Контуженый. роман о ЧВК Вагнер-6

Роман издан в марте 2023 в издательстве "Подвиг".
В сентябре 2023 книга также вышла в издательстве "Яуза"
Из анонса: Достоверный и искренний роман популярного писателя Сергея Бакшеева — первое литературное произведение о ЧВК «Вагнер»:

Электронная и аудиоверсия доступны на Litres  в разделе автора и быстро стала ХИТОМ ПРОДАЖ:
https://www.litres.ru/author/sergey-baksheev/
Бумажная книга:
https://www.chitai-gorod.ru/product/kontuzhenyy-3005294

Продолжаю публиковать отрывки и рассказывать, как я писал этот роман.
Иллюстрация - один из слайдов питчинга перед кинопродюсерами, о котором я писал ранее

От идеи до реализации (5 часть)

«Контуженный» про реальное время, про текущие события. Естественно там присутствуют приметы и символы нашего времени (символ Z, V тд). Но мне нужны были и литературные символы.
Про капельку крови под носом героя, как индикатор лжи, я уже писал. Еще главный герой поступает и говорит «по-людски». Помните фразу из фильмов «Брат» - «сила в правде». Мое «по-людски» выполняет ту же функцию.
Есть в книге паровоз-памятник «Победа», стоящий в тупике. Это крутой символ – там ключевые сцены: любовь и насилие, решение идти в ЧВК, тайник с общими деньгами, убийство киллера и – финальная схватка с бандитами ради спасения любимой девушки. Если предыдущие сцены происходили в паровозе в темное время, то спасение на рассвете, когда видно, что тупик – это перегороженный запасной путь. Такие паровозы «Победа» стоят по всей России и олицетворяют замершую до времени мощь: если его раскочегарить, он сокрушит все на пути к Победе.
Еще один доступный для понимания символ – желтый спорткар, единственный в маленьком городе. Он принадлежит бессовестному наглому бизнесмену и до поры до времени олицетворяет его успех. Но после объявления мобилизации бизнесмену надо бежать в Грузию, спорткар никому не нужен, и главный герой разбивает его о стену мошеннической конторы.


