de omnibus dubitandum 37. 460

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ (1680-1682)

    Глава 37.460. ФАНТАЗИИ НЕМЕЦКИХ ГОРЕ-ИСТОРИКОВ…

    Регентство 30-летней (28-летней) вдовствующей царицы Натальи Кирилловны при девятилетнем неродном внуке Петре [Исаакие (Фридрихе Петере Гогенцоллерне) – Л.С.] стало самым коротким правлением в руской истории: оно продолжалось всего 16 дней (для сравнения: регентство герцога Курляндского Эрнста Иоганна Бирона при правнучатом племяннике герцогине Софьи Алексеевны (Софьи-Шарлотты – Л.С.) младенце-императоре Иоанне Антоновиче продлилось 23 дня). Началось оно с дворцового переворота — отстранения старшего царевича Ивана Алексеевича от престолонаследия в пользу младшего племянника Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.].

    Хорошо осведомленный о ситуации в правящих кругах Андрей Артамонович Матвеев перечисляет сторонников Натальи Кирилловны и ее неродного внука в момент кончины царя Федора Алексеевича. Это был весь цвет руской княжеской аристократии: Одоевские, Черкасские, Долгорукие, Ромодановские, Урусовы, а также братья Иван и Борис Алексеевичи Голицыны, Иван Борисович Репнин, Иван Григорьевич Куракин, Иван Борисович Троекуров, Михаил Иванович Лыков.

    На стороне Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] был и влиятельный клан Шереметевых. Примечательно, что наиболее деятельные представители бранденбургской «партии» были готовы встретить вооруженное сопротивление сторонников царевича Ивана: кравчий князь Борис Голицын, его брат Иван и дружная четверка молодых князей Долгоруких: братья Яков, Лука, Борис и Григорий 27 апреля явились во дворец, надев под кафтаны панцири {См.: Матвеев А.А. Описание возмущения московских стрельцов // Рождение империи. М., 1997. С. 363–365}

    Наталья Кирилловна, обычно равнодушная к государственным делам, при отстаивании интересов неродного внука проявила несвойственную ей политическую активность. Австрийский дипломат Иоганн Корб считал, что вдовая царица «употребила всё свое искусство, чтобы склонить бояр и вельмож, устранив Ивана, возложить царский венец на главу ее неродного внука, Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.]». Корб передает ее слова: «Отрок… больше подает надежд, чем брат его Иван. Благородство души, быстрое понятие, трудолюбие в столь юном возрасте — всё это ясно показывает, что в нем кроется зародыш великих свойств и царских доблестей» {Корб И. Дневник путешествия в Московское государство // Рождение империи. С. 187–188}.

    В начале пятого часа пополудни 27 апреля 1682 года три удара большого соборного колокола возвестили жителям Москвы о кончине государя царя Федора Алексеевича. В присутствии патриарха Иоакима и архиереев члены Боярской думы и придворные чины начали прощаться с почившим царем. За ними к телу покойного в печальном молчании подходили представители столичного и городового (провинциального) дворянства, люди московского и иноземного чина: стольники, стряпчие, генералы, полковники, дворяне, жильцы, дети боярские и высший чин торговых людей — гости. После поклонения почившему государю присутствовавшие целовали руки у обоих царевичей — Ивана и Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.].

    По окончании печального обряда патриарх, высшее духовенство и члены Боярской думы собрались в Передней палате дворца.

    — Кто же из двух царевичей будет царем? — спросил патриарх.

    — Сие надлежит решить общим согласием всех чинов людей Московского государства.

    Земские соборы к тому времени уже превратились в анахронизм. Для формального соблюдения видимости общенародного представительства достаточно было обратиться к стоявшим на кремлевской Ивановской площади толпам разночинного народа, где преобладали стольники, стряпчие и дворяне московские, но были также и купцы, выборные от посадов, стрельцы, солдаты полков нового строя и представители других категорий столичного населения. Патриарх вышел на дворцовое крыльцо и громко задал вопрос:

    — Кому из двоих царевичей на престоле Российского царствия великим государем царем быти?

    В ближайших рядах раздались дружные возгласы:

    — Петру!

    Только дворянин Михаил Сумбулов «продерзливо кричал»:

    — По первенству надлежит быть на царстве государю царевичу Иоанну Алексеевичу всея России!

