Чорна гора

Говорил я ей того тыжня:
– Знаешь, нэвистушка, поехала бы, забрала детей.
Ганна продолжала мыть посуду и молчала.
– Племянники всё-таки. Нельзя их бросать, они – это ведь мы в будущем.
Ганна повернулась ко мне, красные глаза сухие:
– Батько, вы вот умные слова находите, все только и говорят про Иштвана-философа, а я уже узнала, как туда добраться. И даже созвонилась. Складно, но доберусь. Деньги собрала.
– Про гроши не думай, я дам, сколько нужно.
– Всё из головы не выходит. – гремит Галя посудой. – Чому дети оказались в феврале в Днепре? Они же были в Херсоне!
– Вот поедешь и разберёшься.
И уехала.

Остался я один на хозяйстве: дети и внуки давно в Венгрии. А война далеко, нас не трогает. И полиция не трогает, как сынок потерялся на востоке. Галя убивалась, да я её успокоил, но правды не сказал. Разболтает по всему городу. У русских он в плену, венгерская родня шепнула. А там его обменяют. Видел, здоровые и весёлые из плена парни вернулись. Говорили, что русские дурные: лечат и кормят.

Русские дывны вояки. Рядом с городом через Тису два моста, так они не взорвали их. Хотя по ним технику гонят из Румынии. Так хороши они или плохи? Тут вопрос не в этом. Нормальные они или нет? Говорят, что сами себя бомбят. Так, может и не воевать с ними? Сами себя бомбами и закидают.
Читал про русских. И по телевизору слышал. Нормальных, пишут, среди них и не осталось. Как там? «Хворобы, дитячи травмы, низка самооцинка, бидность, линь...» А недавно узнал, что они алкоголики через одного от рождения до смерти, что мужики что бабы. Удивительно, как русские за тридцать лет так деградировали. Раньше такие интеллигенты, в костюмчиках, галстуках, гладкие, а теперь... Нам говорят, что они спят и видят как зныщыты все народы.

Через день Галя позвонила, казала, что они с детьми едут домой.
Что там по дому? Хозяйство небольшое, а не бросишь. Протопить да птицу накормить. Лютый переживём, дети из Венгрии передали продукты. Вот только лишние рты прибавятся, но не страшно. Жду внучатых племянников. А тут за ночь снега навалило. Дорожки утром пробил от крыльца до калитки, до сарая, курятника да будки. Пёс слышал, скулил в своей хатке, а как пробил снег, сразу вылез, ногу задрал у сугроба и – обратно, в тепло.

А сегодня Галя вдруг звонит: вот-вот будут. Да и не вовремя они, не подгадали. Такси из-за снега не подъедет, улицу кто будет чистить? Зато внедорожник военный проехал.
Я в дверях стою, наблюдаю. Головы соседские из-за заборов торчат. Ещё бы: гой-гай на всю улицу.
Это соседа в армию забирают. Собачий лай, женский визг. Хорошо, что не стреляют. Соседу всего 55, солдат в самом соку. Его из дома тащат за шкирку. Он кричит по-угорски, чтоб уходили с венгерской земли, что он не будет воевать за них! А вербовщики автомат на него наставили, в рот ему венгерский флаг, чтоб заткнулся, и тащат в свой новенький внедорожник.
И тут Ганна с детьми и с сумками явилась, заходят во двор. Уставшая и с деланной улыбкой, видно, детей успокаивает. А девочка прямо зелёная с лица, зелёный же рюкзачок за плечами, за юбку тётки держится. Мальчишка же рослый, крепкий, два рюкзака тащит. Як назло в камуфляже.
И его заметили. Внедорожник к нам прикатил.
Подходят, за плечами автоматы, на рукавах сине-жёлтые повязки: что за парень? дезертир?
Ганна сумки покидала, на вербовщиков кричит: мальчишке 15 лет, вот документы!
А им пофиг! Заломили хлопчику руки, повели к машине: там разберёмся. А он мычит от боли, а слова не сказал, как партизан. Хорошо, что слова русского не молвил, забили бы. Ганна – за ними, кулачками машет, верещит, не успевает по снегу. Отпихнули в сугроб. Пёс вылетел из будки с лаем да к хозяйке, цепь натянул – не пустила за забор – и завыл. Я выскочил из дома в чём был на холод, клюкой грозил. А девочка вдруг кинулась ко мне, прижалась, дрожит.
Полицейская машина – гарью в лицо Ганне: увезла и хлопчика, и соседа.
– Что ты, милая, всё хорошо, не бойся, – успокаиваю девочку, глажу по голове, а она всё равно дрожит. Понял, чего испугалась, нужно отвлечь: – Собачка у нас добрая, это она на злых людей кидается!.
Девочка повернула голову, увидела пса. А он возле нас постоял, снизу вверх посмотрел, будто тоже ничего не понимает, зевнул, хвостом виновато крутанул и к будке засеменил. Старый он уже на наши беды себя тратить. 
Я обернулся к Ганне, а та уже во двор входит, вещи за собой тащит.