Глава 14

Знакомый кубанский хутор, знакомый мост через ручей, знакомые ворота бывшего пионерлагеря с обветшавшими буквами вновь актуального девиза: «Будь готов – всегда готов»! Я подхожу к учебному центру ЧВК. Здесь всё, как полгода назад, только листва пожухла и опадает.
Демонстрирую дежурному на воротах жетон «Группы Вагнера»:
– Я к Чапаю.
Меня пропускают. Чапая я нахожу на учебном полигоне в зоне с окопами.
Он эмоционально втолковывает новобранцам азбуку боевых действий:
– На войне, хлопцы, много страшного, и первое с чем вы столкнетесь – артобстрел. Если рядом окоп – укрывайтесь. Если вы на открытой местности, вам захочется убежать. И что тогда? Отвечу военной мудростью: не беги от осколка – умрешь уставшим.
Сдержанный смех новобранцев Чапай останавливает взмахом руки:
– В положении лежа у вас больше шансов выжить даже в чистом поле. Но предупреждаю, в первые разы ваш испуганный мозг будет требовать подняться и покинуть страшное место. Поддадитесь панике – вы покойник! Обнимите землю-матушку – она выручит. Со временем вы научитесь слушать и понимать звуки «выхода». Даже направление научитесь определять. У внимательных всегда будет несколько секунд, чтобы укрыться до твоего «прилета». Это только поначалу кажется, что все пули летят в твое сердце.
Новобранцы примеривают на себя опасную ситуацию близкого будущего и смотрят в окоп.
А Чапай уже задирает голову вверх.
– Слушать придется и небо. Дроны противника летают, слава богу, не бесшумно. Даже малая «птичка» может сбросить мину или передать ваши координаты артиллерии. Если вас заметит. Поэтому маскировка позиций – первое дело после исправности оружия и наличия боекомплекта.
Чапай замечает меня, узнает. За несколько месяцев морщинки на его лице стали глубже, а черные усы покрылись нитками проседи. При моем появлении бравые кончики усов приветливо задираются вверх.
– Ни как сам Кит. Живой!
– Так точно! – улыбаюсь в ответ.
Пока Чапай отвлекся, новобранцы гудят между собой. До меня доносится: «Легко сказать маскировка, и как окопы скроешь?» «Какие окопы, мы в штурмы готовимся».
В голове щелкает – когда-то я сам также думал. Был уверен, что война – это лихие атаки и быстрые победы. А по большей части, война – это тяжкая окопная жизнь без удобств и с кучей предосторожностей.
Слышу свой голос:
– Просто так по линии окопов артой не бьют. Бьют по скоплению людей.
Парни оборачиваются на меня. Чапай представляет:
– Наш минометчик. Вернулся с Донбасса. Растолкуй хлопцам.
Я говорю громче:
– Окопы на фронте без конца и края. В окопах и блиндажах вы будете воевать и жить. Сверху жилые окопы выдает мусор – консервные банки, пластиковые бутылки, упаковки сухпайков. По кучам мусора мы определяли, где цель пожирнее, и клали мины туда.
– А сами как маскировались?
– В черные мешки мусор собирали и закапывали в стороне. Никто не хочет лишней работы, нас Вепрь заставил. Спасибо ему. – Я смотрю на ладони с сухими мозолями. – На войне, парни, не только стреляют, а еще и вкалывают.
Я умолкаю, а Чапай продолжает:
– За плечами Вепря несколько войн, он дурного не посоветует. Такие правила написаны кровью. Мы не должны помогать противнику нас убивать!
Новобранцы постигают услышанное. Чапай завершает беседу личным примером. Так же, как когда-то с нами, он приподнимает штанину и показывает протез.
– И еще о важном, хлопцы. Под ноги смотрите. Мины.
Чапай передает группу следующему инструктору.
Он подходит ко мне, прихрамывая на протезе, ощупывает взглядом:
– Какими судьбами, Кит?
С подвязанной рукой я выгляжу не так браво, как хотелось бы, но рапортую бодро:
– Командир минометного расчета Кит прибыл в ваше распоряжение для продолжения службы!
– Целый вроде, не то, что я, – подшучивает Чапай и требует: – Давай бумаги от врачей.
Я протягиваю папку с выписками из двух лечебных учреждений. Чего там только не написано, каждое второе слово непонятно, начать хотя бы с названия – выписной эпикриз. Чапай читает, теребит усы, хмурится.
– Рад тебя видеть, Кит, но рано ты на войну собрался. Как миномет будешь таскать со сломанным плечом и битыми ребрами?
– Кости срастутся, – заверяю я.
Чапай подхватывает:
– Срастутся, если на печи лежать. А ты же в пекло рвешься.
– Дома как-то не так. На фронте все правильно и понятно. Рядом свой, напротив чужой. Или ты его, или он тебя.
Чапай кивает и возвращает мне бумаги. Он согласен, но чем-то озабочен. Смотрит, как новобранцы ловко прыгают в окоп, и уводит меня от любопытных глаз.
– Пойдем, Кит, пройдемся.
На ходу он рассуждает:
– Глаза, руки у тебя есть – палить можно. Только, вот, прицеливается голова. А у тебя с головой проблема. Контузия не беспокоит?
– Да мало ли чего врачи напишут! – Я злюсь и демонстрирую лекарство: – На случай беспокойства у меня есть таблетки.
Чапай поддакивает мне, как с капризному ребенку:
– Таблетки – это хорошо.
Я раздражаюсь:
– Чапай, я опытный боец, а этих еще учить и учить! Да я…
За спиной жуткий грохот. Бац! Бац! И темнота.
Сквозь гул в голове пробивается ватный голос откуда-то сверху:
