Крыша мира

Лето было на подходе. Отодвинув начальное образование подальше с глаз, я прислушалась к звукам за открытым окном. Мерными постукиваниями, редкими криками, мягким чириканьем они выманивали меня из дома, указывая верный путь к приключениям. Двор был пуст. Солнечные пятна путались в кронах ещё голых деревьев. Оперевшись спиной на разогретую дверь подъезда, я зажмурилась и вдохнула кисло-сладкий запах тополиного сока. Едва слышимое потрескивание раскрывающихся почек упало на лицо лёгким прикосновением. Под ногами мяукнул соседский кот, приглашая к прогулке. Послонявшись вместе с ним по пустой детской площадке, попинав консервную банку носком сандалия, проводив божью коровку до края песочницы, я направилась к нежно любимой подруге Гале.
– Что новенького?
– Да вот видишь, к приходу родителей надо суп съесть и квартиру прибрать. Поможешь?
Покосившись на томатную жижу в эмалированной миске, я предпочла отклонить предложение к ланчу. Ещё один весенний день подходил к концу. До летних каникул оставалось совсем чуть-чуть, – Ну и ладно! Если других дел не намечается, то я, пожалуй, пойду.
Галя, приступая к генеральной уборке, подняла с пола домотканый коврик и вместе со мной вышла на лестничную площадку. Ударив половичком пару раз по перилам ограждения лестничного марша, она произвела пыльную бурю по всей вертикали подъезда. Пока мы жмурились и чихали, сметая с лица песок, тонкая струйка весеннего сквознячка потянула дверь, та издала подозрительный скрип петлями, затем ещё один, предупреждая о надвигающейся угрозе. Почуяв неладное, наши головы повернулись к источнику звука. Следующий порыв ветра слил в унисон детские вопли со звуком закрывающейся двери. Из положения полуприсядь мы было бросились навстречу трагедии, надеясь упредить катастрофу. Но «Бац!» сандаль не успел войти в щель. Английский замок клацнул зубами, перекусив тонкую нить, связывающую Галю с родным домом.
Мы уставились друг на друга, боясь обнажить правду вопросом «Что это было?» и «Как жить дальше?». В первое мгновение посчитав, что обстоятельства непреодолимой силы присутствуют налицо, я готова была помахать ручкой на прощанье и отправиться домой восвояси, отрясая прах со своих ног. Примерив соответствующее выражение к собственному лицу, я подняла невинный взор на испуганную подругу.
Галя стояла в чёрных сатиновых трусах и растянутой майке на лестничной площадке, стыдливо прикрываясь почти чистым ковриком, заботливо сплетённым бабулей из разноцветного тряпья.
– Там суп на плите греется! ¬ паника застряла в ее глазах и больно уколола меня в самое сердце. Крошечный треугольный носик сделал круг и уставился в потолок. Слеза блеснула в пушистых ресничках, скатилась по бледной щеке и расплылась пятном на линялой майке. В целом, Галя напомнила мне маленькую зелёную мушку, едва пробудившуюся после долгой зимней спячки.
Я не могла бросить подругу в беде. План родился сам собой. – Будем прыгать! Мой палец указал на потолок подъезда туда, где зиял открытый люк.
Балкон Галиной квартиры приютился прямо под крышей заводской трёхэтажки. Забравшись на чердак знакомым путём мы пробрались к слуховому окну и вывалились на покатую кровлю. Свежий ветерок зашевелил наши чёлки, омыл ласковым прикосновением разгорячённые лица.
– Ух ты... дух захватывает! – с высоты птичьего полёта зеленеющий город простирался до самого горизонта. На такой высоте форма Галиной одежды в масштабах вселенной не имела никакого значения.  Подобравшись к парапету, мы постелили его под животы для соблюдения всех гигиенических норм и свесили головы вниз. Дневная смена на заводе заканчивалась. Рабочий люд серой рекой тянулся по аллеям парка от проходной к жилым кварталам, расплескивался на ручейки, образовывал лужицы у входов в магазины. Казалось, наше гнездо из половичка находилось на крыше мира.
Балкон распростерся огромным лётным полем прямо под нами. Снизу идея спуститься в квартиру в прыжке казалась дерзкой и обречённой на успех. Но сейчас тошнота подкатила к горлу, руки ослабли, ноги подкосились. «Оказывается, я боюсь высоты...» – это открытие тут же сыграло на нервных струнах самолюбия, которое, в свою очередь, потребовало деликатного отступления на безопасные позиции по независящим от меня причинам. Глаза искали оправдание такому развороту событий,– Гляди-ка, Галя!- внизу происходили перемены. Странным образом людской поток заколыхался и начал менять конфигурацию, направив часть своего ресурса к месту нашей дислокации. Отделившиеся от толпы, теперь уже реальные люди стали задирать головы и размахивать руками, что-то крича в нашу сторону. Возникший ажиотаж отвлек Галю от стратегических размышлений и наконец-то заставил сосредоточиться на текущем моменте. Кучка любопытных граждан рассматривала нас, в ответ мы рассматривали их.
– Маруся, как ты думаешь, в чем дело? Может, всё-таки в трусах?
Наконец-то две тётеньки, подойдя к месту нашего гнездовья, обратились персонально к нам и в выражениях сильных, по возможности сдержанных, но весьма жестких, донесли до наших неокрепших умов всю серьёзность сложившейся ситуации. Ответная попытка объяснить причину нашего нестандартного поведения: «мол, дверь закрыта, ключа нет, суп на плите уже, наверное, изжарился...» была отвергнута за несостоятельностью. Диалог затягивался. И тут Галино внимание привлекла тщедушная фигура в пальто из драпа «под бобрик», трусившая по поляне к месту дискуссии. Знакомый образ проявлялся из тумана нашего смятения. Дядя Коля приближался к месту событий, неся в себе очевидную угрозу. Пора было сваливать. Разорвав связь с аудиторией, как ужаленные, мы перемахнули через все препятствия разом и снова оказались у двери Галкиной квартиры. Навстречу нам из замочной скважины уже тянулся запах горелого супа. Калиграфическим почерком рисуя замысловатые тени, он поднимался к весеннему небу и улетучивался на крыльях стрижей, мечущихся в голубом квадрате слухового окна. С этого момента нам с Галей точно было не по пути.
– Здрасьте, дядь Коль! – Я одарила Галиного папу белозубой улыбкой. – До свидания, дядь Коль! Пока-а-а, Г-а-ль!
Путь до дома был краток, тревога гнала меня, подстегивая мыслью о людской молве, способной разлетаться со скоростью ветра. Брошенная подруга вместе с приключением осталась на «растерзание» родителю. Дома на клеенчатом столе меня поджидала раскрытая тетрадь и угрызения совести.