Вера

     Вера на коленках ползала, пачкала старый протертый сарафан зелёной сочной травой.Склонялась лицом к земле, срывала губами чуть спелые плоды клубяны, наполняла полный рот и жевала, задрав голову к солнцу, с закрытыми глазами. Вера собирала с одуванчиков белые снежинки, наполняла ладошки и  перекатывала пушистое облако, пока парашютики не разлетались в поисках благодатной почвы. Смеялась громко, обнажив щербатые зубы, и от её смеха бестолковые курицы кудахтали, спешили разбежаться от греха подальше, беспорядочно суетились и натыкались друг на друга, создавая ещё большую панику и сутолоку. Вера смеялась всё громче, теперь уже над курицами и веснушки смешно прыгали на её лице.

     Рыжая ласковая Мура подошла к девочке и замяркала, высоко задрав пушистый хвост, подставляя спинку и морду под ладонь - гладь меня.

    -Вера хочет гулять, Вера хочет гулять, - повторяла девочка, и голос её уносил тёплый ветерок, поднимал к кронам деревьев, раскидывал слова по берёзовым листьям, и птицы кричали Вере в ответ: "Фьюх-фьюх,  чифффф чифффф чиффф". Вера пыталась тоже свистеть как птица, ей отец показывал, но ничего не выходило, только перепачкалась слюной, обтерлась рукавом, зубами закусила нижнюю губу и гладила кошку.

     Всю зиму, каждую зиму Вера сидела дома, с силой выдыхала круги по замерзшим  узорчатым ст;клам, шкрябала ногтем л;д и подолгу смотрела в образовавшиеся окошки. Мать с отцом не велели зимой гулять, чтобы не застудить ее без того-то слабое здоровье. Ножки Верочки всегда поджаты под колени - стопы, неестественно скрюченные,  сопротивлялись ходить и доставляли боль и огорчение девочке. Вера всю зиму твердила Мурке: "Вера хочет гулять", а дни до весны тянулись медленно-медленно, и только книги с чёрно-белыми картинками да карандаши отвлекали на время. Вера пыталась срисовывать животных с книг, и ей казалось, что получилось точь-в-точь, а родители улыбались и кивали дочери.

     Кошка Мура - единственный друг, всегда была рядом, грела девочке тело и душу, мурчала о цветущих вишнях и ярких закатах, рябиновых бусах и густом тумане. Родители и сестра хлопотали по хозяйству целыми днями. Девочка же могла выполнять только самую простую работу, да и то не обер;шься проблем - неуклюже роняла, разливала, разбивала непослушными руками, доставляя лишнюю заботу родным.

     Дождавшись весны, Вера нестерпимо просилась на улицу, морщила носик, надувала губки, складывала ладошки вместе, умоляя. Мать укутывала девочку - шаль на поясницу, платок на голову, руки в пальто, ноги в валенки. Отец на руках выносил на улицу, усаживал в телегу на соломенную подстилку, запрягал лошадей и вёз Веру гулять - путь лежал, иль за хворостом в лес, иль на базар в село. Вера глубоко дышала свежим воздухом, широко улыбалась щебету птиц и вытягивала руку, показывая куда-то вдаль пальцем. Ей хотелось посмотреть, освободилась ли река от ледяных оков, она по состоянию реки понимала, сколько осталось ждать настоящего тёплого лета, когда можно сидеть на полянке - гулять сколько хочешь, от рассвета до заката. И ничто не смущало Веру: ни жужжащие насекомые, ни надоедливые кусачие комары, ни палящее солнце, ни летний грибной дождь, девочка без удовольствия возвращалась вечером в дом - переночевать.

     -Вера хочет гулять, Вера хочет гулять, - повторяла девочка снова, двигаясь в такт мурлыкающей кошке, которая жмурилась из-за яркого солнышка и улыбалась: Муррррр-наклон вперед, Мурррр-наклон назад. Со стороны казалось, что они раскачиваются на волнах, сидя в лодочке, и ничто не может потревожить безмятежность девочки и кошки.

     Первой вздрогнула Мура, затихла и навострила ушки, девочка замолчала, встревоженно округлив глаза, она услышала гудение в воздухе и как-будто вибрацию земли. Мгновение спустя из-за поворота вылетела ватага деревенской ребятни, с шумом, топотом  и улюлюканьем.

