Мгла 3. Глава IX. Поиски улик

        Максим, уловив ее смятение, попытался отвлечь жену от грустных мыслей и излишне оптимистично даже по собственному мнению ответил с неподражаемым кавказским акцентом:
        - Как что делать, слюшай?!.. Зло наказывать будим!..
        Лена поняла, что Макс пытается ее поддержать и ободрить таким вот неординарным способом, но только грустно улыбнулась.
        - Я не против возмездия, Макс, тем более что наказывать есть за что, но мне все же хочется, чтобы меру наказания определял суд. Только, похоже, до суда дело если и дойдет, то где-то ближе к нашей пенсии. И еще не понятно с какими потерями для нас.

        Максим правильно оценил реакцию Лены на свое дурачество и стал серьезнее:
        - Откуда такой пессимизм, супруга дорогая? – спросил он, хотя совсем не собирался дожидаться решения суда.
        - Макс, все, что мы нарыли сегодня это только для нас понятно и важно. Мы уверены, что это Васнецов привез Колоду, и тот установил жучки, и мы знаем для чего это делалось. А для суда это фигня. Это все косвенные улики.
Ну, стояла машина во дворе – и что? Ну, зашел человек в наш подъезд – и что? Мало ли зачем? Отпечатков пальцев этого Колоды, как я поняла, в квартире нашей нет. Не такой он дурак, чтобы без перчаток работать. Все же профессионал. Значит – не доказуемо… Вот, как-то так…

        Здесь Максиму пришла в голову гениальная мысль, и он решил перетащить Лену на свою сторону:
        - А если, так сказать, фигуранты этого дела, кого мы знаем, сами заявят о своей роли в этом ... процессе? Ну, вот эта же Русакова скажет, что ее подкупил полковник Нежнов? Или Колода заявит то же самое? Или сам Нежнов во всем признается? Представляешь!?
        - Я все поняла, Макс, - как-то устало произнесла Лена, - «мера защиты»… - подумала и все же сказала. – Я, конечно, против, но если другого выхода не будет… Они ведь что-нибудь другое придумают, не просто взятку липовую. Это сейчас у них явные проколы, потому что время  было крайне ограничено. Просто в обрез… Экспромтом решили… Да и все равно чего-то да добились. Меня ведь от работы на период расследования отстранили, так что я тебе во многих делах не помощник.
        Максим, обрадованный маленькой победой, беспечно махнул рукой:
        - Не бери в голову… Разберемся.

        Гражданка Русакова, так мастерски сыгравшая убитую горем мать в кабинете следователя, что впору не жалко было и звание какое дать, жила на окраине города в самой обыкновенной пятиэтажной «хрущевке». Только по одному виду подъездной двери можно было с уверенностью сказать, что уж заслуженные и народные артисты здесь точно не живут. Так что это настораживало.

        Металлическая помятая конструкция, хранившая на себе многочисленные следы наклеиваемых не один месяц объявлений да яркие надписи малолетних художников, была напрочь лишена какого-то запорного устройства. Никакого накладного или магнитного замка, доводчика и уж тем паче домофона не было и в помине. Не было даже обыкновенной возвратной пружины, так что дверь беззастенчиво болталась туда-сюда – то зияла нараспашку, то все же стыдливо прикрывала довольно обшарпанный подъездный тамбур.
        И это зависело только от места проживания снующих обитателей разных этажей. Те, кто жил повыше, естественно закрыванием двери не озабочивались, ну а те, кто пониже, все же прикрывали ее, стараясь избавиться от уличного шума, пыли, да и сквозняков, гуляющих по подъезду из-за второй двери на противоположной стороне дома, которая тоже частенько не закрывалась.

        У подъезда стояла скамейка, наверное, ровесница дому. Именно в семидесятых, когда строительство «хрущевок» уже повсеместно заканчивалось, такие садово-парковые лавочки из отдельных деревянных брусков с чугунными боковинами стали массово появляться не только в парках и скверах, но и во дворах. Вот такую поставили и здесь.
        Сколько раз ее красили  и перекрашивали уже и не сосчитать, но в очередной раз краска стала отваливаться целыми пластами, так что вид этой скамейки с каждым днем становился все более непритязательным. Мало того, один из брусков у самой спинки сломался прямо посередине и концы этой неприглядной деревяшки упирались в дворовый асфальт, приподнимаясь по краям. Никому не было дела ни до этой расхристанной двери, ни до этой сломанной, облезлой лавки.
Именно здесь, если верить уголовному делу, жил со своей матерью юный грабитель Русаков. Лена об этом помнила  из уголовного дела.

        Подниматься в квартиру она категорически отказалась. Если эта не заслуженная артистка увидит ее, да еще расскажет об этом УСБэшному майору, мало Елене не покажется и дело кончится не только отстранением от работы. Проинструктировав Максима что говорить, какие вопросы задавать, как вести себя, Лена осталась его ждать и присела на ту самую сломанную скамейку возле подъезда. Сидеть здесь было можно.
        Через несколько минут зазвонил телефон.
        - Лен, - в голосе Максима отчетливо звучала растерянность, - она говорит, что ни в какой прокуратуре не была. Была в полиции в самом начале следствия, когда сына задержали, а в прокуратуре никогда не была и сегодня из квартиры только в магазин выходила да мусор выносила.

