Богословие и мистика в Православии

       
Богословие и мистика отнюдь не противополагаются; напротив, они поддерживают и дополняют друг друга. Первое невозможно без второй: если мистический опыт есть личностное проявление общей веры, то богословие есть общее выражение того, что может быть опытно познано каждым. Вне истины, хранимой Церковью, личный опыт был бы лишен  всякой достоверности, всякой объективности; это было бы смесью истинного и ложного, реального и иллюзорного, это был бы «мистицизм» в дурном смысле этого слова.
В. Н. Лосский

                В основе христианской религии лежит Божественное Откровение, которое воспринимается через веру – Сам Бог открывает Себя людям, поэтому христианство – это не измышление человеческого разума и не философия, спекулирующая абстрактными понятиями, но новая жизнь во Христе – сокровенная и таинственная. Все христианство мистично, а краеугольный камень веры во Христа – это Божественное Откровение, запечатленное в Священном Писании и Священном Предании, хранимое Церковью и обращенное к человеку: к разуму – церковная догматика, к воле – заповеди, каноны и правила Церкви, к сердцу – богослужение и молитва. Религия неразрывна с мистикой, ведь религиозная жизнь проникнута всецелым устремлением к Богу и единением с Ним через веру, действующую любовью, молитву, созерцание и таинства Церкви, а Бог является величайшей и самой грандиозной Тайной всех Тайн. Мистика – это духовный и молитвенный опыт вечности, соприкосновение с Богом, Который стоит над потоком времени и текучестью чувственного бытия, являясь Зиждителем вселенной, это переживание таинственной встречи с Тем, Кто неуловим мыслью и невыразим словом, с Тем, Кто запределен всему сущему – материальному и духовному, но в то же время ближе нам, чем наше собственное сердце. С молитвенным изумлением преподобный Иоанн Дамаскин писал о том, что Бог беспределен и непостижим, Он открывает Себя людям как бесконечная Мощь и Сила, как величайшее Благо и наивысшее Счастье, как абсолютная Истина и неизреченная Красота, но сокровенная Сущность Его – выше всякого познания. По слову святителя Григория Богослова – одного из величайших мистиков и подвижников Православной Церкви, наша мысль не в силах коснуться Божественной Сущности  и постичь «Святое Святых» Бога, сокрытое  даже от высших Ангелов – Херувимов и Серафимов,  поэтому на вершинах Боговидения мы созерцаем не Сущность Божию, а вечное сияние Его славы, и мистический опыт Богообщения есть опыт восхождения на Синай Боговидения, вслед за ветхозаветным пророком Моисеем, вступающим во мрак Божественной неприступности и непостижимости. В трактате «Жизнь Моисея» и в толковании на Песнь Песней – поэтической жемчужине Ветхого Завета, святой Григорий Нисский писал о том, что в Своем вечном и невообразимом совершенстве Бог превосходит все наши идеи и представления, идея Бога в нашем сознании – лишь бледная тень Самого истинного Бога, а мистический опыт Богообщения – это познание Того, Кто является непостижимым в Сущности Своей, искание Того, Кто ищет нас и жаждет, чтобы мы Его искали, это – поиск Неуловимого и соприкосновение с Недостижимым и Запредельным, для соединения с Которым надо от всего отречься и имя Которому – Сущий и Непостижимый. Для православного христианина слово «мистика» означает тайну соприкосновения с Богом – не с абстрактным и воображаемым Абсолютом ученых и философов, а с живым Богом пророков и Откровения – с всемогущей, премудрой и всеблагой Божественной Личностью, со Святой Троицей. В трактате «О мистическом богословии» святой Дионисий Ареопагит  призывает наивысшее имя – Святую Троицу и просит Бога, пребывающего выше всего существующего, возвести его на высочайшую вершину мистического Богопознания, ибо догмат о Святой Троице – это вершина Божественного Откровения.
