Мраморные лики

В этот год май выдался в наших краях холодным и дождливым. Пасха была в середине апреля. Зимы практически не было, а стояло какое-то слякотное и хмурое ненастье как в Прибалтике. Незадолго до Вознесения, я вместе с матерью решили съездить на наше городское кладбище, навестить своих ушедших в вечность родных и знакомых. Были мы здесь до Пасхи и вот собрались ещё раз. Перед входом на кладбище стояло чуть более десятка легковых автомобилей. Работали три палатки частников по продаже искусственных цветов. Сновали туда-сюда местные рабочие армяне изготавливавшие памятные надгробия. Рядом с административным было выставлено на продажу множество разных надгробий, выполненных как из чёрного, так и из белого мрамора. Выбирай любой на вкус. Сбоку на них были начерчены маркером цены.
-Не дешёвое удовольствие быть погребённым в наше время, подумал я.
Посему так много развелось в наше время разных коммерческих фирм, предлагающих ритуальные услуги для нас. Помню в далёком январе 2000 года, хороня своего отца, нужно было договариваться самим насчёт места на кладбище, копки могил, автобуса, катафалка и всего остального. Спасибо комбинату где он при жизни работал и его друзьям, оказавших нам посильную помощь в то время. Искренняя благодарность к ним всегда будет жить в моём сердце. И вот-заходим во внутрь: мать креститься троекратно.
-Христос воскресе! –говорит она и мы проходим дальше.
Пройдя немного вперёд, мы поворачиваем у места последнего прощания на лево. И неспешно бредём по знакомой и утоптанной тропинке. Солнце иногда проглядывает сквозь хмурые тучи и нежно своими лучами ласкает остывшею за ночь землю. Воздух полон весенних благоуханий. В огородах и садах отцветают уже яблони и начинает зацветать сирень. Птицы множеством своих щебетаний наполняют всё в округе: Настала пора созидания и упорного труда для взращивания новой жизни. Только здесь, на кладбище, время застыло. И лишь в далёких воспоминаниях пришедших сюда людей, оно ещё движется в своём поспешном ритме. Вот мы походим к могиле моего отца.
-Христос воскресе! опять произносит мать и за ней произношу негромко и я.
Ничего здесь не изменилось за время нашего последнего приезда, лишь бурно разросся папоротник, и трава налилась ярко-зелёным насыщенным цветом. Мать нагнувшись выдёргивает лишнею траву и складывает её в мусорный пакет. Молча стоим и вглядываемся в лицо любимого нами человека. Ничего в нём не изменилось: всё тот же приветливый и ясный взгляд взирает на нас из далёкого прошлого с мраморной плиты. С задней стороны могилы моего отца, находится могилка Озёреной Анечки, умершей в трёхлетним возрасте в далёком 1996 году от менингите. На меня глядят детские невинные глаза с чистым ангельским взглядом. Бант на голове заплетённый заботливыми материнскими руками и милая детская улыбка навечно отобразилась на этом личике. Возле памятника лежат какие-то детские игрушки выцветшие от времени и живые цветы:
«Сколько же слёз было пролито возле этой могилки? Наверное не меньше чем вешних дожей прошедших с той поры» -подумал я.
Недалеко от нас, в шагах десяти, находится могила матери моей тёщи. С надгробия взирает на нас пожилая женщина с каким-то уставшим и отрешенным взглядом. Такие взгляды можно встретить на многих надгробиях и крестах у тех, кто пережил войну, провожал на неё и ждал своих мужей, родных и близких, кто перенёс голодное время, и не взирая ни на что смог поднять детей. Ладони у этих людей были не изнеженные, а шершавые, как наждачная бумага, от повседневного труда и заботы о семье. Но их мы не видим; их скрыло от нас время.
Идём дальше: меж могильная тропинка спускается чуть ниже и мы молча подходим к тому месту где погребены родные моего зятя. Мать и сводный младший брат. Могила у них одна общая, надгробие выполнено из мрамора серого цвета. На нём лицо Алексея в военной форме и лицо улыбающейся матери. Сама она пережила своего младшего сына на 17 лет. Он трагически погиб в ноябре 1999 года, а она умерла от рака головного мозга четыре года тому назад. Сколько материнское сердце хранило всё это время боли и невзгод с момента гибели сына, мы никогда уже не узнаем. Теперь они уже вместе и их соединила вечность.
-Христос воскресе! –снова произносим мы. И постояв немного кладём два крашенных яйца и уходим. В это раннее утро ещё редко встречаются на кладбище посетители, хотя сегодня суббота. Многие приедут сюда чуть позже. Вот не спеша пожилая пара, мужчина и женщина, лопатой подравнивают грунт возле одной из могил, что-то между собою обсуждая. Недалеко от них на небольшой скамеечке сидит пожилая женщина и глубоко задумавшись глядит на надгробие могилы. Прохожу мимо и замечаю, что в ней похоронен довольно ещё молодой человек, и по возрасту вероятно либо сын, либо кто-нибудь из близких. Сама женщина отрешенно от всего взирает на лицо этого человека, мысленно погрузившись в своё горе, и не замечает нас. Моя мать постоянно останавливается возле некоторых могил и вслух читает надгробные вензеля, при этом тяжело вздыхая. Ведь многих из похороненных здесь людей она знала при их жизни.