        Лена улыбнулась ненужным подробностям и поняла, что Макс никак не ожидал такого поворота и просто не представляет, как действовать дальше. У нее же картинка сложилась сразу.
        - Пришли мне ее фото, - не раздумывая, ответила она.
        Через минуту все же с некоторым удивлением Елена рассматривала фотографию совершенно незнакомой женщины.
        Ну, полковник!.. Откуда он может знать, что она никогда не виделась с матерью подследственного? Что это? Грамотный анализ и тонкий расчет, точные сведения, полученные непонятно откуда или авантюризм и нахальство в сочетании с невероятным везением? Не прост полковник, ох как не прост…

        Обескураженный Максим сидел за рулем припаркованного возле  детской площадки Логана, молчал и не мешал Елене думать. Мозговым центром в их тандеме всегда была Лена, Макс же был хорошим исполнителем. Правда, не в сегодняшнем случае. Если бы не подсказка Лены про фотографию, Максим бы окончательно сдулся и потерялся.
        - Макс, - жена наконец-то прервала его грустные мысли о сегодняшней неудаче, - ты как к театру относишься? - увидела еще большее недоумение в его глазах. - Нет, в целом я знаю, что театр ты любишь. Но любишь ли ты его так, чтобы прямо сейчас отправиться туда? - уже с ехидством уточнила она, и Максим понял, что у супруги появилась какая-то мысль, требующая немедленного воплощения.

        - Я вот что думаю, - Лена решила все же сжалиться над озадаченным мужем. - Мадам лже-Русакова просто классически сыграла озабоченную истеричку. Даже я ей поверила и в коридор за водой выскочила. Такое, я думаю, под силу изобразить только профессиональному актеру. А что если эта барышня, что денежки мне подкинула, и есть профессиональная актриса? Вот мы в театре и проверим это, посмотрим на лицедеев. Может, невольную знакомую и найдем…
        С одной стороны это было просто, даже очень просто, а так не бывает. Пусть даже мысль правильная, но, например, в сегодняшнем спектакле лже-Русакова может быть и не задействована? Так что, всю неделю на спектакли ходить? И ведь не факт, что она именно актриса.

        Примерно так Максим пытался отговорить Лену от посещения театра, но она его переубедила.
        - Макс, ты в театре, наверное, сто лет не был. Забыл, что в фойе всегда фотографии актеров всей труппы висят. Вот мы просто посмотрим на них и все. Я ее хорошо запомнила. А спектакль можем даже не смотреть, если не хочешь.
        Конечно, Максим театр любил и бывал в нем… несколько раз, особенно в конфетно-букетный период перед свадьбой, ну, и потом… тоже, хотя основные знания о театре у него в основном сводились к неумирающей фразе Станиславского: «Театр начинается с вешалки». Она почему-то всегда всплывала у него в памяти, когда речь заходила о театре.

        Сезон городской драматический театр имени А. Н. Толстого открыл в начале сентября и к сегодняшнему дню пыл завзятых театралов, непременных посетителей премьерных спектаклей, знавших друг друга в лицо, немного поугас, так что билеты можно было купить прямо перед началом представления.
        Сегодня давали «Семью вурдалака» по рассказу Толстого, только не Алексея Николаевича, а Алексея Константиновича, графа настоящего, а не «красного», как всерьез величали советского писателя, чьим именем и назвали театр в городе. Кстати, «красный граф», бывший в свое время эмигрантом и титулованным дворянином, сумевший каким-то чудом стать любимцем и баловнем советской власти, приходился дальним – дальним родственником графу настоящему.

        Все это между дел поведала Лена своему необразованному супругу, который и понятия не имел, что кроме двоих общеизвестных в мире литературы Толстых есть еще и третий, тоже граф, пока они бродили по фойе второго этажа, рассматривая фотографии актеров местной труппы. Огромные, чуть ли не в половину человеческого роста портреты артистов, сделанные профессиональным фотографом, смотрелись впечатляюще и привлекали к себе массу публики, так что на Лену и Макса, занятых поисками аферистки, никто не обращал внимания. Скорее всего, будущие зрители даже подумать не могли, что на их глазах здесь и сейчас разворачивается самый настоящий криминальный сыск.

        Видеть гражданку лже-Русакову Максим не видел, поэтому и поисками ее особо не озабочивался, а просто переходил от одного портрета к другому, стараясь найти знакомые лица. Все же в театре он бывал, хоть и не часто. Почти в центре портретной галереи он наконец-то увидел улыбающееся лицо человека, о котором знал не только понаслышке, но  и видел в спектакле года два назад.