                Богословие – это слово Бога о Самом Себе и о сотворенном мире, это – Божественное Откровение, являющееся источником наших знаний о Боге. Со всех сторон человек окружен несметным множеством тайн – добра и зла, жизни и смерти, времени и вечности, а величайшей тайной является Сам Бог. По слову святого Фалассия богословие – самая таинственная из всех наук, ибо богословствуя, человек пытается познать непостижимого Бога и выразить человеческим языком невыразимое.  Размышляя о Боге надо понимать, что, по слову апостола Павла, мы судим о Боге и о духовных реалиях метафизического мира, видя как бы через тусклое стекло, ибо в нашей нынешней жизни мы не обладаем всей полнотой Богопознания, а в жизни будущего века станет возможным видеть Бога «лицом к лицу» – станет возможным в полной мере совершенное Боговедение и Боговидение – созерцание вечной славы и несказанного величия Святой Троицы. Как писал в «Словах подвижнических» преподобный Исаак Сирин писал: «В будущем веке Бог покажет человеку лик Свой, но не Сущность Свою. Ибо насколько бы не входили бы праведники в созерцание Его, они видят Его гадательно, наподобие смутного отражения в зеркале, а там они увидят ясное откровение Истины». По мысли святого Симеона Нового Богослова видение Бога «лицом к лицу» есть высочайший мистический опыт Богообщения и лицезрение лучезарного лика Божиего, обращенного к нам – созерцание Христа в вечном сиянии Его Божественной славы, которого святые удостаивались уже в земной жизни, но в полной мере оно станет возможным для всех спасенных и преображенных в Царстве Небесном. Бытие вездесущего и вечного Бога превосходит наш ограниченный ум, мыслящий сквозь категории пространства и времени, поэтому богословие использует не только точные догматические формулировки, но парадоксы и антиномии, обращается к языку образов, символов и притч, сочетает апофатику и катафатику, делая возможным верное представление о Боге, позволяя нам соприкоснуться с Божественной Тайной. Святитель Григорий Богослов сказал: «изречь что-либо о Боге невозможно, а познать Бога еще более невозможно». Знание о Боге есть дар Божественного Откровения. Бог есть Свет, просвещающий нас, Он Сам Открывает Себя людям, а без Откровения никто не мог бы познать Бога. Христианское богословие стало возможно благодаря Божественному Откровению и Боговоплощению, пришествию на землю Иисуса Христа, Который явил Бога во плоти и открыл нам истинное знание о Боге, благодаря Святому Духу, действующему в Новозаветной Церкви, совершающему ее таинства и открывающему неизреченные глубины премудрости Божьей через пророков и апостолов, через святых подвижников и богословов.
                Богословие – это слово о Боге, богословствовать – значит размышлять и разговаривать о Боге. Святитель Григорий Богослов предупреждал, что богословствовать о Боге можно не всем, не всегда, не пред всяким и не всего касаясь. Богословствовать можно не всем, а тем, кто уверовал в Бога или жаждет обрести веру – кто не может жить без Бога, тем, кто очищает сердце от страстей и просвещает ум Словом Божием, всей свое жизнью стремиться приблизиться к Богу. Богословие – это дар Божий, оно основано на Божественном Откровении, но в то же время оно – плод углубленной и напряженной духовной жизни, личного опыта Богопознания и соприкосновения с Богом, которое преображает личность. Все святоотеческое богословие – это богословие духовно-опытное, основанное на личном мистическом опыте Богообщения, Богопознания и Боговидения. Богословие – это не умозрительная философия и не отвлеченная метафизическая система, но выражение вероучения Церкви. Богословие – это не одно интеллектуальное занятие, оно требует всего человека, ума, воли и сердца в их обращенности к Богу и церковной жизни, поэтому богословие всегда церковно – литургично, догматично и мистично. Богословие – это наш творческий ответ на Божественное Откровение, осмысление Священного Писания и Священного Предания через призму соборной мудрости Церкви, это – духовное делание и священнослужение. Выдающийся православный богослов Георгий Флоровский подчеркивал, что: «Для великих учителей древней Церкви умозрительное Богопознание было образом благочестия, образом Богопочтения и Богослужения и в этом на все времена установлена непреложная мера и мерило. Не случайно, что печатью яркого богословского ума запечатлено все церковное богослужение, что древние молитвословия непрестанно пробуждают именно и мысль, призывают и ее к хвалительному созерцанию». По словам преподобного Макария Египетского в основе богословия должен лежать личный духовный опыт человека: «Кто ведет речь о духовном, не вкусив того сам, тот уподобляется человеку, который при наступлении дневного зноя идет пустым полем и, томясь жаждой, описывает источник, струящийся водой, изображая себя пьющим, тогда как засохли у него уста и язык от палящей их жажды, – или человеку, который говорит о меде, что он сладок, но не вкушал его сам и не знает силы сладости». Предостерегая от попыток богословствовать и поучать других, если человек не испытал и не проверил на личном опыте того, преподобный Макарий Египетский говорил, что богослов, не имеющий личный опыт непосредственного Богообщения и не преображенный благодатью Святого Духа, «не стяжав себе слова Божии, а только припоминая и заимствуя слова их каждой книги Писания или пересказывая и преподавая то, что выслушал у мужей духовных, увеселяет по видимому других, и другие услаждаются его словами; но как скоро окончит свою речь, каждое его слово возвращается в свое место, откуда было взято, и сам он опять остается нагим и нищим, потом что не его собственность то духовное сокровище, из которого он предлагает, пользует и увеселяет других, и сам он первый не возвеселен и не образован Духом Божиим». Архимандрит Софроний Сахаров – ученик старца Силуана Афонского, акцентировал внимание на том, что только в соединении с живой верой и молитвой, личным духовным опытом подвижнической