     -Дуууура! Местная дуууура, смотрите-ка, сидит, глазами хлопает! Ахахахаха.
     Вера поспешила отползти в сторону своего дома, раскрыла рот, чтобы позвать маму, но словно онемела от страха, горло пересохло и не издало ни звука.

     -Что, нет никого рядом с тобой? Потому что ты чокнутая!!! Хахахаха! - пацаны схватили Веру за тонкие запястья и хотели потащить волоком. Вера заскулила, из глаз прыснули слезы, пыталась укусить обидчиков. Рыжая Мура предательски убежала, испугавшись.

     Глаза Федьки налились гневом, он приказал отпустить руки девочки и начал пинать дорожную пыль так, что камни и песок летели в Веру, попадали в глаза, нос, рот. Вера пыталась ползти, увечные ножки теперь только мешали, отнимали силы.

     Федя - главный заводила в компании, с детства вместо ласки получал порции солдатского ремня от бати. Поротый, он искал на ком выместить свою злость. Никогда прежде он не касался Веры, знал что Богом обиженных нельзя трогать, но каждый раз становилось сложнее найти жертву для издевательств, и очередь его дошла до девочки.

     Вера скулила, медленно отползала и мысленно проговаривала молитвы, спутавшиеся в голове, превратившиеся в невообразимую кашу:"Ангел Христов, хранитель мой святой и Богородица - дева, иже еси на небеси, Иисус Христос, помилуй мя". Рот Веры раскрылся, и она громко и чётко выкрикнула своим обидчикам: "Христом прошу, помилуй мя, грешную!" Никогда прежде Верина дикция не была столь правильной, а слова столь осмысленными.

     Федька остолбенел,  перекрестился и ринулся бежать, ватага пацанов рванула за своим главарём, бросив на прощание обидные слова, больше они не смели нападать на Веру. На шум выбежала мать, наконец, почуявшая неладное.

     Верочка, чумазая и заплаканная, сидела в пыли, сердце ее бешено колотилось. Дрожащей рукой достала из под рубахи нательный крестик, поцеловала его, обняла мать.

     Птицы кричали Вере: "Фьюх-фьюх,  чифффф чифффф чиффф чиффф чиффф чиффф чиффф", курицы глупо кворчали, Мурка выглядывала из под скамейки.


Вера. Часть 2

Вера кашляла, задыхаясь, рёбра болели, худое тело постоянно сотрясалось в приступе. Мама подавала дочери горькую микстуру, обтирала лоб мокрым полотенцем, отпаивала горячим бульоном. Мура калачиком лежала в Вериных ногах, забирала хворобу в своё кошачье тело, выходила во двор, выкашливала и возвращалась, кошки в вопросах лечения подходят к делу со всей ответственностью, не покидают пациента до полного восстановления. Кошки преданнее иных людей.
 

Птицы лесные Веру обыскались, прознали, где девочка живёт и повадились прилетать. Сядут на плетень и выводят трели, подбадривают самого признательного своего слушателя. Вера открывала глаза, вслушивалась, после вновь проваливалась в сон, не переставая кашлять.

Федьке отец рассказал, что после его проступка Вера заболела. Как рассказал - ремнём отходил пуще прежнего, так что сидеть Федька не мог десять дней кряду. Стыдно отцу было за сына перед соседями, хоть бы и провалиться под землю, смыться в потопе, удар молнии в темечко заполучить - всё будет справедливым, но в глаза соседям смотреть, вот где большая мука, ежедневная. Не находил отец управу на сына, методик воспитания, кроме наказания, не знал, не практиковал. Труду обучить тоже не смог - то ли Федька балбесиной уродился, то ли батька родительскую роль не усвоил.

Мамка померла, когда Федьке было пять, забыл он её, и только запах остался в памяти, материнский запах. Федька мечтал найти этот запах среди всех запахов, представлял, как вдохнет ноздрями глубоко и в тот час вспомнит свою мать. Образ её давно ст;рся, и фотокарточки не осталось, только отец в редкие минуты вспоминал и описывал её как добрую, светлую, румяную, с натруженными руками. Федька слушал отца, затаив дыхание, каждую деталь в сердце складывал, представлял, как о нём в детстве заботились. Обида Федьку поглощала - у всех друзей были матери, отцы не всегда, но матери у всех.

Вымещал Федька обиду на слабых, по-другому не умеючи выплеснуть гнев. Кур домашних пинал, деревья в соседском саду ломал, с пацанами нещадно дрался, из школы его выгнали за поведение и не велели возвращаться. Ватагу сколотил, на страхе пацань; держал подле себя.

