Дессейнщик. Непоследовательная трилогия

Оглавление
Пролог
Часть I. Шёлковая история Руси и не только…
   Петр I — отец шёлкоткацкой промышленности
   Мануфактур-коллегия — царский Минтекстильпром
   От кустарей до мануфактур… туда и обратно
   Кустарная изба и мастерок
   Михайло Одар — кризисный управляющий
   Филипп де ла Салль
Часть II. Щёлково
   Топонимика
   Хомутовский тракт
Часть III. Дессейнщик
   PS
   PPS

Пролог

Трилогия — это три произведения, которые объединены общей идеей или преемственностью сюжета. В непоследовательной трилогии нет общих сюжетов, зато их объединяют темы, идеи или обстоятельства, т. е. это, если хотите, — некая субстанция*.

*Субстанция (от лат. substantia) — сущность, нечто, лежащее в основе, то, что существует, благодаря самому себе и в самом себе, а не благодаря другому и в другом.

Предлагаемое к прочтению состоит из трех частей:

— Часть I. Шёлковая история Руси
— Часть II. Щёлково
— Часть III. Дессейнщик

Все их объединяет единая тема — «шёлк».

Две первые части, в основном, — краткий исторический экскурс с пояснениями и небольшими комментариями на «шёлковую тему», который, как мне кажется, следовало представить, иначе могли бы возникнуть вопросы при прочтении последней части — основы трилогии.

Пока я не погрузился в тему, фраза «производство шёлка на Руси» казалась мне абсурдной. А тема, на мой взгляд, оказалась неожиданно весьма познавательной и увлекательной. Идея же трилогии возникла с попытки разобраться с топонимикой*  «Щёлково» — подмосковного города, где я родился.

*Топони;мика (от др.-греч. «место» + «имя, название») — раздел ономастики, изучающий географические названия (топонимы), их происхождение, смысловое значение, развитие, современное состояние, написание и произношение.

Решение читать ли все три части последовательно, или перейти сразу к последней — остается за читателем! Тогда вы прочитаете не трилогию, а просто рассказ.

Автор бы порекомендовал все же начать с первой части, как минимум, с целью расширения кругозора и ознакомления со специфической терминологией по теме! Ну, а тем, кто историей не интересуется ни в каком её проявлении, а в этом не вижу почти ничего предосудительного, читать написанное категорически не рекомендуется.

Часть I. Шёлковая история Руси и не только…

Известно, что шёлк — это натуральная текстильная нить животного происхождения, продукт, выделяемый железами гусениц шелкопрядов. При совместной размотке нескольких коконов получают шелк-сырец, из которого вырабатывают крученый шелк, применяемый для изготовления тканей, трикотажа или швейных ниток. Длина шёлковой нити (шелковины) из одного кокона достигает 800 — 1000 м. Нить имеет треугольное сечение и отражает свет, подобно призме, что и вызывает красивое переливание и блеск.

Хитрые и бессовестные китайцы начали жестоко эксплуатировать гусениц шелкопряда еще в 4-м тысячелетии до н.э. «Госпожой шёлкопрядов» нарекли Лэй Цзу, жену Великого Желтого Императора Ши Хуан-Ди. Как гласит легенда, жена императора сидела под тенистой кроной тутовника, наслаждаясь чаем. Неожиданно в ароматный напиток упал кокон шёлкопряда. Раздосадованная императрица извлекла кокон из чаши и обнаружила, что он начал разматываться, нить все тянулась и тянулась… В тот миг прекрасная Лэй Цзу догадалась, что из этой нити можно получить чудесное волокно для пряжи… С тех пор по праздникам в ее честь на алтари храмов возлагали подношения в виде коконов шёлкопряда.

Шёлк не вывозился из Китая до тех пор, пока во второй половине первого тысячелетия до н.э. не появился Шёлковый путь. Караваны, груженные бесценной тканью, отправились на запад. Почти тысячу лет Китай оставался монопольным производителем шёлка, продолжая измываться над несчастными гусеницами. Но, несмотря на развитие торговли, китайцы еще в течение нескольких веков строго хранили секрет производства шёлка — любая попытка вывезти бабочек, гусениц или яйца за границу каралась смертной казнью.

В Древнем Китае всех девочек, независимо от сословия, обязательно обучали вышиванию. Художественные вышивки делались, как правило, на одежде, обуви, сумочках, веерах и других предметах. Самой известной считается Сучжоуская вышивка, то есть вышивка на шёлке шёлковыми же нитями — необычайно красивые картины, выполненные техникой двусторонней вышивки, в которой лицо и изнанка полностью совпадают.

Во II веке до н. э. шелководство и шелкоткачество наконец выходят за пределы Китая. Шёлк проникает в Переднюю Азию. Особенно прославились шелка Древней Персии эпохи Сасанидов. Небывалой популярности шёлковые ткани достигли в эпоху Византийской империи, когда пурпурный шёлк ценился на вес золота и был прерогативой императора и его окружения. Вслед за Византией шёлк прочно утвердился в Европе. Италия стала первой европейской страной, освоившей шёлкоткацкую науку. Она держала первенство в выработке шёлковых тканей вплоть до XVII века, когда появился достойный соперник в лице Франции.

Как в художественном, так и в техническом отношении Франция быстро заняла лидирующие позиции, став признанным эталоном качества и художественного совершенства в области искусств вообще и шелкоткачества в частности.

Патриархальная Русь, дремлющая на восточных оконечностях Европы, мало интересовалась изготовлением новомодных тканей из шёлка, хотя впервые иноземные шелка завозятся сюда из Константинополя (из Царь-града) уже во времена правления князя Олега (879 — 912 гг.) под общим названием «паволоки», «доставая или оружием, или мирным путем торговли и подарков». Разных цветов и сортов «паволоки»: парча, пурпур, порфиры, червленицы или багра, использовались для пошива церковных одежд, священнических облачений, а богатые люди шили из них себе платье.

Самая дорогая ткань — оксамит, которая шла для княжеских и церковных нужд, изготовлялась в Греции. Наиболее распространенными шёлковыми тканями были тогда бархат, камка, атлас, объярь, тафта и привозились они в Россию и с Запада, и с Востока. Название тканей часто указывало на места их изготовления. Ткани, вышитые или вытканные золотом или серебром, были особо в цене и назывались «золотными». Такое вышивание было любимым занятием княгинь, боярынь и, вообще, женщин зажиточного класса. В монастырях это занятие было довольно прибыльным промыслом. Фон материи назывался «землей», а золотое или серебряное тканье, или же цветы по фону, назывались «травами». Шёлк был исключительным достоянием государевой казны и только в 1647 году торговля шёлком была разрешена частным лицам.

Желание завести собственное шёлковое производство на Руси не отличалось последовательностью и целенаправленностью первых опытов, которые заканчивались безуспешно.

Шёлк-сырец на Русь привозился сначала только из Азии — Китая, Персии и Кавказа. Первые попытки шелководства в России были сделаны с воцарением династии Романовых — при царе Михаиле Федоровиче. А у царя Алексей Михайловича, учредившего в 1652 году бархатный двор, возникла «диковинная затейка» — завести тутовые сады под Москвой. С присоединением к России Крыма в конце XVIII в. шелководство получило распространение и на полуострове.
 
Первые же посадки тутовых деревьев появились в России после успешного похода Петра I против Персии и завоевания Дербента, Баку и других южных мест. В 1722 году был устроен первый шелковичный завод при реке Ахтубе, в 1724 г. — в Киеве и на Украине. Различными экономическими мерами власть стремилась развивать шелководство в стране, но не всегда успешно. Во-первых, не очень благоприятный для шелкопряда климат приводил к частым болезням гусениц. Во-вторых, дороговизна нашего шёлка, по сравнению, например, с персидским явно не способствовала выгодному производству и товарообороту. Вот почему почти весь шёлк-сырец, по-прежнему, завозился из-за рубежа.

Таким был опыт заведения шелкового производства в России до начала XVIII века. Следующий век стал для России более успешным. Петровская эпоха со всеми возможными нововведениями пробудила к жизни многие европейские начинания. Этот процесс затронул и шелкоткацкую промышленность.

Петр I — отец шёлкоткацкой промышленности

В 1717 г. во Франции Петру I довелось посетить шелкоткацкие мануфактуры. Первой из них была королевская гобеленовая  мануфактура. «В гоблее, то есть на гобелиновой фабрике, от имени регента, поднесены были Петру в подарок четыре ковра, вытканные с картин Жувенета, изображавшие: рыбную ловлю св. Петра, воскресение Лазаря, исцеление разслабленнаго и изгнание из храма торгующих» [1]. Гобелены для украшения королевских апартаментов в Версале ткались из шёлковых, шерстяных нитей или при их смешении. В том же 1716 году Пётр I выписал из Франции четырех «шпалерников  богатых шпалер большой руки» и простых мастеров. Все они благополучно прибыли в Петербург в июне 1717 года, однако, за неимением пригодной шерсти и шёлка, французским мастерам пришлось сидеть без дела [2].

*Гобелен — тканый ковёр ручной работы, на котором разноцветной шерстью и отчасти шёлком воспроизведена картина более или менее известного художника.
*Шпалера — другое название гобелена.


Посетил Петр I и чулочную мануфактуру. Чулки в то время были непременным атрибутом как женского, так и мужского костюмов. Тёплые шерстяные чулки были частью военного обмундирования армий практически всех европейских государств. Шёлковые чулки из-за своей дороговизны были привилегией знати.
 
Сопровождали царя при посещении мануфактур его тайный советник Пётр Павлович Шафиров и подканцлер Пётр Андреевич Толстой. Государь был весьма впечатлен успехами французских мануфактуристов. «Министры его Шафиров и Толстой, видя Монарха с величайшим любопытством осматривавшего французские шёлковые фабрики, и приметя желание его о приведении своих таких же фабрик до толикого совершенства, каковые французские, изъявили желание своё взять оное на себя. Ничего не было на то время столь приятного для Его Величества, как таковое предложение; вследствие чего Монарх и обещал им всякое со своей стороны в том пособие, а сии министры и не оставили приискать и уговорить нескольких из лучших мастеров принять у них службу» [3].

В результате их усилий в Москве появилась «Штофных*  и прочих шёлковых парчей мануфактура», которая должна была превзойти свой французский прообраз по ассортименту продукции. В 1717 году мануфактура, учрежденная в виде торгово-промышленной компании, получила одну из самых крупных правительственных ссуд, когда-либо выделенных Петром I, —45.672 рубля. Первоначальный денежный капитал в фонд мануфактуры внесли и сами соучредители: Шафиров — 25.800 и Толстой — 20.000 рублей. Позднее к ним присоединился и другой сподвижник Петра I, граф Фёдор Матвеевич Апраксин, в два приёма внеся сумму в 20.000 рублей «на нужнейшие расходы в мануфактуре». Позднее к «компанейщикам» присоединился и вездесущий Александр Данилович Меншиков, по некоторым сведениям, даже не сделав денежного взноса. Ну, как же без него!

*Штоф, декоративная ткань —  тяжелый узорчатый материал сложного переплетения, применяющийся в интерьерном дизайне.

Так «Штофных и прочих шелковых парчей мануфактура» становится ядром для нескольких наиболее известных в России шёлковых производств, продолжавших работать во второй половине XVIII века.
 
