Два генерала. Часть 2

               
                Часть2

                От ассенизатора до генерала

 --Роза моя! Сирень моя! Что ж ты не слышишь, не чувствуешь, что это я, стою  здесь, под окном!
 Во втором этаже небольшого двухэтажного особняка приоткрывается окно.

 --Да слышу я! Слышу! Сейчас иду! А ты, чёрт носатый, не кричи, не позорь нас  на весь город!

 --Идёшь? А я думал ты кубарем по лестнице катишься мне навстречу! Я-то к тебе бегом бежал впереди паровоза!
 
 В открывшейся двери особняка молодая полнотелая женщина с радостью и укоризной в глазах смотрит на солидного вида мужчину с небольшим чемоданом в руке, в форме командира Красной Армии.

Это друзья моих родителей, Пётр Сергеевич и Клавдия Ивановна Телковы. Он командир полка в Прибалтийском военном округе. Тогда приезжал за женой и дочерью в Полоцк, чтобы перевезти семью в Каунас, где стоял его полк. Мы давно знали друг друга.
 Мой отец при жизни, а потом мой отчим и дядя Петя служили в одном полку. Дружили семьями. Я тогда ещё ходила в детский сад и очень боялась дяди Пети, мне, ребёнку, казавшимся великаном, с его строгим взглядом из-под нахмуренных густых бровей, с громким, басовитым голосом и орлиным носом. Тогда я не знала, что под такой, как мне казалось, злющей личиной скрывался умница, добряк, умеющий с самым серьёзным выражением на  лице, да при его солидной и очень респектабельной внешности, "выкинуть" во время делового разговора что-нибудь такое, от чего все присутствующие хватались за животики, а он продолжал разговор, как ни в чём не бывало. 
Не любила я его дочь, Валентину, ровесницу моего брата, насмешливую и злую. Зато очень любила тётю Клаву, всю мягкую, тёплую, с хорошим чувством юмора, весёлую, с добрым светом в глазах. Она каждый раз спрашивала, смеясь:
 --Ну почему ты не растёшь? Мама тебя не кормит?
 Сидя на стуле, усаживала меня на одну ногу, раскачивала, держа за обе руки, и подпевала:   
     Мы опёнки, у нас ножки
     тонки,
     не пойдём мы на войну!
 Я, действительно, тогда очень плохо ела, была худышкой и плохо росла.

 Дядя Петя и тётя Клава родились и жили в фабричном посёлке Собинка, Владимирской области. Он рано остался сиротой, До революции, ещё мальчишкой, его определили на работу ассенизатором. Уже юным парнем, проезжая на своей клячонке с бочкой мимо дома тёти Клавы, увидев её в открытом окне, кричал:
 --Глаша, выходи за меня!
 --Иди ты поскорей отсюда! Вся улица твоей бочкой пропахла!--отвечала она и захлопывала окно.
 Потом его долго не было видно. Но однажды он явился перед ней в военной форме, возмужавший и с большим наганом в кобуре на боку. И тут её девичье сердце дрогнуло. Советская власть отправила парня, сироту, учиться в военную школу, которую он окончил и стал командиром взвода. Он воевал в Гражданскую войну, участвовал в боях с белополяками и петлюровцами в Галиции, в Киевской губернии боролся с бандитизмом. Участвовал в боях с бандформированием Тютюнника, Мордолевича и Орлика в районах города Коростень.

 
 Наши семьи встретились в Белоруссии, в древнем Полоцке. Вместе мы оказались и в Литве. Перед Великой Отечественной войной Петра Сергеевича назначили командиром полка, а отчима перевели в другой полк, но это не помешало нашим семьям оставаться в очень близких, дружеских, отношениях. Мы жили в одном городе-- Каунасе. Я случайно слышала, как папа Дима говорил маме:
 
  --Представляешь, на Петра шили дело. Ему рассказал один из его бывших
  подчинённых, которого в тридцать девятом году посадили, что от него добивались,
  чтобы подписал донос на Петра, но не добились и выпустили.
 
