Первые грозы, гл. 3

Лёша возвращался домой с ненавистных шахмат. Мама считала, что они развивают интеллект. Лёша сомневался. На прошлой неделе по телевизору показали фильм «Защита Лужина», из которого выходило, что шахматы сводят с ума. Лёше подобное не грозило. В игру он не вникал, потому часто проигрывал. Выигрывал в основном у новичков, но всё равно дважды в неделю посещал кружок, лениво переставляя фигуры.
В тот день у него всё валилось из рук. По дороге в школу он три раза споткнулся, а на четвёртый упал на ровном месте, вызвав злорадный смех одноклассников. На литературе подвёл сон с открытыми глазами. Лёша сомкнул веки, прислонился к стене и даже начал похрапывать. За что получил повторный злорадный смех, съёмку на телефоны и запись в дневник. На шахматах он не выиграл ни одной партии и в довершении всего опозорился, уронив на пол коня и проползав по комнате минут десять в его поисках. Ко всему прочему при падении сломались очки, и Лёша, вернувшись домой, сослепу сунул ключ во входную дверь не той стороной. Ключ застрял в замке намертво.

Вспоминая все известные ему ругательства (слышала бы мама, не поверила бы), он яростно сражался с упрямым механизмом, когда мимо него пронеслась фиолетововолосая девчонка в ярко-салатовых гольфах, тянувшая за собой крохотное существо с куклой наперевес. Лёша от изумления открыл рот, разом позабыв о ключе. Девчонка была одета в розовую, вырви глаз, куртку. Ему ещё никогда не приходилось видеть столько ярких цветов сразу. Девчонка яркой вспышкой пронеслась мимо, оставив замершего на площадке Лёшу. Он даже не сразу сообразил, что каким-то немыслимым способом освободил ключ и теперь держал его в руке.
В квартире было тихо. Так тихо, что от малейшего шороха по спине бежали противные мурашки. Странно. Обычно мама всегда встречала Лёшу, когда тот возвращался после кружка. Она не выбегала ему навстречу, не бросалась обнимать и не пыталась накормить. Она просто была. Кричала из комнаты: «Лёш, это ты?» «Это я», — отзывался он, и на душе становилось немного теплее.

Как-то раз, классе в третьем, Витька Смирнов обозвал Лёшу маменькиным сынком, за что сразу же получил учебником по голове.
— Слабак! — заорал тогда Витька. — Даже ударить нормально не можешь!
Лёша запустил в него телефоном и разбил нос. Домой шли вдвоём. Оба плакали. Один жалел телефон, другой — собственный нос.
— Нос-то что, — внезапно улыбнулся Витька, размазывая по лицу слёзы. — Поболит и пройдёт! А вот телефон тебе потом фиг купят!
Лёшка засмеялся. Тоже мне сравнил! Нос и телефон! Как бы там не было, хохотали они до самого дома. Отчего, непонятно. Просто светило солнце, уроки закончились и зарождалась самая настоящая дружба, а телефон и нос — дело наживное.
С тех самых пор, если Витька и называл Лёшу маменькиным сынком, то только в шутку. А тот слегка бил Витьку в бок, тоже шутя.

Сегодня пустая квартира угнетала. В последние месяцы Лёша понял, что бывают вещи пострашнее ругани и скандалов. С ними-то как раз всё ясно. Но как понять тишину? Что могут означать молчаливые вечера перед телевизором, когда каждый занят собой. Мама морщит лоб и наверняка думает о том, что телевидение в отличие от поэзии и классической литературы дегенеративное искусство (конечно, если его можно назвать искусством). Отец спит в кресле. Лёша читает фантастический роман, спрятанный за суперобложкой от сборника повестей Тургенева. И никому нет никакого дела до бедной девушки, убитой жестоким маньяком.

Мама всегда настаивала на совместных вечерах. «Мы же семья!» — говорила она. Никто не возражал. Что может быть лучше, чем смотреть вместе фильм или развлекательную передачу, снабжая действие комментариями и беззлобным смехом? В последнее время подобные вечера превратились в тяжкую обязанность. Отец убивал время сном, словно не желая видеть окружающих его людей, мама погружалась в собственные грёзы, а Лёша осмелел настолько, что почти в открытую читал запрещённые книги. Вероятность разоблачения свелась к нулю. Каждый очутился в собственном коконе, оттолкнув от себя остальных. И это пугало больше, чем ссоры и ругань.

В квартире выше что-то грохнуло, затряслась люстра и, набирая громкость, пронзительно  заверещала соседка. Муж вторил ей глухим, едва слышным голосом.
«Такого нам тоже не надо» — мрачно подумал Лёша. Настроение у него было препаршивым.
Наверху снова что-то загремело, посыпалась извёстка («Ну кто в наше время красит потолок извёсткой!» — любила возмущаться тётя Вера). Зашипел кот. Лёшка обернулся. Васька забился в угол и сверкал глазами-изумрудами. Белоснежный красавец-перс имел тонкую душевную организацию и от соседских разборок страдал едва ли не больше людей. Домосед по натуре Васька лишь однажды переступил порог квартиры, проскользнув в приоткрытую дверь за ярким солнечным зайчиком, метавшимся по площадке. В подъезде зайчик исчез, а сам Васька впав в панику, заметался по лестнице. Выскочив на улицу, он ошалел от обилия воздуха, света, громких звуков и распластавшись на асфальте, приготовился умирать. Здесь его и обнаружила Тамара, успокоила, помазала зелёнкой поцарапанный нос и передала на руки зарёванному Лёше.

