Чистый четверг

Я вбегаю в прохладу и полумрак подъезда и сразу же стаскиваю шапку. Дверь с грохотом закрывается, и эхо гулко поднимается вверх, словно дразнится: «Попробуй догони!» Пару мгновений раздумываю, пойти пешком или поехать на лифте. В памяти всплывают страшные истории о пострадавших от этого монстра, случайно застрявших или прикушенных деревянными челюстями. Круглая кнопка вспыхивает, а я решаю подняться по лестнице: времени мало, не до приключений, впрочем, на эксперименты его точно хватит. Пару пролётов пыхтя перешагиваю через ступеньку. Расстёгиваю куртку. Жарко. Подниматься через две ступеньки тяжело, цепляюсь за перила, чтобы не упасть, и представляю себя альпинистом. Через три — не хватает ног, да и рюкзак на спине мешает держать равновесие. Жаль, я б тогда Славке нос утёрла… Точно! Мне ж ещё в школу возвращаться! Поправляю портфель и оставшиеся три пролёта преодолеваю бегом.

Колочу в тёмно-коричневую дверь: пусть знают, что я тороплюсь. Глухо жужжит пылесос. Не слышат? Встаю на цыпочки, чтоб дотянуться до звонка. Палец соскальзывает, не понимаю, получилось или нет, но гул затихает. Замок щёлкает, и дверь распахивается:
— О! Юлька, заходи!
— Привет, деда, — улыбаюсь я и прошмыгиваю в коридор.
— Лю-ю-юд! Юлька пришла! — кричит дед. Из кухни с полотенцем в руках выходит бабушка.
— Привет! Раздевайся! У тебя во сколько кружок?
— В три, — рюкзак с Барби бухается на пол, стаскиваю сапоги и вешаю куртку на ближайший свободный крючок.
— Ага, а сейчас? — бабуля вытаскивает из кармана часы. — Полвторого. Отлично. Мой руки и за стол.

В кухне светло и прохладно. Белоснежные занавески колышутся на сквозняке, как паруса. Подоконник и часть стола заставлены яркими баночками для рассады, из которых уже торчат худенькие мохнатые помидорные стебельки. Усаживаюсь рядом.
— Суп будешь?
— Какой?
— Музыкальный, — в дверях появляется дед.
— Гороховый…
— Возьмите музыку в дорогу! — перебивает рекламным голосом дед, закашливается от смеха и получает полотенцем по плечу.
— Другого нет? — морщусь я, бабуля мотает головой и кладёт передо мной ложку. — Немножко.
— Саш, нарежь внучке хлеба, — командует бабушка, дед ворчит, но, поймав мой взгляд, заговорщически подмигивает, а после ставит корзинку с хлебом на стол.

Суп в тарелке дымится, а я чувствую, как рот наполняется слюной. Вкусно же, и зачем дедушка каждый раз дразнит бабушку? Но, кажется, она даже не злится. Наваристый ароматный бульон теплом разливается по телу.
— Не хлюпай! Ты же девочка! — одёргивает меня бабушка. — Ты тоже не хлюпай. Сидят тут два поросёнка.
— Хрю-хрю! — подыгрывает дед.
— А что у тебя в духовке? — уж очень аппетитно пахнет на кухне.
— Куличи. Пасха же скоро! Сейчас допекутся, буду глазурь делать. — Я с надеждой смотрю на бабушку. — А тебе в школу надо. В воскресенье попробуешь.
— Ну пожа-а-алуйста!
— Ла-адно, — щурится бабушка, — специально для тебя маленький испекла. На пробу. Но сначала суп доешь!

Я быстро орудую ложкой и отодвигаю пустую тарелку на середину стола. Передо мной появляются кружка с котёнком и небольшой кексик на блюдце. Румяный, горячий, пышный со сладкими пухлыми ягодами изюма, не залитый глазурью бабушкин кулич — первый вестник приближающейся весны.

В воскресенье мы все соберёмся за огромным столом с пушистыми веточками вербы в самом его центре, устроим яичные бои и будем хохотать до икоты. И будет чай с куличом и сладкой творожной пасхой…
— И спа-а-ать! — прерывает мои размышления дедушкин бас. — После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать!
— Не та-а-ак! — прыскаю я от смеха.
— А как? Тело, всунутое в воду, выпирает на свободу с силой выпертой воды тела, впёртого туды. Оно? — я снова заливисто хохочу.
— Подавишься, — одёргивает меня бабушка.
— Вы как хотите, а я прилягу! Спасибо! — дед встаёт из-за стола и уходит.
— Можно мультик?
— Пятнадцать минут, а то опоздаешь, — улыбается бабушка.
— Спасибо! — подпрыгиваю я и целую её в щёку, а после убегаю в комнату.

Скоро снова зазеленеют деревья, и зацветут яблони, дни станут заметно длиннее и будет тепло. А пока нужно столько всего успеть.