-Вот с ним работали в одном цеху-говорит она, задумчиво глядя на могилу.
-А, с этой женщиной работали в одном отделе.
-А, эта из соседнего цеха, и так повторяет всегда, когда бываем с ней на кладбище.
 Со многими из них она когда-то трудилась на нашем «Правдинском заводе радио линейной аппаратуры». И теперь снова встречается с ними, но уже здесь, среди тишины и вечного покоя. Не спеша доходим до могилы моего покойного тестя. Похоронен он вместе в одной могиле со своим отцом, ветераном великой отечественной войны. Мысленно вспоминаю тот жаркий августовский день трёхлетней давности. Когда я уезжал утром из сада, где он оставался с женой, чтобы капать картошку. Уезжал я на похороны отца своего знакомого, и не догадывался, что совсем скоро окажусь и на похоронах своего тестя. С ним и попрощался как-то в скользь, не пологая при этом, что больше в живых его не увижу. И тот его слегка задумчивый и улыбающийся взгляд того раннего утра, так и останется навсегда в моей памяти. И смотрят на нас с надгробия отец и сын, ставшись для всех одним бесконечным воспоминанием. Намогильный номерок у него 41244, а у моего отца 8418. В уме мысленно вычитаю и прихожу к следующему выводу: что между январём 2000 и августом 2017 года, на нашем кладбище было захоронено почти тридцать три тысячи человек. Больше чем население города Городца по состоянию на 2016 год. Да, смертность у нас выросла по сравнению с застойными временами, почти в четыре раза. И так практически по всей нашей стране.
Вот могила моего знакомого и сослуживца Лазарева Олега, скончавшегося скоропостижно от прорвавшейся язвы желудка пятнадцать лет тому назад. А ему не было ещё и сорока пяти лет. Службу он начинал ещё участковым, закончив Нижегородский университет исторического факультета, и после службы в армии пришёл служить в наш местный городской отдел внутренних дел.
-Какой у тебя Олег любимый век нашей истории? Как то раз, его об этом спросив.
-Шестнадцатый век, ответил он, задумчиво при этом улыбнувшись.
Почему именно шестнадцатый, так больше и не представилось мне возможности его расспросить более подробно. Зная его при жизни, он иногда жаловался на боли, но служба не оставляла свободного времени, чтобы серьёзно заняться своим здоровьем, да и в семье не всё ладилось. Так и терпел до самого конца. Медики не смогли его спасти той апрельской глубокой ночью, когда наступил кризис. Есть такая категория людей среди нас, что о своём здоровье пекутся в последнюю очередь, отдавая всего себя на служение ближним. Таким был мой отец, был мой тесть, таким был и Олег. И смотрит на меня его живые глаза с чуть затаённой ухмылкой, как будто мы с ним расстались только вчера.
Проходим мимо могилы Мишки Камалова. На нас он глядит своей добродушной и широкой улыбкой, какая и была у него при жизни. Приехав со своей семьёй из Средней Азии в 1992 году, когда наших русскоязычных сограждан стали местные националисты массово изгонять оттуда, они какое-то время проживали рядом с нами по соседству. На жизнь он всегда смотрел с неугасаемым оптимизмом и его положительная энергия передавалась многим. Потом семья его распалась, он стал строить дом на месте бывшего магазина. Позже контрактником ездил в Чечню, для восстановления там конституционного строя, да хоть, что то и заработать. А в конце жизни стал дальнобойщиком и возил разные грузы во все концы нашей необъятной страны.
-Самый криминальный регион, это Челябинская область- говорил, как то раз он мне.
-Его сложнее всего преодолевать нам- дальнобойщикам.
Ранней весной, двенадцать лет назад, он один без напарника поехал в командировку, да и заночевал дорогой в машине. Стал на баллоном газу кипятить чайник и незаметно задремал, сделав при этом большой крюк, да так больше и не проснулся. Позже, о подобных трагических случаев гибели дальнобойщиков, я слышал не раз. И вот теперь успокоившись от жизненной суеты, он обрёл покой на этой земле которая его когда то приютила, среди белоствольных берёз и разлапистых елей. Доходим наконец то до другого конца старого кладбища. Подходим к могиле где похоронена моя родная тётка и крёстная, баба Глаша, умершая позапрошлой осенью от рака желудка. Она ныне упокоилась от долгой и мучительной болезни и обрела покой вместе со своей младшей дочерью Ниной, трагически погибшей в далёком 1979 году в восемнадцатилетнем возрасте. В тот октябрьский день, Нина вместе с двумя своими подругами, шли вместе по центральной дороге нашего города. Они возвращались с учёбы и спешили на автобус. В это время мимо них проезжал грузовик, в кабине которого сидел пьяный водитель. И надо же было тому случиться, что он передним крылом задел одну самою крайнею из них. Ей и была Нина. Подцепив её, он протащил ещё какое-то расстояние молодую девушку под машиной, переломав ей все кости. От полученных травм, Нина скончалась на месте трагедии. Сам водитель пытался сбежать, но был пойман местными людьми и передан милиции.
