Любовь нужна всем. Отрывки из 5-й главы

Глава пятая. Часть 2

Илона пила кофе на террасе, на парижской террасе! Мимо неё по вылизанному и чёрному, без малейшего намёка на малейшую ямку, словному литому тротуару, куда-то не спеша двигались французы, их плавная речь завораживала слух. По ровному асфальту проезжей части катились «рено», «пежо», «ситроены», «фольксвагены» —  красные, синие, бордовые, чёрные, серебряные, розовые. Какой только раскраски не увидишь тут! Даже ярко-фиолетовой или лазурно-голубой! И все как новые или почти как новые, и ни один не оставляет за собой чёрное облако не сгоревшего полностью бензина с серой! Вот так выглядит настоящая жизнь столичного города. Спокойная, размеренная, без сутолоки и суеты: она не на бегу, как в Москве, а будто в полёте, не быстром, скоростном, а ровном, словно у старомодного аэроплана, но от этого нисколечки не менее надёжном, не менее уверенном в себе!
И кофе тоже настоящий: не суррогатный, не растворимый из банки, просто хороший кофе. Здесь такой повсюду, не нужно по московской привычке искать места, точки, где тебе даже за нормальные деньги дадут не пойло. К кофе прилагался круасан. Воздушный, он слегка похрустывал на зубах и источал неподражаемый аромат лёгкой и в то же время маслянистой булочки. Нет, не булочки, круасана, испечённого рядом, на соседней улице, какой-нибудь час назад! Он ещё сохранил дарованное хлебопеком тепло и приятно грел тоненькие пальчики Илоны. И, конечно, она не удержалась от «пэн о шоколя» —  это тот же круасан, только не полумесяцем, а прямоугольной формы и с нежнейшим шоколадом внутри. Прелесть!
Погода тоже обещала оправдать ожидания. После ночного дождя город остыл и, выходя из отеля, Илона куталась в ажурную пелерину, купленную вчера в первом попавшемся магазине. Но на террасу не задувал ветер, зато солнце начинало жарить по-летнему, словно вспомнив, что ещё только середина августа, и положено согревать город как следует.
Мишаня устроился напротив. Он, демонстрируя полное равнодушие к французской выпечке, в три-четыре глотка опустошил чашку с капучино и теперь с видимым наслаждением затягивался сигаретой. Рядом с ним лежала синяя пачка «голуаз». Илона видела такие у отца, в ту эпоху, когда он частенько мотался во Францию, она давно научилась правильно читать мудрёные французские названия. К её удивлению, Мишаня тоже не ошибся, не сказал «гаулоисес» в табачной лавке. Оказывается, у нас они тоже продавались, причём не меньше года, по червонцу за пачку. Плохо же она знала курящую Москву, кроме «мальборо» и «винстона» ничего больше не замечала.
Сегодня в программе Елисейские поля, Эйфелева башня, на которую в первый приезд Илона с родителями не попала, пожалели денег, и Латинский квартал, обед в ресторанчике с видом на Башню, ужин в одном милом, по словам Мишани, заведении на бульваре Сэн-Мишель. У Мишани всё продумано: он уже третий раз в Париже. Завтра — Лувр и Монмартр, ну а в последний день — Версаль. Илона закрыла глаза, она до сих пор не могла поверить, что снова в Париже, и в этот раз не придётся экономить каждый франк; считать, сколько можно истратить, сколько нельзя, бежать в эту дешёвую барахолку «Тати». Нетушки, завтра после Монмартра они поедут в «Галерею Лафайет» и останутся там, пока хватит сил. «Кошелька, —  заявил Мишаня, —  хватит, не переживай».
А она и не намеревалась переживать. То, что у Мишани полно денег, она догадывалась давно. Но только вчера дошло: их просто куры не клюют. Летели бизнес-классом, стюарт бесплатно разносил шампанское в маленьких бутылочках, в гостиницу ехали на такси. Илона поначалу со страхом поглядывала на бешено щёлкавший счётчик, но потом Мишаня перехватил её встревоженный взгляд и, успокаивая, погладил по плечу: мол, не имеет значения. Самое удивительное, что прикосновение его коротких, толстых пальцев не вызвало отторжения, как раньше. Напротив, чувствовать их тепло было приятно. Они так и остались у Илоны на плече, впервые за четыре года знакомства.
