Костюмер

    Недавно меня пригласили на  открытый урок, посвященный художественным профессиям в кино. Встреча проходила  на первом этаже огромного здания Комбината « Правды», превращенного во множество студий и разных складских помещений, соединенных между собой тоннелями, смотрящими на всех проходящих, глазами кафешек, внедренных в их постоянно текущее русло. Вся эта многокрасочность бросалась в глаза на фоне убегающего серого тоннеля с блеклыми стенами, покрытыми  белесой  известкой.

    Мои друзья  нарисовали для меня  дорогу к студии, и я бежала по ней, как маленький ручеек, растекаясь иногда по уводящим в сторону рукавам стремительной реки тоннеля,  встречая по пути разных людей бродящих в этом бесконечном пространстве, состоящем из непонятных комнат со свадебными платьями, манекенами и самой разной чертовщиной, которую воткнули в это пространство те, которые производят самый распространённый у нас вид искусства – кино. Студия имела номер – 42.

    Наконец, всех нас  провели  в небольшую классную комнату, увешанную цветной мозаикой и яркими плакатами. Она располагалась на втором этаже студии, имеющий второй свет.  За стеклянной стеной комнаты, ярко освещенной лучами дневного Светила,  возвышались   декорации темного  замка.  Возле  другой стены  скучал  длинный стол, уставленный бутылками с водой, ожидающий начала встречи.
Публика постепенно занимала свои места. Я села во второй ряд,  поближе к правому краю,  чтобы быть менее заметной. 

    Начал выступление художник по  костюмам – « Костюмер» - так я назвала его. Это был грузный мужчина. У него было все  большое. Большой живот, большая голова с крупным носом и ртом. Однако, несмотря на свою грузность, он  очень живо общался с публикой.    А на его лице жили своей жизнью  озорные,  светлые детские глаза, притягивающие к нему внимание всех людей. Мужчина начал с заявления,  что сейчас никто не умеет шить.
 
- Ни одной ровной строчки,-   гневно начал он, явно обращаясь к нам,- неумехам,  сидящим в зале.
 - А уж о пуговицах и  говорить нечего!- с отвращением в голосе произнес Костюмер!- Никто не умеет их пришивать.
- Это как, крестиком? – робко спросила девушка, сидящая позади меня.
- Нет, вообще не умеют, -ответил ей преподаватель, собираясь выдать нам очередную порцию своих обвинений.
- Здесь еще не было ни одного человека, который умел бы   пришивать пуговицы, заводил сам  себя Костюмер.  И этому искусству, здесь вас обязательно  научат, закончил он свою речь. Но оказалось, это еще не конец. Самое главное было впереди.

   Костюмер добавил, что ни актер и ни режиссер, а  только   художник по костюмам является главным в фильме  Потому, что  сначала делают костюмы, а потом ищут актера под   сделанную одежду, приближенную к историческим реалиям сюжета. И уверенно  добавил:
- Сегодня актеры совсем не умеют играть.  Я  знал только одного актера, который мог победить свой костюм. Это был Сергей Юрский, который как-то сказал мне:
- Да, что твой пиджак, я в любой одежде сыграю.
- Вот это был актер- с восхищением произнес Костюмер , вспоминая знаменитого мастера.
- А сейчас, только костюм и играет. А актер  - это бесплатное приложение к нему, пренебрежительно хмыкнул  разошедшийся в чувствах  преподаватель.
  Потом он  немного подумал, и уже более спокойно добавил, что правильно подобранный костюм,  помогает  нынешнему актеру войти в роль, чтобы правильно  сыграть свою роль.

    Оказалось, что работы у костюмеров немерено. Ведь герои все время появляются в кадре в разной одежде, которая должна совпасть с  исторической правдой времени. А главной проблемой, как  это не покажется  странным,  является совсем не швейная работа,  а постоянное взаимодействие с актером и режиссером. Потому, что когда одежда уже  сшита и подобрана, то переделывать ее  очень накладно.  К тому же, становится  жалко потраченных  сил и энергии.  Вот почему,  художник по костюмам  вынужден воевать  за свою   правду  и всегда бьется за нее  до  победного конца.
 
