Как обмануть, чтобы не соврать

- Где ты научилась так врать?! Откуда это в тебе?! – Танькина мама в одном белом сапоге на высоченном каблуке, смешно хромая, забежала в детскую. Танька забилась в углу дивана, подобрав ноги. Одной рукой она комкала мокрую от слёз салфетку, другой рукой ковыряла в диване маленькую дырку, делая её всё шире и шире.

Десять минут назад на домашний телефон позвонила учительница. Она хотела узнать, почему Танькины родители не реагируют на письмо от директора: их дочь не справилась с последней контрольной по математике и теперь могла перейти в четвёртый класс только с переэкзаменовкой.

- Ты бы расстроилась, если бы узнала, - Танька осмелилась подать голос.
- Да, растроилась бы, но не сгорела от стыда! Услышать от учительницы, что моя дочь лжёт – какой позор! – кричала Танькина мама уже из прихожей, торопливо одевая шуршащий из серебрянной ткани плащ. – Вот, Оля своих родителей точно не обманывает!

Оля уже пожалела, что оказалась в гостях у подружки в такой неподходящий момент. Их родители приятельствовали, наверное, поэтому Танькина мама знала подробности Олиной жизни.

– А у тебя будто нет ребёнка! Как сосед живёшь, тебя ничего не касается в семье! – это возмущение уже относилось к Танькиному папе, который на кухне молча лепил из фарша котлеты.
- Вернусь с маникюра, будем разговаривать! – уже выбегая, грозно бросила Танькина мама то ли мужу, то ли дочке.

В маленькой квартире затихло и стало слышно, как журчат, жарясь на сковородке, котлеты.
- Пошли поедим? – предложила Танька.
Оля с удовольствием бы осталась на обед, но она боялась возвращения мамы подружки и продолжения скандала. В пятиэтажке не было лифта, поэтому Оля спускалась пешком с четвёртого этажа. Нос улавливал сладкий конфетный аромат, растянувшийся по лестнице. «Ругается она громко, - думала Оля о Танькиной маме, - но духи у неё пахнут вкусно!»

Оля пошла домой быстрой дорогой, потому что очень проголодалась, отказавшись от жареных котлет. Путь лежал по аллее, где из старого асфальта вылезали корни деревьев и надо было смотреть под ноги, чтобы не споткнуться, мимо музыкальной школы, откуда невпопад доносились мелодии пианино, скрипок и каких-то дудок. Ещё надо было пройти мимо дома, где жила семья Сечкиных, давних знакомых родителей. Это были скучные, как сухие дрова, люди, у которых не было ни детей, ни даже хомяка или попугая. Зато у них стоял пузатый цветной телевизор с тремя каналами, по которому даже неинтересная передача «Новости» казалась красочным кино. У Оли дома был чёрно-белый телевизор только с двумя каналами. Когда Сечкины уезжали в отпуск, они оставляли ключи Олиным родителям, чтобы те присматривали за пустой квартирой.

Сейчас Сечкины тоже где-то отдыхали. Они успевали провести спокойный отпуск до начала школьных каникул, поэтому Оля не удивилась, заметив издалека сидящую на лавочке у подьезда Сечкиных свою маму. Полить цветы и забрать почту занимало совсем мало времени. «Вот как здорово получилось, пойдём домой вместе,» - обрадовалась Оля и направилась к маме. Ей осталось перейти дорогу, как вдруг она увидела, что к маме подошла женщина. Это была Танькина мама, Оля узнала её по серебристому плащу и белым сапогам. Они о чём-то коротко поговорили, Танькина мама взяла что-то из рук Олиной мамы и исчезла в подъезде.

- Оля, что ты здесь делаешь? – с досадой возмутилась мама, когда Оля подбежала к ней.
- Я была у Тани. Ты уже полила цветы у Сечкиных? Пойдём домой?
- У них кран протекает. Я вызвала сантехника, жду его. Как отремонтируют, так сразу вернусь. А ты беги, уже темнеет, - мама даже слегка подтолкнула дочку в спину, чтобы та поспешила.

Оля отвернулась и грустная побрела, даже забыв спросить, зачем подходила Танькина мама. Дома папа дремал на диване, не выпуская из рук газету. На кухне Оля взяла ломоть свежего батона с золотистой корочкой, аккуратно разамазала поддатливое сливочное масло, стараясь попасть в каждую дырочку мякиша, а сверху щедро посыпала сахаром. Налила в кружку чёрный чай, положила в него одну ложку сахара, подумала, положила вторую, и размешала. Потом она сидела одна за столом, ела вкусный бутерброд и припивала сладким чаем.

Заспанный папа, жмурясь от жёлтого света светильника, всматривался на настенные часы на кухне и сверял их с ручными.
- Это что, уже восемь? А мама где? – запереживал он.
- Она ремонтирует кран у Сечкиных, вызвала сантехника, - успокоила его Оля.
- Отуда ты знаешь?
Оля ответила, что по дороге от подружки встретила маму и та ей объяснила, почему сидит на лавочке у подъезда Сечкиных. Ещё она вспомнила о Танькиной маме, которой мама что-то отдала.

Скоро пришла мама и папа позвал её на кухню, закрыв плотно дверь. Перегородки в квартире были тонкие, все звуки проходили, особенно, если приложить стеклянный стакан одной стороной к уху, а другой – к стене. Папа что-то сердито спросил маму, она заплакала, а потом рассказала, что ей пришлось Танькиной маме дать ключи от квартиры Сечкиных, потому что у той было свидание, с кем - Оля не расслышала. Маме надо было дождаться, пока свидание закончится и ей не вернут ключи, поэтому ей пришлось до темна сидеть на лавочке у подъезда.

Оля устала держать банку между ухом и стеной, поэтому больше не стала слушать и легла спать. Засыпая, она никак не могла решить, как рассказать Таньке обо всём? Ночью ей приснился сон, будто она в квартире Сечкиных включила без разрешения их цветной телевизор. На экране показывали солнечный день, играл уличный оркестр, по аллее шагали весёлые Танька в серебрянном плаще со своей мамой, которая почему-то как девочка - маленького роста, а сверху на них дождём сыпались шоколадные конфеты.

Проснувшись утром, ещё не открыв глаза, Оля уже знала, что будет делать. «Меня учили, что врать – плохо, но ничего не говорили, если буду молчать». Она почему-то была уверена, что от правды Танька обязательно расстроится.