– Эй! Контуженый, ты жив?
Я открываю глаза. Лицо в земле, руки зажимают уши, в животе тошно.
Голос Чапая вещает из мутного тумана:
– Хлопцы метание гранат отрабатывают, а ты крутишься, как блоха на сковородке.
Я поворачиваю голову, вижу протез Чапая. Он стоит уверенно, а я в панике скорчился на земле от звуков боя. После больницы я замечал, что громкие звуки для меня болезненны, но чтобы настолько!
Пытаюсь приподняться, встаю на четвереньки. Башка гудит, как кипящая кастрюля, лицо пылает от стыда.
Чапай помогает мне встать и поддерживает, пока я не начинаю контролировать головокружение. Он выкуривает сигарету, давая мне возможность прийти в себя.
Отбрасывает окурок, впивается взглядом, ругается и втолковывает:
– Ты командир, твою мать! От твоего решения зависит жизнь бойцов! Твоя башка даже на пороге ада должна работать без сбоев и промедления. Цена ошибки – жизнь! И не только твоя. Урок усвоил?
Перед глазами роковая ночь. Приезжает грузовик с минами. Подчиненные ждут моего решения. А ночью огненный взрыв уносит их жизни. Какое решение я принял? Почему они погибли?
– Усвоил, – хрипит мое горло.
Чапай смягчает тон:
– Ты пообвыкнись дома месяц-другой. С башкой прояснится. Пройдешь медкомиссию, тогда и посмотрим, вернулись к Контуженому железные яйца.
Слова кажутся мне обидными. Смотрю исподлобья:
– Я Кит.
– Позывной не имя от мамки, а твоя суть. Сегодня отоспишься в санитарной палатке, придешь ко мне завтра. Вопросы есть, Контуженый?
Я смиряюсь: Контуженый – это в точку. Помимо головы болят потревоженные ребра и плечо. Я плетусь к санитару за обезболивающим.
Наутро ищу Чапая. Он на построении с новым выпуском бойцов ЧВК «Вагнер». Парни в полной боевой выкладке расслабленно внимают старому вояке. Вспоминаю, как сам вполуха слушал его наставления, считая главным практику на полигоне. Теперь же готов подписаться под каждым его словом.
– Бойцы, на войне вас ждет другая реальность. Вы обязаны принять ее и жить в ней. Не думать, что это временно. Не вспоминать о прошлом, не подсчитывать дни и не гадать о будущем. Это абсолютно другая жизнь! Там свои законы и правила. Кто быстрее к ней адаптируется, тот не только выживет, но сохранит здоровой психику. Насколько это возможно. Забудьте себя в прошлом. С сегодняшнего дня вы воины!
Чапай дает возможность осмыслить его слова и добавляет:
– И самое главное. Вы идете воевать не за Донбасс, не за новую Украину. Вы воюете за Россию, за наш общий дом, за свои семьи, за наше будущее! – Он немного смущен и завершает тише: – Это не пафосные слова, братцы, это правда. Не мы начинали эту войну, но нам ее заканчивать.
Чапай пожимает руку каждому бойцу. После его слов до меня доходит, что теперь я буду воевать не только за наше будущее, но и за смерть друзей, которых лишили будущего.
Под неистовую и тревожную музыку «Полета валькирий» Рихарда Вагнера парни грузятся по машинам. Грузовики выезжают за ворота учебной базы, музыка стихает. Некоторое время Чапай смотрит им вслед затем делает мне знак – за мной.
В кабинете Чапай вручает мне увесистый пакет с деньгами.
– Здесь три миллиона рублей за тяжелое ранение согласно контракту.
Я расписываюсь, убираю деньги в рюкзак. Вспоминаю погибших товарищей.
– А за гибель Шмеля и Чеха?
– Уже выплачено. – Чапай смотрит бумаги: – Согласно доверенности по пять миллионов рублей за каждого получила Солнцева Злата Павловна.
В моей дырявой башке ворочаются большие числа. Пять плюс пять – десять. Плюс наши зарплаты и премии. Сколько же всего увела Злата?
Чапай выкладывает на стол две коробочки и раскрывает их.
– За проявленное мужество и героизм бойцы ЧВК «Вагнер» с позывными Чех и Шмель награждены медалями «За отвагу». Поручаю тебе передать медали родственникам. Сможешь?
– Так точно! – отвечаю я в соответствии с уставом.
Рассматриваю медали, раскрываю удостоверения, где записаны настоящие имена Антон Солнцев и Денис Шмелев. Награждены посмертно. Никак не могу привыкнуть, что друзей нет и не будет.
Вопросительно смотрю на Чапая. Он понимает меня, но не полностью.
– Твоя награда – это жизнь.
– Где их похоронили?
– В той же деревне на кладбище, как героев. После победы по желанию родных перезахороним с воинскими почестями на родине.
Я смахиваю наградные коробочки в рюкзак. Это всё, что осталось от моих лучших друзей.
– Разрешите идти, Чапай?
– Погоди. – Он достает еще одну бумагу. – Поступил рапорт от командира батареи Тарантино. Догадываешься, что в нем?
Я помню разговор с командиром по телефону.
– Тарантино звонил мне в больницу. У ребят вопросы про ту ночь, когда… – Я сплетаю пальцы в замок и стискиваю ладони.
Чапай прерывает затянувшуюся паузу:
– И каковы ответы?
– Не помню, – выдыхаю я. – Амнезия! Ты же читал выписку.
– То врачи пишут, а мы с тебя спрашиваем. Пока не ответишь, ты под подозрением.
– В предательстве?
Чапай молчит. Его молчание красноречивее слов. Я срываюсь:
– И как мне быть?
– Поправляйся, Контуженый.
– Чтобы меня обнулили, как предателя?
– Чтобы вспомнить и ответить.

