Рапух. Часть 2 глава 3

   Омут всё бежал и бежал. Цели и направления он сейчас не выбирал. Заполнивший его целиком панический ужас гнал Евсея вперёд. И не давал времени оглянуться и передохнуть.
- Что я наделал… Как так… Проклятая Ганька! Чтоб тебе в жизни больше ни строчки ни написать! Чтоб тебя… - бормотал он на бегу.

   Сзади, прячась за крышами и кронами деревьев, стараясь не потерять Евсея из виду, перемещалась галка. Гай (а это, конечно, был он) как никто понимал, что Омут в таком состоянии принимал решения не сам. За свою долгую жизнь внереал уже не раз сталкивался с такими. Омута вела Тёмная лоза.
- И какого рожна именно я должен заниматься этим? Так же всё кайфово было! Я пишу, пою, меня любят, денег валом...  Н-е-т, мало всё хозяину вашему…
На этих словах Омут подскочил, будто в его пятки вонзили по гвоздю.
- О-о-ой, не надо, не надо, я не хотел! Я понял, понял, сделаю всё, как положено...
Евсей перестал бубнить и припустил бежать ещё быстрее. Гай, направлявший своего носителя, проводил Омута до его дома. Мужчина, едва не сломав ключ в замке, распахнул дверь и влетел вовнутрь. Дверь захлопнулась.

   Гай опустил свою галку на подоконник. Заглянул в образовавшуюся уже после нашего посещения щель между покрывалами. Омут суматошно рылся в сваленных как попало у стены коробках с вещами.
- Сейчас, сейчас… Ну где, где же оно… Прям вчера видел же… Ага, вот она!
В его руках Гай, одновременно со своей галкой, увидел истрёпанную до дыр старую школьную тетрадку. Омут пролистал тетрадь. Найдя нужную страницу, торопливо выдрал и засунул её за пазуху. Потом, откинув валяющийся на полу старенький коврик, потянул за кольцо крышку обнаружившегося там подпола. Нырнув туда с головой, Евсей скрылся из вида. Через пару минут показались руки Омута, очень крепко держащие небольшую стеклянную банку с винтовой жестяной крышкой. Поставив её на пол, Евсей выбрался следом.
Не закрывая ни подпол, ни дверь дома, мужчина побежал вниз по склону оврага. В одной руке он держал банку, а другой зажимал спрятанный за пазухой тетрадный листок. Галка Гая, лавируя между переплетёнными ветками кустарника, последовала за ним.

   Прямо по текущему на дне оврага ручью, хлюпая кроссовками в грязи, Омут с невероятной скоростью нёсся в сторону Волги. Постепенно стены оврага вытянулись вверх и из глинистых превратились в каменные, почти вертикальные. Внезапно Омут резко завернул. И исчез в практически незаметном за кустами ответвлении. Побежал по воде, сочащейся прямо из стен и превращающей дно ответвления в болото. Ещё метров через пять Евсей вдруг упал на колени. Прямо перед ним из грязи поднялось чёрное колючее растение с ромбовидными, отливающими металлом листьями.

Мужчина поспешно вытащил из-за пазухи мятый тетрадный листок. Следом открутил с банки жестяную крышку и достал из неё что-то небольшое, чёрное, тонкое, похожее на половинку вязальной спицы. Ткнул себя этим в руку и, поморщившись от боли, выдернул. Потом положил предмет на плоский лист растения, капнул туда же несколько капель крови… До галки, сидящей на макушке кривенькой ивы, донеслись произнесённые сдавленным шёпотом слова:

…Всё забери, всё отдаю!
Дальше — молчу и не пою!
Больше - ни слова, больше — ни звука!
Будет молчать круговая порука!

Я виноват — ты покарай!
Вот острый шип — всё, забирай!
Дальше ищи, дальше иди!
Кончено всё! Лоза, уходи!

   Через несколько секунд растение, будто втягиваемое неведомой силой внутрь почвы, уползло и скрылось под слоем грязи. А Евсей, сделав то, что от него требовалось, поднялся и медленно побрёл обратно к дому. Поняв, что здесь больше делать нечего, Гай поднял свою галку в воздух.
***
   Дожидаясь Гая, я не могла найти себе места от тревоги. Рапух успокаивал меня, говорил, что Гай вполне справится с этим заданием сам. К ночи галка, и правда, прилетела в мой сад. История, которую Гай передал мне через Рапуха, ввергла меня в состояние не совместимой с реальным миром потусторонности. Однако, страх неизвестности всегда оказывался для меня более ужасным, чем то, что я знаю. И через пару дней я пришла в себя настолько, что решила вернуться к дому Евсея. Я хотела выяснить всё окончательно. Рапух, естественно, остаться в стороне не мог.

