Прелюдия

Несколько лет назад с жильцами моего дома стало происходить что-то странное. По крайней мере, с теми, с которыми я общался, а не просто кивал головой. Я тогда был известной личностью, работал в федеральном издании, светился на ТВ-каналах. В общем, был в почете и уважухе у своих соседей.

Одним из них был Пашка по кличке Маркс, очень на него похожий. Пашку нельзя было назвать бомжом, так как он не только имел собственную квартиру, но и работу. Ежедневно выходил с тележкой на поиски картонных коробок, которые сдавал в пункты приема. Иногда я видел его в магазине, покупающим одинокую бутылку водки.

Как-то я подарил Пашке томик Карла Маркса.

- А зачем он мне?
- Пригодится.
- Понял.

И я понял, что томик будет использован по прямому предназначению. С Пашкой Марксом мы иногда философствовали на темы жизненного устройства и бытового обустройства, но до совместного распития водки дело не доходило. Пашка знал свое место в обществе.

Еще одним моим соседом был тихий математик Игорь Борисович, которого звали непременно по имени и отчеству, так как он был и профессором, и доктором наук. С ним мы иногда играли в шахматы, я неизменно проигрывал, хотя раньше считался неплохим игроком. Но против аналитического склада ума не попрешь.

Соседка Мария Ивановна одно время была моей домашней Фрекен Бок. Всю свою жизнь в качестве домработницы выполняла прихоти крупных чиновников, пока те не находили более молодых и резвых. В результате дослужилась до уборщицы и Мареванны вместо имени, но любила мне рассказывать, как, покупая продукты, строила продавцов магазинов и рынков.

Самыми молодыми моими соседями были Саша и Таня, подростки лет 16-ти, удивительно солнечные, светящиеся любовью друг к другу. С детства их дразнили женихом и невестой, а сейчас их трогательные отношения напоминали Ромео и Джульетту. Саша, несмотря на свой юный возраст, хорошо разбирался в компьютерах и иногда помогал мне темному в установке различных программ. Таня писала удивительно зрелые стихи, напоминающие ахматовские, собиралась поступать в литинститут. Это ее сблизило с другой моей соседкой Софьей Константиновной.

Она была экстравагантной дамой, напоминающей пожилую актрису Светличную, известную по старому советскому фильму «Бриллиантовая рука». Ходила в нелепых шляпках с вуалью, длинных сетчатых перчатках и курила сигареты, вставляя их в длинный мундштук. Свободно рассуждала о писателях и поэтах, называя их уменьшительно-ласкательными именами, как будто жила с ними в одно время. Николай Гумилев непременно был Колечкой, а Осип Мандельштам – Осечкой. За глаза все завали Софью Константиновну – СК, так как в личном общении она всегда доминировала над другими.

- Боречка был удивительно талантлив, но не умел подстраиваться под современную жизнь, - так СК высказалась о Борисе Пастернаке.
- А Володечка? – Подыграл ей я, имея в виду Владимира Высоцкого.
- Он был вообще безбашенный, но я любила его.

Я сделал понимающие глаза. А что еще оставалось на сказочные воспоминания стареющей безобидной дамы?

В год, когда все началось, меня уволили с работы. Кому-то наверху не понравился мой комментарий на ТВ. Он шел вразрез с генеральной линией формирования общественного мнения зрителей. Так мне объяснило начальство. Я лишился своего звездного статуса, но тогда не придал этому особого значения. На одном издании свет клином не сошелся.

В раздумье о своем будущем прогулялся до дома и увидел, что весь двор перерыт. Оказалось, что Пашка Маркс искал клад. Незадачливого кладоискателя тут же допрашивала вызванная соседями полиция.

- А что мне остается? – оправдывался Пашка, - Все жируют, а я последний без соли доедаю. У меня два варианта достойной жизни – или воровать и попасть в тюрьму, либо найти клад. Вот я и искал.

- Ну ты дал! – сказал я Пашке, когда полиция уехала. – С чего вообще мысль такая в голову пришла?
- Да, как затмение какое-то. Сидел дома, и вдруг ни с того, ни с сего подумал, что живу хуже, чем другие.
- Многие живут как ты, а некоторые еще хуже.
- Спасибо, успокоил, но тебе-то легко со своей колокольни судить.
- Нет у меня уже никакой колокольни, уволили меня.
- Та ну! За что?
- Мыслью не вышел.

Пашка Маркс недоуменно посмотрел на меня. В этот день мы впервые выпили вместе.

Следующий случай в нашем доме произошел ровно через год. Меня тогда поперли из областной газеты. Ни на того чиновника бочку покатил. Пропустивший ее редактор предпочел принести меня в жертву. И я, раздавленный сложившимися обстоятельствами, отправился домой.

Во дворе меня встретил взбудораженный Пашка.

- Ты не поверишь, но у нас такое творится, что все на ушах стоят.
- И что же?
- Мареванна с утра стала ходить по квартирам с опрыскивателем и предлагать уничтожить всю нечисть. При этом ведет себя так, что непонятно, кого она имеет в виду – тараканов или жильцов.
- Может, выпила? Хотя за ней такое не замечалось.
- То-то и оно. А помнишь, как я клад искал год назад?
- Помню и…?
- Ты наверняка слышал про психотропное оружие, которое вроде как запретили. А если нет? Вдруг на нас его испытывают по-тихому. Сначала я под раздачу попал, теперь Мареванна.
- Бред это все!
- Может и бред, а если подобные случаи не только в нашем доме происходят?

