Я буду ждать на темной стороне. Книга 3. Глава 4

Новый год, на удивление, был встречен достойно. И только одной Мельчуцкой при всем разнообразии закусок попробовать все солидно не получилось. Народ то танцевал, то фотографировался. Был отличный торт, приготовленной Рамахеевой, но единожды попробовав кусок этого десерта, Евангелина моментально поняла, что вмешательства её матери не обошлось. Уж кто-то, а эта женщина, (кондитер по образованию), приложила руку к созданию этого шедевра, помогая дочери выпекать торт. Драгомарецкий потом жалел, что не до конца слопал его остатки, потому что много ещё оставалось, так что пару кусков этого торта он мог спокойно бы забрать с собой.

Едва пробила полночь, гости высыпали на улицу полюбоваться фейерверками, которых в этом году было столько, что огни освещали практически весь город. Набросив на себя пальто, застегнутое только на пару пуговиц посередине, Евангелина выскочила на улицу как есть, поддаваясь атмосфере праздника, пронизывающей все пространство. И кажется, она даже успела загадать желание, суть которого заключалась в единении с  человеком, мысли о котором не оставляли её в покое на этой вечеринке. Наоборот, здесь она хорошо почувствовала, как ей его не хватает. И дело было вовсе не в интимной близости, которую она обычно привыкла с ним разделять. Здесь было что-то другое. Что-то похожее на душевную близость, которую она хотела испытать с ним на свой страх и риск. И только сейчас почувствовав угрызение совести из-за того, что будучи занята подготовкой к праздникам все будни напролет, за все это время она так и не удосужилась ему позвонить и напомнить о своем существовании, Евангелина поставила перед собой цель сделать это в ближайшие дни, если что-то более важное не отвлечет её от выполнения дела.

Она могла бы, в конце концов, поздравить с наступающими праздниками его мать. Но нет. У неё вылетело из головы даже это. Так что теперь придется нагонять упущенное чуть попозже. Когда состояние праздничной эйфории сойдет на нет, и сама она будет смотреть на сложившуюся ситуацию более трезвым взглядом.

Но пока её мысли были заняты Лисовым, который, возможно, сожалел сейчас, что встретил этот Новый год не в её компании, ночное небо преображалось снова и снова, окрашиваясь в различные цвета от многочисленных салютов, от которых всюду стоял такой грохот, словно где-то поблизости шли боевые действий, и город вот-вот мог оказаться в окружении вражеских войск. Когда раздобыв откуда-то заранее приготовленные петарды, Алекс принялся кидать их прямо под ноги девочкам, поджигая «заготовки» на свой страх и риск. Но больше всех испугался почему-то Драгомарецкий, особенно, когда одна из зажженных петард упала прямо возле него.
Обнаружив её возле себя, он резко бросился в сторону, чуть не поскользнувшись на обледеневшей дороге и не  зарывшись носом в снег.

Позакрывав уши, девочки бросились врассыпную, удирая от этих петард как можно подальше. Все изменилось, когда Терехов вытащил на середину двора коробки с ракетницами, принялся запускать их в воздух.

Поднимаясь вверх, миниатюрные ракеты рассыпались в небе на мириады разноцветных огней под торжественные крики одногруппников, оставляя после себя запах пороха. И так продолжалось до тех пор, пока над городом не был запущен последний салют. 

Фекла с братьями оказались, пожалуй, единственными, кто не был допущен к запуску ракетниц в связи с их неудавшейся дружбы с пиротехникой. Ведь накануне она имела неосторожность признаться, что запуская в прошлом году фейерверки, они умудрились с Дорофеем пустить одну из ракет так, что резко изменив траекторию своего полета, та полетела не в небо, а в сторону соседского забора, вывалив оттуда полстены и часть шифера. Но когда к ним наутро постучался тот самый сосед, требуя от деда выплат для возмещения нанесенного ему материального ущерба, они узнали, что эта ракета успела проделать сквозную выбоину в его воротах, не став ограничиваться разрушением одной лишь стены.

Пригубленное накануне шампанское дало о себе знать, слегка ударив ей в голову, и чересчур стремительно выскочив за пределы подъезда, Евангелина чуть не свалилась в ближайший сугроб, потеряв на миг равновесие. Благо, оказавшийся поблизости Зонтинов успел вовремя подхватить её под локоть, тем самым задержав её падение, хотя сама она в этот момент была не против, чтобы на его месте оказался Лисов, чьего присутствия так не хватало ей на этом празднике. Как и всего остального: его поцелуев, жадных объятий и попыток залезть ей под трусики своими ладонями, а также признаний в том, как сильно он её любит, отрицая спустя время все свои слова обратно.
 
