Про чувство

                Глава 1
                Не названная.

     — На прикидку до романа тут пару месяцев, — произнесла муза, ворочая тяжелую  латунную трубу с выпуклым стёклышком. В перепрыжку с черновика на черновик; помятая каждую закавыкалку,— и тягуче воскликнула, — иначе затяне-е-е-т!
— Пока, сегодня тобишь,— приветливо ответил я,— сколько ещё можно полеживать в сторонке, от тех кочек и рассказов по что, я такое за расчудесный собеседник?
— Пиши и поймёшь,  про пахучего, с зелеными треугольными крылышками, лесного клопа далеко от того далекого места.
— Тогда я синиц буду слушать, из под одеяла,— я ей.
Муза затихла почти на сутки, пожужжала  и испарилась промеж штапика оконной рамы. Вернулась вместе с гудением далекого тракта:
— Зжжз.
— Привет разлюбезная подруга! — воспрял я. Одна ты милая моя возвращаешься,— но, это не совсем отвечало действительности, и сказал я так, из за минутного восторга. Вот я, знаешь ли,,— продолжил я,— думал, и придумал не писать роман целиком, сродни  знаменитому писателю Эзопу, занятого всяким; и без постоянного читателя: доводил до интересного, начинал, и новое, а тут думай чем кончилось. Впрочем! — восклицал я, — польза от того большая. В воображении моем...
Тук - тук - тук, застрекотала крылышками по призрачному эфиру муза. Вокруг дрожжа лил свет. Она кружила мне воображение.
     Фараон,— продолжил я мысль, пользуясь таким добрым  моментом, —  из побуждений к цветению читательской фантазии, сжег последнюю библиотеку, остановился едучи колесницей погоревать, сомневаясь — оставаться - ль прежним собою. Он гениальностью предполагал тогда, о забывчивом Архимеде, и самим, спас нас  от выводов. Мне - же без сомненья  следует следовать будущим, и прошлым провидцам; и источится в свою очередь средними главами, пойти дальше своей геометрией. Попрыгать и в длину и на верх. Уже если -ли лучший способ найти место среди классиков? Пусть не очевидно, пускай  обыщутся обрывков.  Те кто с талантом, додумают сами, позабыв поводок воображению,— плясуну лучше кузнечика. А потом я сам выйду и скажу: вот он я! — и черновики на стол. Бац , пыль пф - ф!
   — Тогда начни стрекотать мыслью через мысль прямо сейчас — прозудела  муза, — пусть последователи  как хотят.
—  Да, так чихарды прибавится. Направлюсь прямо в будущее, и от туда добавлю лучиной светлоты, уже к воображению о тысяче вопросов.

                Глава вторая.
            Чувство которое нельзя называть.
 