жизни и Богообщения занятие богословием может дать благие результаты, в то время как  самая обширная научна эрудиция в области академического богословия без животворящей веры и молитвенно-аскетической жизни является отсутствием духовной мудрости и никогда не увенчается истинным Богопознанием. «В действительной жизни Церкви богословие мыслится, прежде всего, как пребывание в Боге. Отвлеченное богословие, как академическая наука, хотя и является для Церкви Христовой некоторой неизбежностью в исторической условности мира сего, однако, всегда таит в себе опасность отрыва от подлинной жизни в духе и легко может свестись к философским созерцаниям без веры, или псевдовере, как выразился один из русских философов, в которой нет спасающей и обновляющей нас силы». Богословие предполагает не только усилие ума, но и воли, преображение не только образа мысли, но и образа жизни, поэтому подлинные богословы – это святые.  Богословствовать можно не всегда, но только когда душа освобождается от взвинченных страстей и отрешается от мирских забот, освящается молитвой и чтением Священного Писания, наполняется миром и любовью, ибо богословствовать можно только от ясного ума и чистого сердца, стяжавшего благодать Святого Духа. Преподобный Иоанн Кассиан говорил, что «проникнуть в основание и сердцевину небесных слов, созерцать в них глубокие и сокрытые тайны очищенным взглядом сердца – этого не достигнет ни человеческая наука, ни мирская образованность, но только чистота души через просвещение Святым Духом». Занятие богословием предполагает катарсис – очищение сердца, и метанойю – изменение ума, суд человека над самим собой, возвращение к Богу и нравственное исправление жизни, желание быть верным Христу Спасителю до последнего вздоха. Если хочешь стать богословом, то исполняй заповеди Евангелия и очисти сердце твое, наполни его любовью и твори добро, и тогда ты придешь к Боговидению, ибо, как сказал Христос, чистые сердцем Бога узрят. Если мы занимаемся богословием, то наша жизнь должна соответствовать нашей мысли, ведь богословие – это не теория, оно предполагает аскетическую практику – подвижничество. Как заметил святитель Григорий Богослов: «великое дело – говорить о Боге, но гораздо более великое – очищать себя для Бога». Богословие невозможно не только без изучения Священного Писания и Священного Предания, но и без аскезы и подвижничества, без борьбы со страстями, без поста и молитвы. Богословие – это не только слово о Боге, но и слово к Богу – молитва. Если Бог есть источник богословия и величайшая Тайна, сокровищница мудрости и знания, а человек сталкивается с вековечными и неразрешимыми вопросами, то богословие предполагает обращение к Богу и непосредственное Богообщение – молитвенную жизнь. Высокая молитвенность и всецелая обращенность к Богу, неразрывное единство слова о Боге и слова к Богу – отличительная черта святоотеческого богословия. Выдающийся сербский подвижник и богослов преподобный Иустин Попович называл все православное богословие – молитвенным богословием, а сердцем всех молитв и богослужений считал Божественную Литургию, выражающей все догматические истины Откровения в молитвах и песнопениях. «Наисовершеннейшее богословие – в Священном Предании, а Священное Предание – в святом богослужении». По изречению Евагрия Понтийского, богословом можно назвать только того, кто молится Богу: «Если ты богослов, то ты молишься, а если ты молишься – то ты богослов».  Молитвенность – высокий идеал православного богословия, поэтому преподобный Силуан Афонский любил говорить: «Кто чисто молится, тот богослов». Если я рассуждаю о Боге, но не молюсь Богу, то я не богослов, а лишь философ. Подлинное богословие немыслимо без молитвы, ведь для того, чтобы быть богословом недостаточно читать Библию, нужно молиться.  Преподобный Исаак Сирин поучал: «Никогда не приближайся к содержащимся в Писании словам таинства без того, чтобы помолиться и попросить помощи у Бога, но говори: Господи, дай мне ощутить могущество Писания. Считай молитву ключом, открывающим его подлинный смысл». Богословие – это не только разговор о Боге, но разговор с Богом, в основе богословия лежит таинство молитвы, а потому оно мистично, ибо молитва есть таинство Богообщения, она очищает сердце и просвещает богословствующий ум, вселяет в человека страх Божий и благоговение, дает ему смирение и дерзновение говорить о Боге с духовной пользой для самого себя и окружающих. Богословствовать можно не перед всяким, но только перед тем, кто искренне и всей душой ищет Бога и жаждет познать Истину, кто имеет духовное рассуждение и веру, или жаждет обрести духовное рассуждение и веру, если же человек приступает к богословию без веры, молитвы и священного трепета, с циничной усмешкой и вольтеровской иронией или ради интеллектуального спора, то с ним нет смысла богословствовать. Апостол Павел различал и противопоставлял мирскую, душевную мудрость и духовную, сокровенную мудрость от Бога, подчеркивая, что богословствовать надлежит лишь тем, кто обрел дар духовного рассуждения, ибо «душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о см надобно судить духовно». Богословствовать можно не обо всем, ведь не все нам открыто в Священном Писании и Священном Предании – например, мы не в силах постичь Сущность Божию, уразуметь всех путей и тайн Промысла, нам не дано знать тайну конца времен. Богословие невозможно без смирения и осознания ограниченности своего рассудка, без веры и восприятия духовной мудрости Церкви, без аскезы, очищающей сердце от грехов и приуготовляющей нас к Богопознанию, без страха Божиего и неугасимой любви к Истине. Здесь уместно вспомнить слова архимандрита Киприана Керна, писавшего: «Богословствующая мысль и призвана не бояться вопрошать и думать, если она не должна укрываться от волнующих и трудных проблем, то все же у какого-то предела она должна смириться перед непостижимым, должна преклониться перед закрываемой ангельскими крыльями тайной и умолкнуть».