   Ещё издалека меня приметил знакомый старичок. Он махнул мне рукой и кашлянул, привлекая мое внимание.
- Подойди-ка, девонька, поздоровкайся с дедом!
Я подошла, пожала его сухонькую ладошку и присела рядом.
- Ой, милая, расскажу счас чего! Мутный-то наш совсем того! - старик покрутил пальцем у виска.
- Что значит, «того»? - непонимающе воззрилась я на деда.
- Да вот, как прошлый раз была ты, он споначалу гоголем ходил. В выходной я его даже в костюме видел. Даже порадовался за него, думал, что даму он себе завёл, - начал рассказывать дед. - А только опосля, вечером, он к дому из оврага выбрался… Грязный весь, драный. Ровно собаки потаскали! Стоит, мотается, глаз дикий...
- И дальше что?
- Я подошёл, спросил, не случилось ли чего, - продолжил старик.
- Так, а он? - склонила голову набок я.
- А он только головой мотает и мычит! Онемел! Во как! - развел руками дед.
- И где он теперь? Дома?
- Если бы! Утром сегодня машина большая приехала. Люди какие-то в робах серых вышли, загрузили скарб Евсеевский и уехали. А следом скорая прикатила, врачи зашли в дом к Мутному, да минут через десять вывели его на крыльцо… Спелёнутого, ровно твоего младенчика! Запихнули бедолагу в карету и... Только ключ вот мне, как соседу, оставили. Чтоб за домом приглядывал. А я туда — ни-ни, всё тебя ждал. Давай, сходим, глянем, а? Интересно же, отчего это наш Мутный в уме повредился? А один-то я это, того, опасаюсь…

   Я сделала вид, что иду туда лишь по просьбе деда. Хотя сама рассчитывала узнать ещё что-нибудь дельное. Разговаривая, мы подошли к злополучному дому. Ключ, выданный мне дедом, повернулся в скважине достаточно легко. Сердечко моё забилось как муха в паутине.
Внутри меня ждало разочарование. Ничего, кроме голых стен и горы грязной посуды у раковины. Но, откинув коврик, я обнаружила тот самый подпол, в котором Евсей хранил шип Тёмной лозы.

   Открыв его, я обомлела. Вместо привычных мне варений-солений Омут хранил здесь... книги! Между пузатых и плоских бутылок с тёмным содержимым всюду были рассованы самые разные труды. Спустившись по шаткой лесенке вниз, я принялась разглядывать затёртые корешки. Фрейд, Берн, литература по оккультным наукам и даже любимый Гитлером Гюстав Леббон! Вот так композитор!
Среди всего этого особнячком стояли книги по хиромантии, истории ядов и гипнозу. Мне стало страшно. Что ещё ожидало бы нас, если б Евсей не выболтал мне про Тёмную лозу?
А самой неприятной находкой, обнаруженной мною на не строганых полках, оказался, как это не странно, томик стихов. Среди засаленных и потрёпанных страниц Есенина, очень неожиданно затесавшегося в странную подпольную Евсеевскую библиотеку, торчало сломанное птичье перо. Всё бы ничего, но своей рыже-золотой окраской оно сразу напомнило мне о его носителе. Рапух в моей голове печально вздохнул: «Я искал его в глубине веков, а он был тут...»

   Забрав перо с собою, я покинула мрачный подпол. Закрывая злосчастное вместилище наших неприятностей, потащила на место коврик. И тут под одним из углов видавшего виды половика на глаза мне попался смятый тетрадный листок. Машинально сунув его в карман, я довершила начатое и пошла к выходу.
Естественно, я не раскрыла любящему шпионские интриги деду никаких подробностей. Посоветовала только держаться от всего этого подальше. А идти в овраг мне отсоветовал Рапух.
«Если Тёмную лозу спровадили так, как Омут, то она сюда уже не сунется. Будет искать другую лазейку».