   --Значит, враги там, в органах?--сказала мама,-- Уж если Петя,
  которому советская власть дала всё, враг, кто же тогда свой. Ведь, когда ещё
  был жив Серёжа, жену командира нашего полка тоже посадили и тоже требовали,
  чтобы подписала донос на мужа, и тоже не добились и выпустили.
 
Мне тогда было четыре года, но я тоже помнила, как ночью постучалась к нам женщина, в которой трудно было узнать тётю Иру, жену командира полка Интяпина, и её рассказ. (Об этом у меня написано в "Воспоминаниях детства".)
 В Каунасе Телковы жили на территории военного городка полка, командиром которого был дядя Петя, а мы-- на окраине города в бывшем частном доме. Дядя Петя находился с полком в летних лагерях. Тогда, в первое утро войны, Тётя Клава, рискуя быть подстреленной литовскими националистами, прибежала за нами и увела нас в военный городок, а потом на двух грузовых машинах вместе с ней и семьями военнослужащих их полка мы уехали из Каунаса в Минск. Вот что значит настоящий друг, она тогда в первую очередь подумала не о себе, а о нас, и, если бы не прибежала за нами, мы не смогли бы выбраться из Каунаса, а это означало для нас верную гибель. Тётя Клава  ехала с Валентиной в первой машине, мы--во второй. Не доезжая Вильнюса, первая машина задержалась, чтобы дозаправиться, а шофёр нашей машины промчал вперёд. В это время на Вильнюс налетели немецкие бомбардировщики. Мы успели проскочить через город  между двумя бомбёжками, а вторая машина пережидала под Вильнюсом. Так мы тогда разминулись. Во время войны разыскали друг друга, опять соединились и почти до самого конца войны прожили вместе, одной семьёй.  . 

               
               Бесстрашный и очень
                душевный
               

 Отчим и дядя Петя воевали на разных фронтах. Находясь в летних лагерях западнее
Каунаса, на линии границы, в районе Казлу-Руда Пётр Сергеевич фактически не подчинился приказу Сталина не отвечать на провокационные действия немецких вооружённых сил, в большом количестве сосредоточенных у советской границы. Не отпустил ни одного красноармейца в увольнение в выходной день. Все командиры тоже были в полку. В ночь 22 июня его полк в полной боевой готовности встретил противника и вступил в бой, обеспечив возможность остальным полкам дивизии сосредоточиться для отпора вероломно напавшему врагу. Но силы были неравными, и дивизия вынуждена была отступить в направлении к Вильнюсу. 7 июля 1941года Пётр Сергеевич был тяжело ранен, но остался в строю. Осенью обескровленная 5-я стрелковая дивизия вела кровопролитные бои в районе озера Селигер. Раненый командир дивизии приказал подполковнику Телкову принять командование дивизией.
 --А я смогу?--усомнился Пётр Сергеевич,--Я ведь и полком недавно стал командовать.
 --Кто другой, не знаю, а ты сможешь,-- сказал комдив.

И дядя Петя смог. В начале октября дивизию направили в Солнечногорск под Москву. Но первые эшелоны со штабом и двумя полками остановились на станции Калинин. Командующий Западным фронтом генерал-полковник Конев вызвал Телкова с замполитом дивизии и приказал немедленно, теми силами, какие были, занять оборону на западной окраине города, предупредив, что за сдачу города оба понесут тяжёлое наказание. Телков угрюмо молчал, а замполит сказал:

 --Нас обоих наказать, даже расстрелять не сложно, а такими силами как удержать
   город? Не может ли фронт чем-то помочь?

 --Мне сейчас вам помочь нечем,--ответил Конев--пришлю роту.