Вере Федька не сочувствовал, а завидовал. Она такая нежная, прозрачная, тонкая, окружена вниманием родных, чирикает сидит, с кошкой обнимается целыми днями. Сотни раз мимо проходил, не трогал, какой чёрт дёрнул напасть на девчонку. Федька потерял покой не только из-за ноющих отхлестанных боков, но и где-то внутри он почувствовал душевную боль, в том же самом месте скребло при думах о мамке. Федька не мог есть, не мог спать, перестал шастать по улицам и, чтобы заглушить чувства поганые хоть на мгновение, начал отцу помогать усерднее прежнего - воды принесёт, скотину покормит, дрова наколет.

-Вижу, как в воду окунутый ходишь, - начала разговор с Федей соседка, бабушка Фрося.
Федька глаз не поднял.

-Стыдно мне за тебя, слова не найду, как назвать. Посмотрела бы на тебя мать. Да что мать, Богородица видит всё. Иди к девочке домой и кайся.

Бабушка Фрося говорила тихо, но твердо.
Поставил Федька ведро с водой на землю, развернулся и побр;л.

-Да куда с руками пустыми, дурень, обожди, творогу дам для Веры, - баба Фрося вынесла глиняную чашку, об;рнутую льняным полотенцем.

Федька крепко ухватился за посудину, как за спасательный круг и начал тяжело переступать ногами. Прыть и задор испарились, а дорога к искуплению оказалась, ох, как тяжела, словно якори к ногам привязали. Прохожие с удивлением оглядывались на парня, сам на себя не похож, ч;рта что ль повстречал. С совестью встретился!

Тот самый поворот. Та самая изгородь. Курицы, как ни в чем не бывало, медленно передвигаются, квохчут и клюют в траве жучков. Дорога до дома Веры показалась вечностью. Мальчик встал перед калиткой, как вкопанный, тело мелко дрожало от страха, ноги подкашивались, лицо и уши горели. Федьку в окно заметил отец Веры, вышел, отворил калитку и молча смотрел, и медленно произнёс, теребя бороду:

-Чего явился?
-Ввввоот твввооорог, - тихо сказал Федя.
-Зачем мне твой творог?

Слёзы брызнули из глаз Феди, чашка с творогом выпала из рук, курицы вздрогнули и разбежались. Мальчик зашелся в рыданиях, закрыл ладонями лицо, размазывал слезы, упал на колени:

-Дяденька, простите.
-Не у меня проси о прощении. Подь сюды, присядем.

Федька на коленях вполз во двор, по той же тропке, где Вера ползала каждый день. Сел на чурбан, на котором сидела Вера, ежели двор был в лужах и грязи после дождя. Уменьшился в два раза, сгорбившись, продолжал всхлипывать и утирать рукавом слезы. Отец Веры достал табак, сделал самокрутку, медленно закурил.

-Понимаешь, брат, у тебя жизнь долгая, а репутация уже порченная. Как ты собираешься дальше в нашей деревне жить, с людьми общаться? У нас принято добрососедствовать, руку ближнему протягивать, поддерживать в горе, не обижать слабых. Коли не шутишь и правда хочешь искупления.

Федька убрал ладони с опухшего красного лица, закивал лохматой башкой.

-Приходи, будешь нам в хозяйстве помогать, руки всегда нужны, работы много. Срок - пока дочь не выправится. Начинать можешь сейчас. Лады? Иди в дом, умойся.


Вера. Часть 3.

Федька медленно дошёл до крыльца, поднялся по ступени, широко раскрыл двери в сени, снял сапоги, нерешительно заглянул в горницу. Запах щей и свежего хлеба ударили в нос, и в желудке заурчало. Мальчик обвел взглядом чистую светлую избу. Вера спала на кровати подле окна, прозрачная и тонкая, будто уменьшилась в два раза. Верина мать, Настасья Дмитровна, подошла к Федьке, протянула полотенце с мылом, указала на рукомойник.

Федька умылся, обернулся и встретился глазами с мамой Веры.

-Вижу, голоден. Отобедаешь после работы. Да ты не боись, мы ж не звери какие, лупить тебя не стану. Вижу, отец отходил как следует, да и почем зря.

