1991

     В дверях он оглянулся. Движение началось со скрюченной старческой спины, потянувшей в медленном и нелепом выверте все тело с маленькой неумной головою, дряблой тонкой шеей и острыми плечами неудачника. В последний раз взглянул он в полумрак помещения, где он родился, вырос и состарился за эти тревожные дни. Куча потрепанных детских игрушек, включая наборы бизнес-игр и комиксов, крошки рубиновых звезд и пупс в наряде премьера, однорогая жирафа фирмы "СовпластИтал" и пластмассовый комплект мебели короля Артура и рыцарей Круглого стола, обрывки русско-английского разговорника (со сленгом) и миниатюрный телевизор с разбитым экраном, тряпичная макака в розовом жилете со зверски уверенным каучуковым личиком и присоской в левой руке, колпачки от одноразовых шприцев и пустой перцовый баллончик немецкой фирмы Eldos, промасленные клочки газеты какого-то внезапного "согласия", музыкальный инструмент с налетом патины, именуемый, кажется, "горн", с обрывком триколора на резинке, индийские презервативы цвета надежды, неунывающий джокер, бегущий вприпрыжку на пластике заглавной карты... На подоконнике синел пустой флакон "тяжелых" восточных духов "Ispahan". Водоворот вещей замер и уже пыль времени пыталась обелить их.
"Но как быть с вещами невидимыми?"-подумал старик.Его жилище не вместило бы и части их овеществленного смысла, и они послушно оставят эти стены вместе с хозяином.Невидимый, но тяжелый венок из стеблей надежд и цветов разочарований покоился на старческой голове. Здесь были вера и любовь, ожидание и отчаяние, облегченный вздох согласия и оплеуха измены, липкая паутина неопределенности и тугой комок амбиций, ухмылка апофеоза и всхлипы катарсиса, колючая немота эвтаназии, острые столбики умозаключений и овальное блюдо популизма со следами селедочных пальцев, тонкая, но прочная нить терпения, сети дедукции, молот нетерпимости с зубилом национальных откровений, пластинка жевательной резинки с рекламой молчаливого неучастия, колодец личных откровений с помятым ведром эмоций на привязи, конформистская роза ветров, черные дыры безнаказанности с платиновой струной ликования над ними, срезанная тень неуверенности и зазубренная, пустая жестянка упрямства, готовая наполниться дождевой водой в первую грозу с политическим оттенком молний, кетчуп скандалов в красной банке с тугой крышкой, лакированный, светящийся как солнце...
...старик открыл дверь и солнце, и морозный воздух выдавили в его полуслепых глазах слезы. Он задохнулся, он заплакал непонятно от чего.
Последнее солнце его дня гладило его по маленькой лысой голове.
Он сделал шаг, сутулясь, и отобрал у меня год жизни. Год целой жизни, такой печальный, но такой нужный.
Я заплакал и пошел за ним следом. У него хватило ума и сил оттолкнуть меня. Я упал в снег и обжегся в его искрах.
Он двигался в сторону западных рубинов и его длинная тень вползла мне в душу перед тем, как умереть в момент захода солнца.

25.12.1991


                Послесловие.

     ...Где-то, на каком-то горном перевале, стоит заиндевевший придорожный столб...К этому столбу всегда пробивается умирать старый год...На столбе сидит "крук" - одинокая птица...Воет вьюга, и "крук" каркает умирающему его дела - добрые и злые...
Я чувствовал себя в этом роде: в роли "крука".

В.В. Шульгин "1920".


Рецензии