Зверь. Отрывок из неопубликованной повести

    В студенческом летнем строительном отряде на полуострове Таймыр в Заполярье,  Шура Лобов когда-то студентом работал  в бригаде Сэла. Там и началась их дружба. Бригада студентов из пятнадцати человек по двенадцать часов в сутки носились бегом, где согнувшись в три погибели, где по колено в  воде или дерьме, в подвалах многоэтажных жилых домов – очищая их вручную – при помощи лопат и носилок,  от дерьма, шлама и вечной мерзлоты. Трудились на скорость – чем больше выработаешь, тем больше получишь. Зарабатывали за два неполных летних месяца – в которые укладывались весна, лето и осень Заполярья,  студенты очень неплохо – годичную зарплату инженера столичного НИИ.  Работали тяжело, по утрам приходилось отогревать руки под струей горячей воды – за время сна кисти рук и пальцы скрючивались в кольцо «под лопату», и иначе, как отпарив  в полукипятке, разогнуть их было невозможно.

    Были и курьезные моменты, над одним из них сейчас и улыбался Лобов. Однажды  бригаде Сэла было поручено крайне ответственное задание от «городского руководства Нор-ска» - выкопать могилу на кладбище для какого-то почетного ветерана и гражданина города. Традиционно местные могильщики копали могилы  просто – подгоняли мощный строительный экскаватор, ковшом вынимали нужное количество вечной мерзлоты и вручную выравнивали стенки.  Но этого именитого покойника  требовалось захоронить рядом с ранее усопшим родственником, экскаватор к месту захоронения подогнать было невозможно, и копать надлежало вручную – вечную мерзлоту , твердую как цемент !  Стоила такая работа баснословные деньги, кому-то из городского руководства пришла в голову светлая мысль использовать труд студентов из столицы – бойцов Студенческого Строительного Отряда «Заполярье-83». С раннего утра, срочно снятые со строительного объекта,  четыре бойца-передовика социалистического соревнования   – Сэл, Лобов, первокурсник Университета тщедушный Сазанов с очень подходящим ему прозвищем Фазан,  и чернявый толстяк-весельчак  Боря по кличке Буба , были привезены на персональной черной «Волге» на городское  кладбище – с персональными  новенькими ломами, кирками и лопатами, долбить могилу в мерзлоте.  Для ускорения работы – и в качестве платы за работу, студентам поставили пять бутылок водки и гору простой, но сытной закуски – соленых огурцов, свежих помидоров и зеленого лука, пару здоровенных палок вареной докторской колбасы, несколько батонов свежего белого хлеба. В качестве «погонялы» рядом  с землекопами постоянно крутился толстенький и суетливый директор кладбища.  Усилило  эффект сверхважности работ предварительное выступление некоего местного человека в штатском, предельно кратко описавшего задачу и пожелавшего чтобы студенты «осознали» и «прониклись» .

   Бригада Сэла  «осознала» и «прониклась» - гораздо больше, чем донес до них товарищ в штатском –  после краткого выступления самого Сэла, с обещанием лично прищемить  яйца лентяям и халявщикам. Крутой нрав бригадира был хорошо известен во всем отряде. Потому требуемая могила вырылась на два часа раньше поставленного срока , бутылки водки выпиты, закуска съедена, а новоиспеченные могильщики-стройотрядовцы дружно завалились спать под соседними могильными кустами, бдительно охраняя результаты своей работы и вверенный им нехитрый землеройный инвентарь.

   В последний момент – после прибытия многочисленной похоронной процессии во главе с городскими бонзами и суровыми людьми с широкими орденскими колодками на мощных грудях, ясными глазами и напрочь седыми волосами, к месту захоронения,  выяснилось, что кладбищенские могильщики внезапно отказались принимать участие в похоронах – они были жутко и обоснованно недовольны появлением бесплатных штрейбрехеров в лице студентов-стройотрядовцев,  за рытье могилы им заплатить отказались , а все остальные кладбищенские услуги стоили не в пример дешевле. Городским могильщикам – очевидно, в силу их профессионального мировосприятия,  было совершенно начихать на доводы людей в штатском.   

    Пока в тишине кладбища  лились частые прощальные речи,  городским руководством было принято решение   - вновь использовать труд студентов. Не проспавшихся Сэла с его бойцами пинками разбудили и выгнали из-под  кустов на глазах изумленной происходящим похоронной процессии -  какие-то официальные люди в строгих черных костюмах, которые сурово приказали брать тяжеленный дубовый гроб из кузова катафалка, заколачивать крышку гвоздями , и опускать его на брезентовых стропах-шлангах   в трехметровую глубину могилу.

    Если с первым заданием – заколачиванием гвоздей в крышку, пьяные и сонные студенты кое-как справились – робея под строгими взглядами людей в черном и чувствуя тяжелое сопение городских бонз и мерное позвякивание медалей и орденов , то при опускании гроба в могилу получился конфуз.  Обессилевшие от утренней ударной работы по копанию вечной мерзлоты, накачанные водкой,   студенты не удержали скользких строп, и одномоментно – с разных концов могилы, под жутко дружный  всхлип  многочисленной похоронной толпы и придушенный крик Сэла : «Держи его зубами, мать вашу !» -   нырнули в глубину ямы вслед за гробом , в сутолке гулко сбив лбами плохо заколоченную  крышку гроба.   