Без боеприпасов, без тылов, совместно с добровольческими отрядами города,   вооружёнными канадскими учебными винтовками, которые не стреляли и были пригодны только для действия прикладами, дивизия вела оборонительные бои в полу окружении на ближних подступах к городу Калинин с превосходящими в десять раз силами противника. 5-я стрелковая дивизия на 13.10.41 имела в своём составе 1964активных бойца. В полках в среднем было по 430 человек.
 Первая танковая дивизия противника (12 тысяч человек, 150 танков и около 160 орудий) при поддержке авиации атаковала батальон ополченцев и 142 стрелковый полк 5-ой дивизии. Под напором такой силы после мощной артиллерийской подготовки и ударов авиации бойцы с боем отошли к окраине Калинина, но продолжали сдерживать
натиск врага. Тогда Пётр Сергеевич Телков командовал дивизией до 15 ноября 1941 года. Именно в эти дни, 7-го ноября 1941 года, состоялся парад войск на Красной Площади с участием Сталина. Дивизия удерживала на этом направлении наступление немцев на Москву больше двух месяцев.
Петра Сергеевича отозвали и назначили командовать 37 отдельной курсантской
стрелковой бригадой. 21 мая 1942 года Пётр Сергеевич был вторично ранен.
 После лечения в госпитале командовал 15--й отдельной стрелковой бригадой, впоследствии переформированной в дивизию, Пётр Сергеевич её командир.


 В декабре 1944 года полковник Телков стал командиром прославленной 120-й гвардейской трижды орденоносной Рогачевской имени Верховного Совета БССР стрелковой дивизии.
"В годы войны дивизией командовали пять генералов.
 Пять разных характеров и судеб, пять выдающихся личностей. Однако они были едины в одном-- до конца выполнили свой долг перед Родиной, заслужили преданность
подчинённых и бесконечное уважение потомков."(Сайт общественного объединения и военно-христианское движение "Вера и честь".)
 Вот как характеризуют полковника, а впоследствии генерала, Петра Сергеевича Телкова его подчинённые: "бесстрашный солдат, грамотный командир и очень душевный человек".
В Рогачевской дивизии, награждённой под его командованием орденом Кутузова 2-й степени и орденом Суворова 2-й степени, конец войны дядя Петя встретил уже в звании генерал-майора. За время войны комдив Телков не раз ходил вместе с солдатами в штыковые атаки. В кровопролитных боях при взятии Белостока Пётр С Сергеевич прорвался на бронемашине в воюющий город и возглавил действия находившихся там частей.
 "Образец умелого, хорошо продуманного наступления, за умелую организацию боя при взятии города Белосток 31июля полковник П.С. Телков награждён орденом Отечественной Войны первой степени.
 Пётр Сергеевич в числе первых был награждён орденом Красного Знамени. В наградном листе было отмечено: "...лично отважен и храбр, умело координировал действия частей... Правильно разработав план операции, руководил боем."
 Петра Сергеевича  очень любили солдаты за то, что он понимал все их нужды, никогда не гнался за личной славой, берёг их жизни, звали его батей.
 В конце декабря 1944 года вся 3-я армия стояла на подступах к границе с Восточной Пруссией. 13 января, учитывая крайне неблагоприятные погодные условия и незнакомую местность, Пётр Сергеевич, тогда ещё в звании полковника, в ходе непосредственной подготовки к боевым действиям уделил основное внимание детальной рекогносцировке с командирами частей. Затем на  макете местности были разыграны различные варианты действий врага и наших войск.
 Сколько же солдатских жизней спасла эта кропотливая работа!
Наутро после мощной артиллерийской подготовки, но из-за тумана без сопровождения авиации, началось сражение и продолжалось шесть суток."
Комдив Телков девять раз персонально был упомянут в благодарственных приказах Верховного Главнокомандующего.
 Славный боевой путь генерала Телкова закончился у берегов Эльбы.
               
