Домовёнок Фома и Олёнушка. Часть 2

- Ну, не выйдет Аринка замуж, так это даже лучше. Чем ей насмешки в чужом доме за уродство терпеть, пусть лучше под опекой родного брата жизнь проживёт. Детей его нянчить будет, за хозяйством смотреть – чем же плоха такая жизнь?
     Так рассуждал добрый брат Федя, а время шло и шло. Игнату да ему на пользу, девушкам на горе. Чем дальше, тем больше их работать заставляют, а кормят и одевают всё хуже и хуже. Больше того, посыпались на них попреки да тычки, что, дескать, от их уродства у посетителей аппетит пропадает. Одежды новой не дают – приходится по ночам на рубахи да сарафаны заплаты ставить, а проезжающие насмехаться над ними начали. Видят – девчонки некрасивые, худые да в обносках – так их за нищенок считают, что из милости в доме живут.
     Зимой девушки почти из дома не выходят – тёплой одежды никакой нет, только та, из которой давно выросли. Валенки протёрлись, варежки малы.
    Олёна долго терпела, но однажды не выдержала.
- А почто ты, дядька Игнат, нас с Аринкой голодом моришь, в лохмотьях ходить заставляешь? Почто работать заставляешь сверх сил? Зачем куском попрекаешь, да над бедой нашей смеёшься? Вспомни, что ты обещал быть нам всем заместо отца, защищать нас от зла, от обид,  а сам что творишь? – однажды за ужином спросила Олёна, не в силах смотреть, как Игнат с Фёдором уплетают жирную наваристую уху да заедают их пирогами  с капустой.
    Им же с Ариной не досталось ничего, кроме вчерашней каши да краюхи чёрствого хлеба.
 - Что ты говоришь, глупая девка! – стукнул кулаком по столу трактирщик, едва не расплескав кувшин с молоком. – Забыла, кто в доме хозяин, и чей ты хлеб ешь?! Я тебя из милости здесь держу, а ты ещё рот открываешь?
- Неправда! – крикнула Арина. – Дом этот Олёне принадлежит, а мы все тут гости.
- Она здесь всего лишь прислуга, да и ты тоже, так что закрой рот, сестра! – сжал кулаки Фёдор и решительно шагнул к Олёне.
- И не подумаю! - храбро сказала она и гневно посмотрела на мужчин. – Мы всю работу  в доме делаем, а сами досыта не едим, ходим в лохмотьях, насмешки да ругань терпим, а вы деньгу за деньгой в кошели складываете... Если мы тут одной семьёй живём, и дом мой, то всё должно быть так, как в доброй семье водится.  Я так жить больше не согласна!
- А коли не согласна, так и ступай на все четыре стороны! – рявкнул Игнат, подходя к девушке, и пинком выпроваживая её за дверь.
- Я тоже ухожу... – тихо, но твёрдо сказала Арина, направляясь к двери. – Пойдём, Олёнушка. Лучше к чужим людям наняться, чем в своём дому от голода умирать безвинно, да насмешки терпеть. А ты, братец, оставайся с Богом, коли тебе сестры родной не жалко!
- Ну и уходите, и пусть вас черти возьмут, - пробасил Игнат, и, вытолкав Аришу за порог, захлопнул дверь, и заложил её крепким засовом.
- Дяденька Игнат, а кто же теперь кашеварить будет? Гостей обслуживать, печь топить? – растерянно проговорил Фёдор, только сейчас поняв, что они остались без работниц.
- Да ты не кручинься, паря! – добродушно усмехаясь, хлопнул его по плечу трактирщик. – Куда им деваться-то со двора? Чай, не лето – грязник  заканчивается, а девки в одних сарафанах. Помёрзнут ночку, да и приползут к рассвету обратно.
     Федя недоверчиво покачал головой, прислушиваясь к шуму осеннего дождя за окном и нехотя поплёлся спать, оставив на столе грязную посуду и недоеденный ужин.
    А в это время сидящий за печкой Фома довольно потирал руки. Он уже давно намеревался хорошенько проучить заносчивого трактирщика, но пока в доме жила его истинная хозяйка – терпел. Зато теперь у него развязаны руки!
    Но прежде всего следовало позаботиться о девушках. Погода на дворе и впрямь стояла ненастная.