Я помню в нашем семейном альбоме несколько чёрно-белых фотографий тех похорон. По той улице, где жила Нина, идут две молодые девушки, держа в своих руках её большой портрет. А позади них молча идёт траурная процессия из родных, близких и знакомых Нины. Сам я при жизни её не помню, был тогда совсем ещё маленьким. Но всегда страшной и безысходной трагедией веяло на меня от этих фотографий. И сердце моё кровоточило и что то в нём говорило о той боли, что довелось пережить её родителям и близким. Ведь жизнь сразу же обрывается и делится на две неравные половины, до трагедии и после.
Мы ещё с матерью не ко всем зашли, а сколько уже всего мысленно пережито за это время. Потихоньку бредём обратно к выходу. Замечая при этом, что кладбище год от года непомерно разрастается и становится шире. Всё больше появляется новых могил с крестами, много захоронено и относительно молодых людей. Вот огромное надгробие цыганского барона. Памятник сделан высотой выше чем человеческий рост. На меня смотрит надменной и лукавой улыбкой цыган, с виду лет пятидесяти. С округлым брюшком и аккуратным пробором на голове. Даже отсюда заметна на его шее огромная по-видимому золотая цепь, и множество перстней на пальцах рук. В растянувшейся самодовольной улыбке множество золотых зубов. Костюм элегантно облегает его располневшею фигуру. Ещё немного и кажется, что он выйдет из своей мраморной тени и широко улыбаясь, хлебосольно предложит зайти к себе в усадьбу на чай. А рядом с ним целая алея его сродников и домочадцев, уже перешедших за порог этой жизни, но даже и там неусыпно оберегающие его покой и тишину.
Недалеко от них попадается могила молодого парня. Он глядит прямо мне в глаза с каким-то сокрытым вызовом, на вид ему не больше двадцати пяти лет. Волосы коротко стрижены, брови чёрные, одет в модные остроконечные ботинки и костюм. Он стоит в полный рост и взирает на всех мимо проходящих перед собой.
-Это наркоман, поясняет моя мать.
И действительно: читаю в низу надгробную надпись о том, что слишком рано он ушёл из жизни, так и не пожив по настоящему, причинив нескончаемое горе своим родителям. И мысленно снова думаю про себя:
«Что не хватало тебе Илья? С тобою рядом были твои любящие родители. Ты всегда был сыт и модно одет. Ни в чём себе не отказывал. Должность для тебя их усилиями была выхлопочена не плохая. Была красивая девушка, новая автомашина, деньги всегда водились. И казалось бы-живи: трудись честно, женись, расти детей, радуй отца и мать. Но нет. От армии тебя они отмазали, а в школе ты начал баловаться сначала табачком, а чуть позже и травкой. А когда подрос подсел уже и на героин. И вся твоя молодая жизнь пошла под откос, как мчавшийся по рельсам товорняк, ты полетел в бездну своих ненасытных похотей и страстей. А твои дружки, с которыми ты баловался герычем, так же безвольно полегли от борьбы с ним и лежат теперь рядом с тобой. Ты был лишь мимолётным счастьем у своих родителей, оставив им бесконечное горе и причинив неизгладимое страдание в их уже немолодой жизни. И таких как ты, здесь уже сотни, а может и тысячи, променявшие своё истинное счастье на мимолётный кайф».
Молча идём дальше. Возле дороги делящей кладбище на две половины, и по которой проезжают иногда катафалки и легковушки, замечаю металлический православный крест окрашенный чёрной масляной краской. Он установлен над небольшим земляным холмиком, поросшим сорняком и разным разнотравьем. Кажется; что не будь этого креста и этот холмик можно было бы посчитать за небольшую придорожную кочку. На кресте надпись: «Неизвестный 1898 года рождения, участник великой отечественной войны». Вот и всё. Кто этот неизвестный? Не сохранилось ни фамилии, ни имени его. Возможно он лечился во время войны в нашем тыловом госпитале и умер от ран. А теперь вот упокоился под этим холмиком. И если даже в тылу не сумели сохранить данных об этом человеке, то что говорить о бесчисленных братских могилах, так обильно разросшихся вовремя той кровавой войны, где захоранивали лишь по местным ориентирам.
-Царствие тебе Небесное и вечный покой, неизвестный ратник-говорю я тихо и прохожу дальше. Вот уже скоро и выход. Народ, не смотря на пандемию, идёт без масок. На многих лицах читается какая та затаённая грусть и душевная тоска. Много пожилых людей, бредущих неторопливой поступью в след за более молодыми и расторопными. Выходим за ворота. Мать снова троекратно крестится, а я выбрасываю мусорный пакет с сухой травой в рядом стоящий мусорный контейнер и сажусь в машину.
-Покойтесь с миром от вседневных ваших трудов, а мы, ещё живущие пока в этом пусть и суматошном, но всё равно дорогом для нас привычном мире, будем молиться за вас обращаясь ко Господу о помиловании всех наших грешных душ.
И снова перед моими глазами мелькают бесчисленные лики глядящие на меня со своих мраморных надгробий, с годами своей земной жизни. Где пунктирная линия обозначает весь их прожитый путь. Отмеченный-любовью и радостью, сомнениями и печалью, трудом и праздностью, верой и надеждой. И знаю, что придёт и моё время, и мой мраморный лик так же будет когда то с грустью и безвозвратной скорбью молча взирать на лица проходящих мимо меня наших потомков.

