Момент

Слабеющее вечернее солнце пробивалось сквозь мутное старое окно насыщенным оранжевыми лучами. Старые обои через нехотя ловили лучи и обнажали свое безвкусие и унылость. Все цвета этого мирка будто были приглушены и залиты серо-коричневой гуашью, на фоне которой могли выделяться лишь отдельные яркие детали. Наш герой, проснувшись, вынужденно повернулся на другой бок, чтобы солнце перестало кусать его еще неготовые к свету глаза. Это движение вызвало привычный скрип из старого дивана. Надо было вставать. Старое одеяло, которое раньше могло похвастаться красивым зеленым пододеяльником, теперь же носило выцветшее и застиранное до дыр одеяние. Под этим одеянием происходили обыденные утренние почесывания залежанного обрюзгшего тела, после которых скинутое покрывало обнажило своего хозяина полностью. Герой не помнил, как его зовут. А может быть помнил, но на века лишенный покоя разум отказался обращаться к тому участку мозга, в котором хранилась эта информация. Теперь он называл себя "М". В этой букве было зашифровано слово «момент». В его противоречивой системе взглядов самым важным являлся нынешний момент, которые будто бы отрывался от того, что за ним следовало, и что последует после, а отдельная литера М звучала короче, и лучше встраивалась в момент, когда ее произносили. Отваливающиеся по ходу последних лет знакомые потакали такой странности, и будто бы тоже забыли его настоящее имя. Волосатые ноги в старых носках рефлекторно нашли пристроенные у дивана тапки. Первая дешевая сигарета подарила комнате свой удушливый дым, который на фоне вечернего солнца казался ядовитым больше чем обычно. М уселся в кресло, скрип которого был более ярким, нежели чем у дивана. Мебельная перекличка на этом официально завершена. М нагнулся и заглянул в большую кружку, в которой покоился вчерашний чай. Чая было достаточно, чтобы посмотреть на свое отражение в нем. Клокастая борода, куцые, почти тараканьи усики, вечно уставший взгляд на темно-коричневом фоне. Это был один из немногих способов для героя оценить свою внешность, так как зеркал в его доме не было. Он считал, что отражение должно быть обязательно искаженным, переокрашенным, или каким-либо образом деформированным каким-то естественным материалом, и чашка вчерашнего чая вполне себе подходила. В реальности никто и никогда не оценивает  внешность человека отвлеченно от ситуации, обстановки или эмоционального фона. Зеркало - инструмент стерильный и абсолютно не связанный с реальной действительностью. Вчерашний чай был почти что желанным - отлично подходил для начала дня. Хотя на улице уже правил вечер.
Конечно, начинать день нужно с прочтения новостей, ведь это так важно - быть в курсе дел. В последнее время эти самые новости были еще менее информативны, и никак не способствовали тому, чтобы понять, какие тенденции таки имеют место быть. Старый, пузатый монитор, пластмасса которого имела бледно-коричневы налет сигаретной смолы открывал окно в мир. Лемур из местного зоопарка стал многодетным отцом, ученые прогнозируют жару летом и холод зимой, президент назначил цель на улучшение благосостояния граждан - со всем этим нужно обязательно ознакомиться, пропустить через призму собственного восприятия, потом подвергнуть диалектическому анализу, после чего можно успокоиться и отправиться заниматься своими делами.
Похрустев своими сочленениями М отправился на балкон, на котором хранил свой провиант, который не умещался в холодильнике. Несколько мешков картошки, купленной оптом, дарили чувство стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Пришла пора вскрывать следующий мешок. Неуверенным прощупыванием была найдена брешь в конструкции мешка, сотканного из дешевых китайских химикалий. После чего пальцы начали расширять эту брешь. После правильно приложенного усилия структура мешка резко сдала позиции и была разорвана почти пополам. Холодные и грязные картофелины просыпались на пол и по инерции катились в сторону героя. Некоторые врезались в его немытые ноги, укусив своим холодным прикосновением даже сквозь носки. М присел на корточки и начал выбирать картофелины побольше, и с меньшим количеством органических поражений. Это была привычная утренняя рутина, из разряда тех, что позволяют забыть о тягостных переживаниях хотя бы на какой-то период времени. После корнеплодного кастинга были выбраны лучшие картофелины, которые отправились на кухню для продолжения рутинных действий. Раковина -  разделочная доска - сковорода. Лишь на черт знает каком десятке лет М узнал, что при жарке картофеля совсем не лишним будет добавить и лук. Странно, что до такой простой мысли он дозревал столько лет, но такое происходит часто и в других областях человеческих знаний.