    Дальше Костюмер начал нас учить, как   надо добиваться  победы.
- Для  того, чтобы  победить,   художник по костюмам  должен полностью отрешиться от себя и своего эго, - неожиданно для меня, сказал он.
- Начнем с того, что  костюм тем лучше, чем он незаметнее. Если Вы в кадре видите только героя, а не его костюм, значит,  костюмер поработал хорошо. Ничто не должно выбиваться из кадра. На первом месте всегда стоит  актер со своими эмоциями.

- А вот вам такой случай, продолжил он. 
- Представьте, что Вы сделали костюмы. Работали несколько дней. Рылись в книгах,   энциклопедиях, и , наконец,  сделали эскизы костюмов, разные там оборочки, жабо. Потом, нашли нужную ткань, и  сшили одежду  по размеру актера. А тот накануне был на вечеринке и  гулял всю ночь.  И теперь он сидит  перед зеркалом, с опухшим лицом, раздраженный,  не понимая, что от него хотят.  Да еще    мы мучаем его, одевая в   неудобную одежду.
   
    И актер, видя свое опухшее лицо в зеркале, прямо скажем – свою зеленую морду,  становится еще более раздражительнее и злее, и  ни  с того, ни с сего,  начинает кривляться, возмущаться, и  бросаться  на всех.
Это как раз тот   самый момент, когда  мудрый Костюмер должен  спрятать свое эго далеко и надолго,  и искать  то,  главное, самое ласковое и поддерживающее слово, которое осадит буяна.
 
Ведь бить актера нельзя. Его уже и так кто-то побил.
Происходит это  так:
Костюмер  говорит буяну:
- В  этом костюме  ты настоящий  красавец. Восхищаюсь тобой, как ты быстро входишь в роль!  Несколько минут назад ты вошел в гримерку из 21 века, а сейчас -  настоящий 18.  И так далее. Чем больше патоки, тем лучше. Актер постепенно приходит в себя, смотрится в зеркало,  и хныкает:
- Под мышками топорщит. Ногам жарко.

   А костюмер гнет свою линию:

- Ты прав, раньше все так   ходили. А ты – вылитый «Дон Жуан».
Актер, пока еще  не веря его словам, придирчиво осматривает себя в зеркале.
- Точно так, поддакивают швеи, озабоченно  выглядывающие из своей мастерской.
Постепенно наш герой успокаивается и дает себя полностью одеть в приготовленный костюм и загримировать.

    Но это еще далеко не все, продолжал учить нас Костюмер. Представьте, что к вам   зашел режиссер. Он считает себя  главным и  может запросто  зарубить все  на корню.  И тут надо срочно собрать все  силы и  снова начать уговоры.   Ведь, если  ему что-то не понравится, то придется все начинать  заново.
Для него мы готовим  несколько  разных  костюмов, которые висят прямо перед его  недовольным взором.

    Режиссер  начинает  с прислушивания  к себе. Что у него там внутри отзовется. И здесь  мы должны  сразу ворваться в его голову,  и не дать  ему  сделать ход назад. Для этого, надо  сразу его расхваливать, еще пуще, чем актера. 

    Выглядит это  примерно так: « Какое  гениальное решение. Как прекрасно подобраны актеры, и какая важная сцена". И так вы заговариваете  режиссера, пока вместо хмурости, на его лице не  появится сначала  слабая, а потом небольшая улыбка, а  следом в нем проснется  спокойствие, и  появится уверенность в себе.
Тогда и только тогда,   мы приступаем к разговору о костюмах.

     Вертим их со всех сторон, даем  пытливому взгляду  режиссера насытиться их видом.  И ждем минуты, когда на волне глубокого  удовлетворения собой, мастер  не начнет  кивать  нам головой,  и  не выберет  ту пару работ, развешенных перед ним на вешалках, которую мы для него приготовили, что и требовалось доказать. На этом,  наша первоначальная работа закончена. Главное  сделано. Режиссер доволен, и актер тоже погашен.

   А  само кино довольно еще больше, - подумала я, - потому, что  больше не будет простоя и оно будет сниматься еще быстрее.

   Вот так нас учили корифеи. Слушала я их, слушала, и поняла, что я вообще ничего не знаю о кино, и мне еще рано соваться в эти психологические дебри. А, услышав, что съемки часто ведутся в разных Подмосковных городках, куда надо каждый день добираться самостоятельно к  семи утра, и сидеть там до ночи, я окончательно сделала вывод, что этот вид искусства точно  не для меня.