Глава 15

В Дальск я возвращаюсь поздно. Смотрю на окна родного дома. В моей квартире темно – мама на хлебозаводе печет хлеб для города.
Нахожу квартиру Солнцевых, там светится одно окно. Не иначе Павел Петрович проверяет сочинения на тему «Как я провел лето». Учитель литературы уверял: перечитаете когда-нибудь, вспомните, улыбнетесь. Мое лето 2022 года поселилось в моей башке навсегда и улыбок не вызывает.
Потоптавшись, я прихожу к выводу, что в моем рюкзаке добрые вести, и иду к Солнцевым. Меня встречает Павел Петрович. Вслед за ним прохожу на кухню. Он сдвигает тетрадные листки на край стола, я выкладываю государственную награду. Появляется Анна Николаевна в ночной сорочке.
Я объявляю:
– Вашего сына наградили медалью «За отвагу». За героизм и мужество!
Павел Петрович рассматривает медаль, Анна Николаевна вчитывается в удостоверение.
Я пытаюсь подобрать правильные слова:
– Мы были единым организмом. Я – мозг, Антон – глаза, Денис – руки.
Анна Николаевна смотрит на меня с непониманием.
Я объясняю:
– Антон был наводчиком миномета. Целился быстро и точно. На фронте как: либо мы попадем, либо по нам прилетит.
– Антоша с детства самый смелый. Помнишь, Павлик, как он с гаража спрыгнул? Ногу подвернул, а остальные побоялись.
На женском лице проступают слезы. Я вспоминаю, как Денис столкнул Антоху с гаража, и понимаю, что нужно его маме.
– Точно! И в школе, и на фронте он самый смелый! В первом бою мы все струсили, бросили миномет, посыпались в окоп, зажались. А Антон один, по врагам лупил, как положено. Мину за миной! Даже ветеран из штурма, который Сирию и Африку прошел, его отметил.
Я рассказываю родителям о подвигах погибшего сына, много привираю, лишь бы женские слезы были не от горя, а от умиления. И добиваюсь своего. Лицо Анны Николаевны светится от гордости за Антона.
А в моей голове разрастается черная боль.
– У тебя кровь из носа, – замечает Павел Петрович.
Я торопливо вытираю нос бумажной салфеткой, которые теперь всегда со мной. Удивляюсь. Оказывается, мой нос-индикатор реагирует не только на чужую ложь, но и на мою собственную.
Павел Петрович достает водку, наполняет рюмки и просит:
– Помянем нашего Антона.
Я выпиваю. Мутные мозги с трудом находят нужные слова, и я спрашиваю про Злату:
– Злата звонила? Она обещала, как освоится…
Анна Николаевна меняется в лице:
– Забудь Злату. У нее другой мужчина. Как он позвонил, она сразу сорвалась и уехала.
– Кто он?
– Нам не представила. Но не дурак-доброволец и не Контуженый.
Я пропускаю упрек мимо ушей. Пытаюсь узнать главное:
– Куда Злата уехала?
Вместо ответа закрывшийся взгляд. Анна Николаевна забирает медаль и уходит. Я с горечью понимаю, не столь уж важно куда и с кем уехала Злата. Уверен, что она уехала от меня.
Отец Антона наливает еще по рюмке. Мой взгляд цепляется за с топку тетрадных листков с детским подчерком и рисунками.
– Сегодня на уроке дети писали письма солдатам, – объясняет Павел Петрович. – Взял, чтобы ошибки исправить и… не смог.
Я перебираю листки, читаю отдельные строчки.
