Время разбитых сердец. Гл. 2

****************************************
Телефонный разговор с Ураловой
В Городке
Рассказ Ураловой
Прогулка по городу.
1.
          В пятницу документы на командировку были готовы. На всякий случай Захаров решил позвонить Людмиле Ивановне Ураловой. Трубку взяли сразу.
Алло! Кто вам нужен? – раздался знакомый голос.
Людмила Ивановна, здравствуйте! Это говорит Валерий Захаров. Помните?
Ой! Валера! Ты откуда?
Из дома.
Что ты звонишь?
Людмила Ивановна, я, возможно, буду у вас в Городке по служебным делам и постараюсь забежать к вам.
Да ради Бога, Валера. Я буду только рада. Валера, а у нас горе-то  какое!
Я всё знаю, Людмила Ивановна.
Откуда?
Вы же знаете, где я работаю.
Всё поняла. Так, в какое время ты приедешь?
Скорее всего, после обеда. Людмила Ивановна, как у вас с деньгами?
Да,  в общем-то, нормально. Костя помогает. А так бы было туговато. Цены-то  сейчас, сам знаешь, какие.
Ясно. А где Костя?
Костя у себя в районе. Он же развалившееся хозяйство возглавил. Сейчас потихонечку стало подниматься. Люди поверили и пошли к нему.
А вы к нему не думаете перебираться?
Они ещё сам в халупе живут. Говорит, когда хозяйство подниму, тогда и домом займусь. А мне им мешать не хочется. Да и навещают они меня часто.
Людмила Ивановна, я заканчиваю. До свиданья!
2.

     В воскресенье в двенадцать тридцать местного времени поезд, в котором ехал Захаров, остановился на станции «Городок». Майор, закинув ремень своего огромного баула на плечо, вышел из вагона и направился на автобусную остановку. Автобус пришлось ждать долго. Ожидающие автобус вместе с Захаровым люди объяснили ему, что городской автобусный парк в плачевном состоянии. Автобусов катастрофически не хватает. Идёт глобальный развал. И когда конец ему – не известно!
      Наконец автобус появился. Забрав пассажиров, покатил, часто подпрыгивая на выбоинах, давно не ремонтированной дороги, по узким улицам старинного провинциального города. Захаров уже давно не был в нём и сейчас с интересом рассматривал произошедшие за последние годы изменения. Первое, что ему сразу бросилось в глаза, это множество открывшихся торговых точек. А ещё – новостройки. Их было не много, но жилые дома, что строилось, возводились по индувидуальным проектам, что в положительную сторону отражалось на облике города.
      Увлёкшись, Захаров чуть было не проехал нужную остановку.  Выйдя из автобуса, капитан направился в ближайший гастроном. Прилавки ломились от всевозможных заморских продуктов. А цены на них даже были несколько ниже, чем в областном центре. Зная, как нелегко нынче живётся пенсионерам, старающимся экономить на всём каждую копейку, Захаров решил оказать Людмиле Ивановне гуманитарную помощь и, хотя бы чуточку, облегчить её печаль. В мясном отделе купил  пельменей, варёной колбасы, в хлебном – булку хлеба и пряников. Подумав немного, зашёл в винный отдел и взял бутылку водки.
Кто там? – раздался за дверью приятный голос Людмилы Ивановны. Слушая его, никак нельзя было сказать, что хозяйка его вошла в пенсионный возраст.
Людмила Ивановна, это Захаров.
     Дверь распахнулась и, когда гость перешагнул порог,  Уварова обхватила Захарова руками и, уткнувшись головой в ему в плечо, зарыдала. Так они простояли минуты две. Немного успокоившись, Уварова произнесла:
Ну что же я раскисла? Давай, проходи, Валерий!
Спасибо, Людмила Ивановна! Только сниму обувь.
А ты всё такой же аккуратный.
Чужой труд надо уважать. Вы же изумительная чистюля! Вам каждая соринка глаза колит.
От тебя, Валерий, можно и потерпеть – ты мне, как сын родной.
Сняв обувь, Захаров зашёл на кухню и выложил на стол свои подарки.
Да ты что, Валерий?!  Я же не голодаю. У меня всё есть. А водка зачем?