                Для православного миросозерцания нет существенной разницы между мистической жизнью ее святых подвижников и догматическим богословием, ведь догматы Церкви есть богооткровенные истины веры, основанные на Священном Писании и сформулированные на семи Вселенских Соборах. Ревностная  борьба за догматы, которую Церковь вела на протяжении всей своей истории, – это борьба за Истину и за спасение людей, ведь каждая ересь удаляет от Бога и опутывает ум паутиной лжи, закрывает для человека путь спасения. В борьбе с многочисленными ересями и лжеучениями Вселенская Церковь, как Херувим с огненным мечом, стояла на страже чистоты Православия, она – столп и утверждение Истины и хранительница Откровения, всегда сознающая глубочайшую взаимосвязь догматов и заповедей, богословия и жизни, ведь вся христианская жизнь и этика зиждутся на догматах и все христиане исповедуют, что без веры во Христа нас не спасает никакая добродетель, что без благодати Святого Духа невозможна духовная и нравственная жизнь, что путь спасения – это уподобление Иисусу Христу, а высшее счастье заключается в соединении с Богом, Он – всесовершенная Любовь, только в Нем вечная жизнь и вечное блаженство. Все богословие Православной Церкви мистично, ее краеугольный камень – Божественное Откровение, ее столпы – духовный опыт ее величайших подвижников и богословов – от апостолов Иоанна и Павла, священномученика Игнатий Богоносца и трех великих каппадокийцев до старца Силуана Афонского и преподобного Иустина Поповича. По словам выдающегося православного богослова Владимира Лосского все православное богословие мистично – оно являет Божественную тайну, данную Откровением, потому в Православии «богословие и мистика отнюдь не противополагаются; напротив, они поддерживают и дополняют друг друга. Первое невозможно без второй: если мистический опыт есть личностное проявление общей веры, то богословие есть общее выражение того, что может быть опытно познано каждым. Вне истины, хранимой Церковью, личный опыт был бы лишен  всякой достоверности, всякой объективности; это было бы смесью истинного и ложного, реального и иллюзорного, это был бы «мистицизм» в дурном смысле этого слова. С другой стороны, учение Церкви не имело бы никакого воздействия на душу человека, если бы оно как-то не выражало внутреннего опыта истины, данного в различной мере каждому верующему. Итак, нет христианской мистики без богословия и, что существеннее, нет богословия без мистики. Не случайно предание Восточной Церкви сохранило наименование «Богослов» только за тремя духовными писателями: первый из них – святой Иоанн Богослов, наиболее «мистичный» из четырех евангелистов, второй – святой Григорий Богослов, автор созерцательных поэм, и третий – святой Симеон, называемый «Новым Богословом», воспевший соединение с Богом. Таким образом мистика рассматривается в данном случае как совершенство, как вершина всякого богословия, как богословие по преимуществу». Размышляя о глубочайшем единстве мистики и догматики в Православии русский религиозный философ и славянофил Иван Киреевский писал о том, что для православной духовности характерны духовное трезвение и целостность духовной жизни, в то время как в католичестве произошло драматичное рассечение между духовной жизнью и теологией, мистикой и догматикой, отсюда – романтическая экзальтированность и мечтательность в католическом мистицизме, и сухой рационализм в схоластике с ее аристотелевскими силлогизмами, доказательствами бытия Божиего и рассудочностью. В отличие от католических схоластов – от Ансельма Кентерберийского до Фомы Аквинского и неотомистов, великие богословы Православной Церкви убеждены, что никакие логические и рационалистические доводы не смогут вдохнуть в сердце человека животворящую веру в Бога без личного мистического опыта – опыта веры и молитвы. Вся история Церкви и мира свидетельствует, что без мистики  догматическое богословие превращается в сумму отвлеченных понятий и представлений, оторванных от жизни сердца, а религия иссыхает и увядает, как цветок, вырваны с корнем из земли. В рационалистической религии Фомы Аквинского и схоластов, а затем – всех деистов и немецких философов Канта, Фихте и Гегеля с их «религией в границах «разума»  – религиозное чувство и вера иссыхает, а рассудок из послушника Божественного Откровения, становится его судьей и хочет быть наставником веры, в то время как именно церковная вера призвана быть наставником и путеводителем рассудка. Не православную веру нужно рационализировать, как мечтал выдающий русский писатель, моралист и рационалист Лев Толстой, лишенный мистической интуиции и стремящийся очистить Евангелие от всего мистического и чудесного, а напротив – разум и всю нашу жизнь нужно воцерковлять – освятить и преобразить верой, чтобы мы уподобились Христу и были христианами как по миросозерцанию своему, так и по образу нашей жизни, храня верность догматам и заповедям Церкви. Церковь есть «столп и утверждение Истины» (1 Тим.3:15), она образована в день Пятидесятницы огненными языками Святого Духа, проницающего все самые сокровенные глубины Божества, Христос – вечный Глава Церкви, а апостолы, на которых сошел Святой Дух в огненных языках – вечных и нетварных Божественных энергиях Своих, равно как и пророки Ветхого Завета, в которых веял Дух Божий – это истинные исповедники и проповедники, истинные вестники Божии и богословы. По святоотеческому учению, богословие – это истина, открытая Богом и слово от Бога, это – молитвенная жизнь в Богообщении, мистическое пребывание и соединение с Богом через молитву, аскезу, богослужение и таинство Евхаристии, это – стояние в Истине Христовой и всецелое воцерковление жизни и мысли, пребывание в святой Церкви, участие в ее таинствах, верность ее догматам и жизнь по ее заповедям.