На её базе выросло одно из первых в России шёлкоткацких производств во Фрянове — «Францовская шелкопрядильная мануфактура», основанная армянином Игнатием Францовым (Игнатий Францевич Шериман) на маленькой речушке Клязьме. В 1717 году в Москве на Таганке завел фабрику вернувшийся после учебы за границей Данила Яковлевич Земской — «птенец гнезда Петрова». Внучка его вспоминала [10]:
 
«... Дед мой Земской был из дворян, но самых бедных, богат был умом обширным, его лицо изображало самого умнаго, деятельного человека; у отца моего был его портрет; батюшка покойный любил его, почитал его за ум и деятельность... Когда государь Петр I отправился в Голландию, то пожелал взять с собой добрых и достойных отцов молодых людей для обучения мануфактур, — 18 человек. Учились в Голландии: Земской учился шелковой мануфактуре, Затрапезной — холщевой... государь возвратился в Россию; приказано было им возвратиться тоже в свое отечество... Государь пожаловал Затрапезному пять тысяч душ под фабрику и Алексинскую бумажную, Земскому пожалована тоже под фабрику Купавинская...».

В 1721 году вышел ряд указов, облегчавших заведение частных, в том числе шёлковых, мануфактур, а также издан указ о покупке к заводам деревень: «… а ныне по нашим указам, как всем видно, что многие купецкие люди компаниями, и особно многие возымели к приращению государственной пользы заводить вновь разные заводы, … к тому ж и шелковые, и полотняные, и шерстяные фабрики, из которых многие уже и в действо произошли. Того ради, позволяется сим нашим указом, для размножения таких заводов, как шляхетству, так и купецким людям, к тем заводам деревни покупать невозбранно, с позволения берг и мануфактур-коллегии, токмо под такою кондициею, дабы те деревни всегда были уже при тех заводах неотлучно». Так, благодаря поддержке развития текстильного производства Петром Великим, Игнатий Францов кроме 31 иностранного специалиста получил территорию в 10 верст в диаметре.
 
В 1758 году в Москву приезжает Лазарь Назарович Лазарев (Газарян) (1700–1782), ставший со временем одним из наиболее влиятельных в России армян. Будучи представителем знатного армянского рода, Лазарь Назарович в России был первые годы в купеческом сословии, а в 1774 г. он и его сыновья становятся потомственными дворянами России. В 1758 году Лазаревы покупают у Захария Игнатьевича Шеримана (Шериманяна) шелковую фабрику во Фрянове на Стромынском тракте, основанную в 1735 году его отцом Игнатием Францевичем. На фабрике в начале XIX века работало 126 станов, 373 помещичьих и 165 приписных (посессионных) крестьян. Во время Наполеоновского нашествия Лазаревы из фабричных крестьян с. Фрянова сформировали отряд в 100 человек, который действовал в составе народного ополчения Москвы. Во время Московского пожара 1812 года в складах на Покровке сгорело большое количество дорогих шёлковых тканей, выделанных фряновскими ткачами. К 1820 году на фабрике работало уже 792 работника. Мануфактура ежегодно производила до 400 пудов в основном персидских, турецких, также небольшое количество китайских и итальянских шелковых в бархате тканей, штофной ткани, тафты, драгета и почти всех видов шелков, частично также дорогих тканей, которые использовались в основном для шитья куртуазных  платьев.
На Купавинской фабрике Д. Я. Земского работали, в основном, посессионные крестьяне, но были и «отходники», а на мануфактуре Лазаревых, трудились и вотчинные (собственные) и посессионные крестьяне.

*Куртуазность, куртуазия — система правил поведения при дворе или набор качеств, которыми должен был обладать придворный в Средние века.

Купавинская фабрика, например, имела довольно сложную организацию труда: производство разделялось на несколько отделов и производств. В ткацком отделе — 107 действующих ткацких и 3 ленточных стана, а также 25 станов «резервных». В красильне пользовались медными кубами, котлами и ковшами. Имелся и рисовальный отдел, где создавались узоры для «расцветки» тканей. Для печатания использовались свинцовые плиты, медные доски и наборы различных инструментов. В аппретурном отделе были голандровые и аппретурные машины с медными и деревянными валами. При фабрике имелись тростильня, столярная, токарная, слесарная, черпальная, клеевая и сушильная мастерские, различные кладовые и т.д. В 1798 году, когда фабрика принадлежала казне, на ней работало 298 мужчин и 237 женщин. В этом же году к имеющимся «посессионным» работникам было принято дополнительно «отходников»: мужчин 102 и женщин 39.

В России начала XVIII века делали только легкие шелковые ткани — тафты: полосатые и подкладочные. Купавинская и Фряновская фабрики первыми освоили производство богатых штофов, бархатов, атласов и лент. На Петербургской выставке 1829 года отмечалось, что «ни одна мануфактура не сделала столь быстрых успехов. Три залы наполнены были шелковыми всякого рода изделиями, которые, будучи развешаны по стенам и разложены на столах, представили зрелище, сколь великолепное, столько же отрадное для сердца всякого патриота».

Именно на этих фабриках и, отчасти, на московских, учились крестьяне мастерству шелкоткачества и спешили попробовать себя самостоятельно в новом деле, что и было подкреплено различными поощрительными действиями властей. 60-е годы XVIII столетия ознаменовались появлением ткацких станов в крестьянских избах по всему Богородскому уезду. В 1769 г. 17 крестьян получили билеты на 46 станов, в 1770 году уже 82 – на 267 станов. Особо отличились крестьяне князей Трубецких из дер. Щелковой: 12 человек поставили 29 станов.

Пройдет совсем немного времени и многие из крестьян-кустарей сколотят первые капиталы и откроют свои фабрики. Те, кому позволяли средства, выходили из зависимого крепостного состояния и переходили в свободное купечество.
Зачем же великому реформатору все это понадобилось?

Пётр Первый был известен своей практичностью. И именно эта практичность, проявленная во внимании к производству шёлка, позволяла убить сразу двух зайцев: обзавестись ценной материей и перестать быть зависимыми от импортной ткани. Кроме того, уже тогда было известно, что ткань, производимая тутовыми шелкопрядами, обладает свойством отпугивать всевозможных насекомых, в ней они просто не могут жить. А во времена глобальных эпидемий и непрерывном ведении войн это был очень важный фактор.

По многим российским городам Пётр велел рассылать указы, в которых говорилось о том, что жители должны сажать как можно больше тутовых деревьев и ни в коем случае не срубать их под страхом смертной казни.

К сожалению, Пётр I — последний царь всея Руси и первый Император Всероссийский — 28 января (8 февраля) 1725 года умер.

Мануфактур-коллегия — царский Минтекстильпром

Мануфактур-коллегия — орган, отвечавший за развитие российской промышленности, создание и функционирование мануфактур, была учреждена в 1719 году. В 1727 году была ликвидирована, а её функции переданы: частично Коммерц-коллегии, частично в Сенат, при котором была учреждена Мануфактур-контора, переданная в 1731 году в Коммерц-коллегию. Сама Коммерц-коллегия в связи с этим была разделена на три экспедиции: первой поручались дела по коммерции, во второй — по горному делу, в третьей — по фабрикам и мануфактурам. Дважды восстанавливалась: первый раз — в правление Елизаветы Петровны — в 1742 году (в 1779 году ликвидирована); второй раз — в 1796 году. В 1802 году упразднена и окончательно закрыта в начале 1805 года.
 
Как видим, проследить генезис*  царского Минтекстильпрома — дело непростое. Короче, и в те времена псевдореформаторов хватало!

Мануфактур-коллегия почти всё время своего существования находилась в Москве; на короткое время около 1760 года она была переведена в Санкт-Петербург — с оставлением её конторы в Москве.

Парчовое и шёлковое производства, пользовавшиеся особенным покровительством царственных особ, в течение всего XVIII века развивались и совершенствовались самобытно. Сенат обязан был зорко следить за состоянием шёлковых фабрик, а Мануфактур-коллегия — заботиться о привозе для русских фабрик из Китая шёлка-сырца.

*Генезис (греч.) — процесс происхождения, возникновения и развития.

В то время как Петр Иванович Шувалов проводил в Сенате дело об уничтожении внутренних таможен, генерал-прокурор князь Трубецкой хлопотал о поддержании и усилении шёлковых фабрик. По его предложению Сенат запретил пропускать из Астрахани шёлк за границу, потому что русские шёлковые фабрики терпят в нем недостаток. Мануфактур-коллегия представила, что разными купцами привезено шёлку в Москву 1306 пуд, а от шёлковых фабрикантов объявлено, что им в год шёлку-сырцу надобно 1387 пуд, а теперь у них налицо 338 пуд; поэтому привозимый астраханскими мещанами и персидскими армянами шёлк, сколько по подпискам фабрикантов нужно, купить весь, часть денег заплатить, собравши с фабрикантов, остальное выдать из казны, ибо фабриканты всего шёлку за готовые деньги купить не могут, после чего фабрикантам брать шёлк из казны, сколько кому и когда потребно будет, за готовые деньги, а не в долг. Сенат согласился.
 
Потом Мануфактур-коллегия донесла Сенату, что на шёлковых фабриках в рисовальных и красильных мастерах немалая нужда, ибо имеющиеся рисовальщики сочиняют рисунки только с вывозных из-за моря образцов, а сами без образца рисунка сочинить не могут; не приказано ли будет мануфактуры действительными мастерами удовольствовать, отчего государству была бы слава, а фабрикантам польза, выбравши из находящихся в школах учеников четыре человека, способных к рисованию, послать их для изучения рисовального и красильного мастерства в иностранные государства на казенный счет. Последний пункт не понравился Сенату; он приказал: Мануфактур-коллегии призвать фабрикантов и объявить, чтоб они выписывали мастеров из иностранных государств сами на свой счет. Тем не менее, в 1727 году была выдана награда в сумме 800 рублей «советнику Кассису, командированному Мануфактур-Коллегией в Италию для приглашения в Россию шелковых мастеров с целью обучения сему делу русских людей».

Следует заметить, что были случаи, когда иностранные мастера шёлкового дела сами обращались к русским посланникам в европейских странах с просьбой о трудоустройстве, о чем свидетельствуют архивные документы. Об этом, в частности, повествует письмо от Коллегии Иностранных Дел в Мануфактур-Коллегию.

К середине XVIII века руководителями производственных процессов, наряду с иноземцами, уже выступают русские мастера, учившиеся в Италии и Франции: Ивков, Водилов, Чулков, Резанов.

От кустарей до мануфактур… туда и обратно

Отношения фабрики и кустарной шёлковой промышленности в XVIII веке, никоим образом не укладываются в обычную схему борьбы крупного и мелкого производства. Крупное производство, промышленный капитал не только не действовали угнетающим образом на мелкую промышленность, но, наоборот, энергично помогали ее развитию.
Каким образом возникло кустарное производство — изготовление крестьянами разного рода изделий для рынка? Обыкновенно считают, что кустарная промышленность произошла из семейного или домашнего производства, когда изготавливаются предметы для нужд самой семьи. Специализация занятий и разделение труда привели к выделению из среды сельской общины некоторых крестьян, специально занимающихся тем или иным промыслом, сначала по заказам односельчан, а затем и для рынка. Таким образом, возникает крестьянское производство для рынка — кустарная промышленность. Одной из главных причин массового распространения ткачества было, конечно, неблагоприятное экономическое состояние сельского хозяйства.

Крестьяне исстари ткали у себя в домах льняные или пеньковые полотна, знали технологию ткачества с малолетства и уходили работать, как только появлялась возможность, на создававшиеся с первых лет ХVIII века мануфактуры и фабрики.
Многие помещики были также заинтересованы в переводе своих крестьян с барщины на оброк, который, в отличие от барщины, гарантировал постоянные платежи и помещик часто, видя, что промысловые дела у крестьянина дела идут хорошо, оброк увеличивал «не стесняя себя ничем». Некоторым крестьянам выдавались отпускные покормежные письма, а на основании этих писем и паспорта.

Покормёжные письма — это рукописные документы, своего рода справки XVIII века, выдаваемые волостной администрацией крестьянам, собирающимся по тем или иным причинам покинуть пределы родной волости, чаще всего, конечно, ради сезонной работы. С покормёжным письмом крестьяне отправлялись в Москву в губернскую канцелярию, где на основании данного документа получали паспорт, необходимый для свободного перемещения по стране.