Зашли в дом. Девочку невестка сразу увела умыть, да накормить, да поспать. А потом пришла к мне, села, руки на коленях сложила. Ни слезинки. Выплакалась по дороге?
– Я отдышусь, – сказал, – пойду в отделение, вытащим хлопчика. Я по-гуцульски розмовляю, деда  Иштвана послушают. Лишь бы в Копаню не увезли, где лагерь для захысныкив.
Молчу, а Галя сидит как соломенная.
– Как добрались? Я пока собираюсь в полицию, а ты рассказывай, – растормошить хочу её.
– Не бомбой убило Любомилу. Она голосовала за русских, пришли за ней и увели. Даньке говорили мальчишки, что он предатель, что его мать расстреляли, а отец их бросил и с русскими удрал, когда те уходили. Сиротами остались, потому и увезли в Днепр. Я уговариваю, чтоб детей отдали. А они: да бери!
– Не верь! Брэшуть! Сказано же чиновником тебе: Любомилу бомбой убило!
Невестка замолчала, и я понял, что она не досказала самое главное.
– Везла детей, а Тосю всю дорогу рвало. Я так спрашивала, эдак. А Даниэль мне и говорит, что её згвалтувалы русские. Переплыли Днепр, ссильничали и обратно уплыли. Русские, сказал Данька, хитрые. Они по-английски говорили. Чтоб никто не догадался. И дали польский паёк.
– Русские? Через Днепр? На ливобэрэжжи бабы перевелись? – И тут как обухом по голове: – Тоське же только тринадцать!
Ганна завыла было да прикрыла рот платком.
– Да не русские. Русские в ноябре ушли из Херсона, а...
– Цыц! Баба дурна! Помоги мне кожух натянуть.
– Ждёт Анастасочка наша ребёночка. Слабенькая. Куда ей рожать?
– Если спросят, пусть говорит, что от американца! – волос у баб длинный, ум короткий!

Хромаю по снегу в отделение по вулыци Мира, а она ведёт прямо на войну, на восток.
Мать говорила, что до мировой войны у чехов мы жили счастливо. А вот пришли немцы и стало ясно, что мы  при чехах страдали. Чудно! После войны при русских всё восстановили, понастроили, не было голода, была работа. Счастье? Нет. Оказывается в то время мы страдали, а счастье наступило, как кончилось рабство москальское. Вот сейчас русские напали, чтоб опять нас поработить. А американцы придут, так спасут от русских. Как только нас кто-то завоёвывает, так приносит счастье, а до того страдали и не знали. Да мы бы от счастья померли все, если бы не захотели страдать!
А вдруг и правда, что Любомила враг? И дети её тоже лазутчики? Тогда и мы виноваты, если проболтаются. Позвоню родне в Захонь. Пусть этих детей к себе заберут. От греха подальше.

Иду, а впереди засліплюючою глыбой на полнеба белеет Чёрная гора. Глазам больно смотреть.
Снежок приятно скрипит, как и всегда. Свежесть обветривает лицо до самых слёз. Не успеваю смахивать.

Апрель 2023