                Религия и мистика неразрывно взаимосвязаны: религия обращает человека к Богу и открывает путь к Богообщению, а мистика – это сердцевина религии и Святая Святых веры, без мистики религия вырождается – догматика становится отвлеченной и умозрительной философией, нравственность – нормами общественной морали, богослужение – ритуальной эстетикой, а Церковь – лишь социальны институтом, но в то же время вне христианской религии и опоры на догматы и заповеди Православной Церкви мистика низвергается с духовных высот Богообщения до душевно-эмоциональных переживаний, она становится субъективной и полной мечтательности, сопричастной миру падших Ангелов – демонов. Для православного христианина высший критерий духовной Истины – принадлежность к Православной Церкви, к ее соборной мудрости и молитвенно-аскетическому опыту ее святых подвижников и богословов, а всякое отступление от Православия есть разоружение перед силами мирового зла. Вся церковная мистика основана на чувстве тайны и благоговения перед Богом – молитвенного изумления псалмопевца Давида и священного трепета пророка Исайи перед Всевышним – перед Творцом неба и земле, и пред великими и премудрыми делами Его, ибо в красоте сотворенного мира есть тень и отблеск величия Божества. Вселенская Церковь с ее священноначалие и таинствами есть мистическое Тело Христово, оно – неизъяснимая тайна и священная скиния, где Господь пребывает с верующими, союз неба и земли, славное братство Ангелов и людей, она дышит дыханием уст Божиих – Святой Дух есть животворящий родник ее жизни, она – небо на земле и врата горнего Иерусалима –  невозможно войти в Царство Небесное и обрести спасение вне Православной Церкви. Путь самоотверженного искания Божественной Истины ведет в святую Вселенскую Церковь, образованную огненными языками Святого Духа в день Пятидесятницы, она – столп и утверждение Истины, ее краеугольный камень и адамантово основание – Сам Христос, ее догматы – незыблемые и вечные истины веры, ее слава – святые, ее семь громогласных труб – семь Вселенских Соборов, ее семь столпов – семь священных таинств, а сакраментальное средоточие всей ее жизни – Божественная Литургия и таинство Евхаристии, собирающее всех верующих во Христа вокруг Евхаристической Чаши. Церковь есть мистическое Тело Христово, Его руки – обряды Церкви, уста Христовы – Евангелие, Его очи – таинства, через Которые Он заглядывают в наши души, Его стопы, обошедшие всю землю, апостольская проповедь, которая не умолкнет до скончания времен, Его сердце – Божественная Литургия, о которой восторженно и благоговейно отзывались все святые отцы и учителя – приемники апостолов, подвижники и богословы, прошедшие через суровую аскезу люди, вдохновленные Святым Духом, совершающим таинства Церкви, ниспосылающим дары и таланты, животворящим Церковь как мистическое Тело Христово. Вся литургическая жизнь Церкви мистична, ее таинства и богослужения совершает Сам Бог через священнослужителей Своих – иереев и архиереев, ведущих преемственность от апостолов; ее храмы  полны священного символизма – алтарное полукружие храма, где совершается служба, символизирует собой Вифлеемскую пещеру и пещеру Гроба Господня, престол – Гроб Христов и престол Всевышнего, на котором Господь носится Херувимами, амвон – это образ камня возле Святого Гроба, на котором восседал Ангел Господень, встретивший жен-мироносец; ее Священное Предание – это таинственное присутствие Духа Святого в Церкви, сообщающего каждому члену мистического Тела Христова в меру его духовного совершенства способность принимать и познавать Истину. Все молитвы и таинства Церкви сливаются в священнейшей Божественной Литургии, а ее мистическая сердцевина – это таинство Евхаристии, в котором Христос с любовью отдает Себя верным – отдает Свое пречистое Тело и Свою животворящую Кровь. В своих беседах священномученик Серафим Звездинский обращался к христианам с  проповедью о том, с каким священным трепетом и страхом Божиим мы должны пребывать в храме в этот святейший, дивный, торжественный и страшный момент, когда совершается Евхаристия – таинство таинств: «С каким трепетом, с каким благоговением должны предстоять мы в этот момент перед лицом Самого Бога. Подумайте только, возлюбленные мои, ведь не кто-либо из святых, не ангелы Божии, но Сам Господь возлежит перед нами, перед Ним Самим возносим мы молитву. Перед этим чудом с трепетом предстоят Серафимы, на Него с изумлением взирают Херувимы, тьмы тем сил небесных сходят к престолу, только бы взглянуть на этот дар, полученный людьми от неизреченной любви Божией. Этот момент Божественной Литургии – основа всей жизни мира, это – ось жизненного колеса. Как без оси колесо не может двигаться и падает, так и наш мир, страстный, грешный, весь сгнивший от нечистоты и беззакония, погиб бы, разрушился бы, уничтожился бы, если бы не освящался этим великим, таинственным, страшным явлением Божественного Искупителя на престоле в храме». С молитвенным изумлением святитель Иоанн Златоуст говорил, что Божественная Литургия – это великий, таинственный и чудный дар, данный от Бога Церкви и всему христианскому миру – каждому христианину. Во время Божественной Литургии Ангелы света слетаются мириадами с небес туда, где приносится Божественная Жертва, с трепетом они предстоят перед святым престолом, закрывая лица свои и в славословии прославляя великую и предивную тайну, совершающуюся в храмах, а потому – все пребывающие в храме в величественный и страшный момент Божественной Литургии и приступающие к вкушению Святых Христовых Тайн должны быть подобны наперснику Христову – апостолу и евангелисту Иоанну Богослову, чье сердце билось с любовью к Богу, верой и благоговейной молитвой.
