В диапазоне между

Блеклый свет от зажженной свечи едва ли освещал самые дальние уголки комнаты и часть лиц находящихся подле людей. Шёпотом, иногда машинально, непроизвольно оглядываясь, шла оживленная беседа. Молодой парень, самый старший из всех присутствующих, а посему, должно быть, самый опытный, в дальнейшем ставший известным читателю под именем Максим, ставил точки на разложенной на полу карте государства, объясняя свои мысли товарищам:
- Если доселе добраться, - говорил он, - пол пути считай в кармане. Конечно же потребуется привал, и, вероятно, спать будем под открытым небом.
- Тогда выдвигаться будем летом, или весной, - перебил его сидящий справа парубок, лет девятнадцати на вид, именуемый Иваном.
- Пусть летом, - замолчав на несколько секунд, подумав дважды, произнес Максим: - Или весной... Но других вариантов я не вижу, зимой можно было осуществить дельце лишь в первые годы, затем они усилили контроль границ, завезли новой техники импортной и следят с вертолетов. А следы, как сам понимаешь, выдадут тут же. Заметать не получится, в пустую потратим и силы, и время.
Воцарилось недолгое молчание. Слева от уже известных нам личностей сидел самый молодой участник «дела», как привык выражаться Максим. Звали же его Тимофей, но друзья обращались просто и непринужденно – Тимоха. Четвертым и последним был я. На самом деле, изначально планировалось больше участников, вплоть до семи человек, но затем случились непредвиденные обстоятельства и было принято решение разделиться на более мелкие группы. Так безопаснее и надежнее.
- А Саня? Что Саня говорит? – послышался вопрос от Тимохи.
- В последний раз связь держали три недели назад. Сам знаешь, сейчас нет ну никакой возможности связаться с ним, - ответил Максим, - впрочем, даже без него планов менять смысла не вижу. Если не сейчас – неизвестно когда. Занавес опускается, и опускается стремительно быстро.
От сих слов у всех собравшихся пробежали мурашки по коже. Каждый осознавал плачевность ситуации, в которой все мы оказались. И выбираться необходимо было тоже вместе, у одиночки шансов не оставалось ну никаких.
- Выходит, примерно, два месяца на подготовку? – поинтересовался Иван.
- Да, Вань, два месяца. Но будьте готовы в начале мая, если погода будет позволять. Теперь что самое главное, - инициативу снова взял Максим, - назначаем следующую встречу. Не знаем, будет ли связь, будет ли электричество, или на этот раз все, гаплык, финита ля комедия, но встретиться мы должны будем. Двадцатого апреля, записывайте. Двадцатого апреля, ближе к вечеру, ибо темнеть станет уже позже. На квартире, как обычно.
- Если что-то не так? – спрашиваю я.
- Валер, если что-то не так... – задумался Максим. – Тогда в гаражах, с восточного входа.
- Там, где дверь перекрыта? – уточнил Тимоха.
- Верно, где дверь перекрыта. Кто первый придет, дождитесь остальных, чтобы человек не ходил и не искал, окликните.
Вновь замолчали на минуту.
- Ну, если на этом все, до встречи, - слегка трусящимся голосом проговорил Макс, но тут же продолжил: - Хочу увидеть вас вновь, всех.
Я тоже того хотел.

Время пролетело быстро. Я вообще удивляюсь этому, постоянно испытывая чувство, что время заметно ускорилось, и если раньше за весь день ты успевал сделать огромный перечень дел, то сейчас, проснувшись и закончив выполнять какие-то домашние заботы, удивляешься, наблюдая за окном закат солнца. В назначенный день, двадцать пятого апреля, мы вновь собрались все вместе, чему каждый был несказанно рад. У некоторых конечно произошли какие-то изменения в жизни, но все были целы и здоровы, а в нашей ситуации это главное. Да и электричество в домах было, связь тоже работала отменно. Собравшись в кругу на квартире Максима, мы имели связь с нашим товарищем из-за океана, как в шутку называли тогда его. Александр, для нас просто Саша, был нашим другом со двора и дружбу мы вели еще с детства. Конечно, некоторые из нас присоединялись к компании позже, но основной костяк: Саша, я и Иван собрался еще будучи пятилетними юнцами. Связывались по интернету, к огромному удивлению – он сегодня работал, и достаточно исправно. Саша, друг наш, на тот момент жил в Венгрии, и большая часть испытаний, которые преодолели мы, находясь в условиях войны, ему не суждено было разделить. Но парень он был добрый, порядочный, зная наши проблемы и нужду, всегда старался помогать по своим возможностям и с большой радостью разделил наши планы. Он и помогал курировать это дельце, как выражался Максим.
- Меня слышно? Алло? Слышно? – доносились звуки из монитора ноутбука.
- Слышно, слышно, - радостно и даже слегка громко говорили мы, позабыв о мерах предосторожности и безопасности.
- Парни, извините, что редко в сеть выхожу. У нас тут проблемы некоторые финансовые.. В общем, будем переезжать дальше, ближе к западу. Слышно? К Германии или Нидерландам. Там работу предложили отцу, и мы... Слышно?
- Слышно, слышно, - поддакивали мы.
- И мы переезжать будем. Но все в силе остается?
- Планируем, - отозвался Иван.
- Окей, значит смотрите, что я нашел, - поспешил отозваться Саша. – Я просмотрел карту и лучшим решением для вас будет через село Любляново. Это восточнее всего, вы видите экран?
- Видим, - отвечаем.
Друг наш начал делать пометки на большой онлайн карте, обводя в кружок лучшие и безопасные зоны.
- Это вы, - объяснял он нам, показывая курсором мыши на экране, - вам через Черемухино или Дебалево быстрее всего. Километров пятьдесят. Оттуда будет два пути: восточнее, что я вам показываю, через село Любляново, а севернее через города промышленные. Дорога будет сложнее, сами понимаете все вытекающие.
Максим усердно перерисовывал все отмеченные на мониторе знаки на свою бумажную карту.
- Почему Любляново, потому что там горы есть. Точнее сказать, горная местность. Граница там еще не столь современно оборудованная, и нет больших поселений поблизости, что означает, что внимание немного меньше. Там есть пункт пропуска, - продолжал Саша, - точнее даже два. Находится один возле степи, а другой как раз на возвышенности. Вот здесь, - рисуя красным цветом круг на онлайн карте, - вот здесь лес в горах, и там меньше всего следят. Это не точно, как сами понимаете, но я нашел чаты и группы, почитал, нашел нужных людей, все в один голос твердят что через города лучше не соваться: там и техника новая, и оборудовано все, и следят тщательнее. На статистику работают, сами знаете. А здесь село, никого нет, ну какому дураку придет в голову переться там, а посему и патрули реже в несколько раз.
- Тогда, получается, ночевать будем под небом? – спросил Максим.
- Верно, посмотри внимательнее, последнее селение за двадцать километров от границы. Дальше ничего. Найдете место, разведете костер, поспите пару часиков и под ночь пойдете. Ибо если останетесь в селе, сами знаете какие риски могут быть. И не успеете. Есть связь?
- Да есть, есть, - задумчиво говорил Иван, видно, рассуждая сам с собой о плане.
- А дальше как? Что дальше то? – заговорил Тимоха.
- Дальше это уже второй этап, ты первый сначала пройди, - ответил я.
- Нет, ну, а всё же? Что делать дальше будем? – не унимался тот.
- Верно мыслишь, малой, - ответил Саня, - не беспокойтесь. Рассказываю. Пересечете свой патруль, берегитесь следующего уже с другой стороны. Если поймают, накажут конечно не так строго как у вас.. У нас, вернее. Но отправить назад могут. Или штраф заплатить заставят. Так что перешли границу и ни на минуту не останавливаясь, двигаете дальше. Еще километров пятнадцать, там ближайшее селение, и там уже никто не спросит.
Все это время Максим фиксировал все слова на бумаге.
- Там уже мы сможем связаться и я скажу дальнейший план. Но самое худшее останется позади, уверяю вас. Да, самое главное, - опомнился Саша, - возьмите деньги, все которые у вас есть. Добираться до конечной точки будете на попутках и на автобусах меж городских, документы спрашивать не будут. Ну, чтобы и на проезд хватило, и поесть что, смотрите там. Потом уже не беспокойтесь, как приедете, я вас встречу, ведь и сам там буду, и пойдем в центр приема беженцев.
- А что там? – поинтересовался Тимофей.
- Все стандартно: скажете, что от войны бежите, документы потеряли, вас примут после сего и дадут кров. Дальше пойдете по лагерям для таких же беженцев, установят личность, что вы и правда оттуда, сделают временные документы и дальше легче, - объяснил Саша.
На минуту все замолчали, обдумывая план и слова товарища.
- Хорошо, пусть так, это понятно, по вещам то что? Что берем с собой?
- Идите налегке, это самое главное. Возьмите.. – Саша на секунду задумался. – Сами смотрите что вам нужно. Переодеться во что-то, документы все которые есть, обязательно, не копии, а оригиналы, пригодятся. Телефоны зарядите, деньги, как сказал ранее, поесть что-то на несколько дней в дорогу. Если есть возможность – палатку возьмите или обдумайте как ночевать будете. В общем, решите этот вопрос между собой. Считайте, что в поход идете. Но двигаться нужно будет быстро, зачастую бежать, падать, если придется, одежда соответствующая...
За окном послышался громкий, пронзительный вой сирены, включающийся при угрозе ракетного удара. Времени для бесед не оставалось, все спешно попрощались с другом из-за океана и быстрым темпом побежали в коридор. Все дело в том, что коридор – одно из безопаснейших мест при ракетном или любом другом обстреле. Если исключить прямое попадание снаряда в дом, в вашу или соседнюю квартиру, то вероятность укрыться от осколов и разрушений высока, а все из-за второй стены. Первая стена, пусть будет возле окна или балкона берет весь удар на себя, может разрушиться или изрешетиться осколками, а вторая, между вами и комнатой вероятнее всего защитит. В тот вечер и в правду был сильнейший обстрел, но по счастливому стечению обстоятельств, ракеты падали в других районах, ближе к жизненноважной инфраструктуре города. Герои же наши, упав на пол, лишь слушали шумящие звуки пролетающего объекта, тишину в несколько секунд и сильнейшего рода взрыв, доносившийся из другой части города. От пережитого кровь стыла в жилах. Спустя несколько минут послышались первые завывания пожарных и других спасательных служб. Но это был не конец обстрела...