Не волнуйтесь, Людмила Ивановна, всё пригодится. Вот сейчас сварим  пельмени и помянем Николая Ивановича.
А я блинов напекла.
Вот и прекрасно!
Давай, Валерий, проходи в комнату, отдохни с дороги, пока я на кухне хозяйничаю.
     Захаров вошёл в комнату и, увидев на столе большеформатный альбом, присел на стул и стал  перелистывать его страницы.  Он знал, что этот альбом – семейная реликвия. В него Николай Иванович собрал всю биографию семьи со дня рождения каждого его члена.  Самый большой раздел принадлежал самому Николаю Ивановичу, поскольку жизнь его была насыщена всевозможными событиями и, блиставшая неожиданными гранями: вот Похвальный лист из школы, вот  фотографии с Досок Почёта. А вот и спортивные награды, грамоты за активное участие в издании заводской многотиражки, грамоты за победы в конкурсах стенгазет, за лучший сценарий в смотре художественной самодеятельности. А вот многочисленные фотографии из туристских походов, грамоты за активное участие в развитии спортивного туризма в области. А вот вырезки из областной газеты с его фельетонами, публикации стихов. И, наконец, удостоверение Мастера спорта СССР.
      Его занятие прервала Людмила Ивановна:
Валерий, давай освобождай стол – у меня всё готово.
Когда стол был накрыт, Захаров наполнил три рюмки водкой, на одну из них положил кусочек хлеба и посыпал солью.
Давайте, Людмила Ивановна, помянем Николая Ивановича по русскому обычаю.
Да я, Валера, каждый день его вспоминаю.
Съели по блину и Захаров, поднимая  рюмку, произнёс: «Пусть земля пухом будет для Николая Ивановича!»
     Ели молча, каждый,  углубившись в свои мысли. Кода с поминальным обедом было покончено, Захаров помог убрать со стола и помыть посуду. После уборки они вернулись в комнату и сели в кресла напротив друг друга.
Так по какому делу, если не секрет, ты приехал в Городок?  - спросила Уварова.
Людмила Ивановна, давайте условимся: о том, что я ваш давнишний знакомый,  никто не должен знать, чтобы избежать в дальнейшем осложнений. А приехал я к вам в связи с вашим заявлением, чтобы разобраться в причинах смерти вашего мужа. Вы, наверное, уже не на один раз прокрутили в памяти события, предшествовавшими трагическому дню? Они наверняка начались намного раньше последнего дня Николая Ивановича?  Постарайтесь мне обо всём рассказать как можно подробнее.

3.

    Всё началось с развала Союза. Коля тогда работал начальником бюро планирования внедрения технического прогресса.  Чувствуя, что его подразделение в новые условия существования производства не вписывается, он подаёт заявление на увольнение.  А в это время из инструментального отдела увольняют начальника – помимо своей работы занимался в рабочее время продажей вещей на рынке, которые он в воскресные дни закупал на базах Свердловска и, надо полагать, имел от перепродажи не плохой навар.  Жадность брала своё, и он всё чаще и чаще стал злоупотреблять рабочим временем.  Деньги в карманы лезут сами, а дела в отделе идут всё хуже и хуже. Наконец, его побочную деятельность заметили, и верёвочке пришёл конец. Начальника увольняют, а на его место ставят его зама. Образовалось вакантное место.
     Главный инженер, прочтя Колино заявление, вызывает его к себе и предлагает перейти в инструментальный отдел. Русские же в основном  народ усидчивый, бегать с места на место не любят, если условия, даже по минимуму, позволяют.  Коля в душе даже обрадовался. Завод он любил. И дал согласие.
       Всё шло в начале нормально. Но развал страны усиливался. Рушились производственные связи, разваливалась экономика. На заводе началось сокращение штатов, исчезали, ставшими не нужными, целые подразде –ления.  Исчезло  и бюро, которым руководил Коля.  Сократили до минимума и инструментальный отдел.
       А страна продолжала падать в бездну. Началась с нарастающей силой деградация общества: стали повседневным явлением грабежи, убийства. Люди забаррикадировались железными дверями и решётками. По помойкам побрели армии бездомных. Пьянство, курение, наркомания, СПИД захлестнули страну. Россия дошла до состояния коллапса.  Многие в это время из честных людей, не выдержав этого страшного кошмара, покончили с собой.