                Наша православная вера глубоко мистична, она – тайна и таинство, происходящее между Богом и человеком – Бог зовет человека явно или тайно, ощутимо или незаметно, Он дает знак и предощущение Своего таинственного присутствия в нашей жизни. Христос стучится в двери сердца как Небесный Странник из Апокалипсиса. Каждый человек – уникальная личность со свободной волей, а потому – одни отвечают на зов Божий как Авраам, вера которого вменилась в праведность, или как галилейские рыбаки – Петр и Андрей, как братья Заведеевы – Иаков и Иоанн, которые откликнулись за призыв Христа, последовали за Сыном Божиим и стали апостолами, а иные – отвергли Мессию и не вняли призыву Господню, как богатый юноша, «отошедший с печалью», ибо уверовать в Бога – значит добровольно отдать Ему свое сердце,  здесь – испытывается воля человека и совершается его самоопределение. По слову преподобного Ефрема Сирина око веры дает нам возможность увидеть в Иисусе из Назарета истинного Сына  Божиего,  узреть как Сын Божий  являет нам Себя в церковных таинствах: «когда око веры, как свет, сияет в сердце у человека, тогда ясно, светло и чисто созерцает он и Агнца Божьего, за нас закланного и даровавшего нам Святое и Пречистое Тело Свое для всегдашнего Причащения… во оставление грехов». Святитель Игнатий Брянчанинов утверждал, что око веры дает нам увидеть реальность Царствия Небесного и соприкоснуться с Богом: «когда действует вера, тогда отверзаются небеса, и зрится Сын одесную Отца, везде Сущий по Божеству и вся исполняющий, неописанный». Вера – откровение Богом неведомых тайн, обличение вещей невидимых, как сказал апостол Павел, и дверь  таинств, как писал Исаак Сирин, она – весть, приходящая к нам из духовного мира, но, вместе с тем, она и наше духовное усилие и наше личное избрание, подвиг доверия Богу и верности Христу до конца – даже до мученической смерти. В основе веры лежит мистическая тайна синергии: с одной стороны вера есть дар Божий, а с другой стороны, она – подвиг и свободное избрание человеческого сердца, акт доверия Богу – акт свободы человеческого духа и любви по отношению к Богу. В одной из евангельских притч Христос рассказывает, что блаженны те люди, которые продают все преходящие и суетные земные богатства, ради обретения драгоценной жемчужины – веры, блаженны те, которые возжаждали Бога и взалкали вечного Богообщения всем сердцем, всем разумом и волей. Святитель Григорий Нисский говорил, что зов Божий – это стрела, которую Бог пускает в душу человека и душа начинает болеть от раны любви – она ищет своего Бога, как Суламита из Песни Песней искала своего возлюбленного, и не может утешиться и обрести покой пока не найдет Его. Размышляя о душе, пламенно возлюбившей и неустанно ищущей Бога, преподобный Макарий Египетский писал, что «через великие труды, усилия, долгое подвижничество и совершенную борьбу такие души всегда восхищены небесными духовными таинствами и увлечены разнообразием Божьей красоты, в великой жажде ища лучшего и величайшего. Ибо в Божественном Духе заключена разнообразная и неисчерпаемая, неизреченная и немыслимая красота, открывающая себя достойным душам на радость и наслаждение и жизнь и утешение, чтобы чистая душа, томящаяся ежечасно сильнейшей и пламенной любовью к небесному Жениху, никогда уже более не оглядывалась на земное, но была всецело объята влечением к Нему».