Представляется интересным пример такого покормёжного письма. Самое важное в них — это описание внешности крестьян. Все мы понимаем, что архивные извлечения редко дают нам возможность узнать что-то большее, чем имена и род занятий пращуров, поэтому тем ценнее для нас эти скупые строки. Добавлю, что орфография письма в целом сохранена.
 
«1773 году февраля 26 дня дворцового села Измайлова от управительных дел отпущены Селинской волости деревни Смолевой крестьяня Филип Козмин да сын его Владимир для прокормления в разные городы и уезды с вышеписанного числа впредь на год. И для взятья указного печатного пашпорта явится в Московскую губернскую канцелярию. А ростом оныя крестьяня Филип дву аршин трёх вершков с половиною, волосом и бородою сед, плешив, глаза серые, правым глазом крив; Владимир дву аршин четырёх вершков, волосом и бородою рус, глаза серые, лицём сухощав, глух. В публичном наказании не бывали, из благополучного места».

Многие крестьяне уходили на фабрики, а некоторые пробовали создавать свое мелкотоварное производство, чему благоволило время.

Появляются Указ 28 марта 1762 г. о свободе торговли и Указ 23 октября того же года о разрешении «всем, кто пожелает, разного звания» заводить «фабрики». 9 ноября 1762 г. Екатерина II предписывает Сенату: «учинить все благопристойные способы дать в Российской империи фабрики и прочие ко употреблению надежные рукоделия...». Несколькими Указами 1767 г. была прекращена борьба с безуказным производством в городах, а с 1775 г. были отменены всяческие сборы и регистрации. Этими льготами немедленно воспользовались крестьяне Богородского уезда и именно к этому времени необходимо отнести рождение массового кустарного ткачества.

По Указу 1769 г., который еще требовал регистрации и уплаты подати в 2 руб. с каждого стана, в Государственную мануфактур-коллегию 8 декабря 1769 г., в первый день действия Указа, явились для получения билетов «крестьяне Московского уезду деревни Щелковой: Филипп Тиханов, Калина Трафимов, Иван Барисов, Никита Емельянов, Федор Иванов, Тимофей Петров, Тимофей Симионов, Яким Вахрамеев...; деревни Фрязиной Федор Кондратьев; деревни Новой Егор Федоров; деревни Трубина Григорий Иванов и объявили, что они хотят производить ткачество разных шелковых материй и платков...».

Эти мероприятия правительства можно охарактеризовать словами, сказанными по подобному же поводу: «От сего спасительного узаконения происходит, что множество изделий производит их дешевизну, дешевизна умножает расход, а расход поддерживает паки бодрость и умножение работающих».

Из 22 билетов, выданных Мануфактур-Коллегией на кустарное ткачество в 1769 году, большую часть — 17 — получили крестьяне местности, которая вскоре станет Богородским уездом.

Шёлковое кустарное ткачество было всецело созданием фабрики. Как известно, этот промысел был сконцентрирован в очень небольшом районе, преимущественно в нескольких уездах Московской губернии и прилегающих уездах Владимирской. Чем же объясняется такая ограниченность распространения промысла? А тем, что в Московской губернии еще при Петре I были устроены крупные шёлковые фабрики, из которых крупнейшие, Фряновская и Купавинская, были в Богородском уезде. Учитывая относительную простоту техники ткачества шёлковых материй, промысел этот, очень выгодный, не замедлил переселиться назад в деревню вместе с возвращавшимися в деревню рабочими шёлковых фабрик. Шёлковые кустарные ткачи с успехом конкурировали с фабриками уже в конце XVIII века. В одном Московском уезде у государственных крестьян было около 300 станов для тканья разных шёлковых и бумажных материй да несколько сот станов. Существовали также и мелкие шёлковые фабрики, имевшие по 1-10 станов и наполнявших в Москве Покровскую слободу и под Москвой Преображенское и Измайловское села. Работа в этих кустарных заведениях производилась частью силами только семьи хозяина, частью при помощи наемных рабочих, и притом, как по заказам крупных шёлковых фабрикантов, так и для «собственного торга», т.е. за свой счет. В данном случае мы имеем дело как с наемной домашней системой, так и с «самостоятельным» кустарным производством.
Когда шёлкоткацкая промышленность начала развиваться особенно бурно, возникло множество мелких шелкоткацких фабричек и кустарных изб, некоторые из которых впоследствии превратились в огромные фабрики. При этом случалось, что кустари возвращались назад на фабрики.

В 1811 году был запрещен ввоз в Россию иностранных ситцев. Тариф 1819 года устранял привилегии крупным мануфактурам, которые позволяли им обогащаться, не утруждая себя совершенствованием производства. Многие из этих мануфактур стали останавливаться. Оставшиеся без работы ткачи расходились по деревням и принимались там за знакомый промысел – «навык и искусство, приобретенные рабочими на фабриках, не только не погибли в народе, но, напротив, более распространились; смышленые мастеровые, оставив упадшие фабрики, водворили промышленность по селениям, устроив собственные мастерские и увеличив оные своими домашними».

Следующий таможенный тариф — 1822 года, создал настолько выгодные условия в отечестве, что мелкие производители обогащались в самый короткий срок. Именно в это время у некоторых особо счастливых предпринимателей образовались миллионные капиталы. Не этот ли тариф сыграл главную роль в возможности С. В.   Моро¬зова выкупиться за громадную сумму — 17 тысяч рублей у Рюмина?

В это время народилась система раздачи работы на дома крестьянам. Квалифицированный и опытный ткач — крестьянин, становится участником фабричного производства.

Кустарная изба и мастерок

Мастерские кустарного ткачества могли располагаться или прямо в жилой избе или в особой постройке: светелке (фабричке).
Даже мастерки — посредники между фабрикой и кустарем, их еще называли «заглодой», находили удобным раздавать работу крестьянам на дом, чем тратиться на постройку светелки, которую зимой надо еще и отапливать.
Кустарная изба ничем не отличалась от обыкновенной крестьянской избы. В зависимости от свободной площади и количества работников в семье устанавливалось 1, 2 и редко — 3 стана. Стан ставился всегда у окна так, чтобы свет проникал с левой или правой стороны работающего. Особых переделок в избе требовала только установка жаккардового станка. От жилой части станы ничем не отделялись.
 
Другое дело там, где дорогой материал, потребный для изготовления шелковых и шерстяных тканей, не может быть доверен фабрикантом каждому крестьянину в отдельности, здесь уже становилась более ответственной роль мастерка — заглоды, владельца светелки. Мастерок вносил фабриканту залог за весь взятый материал и отвечал за качество работы. Да и сами ткани, в большинстве случаев фасонные, исключали возможность изготовления их в избах. Жаккардовый стан, например, имел в высоту 3 и более метра.

Кроме того, в избе, где возятся дети, проходит вся жизнь семьи, иногда выхаживается и скот, материал трудно уберечь от порчи. Хотя, были факты, когда жаккардовый станок ставили и в крестьянской избе. Поскольку стан был высокий, приходилось вырубать проем в потолке избы. Таким образом, в 11 волостях — центральных и северных, крестьяне работали, в основном, в светелках.
Светелка или фабричка располагалась обыкновенно на задах крестьянской усадьбы — в огороде. Она представляла собой бревенчатый сруб от 6 до 18 м длины и от 5 до 10 м в ширину. Окна располагались с трех сторон сруба, дверь с небольшим тамбуром в виде сеней — с четвертой, внутренняя высота помещений от 2,5 до 2,8 метров. Наемные ткачи, если они не принадлежали к крестьянам той же деревни, здесь же под станами и спали.

Прежде чем перейти собственно к тканью материи необходимо было выполнить несколько операций: окраску пряжи, размотку и снование*  пряжи.

*Снование — промежуточный этап в подготовке основы ткацкого станка. Фактически - это объединение нитей с большого числа мотальных паковок на одну сновальную паковку.

Окраска пряжи почти никогда не производилась самими кустарями, мелкими производителями пряжа покупалась уже окрашенной. Собственные красильни имелись только у более крупных фабрикантов.

Размотка и снование пряжи также редко производились в крестьянской избе и светелке, только мелкие производители брали эту работу на себя, привлекая к ней тех членов семьи — жену и малолетних детей, которые не могли заниматься более ответственной работой, это уже другой промысел.

Сам принцип тканья шёлка описывать не будем, поскольку способ выработки тканей был одинаков для всех видов ткачества и для всех местностей с некоторой лишь разницей в устройстве тех или иных приспособлений. Стремительный рост станов подтверждает, что крестьяне быстро убедились, что издавна стоявший в каждой избе ткацкий стан для тканья из льняной, конопляной или шерстяной пряжи при небольшой переделке может принести во много раз большую прибыль при шелкоткачестве. Они быстро освоили и обработку кокона (размотку нити с распариванием) и «трощение» - объединением двух нитей с различной подкруткой. Наиболее предприимчивые стали закупать партии коконов в Москве (из Италии и Персии) и раздавать жителям, забирая от них уже готовые ткани – так среди них выделились и передовики.

Кто же такие были уминаемые ранее мастерки-заглоды?

Лучше понять организацию работы фабрички можно, рассмотрев пример мамонтовского крестьянина Якова Иванова: шелковую пряжу и бумажный уток получал от заказчика — разматывал сам с помощью семьи; в его помещении и на его станах наемные ткачи ткали материал; платил ткачам по 6–8 коп. за аршин; сдавал заказчику ткань по 40–50 коп. за аршин [10].

Мастерок, являвшийся посредником между заказчиком и производителем, вел расчеты с ткачами и являлся по отношению к ним полноправным хозяином. От него зависел выбор рабочих, назначение цены, наложение штрафов и браковки товара. Сам он являлся единственным ответственным лицом перед работодателем, с которым вел расчеты поштучно по цене, несколько превышающей обыкновенную плату рабочим. Доход мастерка, однако, был не настолько велик, чтобы побуждать его содержать светелку (надо было платить за нее подати, отапливать и т. д.). Поэтому мастерок, как правило, был больше заинтересован в работе ткача в собственном доме. Для увеличения своих доходов мастерок обычно расплачивался с ткачами провизией или товарами по завышенной цене. Некоторые мастерки применяли также систему различных штрафов. Крестьяне волею обстоятельств часто были настолько закабалены мастерком, что вырваться из-под его власти уже не могли. Иногда, правда, во время повышенного спроса на товар, когда рабочих рук не хватало, а мастерок, сам находящийся в зависимости от фабриканта, обязан был использовать момент, тогда даже крупный мастерок — «хозяин» превращался в доброго дядю, который мог крестьянина пригласить к себе чайком «побаловаться» и заработную плату набавлял и перед ткачом заискивал.

Но чаще бывало так: «Разов пять сходишь к нему — жаловались крестьяне на своего мастерка — ждешь часа по два на морозе, а он себе прохлаждается, как генерал какой; а выйдет — только и слышишь от него, что мол сам не получил денег от хозяина; так измором и заставит взять у него в три-дорога мучицы, соли, или чего там нужно. Иногда берешь чего вовсе даже и не нужно, да и продашь чуть не задаром в лавку или кабак».

А то крестьяне рассказывали еще: «Не привезете, говорит, дров мне из рощи (бесплатно, конечно, и за 18 верст), работы не дам — поколевайте с голоду». Крестьянин при малейшей возможности стремился работать «от себя», без посредничества мастерков-заглод.
 
Ткачеством женщины занимались наравне с мужчинами. Женщины даже пользовались некоторым преимуществом, потому как более внимательны при работе, а в опытности и искусности не уступали мужчинам. Не могли они работать только на жаккардовых станках, где требовалась большая физическая сила. Выработка нанки* , сарпинки*  и холстинки*  так и называли «бабьим рукодельем».