Особенно не хватало ей их безумной близости, когда овладевая её почти до ощущений боли, он не оставлял её в покое, пока не убеждался, что она достигала удовлетворения в его объятиях, переставая ссориться с ним из-за пустяков.

Снова и снова задумываясь об этом, Евангелина не понимала, откуда в её голове вообще возникали эти мысли. Как знать, возможно, на неё так действовал выпитый накануне бокал шампанского, придав силу её подавляемым желаниям, однако почувствовав дрожь во всем теле от одного лишь прикосновения к ней руки Зонтинова, она не имела уже ничего против идеи отправиться к Лисову, если бы он вдруг вздумал здесь появиться, чтобы забрать её с собой и устроить для неё незабываемую ночь. Заниматься с ней любовью до предрассветных сумерек, тем самым заставляя её содрогаться от приступов снова и снова охватывавшего её экстаза как следствия их страстных объятий и его привычки овладевать ею даже тогда, когда довольствуясь пережитым наслаждением, она предпочитала провалиться в сон для восстановления сил после их неистовых любовных схваток, а не поддаваясь его неуемным ласкам, в который раз распахивать перед ним бедра, вновь чувствуя тяжесть его тела на своем с последующим проникновением где-то глубоко внутри неё, что она никак не могла это остановить, как сильно бы не сжимала ноги, препятствуя его действиям. Особенно если ей временами становилось больно, а он как будто этого не замечал, предпочитая закрывать глаза на все её жалобы, уверенный, что она просто притворяется, лишь сбить его с толку, и тем самым прервать их едва наметившуюся интимную связь. 
   
Струсив с ладоней снег, Евангелина подняла верх голову, и, проводив осоловевшим взглядом последний вспыхнувший над её головой фейерверк, приложила их к своим щекам, не обратив внимания на выбившиеся из-под воротника её пальто локонов, которые она имела привычку обычно прятать под косынку. Теперь сей аксессуар валялась где-то в сугробах, благодаря чему её густые локоны теперь спокойно лежали на её плечах, становясь влажными от таявших на них снежинок.

Спустя время спустился снег, укутывая своим покровом улицы и дворы и улицы. И почувствовав инстинктивно, что им пора было возвращаться к остальным, подхватив оброненную ею косынку, Зонтинов повернулся к Евангелине, и со словами: «Пойдем назад. Ты слегка захмелела», он вручил ей свою находку, протягивая вперед руку, чтобы она могла в неё вцепиться и с его помощью дойти до дома, не обращая внимание на косые взгляды Марцелы и Гольдштейн.

Улыбнувшись, Евангелина поблагодарила его за подобранную с сугроба косынку, но не став почему-то в этот раз подвязывать ею свои волосы, она приняла его помощь как само собой разумеющееся явление, которым не стоило пренебрегать. Особенно сейчас, когда на них смотрели завистливые одногруппницы.

Искренне жалея, что от Лисова подобной реакции на её неудачи не дождешься, она вцепилась в руку одногруппника такой хваткой, будто рядом был не Зонтинов, а именно вышеупомянутая личность, которой пару минут назад она хотела позвонить, чтобы поздравить с праздником, будто между ними не было никакой ссоры и он не выбивал ногами двери её квартиры, поставив в известность всех её соседей насчет их особых предпочтений в интимной жизни. И только одно своевременное воспоминание о том, что его номер давно был внесен ею в черный список на телефоне, остановил её от воплощения столь дурацкой идеи, чьи последствия неплохо бы ударили по её самооценке.   

Вернувшись с Зонтиновым в квартиру, она застала там совсем иную картину, нежели рисовало ей разыгравшееся под влиянием алкоголя воображение. И пусть она была не совсем во хмелю, как показалось накануне её спутнику, увиденного хватило с головой, чтобы позже можно было сделать свои выводы относительно этой вечеринки, отличавшейся от устраиваемых Лисовым мероприятий. Кажется, они с Зонтиновыми оказались последними, кого Алекс соизволил пустить в квартиру, стоило им позвонить в домофон. И только оба переступили порог хорошо знакомого помещения, куда они наведывались не раз, и отнюдь не по причине отмечания каких-либо празднеств, как до слуха обоих донеслись звуки музыки и смеха веселившегося народа. 

Большая часть гостей была настолько пьяна, так  что не имея ничего против танцев, некоторые плясали посреди зала, врубив музыку на всю катушку. Быстро оклемавшись и только сейчас осознав, какой нелепый у неё был вид, Евангелина пригладила свои влажные от снега волосы, отправившись на поиски Новаковского, которого хотела предупредить о том, что, пожалуй, не станет сегодня задерживаться на мероприятии, планируя уйти домой ближе к двум часам ночи.

