de omnibus dubitandum 37. 452
Глава 37.452. ШЕСТНАДЦАТЬ ДНЕЙ…
Интересна версия Андрея Артамоновича Матвеева (фантазий романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) о планах Софьи (на самом деле Евдокии, старшей дочери Алексея Михайловича - Л.С.), побуждавших ее бороться за провозглашение царем сводного брата Петра, а не Ивана (перепутанных фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.). По его утверждению, царевна (якобы курфюрстина Софья – Л.С.), во-первых, намеревалась побыстрее женить уже достаточно взрослого - шестнадцатилетнего Петра, (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) недееспособного государя (якобы 9-летнего Ивана - Л.С.), чтобы «по будущему от него мужеского пола наследию, яко по линии того первенства», утвердить себя на долгие годы в качестве регентши. Во-вторых, «по властолюбному снискательству великого царевнина любочестия» она якобы сама хотела возвыситься до царского достоинства — по примеру византийской принцессы Пульхерии, которая управляла империей от имени младшего брата Феодосия Юного, стремилась «под великим благополучием державного имени» царя Ивана Алексеевича «государствовать и скипетром Всероссийской империи (Московии – Л.С.) самодержавно править».
Трудно сказать, действительно ли Софья (на самом деле Евдокия Алексеевна - Л.С.) вынашивала эти властолюбивые мечты уже в конце апреля 1682 года. Возможно, Матвеев приписывал ей более поздние намерения, сложившиеся к 1686–1687 годам. Во всяком случае, об официальном установлении регентства (якобы курфюрстины - Л.С.) Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны - Л.С.) весной 1682 года речь идти не могла.
Матвеев назвал также третью, возможно, самую существенную причину вступления царевны (курфюрстины - Л.С.) в борьбу за власть.
Она стремилась защитить себя и сестер от мести мачехи Натальи Кирилловны и ее братьев, подвергшихся гонениям в царствование Федора Алексеевича (с 1676 года, когда Софья уже пять лет находилась замужем в Бранденбурге).
Мемуарист (хорошо разбиравшийся в подковерных играх, а не только в фантазиях немецких горе-историков – Л.С.) был убежден, что Нарышкины и его собственный отец были обречены на ссылку «коварными сплетнями, наносными лжами и невинными клеветами» «злодейственных» временщиков Милославских.
Теперь (курфюрстина - Л.С.) Софья с сестрами в качестве представительниц ненавистной Нарышкиным фамилии должны были получить «достойное воздаяние» от настоящего царя 16-летнего Петра Алексеевича, а не клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] и мачехи Натальи Кирилловны. Заботливая Софья (на самом деле Евдокия - Л.С.) стремилась не допустить такой беды, поскольку хотела «одноматерних сестер своих государынь царевен во всех произволах их и во всяком избытке нерушимо всегда соблюдать» {Матвеев А.А. Описание возмущения московских стрельцов // Рождение империи. М., 1997. С. 366–367}.
Этот побудительный мотив представляется наиболее правдоподобным и, безусловно, важным. За годы царствования Федора Алексеевича Софья (с 1676 года, курфюрстина Софья-Шарлотта уже пять лет находилась замужем в Бранденбурге)(на самом деле Евдокия - Л.С.) и ее сестры действительно успели привыкнуть к «произволам», то есть к свободной жизни и влиянию на государственные дела.
При установлении прочной власти настоящего 16-летнего Петра Алексеевича, а не подрастающего (курфюрста - Л.С.) клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности, под эгидой Нарышкиных (в Бранденбурге? – Л.С.) царственным девам могло угрожать возвращение к теремному затворничеству или даже заточение в монастырь с заменой «избытка» иноческим постничеством.
Двадцать восьмого апреля 1682 года было совершено погребение Федора Алексеевича. Под заунывный звон всех московских колоколов «понесли тело великого государя хоронить» в царскую усыпальницу — кремлевский Архангельский собор. За гробом шли, как полагалось, вдовы-царицы Марфа Матвеевна и Наталья Кирилловна, а также 16-летний Петр Алексеевич, а не фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – маленький клон лжеПетра [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн) – Л.С.] в «смирном», то есть траурном платье.