     То восхитительное чувство обладает и выделяется величиной; из дали сияние  видать.  Соберешься дать ему название, и в случайном  старинном закоулке на мгновение остановишься в недоумении, дивишься миражу —  это пока только дальнее предместье. Вот раскрылись тайные смыслы, и готов к выведению холст, забота на минуту из за своей простоты становится, уже игрой одних определений — и сейчас поменялось; крутишь головой осматривая величественный силуэт, ищешь — а, нет! Туман. Оглядываться в ретроспективу старинное занятие — нечего сказать — и для пращуров развлечение: так и продолжается. Пустота замещает то, на месте где пустоты не  должно быть, и находится такое,— что тяжелит каждый день и ночь; у кого не спроси они вам скажут что так раньше не было, а только теперь есть, и к тому- же, много времени, и  уж, сколько долго. Пустота на подготовленном кем -то месте, будь то хоть вытянутый рукав на месте, где локоть или штанина на коленке. От туда, происходит еле ощутимая материальность, и из кажущего ничего, — проявляется и начинает жить, это чувство которое, вот - вот было.
   Другой человек ради описания такого своего открытия, станет давать намеки на свой талант, приведет наводящие примеры из жизни знаменитостей, может расскажет историю, что - б стало понятно, и такая понятность стала сама собой потом целью. Но, в моем случае, как мне кажется, дело только и начинается, с того момента где другой рассказчик закончит метафорой или поучением, выпучив многозначительно важность события вперед, и для достоверности может даже, поможет себе глазами. Но чу! — пустое. Последую скорее за мыслю, и не буду возвращаться к сказанному, и если в назначай и замечу за собой повторения, то только из за того что такая промашка для чего ни будь важна, и будет лишней пока, со временем не ляжет в свой контекст.
    Слова подряд из словаря сделаны знакомыми, читаны перечитаны, вплоть до самого старого из учебника хрестоматии с чердака, где пылятся и набирают градус початки и лук, а только переставь одно с другим местами те слова, и пожалуйте в новое воображение. Такое чудное свойство человека: находить каждой невесомой детали место. Деятельный человек, и место найдет, и место это будет прикреплено к работе, а если и совсем человек с душой, — то и не к пустому занятию.
   Вот у одного человека цель появилась, а только она не сразу возникла, а собралась со своего места, и пошла, — не взирая на свой возраст. Бывает что цель  одна полежала, созревала, и другая у другого человека, — похожая, еле ножки переставляет, — учится ходить, одинаковые обе, новичку на вскидку. Разное — не разное. То, что между одним, — молодость ценнее, а другое, по старше приспособление остаться. Сбоку такую цель специальным взором окидывать надо.
   Представляю перспективу, оглядываю,  какое дело — из такого посыла вытекает, и тоже ведь, навык из букваря применим может, раз не хочется подвергнуть каждое виденное и не выданное своей особой квалификации, тем самым без причинно утруждаться. И получается что рассказанная история, которая должна поучать, лежит на поверхности и устроена для одного, только поучения и наглядности, а возьмись на другом уровне, что по прозрачнее, где  одним только намеком малевана; не верной твердостью, то видится она, — громоздкой обузой.
  Радостью встречаю подобный случай, — пустые карманы и в куртке и в штанах, — образно говоря. ура!— кричу. Да что там!— вечность, не переговорить на такую тему: чувство, совсем не возможно.
  Растёшь, думаешь о том — что скоро настанет твой срок, встретить ту единственную: и ночью она сниться, и на прогулке узнаешь как будто одну, — через одну; идет на встречу будто та самая. — А - а, нет! Ожидание чувства становится целью без лица, а только для одного лишь сердца, и то, если сравнить со наступающей слепотой. Взял - бы, так по случаю, наделять любую даму своим
 доморощенным чувством. Оно и не чего, что чувство только внутри, без выхода находится: в темнице под замком. И толку что выберется, а дальше слепым кутенком.
  Рассуждение мое такое,— что обходится с главным назначение жизни, никто не может: место,— где оно живет знакомо, а только этого мало. Предназначение сердца двояко: то оно кровь качает, создает давление и силу, то вдруг переходит в туманные области — где, будто, становится деятельным духом, и создает пространства для созидания.
  Душа встречается с сердцем, и что- то разговаривают, договариваются между собой обо мне. Там где - то далеко, в том тумане, находятся полочка для одной вещи, для другой, а сбоку дверь в хоромы  чувства.
  Страх, тоже чувство, только оно бездомное, бродячее, — ему лучше что - б, по прохладнее,— не спутаешь. А то драгоценное, в палатах, то домашнее, бережётся. Наш человек не привык к каменьям, не всякие дорогие вещи видел, я например сравниваю драгоценность с золотом, которое по полям пустомелей не летает. Да что там говорить, — пустота страшная штука. Откройся вдруг дверь, по удобному случаю, да хоть ожиданно, а там! — степь бескрайняя, и цветы, — алым цветом, — куда глаз хватает. Населения животного мира, на тех полях отсутствует благодаря всем моим трудом жизни, — не обучен; что поделать. Однако жду, когда объявится пример.
               
                Глава 3
                Пусть так побудет пока.