Архипелаг Кергелен. Глава 26

Глава 26. Сон.

      Два с половиной часа оперетты пролетали на одном дыхании, без антрактов указанных в программе, вероятно, такое указание было получено от высокого Гостя из правительственной ложи, постоянно наблюдавшего за действием на сцене в небольшой бинокль и иногда передававшего бинокль сидящему от него по правую руку юноше лет пятнадцати. Овации, которыми было встречено его появление в правительственной ложе театра, казались несколько не уместными в помещении, где они предназначались основным действующим лицам – лицедеям, начавшим представление за несколько минут до появления Гостя в правительственной ложе, в расчёте на то, что его появление при уже притушенном освещении пройдёт не замеченным.

       Высокий Гость больше не поворачивал лица к зрителям, основная  часть из которых была захвачена не сюжетом, а созерцанием Невероятного, как будто сам Тангун снизошел до касания их лиц и когда случайный взгляд Гостя, отвлекшись от сцены, упал вдруг на балкон, ему встретился полный преданности взгляд, сопроводившийся непроизвольным выкриком восторга немедленно поддержанный залом. Артисты ещё несколько секунд держали мизансцену, а потом присоединились к публике своими аплодисментами. Гость вынужденно поднялся и, обратившись к присутствующим, призвал их к тишине, произнеся корейскую пословицу: «Даже прекрасное зрелище не интересно смотреть, если смотришь его один», вероятно давая понять, что представление это могло быть показано и ему одному, но для интересного созерцания были приглашены и другие зрители, которые при этом должны осознавать свою второстепенную роль.

       Публика в партере состояла из местного партийного и исполкомовского руководства, между которым виднелось несколько десятков человек в корейской военной форме из свиты Гостя, которые тут же, продолжая жарко аплодировать, сообщали соседним креслам перевод сказанного Гостем, поскольку эти слова, адресованные согражданам, были произнесены на их родном языке.  Свои фуражки офицеры свиты в гардероб не сдавали и, переходя к аплодисментам, надевали свои головные уборы и тогда было видно равномерное их расположение между зрителями.  В партере и на балконах продолжались аплодисменты, которые, однако, Гость не стал сдерживать, а опустившись в театральное кресло, приложил к глазам бинокль, давая понять, что оваций достаточно и пора дать артистам возможность продолжить свою работу. Музыка вновь заиграла, …  перенеся Сэнлюи из перемешанного с воспоминаниями сна в тесное помещение его рабочего вагончика с доносившимися из радиостанции громкими звуками Песни китобоев.

      С двадцатого января начался новый отсчёт времени в графике работ, и к пятому февраля прошло уже полных две недели из остававшихся ко времени сдачи объекта,  двух месяцев. Эфир размеренно шуршал,  подстилая под мелодию свой монотонный шепот, как, вдруг, новое звучание проявилось в звуках, доносившейся из динамика радиостанции, песня китобоев ещё звучала так же, однако появившееся отдалённое дыхание живого существа не совпадающее с тактами музыки насторожило….

      Прислушавшись к эфиру Сэнлюи отключил наружное вещание.  Сомнения были не долгими, по срокам и признакам сходилось, что некто осторожно прощупывает эфир. Отключив станцию, Сэнлюи направился в капитанскую каюту, открыл корабельный сейф, достал из него пакет с переговорной таблицей и телеграфный ключ для передачи радио сигналов …  Из осторожного обмена стало известно, что корабль находится не близко, однако, пока не приблизились назначенные сроки посещения архипелага, капитан его не спешил  подниматься в высокие и холодные южные широты и идёт в ещё относительно тёплой оконечности попутного мадагаскарского  течения.