И тут (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.), к удивлению всей Москвы, вопреки обычаю, запрещавшему царевнам открыто показываться на публике, в составе похоронной процессии появилась (курфюрстина Софья-Шарлотта - Л.С.), на самом деле Евдокия Алексеевна.
Неизвестный современник, обладавший (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.), впрочем, достаточно достоверной информацией, пишет: «…Софья (на самом деле Евдокия Алексеевна - Л.С.) настояла на том, чтобы идти непременно в церковь за телом своего брата; и как ни отговаривали ее от этого небывалого поступка, никакими мерами нельзя было убедить ее отказаться от своего намерения» {Дневник зверского избиения бояр в столице в 1682 году и избрания двух царей Петра и Иоанна / Пер. с польск. А. Василенка // Рождение империи. С. 13}.
Недовольная этой акцией падчерицы Наталья Кирилловна (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) демонстративно увела (неродного внука - Л.С.) якобы маленького царя, клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] из собора, не дожидаясь окончания погребального обряда. Царевна (курфюрстина – Л.С.) Софья (на самом деле Евдокия Алексеевна - Л.С.) «оставалась слушать отпевание до конца с великим плачем. Остальные сестры ее в скорби лежали в это время больные в своих покоях». Старшие царевны Анна и Татьяна Михайловны (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.), рассерженные поступком Натальи Кирилловны, послали к ней монахинь с выговором:
— Каков же государь царь (?) клон лжеПетра [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн) – Л.С.] брат (на самом деле племянник - Л.С.) покойному государю царю Феодору Алексеевичу, что не пожелал проститься с ним и дождаться конца отпевания?
— Государь (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) клон лжеПетра [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн) – Л.С.] дитя еще, — якобы ответила Наталья (неродная бабка - Л.С.) царским теткам, — не мог он выстоять такой долгой службы не евши.
Спустя несколько дней вернувшийся из ссылки Иван Кириллович Нарышкин, узнав об этих трениях, не удержался от наглой реплики:
— Что толку было в присутствии настоящего 16-летнего Петра Алексеевича, а не клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] на похоронах брата (дяди - Л.С.)? Кто умер, тот пусть себе и лежит, а его царское величество не умирал, но жив!
Неизвестный польский дипломат со слов очевидцев (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) отметил в «Дневнике», что в день погребения Федора Алексеевича «настоящий 16-летний царь Петр Алексеевич, а не клон лжеПетра [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн) – Л.С.], покушавши, отправился навестить больных сестер, но они в гневе не допустили его к себе, горько плакали и искали удобной минуты, чтобы отомстить его сторонникам».
Тот же автор утверждает, что царевна (курфюрстина – Л.С.) Софья (на самом деле Евдокия Алексеевна - Л.С.), возвращаясь во дворец с похорон, «громко кричала толпе»:
— Смотрите, люди, как внезапно брат наш Феодор лишен жизни отравой врагами-недоброжелателями! Умилосердитесь над нами, сиротами, не имеющими ни батюшки, ни матушки, ни братца-царя! Иван (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.), (на самом деле 16-летний Петр Алексеевич - Л.С.) наш старший брат, не избран на царство… Если мы провинились в чем-нибудь пред вами или боярами, отпустите нас живыми в чужую землю, к христианским царям!
Большинство историков склонны считать этот эпизод (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) правдоподобным, приводя в своих работах речь Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны - Л.С.) в качестве некого боевого клича, своего рода заявления о начале борьбы за восстановление попранных прав Ивана (на самом деле Петра) Алексеевича. Такой точки зрения придерживались, например, М.П. Погодин, С.М. Соловьев, М.М. Богословский, Н.И. Павленко (и иже с ними, несть им числа - Л.С.). Однако авторитетный специалист по истории Московии XVII века С.К. Богоявленский полностью отвергает достоверность известия об обращении царевны к народу всего лишь обычным для того времени (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) литературным приемом — «вкладывать в уста действующих лиц вымышленные речи, которые соответствовали бы их образу мыслей и настроению».