Осторожным движением руки я приоткрыл вторую входную дверь в квартиру, стараясь свести какие-либо шумы к минимумам. Моё сердцебиение участилось, но дышал я ровно и трезво оценивал ситуацию. В подъезде стояла гробовая тишина, на удивление горела блеклая лампочка, излучающая тепло-оранжевый цвет, вокруг которой летали всякого рода насекомые: мушки и комары. Мы все заранее и тщательно распланировали: выбрали подходящий день, время суток, определились с маршрутом и дальнейшими действиями на пути к свободе. Граница. Вот была наша наибольшая проблема и вот что разделяло нас, двадцатилетних юношей от желаемой, человеческой свободы. Мы уже давно свыклись со всею жестокостью, несправедливостью и насилием во время войны. Прав всегда оказывался тот, в чьих руках сосредотачивалась власть. Прав всегда тот, в чьих руках было оружие. И тебе ничего не оставалось делать как повиноваться этим людям, жертвуя своими жизненными принципами и собственным мнением. Свыклись мы, но осознавали: дальше будет только хуже, и если сейчас не предпринять каких-то действий, то уже никогда. А в свои двадцать лет, полные энтузиазма и желания развиваться, познавать мир, стремиться и достигать, учиться и любить, разочаровываться и страдать никто не имел ни малейшего желания закончить жизнь в абсолютно бессмысленной войне, став жертвой неразделенной власти политиков и сильных мира сего. В любой войне нет ни победителей, ни проигравших. Лишь картинка по телевизору всегда твердит одно: мы правы, мы хорошие, а остальные все – моральные и нравственные уроды. Мы – жертвы, напали на нас, а посему, боец, возьми ружье и становись на защиту родины. Нет, даже не так. На защиту Родины! Вот так будет правильнее. Очень печально наблюдать войны в наш развитый век, и нападение одной страны на другую тем более кажется чем-то диким и необъяснимым. Первые месяцы войны, и даже годы, прошли под бравые крики патриотов, искренне защищающих свои земли и свои семьи от кровавых завоевателей. Бесчисленное множество добровольцев в военкоматы, всех, казалось бы, объединяет общая беда, а посему чувствовался один дух, одна сплоченность, одна радость и одно горе на всех. Война и правда началась, четыре года назад, мне тогда шестнадцать было. А сейчас уже двадцатый год подходит к концу. И что самое ужасное – никакого конца этой бессмысленной войне не предвидится. Но что полностью поменяло мое мышление – продажность политиков и наших главнокомандующих. Не зря я рассказал вам, что в самом начале, первые месяцы и даже год все становились под ружье с общим чувством патриотизма. От этого не осталось ничего. Война стала источником безграничного дохода. Коррумпированность власти проявила самые грязные пороки и свое истинное обличие. Никому не было настоящего дела до победы, до сохранения целостности страны, до сохранения народа и защиты своих граждан. Война превратилась в безоговорочный распил денег, а молодых людей, которые еще не начали жить, но уже имеют грандиозные планы в своей голове на будущее, используют как пушечное мясо, насильно заставляя принимать участие в военных действиях. Как я и сказал раннее: жертвуя своими принципами. Посему это не та война, в которой я не готов погибать. Я не готов защищать интересы и набитые доверху карманы чиновников, не готов умирать за чьи-то дома и имущество. Я выбираю жизнь, я выбираю здравомыслие.

Медленно я прокрутил замок от железной, входной двери. Сначала высунул голову, быстро осмотрел лестницу вниз и вверх. Остановился и прислушался. Дом наш уже полтора года стоял опустошенным и полу вымершим. Соседей у меня было немного: напротив жил военный в отставке, наглухо повернутый на патриотизме и идеи защиты родины мужчина лет пятидесяти. Но сам, как и всегда, желания участвовать в боях и сражаться на фронте не изъявил, аргументируя это слабым здоровьем. Жил же я на четвертом этаже, а дом наш был пятиэтажным. На третьем, на сколько мне известно, никого не осталось. Все со временем либо переехали в другие города, лежащие подальше от фронтовой зоны, либо были мобилизованы и навсегда затерялись в нескончаемых боях за города N и M, либо уехали за границу. В цивилизованный мир, еще принимающий беженцев и жертв войны. Плотнее прикрыл дверь, достал ключ, и, стараясь издавать как можно меньше звуков, закрыл ее на замок. Что удивительно – в подъезде горел свет. Из-за регулярных боев и обстрелов электричество подавалось редко, большим благом считалась подача света на несколько часов в день. Но в последние годы мы ограничивались несколькими часами в неделю. Из дома выходить было небезопасно, по многим причинам. Но больше всего боялись разъезжающих патрулей. С первых лет войны был установлен комендатский час, находиться на улицах было запрещено. Наказания были суровые: большие денежные штрафы, лишение свободы, бывали случаи расстрелов мирных жителей по ошибке. Если молодого человека заставали на улице в такое время суток, хотя и от дневного времени ситуация не многим отличалась, его могли насильно мобилизовать без суда и следствия. Повестки попросту не выдавались, а о пропавшем человеке не поступало никаких вестей. Это был настоящий беспредел, многие о нем знали, многие прятались, но никак повлиять на ситуацию существенно не могли. Тихими шагами спускаюсь на третий этаж, затем на второй. Оказывается, во всем подъезде свет горел только на четвертом этаже, в остальных же местах была темень. Еще ниже, перевожу дух, справляюсь с приступами паники и приоткрываю дверь домофона. Никого не вижу. На улице, благо, темно. Уличные фонари давным-давно перестали полноценно функционировать, да и ни к чему они были. Выйдя за порог, сразу чувствую свежий и легкий порыв летнего, ночного ветра. Колышутся деревья, а небо усеяно бесконечным числом звезд. Ярко светит луна, но отпугивает меня своим холодным, блеклым цветом. Чувствую себя не комфортно, за последний год выходил на улицу я дважды, предпочитал не рисковать. Продукты питания мне регулярно приносила сестра, за что я ей премного благодарен. Но все же ощущается легкость и радость на душе, наслаждение от пребывания в не замкнутом пространстве. И волен я выбирать куда идти, лишь о последствиях и остается что думать. В такие моменты мы учимся ценить то, что раньше казалось для нас обыденностью. Важный урок откладывается в памяти на всю оставшуюся жизнь. Не теряя ни минуты, поскольку по оговоренному ранее времени до общей встречи оставалось не более получаса, двигаюсь в путь. В последний раз оборачиваюсь и разглядываю свой родной дом, где прошло мое счастливое детство и юношество. С трудом вижу свое окно, завешанное какими-то тряпками и одеялами: светомаскировка, дабы никто не знал, есть ли жильцы в квартире или никого нет. Да и от случайных ракетных обстрелов защищает: гораздо сложнее корректировать огонь, когда город вымерший и нет ни единого источника света. Нагрянули приятные воспоминания из детства, но я быстро отталкиваю их, предпочитая оставлять свой разум в концентрации и благомыслии. Спешным шагом скрываюсь по направлению в близлежащую подле дома посадку, плавно перерастающую в густой яр.

Двигаться мне не так далеко, как остальным. И хоть мы живем поблизости друг к другу, все же дорогая моя самая безопасная. Минуя полупустые дома, пробираюсь в посадку. Идти тяжело, ибо никакого освещения нет, а включать фонарик я не рискую. Малейший источник света в абсолютной кромешной тьме может привлечь ненужное внимание. Пахнет свежестью, ибо совсем недавно прошли дожди. Чувствую себя хорошо и приятно. Минуя заросшие деревьями и кустарниками области, выхожу на небольшую возвышенность. Посадка наша явление уникальное. Разделена она на два яруса: нижний и верхний. Внизу яр, заполненный густыми деревьями и забытыми тропами. Я не часто бывал там, не нравилось мне это место. А верхняя часть, где я и находился, прилежно украшена. Достаточно широкая дорога, по которой следовал и я, позволяла проезжать легковым автомобилям. По обе стороны росли кустарники, закрывающие собой некоторые виды, но так как я был на возвышенности, большая часть города была как на ладони. На минуту приостановившись, меня захлебнули волны ностальгии и воспоминаний. Воспоминаний о мирной, уютной и привычной жизни. О всех знакомствах и пережитых опытах. Об учебе, о праздниках, о всем подряд, что вызывало у меня положительные эмоции, но в то же время, тоску в душе. Весь город лежал перед мной как на ладони. Тёмный, замученный, во многих местах разрушенный после регулярных обстрелов. До войны я привык гулять этими тропами и любоваться ночными пейзажами городской жизни. Постоянно снующие машины, открытые магазины, аллеи, освещающие парки, дороги, аэропорт – все это пестрило красками и было похоже на живой, ночной муравейник. Картина, вновь открывшаяся, вызывала лишь сожаление и печаль на душе. Решил не останавливаться, следовало двигаться навстречу лучшему будущему, если все заранее запланированное сработает. Пока двигался по протоптанной дороге – находился в безопасности. Людей здесь и раньше бывало мало, а сейчас так никому в голову не взбредет ехать забытыми дорогами. Даже мои сокурсники по университету, оказавшись здесь в первый раз, терялись и поскорее искали выход к цивилизации. По обе стороны дороги, как я сказал ранее, росли кустарники, а посему, в случае непредвиденной встречи с патрулем я всегда мог прыгнуть в сторону и скрыться в глубинах лесной природы. Но такая идиллия продлилась недолго. Вскоре я вновь вышел в цивилизованный мир, на горизонте замаячили первые девятиэтажки, местами освященные, местами темные хоть глаз бери да выкалывай. Впрочем, зачем выкалывать – не до конца ясно. Но я знал: люди там есть, живут, просто завесили окна дабы никакая капелька света не пролилась наружу. Здесь необходимо было проявлять крайнюю осторожность и сконцентрироваться на главном. Место нашей встречи являлась следующая после моей небольшая посадка, вокруг скопления девятиэтажных домов. Не самое лучший и безопасный вариант, но оттуда, прямо через лес мы могли двинуться в восточную часть города. Весь маршрут до села Любляново занимал километров двадцать пять – тридцать, от него еще столько же до границы. В общем и целом под пятьдесят километров пешего пути. Естественно, двигаться на транспорте не было никакой возможности. Рано или поздно нас остановит патруль с целью проверки документов и тут то нас и накроют. Да и надежного человека найти было проблематичной задачей. А посему, пешком, пусть долго и физически тяжело, но максимально безопасно.
«Пятьдесят километров с нашей стороны, - мысленно размышлял я, сторонясь высотных жилых зданий, обходя через кустарники и еле видные тропы, - это по двадцать пять километров в день. И привал. И того будет два привала здесь, да так нужно подогнать, чтобы второй был максимально близко к границе. Саша, кажется, говорил, что после пересечения границы еще двадцать километров не будет селений. А из еды у меня консервы, лапша, но Макс обещал взять котелок, чтобы готовить можно было. В лучшем случае, за трое суток перейдем.»