А гостиница! Нет уж, назвать это банальным словом гостиница не поворачивался язык! Шикарный отель! Со швейцаром в красно-сером одеянии и метрдотелем во всём чёрном, из-под которого выглядывал треугольник сверкающей ослепительной белизной сорочки. Он их провожал повсюду, помогал заполнять бумаги. Кстати, ещё в самолёте оказалось, что Мишаня вполне сносно шпарит по-английски. Откуда только? И номер —  со спальной, гостиной, зеркалами, люстрами, настоящий сьют: такие Илоне попадались лишь в американских фильмах. Совсем не та скромная комната при посольстве, в которой они спали втроём. Интересно, кого ещё Мишаня привозил в Париж? Впрочем, какая разница! Главное, что сейчас тут я! Я дышу воздухом этого чудесного города! Я чувствую запах Парижа —  запах кофе и террас, круасанов и летнего дождя, вина в бокале и листьев каштана, под которыми спрятался зелёный киоск с газетами. Запах парижского очарования, нежный, как шёлк, мягкий, как шерсть Руфины и тягучий, как сироп, что подливают в креманку с мороженым. Всё самое лучше — это Париж!
Мысли Илоны витали во французских облаках, когда рука Мишани снова дотронулась до её плеча. Прикосновение опять было своим: привычным, близким и даже нежным.
— Алё, Илона, пробудись! Иль ночь была коротка у нас? Вроде нет, — губы Миши оживила лёгкая улыбка, — уже в третий раз пытаюсь разбудить мою спящую красавицу. Ты словно не здесь, а где-то в другом мире.
«Хм, мою, —  повторила про себя Илона, —  а ведь он прав, чью же ещё в данный момент?» А она на самом деле пребывала в другом мире, —это он верно подметил. В мире под названием Париж.
— Да, Миш, извини.
— Может, двинемся уже? Время полдесятого, программа у нас насыщенная.
— А, да, конечно.
— На такси или пешочком?
Разве Илона могла думать, что у неё будет выбор: пройти пешком пару километров по чудным парижским улицам или прокатиться на такси? В тот раз они больше жаловали метро, а оно, честно говоря, не впечатляло —  вонючий, тёмный, вовсе не радостно-торжественный, как самые первые московские линии, метрополитен в Париже —  совсем не под стать великолепному городу.
— Давай пешком, погода шепчет!
— Ну давай, тут заблудиться невозможно — повсюду карты города с жирной красной точкой, она обозначает место, где ты находишься.
И они зашагали по этим волшебным улицам, где каждое здание казалось Илоне памятником, а город —  праздником. И так целый день она провела в этом празднике, празднике жизни, где они останавливались полюбоваться старинными особняками, дворцами прошлого века, простыми пяти – или шестиэтажными домами и даже обычными уличными фонарями, пока не вывалились на главную, как искренне считала Илона, магистраль мира —  на Елисейские поля. Там Илона, зачарованная парижским шармом, не выдержала и поцеловала Мишаню. Причём поцеловала искренне, а не как вечером в отеле, где она дежурно выполнила обязанности привезённой в Париж спутницы. Правда, отметила про себя высокую квалификацию партнёра, но одного раза хватило: не всё сразу, и она отвернулась в другую сторону — спать. Здесь же Мишаня ответил ей почему-то с некоторой холодностью, дежурно встретив её губы, отстранился после мимолётных лобзаний: «Мы ведь среди толпы, подожди, умерь свой пыл, моя красавица!» Илона не обиделась вовсе. К чему? Париж у её ног! Или она у ног Парижа.
Когда они поднялись на Башню, Мишаня блеснул эрудицией:
— А знаешь, Кусто утверждает, что в былые времена с верхнего яруса вид простирался до самого моря!
— Да ну, до Ла-Манша? Тут ведь километров двести! — не поверила Илона.
— Да, он утверждает, что раньше воздух был прозрачней, меньше выхлопов автомобильных.
— Фантастика! А ты откуда знаешь?
— Экскурсовод сказал, Жак-Ив Кусто у них бесспорный авторитет.
Илона наслаждалась непревзойдённым видом на город её мечты —  крыши, купола, парки, большие ангары вокзальных платформ, и испытывала ощущение полного счастья. Даже уродливый чёрный небоскрёб километрах в трёх не мог испортить ощущения восторга, овладевшего Илоной. Она ухватила своего спутника за руку, посмотрела в его маленькие, спрятанные глубоко под редкими белёсыми бровями, глаза и искренне поблагодарила:
— Спасибо тебе, Мишенька, спасибо за всё это! Я никогда не забуду!