С этой точкой зрения согласен В.И. Буганов. Автор новейшего исследования о событиях весны 1682 года М.Ю. Зенченко полностью отказывает в доверии польскому дипломату и констатирует его некомпетентность в вопросах руской культуры и повседневности: «Человек, способный поверить в такое „известие“, совершенно не знаком ни с православным чином похорон, ни с московскими культурными традициями. Вероятней всего, за политическую демонстрацию (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) он принял рассказ о вполне уместном на похоронах „плаче“, как правило, сопровождавшемся громкими и истеричными обращениями к покойному» {См.: Погодин М.П. Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великого. М., 1875. С. 31–32; Соловьев С.М. Сочинения: В 18 кн. Кн. 7. История России с древнейших времен. Т. 13–14. М., 1991. С. 255; Богоявленский С.К. Хованщина // Исторические записки. Т. 10. М., 1941. С. 185; Буганов В.И. Московские восстания конца XVII в. М., 1969. С. 138; Павленко Н.И. Петр Великий. М., 1994. С. 10; Богословский М.М. Петр Великий: Материалы для биографии: В 6 т. Т. 1. Детство. Юность. Азовские походы. 30 мая 1672 — 9 марта 1697. М., 2005. С. 37; Зенченко М.Ю. Династический кризис весны 1682 года: событие и его версии // Одиссей: Человек в истории. 2012. Предательство: опыт исторического анализа. М., 2013. С. 420}.
Профессор Лондонского университета Линдси Хьюз пришла к неутешительному выводу: «Возможно, нам уже никогда не удастся установить, какую роль играла (курфюрстина – Л.С.) Софья (на самом деле Евдокия Алексеевна - Л.С.) на похоронах Федора Алексеевича и произносила ли она при этом какие-либо речи» {Хьюз Л. Царевна Софья. СПб., 2001. С. 87}.
Доказать что-либо в данном случае действительно невозможно из-за отсутствия дополнительных источников и малой вероятности их обнаружения в будущем. Однако следует обратить внимание на содержание вышеприведенной речи и некоторые детали историографической дискуссии в связи с ней.
Прежде всего, отметим определенную слабость указаний на недостоверность факта обращения царевны к народу. Вопреки мнению Зенченко речь Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны - Л.С.) не имеет ничего общего с надгробным «плачем» и не содержит в себе «истеричных обращений» к усопшему. Ни причем в данном случае и особенности православного чина похорон, поскольку эмоциональная тирада царевны (Евдокии - Л.С.) была произнесена не во время погребения Федора, а уже по окончании траурного обряда, по пути во дворец.
Не более убедительны и возражения Богоявленского.
Польский аноним никак не мог вложить в уста героини своего рассказа якобы «вымышленную речь» (подкрепленную фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.), поскольку не имел достаточно определенных представлений об «образе мыслей» и «настроении» Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны - Л.С.).
Между тем основной смысл выступления царевны (курфюрстины - Л.С.) полностью соответствует (фантазиям романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) содержанию политического момента конца апреля 1682 года.
Версия об отравлении Федора Алексеевича «изменниками-боярами» или подкупленными ими немецкими врачами возникла сразу же после кончины царя и впоследствии с успехом использовалась в политической борьбе.
В конце мая 1682 года польский резидент в Москве Станислав Бентковский сообщал королю Яну Собескому: «Изменить царю и дать ему яду думные бояре подговорили Данилу Жида (Даниила фон Гадена. — Л.С.), придворного царского доктора…». Медик якобы отравил Федора Алексеевича с помощью яблока, которое разрезал ножом, смазанным ядом {См.: Иностранные источники по истории политической борьбы в России в 1682 г. / Публ. М.М. Галанова // Клио. 2000. № 2. С. 252–253}.
Прежде чем казнить фон Гадена, его зверски пытали и всё же вырвали признание, что он, составлял «злое отравное зелие» на «царское пресветлое величество».