Дело шло уже ближе к семи часам вечера. В это время М порой виделся с соседской девочкой семнадцати лет. В их общении не было ничего предосудительного в силу несформированности М. Он не воспринимал сексуальную сторону своей приятельницы, и даже сложно сказать, когда где и чью сексуальную сторону он воспринимал. Душ и подбор одежды для выхода из своей берлоги были позади, и М уже сидел на ближайшей лавочке, что стояла у тропинки в местный ДК, в котором был музыкальный кружок, посещаемый его знакомой. Он курил уже третью сигарету и поглядывал в сторону дома культуры, ожидая встречи. После нескольких минут он увидел ее. Она со светлой улыбкой шла в его сторону, издалека разглядев его непримечательный силуэт. Она была одета в привычную школьную форму темно синего цвета - юбку ниже колена и жилетку с блестящими кнопками. Белая рубашка под жилеткой имела длинные и тонкие рукава, из которых выглядывали лишь такие же длинные и тонкие кисти подростковых рук. Именно эти свойства положительно сказывались на успехах в ее любимом увлечении - в правой руке она несла скрипку в дешевом минималистичном чехле. Приблизившись к М она вприпрыжку преодолела последний отрезок пути, и одарила его своей жизнерадостной улыбкой. Ее черные как смоль волосы были собраны в две косички, основания которых были украшены двумя ярко-голубыми бантами, цвет которых был насыщеннее всего, что было в этом мире. Ее лицо было узким с легкой округлостью, с узкими скулами и чуть островатым подбородком, а нос был идеально прямым и ничуть не выделялся на фоне остальных аккуратных черт. Чуть широковатый рот окаймлялся чуть пухловатыми подростковыми губами. Ее приятная внешность подходила бы для рекламы зубной пасты или каких-нибудь путевок на море. А может подошла бы для съемок в молодежном сериале, для роли незатейливой улыбчивой героини второго плана. Она села рядом с героем.
-Привет! - сказала она радостным звонким голосом.
-И тебе привет, Маш.
Они сидели на небольшом отдалении друг от друга и наблюдали картину ранней весны. Иногда было отчетливо слышны всплески в ручейках убегающих остатков снега, ибо свой номер он уже отбыл. Вечернее солнце было прекрасным, несмотря на тусклоту и удушливо оранжевый свет, на фоне которого только голубые бантики Маши обладали яркостью. Они часто говорили о какой-нибудь ерунде, иногда о музыке. М спрашивал, слышно ли в их оркестре флейту, хочет ли она быть первой скрипкой, все ли держат ритм. Забавно было то, что он не видел ни одной записи их репетиций и выступлений, а судил лишь по Машиным рассказам. Флейты как правило слышны, а первой скрипкой она быть не планирует, но иногда выходит на передний план, когда другие скрипачи не приходят. Непостоянство в молодежных кругах вещь обыденная.
-А сама пробовала когда-нибудь на флейте играть?
Маша усмехнулась.
-Ну ты чего, это же совсем другое. Думаешь музыканты все подряд инструменты осваивают? Да и к тому же оркестровые флейты металлические, а я выбрала скрипку как деревянный и отзывчивый инструмент, такой, знаешь, эмоциональный и человеческий.
-Понимаю, - коротко ответил он. - И никогда даже не брала в руки флейту?
-Да что ты заладил с этой флейтой? Не брала, да и мне неинтересны духовые.