Спустя десять минут был на месте. К моему удивлению, Тимоха и Иван уже дожидались меня и пришли заблаговременно, за пятнадцать минут. Я их сперва не узнал: увидел две высокие фигуры, стоявшие в тени под небольшими деревьями и постоянно что-то нашептывающие друг другу. Подойдя поближе, радостно поздоровались:
- Здарова, орлы, - приближаясь, напугал своих товарищей.
Эти слова, казалось бы, застали их врасплох. Они шарахнулись в сторону сделав несколько шагов, всегда готовые бежать если на улице покажется патруль военной комендатуры, но тут же разглядели во мне союзника, сделали несколько шагов мне на встречу:
- Ну ты балбес, че пугаешь то? – налетел на меня Иван, но все же протягивая руку.
- Ладно, звиняй. Не хотел пугать, но видели бы вы себя со стороны, - посмеиваясь отвечаю.
- Лишняя предосторожность никому еще не вредила, тем более сам знаешь, пропустишь момент и уже живым не вернешься – толкнул короткую, но весьма убедительную речь Тимоха.
- Да-да, знаю, все, сорян. Больше не буду, - поспешил объясниться я, но тут же продолжил: - Все взяли? Проблемы были?
- Как видишь, - указывая пальцем на наполненные рюкзаки, плотно прижимающиеся к спине, ответил Иван, - а ты что, все взял?
- Все что было – все выгреб. Из пищи то взяли что?
- Консервы в основном, мать еще дала крупы: рис, гречку кажется, - начал свой рассказ Тимоха, - чай в пакетиках, тушёнка, масло, в общем, тут целый список, что я там только не набрал.
- Хорошо тебе то, с родаками, а я сам вынужден был брать то, что с запасов осталось, - сказал Иван. – И вот ведь гадство, в магазин не выйти особо. Слышали, что в нашем районе за последние три недели патрули удвоились? Некоторых знакомых моих половили, хотя, как и мы, дома сидели и без нужды не вылазили. Если бы не женщины наши, девушки, на хрупкие плечи которых взвалились такие обязанности и трудности, с голоду бы вымерли! Они бы нас у домов караулили, когда сами к ним выползем. Вот и выбирай: смерть на фронте или от голода. Что выберешь, а? Валерка!
- Да ну тебя, тоже мне, драматургист нашелся. – поспешил ответить я. – Ты страху не нагнетай, сам знаю что и по чем.
Наступила неловкая пауза. Все, казалось бы, стояли, наслаждаясь свежим воздухом, порывами периодического ветра и первого летнего тепла, какое бывает к середине мая. Максима еще не было. Переживать не стоило, но и расслабляться никто не намеревался. Скрываемые ветвями густого дерева, предположительно дуба, мы обсуждали некоторые детали предстоящего похода.
- А ведь за сколько мы до границы доберемся? – спрашивал Тимофей.
- Ну, считай сам: пятьдесят в ту сторону, двадцать или двадцать пять после. Сколько выходит? – спросил Иван.
- Зависит, с какой скоростью двигаться будем. И какими путями. По прямой то и за сутки, двое можно дойти, - начал я, - но мы то вилять будем. Мы то через реки, брошенные села, озера и болота, как говорится. Думаю, суток четверо – пятеро до границы.
- А с навигацией у нас что? – вновь спросил Тимоха.
- Если сеть будет – на телефоне воспользуемся, но сомневаюсь, что будет, - задумчиво принялся объяснять Иван, - в таких дебрях будем, что если в городе не ловит – там точно ничего не будет. Вышки то свалены.
- Ну да, - кивнул головой Тимоха.
- Вот тебе и ну да. По старинке будем, по карте, на которой чертили точки. Да только Макс запропастился, будь он не ладен, - начинал высказывать недовольство Иван.
Спустя минут пять после сего показалась фигура за углом близлежащей многоэтажки. Мы увидели его прежде, чем он нас, и пристально начали следить. Мог быть простой прохожий, решивший выбраться за продуктами в ночной час: максимально безопасное время для гуляк, но Макса мы быстро узнали. Не очень высокий, плотного телосложения, постоянно оглядывающийся назад. Мы начали было свистеть, но он обратил на нас внимание и пригрозил кулаком. Все были рады полному сбору.

С сего момента началось наше путешествие. Двинулись вглубь посадки, сперва ориентируясь на чудом работающую связь и навигацию в телефоне, но заходя все дальше и дальше от цивилизации, вскоре, связь разорвалась, а посему вынуждены были переключиться на компас и бумажную карту. Минуя посадку, некоторое количество многоэтажек, совсем недавно, до войны, застроенных вокруг парка и посадки, вышли на трассу. Эта трасса же вела из нашего города в миллионник, а посему раньше, до войны, ежечасно здесь проезжали тысячи машин. Стоял постоянный гул и вой, но сейчас от сего не осталось ничего подобного. Этой дорогой уже давно не пользовались, и если в первые годы войны ею активно перегоняли боевые автомобили, грузовики, заполненные перевозимой амуницией и личным составом, то спустя несколько лет она потеряла какое-либо стратегическое значение. Да и линия фронта сместилась от нас к западу. Бои конечно были и подле нашего города, но прилетело не так часто и к большому удивлению многих: дорога, имеющая столь важное стратегическое значение, не пострадала.