— И как же зовут нашего спасённого? — поинтересовалась тогда Тамара, а услышав имя, возмутилась:
— Как же так, Лёша Бочкин, неужели этот благородный красавец не заслужил лучшего имени? Васька! Подумать только!
Фыркнула и ушла. И долго потом интересовалась при встрече, как поживает наш дорогой Базилевс. Тамара особенно подчёркивала слово «наш», справедливо считая себя причастной к жизни перса.
В данный момент «наш дорогой Базилевс» мечтал исчезнуть, только бы не слышать оглушительных соседских криков.
Лёшка потянулся к коту и заметил на полу измятую визитку. Прижав к носу искалеченные очки, он вгляделся в небольшой прямоугольник. На лицевой стороне витиеватые буквы сообщали о московском кафе с уютной обстановкой и изысканной кухней, а на обратной округлым маминым почерком записан номер телефона какого—то Яра. Кто это интересно?

Лёша повертел визитку в руках и, чувствуя смутную тревогу, сунул в карман. На столе обнаружилась записка всё с теми же мамиными буквами — «Лёша, сходи в магазин. Купи хлеба и корм Ваське». Рядом лежала пара купюр.
Оставаться дома было невыносимо, но и идти в магазин не хотелось — с севера на город надвигалась мрачная чёрная туча. Лёша решил позвонить Витьке, вдвоём всё-таки веселее.
— А меня опять к бабке на все выходные задвинули, — с плохо скрываемым воодушевлением сообщил друг. Не подобало такому крутому парню радоваться поездке в деревенский дом без удобств, чтобы составить компанию старухе. Лёша вздохнул. Что ж придётся идти одному.

Дождь настиг его на обратном пути. По всем известному закону подлости зонт остался дома. Распихав по карманам пакетики с кормом и зажав под мышкой батон, Лёша нацепил на голову пакет и побежал к дому самым коротким путём, через пустырь, посреди которого рос большой раскидистый клён с искривлённым стволом. Лёшка прищурился, без очков он видел совсем скверно, и заметил под деревом ярко-розовое пятно под голубым куполом. Жвалевская!
— С ума сошла! — подбегая ближе, заорал Лёшка. — Зачем под дерево встала? Вдруг молния ударит!
— Молния два раза в одно и то же место не ударяет! — из-под зонта выглянула маленькая, лет пяти, девочка. — А в это дерево уже била. Правда, Ню?
Старшая девчонка промолчала, только уставилась неподвижным взглядом на Лёшку.
«Тоже мне имечко, — подумал тот, — покруче, чем Яр!»

Мелкая тем временем продолжала щебетать:
— Мы сюда почти каждый день ходим, здесь наше тайное место. Ой! — и прикрыла рот ладошкой. — Ню, я нечаянно сказала. Ничего? Он же наш друг, правда?
Ню молча сверлила его взглядом.
— А меня Шустрик зовут, — девочка протянула руку, совсем по-взрослому.
— Лёша, — рука оказалась мягкой и тёплой.
— Я знаю, ты же под нами живёшь! — Шустрик засмеялась. — Иди под зонтик!
Лёша опасливо взглянул на Ню. Та застыла словно изваяние, пугающе неподвижно.
— Ноги не замёрзли? — крикнул он, только чтобы её расшевелить. — Холод собачий, а у тебя коленки голые!
— Ты кто, доктор Айболит, что ли? — Ню отмерла и принялась постукивать носком о ствол.
— Айболит зверей лечил, — не растерялся Лёша. — Ты зверь что ли?
— Все люди — звери, — усмехнулась Ню, стуча всё сильней и громче. — Позвоночное животное, класса млекопитающих.
— Она всегда так говорит, — пояснила Шустрик. — Мама говорит, что она большая советская циклопедия.

Ню скривилась.
— Просто я очень много знаю. Это плохо? — и принялась свободной рукой сдирать кору.
— Хорошо, наверное, — Лёшка замолчал, чувствуя, как течёт за шиворот противная холодная струйка с пакета. Он не представлял, что ещё можно сказать. — Ну, я пойду.
— Кто тебя держит...
Лёшка побежал. В кроссовках противно хлюпало, одежда промокла насквозь, а батон под мышкой начал размокать. У самого дома он обернулся — дождь хлестал изо всех сил, а под клёном всё также виднелись два розовых пятна, большое и маленькое, защищённые большим голубым куполом.

Продолжение - http://proza.ru/2023/04/07/1166