*Нанка — прочная хлопчатобумажная ткань, как правило, буровато-жёлтого цвета. Используется для изготовления наждачного полотна и при пошиве меховых изделий, головных уборов.
*Сарпинка — лёгкая хлопчатобумажная ткань (холстик) полотняного переплетения, с полосатым или клетчатым рисунком. Изготавливается из тонкой (60—80), заранее крашенной пряжи.
*Холстинка — лёгкая льняная или хлопчатобумажная ткань полотняного переплетения.

Мальчики-подростки обыкновенно начинали свою карьеру ткача с выработки легких, недорогих сортов тканей. Но еще до ткачества, с 6–7 лет, мальчики засаживались мотать шпули для ткачей и могли заработать за неделю 70–80 коп. Отец мог посадить за станом рядом с собой сынишку и при выработке тяжелых шелковых тканей, отвечая перед мастерком за возможную порчу товара. Современники удивлялись, с которой «ткачи-лилипуты» рассуждают не только о всех технических тонкостях ткацкого дела, но вообще о всех вопросах, в данную минуту интересующих мастерскую, и взрослые признают их полную компетентность».

На Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года в Москве произведения богородских кустарей были представлены особо, что явилось заслугой одних из самых уважаемых в городе Богородске людей: Сергея и Александра Григорьевичей Куприяновых. Они купили у местных кустарей образцы их товара и создали на выставке экспозиции. Награды получили много фабрик, а из кустарей же высокую награду — серебряную медаль, получил крестьянин деревни Слобода Гребневской волости Илья Бирюков за «шелковые ткани очень хорошего качество при умеренных ценах».

Михайло Одар — кризисный управляющий

Михайло Одар — уроженец Пьемонта, прибыл в Россию при Елизавете Петровне и, благодаря покровительству канцлера Воронцова, получил чин надворного советника и должность советника в Коммерц-коллегии, но, по незнанию русского языка, был вынужден службу там вскоре оставить. Племянница Воронцова, княгиня Е.Р. Дашкова, которой Одар сделался необходимым своими литературными познаниями, исходатайствовала ему место управляющего небольшою дачею, которою владела великая княгиня Екатерина Алексеевна.

9 июля 1762 года состоялся самый знаменитый дворцовый переворот в истории Российской империи. Екатерина Алексеевна, супруга императора Петра III, устроила заговор против мужа и свергла его с помощью гвардейских полков.

«Я родился бедным; видя, что ничто так не уважается в свете, как деньги, я хочу их иметь, сего же вечера готов для них зажечь дворец; с деньгами я уеду в своё отечество и буду такой же честный человек, как и другой» [13]. Этот афоризм исчерпывающе характеризует личность Жана-Доменика-Жозефа Одара, уроженца Пьемонта, приехавшего в Россию в начале 1760-х гг. «на ловлю счастья и чинов». «Одар беден, — писал французский посланник в Петербурге Л.-О. Бретейль, — и мне кажется, ему надоело быть бедным».

Отсюда и побуждения, заставившие его принять участие в заговоре против Петра III. Одар наблюдал за всеми участниками в заговоре, расточал им разные обещания, хранил в своей квартире манифест о вступлении на престол Екатерины, и в самый день переворота сопровождал ее в походе на Петергоф. Деятельность его довольно верно характеризовал тогдашний австрийский посланник Мерси д’Аржанто, говоря, что он был секретарем заговора.

При этом «вхождение в историю» пьемонтского авантюриста оказалось почти сенсационным: читающая Европа с удивлением узнала о том, что, благодаря именно этому итальянцу, Екатерина II стала не регентом при своём семилетнем сыне, великом князе Павле Петровиче, а российской императрицей — самодержавной монархиней. Не больше и не меньше![13].

Но, оставим дворцовые интриги и вернемся к шёлковой теме.
 
Задолго до заговора, в 1760 году Сенат постановил осмотреть все существующие в Москве и области ткацкие мануфактуры с тем, чтобы установить причины, «препятствующие совершенству фабрик и показать способ ко отвращению всех таковых помешательств». Для этой цели был призван надворный советник Михайло (Мишель) Одар.

Задача перед Одаром Правительствующим Сенатом была поставлена глубоко и всесторонне:

— «...по приезде в Москву осмотреть все находящиеся в ней фабрики.»
— «...определить на оных неисправности... изыскать средства к поправлению.»
— «...описать недостатки и, показав способы, предлагать Мануфактур-Коллегии, которой, обще с ним (Одаром) все то рассмотреть и учинить поправление с крайним рачением.»
— «...что учинено будет репортовать в Правительствующий Сенат, ... буде же чего Коллегия делать не может, о том с прописанием всех обстоятельств и с приложением своего мнения представить в правительствующий Сенат без продолжения времени».

Поскольку Одар, как нам известно, не знал русского языка, ему был приставлен переводчик с французского поручик Данило Леванидов.

Одар решил, что сначала следует взяться за осмотр шелковых фабрик и, лишь закончив с ними, касаться иных. Причиной такого решения стала особенность развития российского шелкового производства, одной из которых был непривычный ход эволюционного процесса. Обычно в прикладном ремесле стандартный путь развития предполагает продвижение от домашнего, кустарного производства к более крупным предприятиям — фабрикам или заводам. В русском шелкоткачестве этот процесс проходил в обратном направлении: фабрика породила домашнее производство и кустарное ткачество. Это повлекло за собой появление огромного числа мелких производств, часто неуказанных и неучтенных. В этом во всем и предстояло разобраться [7].

Как же предполагал действовать Одар?

«... Видя какое-либо дело, рассуждать о его доброте и твердости, также и о недостатках, каковые в нем замыкаются, столь трудно приводить в совершенство первые и познать причину и происхождение вторых, дабы их исправить, если не вступишь в самые тончайшие подробности и не разберешь сложение всякой вещи порознь...» [7].

Именно к изучению «тончайших подробностей» русского шелкоткацкого дела и приступил Михайло Одар. Он проследил всю цепочку производственного процесса и разобрался в мельчайших подробностях составляющих его частей. Он отыскал многочисленные недочеты и определил причины, по которым они происходят. Поскольку причин таких оказалось множество, Одар счел удобным рассмотреть отдельно каждую.

1. О шёлке

Основная проблема — цена на сырье. Шелк-сырец поставляемый астраханской компанией, постоянно растет в цене. Завышенная стоимость сырья сказывается на дороговизне выпускаемой продукции. Сырье достается России, благодаря ее выгодному географическому положению, в десять раз дешевле, чем оно покупается Францией, в то время, как цены на выпускаемый продукт сравнимы. Бесполезно открывать самые совершенные производства, если при этом не будет приложено старание сделать их выгодными для самих фабрикантов. Русские же фабриканы не в состоянии тратить средства на техническое содержание мануфактуры, жалование работникам, выписывание иностранных мастеров, от великих налогов они разоряются, теряя веру в успех предприятия. В этом состоит главная опасность несправедливых поборов.

«... Весьма удивительно, что по сие время не было приложено старания» по производству сырья для шелкового дела». Одар приводит свои расчеты, в соответствии с которыми Россия ежегодно теряет по самым скромным подсчетам 228 000 р., которые вынуждена тратить на приобретение сырья. Причину этого Одар видит в нерадивости работников шелководческих заведений. Но об этом «... Коллегии надлежит испросить у Правительствующего Сената... все ль исправно учреждено, что принадлежит до разводу» [7] шелковицы и шелковичных червей.

2. Об инструментах

О техническом оснащении фабрик Одар пишет обстоятельно. Найдя много недостатков, он склоняется к мысли, что причина в нерадивости не только работников фабрик, но по большей части и содержателей. «... Та беда, что нет в них никакой ревности, но напротив того, они весьма нерадивы...». Одар сравнивает их действия с математической машиной, которая действует только в пределах установленных рамок. Дойдя до крайней своей точки, она либо остановится, либо вернется в исходное положение. Таковы и многие русские фабриканты: как только научились выполнять два-три сорта тканей и получили с этого прибыль, так и остановились. «... не стараются они распростирать вдаль своего художества и не пекутся о делании лучших материй...». В то время как для того, чтобы освоить новый прием в оформлении шелковой ткани, часто не требуется особой подготовки или сложного технического оснащения.

Так, одной из популярных на Руси была струйная (струйчатая) объярь [8]. Название объярь произошло от abdar — блестящий, искристый. Уток объяри обогащался тончайшими нитями золота или серебра. Из нее шили верхнюю одежду: кафтаны, ферези* , телогреи, шла она и на церковные нужды. Объяри выполнялись как узорные, так и гладкие. На последних узор достигался не путем переплетения нитей и не введением цветных шелков, а исключительно аппретурой*. Для этого готовую ткань пропускали между горячими валами или цилиндрами. На одном из таких цилиндров гравировался узор из волнистых линий или «струй». Часть ткани, которая попадала под горячий, гравированный вал, приобретала матовость. На попавшие под пресс части рисунка по-прежнему оставались безупречно-глянцевыми. Струйные объяри вырабатывались только западными мастерскими. Именно с такой техникой был знаком Одар. Вот, что он пишет по этому поводу: «... например, здесь не знают цилиндра... но это не мудреный какой-то инструмент; можно было б его легко сделать, равно как и все следующие штофы (шелковые ткани) весть в употребление..., которые делаются так же, как и прочие, и которых разность состоит токмо в цилиндре... Небольшое любопытство, врожденное умным тварям, должно б было давно уже вложить охоту в них, дабы осведомиться, как такие штофы делаются, и каким образом получают они глянец и струи...» [7]. Чтобы побудить мастеровых и управляющих к большей прилежности в работе, Одар уповает на Мануфактур-Коллегию, что та отыщет нужные стимулы к работе.

*Ферезь — или ферязь (стар.) верхняя одежда длиной почти до лодыжек, без перехвата и воротника, с длинными суживающимися к запястью рукавами. Впереди застегивалась пуговицами, от 3 до 10, с длинными петлицами, или схватывалась завязками.
*Аппретирование (от фр. appr;ter — окончательно отделывать) — пропитка текстильных материалов или нанесение на них при отделке различных веществ — аппретов (крахмал, клей, синтетические смолы, эфиры целлюлозы, экстракты соли меди и хрома и др.).

3. О дессейнщиках*
 
XVII–XVIII века упрочивают позиции художника по тканям. На вновь открытых мануфактурах в Лионе становится обязательным постоянная смена текстильных узоров. Сначала один раз, затем дважды в год разрабатываются и выпускаются ткани с новыми орнаментами.

Тема орнаментации шелковых тканей — одна из самых важных. Вот как Одар оценивает мастерство хорошего рисовальщика: «...добрые дессейнщики, т. е. такие, которые имеют и охоту, и способность ко изобретению — оба нераздельные свойства к произведению искусного мастера, но которые однако редко вместе соединены бывают...» [5].

Во Франции возникновение новых узоров на шелках являлось вполне объяснимым и достаточно закономерным процессом. Это была целая отрасль в шелкоткачестве, которой уделялось самое серьезное внимание. Она развивалась по своим законам, диктуемым развитием стиля и модой. Возникали различные школы орнаменталистов, работающих в области шелкоткачества, образовывались гильдии, создавались целые семейные кланы, появлялись ученики, последователи и подражатели. Два раза в год обновлялись узоры на тканях. История сохранила имена художников по тканям.

*Дессейнщик — художник по текстилю.