     Завод – это же маленькое зеркало страны, в котором отразились все негативные процессы.
      Правительство Ельцина в срочном порядке создавало класс капиталистов, позволяя за бесценок скупать на пресловутые Ваучеры  целые заводы, которые оседали в руках наиболее ловких и предприимчивых дельцов, получивших в народе прозвище – «Прихватизаторы».  Появился и другой – более мелкий, но более массовый тип прихватизаторов, которые занимались откровенным воровством, пользуясь доверием и бесконтрольностью руководства. Таким прихватизатором оказался и новый Колин начальник  - Хомчук Остап Григорьевич.
     В советские времена сверхнормативные материальные запасы карались большими штрафами,  и руководство предприятий различными способами пыталось их скрывать. Одним из таких способов являлось  списание материалов, инструмента, запчастей,  как устаревших,  не нужных произ- водству. Так вот, предпоследний директор весьма ретиво поработал в этом вопросе. При нём было списано ценностей на десятки, а то и на сотни тысяч рублей. И это тогда, когда деньги ещё имели цену. Пришедшее на смену новое руководство об этом либо не знало, либо – забыло. Но,  не заб –ывал об этом  богатстве, ставшим ничейным, Хомчук.  Начинал он с ода- ривания нужных людей, а после началась прихватизация в свою пользу. Охрана работала на него.
     Всё это происходило на глазах Коли. Он очень мучился. И однажды мне сказал такую фразу: «Если я буду знать, что мой товарищ ворует по крупному и буду молчать -  я буду такой же преступник, как и он!»  И в то же время рассказать о воровской деятельности своего начальника для него было подобно предательству.
     А дела тем временем с кражами инструмента набирали обороты. Дело дошло до такой степени, что его стали вывозить машинами.
     Наконец, Коля не выдержал и пошёл к своему другу – редактору многотиражной заводской газеты «Честь и Труд» Соломинину Анатолию Сидоровичу – грозе всех «нуворишей», который за каждую украденную железяку безжалостно предавал общественной казне каждого задержанного на проходной, и обо всём ему рассказал. А тот, на Колин вопрос, что делать, посоветовал молчать. Колю такой ответ очень удивил. Более того, он был в недоумении: почему за банку краски человека публично позорят, а крупные хищения нужно замалчивать?!
      Но Коля был уверен, что Соломин всё же расскажет о Хомчуке руководству,  тем более, что редактор входил в число приближённых советников, получал высокую согласно контракту зарплату. Коля  ждал реакции. Но она не последовала ни через неделю, ни через месяц.  А воровство  продолжалось.
       Да, ему действительно было бы лучше промолчать, тем более, что горький опыт у него уже был. Когда всё стало рушиться, начались большие задержки с заработной платой, чтобы как-то содержать семью, Коля был вынужден устроиться в детские ясли дворником и плотником, работая  утрами, вечерами и по выходным дням.
       Однажды в ясли завезли крупную партию оконного стекла для ремонта рам.  Но вскоре большая часть его исчезла. Коля сообщает об этом заведующей яслями. Реакция последовала незамедлительно. Для него создаются невыполнимые условия работы, и он вынужден был уйти. Кто был в числе расхитителей в яслях, легко догадаться.
        А Коля продолжал мучиться. И вот однажды при утреннем обходе цехов он встречает один на один директора, (Когда-то они работали вместе в одном бюро), и всё ему рассказал.
       Проходит день, неделя, вторая, месяц…     И вдруг всё закрутилось, завертелось. Хомчука вызывает начальник отдела, которому он был  непосредственно в последнее время подчинён и, состоявший с ним в дружеских отношениях, и рассказывает, что Уралов на Хомчука  наговорил.   У Коли была привычка уходить с работы минут на пятнадцать позже окончания смены.  Негодующий Хомчук вечером дожидается его за проходной и делает попытку сбить Колю своим автомобилем. Но немножко не рассчитал: его «Ока» оказалась короче обычного автомобиля, и удар  задним бортом не получился.