В отравлении царя Федора бунтовщики попутно обвинили думного дьяка Лариона Иванова, в доме которого при обыске были обнаружены «гадины змеиным подобием» {См.: Восстание в Москве 1682 года. С. 40} — самый подходящий, по мнению безграмотных стрельцов (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.), источник яда.
В действительности это была безобидная сушеная каракатица, которую любитель экзотики Иванов, один из самых образованных людей своего времени, очевидно, приобрел для пополнения своей коллекции диковинок.
Несмотря на явную сомнительность версии об отравлении царя Федора, она имеет сторонников даже среди современных историков.
Например, ее поддерживает крупный специалист по истории России второй половины XVII века А.П. Богданов {См.: Богданов А.П. Царевна Софья и Петр. С. 25}.
Итак, первый фрагмент речи Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны - Л.С.) — «внезапно брат наш Феодор лишен жизни отравой врагами-недоброжелателями» — вполне соответствует тогдашнему умонастроению противников «изменнического» правительства (вдовствующей - Л.С.) царицы Натальи. Правдоподобна и последняя часть обращения царевны (курфюрстины - Л.С.) к народу: «…если мы, провинились в чем-нибудь… отпустите нас живыми в чужую землю, к христианским царям!».
При сравнении приводимых поляком (и фантазиям романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) слов Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны - Л.С.) с известными текстами ее более поздних выступлений обнаруживается явное сходство излюбленных полемических приемов.
Во время религиозного диспута с раскольниками 5 июля 1682 года Евдокия Алексеевна заявляла: «Мы такой хулы не хотим слышать, что отец наш и брат еретики: мы пойдем все из царства вон!».
Накануне августовского кризиса 1689 года правительница Евдокия Алексеевна (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) говорила стрельцам: «Годны ли мы вам? Буде годны, то вы за нас стойте, а буде не годны, мы оставим государство». Позже она повторила ту же сентенцию в несколько иной форме: «Мы пойдем себе с братом (Петром Алексеевичем - Л.С.), где кельи искать» {См.: Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках: В 4 т. Т. 1. СПб., 1884. Стб. 114–115; Соловьев С.М. Сочинения: В 18 кн. Кн. 7. История России с древнейших времен. Т. 13–14. М., 1991. Кн. 7. С. 278, 444; Погодин М.П. Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великого. С. 60, 162}.
Как видим, анонимный автор воспроизвел (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) характерную особенность выступлений Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны - Л.С.) — повторяющуюся мнимую угрозу покинуть страну (или Москву) в случае неодобрения ее действий народом. Выдумать такую существенную деталь иностранец (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) вряд ли был в состоянии.
Констатировав правдоподобность первой и последней частей речи царевны (курфюрстины – Л.С.)(на самом деле Евдокии Алексеевны - Л.С.), можно поверить и в реальность ее главного политического заявления: «Иван (на самом деле Петр, наш старший брат, не избран на царство», — прозвучавшего (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности – Л.С.) как призыв к восстановлению справедливости.
Таким образом, можно утверждать, что уже в конце апреля — начале мая 1682 года четко обозначились позиции враждующих сил в предстоящей придворной борьбе. Наталья Кирилловна и ее братья не побоялись выразить неуважение к памяти покойного царя Федора по известному принципу: «Король умер — да здравствует король!».
Судя по всему, они были уверены в поддержке со стороны большинства правящей верхушки. В противоположность им царевна (курфюрстина – Л.С.) Софья (на самом деле Евдокия Алексеевна - Л.С.) подчеркнуто проявила активную позицию в качестве "представительницы правящего дома" (кавычки мои - Л.С.), продемонстрировав нежелание сковывать себя традициями, стремление удержать обретенную в годы царствования брата свободу (с 1676 года, когда Софья уже пять лет находилась замужем в Бранденбурге) и заявив во всеуслышание (фантазиями немецких горе-историков – Л.С.) о незаконности новой власти.
Свидетельство о публикации №223040801574