Выдвинулись мы ранним утром, когда еще было темно. Отдалясь от родного нам города, по направлению востока, руководствуясь бумажной картой и компасом, быстро миновали последние новостроики, активно появляющиеся в округе в последние годы перед войной. Затем прошли трассу стратегического значения, некогда пользовавшейся большой популярностью, поскольку проложена была вокруг города и вела по нескольким направлениям в города-миллионеры, где ожидала вся необходимая инфраструктура: большие автостанции и ЖД вокзалы, аэропорты и отели. На патруль мы ни разу не наткнулись, быть может, потому что шли темной ночью и преимущественно протоптанными тропами вокруг посадок и небольших лесков. Лишь на трасе мы заметили уезжающие вдаль, по направлению к восходу солнца, несколько машин: предположительно военных. Но и те отстали далеко, а посему мы были в полной безопасности. Быстро минуя полу разрушившуюся дорогу забрели в угрюмый, плотный лес, усаженный дубом по началу, но смешавшийся с другими растениями после. Шли мы по тропинке, в этих местах еще ступала нога человека, но двигались медленно: очень тяжело ориентироваться в пространстве, не зная территории и действуя без привычной всем интернет навигации. Раньше, до войны, будучи малыми детьми и подростками, мы без труда проходили по три, а порой и по пять километров дороги в час, бесцельно шатаясь по городу, устраивая всевозможные испытания друг для друга. Но сейчас, хоть мы и были вполне себе здоровыми юношами, идти было сложнее: дорога становилась все увязистее, тропинка терялась, а местность лаконично перерастала из леса в горные и болотные образования. Не знаю так ли это, но мне кажется, что сих мест нога грибника ни разу не ступала. К тому же шли мы ночью и за несколько часов до рассвета преодолели лишь несколько километров, по моим подсчетам, около двух, в лучшем случае. Появлялись первые лучи солнца, и мы, не желая упускать возможность полюбоваться животрепещущим видом, взобрались на возвышенность и с застывшим дыханием наблюдали Божье творение. Позади нас щебетали первые птички, насвистывая приятную мелодию. Пахло, жадно пахло свежестью и свободой. Свободой! Как многое значит это слово и как сильно мы обесцениваем нашу жизнь. Дул слабый ветерок, навсегда вбивая этот момент в мою память. Каждый, казалось бы, погрузился в свою, особенную атмосферу и воспоминания. Все проблемы и нерешенные вопросы, переживания тут же отпали на второй план. Забылись ужасы войны, повсеместное насилие и подавляющая несправедливость, с которой мы молодые дети, стремились бороться. На ум невольно пришли слова, не помню из какой-то то-ли книги, а быть может, фильма или песни: «Там, где нас нет — горит невиданный рассвет». Я ощутил весь смысл сих слов на себе. И ведь такая судьба, неужели она преследует только нас? Неужели в эту самую минуту, люди, родившиеся в другой части света, неспешно просыпаются в теплых кроватях, потягиваясь и заваривая кофе? Неужели сейчас есть люди, которые вполне себе привычным образом проводят выходные или собираются в кино с друзьями? Неужели есть мирная жизнь? Неужели ракеты не взрывают дома, а людей насильно не забирают на войну, лишая таковых какого бы то ни было права голоса и выбора? С трудом верилось, и чем дальше затягивалась война, тем сильнее мы становились похожими на зверей, живущими ни умом, ни сердцем, а заложенными в нас инстинктами самосохранения и выживания? Тоска повеяла от таких мыслей, но было ясно: раз становится светло, то и двигаться предстояло нам дальше. Поскольку находиться вблизи городов по-прежнему было небезопасно. Всего, прежде чем дойдем до села Любляново, договорились сделать один или несколько привалов. Причем точно не знали: с ночлегом ли или нет. Наручные часы показывали десять утра, воздух нагревался, становилось тяжелее дышать и идти, но мы, не переставая и не останавливаясь на отдых, делали шаг за шагом. Отдалившись от цивилизации и еще раз убедившись, что кругом ни души человеческой, мы принялись громче разговаривать и уже свободно обсуждать любые интересующие нас темы. Приятная беседа с товарищами способна сократить ожидаемое время в несколько раз, но и сил потребляет не мало, а посему, спустя несколько часов пустой болтовни, каждый устал и принял решение экономить энергию. Таким образом путешествовали мы до двух часов дня, обходя болота, озера, подобие степей, вновь погружаясь в леса. Самое страшное для нас было потеряться в местности, ибо ориентировались преимущественно по карте и всегда шли прямо. За весь промежуток времени, а это около восьми часов, нам удалось пройти лишь пятнадцать километров, что было для нас ужасным результатом. Всему виной то, что несколько раз мы терялись в направлениях, делали ненужные круги, обходя преграды на дорогах, один раз спорили и даже возвращались назад: в исходную точку. Пройти пятнадцать километров за восемь часов, это, друзья мои, фатально. Но мы никуда не торопились, да и устали сильно. От непривычки ныли ноги, хотелось пить, но первые фляги с водой были выпиты еще ранним утром, приходилось искать ручей и набирать воду там. Обессиленные, мы вышли на опушку и так и повалились подле срубленных кем-то деревьев, оставленных бревен и пеньков.
- Фух, жара, не могу, - слабо говорил Тимофей, стараясь отдышаться, - нет, все, тайм-аут, перерыв.
- Дело говоришь, делаем привал, - согласился Максим, оперевшись на большой пень.
- Сколько, сколько прошли то? – все спрашивал Тимоха.
- Километров двадцать, или меньше. Не знаю точно, но поселка пока что не видно, а идти мы должны прямо к нему. Если бы на карте было видно лес или где мы с тобой сидим тут, я бы сказал. А так, надейся и отдыхай, - ответил тот.
- Сколько отдыхаем? – спросил Иван.
- Час, может два. До заката и до ночи желательно найти эту клятую деревню, иначе ночевать под открытым небом далеко не лучшая идея. – разъяснил Макс.
- Волки? – спрашиваю.
- И волки, и кто его знает что еще. Лучше поближе к поселку, так безопаснее, - подумав немного, Максим продолжил: - А все же и у деревни не безопасно, люди все-таки. Но патрулей там не должно быть, да и к чему они там. Но все же к людям поближе, чувствуешь себя комфортно. И точно никакого кабана дикого, никакого шатуна не встретишь.
- Так шатуны только зимой, что ты рассказываешь? – возразил Иван.
- Шатуны то зимой, а встретим летом, - слегка рассмеявшись, пояснил Максим.
Спору не оставалось: оставаться в глухом лесу далеко не лучшая идея, но и приближаться к людям тоже не благонадежно. Лучше всего было найти поселок, отделявший границу на двадцать пять километров, и близь него раскинуть палатки. Настало время перекуса: каждый достал провизию, заблаговременно заготовленную дома, и принялся хомячить. Если бы шел какой-нибудь грибник, и, не видя нас, но лишь слушая ухом, начал осязать, то услышал бы лишь хруст и чавканье. Мне от этого становилось смешно. Ели с большим аппетитом, каждый трескал что-то свое: Иван и Максим наворачивали открытые банки тушёнки, Тимофей лакомился приготовленным матерью блюдом, еще не успевшим испортиться от жары и продолжительности пути. Мне тоже было что сгрызть. Предварительно, мне удалось натягать в квартиру всякого рода местные консервы, хлеб и лепешки, овощи свежие, даже несколько сух пайков из фронта удалось купить через интернет. Они, сух пайки то, были хороши тем, что включали в себя полноценный рацион и готовые блюда на весь день. И таких комплектов было у меня несколько, а посему, не брезговал поделиться и с товарищами. Очень удивительно получается, но подобного рода лакомства в привычных, домашних условиях едим мы с не большой охотой. Но стоит нам выбраться на природу, пройти десятки километров, провести весь день на свежем воздухе, потратить порядочно энергии, так тут же просыпается звериный аппетит и пища уходит на ура. Доедали, общались, пили и отдыхали на теплой и сухой траве еще около часу. Дело медленно, но верно двигалось к вечеру и на часах было около 16:00. Необходимо было продолжать движение, поскольку всеми силами старались найти выход к поселку Любляново до сумерок, чтобы обосноваться и разбить ночлег. В дремучем лесу, не имея необходимых знаний и навыков, оставаться было опасно. Продолжили движение. Блуждали по лесам еще около трёх часов, но уже начало смеркаться. Запели первые сверчки, повсюду распространяя свой дивный, но приятный уху гимн. Смеркалось, а посему идти становилось труднее. Над головой появились первые звезды, а вдали была видна блеклая луна, пугающая своими относительно большими размерами и безжизненностью.
- Всё, приплыли, дальше не пойдем, - остановил Максим группу, - в срочном порядке раскладываемся.
- Да уж... – протянул Иван, добавив:- Оставаться в лесу худшее, что могло с нами приключиться.
- А что ты мне это говоришь? Что ты мне выговариваешь? – завелся Максим. – Я, что-ли, по-твоему, разляживался в обед несколько часов не желая двигаться дальше?
- Так, а ты по своей карте не видишь то куда идти? Кто ведет? Я? – не унимался Иван.
- И нахрена ты мне это говоришь? Угомонись, слышал? Угоманивайся! – полукриком ответил Максим, раскладывая свои вещи и доставая из рюкзака спальный мешок.
От этих бес\сполезных споров и потраченных сил за весь день у меня заболела и голова, и живот. Вновь хотелось кушать. А еще лучше – лечь на диван и забыться сном. Все и так валились с ног, но никому не разжигае костра
нужные разногласия, поразившие нашу группу, откуда не возьмись, лишь усугубляли ситуацию.
- Все, брейк оба, - поспешил разнять их я, - ночь на дворе, головой думайте. Сейчас собираем все необходимое и ложимся спать, а завтра, ранним утром, продолжим движение. Выйдем к обеду в село, минуем, и дальше уже легче. Поняли? Оба поняли?
Последовало молчание. Спорь не спорь, ругайся не ругайся, а темнело с каждой минутой. Ничего еще не было готово. Каждый поспешил доставать свой спальный мешок, а Иван даже небольшую, компактную и мобильную палатку на одного человека. Достали и топор: необходимо было заготовить дров на ночь: лучшее средство против диких животных, дополнительное освещение, гарантии некоторой безопасности и тепло. Благо, возле нас было несколько крупных поваленных деревьев. Мы быстро направились к ним, обламывая мелкие сучья. Тимоха был ответственный за сооружение костра. А пока он сим и занимался, мы поспешили найти бревна побольше. Это заняло у нас еще какое-то время, но в конечном итоге нам все удалось. Нашли поваленный дуб или ему подобие, как и говорил прежде, в ботанике я не разбираюсь от слова совсем, порубили его на части, отволокли к лагерю и затем разделили на множество дров. Получилась вполне большая гора и этого должно было хватить на целую ночь. Но и на сем решили не останавливаться. Оставаться под открытым небом и быть окруженным дикой природой с четырех сторон – нелепая идея. Необходимо было построить некое подобие шалаша, блиндажа. И благо, инструменты, изобретательность и ресурсы позволяли сделать это. Тимофею, как самому младшему из нас, мы поручили заняться приготовлением пищи, а точнее, для начала, следить за костром, соорудить конструкцию дабы можно было вскипятить чайник над костром и залить его водой. Пищу мы варили позже, а пока, принялись искать необходимые детали для нашего временного убежища. Командовал этим парадом Иван, как самый опытный из всех в сфере походов. Деревьев вокруг нашего места для ночлега было предостаточно, стояли же они плотно друг к другу, а посему необходимо было лишь найти несколько дополнительных основ для закрепления конструкции в землю, и нечто похожее на ветви ели. Пока я слушал описание Ивана, я лишь смутно предполагал в своей голове, что именно он хочет построить. Но, потратив около получаса на поиск необходимых материалов, начав сооружение, я быстро догадался что и к чему. Возле близстоящих друг к другу деревьев мы положили несколько бревен – подобие лавочки. Две длинные, но более тонкие палки мы положили под углом градусов так сорок пять, предварительно выкопав небольшие углубления в земли для их основания и привязав их к стоящим деревьям. А сверху мы набросали длинные, ветвистые ветки с листьями. Для сего дела отлично подошла бы лень, но коль такой не было, пришлось воспользоваться ее аналогами, какие только можно найти в лесу. В итоге у нас было подобие лавки, с одной стороны закрытой ветками. Своеобразной формы, но все же вполне надежный шалаш был готов. По бокам мы вставили оставшиеся ветви, как бы обозначив свою территорию, а по центру находился костер. Свои спальные мешки мы расположили по бокам, а палатку Ивана напротив подобия блиндажа. Таким образом, две из четырех сторон были перекрыты и мы, считай, находились уже в укреплении.