Ситуация в России была прямо противоположенной. Долгое время отсутствовало само производство, что уже говорить о школе орнаменталистов. «... Нет ни одного доброго дессейнщика на всех наших фабриках... Я, будучи во Франции довольно долгое время, могу уверить, что и в Лионе более 3 или 4 человек... исправных художников нет, а прочие только что умеют копировать...» [5]. Одар пишет, что такие редкие рисовальщики стоят довольно дорого и вызвать их из отечества весьма трудно. Не решаются пойти на это и итальянские, испанские, английские мануфактуры, на которых уровень производства не в пример выше российского. Одар познакомился с текстильным производством Генуи, Тосканы, Венеции, Неаполя ... и обнаружил, что и там нет умелых рисовальщиков, и фабрики довольствуются приглашением художников второй руки. Исходя из ситуации, Одар предлагает следующее: «... непристойно б было, имея многие фабрики, не иметь совсем ни одного дессейнщика. В рассуждении чего надлежит чинить следующее, — должно подражать соседствующим народам Франции, пользоваться упадшими их фабриками, дабы пригласить... тамошних работников и ... дессейнщиков второго класса, которых будет довольно для нынешних наших нужд...». О необходимости иметь не только иностранных десейнщиков, но и просто работников: «поскольку русские мастера не в состоянии делать многих сортов штофы, люстриновые тафты, ... сатины и атласы ... перчатки, шапки ... чулки, - для всех оных вещей необходимо надлежит иметь иностранных работников». Одар при этом отмечает, что отбирать следует с умом, людей искусных.

4. О позолоте и о крашении

Известно, что на Руси выпускалось множество золотных тканей, т. е. тех, где использовалось волоченное*  или пряденое золото и серебро. Одар отмечает, что золото хорошо выделено и чисто, но позолота там, где она необходима «весьма худа». Причина, как видит ее Одар в том, что волочильщики либо не знают своей работы, либо не хотят делать ее правильно. Одар склоняется ко второму (т. е. хитрят и кладут в состав слишком много смеси), что требует дополнительного исследования. Эти замечания касаются и процесса крашения шелка. Работники не выдерживают точные составы красящих веществ, скупясь отмерять точные части составляющих.

5. О лености и оплошности хозяев

Из-за своей скупости хозяева производств, в силу неразумной и безмерной бережливости выдают своим работникам самую низкую плату. Какую «ревность» к хорошей работе могут они иметь? Одар предлагает открыть новую должность для человека, знающего «фабричное художество». Необходимо назначить ему достойное жалование и обязать его систематически осматривать фабрики и следить за соблюдением порядка на них, не исключая каких-либо мелочей.

6. О числе фабрик

Из 26 фабрик лишь 6-7 (фабрики Лазарева, Евреинова, Колосова, Макарова, Демидова, Бабушкина) «... в рассуждении доброты делаемых на них вещей заслуживают протекции», остальные же не имеют хороших мастеров, часто их держат для вида, совмещая шелкоткачество с какой-либо иной деятельностью. Ткани на этих фабриках чрезвычайно «худы, как в рассуждении употребляемого в них шелка, так и самой работы». Главную опасность Одар видит в повреждении вкусов и приведении в бесславие российского шелкоткачества. «...Правда, что все продается, что если запустишь худое, то наконец и худое продаваться будет .... не столько надлежит стараться о разборе вещей и числе фабрик, сколько о способах к приведению их в лучшее состояние...» [7].

*Волочение способ обработки металла давлением, заключающийся в протягивании металла через суживающиеся отверстия требуемого размера, например, волочение проволоки.

Одар предлагает следующее [5]:

1. Наложить штрафы за производство и продажу некачественных тканей. Разрешение на работу можно будет получить, лишь предъявив в Мануфактур-Коллегию образцы ткачества удовлетворительного уровня исполнения;

2. Запрещать заводить фабрики тем фабрикантам, которые уже имеют какое-либо взыскание от Мануфактур-Коллегии. Или («... ежели они в чем-либо пооплошают, то им заказано будет держать фабрики...»);

3. Запретить работу неуказанных производств и уничтожить те, которые заведены без ведома Мануфактур-Коллегии. Такие фабрики являются пристанью беглым работникам, обычно работают с краденым шелком и качество вырабатываемых ими тканей не выдерживает никакой критики («...таких я довольно нашел в Покровском, Преображенском, Семеновском, в Лафертове и на Пресне ... все они весьма вредны... и суть такие худые промышленники, которых для нынешних обстоятельств терпеть отнюдь не должно...»;

4. Уничтожить те фабрики, что с начала производства не имеют станов и содержатся для вида;

5. Руководить фабрикой должны знающие и способные люди, которые уже зарекомендовали себя с лучшей стороны («... не дозволять заведение новых фабрик, пока содержателя не уверят, что они приискали искусных мастеров, каким надлежит быть по силе упомянутого Мануфактур-Коллегии регламента ...»);

«...Сие есть, к чему меня совесть, должность и некоторое малое мое искусство побудили представить Коллегии, передавая себя в протчем во всем ее наставлению и повелению» [7]. Так Одар закончил свой отчет.

Таким образом, он не только провел генеральный осмотр фабрик, но рассмотрел и освидетельствовал разного качества шёлк, цены на него и возможности его использования. Изучил станы со всеми принадлежностями, мельницы, мотальни и красильни, условия труда и заработную плату работников фабрик, оценил уровень художественного мастерства дессейнщиков, оклады положенного им жалования, — словом все то, что имеет отношение к шёлкоткацкой мануфактуре. В процессе изучения вопроса он прибегал к собственному опыту, проводя аналогии с западным шёлкоткацким промыслом. В поисках верных путей для решения проблем Одар приводит массу примеров и фактов, подтверждающих правильность и бескомпромиссность его выводов. Для столь детального исследования вопроса Одару потребовалось без малого 5 месяцев работы. 11 сентября 1760 года его отчет с предложениями был представлен в Мануфактур-Коллегию.

В 1764 году он оставил Россию, вернулся на родину, и умер в Ницце около 1773 года от удара молнии. А мне жаль: хоть и принадлежал он к числу тех полуавантюристов, которые во множестве начали являться в Россию еще со времени Елизаветы Петровны, но человек, видимо, был толковый.

На Московской выставке 1835 г. могли уже с полном правом заявить: «Уезды Московский и Богородский для тканей шелковых и полушелковых, а Коломенский для штофов, парчей и глазетов — вот наши Лион, Руан, Сент-Этьен, Сент-Шомон... В Богородском уезде... нет избы, где бы у окна не вертелся «карас» или где бы, под час, не выделывали какую-нибудь тафтицу».

Филипп де ла Салль

В 1680 году, во время правления Людовика XIV, Луи Пернон, «мастер злато- и сереброткачества», основал свою мануфактуру. Его мастерская находилась в Лионе, колыбели шелкоткачества. Благодаря Вольтеру Камиль Пернон был представлен царице России Екатерине Великой. Именно Камиль Пернон порекомендовал ей Филиппа де ла Салля (1723 -1804), который на тот момент считался наиболее талантливым художником по шёлку.

Широкая известность и популярность произведений Лассаля вызвала многочисленные подражания и плагиат, на что он неоднократно жаловался в своих письмах. Его огромная коллекция рисунков, механизмов и мебели была утрачена в годы Великой французской революции, когда дом и мастерская художника в Лионе были разграблены. Лишь немногие, случайно сохранившиеся до настоящего времени, рисунки позволяют судить о графическом почерке мастера.

Многие из дошедших до настоящего времени тканей Лассаля были сделаны для русского двора по заказам Екатерины II. Можно уверенно утверждать, что самые яркие и выдающиеся свои произведения этот художник сделал для России. Свои коммерческие отношения с русским двором Филипп де Лассаль осуществлял через посредство специальных агентов, которые служили промежуточным звеном между заказчиком и исполнителем.

Лассаль сам активно работал во Франции как торговец тканями и даже имел магазин в Париже «Ла Ру и де Лассаль», но с русским двором он вел деловые отношения через специальных посредников — агентов Ее Императорского Величества.

Как можно судить из сохранившихся исторических документов, многие произведения прикладного искусства, привозимые в Россию, покупались в Европе по собственному усмотрению агентов. Ввиду отдаленного географического положения страны от основных европейских центров художественного ремесла XVIII века, сообщение между ними и Петербургом было затруднено и занимало много времени. Если французские и другие европейские заказчики могли получать от художников сначала эскизы, а затем уже готовые произведения искусства или костюмы, то для России в случае с предметами художественного ремесла это практиковалось гораздо реже. Однако здесь необходимо отметить, что в отношении серьезных заказов, содержащих государственную символику, императрица проявляла особое внимание. Такие заказы, как правило, получали высочайшее утверждение перед их исполнением.

Из архивных документов можно заключить, что агенты раз или два в год привозили целые партии товаров, куда входили самые разнообразные предметы роскоши — серебро, ювелирные украшения, ткани - выбирая их в Европе сообразно пожеланиям заказчика и, конечно же, своему вкусу. Таким образом, нельзя недооценивать их влияние на формирование художественного вкуса в России.

Среди агентов, постоянно поставлявших русскому двору декоративные шелка во второй половине XVIII века, в документах постоянно встречается несколько имен, среди них — француз Камиль Пернон и швейцарец Иоганн Вейнахт. Именно они поставляли Екатерине II, а затем Павлу I, самые лучшие лионские шелка для костюмов и украшения дворцов.

Славу французским тканям обеспечило необыкновенное количество талантливых ткачей и художников. К середине 17 века Франция имела уже сложившуюся традицию художественного обучения и европейски признанную художественную школу. В этих условиях будущие художники по тканям могла получить самое основательное и всестороннее образование, которое в сочетании с французским вкусом приносило свои щедрые плоды. Обучение будущих рисовальщиков узоров для тканей проходило рядом с ткацкими мастерскими, и знание ткацких технологий было обязательным требованием.

Обучение ткацкому ремеслу начиналось в 14 лет и продолжалось в течение семи лет, по окончании которых мастер должен был выполнить свой chef-d'eouvre (шедевр) - аршин ткани, который демонстрировал уровень его мастерства. Затем, после двухлетнего пребывания в статусе компаньона, ученик сдавал экзамен и получал сертификат мастера, а вместе с ним право иметь мастерскую и нанимать к себе рабочих. Строгий контроль и регламентация со стороны мастеров-контролеров и Коммерческой палаты Лиона обеспечивали неизменно высокое качество выпускаемых в городе тканей, на которые ставились личные марки владельцев мануфактур.

Одной из главных предпосылок небывалого успеха лионских мастерских во второй половине 18 века можно назвать основание в 1756 г. Рисовальной школы в Лионе, которая готовила художников специально для ткацких мануфактур. Многие из них по окончании этой школы продолжали свое обучение в Париже, в частных мастерских и Академии, что говорит о серьезной профессиональной школе, которую они проходили.
Первым известным европейским исследованием в истории французского художественного ткачества стала книга Николаса Жубера д'Ибердери «Рисовальщик для тканей из золота, серебра и шелка». Ее автор был одним из крупнейших рисовальщиков и фабрикантом шелков в Лионе середины - второй половины 18 века. Его книга - один из наиболее ранних трудов по производству узорных шелков в Лионе, в котором описываются шелкоткацкие мастерские и ремесло рисовальщика узоров для тканей, а также называются имена и описывается деятельность художников и фабрикантов узорных шелков.

Филипп де ла Салль был одним из тех, кто обучал будущих художников по тканям. В 1760 году он получил государственную пенсию за то, что учил шестерых молодых людей рисовать узоры для тканей. Студенты приходили делать наброски и зарисовки с растений в саду, который Лассаль специально разбил для этих целей. Будущие рисовальщики обучались в его доме, находясь постоянно рядом с шелкоткацким производством и могли наблюдать весь технологический процесс от начала до конца.