                Православная мистика неразрывно связана с аскетикой: аскеза – это духовное делание и борьба со страстями, искусство очищения сердца и хранения ума, а мистический опыт – это встреча с Богом. Аскеза – это многотрудное и подвижническое восхождение на Синай и Фавор, а мистика – это опыт Богообщение и созерцание Божественного Света, предвосхищение тайны будущего века. В православной вере догматика и аскетика неразрывно и органично соединены, поэтому нравственный идеал аскетизма глубоко мистичен – протоиерей Георгий Флоровский особенно акцентировал внимание на то, что в православной аскетике мистики и метафизики больше, чем морали, а в церковных памятниках духовно-аскетической литературы мы найдем не только психологию и этические размышления, но и метафизику. Со времен грехопадения Адама человек стал падшим созданием – он есть сочетание возвышенного и низменного, его воля колеблется между добром и злом, в его сердце низменные страсти борются с высокими устремлениями духа, на его жизнь оказывают влияние как демонические импульсы, так и Божественная благодать, а его душа – драгоценный алмаз, который он может вручить Богу или отдать дьяволу. В духовной жизни необходимы послушание Церкви и аскеза – искусство укрощение страстей, иначе человек не сможет воспринять благодать Святого Духа. Вся сотериология Церкви аскетична и мистична – никто из людей не мог бы спасти себя сам, для спасения нам необходимы крестный подвиг Христа Спасителя и освящающая благодать Святого Духа, но чтобы воспринять плоды искупительной жертвы Христа и Божественную благодать нужно усилие нашей воли – «Царство Небесное силою берется и употребляющие усилие восхищают его» (Мф.11:12). По глубокомысленному высказыванию архимандрита Рафаила Карелина: «Невозможно без мистики и аскетизма почувствовать реальность православных догматов, а без исповедания догматов и участия в церковных таинствах стяжать богатство мистиков – Фаворский свет. Лжемистик видит перед собой отблески адского пламени, которые манят и ведут его душу в непроницаемую тьму. Поэтому для нас Бог – Жизнь жизни и Свет света, Православие – таинственный Синай, где Божество является человеку, вера – высшая истина, а мистика – очевидность веры… Православная мистика –  это Фиваида и Нитрийская пустыня, это творения Макария Великого и Григория Синаита, напоенные благоуханием благодати; это подземные келии Печерского монастыря, стены которых источают духовное миро; это Лавра преподобного Саввы, похожее на жерло вулкана; это горы Гареджи, озаренные багряным отблеском заката; это безмолвие Афона; это «Святая святых» Иерусалимского храма, где Пресвятая Дева наедине молилась Богу. Мистика – это биение сердца того, кто творит Иисусову молитву». В основе церковной мистики лежит священный трепет и чувство величайшей Тайны – Бога, перед Которым душа безмолвствует в изумлении, а сам мистический опыт Богообщения – это область неизреченного и сокровенного, того о чем нельзя рассказать, это надо пережить. Восхищенный на  третье небо апостол Павел сказал, что слышал «глаголы неизреченные», которые нельзя передать на бедном человеческом языке. Духовный и метафизический мир не имеет прямых аналогов с нашим материальным миром, поэтому, когда православные подвижники-мистики описывали пережитое духовное состояние – личный опыт Богообщения, они использовали символы и образы, парадоксы, метафоры и притчи, но это – лишь сумрачные и бледные тени духовных реалий.
                По великой премудрости Своей Господь вложил в сердце человека стремление к совершенству и духовную жажду идеала, искание вечности и смысла жизни. Если наука имеет дело с материальным миром, то религия – с духовными реалиями метафизического мира, а церковная мистика – это область соприкосновения с Богом, в то время как вне Православия  мистический опыт оборачивается соприкосновением с миром падших Ангелов и демоническими прельщениями, сетью духа лжи и лукавства, сделавшего людей изгнанниками из Эдема, рабами тления и смерти, уводящего людей от Бога и Церкви и ввергающего их душу в различные лжеучения и погибель. Мистический опыт в Православии – это опыт Боговидения и таинство Богообщения, предвосхищение жизни будущего века и опыт святых подвижников, прошедших через многолетний и многотрудный аскетический подвиг. Мистична всякая внимательная и благоговейная молитва, в которой слова стали песнью сердца и голосом души, зовущей Бога. Молитва – это таинство Богообщения, беседа человека с Творцом, устремленность к горнему.  По наставлению святителя Феофана Затворника: «Не то значит молитва, чтобы прочитать только молитвы, но то, чтобы воспроизвести в себе содержание их и так произносить, как бы они шли от нашего ума и из нашего сердца». Во время молитвы нужно усердие и внимание, нужно оставить все житейские заботы и  попечения, исполниться благоговения и взывать к Богу со священным трепетом, осознавая себя предстающим пред взором всезрящего Судии, вознося благодарственную хвалу Всевышнему и плача о грехах своих покаянным плачем. Духовная жизнь христианина немыслима без молитвы, молитва – это таинственная встреча с Богом, она преображает и одухотворяет человека, просвещает ум и вдохновляет на Богомыслие, дает лучше понимать Священное Писание и побуждает обратиться к творениям святых отцов Церкви, а самое главное –  соединяет душу молящегося с Богом. Преподобный Иустин Попович говорил, что в идеале вся жизнь христианина должна стать Божественной Литургией и никто из нас не должен дышать без молитвы, ибо молитва есть дыхание жизни для души. Преподобный Силуан Афонский писал о том, что молитва – это небесное сокровище, которое всегда с каждым из нас – мы призваны к молитве, а сила и качество