Просидели у костра до позднего вечера. Все это время над нашими головами ярко светила луна, окруженная безграничным множеством загадочных, тусклых звезд.
- «Что таит в себе вселенная и чего мы еще не знаем? Как многое предстоит человеку постичь и чему научиться. Дойдем ли мы до этого? Доживем? Видя повсеместные войны, конфликты интересов, ту нравственную бездну, в которую движется наш мир – мне становится страшно. Товарищи мои уже спали, укутавшись в спальные мешки находясь вплотную друг другу, закрытые с многих сторон шалашом. Мнимая безопасность, но как же тепло на душе. Одновременно мучает и тоска и надежда на что-то лучшее. Приятно созерцать ночную природу. Дремучий лес, на долгие километры раскинувший свои владения, выглядит загадочным и одновременно пугающим. Наш костер, излучающий приятный запах сгорающего дерева и освещающий небольшой участок земли кажется последним плотом цивилизации и здравомыслия. Мы окружены тьмой, но самое страшное то, что мы и есть тьма. Мы рождены в ней и пропитаны ей. Наши добрые поступки, наши дела, совесть и стремление к лучшему – лучики света, пытающиеся пробить эту тьму, но зачастую это длится не долго. Столько мыслей блуждают в моей голове, а я беру и записываю их в свой блокнот, в надежде, что когда-нибудь смогу поделиться этим с другими людьми. Но смогу ли я? Смогу ли я психологически перешагнуть пройденные нами испытания, забыть увиденные ужасы войны? Нет, не думаю. Это навсегда оставит шрамы на моем психологическом портрете и никуда от этого не деться. А как же хочется мирной, спокойной и самое главное – тихой жизни. Влюбиться в юную девушку, завести отношения и семью. Обрести профессию, радуясь комфорту и мелочам жизни. Выходить на улицу и полной грудью дышать, дышать свежим, весенним воздухом, не оглядываясь по сторонам. Мы превратились в кротов: мерзких, ночных животных, вынужденных постоянно осматриваться и прислушиваться, в борьбе за свою свободу. В борьбе за право жить. Но как же все это надоело. Хочется мира и спокойствия. Уже нет желания покорять новые вершины и достигать немыслимого успеха, благополучная жизнь среднестатистического человека кажется таким привлекательным, таким желанным. Я хочу изменить этот мир, изменить себя. Принести в него капельку добра, капельку заботы и любви. Я хочу помогать. Но я здесь, по прежнему здесь: в темном, холодном и сыром лесу. Я по-прежнему раб чьих-то аппетитов и желаний. Друзья мои, обессиленные долгой дорогой и переживаниями, уже спят, мирно посапывая, но иногда вздрагивая и убегая от невидимого преследования. Я смотрю на них с большой любовью. Общая беда, общие приключения и переживания сближают людей и сейчас я почитаю их за членов семьи. Беспокоюсь о них, проявляю заботу. К поселку Любляново мы так и не вышли, но был лишь первый день нашей бесконечной дороги. Самое страшно то, что мы не знаем, получится ли у нас провернуть надуманное или мы будем схвачены за несколько метров до свободы, как это часто бывает. Мы идем в пустоту и не знаем, что нас ожидает. От этого пробегают мурашки по коже, но возвращаться назад смысла нет. Мы здесь и мы сейчас, пути обратного нет и все мосты сломаны. Только вперед в неизведанную жизнь.», - дописываю последние строки и спешно ложусь спать. Веки закрываются сами собой, я изнурен постоянными блужданиями по лесу и эмоциональным напряжением, который испытываю на протяжение последних нескольких лет. На сон у нас остается около семи часов, ранним утром планируем продолжать движение и пересечь село Любляново.

Послышались отдаленные голоса и какой-то шум. Ближе, еще ближе, покаместь кто-то не начал орать прямо над моей головой, толкая меня в бок. Я дернулся и тут же подскочил, еще некоторое мгновенье не понимая: где я и что происходит. Над собой увидел несколько лиц укатывающихся от смеху товарищей. Все уже проснулись и собирали свои вещи, что-то активно обсуждая и подшучивая надо мной.
- Сколько время? – спрашиваю.
- Все что есть – все наше, - отвечает Иван, сворачивая спальный мешок и усердно укладывая его в рюкзак, - утро уже, просыпай.
- Я понимаю, что утро, - потирая глаза отвечаю слабым голосом, - конкретнее можно?
- Семь тридцать, двигать пора, - заявляет Максим.
В последующие пол часа мы складываем оставшиеся вещи в сумки, тушим догорающий костер, доедаем оставшуюся с ночи пищу, подкрепляясь в путь и продолжаем движение. Все чувствуют себя пободрее: выспались, наеденные, исполненные надеждой и оптимизмом.

Три часа блуждаем по лесу. Вроде по карте и компасу рассчитали все верно и с пути сбиться не должны были, все время движемся на восток, а поселка все нет и нет. Будто бы сквозь землю провалился. Начали изрядно переживать, поскольку задерживаться не хотелось и требовалось пересечь границу в назначеные сроки. Спустя еще несколько часов, к полудню, мы услышали незатихающийся протяжной гул, исходящий левее от тропы нашего следования и находящийся в метрах пятьсот. Стали как вкопанные, прислушиваемся и пытаемся понять что служит источников звука, а в это время сотни бессвязных мыслей гуляют в голове прокручивая всевозможные исходы такой встречи. Сердце забилось быстрее, слегка задрожали руки. Простояв еще некоторое время в неподвижном состоянии, Иван отреагировал первым:
- Похоже... На звук автомобилей похоже, - заявил он.
- Стоят или едут, вот в чем вопрос, - подытожил краткие рассуждения товарища Максим.
- Едут, едут, но вдаль. От нас. Нужно подойти поближе и рассмотреть.
- Поближе? Ты в своем уме? – полукриком вырвалось у Тимохи.
- Тсс! Тихо, че кричишь? – двинувшись с места, пригрозил кулаком Максим. – Услышат и все, пропало.
- Да не услышат, точно не услышат, если пехоты нет, - заявляю.
- А ты думаешь военная? – спрашивает Иван.
- А чья-же еще? Трасса видимо какая, или дорога. – отвечаю.
- К ним не пойдем, ничего из этого хорошего не выйдет! – авторитетно обрезал Максим. – Продолжил в том же направление, пойдем вдоль дороги, там разберемся.
На том и двинулись дальше, но заметно снизив скорость и стараясь издавать как можно меньше звуков, постоянно вслушиваясь и стараясь распознать причину такого нескончаемого гула. Тропа наша продлилась недолго и вскоре звук начал только приближаться. Было ясно: мы сближаемся с ними что ничего хорошего собой не сулило. Благо, правее от нас, метрах в тридцати, показалась достаточно высокая гора. Немедленно было принято решение забраться повыше, дабы рассмотреть что же такого там происходило и поразмыслить, что делать дальше, поскольку двигаться нам необходимо было все время прямо, а это сулило не что иное, как встречу с нежелательными лицами. Проявив некоторые усилия спустя несколько минут мы оказались на возвышенности. Горой это назвать сложно, но окружающий нас лес оказался как на ладони. Видимость была сомнительная, но нам удалось рассмотреть движущиеся фигуры автомобилей и военной технике. Вернее выразиться, предпочтительно военной технике. Как и ожидалось, впереди было какое-то шоссе по которому вот уже минут десять непрерывно шли боевые колоны современных танков, ракетных установок, грузовиков и даже несколько полевых кухонь, как мы смогли позже догадаться. Колона сия была настолько длинной и издавала такой шум, что слышно было почти что за километр. Двигались быстро, пехоты не было, а посему найти и различить наши фигуры было физически невозможно. Было заметно, что торопятся. Быть может, это какой-нибудь вновь сформировавшийся полк из мобилизованных граждан, выступающий в качестве подкрепления в горячие точки фронтовой зоны. Необученных, часто без должной экипировки молодых людей бросали на уничтожение. Все знали, что идут на верную смерть, но возражали немногие. С такими разговор был краток и последовавшие вскоре после некоторых саботажей военных реформы и репрессии, переписанные законы, направленные на без судебное наказание бунтующих, подавили любое сопротивление внутри войск. Было что-то мерзкое и печальное в этой картине. Людей везли на убой, а те, в свою очередь, будучи частью послушного стада, уносили жизни других людей, воюющих на противоположной стороне. И сколько таких ненужных и бесполезных войн знает наша история? Сколько невинных судеб и душ погублено на нашей земле?
- Работает! Работает! – светящийся от счастья Максим перебил создавшуюся тишину и разрядил, казалось бы, накаленную обстановку.
Мы тут же выпучили на него глаза и спросили:
- Что работает то?
- Как что, балбесы?! Сигнал есть, связь есть! Значит, мы уже не далеко от поселка. Сейчас, сейчас посмотрю по картам, - с некоторой судорогой спешно перебирая пальцами по телефону произнес Максим.
Все уставились в маленький экран смартфона, на минуту позабыв об угрожающей нам опасности в нескольких метрах. В один момент, выражение Макса поменяло свою счастливую окраску и стало угрюмым.
- Недалеко мы, - начал он, - но придется переходить это шассе, а поселок уже в километре отсюда, жаль, что не видно.
- Хорошо, что связь появилась, - тут же ответил Иван, на лице которого, казалось бы, появилась надежда и вновь не пойми откуда взявшиеся силы.
- Это да, но колона. Как долго идти будет? – ответил Максим.
- Сколько бы то ни было, подождем и двинемся дальше. Мы уже на пути, мы уже близко. И это прекрасно!