И вечером в ресторанчике её поджидало ещё несколько чудес.  Само заведение оказалось, к счастью, не на бульваре Сан-Мишель, шумном и довольно загазованном, а чуть в стороне, на почти лишённой автомобилей туристической улочке. Там медленно проплывали стайки туристов, хватали за рукав зазывалы, подобные друг другу кормушки лепились тесными рядами. Но они выбрали бесподобную.
На вопрос, что она предпочитает на аперитив, Илона ответила: «Конечно, мартини, ты знаешь, выручил когда-то». На что Миша загадочно улыбнулся, покачал головой и слегка высокомерно заявил: «Нет, я предложу тебе кое-что получше». И вскоре перед Илоной стоял бокал с необычным, цвета солнечных лучей, напитком.
— Что это?
— Попробуй.
И это оказалось волшебным, божественным.
— Так что это?
— Это называется сотерн, специальный метод производства, чтобы вино было и слаще, и насыщеннее.
Илона, глотнула ещё. Непревзойдённого вкуса вино!
—  Миша, ты волшебник!
И она, никого не стесняясь, осыпала его поцелуями. Потом подавали: паштет с трюфелями, телячью печень по-лионски, блинчики-фламбе с лососем, фуагру, уплывавший с тарелки камамбер. Всё под красное бордо, только для фуагры Миша заказал ещё два бокала сотерна. А когда протянули десертную карту, у Илоны истощился запас сил, она просто попросила ещё этого чудного вина.
Покидая ресторан, Миша взял её под руку, и Илона положила голову ему на плечо. Из-за Мишиного невысокого роста было не совсем удобно, а его некрасивые короткие пальцы-обрубки постоянно мельтешили перед глазами, но это казалось не главным. Главное —  она в Париже, у неё шла голова кругом в прямом и в переносном смысле слова, и впереди —  бурная ночь.

Часть 3

Действительно, здорово вновь оказаться в этом городе. Столько лет спустя! Хотя, на самом деле, не так уж много для взрослого человека. Это для ребёнка четыре года —  чуть ли не вечность, но сейчас они для всех —  целая эпоха: Перестройка в стране, переустройства на работе, переходы на новые места, переезды, переаттестации, переименования, сплошные пере-, пере —  и в довершение всего —  перестрелки, даже настоящие войны: горбачёвщина.  Да и без неё хватало: много чего навалилось в последнее время, и вспоминать тошно, столько тяжёлых решений пришлось принять, таких даже, после которых нет дороги назад. Такая теперь судьба, от неё никуда не уйдёшь.
Здесь всё это никак не ощущалось. Спокойное, размеренное течение времени, не обременённое излишними проблемами, поисками того, этого, чтением ненужных, а теперь и просто страшных газет, телетрансляциями бесконечных съездов, собраний, демонстраций, ругани на них. Тут всё дышало безмятежностью и умиротворённостью. Прекрасная страна, прекрасный народ, в меру добрый, в меру отзывчивый, в меру открытый. Когда-нибудь в России будет так?
Официантка принесла счёт, они расплатились и не спеша двинулись в сторону собора Парижской Богоматери. Он открылся их взгляду внезапно, едва вышли из Латинского квартала на берег Сены. Настоящее чудо, и именно с этого места, а не с фасада. Там лишь две прямоугольных башни, или как это правильно описать? А, не важно. Зато сбоку, с противоположной стороны Сены, собор казался эдаким кораблём, установленным человеком посреди большого города, настоящим Ноевым ковчегом с огромной, двойной кормовой надстройкой и высоченной мачтой –  шпилем посередине. Ковчег Ноя спас тела, этот спасает души. Здесь люди общаются с Богом.
Неожиданные мысли пленяют сознание, когда прикасаешься к удивительным творениям рук человеческих, когда тебя переполняет восторг от увиденного. Разве можно было ожидать от себя таких рассуждений? Нет, конечно. Это возможно только здесь, в этом городе, в этом месте.
Они посетили храм. Внутри, как ни странно, он впечатлял меньше, просто, наверное, слишком силён эффект, производимый внешним видом. Его не перебороть при помощи одного разума, тут нужна ещё душа, связь с Богом, а вот её никак не найти.