                После войны

 После войны дивизия дяди Пети была расквартирована в посёлке Уручье, под Минском. Мы переписывались. Узнав, что отчим ждёт назначения в резерве, и что мы оказались в затруднительных материальных условиях, тётя Клава предложила отправить меня к ним, до того времени, когда определится наше место на Земле. И тут друзья протянули руку помощи. Воистину, друзья познаются в беде. Мой поезд из Москвы в Минск прибыл ночью. Я, как было условлено, позвонила от военного коменданта, и тётя Клава приехала за мной на вокзал в Минск. Она ввела меня в дом и уложила на постеленном для меня диване в большой комнате с красивым ковром по всему полу, книжным шкафом и пианино. Проспала почти до десяти часов. В доме не было слышно ничьих голосов. Я накинула халатик и вышла в коридор, в котором были ещё две двери, но обе закрыты. Этот коридор выходил в другой, поперечный, более широкий. Издали чувствовалось, что он ведёт к открытым наружным дверям, через которые проникал солнечный свет. Я направилась туда и вышла  на веранду, тоже с распахнутой широкой дверью. Перед верандой окаймлённая с обеих сторон дорожками, усыпанными мелким гравием, благоухала расцвеченная распустившимися на утреннем солнце цветами большая клумба. За ней дорожки сходились в одну, более широкую, ведущую к воротам. Справа гараж. Послышался шум подъезжающих к воротам машин. Солдат забежал через калитку, открыл ворота, и во двор въехали одна за другой три больших чёрных легковых автомобиля. Из первой выскочил дядя Петя, вместе с ним из машин вышли несколько офицеров, и все стремительным шагом направились за дядей Петей ко входу на веранду. Я в растерянности стояла в своём неглиже посреди коридора, не зная, куда податься, и вдруг услыхала: "Брысь отсюда!" Бегом бросилась обратно в ту комнату, где спала, а дядя Петя и все офицеры прошли в комнату рядом, которая оказалась столовой. Тут же в доме послышались женские голоса, среди которых я узнала и голос тёти Клавы, звон посуды, говор, смех, шум двигающихся стульев, ходьба и беготня из коридора в столовую и обратно. Я оделась и присела на диван в ожидании. Скоро ко мне вошла тётя Клава.
 --Ну как, хорошо спала?
 --Да! Спасибо.
 --Понимаешь, дядя Петя, после совещания в штабе всегда привозит с собой всех
  офицеров завтракать. Мы с Томой, домработницей, были заняты на кухне и я не
  смогла зайти к тебе. А ты, бедненькая, испугалась, когда дядя Петя на тебя
  прикрикнул. Я как раз вышла из кухни и видела, как ты убегала. Но не обижайся
  на него. Ты ведь знаешь, какой он шутник. Пойдём, я покажу тебе, где ванная, и
  сможешь искупаться. А завтракать будем с тобой, когда они уедут. Они долго не
  задержатся.
 
 Дядя Петя с офицерами скоро уехали, но я успела принять ванну, и тётя Клава повела меня в столовую, где на столе уже стояли тарелки с молодой картошкой, варёной в молоке, и салат из редиски.
 
  --У нас в доме две половины по четыре комнаты, в каждой отдельные кухня, ванная
  комната и туалет,-- говорила мне тётя Клава за завтраком.--В этой половине--мы
  с дядей Петей, и с нами ещё Толечка, внук, сын Валентины, но он сейчас у неё, в
  другой половине. Там она с мужем, а теперь ещё и с моими родственницами из
  Собинки. Я забрала их сюда, потому что голодно, тяжело им, а здесь мы с дядей
  Петей купили корову, засадили огород во дворе. Прожить можно.

 Так вот, значит, со всеми своими родственницами ещё и меня тётя Клава пригласила к ним, чтобы родители могли пережить это трудное послевоенное время. Милая, дорогая моя тётя Клава! Сколько же в твоей душе доброты! Никогда не могла ты жить только для себя и вершила это доброе так просто, так бескорыстно.
 Потом я увидела, как утром вместе с ординарцем дяди Пети подоят они корову, выпустят её пастись на лесной поляне, накопают в огороде картошку и в эмалированном ведре, залитую молоком, ставят вариться. За стол садились в три очереди. Тётя Клава со мной -- в третьей. Тогда я заметила, как Клавдия Ивановна подходила к серванту, доставала графинчик с водкой и, налив в маленькую рюмочку, украдкой, стоя ко мне спиной, выпивала одним глотком. Видно было по ней, что таким образом она снимала с души какую-то, мучившую её, горечь.