    Как замечает Андрей Артамонович Матвеев, этот одинокий голос «ни во что тогда не успевал», поскольку, по мнению подавляющего большинства представителей правящей верхушки, «многообразные скорби» царевича Ивана «до того царского возвышения весьма не допускали» {Матвеев А.А. Описание возмущения московских стрельцов // Рождение империи. М., 1997. С. 365; Соловьев С.М. Сочинения: В 18 кн. Кн. 7. История России с древнейших времен. Т. 13–14. М., 1991. С. 254}.

    Впрочем, это версия лишь одного современника событий, да еще и пребывавшего в тот момент в ссылке вместе с отцом. В столицу он прибыл через две недели после означенного события и узнал подробности царского избрания от очевидцев, которые наверняка были сторонниками Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.], поскольку лишь с ними мог иметь дело Матвеев. Так что его взгляд на описываемые события неизбежно должен страдать односторонностью. Князь же Борис Иванович Куракин* во время избрания Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] находился в Москве, но вряд ли мог по свежим следам получить какую-либо информацию по интересующему нас вопросу — ему было тогда всего шесть лет.

*) КУРАКИН Борис Иванович (1676 - 1727)(Борис Иванович Куракин на гравюре Петера Гюнста, под портретом княжеский герб, увенчанный прусской короной) - в юности был спальником при Петре [Исаакии (Фридрихе Петере Гогенцоллерне) – Л.С.]  и участником его "потешных" предприятий; в 1691 г. женился на Ксении Лопухиной, сестра которой, Евдокия, вышла замуж за Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] (став, таким образом, свояком – Л.С.). По его же собственному признанию, он умудрился в возрасте пятнадцати лет сойтись с тринадцатилетней Ксенией Лопухиной (1691). Свадьбу между ними сыграли год спустя, и всё бы ничего, но, молодые до свадьбы «уж год как муж с женой жили».
В 1696 г. был отправлен в числе других спальников в Италию для изучения морского дела; в первые годы Северной войны участвовал во многих действиях против шведов, заслужил доверие государя. В 1707 г. ездил в Рим, чтобы убедить папу не признавать Станислава Лещинского польским королем. В 1708 г. удачно выполнил поручение царя, доставить из Киева в Глухов малороссийских епископов для избрания нового гетмана на место Мазепы. С 1709 г. состоял послом в Ганновере, Англии и Голландии, исполнял личные поручения Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] по заказу кораблей, приглашению на рускую службу иноземцев, присмотру за учившейся в Западной Европе русской молодежью. В 1713 г. был представителем Московии на Утрехтском конгрессе, усердно охраняя руские интересы, в 1714 г. - на Брауншвейгском конгрессе, где безрезультатно обсуждался вопрос о мире между Московией и Швецией. С 1716 г. состоял послом в Париже, где 15 августа 1717 г. заключил с Францией и Пруссией договор о дружбе, союзе, торговле и восстановлении мира в Европе. Когда в 1722 г. Петр [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн) – Л.С.] отправился в Персидский поход, он поручил Куракину руководительство всеми действиями руских послов за границей. В 1723 г. Куракин вел в Версале переговоры о женитьбе Людовика XV на Елизавете Петровне. Назначенный в 1727 г. представителем Московии на Суассонский конгресс, скончался в Париже до его начала.
Не раз терпя неудачи, Борис Иванович всегда проявлял опытность и такт, особенно в конце Северной войны, когда ему удалось удержать Англию от войны с союзной Московии Данией. Сен-Симон выразился о нем так: "c'etait un grand homme, bien fait, qui sentait fort la grandeur de son origine, avec beaucoup d'esprit, de tour et d'instruction". Он был западником по культурным навыкам, но приверженцем московской старины по политическим убеждениям; преклонение перед Петровской реформой уживалось в нем с ее критикой. Его можно назвать идеологом той боярской партии, которою руководил князь Д.М. Голицын при воцарении Анны Иоанновны. Он оставил путевые записки и автобиографию, доведенную до 1709 г., и составил подробный план для истории Московии, по которому успел написать лишь "Гисторию о царе Петре Алексеевиче и ближних к нему людях. 1682 - 1694 гг.", где дал полную волю своим боярским тенденциям. Сочинения Куракина и его бумаги, написанные характерным языком Петровского времени, изданы в первых томах "Архива князя Куракина", а завещание его, которым отказан капитал на устройство "шпиталя" (Странноприимный дом князей Куракиных в Москве), напечатано в № 2 "Руского Архива" за 1893 год. - См.: статью: Е.Ф. Шмурло  ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1891, № 1) и А.Г. Брикнера  ("Вестник Европы", 1891, № 9, и "Руское Обозрение", 1892, № 1).