Она взяла мальчика за ладонь, подвела к кровати и продолжила:

-Вот, погляди. Не моя вина, что Вера такая уродилась. И ничья вина. Не пойму, в чем душа ее держится, молитвами иль травами излечивается. Но в этот раз все не так. Семь дней в память не приходит. Завтра батюшка придёт Соборовать.

Федька не мог остановить слезы, глядя на девочку, прятал глаза, шептал, сорвался на крик:

-Простите, простите, прости, Вера.

Спотыкаясь и чертыхаясь выскочил на улицу, схватил колун и взялся со всей злости раскалывать толстые твёрдые чурбаны на поленья. Работал до заката, покуда мошкара не заела, после работы не посмел попотчеваться в доме Веры, поплелся домой, голодный, уставший, истощенный. Настасья Дмитровна поглядывала на парня в окно. Приготовившись ко сну, расплетая косы, обратилась к мужу:

- Материнской ласки не хватает и старшего друга. Завтра ты его первым делом за стол усади, негоже голодом держать.

На следующий день батюшка приходил, Соборование провёл. Вера к вечеру после церемонии глаза раскрыла, румянец появился на щ;чках. Удивленно на Мурку смотрела, будто не узнавала. Протягивала тонкие ручки к маме, просилась в объятия. Настасья Дмитровна опустилась на колени у кровати, крепко обняла дочь, облизывала с губ солёные слёзы:

-Слава Богу, девочка моя, Слава Богу!

В столь трогательный момент в горницу Федька заш;л, встретился взглядом с Верой и отвёл глаза, он не мог понять, почему девочка улыбается. Почему эта чуднАя девчонка не злится, не кричит, она на Ангела похожа, светится тем божественным светом, который жестокие сердца смягчает.

Настасья Дмитровна подскочила, захлопотала, Федю за стол усадила, борщ со сметаной положила, зелёного луку с хрустящим хлебом и горячей картошкой предложила, поймала Федькин недоуменный взгляд.

-Наша Верочка не знает, что такое злоба, она в своём мире живёт, добрая и доверчивая, понимаешь, она не умеет дать сдачи, поэтому такая хрупкая. Федя, ты парень хороший, я же вижу. Мамки тебе не хватает, понимаю, я сама без матери росла. Ты оступился, но можешь всё исправить. Не верши больше зла, попробуй добротой завоевать сердца людские. У тебя получится, я знаю. Доешь и подойди к ней, подойди, она не кусается, она добрая.

Федька поднялся с лавки, медленно к Вере подошёл. Она протянула ладошку, погладила его по руке. Улыбнулась широко и сказала:

-Вера прощает.

Вера. Часть 4.

Вязкий туман опустился на деревню. Густым молоком растекся и обволок дома, деревья, молчаливо жующих траву коров, опустился на макушку спящему под деревом Федьке. Ему доверили спозаранку вывести стадо в поле, велели глаз не спускать. Федьке было не впервой, коровы спокойно разбредались в пределах видимости и монотонно жевали свою траву, взамен оставляли большие лепёшки.

Федька присел вздремнуть на одну минуточку, уж больно спать хотелось в столь раннее прохладное утро. Разбудил его звон вёдер. Федька во сне вздрогнул, пот;р затекшую шею, с трудом разлепил глаза и увидел перед собой - ничего, пустоту. Почесал затылок, произнёс: "Эээй! Что это? Умер ли, на небесах, в облаках?", в ответ услышал "Мууу". Вскочил Федька на ноги, вытянул вперёд руки, сделал шаг в обволакивающее облако, наткнулся на горячий шершавый бок коровы. Глаза начали привыкать и чуть различать силуэты. -Как же мне вас пересчитать, скажите на милость? Никого не видать! - произнёс вслух Федька. Двинулся в левую сторону, обошёл корову, придерживаясь рукой её боков и костлявого зада. Ещё шаг - два - три в полную пустоту, ступил сапогом в мягкий навоз, чертыхнулся.

Услышав тихий перезвон колоколов- вдалеке зазывали на утреню, Федя поднял глаза от испачканных сапог и в чуть рассеявшемся тумане увидел маму. Он её сразу узнал, в сердце хранимый образ принял четкие очертания, ожил, и мальчик онемел от удивления. Босая женщина в белой косынке на голове, в длинной юбке с передником, шла с корзиной в руке мимо Федьки и его коров, протяжно напевая красивым голосом:

"Из-за лесику, лесу темного,
Из-за садику, саду зеленого,
Там и шли-прошли да два молодца,
Два-то молодца, оба холосты,
Не женатые, кудреватые..."