      Толком, не разобравшись, без знания сути, издаётся Приказ, назначается ревизия. Но это же откровенная глупость искать не  стоящее на балансе.  А, может, это было сделано для видимости. В общем, действовали грубо и глупо. Коля об этом сообщает заму по экономике Умнову Владиславу Петровичу. Ревизию отменяют, и всё снова затихает.
      Прошло месяца полтора. И вот Колю вызывает главный инженер Сущинский Альберт Казимирович и говорит:  «Дело, которое ты заварил, надо кончать!» Фраза эта очень сильно ударила Колю по сердцу. Но в тоже время дало основание предполагать, что и здесь ситуация похожа, что была в яслях.  А Сущинский продолжал: «Хомчук со следующей недели уходит с завода, а на его место придёт мастер инструментального цеха Гуляева Варвара Витальевна. Это был второй удар по Коле: он хорошо знал Гуляеву, фамилия которой вполне соответствовала её характеру. Для неё ничего не стоило в рабочее время съездить на рынок, обойти всех подруг. Рабочее место походило собой  хаос из чертежей, инструмента, сумок, предметов одежды, ящиков для рассады и ещё много из чего. Но в то же время у неё были и положительные стороны: была не глупа, предприимчива, обладала, качествами лидера, ей были близки коммерческие вопросы, но в знании технологий и инструмента была профаном.  Коля заявляет инженеру, что с Гуляевой он работать не будет.
Придя к себе, он решается написать руководителям о всех  её достоинствах и снова показывает бумагу Соломину. Тот, прочтя её, говорит: «Ты уже съел одного, а теперь хочешь съесть и другую!»
      Это был удар для Коли такой силы, от которого он так и не оправился.
Тогда он сказал редактору: «Тогда пусть будет хуже для меня!» и вскоре подаёт заявление на увольнение.
      А Гуляева в это время создаёт вокруг своего подчинённого конфликтную ситуацию, которую Николай Иванович легко парирует с помощью имеющихся у него  документов.
      На третий день после подачи заявления Коля встречает Прихваткина – начальника инструментального цеха, которому его подчинили, и праши –вает о судьбе своего заявления.  Прихваткин, не останавливаясь, бросает на ходу нервно и бессвязно:  «Если наработался – уходи!» А после обеда ему позвонили, что главным заявление подписано. Коля берёт обходной лист, обходит все инстанции, в отделе кадров  получает на руки Трудовую книжку, прощается с близкими ему людьми  и покидает завод.
      То, что никто из руководства с ним не переговорил по поводу заявления об уходе, хотя бы тот же главный инженер, которому он неоднократно помогал в личных делах, заменял во всевозможных комиссиях, было последним смертельным ударом для Николая Ивановича. Придя домой, он буквально упал в кресло и говорит: «Всё, чем жил, чему отдал сорок шесть лет жизни, с тем покончено! Я заводу больше не нужен, как отработавший свой ресурс  станок!»  А ночью произошёл инсульт, и утром, не приходя в сознание, Коля скончался. Сообщать на завод мы с  Костей не стали, да к тому же была суббота, а в воскресенье его похоронили, пригласив на похороны только своих близких да туристов, с которыми он исходил много троп и дорог.
    Слух всё-таки    дошёл до завода. Звонили его бывшие сослуживцы. Упрекали, почему не сообщили. А мы с Костей решили, что отец нас только отблагодарит за этот поступок – в любую дорогу, и тем более в последнюю, уходить приятнее с верными и добрыми людьми.
     Уралова закончила свой рассказ. Захаров посмотрел на неё: на глазах Людмилы Ивановны блестели слёзы.   Вдруг спохватившись, она сказала: «Давай, Валера, ещё выпьем за Николая Ивановича. Пусть ему там будет легче, чем в этом жестоком мире.
      Отпив немного из рюмки, Захаров спросил:
Людмила Ивановна, а как вы думаете, почему так долго тянулось это дело?
 Мне кажется, Валерий, что его побаивались. Он же был, ты же сам знаешь, не совсем обычным человеком. И, к тому же – очень популярным. А среди его друзей и знакомых  были и работники милиции, и органов госбезопасности. Одним из них являешься и ты.   Его знали и в газетах, и в райкоме, и в Горкоме, и даже в Обкоме партии.