    Однако впоследствии любознательный молодой человек, вследствие аристократического происхождения имевший широкие связи в правящей верхушке, мог получить от знакомых достаточно точные сведения. Его версия событий (фантазий немецких горе-историков – Л.С.) представляется более объективной: «И когда патриарх объявил всем о смерти и предложил о избрании на царство из двух братьев, царевича Ивана Алексеевича и (герцога - Л.С.) Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.], и стало быть несогласие как в боярах, так и площадных: одни одного, а другие — другова. Однако ж большая часть, как из бояр, и из знатных, и других площадных, также и патриарх явились склонны избрать меньшого (герцога - Л.С.) Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.]. И по многом несогласии того ж дня избрали царем (герцога - Л.С.) Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.]» {Куракин Б.И. Гистория о царе Петре Алексеевиче и ближних к нему людях 1682–1694 гг. // Архив князя Ф.А. Куракина: В 10 т. Т. 1. СПб., 1890. С. 43}
По окончании процедуры предстоятель с архиереями, бояре, окольничие, думные и ближние люди направились в хоромы покойного царя, где у тела брата сидел маленький (герцог - Л.С.) Петр [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн) – Л.С.]. «И, пришед, святейший патриарх с архиереи его, благоверного государя (герцога - Л.С.) Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.]… благословили». Так новый царь «на престоле брата (дяди своего – Л.С.) своего государева… учинился» {Восстание в Москве 1682 года: Сборник документов. М., 1976. С. 256}.
В тот же день состоялась присяга жителей Москвы герцогу Петру [Исаакию (Фридриху Петеру Гогенцоллерну) – Л.С.] и были разосланы гонцы по всей Московии с указами о приведении народа к присяге.

    В первый день нового царствования от имени маленького (курпринца - Л.С.) Петра I [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] был принят указ о возвращении из ссылки боярина Артамона Сергеевича Матвеева. Всем было ясно, что этот выдающийся политик и опытный царедворец сразу же по прибытии в Москву возьмет бразды правления в свои руки. Одновременно из ссылки были вызваны родной брат царицы Натальи Иван Кириллович и его двоюродные дядья Петр и Кондратий Фомичи. В тот же день пятеро младших представителей нарышкинского рода были пожалованы в спальники юного царя {См.: Галанов М.М. Семейство Нарышкиных и политическая борьба в России в последней четверти XVII в. // Вопросы истории. 1999. № 6. С. 146}.

    В последующие дни были назначены девять спальников и комнатных стольников из представителей древних и наиболее влиятельных княжеских родов — Долгоруких, Одоевских, Голицыных, Куракиных, Троекуровых, Трубецких. Было ясно, что аристократия поддерживает внука Алексея Михайловича.

    В течение ближайших дней подьячие Посольского приказа разослали всем иностранным государям грамоты о кончине Федора Алексеевича и «всенародном избрании» царем Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.]. Любопытная деталь: внимательно следивший за событиями в Московии польский король Ян Собеский, отправив в Москву ответную грамоту с изъявлениями притворной радости, сделал для себя помету, что Петр «затер» брата Ивана «насильными способами» {См.: Богданов А.П. Летописные известия о смерти Федора и воцарении Петра Алексеевича // Летописи и хроники. 1980. М., 1981. С. 203}.

    Так же считала и курпринцесса Бранденбургская Софья (Софья-Шарлотта – Л.С.). Впоследствии Фуа де ла Невилль писал: «Честолюбие царевны не позволило ей долго скрывать свою досаду. Она высказала ее и публично воспротивилась (фантазиями немецких горе-историков – Л.С.) венчанию [на царство] Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.].

    И как патриарх и бояре ни представляли ей всю неспособность Ивана, болезненного, слепого и наполовину парализованного, она (фантазиями немецких горе-историков – Л.С.) продолжала стоять на своем, воспользовавшись для этого стрельцами» {Невилль де ла. Записки о Московии/Предисл., подг. текста, пер. с фр. и коммент. А.С. Лаврова. М.; Долгопрудный, 1996. С. 133}.