После долгих переговоров Виктора Сергеевича перехватил Ив и повёз его из гиперсовременного, но наводящего чёрную тоску, комплекса финансовой бюрократии Берси в центр Парижа, — прогуляться по знакомым местам.  Они встретились как старые друзья. На самом деле, они такими и были, несмотря на страны, границы, расстояния и короткое время, которое отводилось им для встреч. Так уж получилось, что после длительных обсуждений внешторговских контрактов Ив всегда приглашал Виктора в ближайший кабачок на бокал вина. Один, второй, третий. После этих посиделок Виктор Сергеевич часто оказывался у особиста, но всякий раз ему удавалось убедить «царёво око» в необходимости неформальных контактов с французским контрагентом: невредно, мол, налаживать отношения. А сейчас даже об этом заботиться не нужно. Хоть за то спасибо Михаилу Сергеевичу.
— Викто;р, —  вдруг спросил Ив, когда они присели пропустить по бокальчику-другому старого доброго божоле, — а что ты думаешь обо всём, что происходит в вашей стране? Вы ведь теперь вольны высказываться без оглядки на товарищей из КГБ.
—  Вроде того, хотя ты понимаешь, я ведь чиновник, но приватные беседы теперь их, кажется, не интересуют. Тут публично некоторые такого уже наворотили, что раньше хватило бы на максимальный срок за каждое выступление. По поводу страны, —  Виктор Сергеевич задумался, по привычке рассматривая свои большие, крестьянские руки, —  да, непростой вопрос. Думаю, Ив, ничего хорошего в ближайшие годы нас не ждёт. Экономически мы почти банкроты, а в остальном: Союз развалится, он уже развалился, Прибалтика, Молдавия, Грузия, Армения уже практически неподконтрольны Центру. Кто ещё отколется —  трудно сказать, не потерять бы Украину, но... Союз может спасти только военная диктатура, да-да, как это ни печально звучит, как ни страшно становится от одной такой мысли, но, по моему мнению, это могло бы стать выходом из ситуации. И я тебе скажу сейчас крамольную вещь: вероятно, это стало бы не самом кровавым решением проблемы. Другое дело, что диктатуры, как мы знаем, особенно военные, не вечны. И что потом? Новая кровь или постепенная трансформация? Не знаю. Проблема ещё в том, что у нас нет традиции военных переворотов. Даже Франция, как это ни парадоксально может показаться, имеет больше примеров вмешательства военных в политическую жизнь. У нас же они —  только исполнители воли политиков.
Так что могу тебе с уверенностью сказать —  ничего хорошего нас не ждёт. Главное, чтобы не разразилась гражданская война. Межнациональные мини-войны уже идут и будут идти дальше по нарастающей. Горбачёв пытается спасти Союз, но он сам здорово поспособствовал его развалу. Вообще он очень противоречивый человек, двуличный, и в то же время недалёкий. К сожалению, партия оказалась не способна в критической ситуации выставить талантливого лидера.
Виктор Сергеевич глубоко вздохнул и высадил остаток вина.
— А ты не считаешь, что раз партия оказалась неспособной выставить подходящего лидера в такой момент, то значит проблема гораздо глубже, проблема в самой системе?
— Конечно, многие уже давно осознали это. Ельцин, например, даже осмелился выступить против неё, хотя она его и породила. Но слом системы приведёт к слому государства, этот процесс уже идёт, в общем замкнутый круг! —  Виктор Сергеевич тихо выругался по-русски.
Ив не понимал язык, но перевода не требовалось, всё объяснило лицо собеседника.
— Ещё по бокальчику?
— Давай! — поддержал Виктор Сергеевич
— Может, чего покрепче?
—  Я не против.
Они провели в разговорах ещё часа полтора, и раздавили в общей сложности полбутылки виски, после чего опьяневший Ив настаивал на вызове такси до гостиницы, но Виктор Сергеевич поблагодарил и отказался. Требовалось выполнить некоторые поручения жены. Она ведь не могла упустить такую возможность, первую за столько лет.