Ответа на это вопрос у меня естественно не было. Мареванна с тех пор периодически продолжала обходить квартиры в доме, предлагая непрошенное спасение от любой нечисти. Большинство соседей думали, что она рехнулась, но что с этим делать, никто не знал. Вреда особого не причиняла, да и ладно.

Новая странность в нашем дворе случилась, когда мне пришлось уйти из районной газеты, где я писал про гнилые трубы водопровода, говне в подвалах и прочую мелочь. Оказывается, делать это было нельзя, так как порочило местную власть. Ее полагалось только хвалить, на что у меня рука не поднималась. Властолюбцев и без меня хватало с головой.

В тот день в нашем дворе тихоня Игорь Борисович построил детей и стал командовать ими, как солдатами. И самое интересное, что дети его слушались, не пробуя перечить.

- Нале-ВО! Напра-ВО! Кругом! – разошелся профессор. Дети крутились как болванчики.

И тут я вспомнил - в течение несколько последних месяцев видел, как Игорь Борисович за столом во дворе играл с детьми в шахматы и что-то при этом рассказывал. Наверное, о правилах игры, а если нет?

- Игорь Борисович, можно вас на секунду? – позвал я возомнившего себя полководцем математика. Он подошел ко мне.
- Приветствую вас!
- Здравствуйте! А что вы здесь за цирк с детьми устроили?
- Помилуйте, это не цирк, а воспитание через историческую необходимость.
- Через чего?

Игорь Борисович взял меня под руку и отвел подальше от детей.

- Я получил задание – создать математическую модель будущего страны. Для этого мне нужны экспериментальные данные.
- От кого получили и при чем здесь дети?
- Дети – очень поддатливый материал, они должны знать историю страны, а от кого получил, сказать не могу. Но это – очень влиятельные люди.
- Для которых дети – тоже материал? Впрочем, как и вы.
- Вы не понимаете…
- Нет, Игорь Борисович, это вы не понимаете, что творите. Заканчивайте немедленно свое представление, иначе я с вами по-другому поговорю.

Профессор внезапно сник, как будто получил удар тяжелым мешком по голове. Крикнул детям – Разойдись! – и пошел к своему подъезду, напоминая побитую собаку.

Следующий странный случай был вопиющим. Я уже год не мог устроиться на работу. Многие издания закрылись, другие попали в список неблагонадежных. Поэтому я праздно шлялся по городу, чтобы тупо не сидеть дома. Возвращался обычно к вечеру.

- Софья Константиновна повесила котенка на детской площадке! – ошарашил меня Пашка Маркс.
- Ты совсем сбрендил?
- Он мяукал у нее под дверью, и СК вышла из себя.

Поверить в слова Пашки было трудно, потому что происходящее вообще не вписывалось в систему моих нравственных координат. Когда я позже спросил СК, как она могла такое сделать, старая дива ответила в своей обычной манере.

- Котеночек слишком сильно мяукал, а я никому не позволяю нарушать мой неприкосновенный покой.

Я думал, что для нашего дома это – финиш, но самое страшное было впереди. Как-то вечером около подъезда увидел машины полиции и скорой помощи. До сих пор с содроганием вспоминаю тот день, который для меня окончательно похоронил благополучную с виду историю нашего дома.

Солнечный Саша с особой жестокостью изнасиловал Таню. Ее увезли в больницу, врачи сказали, что жить будет. Это мне рассказал Пашка. Причины зверства юноши никто не понимал, а он сам ничего объяснить не мог. Его увезла полиция. У меня было такое ощущение, что привычный мне мир бесповоротно рухнул. Грязь замазала мое самое светлое представление о нем.

Вскоре случилось еще одно несчастье - погиб Пашка Маркс. Он залез на охраняемую территорию, чтобы своровать картонные коробки, и был застрелен охранниками. В руке у Пашки оказался нож, так что все представили как самозащиту. Очередное затмение Пашки Маркса оказалось для него роковым.

Однажды вечером я вспоминал своих соседей. Мареванна, обойдя со своим предложением квартиры нашего дома по два раза, переключилась на соседние дома. Возможно, впереди у нее – целые районы, города и страны.

Игорь Борисович себя больше не проявлял. Наверное, влиятельные люди сказали, чтобы лишний раз не высовывался. Математическая модель будущего страны это – не шутка, тишину любит. Именно в ней можно творить самые ужасные вещи.

СК периодически атакуют зооактивситы, на которых она натравливает полицию. Защитников животных приравнивают к террористам. Правоохранители бдительно оберегают личное пространство человека, не оставляя надежды для котят.

Сашу не посадили. Признали, что был в состоянии аффекта. Дали два года условно и отправили бороться с врагами из недружественной страны. Таня выжила, но стихи больше не пишет. Иногда приходит ко мне, и мы просто молча сидим по несколько часов.

Мои воспоминания прервала громкая заставка телевизионных новостей. По всей стране арестовывали людей. Одного за утверждение, что Волга впадает в Каспийское море, другого за сомнение по поводу существования Бога на земле, третий вообще посмел назвать белое черным…

Пашка Маркс был прав, а у Борисыча, наверное, все получилось, но мне это уже было неинтересно. Будущее смотрело прямо в глаза. Но его можно было изменить. Я отключил телевизор, обхватил его руками и вынес на балкон. Далеко внизу сияли огни автомобильной стоянки. Выбора не было. Вместе с телевизором я полетел вниз.