Простая история

Над кромкой леса занималась робкая холодная заря. Уже пробовали голос озябшие за ночь птицы. Гудела поливальная машина. Еще какие-нибудь полчаса, и первая смена прибудет к опытному цеху на служебных автобусах.

Иван Иванович завтракал сосиской. Сегодня он мог позволить себе слегка задержаться, раньше десяти его не ждали. Ольга суетилась у плиты, привычная в привычном халате спокойного для глаза зеленого цвета. Обычно они не разговаривали, занятые мыслями о предстоящей работе, времени на нежности у них не было – но сегодня Иван Иванович встал и поцеловал жену в затылок. Она на мгновение замерла, не оборачиваясь, потом резко сунулась к раковине, а Иван Иванович пошел в коридор, обуваться.

Он вышел в прохладу летнего утра, посетовал про себя, что не захватил плащ, - днем обещали дожди и грозы, - и побрел в сторону гаража.

Он любил свою машину, и вождение не составляло для него труда, но если есть служебный транспорт, какой смысл себя баловать. Бензин, опять же.

Припарковавшись почти у самого входа, он поднялся в контору, и день покатился по накатанной колее, не давая передышки и не спуская ошибок. Иван Иванович, руководитель среднего звена, «мальчик для битья», как он сам себя называл, любил свою работу и умел ее делать.

За большим стеклом, отделявшим контору от помещения цеха, сновали люди. Появилась Мария Ивановна, журналистка, пишущая статью к юбилейной дате предприятия. Молодая, полная, черноволосая. Они уже пересекались, вот и до их цеха добралась. Иван Иванович пожал крепкую протянутую руку, сегодня был его черед разливаться соловьем, описывая славный трудовой путь родного коллектива.

Разговаривали, много ходили, он знакомил Машу с сотрудниками, пояснял, объяснял, изрядно устал с непривычки. Голова уже шла кругом, когда, наконец, наступили благословенные пять часов пятнадцать минут. Конечно, он немножко схитрил, следовало задержаться, как положено, до шести, он ведь не к восьми утра приехал – но уж больно тяжелой была голова, затылок просто разламывало, предвещая дождь.
- Маша, Вы домой, может, Вас подвезти?
- Ой, это будет замечательно! – Она так обрадовалась, словно он ей в Таиланд путевку предложил. Маша вообще была такая…шумная, женщина - бенгальский огонь.

Они поехали, но уже на половине пути Маша изменила планы:
- А давайте съездим на залив, такой вечер чудесный, если Вы не торопитесь, конечно.

Иван Иванович внезапно понял, что не торопится, более того – ему до безумия захотелось глотнуть свежей речной прохлады. Они свернули с дороги.

Кроме них, на песчаной косе, поросшей осотом и облепихой, не было ни души. Всех разогнало предчувствие ненастья. Иван Иванович обошел кругом машины, попинал выпачканные в мокром песке колеса. Ему было как-то неловко, не по себе. Маша, присев у кромки воды, мыла в реке ладошки. Ветер все налегал и налегал, а волны набегали, тучи сгущались, и ожидаемо хлынул дождь.
- Марья Ивановна, в машину, скорее!
- Иван Иванович, миленький, бегу-бегу!

Хохоча, они упали на сиденье. Ивану Ивановичу стало весело и бесшабашно. Маша была мокрая, как цуцик, на ее ресницах висели капли.

У Ивана Ивановича все в жизни было крепко налажено. Квартира хорошая, доставшаяся от завода, хранила привкус былого великолепия. Портьеры в проемах, строгая темная мебель, ковры и хрусталь. Всегда выкрашенный пол, всегда чисто выбеленные стены. Оба сына были определены, и с Ольгой они остались только вдвоем. Воскресные обеды. Плотный сытный секс. Запах под халатом – немного борща, немножечко духов.

Все случилось так просто и естественно. Маша потянулась к нему, как ребенок. Мягкие губы цвета и вкуса спелой вишни, а по крыше барабанит дождь, и руки, его руки, шершавые, в цыпках, срывают рубашку, срывают что-то белое, ложатся на смуглый шелк ее кожи.

Им не было стыдно. Им хватало разложенного сиденья. В полузабытьи, разметав черные пряди, Маша говорила, что они, словно сошедшие с полотен Рубенса, прекрасны их животы, их ляжки, их плотные руки, прекрасна каждая морщинка их лиц. А Иван Иванович ничего не говорил – его вздымала и уносила с собой накатывающая, сладкая до щемящей боли волна.

Потом они лежали. И Маша, гладя тонким пальчиком его брови, его губы, линии его носа, зачем-то рассказывала о Древней Греции:
- Знаешь, для них секс был вплетен в ткань жизни, естественен, как дышать. Представь – ты, ночной берег моря, звезды над головой…мы, жители больших городов, таких никогда не увидим…свежий ветер…и теплое тело рядом, пахнет остро, немного зверем…и вином. Если ты не хочешь секса – это как не видеть звезды, не есть хлеб, не пить вино…

Иван Иванович уплывал в иную, неизведанную реальность, в которой над заплаканной рекой вставала радуга, словно мост между мирами. И можно было встать наполовину одетым, подставив всем ветрам поросшую седым волосом грудь, прижимая к себе полное жизненных соков теплое тело, пахнущее вишней, и немного зверем…

…Конечно, они еще встречались. Раз или два. И конечно, однажды ее телефон перестал отвечать.

Он любил свою Ольгу. Это было ясно, крепко и непреложно. Но теперь, когда он смотрел по утрам на ее мелькающие руки, ему смутно хотелось что-то поменять в их жизни.

Хотя, может быть, это было ни к чему.