 Для меня в доме дел не было. Валентина с мужем обитала на своей половине. Тома возилась с двухлетним Толиком, родственницы занимались уборкой, хозяйством вместе с тётей Клавой и ординарцем, а я садилась за пианино и часами импровизировала, благо моя музыка никому не мешала. Либо брала из книжного шкафа что-нибудь для души и уходила в укромное место огороженного проволочной сеткой леса.
 Дядя Петя очень любил единственную дочь. Он очень хотел сына и, когда родилась девочка, воспитывал её, как мальчишку. Её стригли под мальчика, одевали в мальчишечье, дружила только с мальчишками и с ними гоняла мяч по футбольному полю на спортивной площадке городка, лихо играла в волейбол с солдатами. Но ещё во время войны, когда училась в десятом классе, её соблазнил молодой бывший фронтовик, потерявший на войне ногу. Роды приходились на время выпускных экзаменов в школе. На экзамены являлась после всех, но успела сдать и родила сына. Этот Владимир женился на ней, но скоро они развелись. Валентина вторично вышла замуж, а Толика дед с бабушкой усыновили. Наконец, дядя Петя получил то, чего хотел,-- сына, который так любил названного папу, что в двухлетнем возрасте, заслышав шум мотора въезжавшей во двор его машины, бегом бежал навстречу, чуть ли не под колёса. Но тёте Клаве дядя Петя не мог простить того, что она не уберегла дочь. У них, как она потом говорила моей маме, тогда доходило почти до разрыва. Спасло то, что был внук, в котором оба души не чаяли. Очевидно это и было причиной тех рюмочек тайком. 

 
 Отчим мой получил назначение на должность начальника политотдела Пехотного училища имени Верховного Совета РСФСР, военный городок которого находился под Москвой, в Кузьминках. Пётр Сергеевич в это время проходил учёбу п Академии Генерального штаба. Вся семья жила с ним в Москве, и мы часто ездили друг к другу. Случилось так, что одновременно Петра Сергеевича и отчима перевели на другое место службы, мы потеряли связь. Наша семья оказалась в Житомире. Военный городок училища, в котором теперь служил отчим, находился в одном из районов Житомира, Богуния. Там были сосредоточены почти все военные части, дислоцирующиеся в городе. Пётр Сергеевич когда-то, ещё в двадцатые годы, служил здесь и знал этот район. Очевидно, ему удалось узнать, что отчима направили в Житомир. В Богунии все военные городки были закрытыми, их жители почту получали до востребования в одном на весь район почтовом отделении. Однажды на наше имя пришло письмо с таким адресом: "Украина, Богуния и фамилия отчима"
Письмо было от тёти Клавы из Ленинакана. А дошло оно с таким адресом потому, что
 на Украине Богуния только в одном городе, Житомире. В почтовом  отделении нас
знали и вручили это письмо маме. И надо же было случиться, что связь между нашими семьями восстановилась, а письмо от тёти Клавы оказалось первым и последним. В следующем письме уже сам  дядя Петя сообщил, что тётя Клава скоропостижно умерла.
Так суждено нам было найти друг друга, чтобы узнать о смерти этого дорогого нам человека.
 Пётра Сергеевича скоро перевели в Одессу. Приехал туда с ещё маленьким усыновлённым им внуком. Ему сразу же предложили трёхкомнатную квартиру, но он от неё отказался, вселился в двухкомнатную, а трёхкомнатную сказал, чтобы отдали семье офицера с детьми. Скоро Валентина забрала у него сына. Он женился на хорошей женщине. Они удочерили её осиротевшую племянницу. Мы теперь могли с ними чаще общаться, познакомились и подружились с его женой, но скоро не стало моего отчима, а за ним  и Пётра Сергеевича.
 На всю жизнь осталась у меня благодарная память об этих замечательных людях. С самого раннего детства и до ухода из жизни Петра Сергеевича и Клавдии Ивановны Телковых у меня был пример такого мужества, такой скромности, доброты, такой чистой, честной, бескорыстной и такой верной дружбы, такой она была и остаётся для меня эталоном весь мой век.


.....................

Фото-Клавдия Ивановна и Пётр Сергеевич Телковы