Часть II. Щёлково

Топонимика

«Ни Москва, ни Петербург не могут в этом отношении соперничать с Богородским уездом*. Здесь во всякой деревушке, во всякой избе можно найти или тростильщиков* шелка, или мотальщиков*, или красильщиков, или ткачей».
В.О. Ключевский
 
Первое упоминание деревни Щелково в исторических документах датировано 1521-1522 годами [14]. Эту дату обнаружил Моисей Федорович Федоров (1905-1985), известный краевед, автор обширных очерков «Фрязино» и «Щелково» в трехтомнике «Города Подмосковья» (1979). Он разыскал в «Актах Русского государства. 1505-1526 гг.» документ №201: «Даная на деревню Щелково». В нем сообщается что душеприказчики Ивана Федоровича Хомутова, выполняя его последнюю волю, дали дер. Щелково в Троице-Сергиев монастырь на помин его души. Вот эти строки:

«…вотчину Иванову Федорова сына Хомутова в Московском уезде в Бохову стану деревню Щелково на реке на Клязьме, да тое ж деревни Щелковой полоса земли за рекою за Клязьмою и с луги, и с селищи, и со всеми угодьи, и с лесы, и с ловищи и со всем с тем, что к тои деревне и к полосе исстари потягло, куда ис тои деревни соха и топор ходил, на поминок душе Ивана Федорова сына Хомутова и всем его роду…».

*Богородский уезд включал современные Ногинский, Павлово-Посадский, Щёлковский районы, восточные части городского округа Балашиха, северную часть Орехово-Зуева, Королёв и Ивантеевка, значительную часть Орехово-Зуевского, части Пушкинского и Раменского районов Подмосковья.
*Трощение — вспомогательный процесс текстильного производства: соединение и совместное параллельное наматывание нескольких одинаково натянутых нитей на одну катушку.
*Мотальщик (шелкомотальщик) — работник, занимающийся размоткой шёлковых коконов для получения шёлка-сырца.

Слова в дарственной «что к той деревне … исстари потягло» относят историю появления селения Щелково к более раннему времени на 50-100 лет. Можно даже предположить, что деревня Щелково как приселок села Хомутова появилась не позднее княжения Дмитрия Донского.

Получается, что месту, где я родился, более 500 лет! Впечатляет!

В найденном документе упоминается и имя первого известного владельца Щелкова — Ивана Федоровича Хомутова. Вероятно, по прозвищу его рода была названо село Хомутово или, наоборот, как это нередко бывало в старину, их фамилия произошла от названия села. Проходящая через то село главная в древности Хомутовская дорога (Хомутовский тракт) упоминается аж в 1382 г.

В Щёлкове Хомутовку знают плохо, сбивчиво. Путают ее маршрут, хотя маршрут этот иллюстрирует происхождение города Щелкова. Это родное дитя Хомутовской дороги. Исконное болото, истоки речушки Понырей преграждало дороге прямой выход из заповедника к Хомутовскому броду. Болото породило объезд через сельцо Соболево, исчезнувшее в Щелковской промышленно-городской обстройке. Уже отсюда Хомутовка берегом пробиралась к знаменитому броду. Между Соболевым и собственно Щелковом-Щелковой был омут. Не будь болота, не будь объезда, не заверни магистральная дорога к устью Понырей, не было бы ни сельца Соболева, ни его промышленного развития вместе с деревней Щелковой, породившего город, и начисто ликвидировавшего Хомутовку на его территории и в его сознании [11].

Как появилось название Щёлково, абсолютно достоверно не известно. Исследователи предлагают несколько трактовок происхождения названия города Щёлково. Наиболее распространены и подробно рассмотрены шесть из них [9].

— Эрзянская версия
— Кривичская версия
— Щёлкающая версия
— Шелковая версия
— Чеченская версия
— Щелкаловская версия

Я бы разделил версии о происхождении города Щёлково до и после его первого упоминания в истории 1521/1522. Рассмотрим их кратко, отмечая возможные версии звездочкой.

Эрзянская версия* трактует происхождение топонима Щёлково от эрзянского языка, являющегося одним из мордовских языков финно-угорской ветви уральской языковой семьи. «Щел» трактуется как языковой элемент, восходящий к эрзянскому «вяз», а элемент «ково» — «кува» переводится с эрзянского как «место (местность). Таким образом, «Щёлково» трактуется как сочетание эрзянских слов: «место, где вяз(ы) или попросту — Вязники, Вязово. Действительно, как отмечают известные специалисты в области топонимики, на востоке и северо-востоке Подмосковья отмечается высокая концентрация топонимов и гидронимов финно-угорского происхождения (Клязьма, Шерна, Москва и др.).

Кривичская версия. Существует предположение о том, что происхождение названия «Щёлково» восходит к восточнославянскому племенному союзу кривичей, заселявшим наш край в VI-VIII веках. По этой версии топоним был занесен в Подмосковье кривичами, переселившимися сюда с Верхней Волги из окрестностей будущего г. Углич, по названию речки Шелковки, впадающей в Волгу. Перенос названия реки на поселение, расположенное более 200 километров от реки, кажется весьма маловероятным.  Таких примеров, тем более относящихся к Х – XI векам, история не знает.

Щёлкающая версия происходит от характерного звука щёлканья ткацких станков. Однако для возникновения устойчивого топонима требовалась узкая специализация местных жителей в  текстильном производстве.  Столь узкой специализации в области промышленного производства текстиля Россия не знала до 1624 года. Тем более сложно представить себе концентрацию надомных производств в Щёлкове ко времени его первого упоминания в 1521/1522 году.

Шелковая версия указывает на происхождение названия Щёлкова от слова «шёлк». Действительно, северная часть Богородского уезда, нынешний Щёлковский район являлся одним из самых ранних «гнёзд» распространения шелкоткацких предприятий. Однако впервые документально топоним «Щёлково» был упомянут в начале XVI века, а значит возник задолго до появления шелкоткачества в Богородском уезде.

Чеченская версия. Согласно этой версии топоним восходит к названию станицы Шелковская в Шелковском районе Чечни, якобы перенесенная в наш край «гребенскими казаками», оставшимися служить в войске Дмитрия Донского после битвы на Калке в 1223 году. Эта версия вызывает еще большее сомнение, чем версии, представленные выше. Русское название станицы Шелковской (чеченск. Дари-Пала), восходит к шёлковому заводу, основанному лишь в 1735 году на реке Терек армянским купцом Сафаром Васильевым. Подмосковное Щёлково на Клязьме упоминается почти за 250 лет до возникновения чеченского завода Сафара Васильева.

Щелкаловская версия*. Интересно предположение, что топоним Щёлково произошел от древней фамилии дьяков Щелкаловых, которым в 1587 году принадлежали земли у Болшева.

Большинство ученых, занимавшихся вопросами топонимики Подмосковья, отмечают неразрывную связь названий населенных пунктов региона с историей вотчинного и поместного землевладения. На территории Московской области свыше 80% названий старинных сел и деревень восходят к именам, прозвищам и фамилиям их бывших владельцев, выражая принадлежность определенного участка земли или селения этому историческому лицу.
 
В «Ономастиконе» С.Б. Веселовского упоминается Семен Иванович Щелкалов (Щелканов) и его сын, дьяк Яков Семенович — «отец известных дьяков царя Ивана, Андрея и Василия Яковлевича Щелкановых». В книге того же автора под названием «Дьяки и подьячие XV-XVII веков» читаем «в 1544/45 году дворцовый дьяк [Яков Семенович Щелкалов] купил за 120 рублей у Чертовых пустошь Щелохово, на р. Вздерихе в Быкове стану Московского уезда». Этот факт, приведенный в солидном научном издании, означает, что название пустоши Шолохово-Шелохово на Вздеришке возникло еще до того, как ею начали владеть Щелкаловы. Значит и одноименная деревня на реке Шолоховке не восходит в своем названии к Щелкаловым. В таком случае, может и Щёлково не имеет отношения к фамилии Щелкаловых?

Из всего изложенного я бы сделал один вывод: происхождение топонима «Щёлково» до сих пор до конца не раскрыто!
 
Хомутовский тракт

В 1162 году, князь Юрий Долгорукий основал в Ополье город, получивший название Юрьев-Польский. Попасть в него можно было через Абрамцево — Супонево — Хомутово — Сабурово — Богослово — Орлово — Воря (с. Воре-Богородское) — Петровское — Пареево — Юрьев-Польский. Появление древней дороги относится к 1341 году.
 
Хомутовский тракт в течение 5-6 веков был основной дорогой, соединявшей Щёлково с Москвой.

При князе Иване Калите хомутовская дорога была довольно-таки бойкой. По ней перевозились разные товары, что привлекало разбойников и грабителей. Многие ездоки вместе с товарами теряли и свои жизни. Посему, в целях безопасности движения по дороге Иван Калита назначает в указанном селе и на других участках «Хомутовки» приставов. Конечно, княжеское повеление не охладило пыла разбойников. Даже сам князь не отваживался ездить по этой дороге.

В конце XVIII в., в связи с зарождением и развитием ткачества в Щелковском крае, появляются промышленные центры: Фрязино, Гребнево, Назимиха, Трубино.
Особое значение приобретает Гребневская волость. В конце XIX века в крупный промышленный центр превращается и деревня Щелково. Все это приводит к тому, что в 1897 году вступает в действие Гребневское и Фряновское шоссе, соединившие деревню Щелково с выделившимися ткацкими промышленным центрами.

Древняя "Хомутовка" потеряла свое прежнее значение и была переведена в разряд проселочных дорог.

Дессейнщик

В один из дней середины весны 1760 года, еще засветло, надворный советник Михайло Одар, итальянец по происхождению, состоящий в должности советника в Коммерц-коллегии, вышел из дома, даже не позавтракав. Должен он был в этот день почти завершить работу ответственную — по указанию Правительствующего Сената от 18 апреля 1760 года произвести инспекцию всех ткацких мануфактур в Москве и области с тем, чтобы установить причины, «препятствующие совершенству фабрик и показать способ ко отвращению всех таковых помешательств» и затем отчет по результатам непременно представить.

Поскольку Одар языка русского изрядно не знал, был к нему приставлен переводчик с французского — поручик Данило Леванидов. Через какое-то время отношения между ними сложились почти дружеские.

Ранним утром перед выходом из дома Одара уже ожидал дормез*, запряженный шестеркой лошадей. Кучер и форейтор* были на месте, поручик Леванидов уже ожидал в карете. Высокий статус Одара был очевиден, поскольку позволить себе столь комфортные поездки могли не все, даже самые знатные чиновники.

На горизонте только-только появился солнечный диск, освящая купола Златоглавой, и тяжелый венский дормез, с форейтором, шестериком вороных запряженный, медленно тронулся по направлению к Хомутовскому тракту. Дорога сия древнейшая, но не пошлая*, хотя и с 1336 г. упоминаемая в духовном завещании великого князя Владимирского и Московского Ивана Калиты, где указывалось существование дороги, связывающей волость у реки Вори с Москвой, через селение Хомутово. Тракт тот — глухой и безлюдный маршрут, сплошная стена смешанного леса, но поддерживался в хорошем состоянии, благодаря бессменной истинно-царской забаве — вела дорога по охотничьим угодьям к излюбленным монаршим местам соколиной и медвежьей охоты.

*Дормез — большая карета со спальными местами для дальних поездок, от франц. “dormeuse” – “спящий”.
*Форейтор — стройный и лёгкий юноша, который сидел верхом на одной из первых лошадей и помогал с навигацией кучеру.
*Пошлый — в конце XVII в. — начале XVIII в. слово пошлый использовалось, в том числе, в значении «низкий качеством».

Гораздо позднее, чуть больше века, дорогу ту стали иногда называть французской, поскольку по ней в 1812 году из Москвы француз уходил.

Объездил ранее Михайло Одар почти весь Богородский уезд, поскольку из восьмидесяти существовавших фабрик семьдесят были шёлковыми, осмотрел многие ткацкие производства, общую картину для себя составил, по результатам выводы наметил, а вот теперь осталось посетить последний пункт — Щёлково, что на реке Клязьме, и отчет написать Сенату.