- Ма.., -прошептал Федя, замахал руками, пытаясь туман раздвинуть.
В этот момент мальчика привлёк топот сапог и крики:
-Федя! Пожар! Пожар!
Федя обернулся на зов. Туман начал рассеиваться, и на небе поднялось большое жаркое солнце.
К мальчику бежали пацаны.
-Федя, бегом, там твой отец!

Федька растерянно завертел башкой с пацанов на то место, где только что прошла мама. Видение пропало и, вместе с тем, пение исчезло. Туман ушёл, как не бывало и в том самом месте, где мама привиделась, стоял ровный ряд тонких юных березок в белых платьицах в окружении розовых фонариков иван-чая на зелёных длинных ножках.

Федька закружился на месте, озираясь, сердце замерло, а руки задрожали мелкой дрожью. Пацаны подбежали близко, потрясли Федьку за плечи:
-Федя, скорее! За коров не боись, не убегнут!
У Федьки закружилась голова, ему показалось, что это сон. Где сон и где явь?! Мама...
-Что с отцом? - сиплым голосом спросил парень.
-Не знаем, не знаем, там такой сильный пожар, ваш дом горит.

На пожарище собралась вся деревня. Не сговариваясь, люди, наученные предыдущим опытом переживания разных деревенских катастроф, разделили обязанности. Одни из колодца передавали по цепочке ведра с холодной водой, заливали огонь. Другие таскали песок и засыпали огонь. Третьи обливали водой рядом стоящие постройки, чтобы пламя не перекинулось дальше. Бабы выводили скотину с соседних дворов и не пускали детей близко. По сравнению с размерами разыгравшейся стихии, попытки людей усмирить огонь выглядели жалко и бесполезно. Пламя не подпускало к себе близко человека, обдавало жаром, норовило схватить и поглотить всяк рядом стоящего.
Когда всё было затушено, Федя упал без сил и без чувств на земь.

Очнулся мальчик спустя время в чистой кровати. Справа от себя увидел бревенчатую стену с развешанными на гвозди пучками сушёной мяты. Слева кровать была задернута ситцевой тонкой занавеской. На лбу Федя нашёл мокрое полотенце.

Запах в помещении очень напоминал те неуловимые воспоминания из детства о присутствии мамы рядом. Смесь аромата мяты и аниса, свежего печ;ного хлеба и огня, заботы и любви. Мальчику показалось, что он снова дома, в детской кровати, и мама хлопочет на кухне. Федя за;згался в попытке встать, кровать заскрипела, и он увидел за занавеской приближающийся женский силуэт. Сердце ;кнуло: "Мама!" Утреннее видение вдруг стало осязаемо. Сердце не могло наврать. Если это не так, оно разорв;тся от горя.

Вера. Часть 5

Вера сидела на скамейке возле окна, собирала тоненькие дольки яблок и груш в ожерелья, высунув язык и болтая босыми ножками. Одним глазом поглядывала, как мама шторку отодвинула и Феде стакан тёплого молока протянула. Мальчик выглядел бледным и растерянным. К нему на колени запрыгнула рыжая Мура, подставила гладить спинку.

Вера видела, как мама перебирала пальцы на руках, одергивала передник и только с мыслями собралась объясниться, как заскрипели половицы в сенях. Двери широко раскрылись и в горницу вошла бабушка Фрося с громкими причитаниями и рыданиями:

 — Где же наш сиротка, где наш Федюня, горемычный мальчик, как матери не стало и счастья не знал, бедовый, бедовый. Ой, девоньки, ой, бабоньки!

Федя перев;л взгляд с Настасьи Дмитровны на Веру, на бабушку Фросю, упавшую на колени.
 
— Суп убегает! — Настасья Дмитровна спохватилась, взяла в руки ухват и нырнула с головой в печь за глиняным горшком.

Федя всё понял. Рывком вскочил с кровати и выбежал из дома, не обувшись.
 
— Вернись, — негромко крикнула Вера в спину. Прижалась к стеклу ладошками и носом. Обернулся, обж;г взглядом.
 
Во дворе столкнулся с отцом Веры. На вопрос: «Куда ты?» — прибавил скорость, не обращая внимания на острые камешки, опилки под ногами, помчался мальчик к своему дому.
 