Он сел на 95-ый автобус. Парижане возвращались с работы. Клерки из частных контор, чиновники из государственных организаций и муниципальных ведомств, студенты и старшие школьники. Салон переполнен, но без московской толкотни. При торможении на одном из перекрёстков, Виктор Сергеевич не устоял и наступил на чью-то милую ножку в голубых туфельках. С некоторым трепетом в душе приготовился услышать ругань, но невысокая стройная дама в джинсах и белой блузке повернулась к нему лишь для того, чтобы с милой улыбкой промурлыкать «пардон». Париж —  не Москва. Виктор Сергеевич в ответ натянуто улыбнулся и тоже извинился.
Бело-зелёная «гармошка», продираясь сквозь вечерние пробки, минут за десять довезла его бульвара Осман. Виктора Сергеевича вначале поражало это турецкое словечко посреди города Парижа. Несозвучное французскому языку —  как восточные шаровары, торчащие из-под дамского бального платья девятнадцатого века. Лишь некоторое время спустя он прочитал название на карте и всё понял. Виной этой несуразности был местный вариант смеси «французского с нижегородским». Хаусманн так читалась бы правильно фамилия префекта, перестраивавшего Париж при Наполеоне Третьем. Но эльзасско-немецкое слово французы прочитали на свой манер, и получилось то, что получилось.
Там, на бульваре, из двух громадных универмагов одежды и всего остального, что создаёт, если верить Эмилю Золя, дамское счастье, он выбрал «Printemps». Он ему импонировал больше ввиду наличия угловых башенок в стиле раннего модерна. Они весьма мило смотрелись на фоне не очень разнообразной парижской архитектуры девятнадцатого века и великолепно украшали сложную стекло-бетонную или стекло-кирпичную конструкцию магазина —  этого царства общества потребления, родившегося здесь задолго до американского.
Александра Евгеньевна заказала по сути ерунду —  шляпку. «Витенька, как у английской королевы, только посовременнее и более молодёжненькую. Я же не могу одеваться по-старушечьи, даже если старуха — британский монарх!»  Виктор Сергеевич кивал, а про себя бурчал: «Вот так задачу задала жёнушка!» И увильнуть от неё ни под каким предлогом нельзя —  до смертного одра будут ему припоминать купленную в Париже шляпку. Только над цветом не придётся голову ломать —  требовалось искать голубую, ну или синюю, на худой конец.
Виктор Сергеевич посмотрел на часы —  до закрытия ещё прилично времени, что ж остаётся лишь скрупулёзно обшаривать шляпочные отделы в надежде наткнуться на подходящую вещь. Хорошее слово, будет ли она такой для жены —  большой вопрос. Вот если бы сфотографировать и послать, как со спутника, на Землю фотографию —  смотри и одобряй. Но, увы. Пока с орбиты подобное позволительно лишь военным и метеорологам.
Вид бесконечных дамских головных уборов утомил Виктора Сергеевича настолько, что его чуть ли не тошнило от них. Подержит в руках одну, кажется, это она наконец. Перед отъездом он специально перелистал кучу английских и французских журналов в поиске фотографий шляпочной Елизаветы и мнение своё на этот счёт составил. Но всякий раз, когда рука тянулась сделать знак напряжённо ожидающей его решение продавщице, а она со своими приставаниями следовала за ним по пятам, всякий раз он находил что-то такое, что заставляло его вернуть потенциальную покупку на место и искать другую.
Вот опять он с дежурной улыбкой, адресованной разочарованной работнице универмага, покидал отдел, в котором провёл добрые четверть часа.  Стал вертеть головой в поисках следующего временного пристанища и внезапно боковым зрением уловил чей-то знакомый силуэт. Повернулся и едва не вскрикнул от удивления. Метрах в пятнадцати от него нечто похожее на блузку внимательно рассматривала Илона. Дочь на вытянутых руках держала перед собой кусок серебристой материи, крутила его во все стороны и, повернувшись к своему спутнику, произнесла несколько фраз. Виктор Сергеевич, естественно, не мог слышать их разговор, но даже, если бы его слух разобрал эти слова, он наверняка бы не смог их понять. Мощный эффект от увиденного заставил  Виктора Сергеевича на некоторое время потерять способность соображать. Он не отрывал взгляда от дочери и совершенно не обращал внимания на окружающих. Зато спутник Илоны, невысокий молодой человек лет двадцати пяти-двадцати семи, безупречно одетый, однако обладавший не слишком привлекательной внешностью, с ранними залысинами на черепе неправильной, чересчур вытянутой формы, заметил неотрывно рассматривавшего их человека. Товарищ дочери от скуки глазел по сторонам и пялившийся на Илону Виктор Сергеевич не мог не привлечь его внимания.  Молодой человек дотронулся до плеча спутницы, явно с целью обратить её внимание на этого чудака.