   Дома я бережно достала из кармана сломанное рыжее перо и протянула руку за коробочкой с «Абру».
«Не трудись, Ганна. Слишком много времени прошло. Такова наша участь. Мне в этом плане всегда проще жилось. А дядя… Он всегда относился к своим людям с особым чувством. Похоже, и Омута он тащил к свету, пока только мог.
 - Но, Рапух, Омут не говорил нам, что пишет.
«А ты посмотри-ка тот листочек, что нашла в его доме. Вот чувствую я, что там нечто важное...»
Разгладив смятый клочок бумаги я поняла, что мой внереал не ошибся. Строчки, нацарапанные нервным почерком Евсея, складывались в стих:

Синее, синее небо
Облако в небе и туча.
Обе на землю сеют   
Буквенный слог летучий.

Облако светится нежным -
Персиковым и тёплым.
Туча-как смоль. Аж режет
Взор. Как осколки стёкол.

А на земле, под светом -
Травы, цветы и счастье.
Туча — лишь хаос сеет,
Злобу, раздор и страсти.

Облако, жаль, не может
 Выгнать с небес смутьянку.
Та же, синея рожей,
Лезет сама в перебранку!
   .   .   .   .   .
Так — что в душе, что в жизни,
Каждый — то свет, то темень.
Но, даже на вздох репризный
Должен ты тратить время!

И, строя мир осознанно,
Досужим не верь голосам!
Ведь — тучею быть, или облаком -
Ты выбираешь сам!

На уголке листочка красовался знакомый неправильный ромб.
- И это написал Евсей? - недоверчиво оглядела я разбегающиеся по листу строки.
«Как видишь, - указал на имевшиеся в уголке буковки « Е. О.» Рапух. - А выбрал - то Омут то, что полегче, да попроще казалось на дорожке к славе...»
- И уничтожил того, кто ему в этом мешал… - угрюмо нахмурилась я, взглянув на рыжее перо, отложенное мною в сторонку.

Рапух же оказался менее категоричен.
«Евсей вряд ли до конца понимал, кто взывает к его совести. А перо просто могло попасться под руку...»
- Рапух, но почему тот самый петух остался в прошлом? Уж он бы наверняка не дал в обиду твоего дядю.
«В вашем, двадцать первом, веке таких петухов уже не встретишь. Вымерли. Я думаю, дяде пришлось создавать себе нового носителя, чтобы он здесь не выделялся», - пояснил мой друг.
- И где теперь его искать?
«Без своего внереала его носитель — просто птица, - вздохнул Рапух. - Я не удивлюсь, если Евсей просто взял, и сварил из него суп...»

   Я погладила сломанное золотистое перо и аккуратно вложила его в бумажный конверт. Потом нашла на полке томик китайской поэзии.
Рапух согласился со мной, что именно там и хотел бы остаться его дядя. Книжка вскоре вернулась на своё место. Но отныне в ней между Цао Джи и Конфуцием покоился тот, кому они с радостью доверяли свои сны.

- И что теперь? - вздохнула я.
И тут, словно в ответ на мой вопрос, раздался стук в стекло. На подоконнике сидела знакомая галка.
- Гай! Что-то случилось?
Я открыла створку и впустила птицу в дом. Сделав несколько кругов по комнате, галка приземлилась на стол. Оглядевшись, увидела листок со стихами Евсея. Разглядев в уголке изображение ромба, схватила листок и вылетела наружу.
«Мы должны идти за ним! Скорее! И «Абру» не забудь!» - воскликнул Рапух.
Сунув в напоясную сумку коробочку со светляком, я взглянула на внереала. Он юркнул туда же. Накинув куртку, я выбежала на улицу. Галка, увидев нас, бросила ставший ненужным листок. Взлетела и, следя чтобы я не отставала, практически по прямой направилась в сторону Волги.

   Через полчаса, когда мои спринтерские способности уже почти исчерпали себя, показался берег. Зная, что практически везде  в нашей местности он отнюдь не полог, я притормозила. И не ошиблась. Метров через десять начинался обрыв. Гай повернул и полетел вдоль кромки вправо. Неподалёку, на самом краю, росла группа деревьев. На стволе крайнего к обрыву клёна виднелась завязанная каким-то хитрым узлом новая синтетическая верёвка. И, судя по натяжению и вибрации, на другом её конце кто-то был. Мы спрятались за кустами и стали ждать.