Отметил для себя Михайло Одар особенности возникновения шёлкоткаческой промышленности в Богородском уезде — своеобразного очага, оказавшего значительное влияние на развитие уезда и губернии, подобно Лионскому округу шёлкоткачества во Франции.

От Москвы до Щёлково по Хомутовскому тракту всего то верст сорок, т.е. на шестерке лошадей, хоть и по хорошей, но еще не просохшей от распутицы дороге, — примерно 2-3 часа пути. Однако, ночной езды по Хомутовке, обычно, избегали: пошаливал здесь по-прежнему разбойный люд.

Вино в жизни русского дворянина в XVIII веке — не предмет роскоши, а продукт повседневного потребления, исключить который из обеда, тем более, для француза, так же невозможно, как сесть за стол без столовых принадлежностей. Особо после указа Людовика XV об отмене ограничений на перевозку вина из Франции в бутылках. Любил Одар в дороге бутылочку другую вина французского выпить, дабы время летело побыстрее, да и толмач Данило Леванидов не чурался этой привычки. Тем более, что оплачивалось все по статьям Коммерц-коллегии. «Бургонского белаго мюльсо» Одар предпочитал всем прочим, особенно под «вольвант с пульпетами из рябчиков» или под «перепелку по–французски с труфелем». Потому и выехал Одар легко без завтрака, зная, что в дороге все свои лишения гастрономические наверстает.
По Хомутовскому тракту после выезда из Москвы предстояло проехать через Сокольнический лес, Преображенку, Гальяново, Абрамцево, Оболдино, затем в Жегалово, Соболево, Хомутово и вот, наконец, — Щёлково. После Щёлкова тракт шел на Турабьево, Гребнево, Трубино, Каблуково, Фряново и далее на север к Александрову и Переславль-Залесскому. Таким образом, Хомутовский был главным трактом Северо-Восточной Руси [11].

Деревня Щелково была в то время в ведении (опекуна) коллежского советника Богдана Васильевича Умского. Дворов крестьянских — 27 с 79 жителями мужеского пола и 74 женского. Крестьяне состояли на оброке, сезонно промышляя хлебопашеством, работали на шелковых, полотняных и других фабриках и ткали в своих домах, а женщины пряли шерсть для своего употребления и на продажу.
Одару Щёлково было интересно, поскольку 12 крестьян деревни были записаны в Журнале Мануфактур-коллегии, как первые в России законные крестьяне-предприниматели, купившие билеты на станы для шёлкоткачества — ткацкий шёлкопромысел стал главным для щёлковцев. Поэтому и оставил он Щёлково для осмотра напоследок.

«В Государственной Мануфактур-коллегии, в силу именного е.и.в. (Ея Императорского Величества) сентября 10 дня сего года указу, явились покойного господина фельт-маршала и кавалера князь Никиты Юрьевича Трубецкого супруги ево княгини Анны Даниловны и господина лейб-гвардии капитана-порутчика Дмитрия Трубецкого крестьяня Московского уезду деревни Щелковой: Филип Тиханов, Калина Трофимов, Иван Борисов, Никита Емельянов, Федор Иванов, Тимофей Петров, Тимофей Симионов, Яким и Иван Вахрамеевы, Тимофей Ефимов, Филип Андронов… и объявили, что желают они производить ткачество разных шелковых матерей и платков: Тиханов на 5-ти, Трофимов на 3-х, Борисов на 2-х, Емельянов на 3-х, Иванов на 4-х, Петров на 4-х, Симионов на 2-х, Яким Вахрамеев на 3-х, Иван Вахрамеев на 1-м, Ефимов на 1-м, Антонов на 2-х, Андронов на 1-м… и со оного числа станов подать, какая положена на протчие фабричные станы, а имянно по 2 рубли с стана заплатили…». А 2 рубля — деньги немалые!

В весну 1760 года к полудню все немногочисленное население Щёлкова шумело. Прибыл де из Москвы барин-немец* в сопровождении русского толмача поручика Данилы Леванидова, сказывают по указанию самой Императрицы и Самодержице Всероссийской Елизаветы Петровны; кто-то шепнул, что по имени Одар.

Мудреное имя*, может и вправду дары какие привез, судачили мужики? Ради какой нужды приехал — непонятно? Но не похоже, чтобы с целью одаривати: по избам ходит, высматривает что-то, вопросы каверзные задает, в книжечку что-то записывает, а толмач мужикам переводит. Как бы беды какой не вышло!

Одар действительно обходил избы, приобщенных к шёлкоткацкому делу, избы-светелки со станами внимательно осматривал, вопросы каверзные задавал, образцы шёлковой материи трогал, но лишком долго не задерживался. А в светелке мастерка-заглоды Никиты Емельянова задержался. Походил по светелке, станы прядильные рукой потрогал, пощупал образцы готовых тканей —  камку*, коновать*, тафту* и прочие, головой одобрительно покивал.

*Немец — так на Руси первоначально называли всех иностранце, что означало «немой», т.е. не знавших русского языка или плохо владевших им.
*Одар — имеет страрославянское смысловое значение одаривать, дарить, дар.
*Камка — старинная плотная шелковая узорчатая китайская ткань.
*Коновать — шёлковой ткань, которая шла на фаты, покрывала. Пословица: «Голь перекатна, а фата коноватна!».
*Тафта — гладкая и тонкая шелковая ткань восточного происхождения.

Вдруг, привлекли его внимание картинки необычные, цветные, по стенам развешанные, с узорами редкими, нарисованные на шёлковых обрезках или кусках некондиционных тканей.
 
— Кто же это рисует так? — поинтересовался Михайло у хозяина.
Емельянов молчал, растерянно моргая, и глядел на Одара.

— Ты, мужик, отвечай, коль тебя спрашивают! — строго вмешался поручик Леванидов, грозно надвигаясь на Емельянова.

— Так, это… сын мой, Никитка, — ответил, смутившись хозяин, не понимая, хорош вопрос, или с подвывертом.

— А где ж он? — продолжил надворный советник.

Позвали Никитку.

— Как же ты узоры такие редкие рисуешь? — искренне удивился Одар.

— Так сами в голову лезут, а я и переношу их на обрезки тканные?

— И часто ли лезут? — улыбнулся Одар: по всему было видно, что ответ отрока его еще больше заинтересовал.

— Да постоянно, даже во сне …, — обернулся Никитка на отца, ожидая знака какого — отвечать далее, или уж замолчать.
 
— Да он у нас блаженный! — вмешался отец. — Все дети, как дети, а этому и пряника не нужно, токмо бы рисовать с восхода до зари. На одних красках разориться можно. Да вот женка моя потакает, просит за него, а я и терплю вынужденно.

— А обучен ли ты шёлковому мастерству? — продолжил Одар.

— С малолетства, барин, с пяти годов, и этому, и этому...

Мальчики-подростки обыкновенно начинали свою карьеру ткача с выработки легких, недорогих сортов тканей. Но еще до ткачества, с 6–7 лет, мальчики засаживались мотать шпули для ткачей и могли заработать за неделю 70–80 копеек — сумму немалую. Отец мог посадить сынишку за стан рядом с собой и при выработке тяжелых шелковых тканей, отвечая перед мастерком-заглодой за возможную порчу товара. Современники удивлялись не лишенной комизма важности, с которой «ткачи-лилипуты трактуют не только о всех технических тонкостях ткацкого дела, но вообще о всех вопросах, в данную минуту интересующих мастерскую, и взрослые признают их полную компетентность».

Одар был удовлетворен ответами Никитки, но, однако, устроил ему экзамен по шёлкоткацкому делу, а тот отвечал на все вопросы справно, без запинки! Слушал Никитка барина, а смекнуть по-прежнему никак не мог, отчего барин его пытает, пошто вопросы каверзные задает?

— А не хотел бы ты поучиться у великих французских мастеров искусству дессейна? — наконец закончил допрос Одар.

Никитка опять, уж в который раз, посмотрел вопросительно на отца, но тот растерянно молчал и знаков никаких не подавал, видимо и сам не зная, что на эти слова ответить.

— Может и хотел бы, барин, да не очень то понимаю, что за слово такое мудреное, даже произнести его сложно.

Одар пояснил: — дессейнщик —  это, по-вашему, тот, кто картинки под роспись шёлка придумывать мастер, как раз то, что тебе любо.

— Ну, и сколько ж годов на этого придумщика учиться надобно? — оживившись вмешался в разговор заглода Емельянов.

— Ну, это от смекалки Никитки зависеть будет, или сколько в Коммерц-коллегии постановят, думаю, года два-три, не меньше! — ответил Одар.

— Ого! — только и крякнул отец, утираясь рукавом, но было видно, что он уже более или менее с присутствием Одара освоился.

— А гимнасий* тот где находится?

*Гимнасий — училище.

— Во французкой стороне, откуда я прибыл в Россию!

— Как же Никитка учение то постигать буде, коль французского не разумеет?

— Ничего, вижу, что Никитка парень смышленый, месяца через два того малого, что в языке постигнет, и довольно будет.

Неожиданно Емельянов замялся, стал переминаться с ноги на ногу. Видя это, советник подбодрил его: — Ну, говори, мужик, что мнёшься-смущаешься!

— А може, барин, ты и плату какую-никакую посулишь, поскольку работника то я на время потеряю? — хитро прищурился Емельянов.

— Да ты, мужик, ополоумел что ли? Я благо сделать для тебя и сына твоего хочу, а ты еще и денег вымогаешь! Про совесть то ты, похоже, вообще ничего не слышал?
Советник реально рассердился, нахмурился.

— Не серчай, барин, это я по недомыслию! Оно то конечно так, а все же в хозяйстве руки лишними не бывают. Токмо у нас ведь как говорят: «На брюхе-то шёлк, а в брюхе-то щёлк». А коль уедет сынок на обучение управляться то по хозяйству сложно без него будет, он ведь у нас из двух дщерей и трёх сыновей — старшенький!

— Ну, решать тебе, хозяин, неволить не могу! Скажу только, что не всем удача такая выпадает! Станет мастером большим, коль Коммерц-коллегия обучение за границей одобрит и оплачивать согласится. Вернется большим мастером, в коих особливо есть потребность государственная в шёлковом деле, и деньгу в семью совсем другую приносить будет, и славы большой удостоится!

— Сейчас вон у тебя светелка в три стана, а вернется обученным, и мануфактуру сможешь открыть вместе с сыном!

— Уж больно складно все, барин! Дозволь, однако, подумать? Надобно с помощницей  посовещатися.

— Думай, мужик, думай! Неделю сроку тебе на размышление. Примешь решение отправить Никитку на обучение, найдешь меня в Москве в Коммерц-коллегии. Вскоре собираюсь возвратиться домой, во Францию, возьму его с собой и пристрою к обучению.

— Да…! И образцы рисунков его с собой заберу, — уже на выходе из избы завершил разговор Одар, и пошел вместе с поручиком осматривать другие избы-светелки.

— Барин то, по всему видно, умодельник ! Чего тянуть то? — решил Емельянов. А вдруг и правда к выгоде прибуду? Да и лет то уже немало, надобно дело сыну передавать. К тому же сорок верст тащиться до Москвы, чтобы всего то сообщить о принятом решении затратно!

Был Емельянов мужик не жадный, но рачительный. К тому же и жена его решение, хоть и со скрипом, но поддержала, а Никитку никто и не спрашивал! Собрал мужик рисунки Никиткины и пошел к карете дожидаться Одара.

— Ну, что, мужик, должно быть принял ты правильное решение? — догадался надворный советник, глядя на стопку Никиткиных рисунков в руках у Емельянова.