- Ничего-ничего... – приговаривая про себя, домовой срочно посылал вести всей домашней нечисти поблизости – баннику, овиннику и соседям, чтобы срочно приютили и обогрели молодую хозяйку и её названную сестру.
     А девочки, выйдя из дома, направились к воротам, желаю уйти как можно дальше от дома, который стал для них темницей. Но не успели они открыть калитку, как распахнулись двери бани, стоящей в отдалении и на пороге появился маленький, ростом в аршин, лохматый старичок, подпоясанный лыковой мочалкой и с зелёными, как у кошки, глазами.
- Эй, хозяюшка, иди сюда! – неожиданно густым басом заговорил он. – Да не бойся, не обижу! Скорее, скорее, а то застудишься...
    Олёна нерешительно остановилась, но что-то в её душе заставило повернуть назад, к бане.
- Заходите, девоньки, не бойтесь! – засуетился старичок, едва названные сёстры переступили низенький порог. – Сейчас я вас обогрею, сейчас. Снимайте сарафаны, просушу. Вот простынки нагретые, завернитесь пока. На ножки чувяки теплые наденьте. Вот и гребешки резные, волосы расчесать.
     Уставшие за день девушки повалились на лавки, разделись, и утомлённо прикрыли глаза, не в силах даже обуться.
- Есть хочется, сестрица, - сказала шёпотом Арина. – Совсем оголодали мы с тобой...
- Потерпи, родимая, - наклонилась к ней Олёна. – Ты усни, во сне есть не хочется.
- Уже бегу, хозяйка! – послышался глухой голосок, и перед ахнувшими от неожиданности девушками появился настоящий домовой. – Сейчас накормлю-напою, да спать уложу. Дедка банник, ты перинки-то постелил?
- А как же... – из ниоткуда отозвался хозяин бани. – Сладко будет спать им, бедняжкам. Ну-ка, подставляйте ножки, обую вас.
- Ну, Олёнушка, давай вечерять, - хитро прищурившись, сказал Фома и на столе появились каравай свежего хлеба, кусок сыра, миска творога, политого липовым мёдом, крынка тёплого молока и корзинка с душистой малиной.
      Через час наевшиеся так, как не наедались уже несколько месяцев названные сёстры сладко спали на мягких перинах, укрытые тёплыми простынями. Банник бережно расчёсывал им волосы, аккуратно заплетая в косы, а домовой с несколькими соседями держали совет, как помочь бедным сиротам и проучить их обидчиков. Сидящая на банном полке пожилая домовушка поспешно шила новую одежду, а овинник, перекинувшись в собаку, охранял подходы к бане.
- Слышь, Фома, а сейчас в трактире есть гости? – спросил солидный Агафон.
- Нету, но к завтрашнему вечеру Игнат ждёт кого-то.
- А давай нашлём на них сон беспробудный, чтобы спали два солнца без просыпу? – предложил шустрый Фока.
- А что, дельно... – воскликнул худой, как щепка, Тимофей. – Перво дело, доход он упустит, друго дело - за это время проголодаться успеют как следует. Едят-то они знатно, а вот стряпать теперь некому. А мы их из дому-то не выпустим, пускай голодом посидят, глядишь, в головах-то у них просветлеет!
     Домовые захихикали.
- За это время мы решим, что делать дальше, и где жить девонькам нашим. Поди, хозяйство-то пригляду требует. Невинная скотина страдать не должна.
- Так пусть пока  у меня поживут, - предложил Банник, светя в потёмках хитрыми зелёными глазками. – Дров достаточно, постели есть, в погреб и к колодцу дойти недалеко.
- А готовить где они будут? В твоей печурке неудобно, да и хлеба в ней не испечёшь...
- Ну, это не беда, - наперебой загомонили домовые. – Едой мы поделимся, голодными точно не останутся.
- Значится, пока так и сделаем! – веско приговорил Фома. – А я пока покумекаю, что дальше будет. Есть у меня одна мыслишка... Не кажется ли вам, братушки, что спокойный сон для эдаких недалёких людишек – слишком большая роскошь?
- Да неужто ты хочешь... – недоумённо-взволнованным голосом протянул Агафон.
- А почему бы и нет? –  сказал, как отрубил, Фока. – Пусть-ка на своей шкуре всё почувствуют... Авось да поумнеют!