1937

Большими кирзовыми сапогами дверь мгновенно было выбита. Высокий статный мужчина вошёл в маленькую хибару, оглядывая её содержимое. Внутренности безобидного жилья были небогаты: потрёпанное старое кресло, убогий широкий стол, на котором валялись какие-то безобидные пожелтевшие бумажки и стоящий рядом стул со спинкой, такой же убогий, как и стол. Деревянные половицы выглядели ужасно, так часть из них была прогнившей, остальная же часть жутко скрипела под ногами. Всё это освещала скудная светящаяся электрическая лампочка, моргавшая время от времени. За окном было страшно темно, так как часы подходили ближе к полуночи.

Равнодушно оглядев представленное пространство, статный мужчина в форме сказал:

— Старший лейтенант НКВД Алексей Николаевич Марлоков, — представился он, — у меня приказ арестовать Григория Ивановича Гуркина. Он обвиняется в шпионаже против Советской власти, контрреволюционной деятельности и в сотрудничестве с японскими захватчиками.

На встречу к сотруднику НКВД подошла маленькая седая женщина с узко прищуренными глазами. Выглядела она настороженной и спокойной, но отнюдь не шокированной. Видимо она ждала этого момента и была готова ко всему, что случиться в её маленькой хибарке. Она ответила ему:

— Нету у нас такого Григория Ивановича, вы ошибаетесь, товарищ старший лейтенант, — пропела женщина быстрым хитрым голоском.

— Уйди с дороги, мамаша, не мешай работать, — грубо ответил Алексей Николаевич. На его лице строго нахмурились брови, глаза были готовы испепелить взглядом бедную женщину. — По последним сводкам НКВД было зарегист…

— Каким ещё таким сводкам? Нету у нас такого Григория Иванов…

Сильная оплеуха могучей ладони в чёрной перчатке прилетела по лицу маленькой седой женщине, от которой она чуть не упала на пол. Кровь же слегка хлынула из её носа. Женщина едва успела сказать лишь "аааамм".

В тёмном углу хибары послышался шум в виде шорохов. Лейтенант Марловов хорошенько пригляделся и увидел, как с койки медленно поднимается человек. Выглядел он стойким и уверенно собранным. Одет в простую белую рубаху, какую носят обычные сельские крестьяне-мужики, чёрные широкие штаны-шаровары, длинные сапоги.

— Ты зачем мою жену ударил, животное!? — строго сказал голос.

Через мгновение человек вышел на свет тусклой лампочки. Голова имела коротко остриженные волосы ёжиком, лицо с азиатскими чертами выражало мужественность, суровость и некую злость на незваного гостя. Оскалив зубы, он прошипел:

— Ещё раз повторяю: зачем ты ударил…

— Григорий Иванович Гуркин, мне приказано вас арестовать, собирайтесь! — перебил более громкий голос Алексея Николаевича.

—Что?? — Гуркин было хотел замахнуться на лейтенанта рукою, однако, заметив его решительную готовность стрелять на поражение (блестящий маузер висел на поясе), стразу отмёл эту опасную затею.

— Вы – враг народа! Вы обвиняетесь в сотрудничестве с японцами! Времена нынче не спокойные, международная напряжённость. Япония тесно сотрудничает с Гитлером. Намечается явно новая большая война. Поэтому, сейчас, необходимо быть бдительным и не допустить диверсионную деятельность в тылу нашей Родины к началу войны. Вам всё понятно? Собирайтесь, у вас 5 минут!

— Товарищ лейтенант, какой враг народа? Я обычный художник-пейзажист и давно ушёл от политики…

— Никаких разговоров, живо собирайся! Ну и нечисть, как вас земля ещё носит?

— Этот же вопрос и я хотел вам задать, Алексей ..., — съязвил нагло Гуркин.

—Николаевич. Алексей Николаевич. Собирайся и на выход, сволочь, без лишних слов. За отказ и сопротивления буду стрелять на поражение, предупреждаю!

—Ох-ох-ох-о, какие мы важные, Алексей Николаевич! — не унимался Гуркин.

Во время разговора художник старался приблизиться к сотруднику НКВД. Оказывается на столе, помимо безобидных жёлтых бумажек стояла посуда, среди которой находился кухонный нож…