-Ага. А скрипка у тебя все та же, из той комиссионки? Не хотела получше купить?
Родители Маши не были бедными, но инструмент она использовала дешевый, советский. Из разряда тех, что без марки и фамилии мастера, сделанный на "комбинате музыкальных инструментов и мебели". Многим это казалось полным колхозом. Сразу возникали неприятные ассоциации не только потому, что там еще и производили мебель, а потому, что мебель эта была лютейшим говном.
-Да, все та же. Я тебе уже говорила: заниматься музыкой и заниматься подбором инструмента это два разных занятия. Которые, кстати, по большей части не пересекаются.
-Ну, не знаю. Если бы я занимался музыкой, мне бы все время хотелось инструмент получше.
-Поэтому ты ничем и не занимаешься.
-Да, наверное, ты права.
Потом следовала их обычная прогулка, кофе навынос, пирожки с картошкой. Качели на детской площадке, на которых М почти вдвое перевешивал свою юную подругу, что было неудивительно. Потом она попросила его купить ей сигареты. Нормальные, а не то недоразумение, что курил сам М. Под конец вечера они сидели уже на другой лавочке, у их дома.
-Так это, сыграешь мне как-нибудь? - начал М.
-Нет, я уже много раз говорила.
-Но почему? Я таки и не понял, - обиженно заладил он.
-Ты будешь меня критиковать, - ответ прозвучал с напряжением.
-Ну, не больше, чем тебя критикуют в твоем кружке.
-Может не больше, но это будет по-другому, иначе.
-А в чем разница?
-В том, что ты вне кружка. Там мы все объединены общим делом, и оно нас связывает. Если мы общаемся по предмету нашего интереса, то это в порядке вещей.
-А что связывает нас? - на автомате спросил М.
Маша резко повернулась к сидящему по левую руку герою и выстрелила своими серыми глазами ему прямо в душу.
-Ничего, - это тоже был выстрел, только уже не предупредительный, а контрольный.
К такому ответу М не был готов. Это была правда, причем очень обидная и обжигающе холодная. Но он отыграл хорошую мину, не показав свою уязвимость. Он старался вести себя так, будто он  все знает, все понимает, и ничего не выбьет его из колеи. Все под контролем. В ответ он просто угукнул, и глубоко затянулся дешевой, обжигающей горло и легкие сигаретой. Пора было расходиться. Короткое прощание, и ярко-голубые банты унесли с собой все яркие цвета этого мира. Впереди была ночь полная тяжелых мыслей, уворачивание от которых было отдельным искусством, к которому его мозг проявлял максимальную способность и талант. Серость полузаброшенной, заваленной хламом квартиры, всюду стоял полумрак, который проник во все уголки остатков личности. Внимание терялось между сигаретами, чаем, похожим на сено, и юмористическими роликами в интернете. Под утро прослушивание старых советских песен и тихие но пронзительные слезы на припевах "прекрасного далеко" и "мы долгое эхо друг друга". В жизни героя уже давно не было никаких событий, но эхо переживаний юности будто бы закрепилось. Нужно переживать, беспокоиться и нервничать, а потом резко убегать от этих чувств. Воспоминания о первой любви, о первых похоронах в жизни, о первых обманах и изменах, первые хронические болезни. Снова и снова, ночь за ночью. А в короткие периоды вечернего быта вести себя так, будто все под контролем, все схвачено и идет по размеренной протоптанной тропинке.  Для разнообразия в эту ночь он думал о Маше. О том, насколько она живая, искренняя. Сколько в ней сил и красок. Ее банты прожгли его разум своим голубым свечением. Она была единственным светлым пятном, но у них не было ничего общего, и их ничего не связывало. Но это нормально. Что может связывать подростка и обрюзгшего дегенерата? Так и должно быть, все в порядке. Но эти банты, эти аккуратные пальцы, которые никогда не сыграют для него на старой советской скрипке. Она жила через две стены от него, и он никогда не слышал, как она репетирует дома. Иногда он караулил под ее окном, чтобы услышать, но нет. Будто какая-то волшебная сила не позволяла ему уловить ни единой ноты. Ночь была долгой, сон никак не приходил, даже под утро. М подсчитал, что двадцать семь раз перевернулся с одного бока на другой, пока наконец не заснул.