       Наступило безлунное пятое  февраля, Новый год по лунному календарю – Соллаль, общенародный день рождения, а уже заодно и год Петуха, Белого Металлического Петуха. Белый Металлический Петух – образ петуха из белого металла, но традиция требовала к Новому году изготовить плакат с изображением соответствующего иероглифа, но потому ли, что Сэнлюи позабыл точное написание этого самого сложного из знаков, то ли по причине занятости с установлением контактов в эфире, но новогоднее торжество, которое неторопливо в форме обычного ужина проходило в эти часы в столовой осталось и без символа и без музыки, не было в душе и праздничного настроения, хотелось пойти в забой и оставаться там до того момента, когда уже всё разрешится.  Конечно, можно было провести митинг, призвать устремиться вперёд темпами Чхоллима, но внутренних резервов у коллектива больше не оставалось.
      Выбранный ранее темп по прохождению пяти погонных метров тоннеля за одни сутки требовавший выборки не менее одного кубического метра каменного монолита в час, был не достаточен. Необходим был резерв времени из нескольких дней сориентированный на результат по горизонту или направлению входа в кратер, или, что так же не исключено, и на его отсутствие в назначенном месте. С каждым метром удлинения тоннеля усложнялся весь комплекс проблем связанных с ухудшением вентиляции, выборкой и погрузкой на транспортёр каменного крошева, с удлинением самого транспортёра, что само по себе имело свои пределы.
      В любом случае темп работ всё увеличивался, увеличивалась нагрузка на рабочих забоя, времени на отдых было всё меньше и меньше, и даже пришедшие на этот период день рождения Ким Чен Ира, и первое полнолуние, которое пришлось в 1981 году на 20 февраля, пришлось отметить только трудовыми успехами и ставшей уже традиционной встречей восходящей на востоке полной Луны, к величию явления которой и на десятое полнолуние в экспедиции привыкнуть пока не смогли.
      После первого полнолуния Сэнлюи связался с кораблём и предложил капитану ориентироваться на прибытие к пятнадцатому марта, уточнил координаты возможной стоянки с таким расчётом, чтобы она была как в пределах, и видимости, и доступности, так и в таких глубинах при которых буйная прибрежная растительность в виде зарослей ламинарии не блокировала винты судна. Наукой тому было незабываемое лето 1955 года и не однократная рыбалка с моторной лодки санатория, с посещением богатых озёрной рыбой островков заповедного озера Увильды, с одновременным посещением всех его потаённых бухт и бухточек.
       Однажды, уже при возвращении на базу, при нахождении в центральной части водной глади и при работающем двигателе ход пропал, сидевший на корме моторист дал задний, когда и это не помогло, задрал мотор, обнажив полностью облепленный водорослями винт и начал освобождать его вручную, действуя ножом, той же зимой был февральский съезд КПСС, когда главный партийный моторист, вытащив на всеобщее обозрение партийный мотор, стал срезать с приводного вала и траву, и наросты, а заодно и лопасти. В каком состоянии могли сейчас находиться винты танкера, который стоял на приколе уже  полных десять месяцев, и могли полностью обрасти водорослями, думать не  хотелось…
      Ещё после прохождения рубежа первых ста метров, обнаружилось, что камень стал как бы крепче, монолитнее, при ближнем рассмотрении выяснилось, что эти слои не подвергались размораживанию от проникновения поверхностных вод, не имеют растрескиваний, и тоннель на этом протяжении не нуждается больше в опалубке. Нельзя сказать, что работа после этого пошла быстрее, просто в забое при  тех же трудозатратах стало просторнее, а бортами контейнеров начали выстилать только дно тоннеля, что бы не тянуть транспортёр ближе к забою, а подвозить камень ручными тачками и загружать на транспортёрную ленту, не стали изменять и уже устоявшийся график из шести рабочих смен, при этом каждую из которых Сэнлюи надо было проводить в забой лично. Графика сна не стало, это были короткие отрезки дремоты между переходами в тоннель.
      Размеренный перестук приводного барабана транспортёрной ленты, убаюкивал, как перестук колёс вагона, который с частыми остановками, перецепляясь от одних составов к другим и даже к грузовым, передвигался на советский Дальний Восток, напоминая в дрёме  апрельскую ночь 1956 года, когда  под такой же перестук проходящих мимо его барака поездов, с постаментов у закрытого осенью предыдущего года  клуба стекольного завода  были сняты и вывезены памятники Ленину и Сталину.
      Памятник Ленину в ту же ночь был установлен на  недавно возведённую трибуну на Комсомольской площади в центре города и торжественно открыт 22 апреля, а памятник Сталину, говорили, что закопали в шахтном провале между городским кладбищем и шахтой Пригородной, засыпали шлаком и заровняли бульдозером. О многом таком и подобном шли неторопливые разговоры под перестук колёс, были для таких разговоров и попутчики более осведомлённые, из Ленинграда, из Горького да и из самой Москвы. После того, как в Новосибирске прицепился вагон с корейцами из Сибири, который пополнился пассажирами в Иркутске  со свежей корейской и советской прессой, дорожные разговоры стали всё продолжительнее.
      Советский Союз провожал Сэнлюи на родину посеяв в его душу сомнение. За годы жизни в этой огромной стране, Сэнлюи ни разу не задумался о побеге, отказе от возвращения, создания семьи здесь, как оправдания от возвращения за которое не предусматривалось ни наказание, ни поощрение, однако, по мере возможностей отслеживал всю доступную информацию, а, так же и о тех событиях, которые, имея место быть в Союзе или ещё в где – то в мире, могли быть информацией о жизни в Корее. Не миновало его и сообщение одной европейской радиостанции о том, что в Северной Корее учили крестьян  пользоваться подручным питанием – корой деревьев, в которой тоже есть немного калорий и масса витаминов. Говорили, что эти рекомендации были опубликованы в «Нодон Синмун» весной 1956 года, что крестьяне не хотят отдавать скот в сельхозкооперативы и режут его на мясо, лишая, таким образом, кооперативы тягловой силы, что всё это последствия объявленного в декабре 1955 года нового движения, чучхэ – своего пути развития Северной Кореи.
      На станцию Чита поезд прибыл на десятые сутки пути от Свердловска, впереди были ещё больше двух тысяч километров до Пхеньяна и две границы, граница с Китаем и граница с Кореей, расстояние не малое, равное пути от Москвы до Свердловска, правда, проехали его за полных четверо суток, просто спали, усыпляя сном волнение перед предстоящей встречей с  позабытой уже родиной.