И всё же от него избавились, как всё равно с лопаты сбросили.
Видимо, он был для них чем-то опасен. И они посчитали за благо его решение уйти с завода. Да и время сейчас, сам видишь какое. Тысячи людей оказались выброшенными на улицу. А сколько за эти кошмарные ельцинские годы покончили с собой!  Сколько по России разбитых сердец! Не счесть! Вот и Юля Друнина покончила с собою!
Вы про поэтессу?
Да, Валера, про неё. Николай Иванович даже посвятил ей стихи:

                «И надо было так тебе любить
                Всем непонятную огромную Россию,
                Чтобы самой на плаху положить
                Себя, почти не веруя в мессию.
                . - . - . - . - - - - - - - - - - - - - - - - -
                Я из стиха тебе плету венок
                И плачу, плачу горькими слезами…
                Как дорого нам дался Разворот,
                Усеянный разбитыми сердцами».

А теперь среди разбитых сердец и сердце Николая Ивановича.
А как сегодня идут дела на заводе?
Тяжело. Завод хватается за каждую соломинку, чтобы выжить. Закрываются цехи. Всё производство стаскивается под одну крышу, увольняются люди, зарплата низкая, за исключением тех, кто на контракте. Производственные площади сдаются в аренду, продаётся, ставшее не нужным  оборудование.
Так это же не малые деньги!?
Наверное. Поговаривают, что кое-кто успел поднажиться, приобрели себе хорошие иномарки, дачи. И это на фоне всеобщего обнищания.
Людмила Ивановна, вы же работали на заводе?
Да, тоже отдала ему около десятка лет.
Вы хорошо знаете расположение служб, цехов?
Да на память ещё не жалуюсь.
Набросайте мне, пожалуйста, план расположения всех подразделений, с которыми был связан Николай Иванович в процессе работы. Я думаю, что для бывшего конструктора это не составит большого труда?
Да, попытаюсь, Валера. Думаю, что навык ещё остался.
     Через несколько минут Уралова  уже объясняла Захарову, где что расположено на плане, и как лучше до объектов добираться. Когда с планом было закончено, Захаров сказал:
Людмила Ивановна,  спасибо за гостеприимство. Мне нужно сегодня успеть устроиться в гостинице. (Сказал ради приличия, хотя точно знал, что его сегодня никуда не отпустят.)
Нет, Валера, сегодня ты ночуешь у меня. Я ещё к одиночеству не привыкла. Пожалуйста, подари  мне возможность побыть сегодня с близким мне человеком.
      Захаров взглянул на Уралову. В глазах у неё столько было мольбы, что он был не в силах ей отказать.
Хорошо, Людмила Ивановна, я остаюсь сегодня у вас. А сейчас я хотел бы немножко прогуляться по городу.
4.

     Выйдя на улицу, Захаров незаметно для самого себя зашагал в сторону Механического завода, на котором работал Уралов. Он не торопился – ему было интересно смотреть на все изменения в городе, произошедшие за время Перестройки. Он ещё раз отметил, что в центральной части города появилось много оригинальной архитектуры зданий, открылось много магазинов, отделанными фасадами по европейским меркам.
    Рассматривая новоявления Перестройки, Захаров не заметил, как подошёл майор к проходной Механического завода. Найдя в тени тополей и клёнов скамью,  присел на неё. Заставил себя вернуться к вопросу командировки.
Итак, с чего мы завтра начнём? – задал он сам себе вопрос. Немного поразмышляв, он решил, прежде, чем брать быка за рога, нужно хорошо себя подготовить к встрече с условным противником. Для чего, не раскрывая себя, нужно поговорить с народом, не имеющим прямого отношения к смерти  Уралова. И сам себе начал отвечать:
1. Переговорить с коллегами, работавшими рядом с Ураловым в технических службах.
2. Переговорить с работниками инструментального цеха.
3. Переговорить с работниками инструментального склада.
      Ну, пожалуй, на завтра этого будет достаточно, - заключил он. Завтра будет день, он лучше подскажет, что, если потребуется, нужно будет сделать ещё.

                Продолжение следует.