   Вскоре, пыхтя и отдуваясь, наверх по верёвке выбрался мужчина. Кудрявый, полноватый, и чем-то неуловимо знакомый. Широкое его лицо покрывала россыпь крупных веснушек. А взгляд нервно бегал по сторонам. За плечами — серый школярский рюкзак, явно наполненный чем-то тяжёлым. Куртка широколицего, кислотно-оранжевого цвета, имела на боку неумело пристроенную свежую латку.
«Так вот кто наш ночной землекоп, а я грешил на Омута!» - сказал выглянувший из сумочки Рапух.

   Вытащив и отвязав верёвку, парень, шатаясь, словно пьяный, побрёл в сторону посёлка. А я, выждав, когда он скроется из вида, пошла вдоль берега налево. Я знала, что в той стороне находится железнодорожный сток для талых вод. В сухое время это сооружение являлось самым удобным вариантом спуска к воде. Поэтому им довольно часто пользовались местные рыбаки. Парень в кислотной куртке к ним явно не относился.

   Оставив наверху Гая, как ориентир, я спустилась вниз. Вдоль кромки воды вернулась к тому месту, где ранее побывал наш скалолаз. Здесь, практически у самой воды, лежал маковкой вниз старый тополь. Яма, образованная его вывернутыми корнями, находилась чуть выше. Чтобы попасть в неё, мне пришлось карабкаться по тонким, скользким от воды веткам. Проявив невесть откуда взявшееся ослиное упрямство, я цеплялась за них и лезла всё выше и выше. Наконец показался край ямы. Но, добравшись туда и спрыгнув вниз, я почти сразу пожалела об этом. Увиденное заставило меня замереть по стойке «смирно».

«Это Евсеевская сюда перебралась, или ещё одна? Что-то многовато их становится!» - ворчливо сказал Рапух.
На илистом дне неожиданно глубокой ямы, имеющей в силу своего расположения некое подобие потолка, тянула ко мне ромбовидные листья чёрная колючка. На ветвях её посверкивали знакомые семена. Тёмная лоза почти дотронулась до меня, как вдруг отпрянула.
«А-а-а… Не нравится тебе «Абру»! То-то же! Не бойся, Ганна, она не посмеет нас тронуть!»
- И что теперь? - чувствуя нарастающее напряжение, спросила я.
«Ты что-то говорила про какую-то химию. Где она у тебя?»
- Дома. В предбаннике, - вспомнила я.
«Вынеси-ка меня наружу», - попросил Рапух.
Я выкарабкалась из ямы к свету и, вытащив перо из сумочки, воткнула его остью в лист одуванчика. Буквально через пару секунд туда же опустился гусь.
«Жди меня здесь, я быстро», - услышала я затихающий голос Рапуха.

   Время тянулось очень медленно. Гай, чтобы взбодрить меня, и показать, что я тут не одна, изредка заставлял свою галку пролетать над ямой. Колючка же замерла в одном положении и, казалось, растерялась.
Наконец, послышался шум сильных крыльев. Прилетевший гусь протянул мне в клюве пластиковую поллитровку с разведённым мною заранее гербицидом. Гвоздём, так удачно завалявшимся в кармане, я пробила в крышке несколько маленьких отверстий.

- Ну, бяка растительная, получай!
Направив горлышко бутылки к лозе, я стала брызгать на неё ядом. Та сначала отпрянула. Но вдруг, минуту спустя, словно нахлебавшись гормонов роста, потянулась вверх, выкидывая всё новые и новые побеги.
«Перестань! Стой!» - завопил в моей голове внереал.
Я уже сама догадалась, что дело худо. Размахнулась, забросила бутылку в реку и рванула следом. Гусь подхватил меня клювом за куртку и тяжело взлетел. Через пол минуты мы сидели втроём на краю обрыва. Я чуть не плакала от страха и досады.
- Что делать теперь, Рапух? Что? Как это исправить?
«Пока не знаю. Иди-ка домой. А мы с Гаем постараемся выяснить, в чём ошиблись. Только будь осторожна, пока нас не будет. Обещаешь?»
- Всё что угодно. Только возвращайтесь скорее! - сложила я руки в молитвенном жесте.
Я поднялась и, проводив взглядом растворившихся в небесной выси птиц, направилась к дому.