      Вслед за студентами в сырость могилы тренированно кинулись  люди в черном , очевидно, в уме сменившие уже свои официальные костюмы на тюремные робы, вытолкали под тощие зады оттуда горе-могильщиков, оперативно и качественно забили крышку.

Небольшая заминка возникла с толстым Бубой, но и его инстинктивно сопротивляющееся тело был выволочено из ямы - за густые и прочные как проволока черные кудри. Все действо происходило в тяжелом молчании, слышен был только глухой стук  молотков, прерывистое дыхание, шорох обуви и тел по сырой мерзлоте, и переливчатый щебет птиц из соседних кустов.

     Закончилась траурная церемония дружным закапыванием могилы силами все тех же людей в черном, причем у бойцов Сэла были молча и решительно  отобраны лопаты, а они сами  вежливо вышвырнуты в толпу,  где огорошено-пьяно покачивались  под жалостными, суеверно-испуганными взглядами разновозрастных женщин в черных платочках, и понимающими ухмылками суровых седовласых мужиков в орденах и медалях.

     Когда могила была приведена в порядок , густо обложена цветами и венками,  установлен временный обелиск с бронзовой звездочкой,  а толпа друзей и коллег покойного начала медленно расходиться и редеть, к студентам, скромно притулившимся грязной группкой у дальних кустов, вкрадчиво приблизился невзрачный мужичонка в кепке с пронзительным взглядом мертво-бесцветных глаз, облаченный в простой серый сиротский  костюм.  От него густо пахло тройным одеколоном и водкой.

- Кто старший ? – тихо, но привычно-властно спросил мужик.

- Я, – ответил Сэл, невольно вытягиваясь по стойке «смирно». 

- Я это – головка от х…я. Фамилия, имя, отчество, засранец.

- Не трожь мальцов-то, – внезапно заступился за студентов проходивший мимо морщинистый дед в простом полотняном плаще, с задубевшей кожей лица и ярко-синими глазами, неожиданно молодыми под кусточками снежно-седых  бровей. – Студенты из столицы, что с них взять-то. Случайные людишки. Ты, Никитич, найди распорядителя от города, и положь-ка его рядышком где-нибудь тут. Вместе с домочадцами. Только местечко-то подбери подальше и поболотистей.

- Виноват, Алексей Викентьевич. Понял. Сделаем. Но с этими ….- мужичонка пренебрежительно кивнул головой в мятой кепчонке на студентов – Для порядка надо бы профилактировать и построже….

- Что на них время терять-то ? Детишки с материка,  перепили с непривычки. Смертушку-то, небось, в первой вблизь увидали. – Дед остановился, достал из кармана папирсину «Казбека», размял ее в заскорузлых пальцах с желтыми ногтями , прикурил от спички, услужливо подсунутой мужичонкой и оглянулся на свежую могилу, – Покойничек сам пошутить-то любил по молодости. Помню, при Лаврентии Палыче-то,  распорядился трупы зека на морозе застужать и вместо арматуры в бетон фундаментов на жилом поселке топить. И хоронить-то не надо, и ценную арматуру Родине сэкономил. Орден за это получил. Много чего на нем-то…  Потому, может, не захотел сам-то в эту мерзлоту в одного ложиться и этих пацанов за собой потянул?  Тут, Никитич, материи-то тонкие…. Иди-ка ты отсюда, от греха-то.

- Виноват – зябко поежился мужичонка, и, опустив глаза, незаметно растворился в медленно уходящей с кладбища толпе.

- И вы , молодежь, идите-ка отсюдова. Чем дальше, тем лучше… -  тщательно загасив папиросу в пустую пачку «Казбека» и сунув мятую пачку в карман плаща, дед натужно развернулся и неспешно, по стариковски вперевалку, зашагал к выходу.

- Спасибо… – едва слышно  хором выдохнули студенты вслед синеглазому, а юный Фазан неожиданно громко пукнул  от натуги.

    Выйдя за ограду кладбища и оглядев разноцветный, волшебно-чарующий каким-то неведомым колдовством настоящей, натурально дикой природы – раскинувшийся полукружьем, исчезающим за необъятным горизонтом, цветочно-травяной ковер тундры, и вдохнув в себя летний зной пронзительно-голубого северного неба,  перемешанный с внезапным морозцом недалекого Ледовитого океана ,  Сэл внезапно ощутил всем своим существом , что жизнь – это огромнейшее, просто непередаваемое словами  счастье . По лицам друзей он понял, что они чувствовали то же самое.

    По возвращении в отряд,  Буба, Лобов, Фазан и Сэл , не сговариваясь, мрачно и категорично  отказались поведать любопытствующим коллегам и начальству стройотряда  об  «ответственном задании». Но через пару дней до бойцов отряда «Заполярье-83» стали доносится неясные слухи от приятелей-горожан о каких-то четырех «студентах-диссидентах» из столицы безумной  смелости, которые отважились превратить похороны местного крупного чекиста – легенды союзного масштаба, в политическую акцию-фарс. На Сэла и его друзей не только студенты, но и все преподаватели Университета, работавшие в руководстве стройотряда,   начали  поглядывать с тихим восхищением и восторгом. Впрочем, никто ни слова вслух им не сказал и ни о чем не спросил….