня за руку, потянул вниз, усадил рядом с собой.

- Я всё просчитал. Мы не успеваем. Даже если бы ты сошла ночью и пересела на другой поезд. Или на самолёт. Я превращусь в буханку прямо в аэропорту. Представь этот цирк. Больше не хочу это длить. Ещё одну зиму я не переживу. Сойду с ума. Иногда безумие так близко… Знаешь как страшно, когда возвращаешься и не помнишь кто ты. Не знаешь где ты… Даже рядом с тобой, моя хорошая, я этого больше не вынесу.
- Хочешь, чтобы это сделала я? – слёзы снова полились, я уткнулась ему в плечо и разрыдалась. Всхлипывала, размазывала слёзы по его футболке.
- Да. Умоляю. Хочу вернуться к тебе.
- Но у меня не может быть детей. Врачи единодушны. Всё плохо.
- Мы попытаемся. Давай попробуем.
- Получается, у нас остался один день? только сегодня?
- Да. Ты должна съесть меня до рассвета.
- Я поняла.

Сергей встал, замкнул дверь купе, опустил на окне шторку, закрепил её, чтобы не открылась.

****

- Если бы мы успели пожениться, моя квартира и пекарня достались бы тебе, – теперь Сергей лежал головой на моих коленях, я разглядывала его лицо.
- Пожениться - это мило. Но тогда пришлось бы выйти где-нибудь, метаться в поисках ЗАГСа, короче упустить свой последний день. Не переживай, я живу в Адлере, у меня небольшая гостиница в пяти минутах от моря.
- Правда что ли?

Он сел, уставился на меня, как будто я призналась, что летала на Луну без скафандра.

- Никогда не видел моря.
- Терпи. Всего девять месяцев и увидишь.
- Ты уверена?
- Да. Теперь да. Такое чувство благополучия и радости. Ни страха, ни сомнений.
- Так странно. У меня тоже. Должно быть страшно. Но нет.
- Ложись, ещё пол часа до заката. Хочу запомнить твоё лицо.
- Потерпи девять месяцев, и я вернусь, – засмеялся, притянул меня к себе.

***

Прибыла ночью. Проводница помогла с чемоданом.

- Простите, – спросила она, осторожно опуская мой чемодан на перрон. – Не подскажите, где ваш попутчик?
- Он сошёл в Армавире.
- Но у него билет до Адлера…
- Ничем не могу вам помочь, – ответила с каменным лицом. Только бы не зарыдать.

Пошла по перрону.
Всё-таки пришёл меня встречать. Знал, на каком поезде возвращаюсь.

- Привет, как доехала?
- Привет. Зря ты. Я такси вызвала.
- Ну зачем так? Пока тебя не было я думал. Я погорячился. Был неправ. Не казни. Можно я вернусь?

Улыбается. А я ещё сильнее сцепила зубы. Надо как-то покороче ответить. На длинные речи я сейчас не способна.

- Ты был прав. Я сумасбродная, непоследовательная, временами совсем ку-ку и другой не стану. Давай на этом закончим. И ради бога, езжай быстрей, мне плохо.
- Ты заболела? – беспокойно спрашивает.
- Да, заболела. Заблюю всю твою машину, если до рассвета не успеешь.

Видимо поверил. Про рассвет не стал расспрашивать, надавил на газ. 
Мы мчались по городу, жёлтые светофоры подмигивали на каждом перекрёстке. Я открыла окно и вдохнула родной солёный воздух.

Первые солнечные лучи блеснули над горизонтом, когда он затормозил около моего дома, я выскочила из машины. В желудке как будто что-то взорвалось и тут же из меня хлынуло нечто. Я согнулась около кустов самшита. Рвало долго. Сопли, слёзы, жуткая горечь раздирала горло.

Когда разогнулась, обнаружила, что машины и бывшего нет.
Прекрасно. Одной проблемой меньше.
Обтёрлась, глотнула минералки. Села на скамейку около своего забора под грецким орехом.
Вот мы и дома, мой мальчик. Вот мы и дома.