Прождали мы еще минут двадцать. Колона проезжающей техники произвела на нас самые разнообразные впечатления: с одной стороны пробирала дрожь от величия и могущества увиденной картины. Чувствовалась некая гордость за свою страну и за ту военную силу, которую мы успели накопить за долгие годы войны. По спине пробирала дрожь от нескончаемой движущейся колоны бронетранспортеров и современных танков, только что сошедших с заводских линий. В голове теснились надежды что это позволит в скором времени закончить войну и привести нас к долгожданной победе. Но тут же, будто бы возвращаясь в реальность, я осознавал, что ничего хорошего это не принесет и лишь повлечет за собой сотни, тысячи ненужных жертв. Сотни тысяч жизней молодых ребят будут разрушены и навсегда потеряны. Без единой цели, без единого на то смысла. Война не имела никаких причин и оснований, но продолжалась и казалось бы, не собиралась останавливаться.
- Так что теперь делать будем? – прервал мои размышления Иван.
- А что делать? – задумчиво спрашиваю я, еще пребывая в своих мыслях.
- С поселком, что делать, говорю, будем? Ждали, что военных тут не будет, а тут видишь, какие колоны. Значит и солдаты близко. И очень даже может быть что в городе, - объяснил свою мысль Иван.
- Он прав, - подтвердил Максим, кивнув Ивану, - идти через поселок теперь опасно. Я просмотрел в интернете внутреннее расположение этого ПГТ: улочки маленькие, очень много частного сектора. Чуть что случись – скрыться не получится.
- А с продуктовыми магазинами что? – спросил Тимофей.
- Есть несколько, даже минимаркет присутствует. Раньше и супермаркеты были, население то под пятьдесят тысяч, да вот после войны позакрывались многие и разъехались, - отвечает Макс.
- Ну давайте сядем и рассудим: что и как делать дальше. Хотели же в продуктовый зайти, как стемнеет. Продовольствие, то есть, - начал говорить Иван, - но до границы еще двадцать пять километров и потом еще столько же. А судя по нашей скорости.. Это займет еще дней пять. Нет, не протянем, точно говорю.
- Вот и засада... – протяжно проговорил я.
- Ну, а что? Ничего не остается делать, - заговорил Тимофей, - придется идти и рисковать.
Максиму не нравилась эта идея. Ожидалось, что поселок будет мирным и никакого следа военных видно не будет. Но, как это зачастую и случается – ожидания не оправдались и все пошло совсем не так, как ты это представлял.
- Ничего не поделаешь, - согласился Максим, хоть и с некоторой тоской на душе: - Будем двигаться.

Было принято решение в поселок все же заходить. Прождав еще с пол часа, для пущей безопасности, мы начали спускаться, постоянно осматривая местность дабы не нарваться на непредвиденный хвост колоны. Никого не было: пыль от движения уже давно улеглась, стояла полная тишина, лишь вдали, со стороны леса можно было слышать щебетание ранних весенних птиц, да местами на дороге были заметны следи протекшего машинного масла и соответствующий, подгорелый запах. Минуя шоссе мы продвинулись вглубь леса: до всеми ожидаемого поселка оставались считанные сотни метров, но постепенно темнело. Дело шло к раннему вечеру и наступление темноты ожидалось через несколько часов, к семи – восьми часам. Показались первые жилые дома и покосившаяся табличка с наиминованием поселка: «Любляново» - было написано черной краской на синем полотне, изрядно выцветшее с тех лет, как табличка была сюда поставлена. Городок сей был небольшой: преимущественно частный сектор, лишь ближе к центру можно было лицезреть ряд пятиэтажек, построенных и оставленных здесь с лучших времен прошлого века, да и несколько девятиэтажек, построенных не так давно, в довоенное время. Постепенно смеркалось, гул окружающей нас природы давал о сем знать: заиграли свою шарманку затаившиеся сверчки, некоторые птицы отпевали последний гимн перед тем, как уложиться спать, а в частном секторе вовсю орали петухи. Мы шли полупустыми улицами и о присутствии здесь мирных жителей можно было только догадываться. По обе стороны проселочной дороги нас окружали первые дома: полу заброшенные и нежилые с первого взгляда. Машин на улице никто давно не оставлял: отбирали на нужды армии. Самое удивительное для меня стало то, что за долгое время странствования мы не встретили ни одной бродячей собаки. Причина этому так и не была установлена и между нами проскальзывало даже такое мнение, будто бы местные жители всех их, собак, переели. Но судя по тому, что голода в стране все же нет, лишь подскочили чуть цены, да и дефицита не наблюдается: все же поставки с соседних стран шли регулярно и в полном объеме, тут же отбросили эту идею. План наш был таков, чтобы успеть зайти в несколько местных магазинов и затариться перед дальнейшей дорогой, а привал уже сделать минуя поселок. Но, то ли со временем мы не рассчитали, то ли неожиданная колона техники сбила нас с пути, но уже темнело и это нас начало напрягать. Конечно, каждый имел при себе фонарик, но устраивать шалаш в полной тьме, пользуясь лишь искусственным светом, было не лучшей идеей. Но по-другому никак: раз так получилось, то и назад уже нет ни единой возможности отступить. За каких-то двадцать минут приблизились к центру поселка, где находилась основная инфраструктура. По длинной улице тянулись магазины, прилавки и другие важные здания. Здесь и школа, больница, общий рынок, ранее пользовавшийся большой популярностью, но из-за войны утративший своих обывателей, а посему открывавшийся лишь дважды в неделю, ряд магазинов, большая часть из которых в такое время суток уже были закрыты, один супермаркет, какие-то ларьки и прилавки с непонятным содержанием, давно не пользовавшиеся каким-либо спросом у местных жителей. Город казался вымершим: улицы были полностью пустыми, лишь изредка по главной дороге дорога проезжало несколько автомобилей. Мы шли по-над домами, в случае чего готовые быстро среагировать и проскользнуть во дворы или окружающие нас парки и посадки. Издали увидели несколько магазинов: небольшие, одноэтажные здания, коих мы привыкли видеть в многоэтажках в больших городах.
- Два, двое пойдут, а двое останутся, - притормозив нас рукой, сказал Максим, и тут же продолжил: - Тимоха остается и ты, Валера, - указав пальцем на меня, - а мы с Ваньком пройдем и посмотрим что купить можно.
- Я могу сходить, - заявил я. – А ты останься, у тебя же карты и вся информация, в случае чего, сможете с малым уйти, - имея в виду Тимоху сказал я.
- Сплюнь, балда, - встрял Иван. – Он прав. Оставайся, Макс, мы с Валерой быстро сходим и все купим.
- Деньги, возьми деньги, - протягивая смятые купюры напомнил Максим.
- А, точно.
Мы были похожими на каких-то наркодилеров, собравшихся одним ранним вечером по над многоэтажным домом, перепуганных и обмотанных вещами юнош, постоянно оглядывающихся, будто кто-то устроил на нас охоту. На самом деле – так и было.
- Ну давайте, с Богом! – сказал Тимоха.
Мы в последний раз попрощались и двинулись с Ваней через дорогу, предварительно посмотрев по сторонам и никого не обнаружив. От магазина нас отделяло метров пятьдесят.