Остановись, постой, прохожий;
Взгляни на миг в мои глаза,
С тобою чем-то мы похожи
Как в синем небе облака.

Плывём, гонимые ветрами,
Спеша по вольной синеве,
Омывшись летними дождями
Спадаем каплями к земле.

Мы долго странствуем с тобою
Ища в своих сердцах приют,
И проплывая над землёю
Вновь повторяем чей-то путь.

Нас солнце ярко освещает,
Рогатый месяц шлёт привет,
Созвездья призрачно мерцают
И метеор оставив след,
Летит к земле хвостом виляя
Из мрака сумрачных ночей,
В вечернем воздухе сгорая
Взорвавшись множеством огней.

И вместе с этими тенями
Свой очертив на небе след,
Уходим слившись с облаками
За горизонт былых сует.
И здесь под мраморной плитою
Мы ныне обрели покой,
Я-мирно тлею под землёю,
Ты-мчишься с будничной толпой.

Но участь-общая едина,
А время не замедлит бег,
Её печаль неотвратима
И к ней стремится человек.

Замедли скорое движенье!
И у надгробного креста,
Смири в груди своё волненье
Молитвой помяни меня.

Она домчится до престола
Где ждёт нас истинный Судья
И жаждет праведного слова
Моя заблудшая душа.



                2020.