Стараясь не светиться перед гостями в таком виде, она проскользнула незаметно в его комнату, но там, на удивление, никого не оказалось, а сам он как будто и не спешил предпринимать какие-либо меры, чтобы воспрепятствовать проникновению на свою территорию посторонним лицам. Оглянувшись, Евангелина рассеянно скользнула взглядом по интерьеру пустовавшей комнаты.

Мебель оставалась на прежнем месте и особых обновлений в плане дизайна она так и не заметила, ища некое подобие зеркала. Исчезла только приклеенная над столом табличка с надписью: «А ну быра работать!», мотивировавшая Новаковского на сдачу экзаменов во время сессии. Теперь на её месте висела черно-белый снимок девушки, чья физиономия казалась ей подозрительно знакомой. Подойдя поближе к столу, и против воли включив настольную лампу, Евангелина с трудом сдержала возглас своего искреннего удивления, как следует рассмотрев это фото.

На нем была изображена Эрика во время показа модной коллекций, о чем свидетельствовал сам антураж фона на снимке и поза её тела, облаченного в дорогую шубу. 

Кое-что заподозрив, Евангелина присмотрелась к этому снимку повнимательней, пока её сердце не пропустило удар. Да, сомнений быть не могло! Это действительно была она. Уж кого-кого, а эту девицу она не могла бы спутать ни с кем другим. Но странным ей казалось совсем другое.

Что будучи повернут на этой дуре как ненормальный, Новаковский почему-то не посчитал необходимым убрать этот снимок от посторонних глаз. Либо просто забыл это сделать, погрузившись с головой в заботы. И забыв при одном взгляде на эту фотографию, зачем она вообще сюда зашла, все ещё находясь под впечатлением сделанного ею открытия, Евангелина стремглав покинула эту комнату, не успев даже толком причесаться. Как будто она не видела в этом особой необходимости, погруженные в другие думы, для уточнения которых ей хотелось переговорить с Егором наедине. Без лишних свидетелей.

Странно, что только они вдвоем попали в подобную передрягу. Он любил эту девушку,  не удосужившись с ней даже переспать, (вернее не было подходящего момента для такого события), она же хотела её бывшего любовника, проведя в объятиях этого парня немало ночей, но не спеша в него влюбляться. Между тем эти двое порой были так сильно похожи друг на друга, что иногда посторонние принимали их брата и сестру, как оно обычно происходит, когда состоявшие в близких отношениях люди начинают перенимать отдельные привычки друг друга и даже образ мыслей. Чего нельзя было сказать об Евангелине и Новаковском. Что неудивительно, ведь они только дружили, и ничего другого между ними не было вопреки ходившим о них сплетням. И то в последнее время их общение сократилось до невозможности, будто намеренно пытаясь что-то скрыть от неё, Егор намеренно избегал её общества, отказываясь говорить на определенные темы, особенно если она начинала упоминать бывшую подругу Лисова.

Единственное, что их объединяло, так это обоюдная любовь к неформатной музыке и черным комедиям, и этих опций в свое время хватило им с головой, чтобы начать общение друг с другом, выходящее за рамки университетской учебы. Даже было как-то странно, что за все это время между ними ни разу не вспыхнула искра взаимного интереса. Скорее всего, оба были не совсем во вкусе друг друга. Либо их головы были заняты мыслями совсем о других людях, что мешало им сблизиться как девушке и парню. А теперь, по всей видимости, наступит конец даже этой дружбе, потому что она была не в состоянии разделить его привязанности к Эрике. А это значило, что рано или поздно Егору придется делать выбор. Между дружбой с ней и влюбленностью в бывшую Лисова, которая вряд ли ответит ему взаимностью. С такими мыслями Евангелина покинула комнату одногруппника, аккуратно прикрывая дверь.

Когда она вернулась к гостям, праздник уже был в самом разгаре, но происходящее её уже как будто не касалось. Обнаружив её присутствие, Марцела помахала ей рукой, предлагая составить им компанию на импровизированном танцполе, однако намеренно проигнорировав приглашение одногруппницы, Евангелина направилась к дивану, где еще оставались свободные место. Танцевать ей совершенно не хотелось. В другое время она, конечно же, не отказалась бы от подобной перспективы. Но теперь, когда её настроение было слегка подпорчено найденным снимком, перед ней стояла совсем другая задача.