        По давно сложившейся традиции в дни школьных каникул городской драмтеатр  обязательно давал дневной спектакль именно для детей. Обычно это была или сказка для малышей, или веселая комедия для ребят постарше. Вот на одну такую Аверины и попали всем семейством. Рассчитывали посмотреть сказку, но попали на «Московские каникулы» Андрея Кузнецова. Фамилию автора пьесы Максим помнил даже сейчас.

        Веселая комедия про старшеклассников и для старшеклассников, где главную роль играл Саша Зазыбин, чей портрет сейчас висел перед Максимом. Играл он весьма своеобразно, чем Максу и запомнился. Все два акта герой Зазыбина Алеша Жданович пробегал по сцене с приличной стопкой бумажных листов в руке, не забывая периодически заглядывать в них.

        Складывалось впечатление, что артист элементарно не знает роли и таким образом как-то подстраховывается. Правда в начале второго акта он, чтобы оправдать свое неординарное поведение на сцене, все же заявил партнеру по эпизоду, что собирается поступать в институт на математический факультет и использует любую свободную минуту, чтобы штудировать математику. Было даже произнесено что-то вроде: «… Это вам не Чайковский – Шостаковский, это математика!..». Фраза с такой заковыристой фамилией и явно не из текста зрителям понравилась и вызвала веселый ажиотаж в зале. Зазыбин понял, что его экспромты зрители встречают благосклонно и пустился во все тяжкие. Залепухи одна интереснее другой в его исполнении сквозили до конца второго акта, и окончание спектакля зрители встретили аплодисментами, награждая ими большей частью именно Сашу Зазыбина, который мастерски выкрутился из непростой ситуации.

        Это Максим узнал уже позднее и там, где меньше всего мог предположить – в морге, у себя на работе. Когда он во время до обеденного перерыва на чай - такое патанатомы практиковали - пытался рассказать своим коллегам, как ему понравился актер Зазыбин из-за своей нестандартной манеры игры, Наташка, та самая, которая доставала его своими розыгрышами в первый год службы, внезапно заявила:
        - Да, Саша большой молодец! Его на эту роль ввели буквально за два часа до спектакля. Роль Ждановича там должен был играть  Андрей Жданович, это актер у них в театре с такой фамилией, но он не смог по причине тяжелого после новогоднего похмелья. А Сашка всех выручил. А Ждановичу выговор влепили, чтобы меру знал…

        Тут Максим вспомнил, что в программке в перечне действующих лиц и исполнителей фамилия Александра Зазыбина была вписана от руки над какой-то другой, закрашенной шариковой ручкой.

        А Наташка, оказавшаяся не только заядлой театралкой, но и особой вхожей за кулисы, весь перерыв делилась с коллегами всякими театральными байками и сплетнями. Оказывается Саша Зазыбин, так понравившийся Максу своей неординарностью, высокий и красивый парень со слегка вьющимися светлыми волосами, отдаленно напоминающий молодого Есенина, был героем – любовником не только на сцене, но и за стенами театра. Отбоя от поклонниц у него не было, и он беззастенчиво этим пользовался. Только жениться и развестись он уже успел два или три раза. Наташка говорила о его похождениях с легко читаемой тоской и налетом грусти, явно жалея, что не она является предметом его вожделения.
        Во всяком случае, Максиму так показалось. Вот он и запомнил местную достопримечательность и сейчас с интересом смотрел на ее портрет, совершенно не обращая внимания на Елену.

        Лена же надолго задержалась у противоположной стены напротив портрета, где была изображена молодящаяся женщина, возраст которой, несмотря на все ухищрения фотографа, все же проглядывал совершенно отчетливо. Сначала она рассматривала портрет с разных ракурсов, потом стала искать глазами Максима, который тоже застыл у фотографии актера – мужчины. Через пару минут глаза их встретились, и Макс поспешил к жене.
        - Это она, Макс, - безапелляционно заявила Елена, не сомневаясь, что Максим поймет о ком речь, потом улыбнулась, - а ты говорил: «… слишком просто». Должно же и нам когда-то повезти.
         Со стены на Максима смотрела женщина лет сорока пяти, которые она тщательно скрывала, и только мелкие лучики – морщинки возле глаз, на которые фотограф не обратил внимания, да зона декольте говорили, что это не юная девушка, а повидавшая жизнь особа. Несмотря на смеющиеся глаза  в них просматривался жизненный опыт, который легким не назовешь.

        - Наталья Приленская, - чуть погодя продолжила Лена. - Кстати, она сегодня играет, - и протянула Максиму раскрытую программку, указывая пальцем на фамилию актрисы. - У кого бы нам разузнать про нее? - и беспомощно осмотрелась
        В это время прозвенел первый звонок и зрители потянулись в зал. Возле двери, ведущей к задним рядам партера, стояла пожилая женщина в однотонной синей униформе с желтым шифоновым шарфиком на шее. Она отвечала на вопросы спешащих в зал театралов, что-то показывала им, и Лена поняла, что это и есть капельдинер, который может ответить на кое-какие вопросы.

                Продолжение следует