«Здравствуй солдат! Меня зовут Ваня я учусь в 4А классе. Я тоже хочу бить врагов но мама не пускает. Говорит надо сперва учиться она всегда так говорит, а я хочу стрелять на танке у меня даже шлем танкиста есть только танка нет. Папа говорит что надо быть сильным чтобы поднять снаряд и зарядить в пушку. Я тринируюсь и вырос на три сантиметра за лето. Ты метко стреляешь? Вам оценки ставят?»
«Дорогие наши защитники. Я Звездочка. Все меня так зовут. Я мечтаю стать врачом, чтобы лечить и помогать солдатам. Я очень хочу чтобы вы вернулись здоровыми. Я клянусь хорошо учиться, чтобы стать настоящим врачом или медсестрой. На новый год у меня будет костюм врача, не как раньше снежинка. Потому что врач важнее и нужнее солдатам. Если ночью в тяжелом бою вы увидите звездочку на небе, то знайте я с вами».
«Спасибо солдат что ты зашисчаешь меня от врагов. Чтобы я могла спокойно спать, учиться и играть на новой площадке около дома. Выигрывайте и приходите поскорее домой я очень жду вас с нашей победой. Я в вас верю, выигрывайте у плохих. Россия самая лучшая».
– Дети тоже хотят помочь, – объясняет учитель и вопросительно смотрит на меня: – Их письма помогут?
Я сглатываю ком в горле и киваю. Хочется оставить одно из писем себе, но в окопах и блиндажах детские голоса «важнее и нужнее солдатам».
Мы молча выпиваем с учителем, легче от водки никому не становится. Я встаю, Павел Петрович провожает меня к выходу.
Уже в дверях он просит:
– Никита, найди Злату. Не очень-то она была рада уезжать.
Услышанное вселяет надежду. И тут же в дырявой памяти ее голос – забудь! Мне Злата точно не обрадуется.
В моем рюкзаке еще одна медаль. Я иду в соседний дом, где жил Денис Шмелев. У Дениса есть только отец. Я с детства зову его дядя Саша, а соседи Сашка-пьяница. Это не позывной, но тоже отражает суть человека. Дядя Саша тихий алкаш, работает, где придется. К вечеру он обязательно напивается, а когда проспится, ломает голову, где раздобыть деньги на очередную бутылку.
Жена Сашку-пьяницу бросила. Познакомилась по интернету с каким-то немцем и уехала к нему. Про сына умолчала, чтобы не спугнуть удачу. Думала потом Дениса к себе заберет, но что-то не сложилось, даже звонить перестала. Так Шмель и пришел к выводу: все бабы суки, их надо использовать.
Звоню дяде Саше, долго не отпускаю кнопку. Наконец, слышу шаги и отрыжку за дверью. Дядя Саша ломает брови на осоловелом лице, признает гостя и смотрит на мои руки.
Я показываю коробочку с медалью. Это не бутылка водки, но награда дядю Сашу радует. Пока он рассматривает медаль сына, я рассказываю, как смело и отважно воевал Денис Шмелев. Тут врать не требуется, Денис всегда был смелым и дерзким, порой до безрассудства.
Вопросов дядя Саша не задает. Обходится без слез. И помянуть не предлагает по той причине, что выпивки в его доме к ночи не остается.
Только, когда я собираюсь уходить, он окликает:
– За сколько ее можно продать?
Мои отбитые мозги в недоумении:
– Продать медаль?
Сашка-пьяница виновато улыбается:
– Чтоб не продешевить. На три бутылки хватит?
Делаю глубокий вздох, чтобы не сорваться. Швыряю ему тысячу и забираю медаль Дениса.
– Считай, продал. Не продешевил!
– Накинь еще, – клянчит Сашка-пьяница.
В голове мутит. Роняю вторую тысячу на пол и ухожу, пока закипающая злость не довела до беды.