К счастью, та была настолько поглощена своей покупкой, что не сразу оторвалась от неё, это позволило опомнившемуся Виктору Сергеевичу успеть укрыться за высокой витриной со шляпами. Он спрятался! Спрятался от собственной дочери! Потому что застал её в Париже, а не на даче у однокурсницы, как было заявлено официально, застал с мужчиной, явно богатым любовником, который привёз её сюда, в этот город, в город её мечты. Сердце колотилось так, словно хотело выскочить из груди. Илона! Илона! Что же ты натворила? Только не приближайся ко мне! Не сейчас, не здесь, не с твоим хахалем в модном костюме. Илона, деньги ведь не решают всё! Как ты могла?
Но Илона даже не думала выяснять, что за странный мужик просмотрел все глаза в её сторону. Мало ли таких на неё глазеют! Она в Париже, покупала себе красивые женские штучки, которые она не сможет одеть при муже, ну и что? Главное, что она счастлива! Это счастье сиюминутное, она понимала, но тем сильнее она его ощущала.

Часть 4

На следующий день трудные переговоры отвлекли Виктора Сергеевича от мыслей об Илоне. Планировалось всё завершить в субботу утром, на воскресенье были забронированы билеты на самолёт, однако пришлось перебронировать на понедельник, так как стало ясно, что при всех стараниях и в воскресенье преодолеть разногласия не удастся. К тому же следовало отдохнуть хоть полдня, тяжело ведь совсем без выходных. Люди —  не роботы. Поэтому предусмотрели только утренний сеанс, однако и на нём продвижения почти не случилось.
Вернувшись в отель после совместного обеда делегации, Виктор Сергеевич грохнулся на кровать прямо в костюме, лишь ослабил узел галстука. Закурил, вкушая ароматный дух Gauloises. Расслабился, наконец. Ещё бы двойного виски, и полное блаженство! А ведь Ив приглашал. Молодчина он. Сколько лет прошло, а не забыл старого товарища. И достаточно было лишь позвонить из предбанника конференц-зала, там стоял телефон в свободном доступе, подходи и звони. Но усталость ещё тогда накрыла его как грозовое облако на даче накрывает весь посёлок —  полностью и без просветов. Сейчас времени —  четыре, успеется ещё: отдохнёт немного и потом свяжется с Ивом. Общение с ним доставляло одно удовольствие, нельзя себе в этом отказывать.
Но в не затуманенное алкоголем сознание опять полезли мысли о семье. Заботы, хлопоты, проблемы. Шляпку он так и не купил, не подобрать подходящей: сколько ни смотрел, то не по карману, то какая-то слишком экстравагантная. Привезёт, а Саша брезгливо, как она умеет, сожмёт губы и буркнет что-нибудь типа: «Конечно, я и не ожидала от тебя ничего иного. Даже банальную шляпку купить не в состоянии! Почему в этом доме всё на мне должно держаться?»
Да Бог с ней, со шляпкой. Вот Илона, вот где беда.  По возвращении обязательно серьёзно с ней поговорить, и без Саши, она всё испортит. А лучше бы отправить в Исламабад, к мужу, последний год остался, в институте можно взять академку и вперёд. Там не загуляет. Господи, ведь как всё хорошо было задумано! Такие родственники, муж —  умница и её любит. Чего тебе ещё надо, Илона?
Виктор Сергеевич сам прекрасно сознавал, что дочери нужно. Он ведь со временем стал отдавать себе отчёт в том, что Саша вышла за него не по любви. Это он голову потерял тогда. А она... просто подвернулся подходящий вариант, и не упустила. Только у Саши ума хватило не гулять на стороне. В чём-чём, а вот в этом он абсолютно уверен. А Илона... Эх-х. Ведь перед тобой красную ковровую дорожку расстелили, а ты на него... Эх-х. Беда-а. Незаметно Виктор Сергеевич отключился. Усталый организм потребовал паузы.