Иван потянул тяжелую дверь и первым вошел в магазин, я последовал за ним. Действовать необходимо было быстро: покаместь случайным образом не встретили военных, которые смогли бы поставить жирный крест на всех планах и на наших жизнях точно. Сразу же бросили несколько взглядов осматривая магазинчик, но, никого и ничего подозрительного не обнаружив, приблизились к прилавкам. Мы были одни, но некоторое напряжение сохранялось и невольно колотилось сердце. В этой коробке мы были как зверь, загнанный в клетку и мне это не нравилось. Встретила же нас не очень приятного вида продавщица, лет под сорок, лениво поглядывая на нас в перерывах между какими-то подсчетами документации в старой, от времени поменявшей свой цвет и красочность тетради. Мы оценивающе начали бегать глазами по магазину и просматривать потенциальный товар, который можно было бы прихватить с собой.
- Скажите, - начал Иван речь, - у вас консервы есть?
Продавщица молча посмотрела на него с несколько секунд, как бы составляя портрет стоящего напротив нее юноши, но все же ответила, хоть весьма нахальным и грубым голосом: - Есть.
От этой женщины невольно веяло тоской и я принялся рассматривать ее поближе. Ей, должно быть, лет тридцать пять, но такая не ухоженность и, по-видимому, тяжелый физический труд, сделали из нее даму в возрасте, да так, что меньше сорока пяти ей было и не дать. На руках виднелись мозоли, волосы были наспех заплетены, но видно, что давно не мыты и не сушены. Носила она старую, потрепанную блузку и засаленный фартук. Впрочем, полностью соответствовала царившей вокруг атмосфере: в магазине туго было и с освещением, едва ли горело несколько лампочек, излучая теплый, оранжевый цвет, от которого невольно веяло печалью и безнадежностью бытия. Повсюду валялись коробки: пустые и забитые доверху какими-то продуктами. На витринах небрежно были разложены мясные товары, которые, казалось бы, должны были храниться при определенной температуре холода для их же блага, но духота стояла такая, что курица, лежавшая поодаль от остальной утвари, казалось, коптилась сама собой. Лишь спустя несколько минут я почувствовал тошный запах, въедающийся в глаза и перехватывающий дыхание. Что служило его источником – мне так и не удалось выяснить, но находиться в таких условиях было невыносимо. Понятия не имею, как женщина за прилавком переносила вся эти тягости, и чувствовала ли она вообще что-либо к этому. Её глаза, впрочем, были полны печали и тревоги. Под ними свисали фиолетового оттенка мешки из-за явного недосыпа. Она смотрела на нас с некоторой сухостью и болью: я сразу же это почувствовал. Я не знаю, в каких жизненных обстоятельствах она находится и что пережила, а посему и судить не смел. Быть может, эта кровавая и абсолютно бессмысленная война забрала у неё мужа, а может и сына, а она, вынужденная работать через боли и страдания, дабы было на что купить кусок хлеба. Покаместь она обслуживала и вела беседу с Иваном, я непрестанно продолжал вглядываться в эти две, глубокие, но такие пустые и чем-то пугающие сферы. Отвечала на все вопросы со злобой, как бы ненавидя весь мир и явно брезгуя общения, да и работы, а может и всей жизни.
- Давайте шесть банок рыбных, - тем временем диктовал список Иван, - столько же мясных, хлеба, если есть свежий, только что завезенный, то..
Не успев договорить, тут же был перебит звонким голосом с некоторой ноткой раздражения:
- Мясных нет столько! – проговорила она.
Иван остановился, сбившись, пытаясь собраться с мыслями, но все же с некоторой кротостью ответил:
- А сколько есть?
- Четыре.
- Давайте четыре тогда уж, хлеба, несколько буханок, а есть у вас этот.. – тут он позабыл слово, которое хотел сказать, начал вопросительно смотреть на меня и тереть пальцами друг об друга, усердно стараясь вспомнить потерянное слово.
- Лапша быстрого приготовления, - предположил я, стараясь поддержать своего товарища и сократить время.
- Точно, она самая! – воскликнул он.
Эта сценка, кажется, вызвала некоторое потепление в душе этой женщины. Она, с некоторой теплотой на сердце и в словах, ответила:
- Есть. Сколько?
- Давайте десять пачек!
- Ещё что?
- Ещё давайте колбасы, посвежей какой-нибудь, и овощей тоже. Ну, помидоры там, огурцы, что еще то? – продолжил Иван.
Покаместь продавщица набирала и складывала в пакеты все необходимое, я старательно вспоминал, что же еще необходимо было докупить.
- Картошки, - говорю, - картошки возьмем?
- Да где мы ее будем? – ответил Иван, хотел продолжить, но замолчал.
- Давай возьмем, пригодится, - настаивал я.
- Лишний груз, сам потащишь?
- Неизвестно на сколько, давай возьмем, - не переставал твердить я.
- Да будь ты не ладен со своей картошкой, хорошо, - все же согласился Иван, - давайте два килограмма картошки еще.
Женщина без особого участия и интереса к спору паковала все, что было необходимо.
Покаместь мы додумывали что докупить и рассчитывая деньги, за дверью послышался визг резко остановившегося автомобиля. Да это был не просто автомобиль, а нечто похожее на грузовик. Все произошло в несколько секунд и мы лишь успели увидеть нос грузовика. Душа ушла в пятки – военный. Послышались громкие голоса и захлопывание дверей. Пропали, теперь точно пропали. Готовились месяцами, пережили большую часть войну, проявляли осторожность там, где не нужно было, и так легко попались. И что делать? Принимать бой и махаться кулаками? Так эти верзилы всегда толпой ходят, а за плечами оружие. Законы военного времени, нападение на служащего – расстрел на месте.
«Попробовать по углам спрятаться, а как зайдут, оглушить чем-нибудь и деру дать?» - носились мысли в моей голове.
Казалось бы, шла целая вечность и всю картинку происходящего я видел чуть-ли не в замедленной съёмке, но на деле тянулись считанные секунды.
«А продавщица сдаст и заранее закричит, вот ведь засада» - не унимался я.
Иван, казалось бы, совсем растерялся и просто стоял как вкопанный, не убирая глаз с двери.
- Сюда, слышите? – закричала женщина, толкая нас в плечо. – Сюда!

Потребовалось мгновение, чтобы опомниться. Следующее, что я видел – испуганное и перекошенное лицо усердно толкающей нас и трусящей рукой женщины. Её выражение передавало ту боль и страх, которая до сего момента тщательно скрывалась за грубостью и безразличием к окружающему миру. Несколько фигур замелькало на пороге, приближались громкие, грубые голоса, но мы вовремя успели забежать в дверь, находящуюся в дальнем углу магазина и ведающую в маленькую, старую коморку, вероятно – подсобку магазина. Повсюду были навалены картонные коробки и полуоткрытые банки, местами лежала сломанная мебель и какие-то тряпки. Подле окна стояло ведро с водой и швабра, обмотанная грязной до неузнаваемости тряпкой. Окна же были завешены подобием штор, а вернее сказать черным полотном. Это первое и последние, что мы успели заметить за несколько секунд суматохи, в которой очутились. Повсюду стояла еще пущая вонь, чем это было в самом магазине, но ни Иван, ни я не обратили на это никакого внимания, замерев в ожидании развития дальнейших событий, стараясь не издавать ни одного лишнего звука.
«Но почему? Почему такая жестокая, бесчеловечная на первый взгляд дама решила укрыть нас? А может она сейчас выдаст нас военным, а сделала так, чтобы мы наверняка не убежали?» - носились мысли в моей голове.
Дверь в магазин распахнулась и было слышно, как внутрь здания зашло человека четыре. Слышалась громкая брань и постоянный смех, местами можно было даже разобрать их диалога между собой. Начали расхаживать по магазину, вероятно, выбирая товар и приглядываясь к продавщице. Грабеж был строго-настрого запрещен и карался высшей мерой наказания во время военного времени – расстрелом или тюрьмой, а посему мы искренне надеялись, что все обойдется. Но никогда не знаешь, какие мысли таятся в умах людей, имеющих власть на местах и действующих методами силы.
- Катенька, - заговорил один грубый, прокуренный голос. Лет пятьдесят мужичку дать можно, я уверен. Говорил он отрывисто, но по существу. Видимо главный из всей бригады, какой-нибудь ротный или еще какая большая шишка. Но с Катенькой, продавщицей, старался изъясняться вежливо и даже с некоторой лаской, хоть и прослеживалась в его манере жажда властвовать, - организуй нам харчей в дорогу.
- Каких, Павел Семенович? – ответила та.
«Ага, значит, они знакомы» - подумал я, но тут же холодок прокатил по спине, осознав, что именно сейчас она выдаст нас, двоих юношей уклонистов, и останется там как только и гнить в канавах.
- Да как обычно давай: лапши поклади, на семь человек, по 2 каждому. Мясца бы... – протянул голос, да так, что чуть-ли не спел, - да спортится. Поклади ты нам, голубушка, колбасы. Вот всю с прилавка то и достань, сколько там? Полтора? Заворачивай, уйдет мигом.
- Еще что-нибудь? – спросил женский голос.
- Конечно, ещё что-нибудь, - ответил мужчина. – Консерв давай, как я люблю, мясных. Тридцать банок.
- Сделаем, - отвечает.
«Ага, значит как для нас консервы – так нет, а как для какого-то Павла Матфеевича, так есть» - подумал я, но тут же откинул мысль.
- А вот то, вот то что стоит? Позади?
- Это?
- Да не это, левее. Левее что?
- Закрывашка, только недавно привезли: огурцы, помидоры.
- Вот, голубушка, давай закрывашку.
- Огурцы? – прождав несколько секунд, она добавила: - Или помидоры?
- И огурцы, и помидоры. Баночки три. Давай все, все заберем.
- Есть, что еще?
Послышалось энергичное щелканье калькулятором.
- Давай нам четыре пляшки литровых.
- Бородняского?
- Агась, да, Катенька, Бородянского, как всегда.
Речь, видимо, шла о водке или другом алкогольном напитке.
- Вместе выйдет пять четыреста.
- Можем, можем пять четыреста организовать. Сиплый, слышишь сиплый, - повысив голос, начал он звать кого-то.
- Чаво это? – ответил один, стоявший настолько близко ко входу в подсобку, что от неожиданности мы чуть не отпрыгнули. Он фактически находился у нас за стеной.
- Деньги то отсыпь барышне. Сколько просит: пять четыреста.
- А-а-а, - протяженным голосом завыл тот, - на, пять, и на, еще, вот мелочь еще.
Послышалось шуршание пакетов и топот ботинок. Затем, спустя минуты полторы, снова грубый голос:
- Сама то как, Екатерина?
- Нормально, Павел Матфеевич, держусь.
Еще неловкая пауза и молчание.
- Ну ты держись. А мы этих гадов, мы этих гадов жмем. К нам из запада техники новой пришло, сейчас ребята молодые подучатся и переломим ход войны. Уже побежали с окрестностей возле Олигамского, слыхала?
- Нет, не слыхала, - ответил тихий голос.
- Линия фронта двигается в нашу пользу, давим тараканов. Гнид этих бить надо, бить и чтобы не возвращались. Сейчас молодняк подскочит и мы их.. – вновь воцарилось молчание, - а впрочем.. Бывай Катерина, домашним привет.
- Передам, - едва слышно послышался ответ.
Дверь громко захлопнулась,  а спустя мгновение завелся двигатель и приехавший отряд двинулся дальше. Мы продолжали неподвижно сидеть, вслушиваясь и стараясь не издавать лишних звуков: даже не дышали. Послышалось шуршание ног и дверь со скрипом отворилась. Свет из коридора заполонил мрачную подсобку.
- Вылезайте, что ж уж, - сказала женщина.
Мы осторожно вышли, оглядываясь в окно двери, дабы убедиться, что военные точно уехали.
- Да точно уехали, не боитесь, - сказала она.
- Спасибо вам, - проговорил Иван, неуверенно добавив: - Почему вы так? Мы думали сдадите?
Та лишь тяжело вздохнула, но на глазах заметны были едва подступившие слезы.
- Вы чего это? Не плачьте, вы чего плачете то? – начал утешать Иван. – Не нужно. Не нужно плакать, чего это вы?
Женщина оперлась об прилавок и присела на позади стоявшую коробку с продовольствием. Иван подступил поближе, бережно положив руку на плечо.
- Моих то, как вы были, молодые, юноши совсем, - со слезами проговорила она, пытаясь взять себя в руки.
- Как вас зовут? Екатерина? А отчество? – попробовал перехватить инициативу на себя.
- Валентиновна, - отмахнулась.
- Екатерина Валентиновна, что случилось то?
Перестав плакать, замерев на мгновенье и подняв голову, она пристально начала всматриваться в мои глаза.
- Тебе сколько лет?
- Мне? – удивленно спрашиваю. – Двадцать.
- Вот и сыну моему было двадцать. Да забрали сволочи. Прямо на улице поймали, в бусик свой усадили насильно и увезли. Никакой медицинской комиссии, никаких документов, лишь спустя полторы недели как пропал, как мы обыскались его, дошел слух что погиб.
- Как же? Где погиб? – спрашивал Иван.
- Без подготовки в роту определили и кинули сдерживать наступающие силы противника. А в роте той, как мне позже рассказали, потери постоянные были. Половина алкоголиков, зеков и наркоманов проклятых, а пополнить решили молодежью, как вы. И схватили, схватили посреди белого дня, и никто ничего сделать не мог! – на этом моменте она еще сильнее стала плакать.
- Успокойтесь, пожалуйста, не плачьте, - безуспешно утешал её Иван.
- Валер, воды найди, воды.
Я оглядел магазин и увидел нетронутую литровую бутылку, быстро открыл ее и налил в стоящую позади прилавка кружку.
- Пейте, пожалуйста, успокойтесь, - протягиваю.
- Сынок у меня по медицинской комиссии то не проходил. У него и справки были, что проблемы с неврологией. Негоден он. А эти сволочи и слушать не хотели, как мне рассказали. Справку отобрали, очки разбили, насильно заволокли в салон и укатили. Их роту как свиней, как собак пустили сдерживать неминуемый прорыв.
Мы молча слушали и переглядывались.
- Я вас увидела, сразу сын на ум пришел. Не хочу, чтобы и вы страдали от этих нелюдей.
- А Павел этот, как его?
- Матфеевич.
- Матфеевич, Павел, это он виноват? Он забрал?
- Да что ты, сынок, нет, - затароторила женщина, добавив: - Павел Матфеевич человек чистой души, сосед наш бывший. Как война началась его в другой город в часть вызвали, как бывшего майора в отставке. Был бы он здесь, может, с Кирюшей ничего и не случилось бы.. – начала говорить, она вскоре запнулась, погрузившись в свои раздумья, наблюдая за нами полупустыми, заплаканными глазами.
Время было двигать дальше, пережив такую ситуацию, не было ни малейшего желания оставаться здесь. Еще раз поблагодарив ее, расплатившись за набранный товар и попрощавшись, мы вынырнули на улицу, оглядываясь по сторонам и быстрым бегом пересекая улицу, к месту, где оставались наши товарищи. Нашли мы их под одним из подъездов без двери, нервными и перепуганными. Увидев нас, Максим ринулся с места:
- Вы как? Что было? Мы видели... – начал он.
- Да, да, все нормально, - отвечаем.
- Как нормально то? Вас отпустили?
- Нас не нашли, - поправил его я.
- Давайте убираться отсюда, оставаться небезопасно, да и темно совсем. По дороге расскажем уже, - предложил Иван.
Все поддержали идею и двинулись в дальнейший путь.