На следующий день они снова встретились. На той же лавочке, примерно в то же время. Снова улыбка, снова сигареты, снова прогулка по скверу. Те же разговоры, те же мысли, то же ощущение, но финал вечера был кардинально другим.
-И вот почему я считаю, что прошлого не существует, – М как обычно занимался софистикой и ментальной гимнастикой, которые помогали ему фигурально стоять раком, чтобы не высовывать голову слишком высоко, и не видеть того, что может принести боль, или что это такое массивное отбрасывает такую густую тень на его собственное существование.
-Пфф, – парировала Маша, скривив губы со вполне читаемой эмоцией, будто ей сейчас нужно будет объяснять, почему солнце светит днем, а ночью его свет отражает луна.  – А ты не думал о том, что мы делаем что-то для того, чтобы оно стало прошлым? Чтобы потом это можно было вспомнить и порадоваться, что мы это сделали? Вот добился ты какой-нибудь цели, и всепоглощающее чувство удовлетворения потом можно размазывать по своему бытию вновь и вновь. Сделано то, сделано это – не зря жизнь прожита. По сути все в итоге оказывается прошлым, но оно не перестает от этого существовать. Можно потом сидеть стареньким, седым, и рассказывать внукам всяческие премудрости и о том «как было раньше». Это неотъемлемая часть жизни, и по сути человека характеризует прошлоe. Тем более что вот ты рождаешься, а до этого тебя не было. Но прошлое было, был коитус, зачатие. Это все очень важные отправные точки.
М задумался, но играл лицом так, будто он сейчас не слышал никаких аргументов, и вообще спор об это глуп, ведь вся истина уже была озвучена им самим. Они проходили мимо двухполосной дороги, пешеходную зону от проезжей отделял низенький тоненький металлический заборчик, покрашенный трудолюбивым таджиком в мутный болотно-зеленый цвет. Они шли вниз по дороге и молчали, когда вдруг раздался визг тормозов. Они одновременно обернулись. Машина, едущая в том же направлении, в котором шли герои почему-то вылетела на встречную полосу, а потом резко дала по тормозам и зарулила вправо, чтобы избежать столкновения с другой машиной. Но скорость была набрана приличная, плюс была инерция от того, что дорога под пологим углом шла вниз. Все застыло и будто окаменело, только лишь старая БМВ неслась вразрез полосам, приближаясь к пешеходной зоне. Тоненький заборчик сложился под ее тяжестью, почти не замедлив ход. К этому М не был готов. Ведь этот забор разделял пешеходную и проезжую зону, тут не должно быть машин - их место на проезжей части. Как можно среагировать, если твой мозг не допускает просчета такой ситуации и ее последствий? Нужно играть хорошую мину. Все в порядке, все под контролем. Маша успела повернуться и в последний раз выстрелила в героя своим искренно-живым взглядом. Даже в последний момент на ее лице запечатлелась задорная ухмылка, а взгляд прожег дыру в беспокойном сознании героя. Еще мгновение, и идущую слева по дорожке Машу зажевало под тяжелой иномаркой, переднюю часть которой чуть подбросило вверх преодоление металлического заборчика. Передние колеса ударили оземь подобно гильотине, обрубившей хрупкую нить ее жизни. Юное тело было полностью деформировано и размазано, а машина остановилась спустя метров шесть. Осознав себя стоящим рядом с кровавым сгустком искореженной плоти, М разглядел в куче мяса два банта, пропитавшихся кровью, и более не одаривающих палитру мира ярко-голубым цветом. А черные волосы превратились в скомканную тряпку, похожую на мертвого скунса. Все в порядке, все под контролем. Все идет как должно.