Он разлепил глаза лишь после одиннадцати. Не могло быть и речи о том, чтобы тревожить Ива. Спустился в бар отеля, он уже закрывался, но бармен любезно согласился налить двойной скотч. Лишь спросил, добавить ли виски в счёт за номер. Виктор Сергеевич хмыкнул, ещё чего не хватало! Потом иметь беседы ненужные, нет, он сразу расплатится. Он тянул коричневатую жидкость с полчаса, чередуя с двумя сигаретами. И всё равно на душе легче не стало, что-то по-прежнему висело чёрной тучей. Да, утром вызвонить Илону, она уже, по идее, прикатит с «дачи». Обещала в понедельник заехать за своей кошкой, не из аэропорта ведь прямо. Дорого сто;ит минута связи с Москвой, но так спокойней.
Заснул под утро, но проспал недолго: стрелка часов приближалась к шести. Его внутренний будильник всегда долго перестраивался с московского времени, а тут ещё вчера продрых полдня, вообще удивительно, что уснул во второй раз. Принял душ, включил телевизор, TF1. И понеслось: в Советском Союзе путч, Горбачёв отстранён от власти, в стране введено чрезвычайное положение. Доигрались! Приехали! Не военная диктатура, так гражданская! Виктор Сергеевич схватился за голову да так и просидел добрый час, раскачиваясь в плетёном кресле и тупо пялясь в гостиничный «Сони».
Делегация собралась на завтраке, все возбуждённые, но своё мнение высказывать боялись. Переговоры отменили, перенесли на неопределённый срок, время вылета осталось прежнее —  в три часа их повезут в аэропорт. Целых семь часов свободы. Возможно, последней в жизни. Полный рабочий день, только совсем не рабочий, праздный. И миллион мыслей в голове. Тут уж не до шляпки. Даже про Илону забыл.
Бродил по Парижу, медитировал на лавочках в редких скверах, выкурил всю пачку сигарет, купил Gitanes, проходя мимо газетных киосков, цеплял взглядом заголовки первых страниц. Некоторые успели отреагировать. Запомнился один: «Горбачёв уже мёртв?»
«Да, чтоб ты на самом деле сдох, идиот! — Виктор Сергеевич добавил ещё пару «ласковых». — Только бы для пользы дела, а не так бездарно!» Завернул в бар с вывеской «Piccadilly». Ухмыльнулся: «Ни у кого нет пророка в своём отечестве, французы называют бары английскими словечками, англичане стремятся при первом удобном случае завернуть что-нибудь французское, а мы и то, и другое, и третье». Одним виски не ограничился. Тупо уткнулся в телеэкран, там вместо футбола или тенниса показывали Москву, притихшие улицы, люди, прячущие лица от камер и «Лебединое озеро».
Так шатался по городу и его барам до обеда, пока совсем не кончились деньги, в том числе на шляпку. Завалился в отель. Обед не предвиделся. Кормёжку планировали в Берси, а с гостиницей никто не договорился. Да в общем, ему наплевать на обед. В отличие от души, тело отдыхало, оно приятно разомлело, было хорошо. Собрался прилечь, ещё больше двух часов в запасе, но вдруг раздался звонок.
Ив, голос встревоженный:
— Викто;р, ты где ходишь? Я с утра пытаюсь до тебя достучаться!
— А что такое, Ив?
— Как что такое? Ты прекрасно знаешь. Нам надо увидеться, не уходи из отеля, я через тридцать минут подъеду.
Виктор Сергеевич не стал отговаривать друга: надо, так надо. Он опять врубил телевизор и стал ждать.
Ив ворвался в номер как метеор, без стука.
— Викто;р, в этой ситуации тебе нужно принимать решение.
— Какое, Ив?
Француз затараторил безостановочно.
— В России будет диктатура, тебе нельзя возвращаться. Я разговаривал с одним человеком в посольстве, его здесь многие знают, кстати, он сегодня выступит по нашему телевидению. Он тоже придерживается такого мнения и остаётся во Франции. Викто;р, я могу тебя приютить на первое время: у нас в новой квартире гораздо больше места, тебе будет комфортно, потом мы пристроим тебя или к нам, или в другую фирму. Да, первое время тебе положат не очень высокий оклад, тысяч двенадцать, думаю, это реально. Для начала, здесь это зарплата учителя с двадцатилетним стажем. Но это для начала, ты опытный специалист, и я думаю, быстро зарекомендуешь себя. Люди, разбирающиеся в международной торговле, на дороге не валяются. Александру мы вытащим из России, всё же границы не станут герметичными, во всяком случае мгновенно. А твоя дочь уже взрослая, у неё своя судьба. Она уже устроена. Решай, Викто;р, у тебя ведь не так много времени. Его просто нет.
