Керенский и Россия. Временный правитель. 9ч

Одно обстоятельство остановило внимание мемуаристов
(о чем Керенский скромно умалчивал):
в дни Февраля не премьер Львов,
а именно он, единственный социалист в правительстве,
оказался самым востребованным.

Керенского всюду ждали, без него не принимались решения.
Один из его соратников, будущий философ Ф.А. Степун,
входивший в те дни в секретариат Керенского,
не без иронии вспоминает, что каждому,
кто в те дни являлся в Таврический дворец
со своими вопросами и проблемами,
«предстояло разрешение самой трудной задачи:
поимки вездесущего и всюду отсутствующего товарища Керенского»
   \\ Из вІрванного...из...: //
"Бывшее и несбывшееся". Лондон, 1990. Том-2, стр. 33).

Сутками не выходил Керенский из Таврического дворца,
забывая о еде, сне и отдыхе. В напряженной спешке,
но внимательно и капитально в те «судьбоносные дни»
создавались первые законы, манифесты, декреты...
И ещё умудрялся Керенский сбегать во время своего "обеда"
через чёрные хода на поджидавшем авто в сторону,
известную только ему и..,- оказывался на быстрых
"литературных" вечеринках поэтов, писателей и художников...

Эйфория победы и власти была 2 месяца в пОлном ажуре!!
Но в апреле 2016-го ВП,- Временное Правительство
было поражено первым кризисом поневоле..:
главной причиной стала антиправительственная позиция
в вопросе о войне и мире, занятая министром иностранных дел.
          Керенский:
"Милюков*, приняв правительственный портфель,
взялся осуществлять «прекрасно продуманную программу
внешней политики, абсолютно уместную осенью 1916 года.
Однако в марте 1917–го она уже ничего не стоила.
Та Россия, где ежедневно торжественно обсуждался вопрос
о Дарданеллах, о водружении креста на куполе Святой Софии
в Константинополе, та Россия, в которой бесконечно
доказывалась необходимость вести войну до победного конца !,
прекратила свое существование 12 марта 1917 года»
     \\ Отрывки из: //
"Керенский Л.Ф. Русская революция: 1917.
Перевод с французского, Центрполиграф, 2005. стр. 124.
По мнению британского посла Джорджа Бьюкенена,-
Милюков оставался сторонником войны завоевательной,
империалистической, в то время как Керенский
тоже готов был продолжить войну,
но,— защитительную для России !

И предвещание Родзянко сбылось. В последнюю декаду февраля
ежедневно приходили вести о забастовках, а 23 февраля 1917-го
началась всеобщая стачка. Сдержать войсками противостояние
тысяч возбужденных до предела рабочих было уже невозможно.

Последняя сессия Думы все эти дни, с 1 ноября 1916–го
по 26 февраля 1917 года, не прерывала заседаний.
«Мысли всех депутатов были заняты ожиданием дворцовой
революции» отмечает Керенский.
В полночь с 26 на 27 февраля царь своим указом работу
Думы все;таки остановил. А утром в резервных батальонах
гвардейских частей вспыхнул мятеж. В то же утро перестало
существовать правительство князя Н.Д. Голицына*.
«Судьбоносные дни» — так озаглавил Керенский свой рассказ
о событиях, в которых ему было уготовано
самое видное и самое ответственное место.

Главный этап жизни Керенского начался в тот день,
когда после горячих дебатов Временный комитет
Государственной думы к полудню 2 марта 1917 года
завершил подготовку списка министров Временного правительства.

Огласить документ поручили П.Н. Милюкову.
Павел Николаевич вышел в Екатерининский зал
Таврического дворца, переполненный рабочими и солдатами.
Назвал первое имя: князь Г. Е. Львов, избран на посты
министра-председателя и министра внутренних дел.
В ответ — напряженное молчание, выкрики протеста.
«Но, господа, — продолжил Милюков, чутко уловив настроение зала, —
я счастлив сказать вам, что и общественность нецензовая
тоже имеет своего представителя в нашем министерстве.
Я только что получил согласие моего товарища
Александра Федоровича Керенского занять пост
в первом русском общественном кабинете.
(Бурные рукоплескания.)

Мы бесконечно рады были отдать в верные рукИ
этого общественного деятеля то министерство,
в котором он отдаст справедливое возмездие
прислужникам старого режима, всем этим
Шпормерам и Сухомлиновым. (Рукоплескания.)

Трусливые герои дней, прошедших навеки,
по воле судьбы окажутся во власти не щегловитовской юстиции,
а министерства Александра Федоровича Керенского.
(Бурные рукоплескания, крики.)»...
   \\ Из мемуаров: //
Заславский Д. О., Канторович В. А.
Хроника Февральской революции 1924. стр. 13.

За карьерой "Нашего-Ке" ревностно наблюдали друзья, и нЕдруги.
А некоторым из сочувственников, среди них Зинаиде Гиппиус
и ее окружению Д.С. Мережковский, Д.В. Философов, А.В. Карташев,
В.А. Злобин, Б.В. Савинков, в оценке личности Керенского
довелось всего за год пройти путь от восторгов до разочарований.
Это подробно зафиксировал дневник Гиппиус.

В их с Мережковским квартиру в угловом доме на перекрестке
Сергиевской и Шереметьевской улиц Керенский забегал то и дело
в течение всего 1917 года — в каждый свободный час:
поделиться впечатлениями, повозмущаться («выпустить пар»)
и успокоенным вернуться в «свой» Таврический дворец.

«2 марта. Замечу следующее: революционный кабинет
не содержит в себе ни одного революционера,
кроме Керенского. Правда, он один многих стОит».

«4 марта. Даже Философ, вечный противник Керенского,
вечно споривший с ним, сегодня признал:
“Александр Федорович оказался живым воплощением революционного
и государственного пафоса. Обдумывать некогда.
Надо действовать по интуиции.
И каждый раз у него интуиция гениальная”».

«7 марта. Керенский — сейчас единственный ни на одном
из “двух берегов”, а там, где быть надлежит: с русской
революцией. Единственный. Один. Но это страшно, что один».