В первую очередь ей следовало разобраться с собственным отношением к Эрике, а уже потом думать, что делать дальше, пытаясь смириться с узнанной информацией. И глядя на то, с какой беззаботностью проводят время её одногруппники, она в чем-то завидовала им настрою и тому, как были далеки они от того, что гложило теперь её душу, мешая радоваться празднику с остальными.   
 
Взявшись за руки, братья Феклы водили хоровод под незамысловатую песенку, будто это были последние пляски в их жизни. Рядом с ними танцевали и другие ребята, включая Зонтинова и Драгомарецкого, чью застенчивость был не в состоянии погасить даже бокальчик крепкого спиртного.

Не любивший танцы, Терехов дергался под музыку с цветком на голове как умел, успев  прилично принять на грудь. И один только Новаковский, простояв половину танца посреди комнаты с недопитым бокалом в руках, просто двигал головой в такт композиции, размахивая свободной ладонью так, будто являлся неофициальным дирижером данного «шабаша». И как только ему все это надоело, допив свое спиртное, он вручил пустой бокал Драгомарецкому, плюхаясь на диван и впадая в какое-то психоделическое состояние души.

Сдержав накануне данное им слово, «пожарник» ринулся приглашать на танец свою даму, пытаясь доказать окружающим, что теперь они точно пара и заслуживали соответствующего к себе отношения. Мельчуцкая была не против подыграть ухажеру, не замечая того, что окружающим на них было, в принципе, наплевать, однако никогда ранее не плясавшая с кем-то в паре, пытаясь приноровиться к движениям кавалера, Галочка столкнулась с первыми трудностями на данном поприще, только сейчас обнаружив, как сложно идет у неё процесс обучения танцевальному искусству.
 
— Мне тяжело даются вот эти такты, — не выдержав, пожаловалась она своему партнеру, успевшего отдавить ей все ноги по причине собственной неуклюжести.

— Какие ещё такты? — не понял «пожарник», держась ладонями за место на ее теле, где должна была находиться талия.
 
— Ну, типа назад — раз, два, три — вперед, — пояснила ему Галочка, умудрившись наступить ему на ногу своим каблуком, чуть не продырявив при этом своей обувью его ступню. — Был бы ещё самец симпатичный для меня… Ну, знаешь, мне нравятся такие… — закусив губу, Мельчуцкая томно вздохнула, но со стороны это выглядело так, будто её скрутило от плохого пищеварения. — Ну, эти самые, высокие парни, которые такие: «Эй, ты — моя, я тебя шпили-вилли…», — добавила она, представляя в мыслях, конечно же, не его.

Улыбнувшись фантазиям своей партнерши, «пожарник» чуть не уронил её на пол, заставив выполнить неудачный пирует, а после чуть и сам не растянулся на паркете, зацепившись ногой за её каблук.

Что же касается самой Мельчуцкой, то ей проще было самостоятельно поднять его над полом, и, подкинув парня наверх, похлопать при этом ладонями, после чего приземлить его обратно в свои объятия. На деле же её телодвижения было сложно назвать танцем как таковым. Она просто переставляла ноги подобно роботу на курсах аэробики для беременных, тщетно пыталась уловить ритм музыки.
 
— Ты наверное всегда хотела попасть на курсы в танцевальную школу? — через некоторое время поинтересовался у неё «пожарник», впервые лицезрев столь отвратительную пародию на танец.

— Ну, да, я хотела чему-то
научиться, — пошатываясь на месте, кивнула Мельчуцкая, словно подтверждая его догадку. — Особенно мне было интересно посмотреть, как красиво попой виляют…

Не на шутку подбодренная его словами, она хотела было добавить к своей тираде что-то ещё, но её слова потонули в звуках голоса Феклы, которая воспользовавшись моментом затишья, решила попробовать себя в караоке, а получилось как с дедом на летней базе отдыха. Дорофею так запомнилось его спонтанное выступление, что он потом долго вспоминал об этом событии, вставляя его к месту и не совсем.

«Их голосами разве что кричать в сортире «Занято», и то все обос**ся при выходе», — такого мнения он был о вокальных талантах своих родственниках, как нельзя четко охарактеризовав идею Феклы стать в будущем звездой привокзальных кабаков, пытаясь хоть так подзаработать себе на жизнь, раз по-другому не получалось.

И ничего не подозревая об истинных мыслях брата о своем рвении построить карьеру на данном поприще, схватив микрофон, Фекла работала над очередной композицией, с трудом попадая в ноты, не говоря уже о куплетах, чьи слова она выдумала по ходу дела, не видя ничего плохого в своих импровизациях на вольную тему.

Книга 3. Глава 5

     http://proza.ru/2023/04/08/1153