«Про дочь это он верно заметил, даже сам не догадывается, насколько верно, судьба у неё своя, —  подметил Виктор Сергеевич, —  а вот обо всём остальном... Хм».
— Викто;р, я понимаю, что тяжело вот так, в один миг взять и отрезать, но это нужно сделать. Тебе следует пересидеть этот жизненный отрезок здесь. Работу найдём. Ты сам говорил, тебе нравится Франция: красивая, спокойная страна. Зачем тебе возвращаться в пучину хаоса, который уже охватывает твою Россию?
Виктор Сергеевич молчал. Что он мог сказать в ответ? Он сам не знал. И дело не только в этом ГКЧП, то есть, конечно, прежде всего в нём. Но предоставляется перспектива пожить одному, без постоянного Сашиного жужжания, без её вечных укоров: «Ты не то, ты не это, тебя все обманывают». Как будто она создала их семейное благополучие. Работала бы сейчас в доме культуры имени товарища Пупкина за 120 рэ. Он бы давно ушёл, ещё после поступления Илоны в институт. Но куда? Плюс пятно в личном деле. А тут всё само падает в руки и не надо беспокоиться о мнении начальства, парткома, профкома. Виктор Сергеевич закурил.
— Викто;р! Скажи хоть что-нибудь!
Виктор Сергеевич посмотрел в окно, потом перевёл взгляд на своего гостя.
— Я не знаю, что сказать. Спасибо, Ив, за предложение, я очень тронут, на самом деле. Но вот так, в одно мгновение, развернуть жизнь сложно, очень сложно. Дай мне время на размышление. У нас оно ещё есть: немного, совсем немного, но есть.
— Хорошо, я сейчас на работу, буду ждать твоего звонка.
Когда они обнялись, расставаясь, Виктор Сергеевич, пробормотал в ухо Иву:
— Спасибо ещё раз, я очень тронут.
За Ивом захлопнулась дверь. Виктор Сергеевич через окно наблюдал, как его друг спешит к машине. Вот он обернулся, рассмотрел силуэт своего русского товарища, помахал рукой, пальцем ткнул в часы, напоминая о том, как мало времени осталось, и пропал в кабине «Рено-25». Виктор Сергеевич постоял ещё несколько минут, разглядывая сверху парижскую улицу. Он уже знал, что дверь захлопнулась не только за его другом. За всем, его предложением тоже, за Парижем. Бросить всё в такой момент? Страну, пусть она идёт куда-то не туда, но она на перепутье. И это его страна! Там похоронены его родители, там и он сам найдёт успокоенье. Бросить Сашу, свою недалёкую жену, да как порой хочется выразить ей всё, что накипело, так и надо сказать прямо и честно, а не убегать этим позорным способом. И, наконец, Илону. Ах, кабы у неё было всё налажено! Нет же, понесло неизвестно куда, неизвестно зачем. Хотя как раз известно. Нет, срочно к мужу отправить, и пускай рожают ребёночка. Институт подождёт, а дурь из головы вылетит.
Он не стал звонить Иву, вышел на прощанье подышать парижским воздухом. Воздухом свободы, который, наверное, не доведётся больше ощутить. Молодая счастливая парочка шла в обнимку ему навстречу. Парень в джинсах и жёлтой сорочке-поло что-то шептал на ушко своей избраннице. Та улыбалась и отвечала ему, Виктор Сергеевич расслышал лишь «мон шери», мой дорогой.
Сквозь широкое окно рассмотрел экран телевизора в баре, в этот раз публике улыбалась довольно миловидная дама средних лет —  первая женщина Премьер-министр Франции, мадам Крессон. Здесь симпатичная дамочка, его ровесница, Эдит Крессон, а там гориллообразный Янаев, Пуго с псевдоленинским лбом, Крючков со сверлящими гэбистскими глазами, спрятанными за тёмными очками. Но, значит, такая его судьба. Пора собирать вещи. Пора в аэропорт.

Полностью книгу можно прочитать на платформе "Литрес" и приобрести  в книжных магазинах Санкт-Петербурга и  в сети "Буквоеда" и "Читай-города"