- Даа, - долго протянул Макс, - дела! Как же повезло. Думали мы, что и не увидим вас больше. Вон, Тимоха, больше всех паниковал. И повезло же, что женщина такой оказалась, иначе не видать бы нам Ваньку с Валеркой, - со смехом продолжал тот.
- Печально это все, - отвечал Иван, раскладывая спальный мешок, - еще одна разрушенная семья и жертва никому не нужной войны. Женщину все же жалко, даже очень, но и помочь мы ей никак не можем.
- Да как тут ей поможешь, себе бы... – возразил Макс.
- Во сколько встаем? – перебил Тимоха.
- Пораньше нужно, в шесть тридцать давайте. А то будет как в прошлую ночь, лишь к полудню выберемся. И помните, - настороженно проговаривал Максим, - мы уже миновали все населенные пункты и кругом можно встретить лишь военных, сбившихся с трассы. Будем надеяться, что таких не будет, конечно, но хорошо было бы оставить одного на шухере.
- Ты серьезно? Не спать всю ночь? – заговорил я.
- Почему же всю ночь? Ничуть. По два часа и смена, так и ночь пройдет. Сколько до утра? У кого часы?
- Семь с половиной, - ответил Иван.
- Семь с половиной, - повторил Максим, - вот по полтора-два часа на каждого. Кто начнет?
Эта идея не понравилась нам всем, но понимали, что это скорее необходимость, чем необоснованная затея. Если послышится какой-то шум или еще что случись – должен быть человек на посту, кто всех остальных и перебудит. Да и остановка наша ничего хорошего не сулила, в первую ночь мы обустроили и шалаш, и даже заградились от диких зверей, сейчас же на скорую руку развели костер и повалились без сил, забываясь крепким сном. Мы не были в безопасности и это напрягало.
- Ладно, я первый, лягайте, - наконец сказал Иван.
- Давай, чуть что – буди, - наставили мы его напоследок.
- Бужу бужу, пинать вас лично буду, - в шутку ответил тот.
Я приклонил голову и тут же забылся глубоким сном, обессиленный после переживших событий дня. У меня еще крутились некоторые мысли, но на все это требовалась энергия и я, как бы находясь в бреду, позабыл обо всем на свете. Спустя некоторый промежуток времени кто-то усердно пинал меня в бок. Поначалу думалось мне, что во сне все происходит, а оказалось наяву. Кто-то усердно мешал мне наслаждаться сном и всячески буцал в руку, а следующим легким ударом так вообще в ребро попал. Последовал отдаленный крик и я очнулся, вскочив с места и уставившись на стоящего подле меня Ивана, с интересом оглядывающего меня.
- Что вскочил то? – спросил он.
- А ты что меня буцаешь, а? Я что тебе, мешок? – со злостью ответил.
- Кто тебя пинает? Чудик!
- Как кто? Ты вот и пинаешь, сначала в руку, легонько, а потом в живот засадил, - не унимался я, но все же спросил: - А кричал кто?
- А никто не кричал, - объяснил Иван. – Приснилось все тебе, слышишь? Приснилось! Но это хорошо что ты встал, я уже полтора часа сижу и засыпаю. Давай, просыпайся, вставай, через минут двадцать меня сменишь.
- Ага, ишь че вздумал, - укладываясь в спальный мешок ответил я, но вскоре почувствовал толчок в спину, и толчок этот был наяву, не во сне.
- Ты что пинаешься? – с яростью крикнул я.
- Не кричи, люди спят. Говорю тебе, вставай, дежурить будешь. Некому больше.
Нехотя приподнялся. Весь сон как рукой сняло.
- Грубый ты человек, Иван, грубый, - как бы в шутку говорю ему.
- Почему ж грубый?
- А живого человека, спящего причем, ногой елозить! Добрый что-ли, по-твоему?
- Такие обстоятельства, батенька.
Сажусь возле него, решая разделить последние минуты его службы и отправить на верный сон.
- Вот тебе часы, - протягивает он мне, - будешь время замерять. Я около часа пятидесяти просидел, ты столько же, потом или Макса вон, или Тимоху, хотя тот и спит как барсук, аж будить жалко.
Минуту помолчав, говорю:
- Хорошо все таки свободным быть, - заглядываясь на бесконечные звезды, заполонившие весь небосвод, продолжаю: - Иди куда хочешь и делай что хочешь. Никто воевать не заставляет. Никто убивать не заставляет. И сам знаешь, что ни к чему это все. Как же все таки хорошо без войны было.
- Ты прав, Валерка, прав. Вспоминаю слова бабуленьки моей, говорящей: «Главное, чтобы войны не было». Я прежде сих слов не понимал, о войне только фильмы смотрели да поигрывали в игры, романтика, девушки, все дела. А на деле все по-другому. На деле кто сильнее – тот и прав. Отсюда безнаказанность, преступления ужасные и насилие.
С минуту оба молчим, наслаждаясь ночной картиной открывающегося леса и блеклой луны.
- А ты знаешь, - прерываю тихую благодать, - в христианстве тоже убийства не поощряются.
- А ты что, - спрашивает, - в религию податься хочешь?
- Ну почему сразу в религию податься, так, интересуюсь, - насупившись отвечаю.
- И что там говорят?
- Говорят, чтобы верующий человек не убивал.
- Тогда и в войне участие не принимать?
- И в войне участие не принимать. Ну, или альтернативы какие-то. Еще учат, что любить друг друга нужно.
- Любить? – спрашивает Иван. – А как ты полюбишь, когда все кругом мрази и уголовники? Когда коррупция и припирают к стене по всех сторон? Слабость свою проявлять – всех любить.
- Но Христос вот, - неуверенно продолжаю, - тоже страдал за всех. И били его, и издевались, а он терпел и даже велел врагов своих любить. Видишь человека в беде – помоги ему. Видишь беззаконие – останови. Поступай по совести, одним словом.
- Таких людей и не хватает, кто по совести бы поступал.
- Можем стать теми немногими, - тихо проговорил я.
- Можем... Но хватит лясы точить, я спать, а ты карауль, да смотри чтобы не проспал если чуть что. Подъем в семь, давай, спокойной!
- В семь тридцать, - поправляю, - спи, старик.
Сижу у костра, изредка подкидывая дровишки, погрузившись в свои мысли, разглядывая образовывающиеся на небе созвездия.