— Да, барин, благослови тебя Бог! — поклонился мужик. — Согласные мы!

— Вот и хорошо! О решении Коммерц-коллегии тебе сообщат, если оно будет положительным, — закончил Одар и сел в дормез.

Кучер щелкнул кнутом, и карета понеслась по Хомутовскому тракту назад в Москву. Смеркалось, солнечный диск уже заходил за купола Златоглавой, нужно было поторапливаться.

Точно к указанному сроку Михайло Одар подготовил отчет и представил его членам Коммерц-коллегии, которую возглавлял в то время президент — действительный статский советник, Яков Матвеевич Евреинов, для рассмотрения.

Предварил свой отчет Одар следующими словами: «... Сей осмотр подает мне случай поздравить Коллегию, что сие толь обширное художество, в рассуждении многоразличных штофов и бесконечное в рассуждении дессейнов, в нем находящихся, художество, требующее сверх того великого искусства и самого прилежного смотрения, могло приведено быть до такого высокого степени, в котором я его нашел... Много однако остается еще труда к приведению в совершенство сие благополучное начало...».

Одар изложил причины, которые препятствуют, на его взгляд, успешному развитию шёлковой индустрии на Руси, особо указав на проблему — «... Нет ни одного доброго дессейнщика на всех наших фабриках... Я, будучи во Франции довольно долгое время, могу уверить, что и в Лионе более 3 или 4 человек... исправных художников нет, а прочие только что умеют копировать...» — а затем представил свои суждения по исправлению ситуации в целом.

«...Сие есть, к чему меня совесть, должность и некоторое малое мое искусство побудили представить Коллегии, передавая себя в протчем во всем ее наставлению и повелению» [7]. Так Одар закончил свой отчет.

Члены Коммерц-коллегии высоко оценили проделанную работу Михайло Одаром, выразив свое одобрение. В заключительном слове надворный советник поблагодарил членов Коммерц-коллегии и обратился к ним с просьбой — послать талантливого отрока Никитку Емельянова, уроженца селения Щёлкова, для обучения на дессейнщика за казенный счет во Францию, обязавшись все хлопоты по организации мероприятия взять безвозмездно на себя.

Изначально просьба Одара в Коммерц-коллегии отклика не нашла, но после рассмотрения рисунков Никитки присутствующими членами было принято положительное решение: «Послать отрока Никитку Емельянова, полных 14 лет от роду, уроженца поселения Щёлкова, Богородского уезда Московской губернии, на обучение рисовальному делу по шёлку во Францию на три года. Обратиться в Мануфактур-коллегию с просьбой финансировать сие мероприятие, организацию коего и контроль за успехами отрока в обучении на безвозмездной основе поручить надворному советнику Михайло Одару».

Почему Одар принял такое участие в судьбе Никитки неизвестно. Да еще и хлопотал безвозмездно, а ведь известно — был он охочь до денег! Сам сказывал: — «Ничто так не уважается в свете, как деньги, я хочу их иметь, сего же вечера готов для них зажечь дворец!». А может и цели какие-то дальние вынашивал, ну, например, открыть самому шёлковую мануфактуру, да и привлечь на неё обученного дессейнщика, Никитку?

Поехать во Францию надворному советнику Одару в 1760 году так и не удалось. В то время он был вовлечен в заговор против Петра III, который произошел в 1762 году. Однако слово свое перед Никитой Емельяновым сдержал: уже летом отправил сына Никитку-младшего на учебу во Францию.

Одним из постоянных агентов, поставлявших русскому двору декоративные шелка во второй половине XVIII века, был француз Камиль Пернон. Именно он поставлял Екатерине II, а затем Павлу I, самые лучшие лионские шелка для костюмов и украшения дворцов. Вместе с ним и отправил Одар Никитку Савельева на обучение рисовальному искусству в лионскую школу Филиппа де ла Салля, которая готовила художников специально для ткацких мануфактур, снабдив рекомендательными письмами и гарантиями оплаты за обучение от Мануфактур-коллегии. Филиппу де ла Саллю было в то время всего 37 лет.

Путь пришлось проделать не близкий: Москва — Киев — Львов — Краков — Северная Бавария — Трир — Люксембург — Лион, и занял он больше полутора месяцев. Пока ехали Пернон изрядно поднатаскал Никитку во французском языке, так что к концу путешествия тот довольно сносно мог объясняться.

Наконец, Никитка в сопровождении Пернона прибыли в Лион, в школу, где и был представлен Филиппу де Лассалю. Как раз в 1760 году тот получил государственную пенсию за то, что учил шестерых молодых людей рисовать узоры для тканей. К ним присоединился и Никитка. Студенты приходили делать наброски и зарисовки с растений в саду, который Лассаль специально разбил для этих целей. Будущие рисовальщики обучались и жили в его доме, находясь постоянно рядом с шелкоткацким производством, и могли наблюдать весь технологический процесс от начала до конца. Лассаль быстро оценил, что Никитка в вопросах шёлкоткачества разбирается хорошо, и даже гораздо лучше, чем другие ученики.

По окончании обучения каждый обучаемый должен был сдать экзамен, выполнить свой chef-d'eouvre (шедевр) — аршин ткани шёлковой расписанной, который демонстрировал уровень его мастерства.

Науку дессейна Никитка постигал старательно, за что не раз получал похвалу от де Лассаля. Мастер был доволен, отмечая особый шарм и стиль русского художника — он ярко отличался от других учеников. Одар, как и обещал, постоянно следил через знакомых шёлковых агентов за успехами Никитки и даже иногда его отцу с матерью письменно о них сообщал.

Все шло прекрасно до июля 1762 года, пока не случился дворцовый переворот в России, в результате которого был свергнут император Пётр III и на престол взошла его супруга Екатерина II. Вскоре после него из Мануфактур-коллегии по неизвестной причине перестала поступать оплата за обучение. А Никитке ведь предстоял еще целый год обучения. Лассаль неоднократно пытался выяснить дальнейшие перспективы через тех же шёлковых агентов, но безрезультатно.
Наконец Лассаль не выдержал и сообщил, что больше не имеет возможности обучать Никитку без оплаты. Тот хоть и огорчился, но все понял, принял и зла на Лоссаля не держал. А свой аршин ткани Никитка все же расписал к полному удовлетворению Филиппа де Лассаля. Расстались они сердечно. В честь его отъезда мастер организовал даже торжественный обед.

Накануне нового 1763 года дипломированный дессейнщик Емельянов Никита Никитович, 18 лет от роду, вернулся с хвалебными и рекомендательными письмами от самого знаменитого дессейнщика Франции, Филиппа де Лассаля, на Родину и предстал перед членами Коммерц-коллегии для отчета за потраченные средства. Показал им Никитка письма благосклонные от Лоссаля, да образцы работ своих шёлковых. Вердикт, озвученный председателем Коммерц-коллегии, был единогласным: «Видим, Никита Никитович, что средства государевы потрачены не напрасно! Остается токмо знания полученные во благо России применить! Чего от всей души и желаем!».

Позднее сыновья щёлковского мужика Никиты Емельянова, одного из первых в России крестьян, взявших патент на станы для производства шёлкового сырья, открыли шёлковую фабрику, как и предрекал Михайло Одар. Шелка и гобелены той фабрики были отменные, что отмечалось на многих выставках, и даже при дворе Великой Императрицы!

И была в том польза большая государству Российскому!

P.S.
В истории Москвы первой половины XIX века, Яузской, Басманной и Серпуховской её частей, а также района Перово нередко встречается имя таинственного фабриканта шёлковых и шерстяных материй Рошфора. Эта необычная фамилия, в своё время заинтересовала Владимира Алексеевича Гиляровского (1855-1935), писавшего в «Москве газетной»: «Сейчас я не помню, чьи магазины были кругом. Только одна вывеска, наискосок от нас, в начале галереи с галантереей, привлекла мое внимание. На синем фоне золотыми буквами ярко горели слова «Рошфор и Емельянов» …  Конечно, слово «Рошфор» меня заинтересовало. Оказалось, это были московские купцы с Таганки, торговавшие в Ножовой линии. При них в лавке находился сын Емельянова, беловолосый малый лет семнадцати, с круглым, заплывшим жиром розовым лицом и толстыми губами, которые то и дело носили на себе следы какого-нибудь варенья».

На основании записей в «Книге адресов жителей Москвы», выпущенной в 1854 году, где записано, что «фабрика Рошфора существует около 29 лет», можно предположить, что основана она была около 1825 года. А Никите Никитовичу Емельянову в год основания фабрики исполнилось бы 65 лет.

Происхождение основателя фабрики Якова Петровича Рошфора не ясно. Не удалось узнать и точных дат его жизни. Можно лишь предположить, что он был выходцем из разорённой наполеоновскими войнами Европы, возможно, одного из округов Франции, славившегося тогда своими текстильными производствами [15].

А вот интересно, был ли у Одара сын? Понимаете, о чем я?

P.P.S.
Сегодня, 07.04.23 года, в день Благове;щения Пресвятой Богородицы, в день возвещения архангелом Гавриилом Девы Марии о будущем рождении Иисуса Христа, закончил трилогию. Решил наконец сделать кое-какой мелкий ремонт, о чем уже давно просила жена, для чего полез в шкаф за шурупами. И вдруг, случайно, обнаружил старенькую пожелтевшую школьную тетрадку с записями мамы, которая умерла в октябре 2020 года. В тетрадке той был перечень произведений русских писателей, которые, мне, видимо, нужно было прочитать к школе, а может, и вообще прочитать?
 
Мама моя и сама родилась в Щёлкове, недалеко от Шёлкоткацкой фабрики, и меня родила там же. Наверное, она за мной наблюдает! Как после этого можно быть атеистом?

Используемая и цитируемая литература

1.Полуденский М., Пётр I в Париже // "Русский Архив" 1865 г., №№ 5, 6, с. 70.
2.Коршунова Т.Т. Русские шпалеры. Петербургская шпалерная мануфактура. Л., 1975, c. 8-9.
3.Голиков И.И. Деяния Петра Великого. Т.6., с. 607-608.
4.Е.Н. Маслов. Ручное ткачество.
5.Михайло Одар о русском шелкоткачестве XVIII века.
6.История происхождения шёлка
7.Материалы по истории крестьянской промышленности XVIII-первой половины XIX веков, Т. 1 / М., - Л., 1950. - С. 60.
8.Клейн, В. И. Иноземные ткани, бытовавшие в России до 18 века и их терминология / В. И. Клейн. - М.: Издание Оружейной палаты, 1925. - С. 67.
9.Чертово - Щелково: еще раз о происхождении названия города.
10.Производство шелковых и парчевых тканей
11.Хомутовка. Хомутовский тракт (fryazino.info)
12.Творчество Филиппа Де Лассаля и русско-лионские связи в области торговли художественными тканями во второй половине 18 века (dslib.net)
13.Е.Р. Дашкова в кругу современников.
14.485 лет Щелкову (bogorodsk-noginsk.ru)
15.Подмосковный краевед: Фабрики Якова Петровича Рошфора в Москве, Перово и… Гребнево (trojza.blogspot.com)


Рецензии
Уважаемый Игорь! Очень интересный очерк! Шёлк нравился моим предкам - уральским казакам. Особенно в моде были кумачовые мужские рубахи, которые молодые казаки одевали на станичные посиделки с местными девицами. По рассказам, прадед мой до старости выходил в кумачовой рубахе на завалинку, чтобы развлечь девчат виртуозной игрой на балалайке. Давно это было, аж до революции 1917 года...
С уважением, Николай.

Николай Панов   06.02.2024 13:24     Заявить о нарушении
Николай! В очередной раз спасибо за положительную оценку.
С уважением,
Игорь

Игорь Швыркин   06.02.2024 16:01   Заявить о нарушении