молитвы зависит от нашей любви к  Богу: «Кто любит Господа, тот всегда Его помнит, а память Божия рождает молитву... Любящая Господа душа не может не молиться, ибо она влечется к Нему благодатью, которую познала в молитве. Для молитвы даны нам храмы; в храмах службы совершаются по книгам; но и храма с собой не возьмешь, и книги не всегда имеешь, а внутренняя молитва всегда и везде с тобою. В храмах совершаются божественные службы, и Дух Божий живет, но душа –  лучший храм Божий, и кто молится в душе, для того весь мир стал храмом... Кто любит Бога, тот может помышлять о Нем день и ночь, потому что любить Бога никакие дела не мешают... Душа, теряя смирение, теряет вместе с ним благодать и любовь к Богу, и тогда угасает пламенная молитва; но когда душа успокоится от страстей и стяжет смирение, тогда Господь дает ей Свою благодать, и молится тогда она за врагов... и за весь мир молится с горячими слезами». По многомудрой мысли проницательного святого Исаака Сирина молитва преображает всего человека – делает из него христианина, а если человек  читает Псалтырь, но остается холодным и каменносердечным, то он не научился искусству сердечной молитвы и потому его моления не принесли душеспасительных плодов – незлобия, терпения кротости, смиренномудрия, прощения обид и любви. Святой Григорий Синаит – великий православный подвижник и учитель молитв, предостерегал, что во время молитвы нельзя воображать и представлять явление Христа, Ангелов, сияние Божественного Света и звуки Архангельских труб; нам надлежит не фантазировать, а собрать ум в сердце и молиться с трепетом и вниманием, чтобы не впасть в прелесть и не повредиться в рассудке, но хранить трезвомыслие и покаянное настроение души. Преподобный Иоанн Лествичник говорил, что каждый подвижник должен помнить, что демон может явиться в образе Ангела света, чтобы прельстить молящегося и ввергнуть его в лжеучения и погибель, а потому – не должно верить снам и нужно помнить слова апостола Павла о том, что даже если Ангел сойдет с небес и станет учить противному  христианской вере, то и Ангелу – анафема.
                Православный мистик – это человек всем сердцем возлюбивший Бога больше всего на свете и стремящийся к непрестанному Богообщению. Православная мистика – это всецелая любовь ко Христу, захватывающая всего человека, когда его дух превращается в око, обращенное к Богу и духовному миру. Православная мистика – это томление по потерянному Раю и искание Царства Небесного, это жажда вечной и нетленной небесной красоты. Живя на земле, человек видит много прекрасного –  великолепное сияние звездного неба, зрелище восхода и заката в горах и их сверкающими заснеженными вершинами, безбрежность моря и благоухание цветов, произрастающих на лугах, но вся чувственная красота мимолетна, для мистика она – лишь бледная тень и отблеск незримой и духовной красоты метафизического мира. В писаниях преподобного Силуана Афонского есть молитвенные строки, выражающие саму суть православной мистики: «Сердце мое возлюбило Тебя, Господи, и потому скучаю по Тебе и слезно ищу Тебя. Ты украсил небо звездами, воздух – облаками, землю же – морями, реками и зелеными садами, где поют птицы, но душа моя возлюбила Тебя и не хочет смотреть на этот мир, хотя он и прекрасен. Только Тебя желает душа моя, Господи…». Для православного мистика Бог есть неизреченная Красота, а мистика – это созерцание Божественной Красоты, невыразимого Божественного Света, отблеск которого сиял на лице ветхозаветного пророка Моисея, сходящего с Синайской горы, озарил апостолов на Фаворской горе в момент Преображения Господня, отразился на страницах «Божественных Гимнов» преподобного Симеона Нового Богослова. Православный мистик – это человек, увидевший луч Божественного Света, проникший в подземелье, он тоскует в мире по Богу, как узник, заключенный в темнице тоскует по свободе, он живет верой и надеждой на Богообщение, как и сказано в Псалтыре, он ищет лица Господня как света зари  и страшится вечной разлуки с возлюбленным Богом, он познал, что  звуков небес не могут заменить скучные и грубые мелодии земли, что вся красота природы – неясная и смутная тень в сравнении с красотой Божества. Для православного мистика вся жизнь – это непрестанное искание Бога, сосредоточение ума на неизъяснимых тайнах веры, молитвенное устремление к Богу, восхождение на духовный Фавор. Апостол Петр сказал на Фаворе – «хорошо нам здесь быть», ибо великое счастье быть со Христом. Когда невыразимое величие Бога и Его несравненная красота открывается человеку, то он хочет всегда пребывать с Богом – всегда пребывать со Христом, окруженным вечным и нетварным сиянием Божественного Света. Православный мистик ищет не только богословских знаний о Боге и даров Святого Духа, но прежде всего – общения с Самим Богом, он тоскует от  разлуки с Ним и не может жить без Него, отсюда – непрестанная молитва, всецелая обращенность души к Богу, наконец, он видит незримый отблеск красоты Бога и Его премудрости в Его созданиях – особенно в людях, сотворенных по образу и подобию Божиему, он обретает милующее сердце и научается любить людей духовной и милосердной любовью, жалеть всех и молиться за всех. Христос призывал нас быть совершенными как совершенен Отец наш Небесный, а потому высшая цель каждого христианина и вершина православной мистики – это обожение и духовное преображение человека, уподобление Богу и вхождение в Царство Небесное, где нет ни страданий, ни времени, ни смерти, но вечное торжество правды, свободы и любви, вечное блаженство, где Бог является Всем для всех и жизнь не имеет конца, где каждая мысль и каждое чувство овеяно молитвой, где блаженная и вечная жизнь есть торжественная и радостная Литургия.