На пепелище виднелись остатки стен да остов печи с дымоходом. Как раненый зверь Федя бегал, ступая по выжженной земле, и звал отца. Упал на колени, посыпал золой свою голову, кричал:
— Так ты за батей пришла?! Меня забери! Меня! Кому я теперь нужен? Па-апка-а-а!
 
Люди повыходили из своих домов и с любопытством смотрели, как на умалишенного, охали и шептались, подойти не смели. Верин отец подхватил обессиленного парня на руки, отнёс в дом и уложил на прежнее место. Вера подползла к мальчику, залезла на табурет подле кровати, ладонью накрыла лоб и забаюкала, закурлыкала, как голубка над неразумным дитем своим. Настасья Дмитровна обтерла тёплым мокрым полотенцем чёрные ноги его, заварила чай мятный и отпаивала. Мура залезла под руку хозяйке, улеглась в изголовье Феди, замурчала.

Наутро вся деревня собралась на похороны Фединого отца. Бабы в белых платочках вздыхали, шептались, рыдали, крестились. До кладбища шли пешком длинной вереницей. Федя рядом с Настасьей Дмитровной, считал тяжёлые шаги. Батюшка провёл отпевание под гулкий несмолкаемый плач. Гроб в землю опустили, еловыми лапами накрыли. Остался Федя один — вот они папка с мамкой, бок о бок на кладбищенской земле возлегли.

Вера. Заключительная часть.

Вера сидела в кресле-качалке на крыльце своего дома и плела луковые косы, замедленно напевая колыбельную:

Спи моё дитя, Богородица у тя.
Бог тебя дал, да Христос нарождал.
Матушка Владычица пожаловала.
Истен-от Христос под окошечко прин;с.

Птицы вторили своим раскатистым щебетом, сидя на раскидистой высокой берёзе. На ее плечах лежала аккуратная ажурная шаль, а ноги были накрыты лоскутным одеялом. Рядом в большой корзине спал младенец.

С улицы в калитку с громким улюлюканьем, подгоняемые ветром и неу;мной своей энергией, ворвались дети. Вера сдвинула бровки, вытянула губы в трубочку, погрозила пальцем и дети тотчас стихли, зашептали, дружно приподнялись на цыпочки и проскользнули в дом, скрипнув половицами. Младенец закряхтел, Вера наклонилась и нежно запела: «Спи, спи, усни, глазки ангельски сомкни...»

Фёдор зашёл во двор – вернулся с поля, снял рубаху, схватил ведро с прохладной ключевой водой и вылил на свою голову – остудиться после тяжёлого дня.

– Как вы тут, Верочка? – никак иначе он теперь её не называл.
– Ничего, ничего, – кротко закивала головой, не отрываясь от луковиц.

Маруся – Ф;дорова жена вышла из избы, кинулась на шею к мужу, обнимала, целовала.
– Да я ж мокрый весь, погодь.
– Та ничего, соскучилась. Айда в избу, Веру занеси, а я люльку подхвачу.

Вера к своим сорока годам была как прежде – худенькая и маленькая. Фёдора дело было – утром, ежели погода позволяет, вынести Веру на крылечко, вечером домой вернуть. Она, как в детстве, больше всего любила гулять и слушать птиц. Вере закуток за шторкой был отведён, у окошка, так чтоб в хмурые дни могла выглядывать на двор. Малышня любили забраться на её кровать и засыпать вопросами, глупыми ли умными, она терпеливо и неспешно отвечала, иногда начинала смеяться, называя себя дурехой безграмотной.

– Та какая ж ты дуреха, Верочка, ты просто Ангел, – вновь и вновь говорили ей Федя с Марусей.

 Когда у Феди с Марусей дети пошли, Вера сочла своим долгом убаюкивать их перед сном да приглядывать и выполнять руками любую работу, которая была бы ей подвластна, почти научилась не ронять, не разливать, не разбивать непослушными руками своими. Кажное воскресенье Вера просила свезти её в храм и проводила там полдня. Отмаливала душу Федину, просила покоя за всех ушедших родителей – его и своих, о здравии молила Марии и детей. Заступницей семьи стала Вера и несла свой подвиг смиренно и тихо. Коротала свои дни Верочка в семье, окруженная любовью и, казалось, не доставляла хлопот ближним, и теплилась лампадка на её окне, и пылало любовью её сердце.

Мария Шумкова

Художница Антонина Ржевская