Сон в зимнюю ночь

     В последнее время мне казалось, что я устал от жизни.
     Нелепая, но чисто человеческая мысль бывает, что привяжется к одинокому мужчине. Рассказать о себе? Пусть это сделают: коллеги по работе (которые очень заняты собственной значимостью), их жены (интересующиеся со скуки чужой жизнью), соседи (приходящие занять денег, на свадьбу или помины), несколько друзей (если отношения наши можно назвать дружбой) и далее, и далее. Страшно сказать, но факт бытия большинства из них мне безразличен.
     Я попробую рассказать самому себе ту историю, относительно которой мнение любого, кто узнает ее, не покажется мне значимым. Есть единственный человек, которому я хотел бы донести суть моего рассказа. Мама. 
     Все, что здесь написано, может быть передано в руки постороннего хорошего человека после моей смерти. Здесь нет секретов, но только моя условная нагота под взглядом наблюдателя не даст покоя моему еще живому сердцу. Потому прошу Вас, - неизвестно кого: ради Бога...
     Ну вот и покончено с неприятной формальностью.

                * * *
     ...Всего лишь мгновение, и я на кровати с казенной постелью. Скрипят пружины под моим телом. Вокруг меня люди. Они никуда не спешат и каждый обладает своей кроватью. Кажется, кругом меня женщины.
     Я не слышу беседы, рассыпавшейся по большой белой комнате, но понимаю, о чем хотят сказать поочередно открывающиеся рыбьи рты моих соседок. Отсюда нельзя выйти, даже если бы ты захотела. Представь, каково нести налившееся тяжестью тело!
     Здесь не хочется говорить о политике. Мы встаем, достаем из шкафчиков теплые халаты и в них гуськом тянемся в общую столовую. На первое - рисовая молочная каша, над блюдом со вторым струится пар неопределенности, чай и хлеб с маслом - на третье. Где-то чего-то не хватило и шум раздора поскакал по столам. Идите к нам, дорогие! За нашим столом достаток и вы насытитесь сполна. Хлеб, масло, каша... Роженицам не положено голодать.
     Возвращаемся к нашим кроватям. Кто-то по пути из столовой решил улизнуть и пошел не тем коридором. Я не вижу, но чувствую, как эксцесс, едва зародившись, гаснет. Самовольница ложится на свое место.
     Интересно все-же, сколько здесь человек? Один, два, три... А вот с маленьким свертком на кровати. Туго спеленали, вот и кряхтит, пыжится.
     У многих кроватей фонари капельниц, и те, кто лежит под ними, согревается их целебной силой. Руки их перевязаны и я понимаю, что подобная процедура необходима. Понимаю и чувствую тяжесть в теле, но, к счастью, не от страха перед будущей операцией.
     Неизвестно, сколько времени будет длиться мое пребывание здесь, но мне интересны и мое положение, и неотвратимая будущность, и молчаливое участие в беседах, и некие запреты, и казенная забота, раскрашенная в цвет стиранных простыней, и побеленный потолок и даже запах хлорки в туалете.
     Я понимаю, что поцарапанные ножки кровати держат не только мое тело, что есть некто, невидимый пока, но такой близкий и родной, что хочется плакать от нежности.
     Мне совсем не одиноко, дорогие мои женщины! Как выше самочувствие? Иные гордо молчат и я им завидую. Они не слышат ничего, свертки на их кроватях как символ материнского материнского счастья. Что это такое, я пока не знаю.
     Опять халаты, столовая, кровати. Время растворяется во мне и необходимое становится насущным. Наступает мой час и все, как в тумане: наркоз вместо боли, монотонный узор кафельных стен и покой вместо ослабшей от предчувствия памяти... Больше ничего не помню, только холод иглы в области левого глаза. Причем тут он?
     ...Опять я на своей кровати...о, Боже, ноет левый глаз в перевязке и вены рук в кровоподтеках от игл, но главное, что мой сверток рядом! Вот он, мой драгоценный, спит и его влажные от родов волосики делают меня другой, счастливой и сильной. Я горжусь им, я люблю его и вижу, что он красивее всех младенцев в этой огромной белой комнате. Он только мой, и он самый милый и красивый!
     Я совсем не помню себя от материнского счастья. Как далеки мужчины от света Звезды Вифлеема! Замечаю, что остальные обращают на меня, на нас внимание. Я ничуть не хуже их, я стала матерью. Я, блондинка с тонкими чертами лица, красивая, но очки на носу. Смотрю на себя со стороны: какая!
     Мой малыш так похож на меня, и он сейчас спокойно спит. Мой милый мальчик, моя радость! Нас только двое в этом огромном и шумном мире.
     ...В шумном мире... Толчок поезда будит меня и хрустальные осколки моего сна блестят на затоптанном полу купе.

                * * *

       Я благодарен за мой сон тому, кто позволил мне увидеть его однажды в жизни. Однажды, и я в этом не сомневаюсь.Спасибо тебе, Морфей, за эту милость. Благодаря тебе я прикоснулся к счастью материнства, не будучи от рождения женщиной.

                * * *

     С чего это я взял, что жизнь грустна? Вечером иду к матери. Она сидит в кресле, смотрит телевизор.
- Добрый вечер! Я поужинать. Спасибо, сам.
В комнате голубой полумрак. Отужинал и сажусь рядом с ней. Делаю вид, что смотрю на экран. "Мама,"- молча шепчу - "а ты хорошо помнишь ЭТО?". Непроизвольно кладу свою почти чужую голову ей на грудь, прижимаюсь ухом к сердцу, давшему мне жизнь. Слушаю и боюсь шелохнуться от страха потерять мягкий родной стук и тепло груди, вскормившей ТО, что зовется моим именем. Мне страшно от мысли, что ниточка родства так связала нас однажды в ее жизни, что кричать хочется от страха и боли при любом, даже минутном расставании. Мама!
Она отвыкла от моей ласки и молчит. Но ей хорошо так, и я это знаю.
Звонит чертов телефон. Я молчу, а она говорит: "Подожди минутку" - и встает, идет к аппарату. А я сижу, оглушенный стуком родного, драгоценного сердца. Пытаюсь понять ее:"Телефон звонит. Откуда ей знать мои мысли."
Все равно больно, горько , обидно.
А ниточка дрожит в руках и напрягается при нашем расставании. Милая,родная мама!

                * * *

     Сколько в жизни ненужной суеты! Только здесь, темной ночью у моря, осыпанный светом южных звезд, начинаешь приходить в свое потерянное естественное состояние.
Мысль! Она, словно мать вселенной, приводит к родным истокам, и память отпускает тебя побегать в далекое детство, посидеть у мамы на коленях и осторожно потрогать ее накрашенные ресницы.
Как хорошо быть никому не известным бессловесным существом! Обладать самим собой и носиться в обнимку с памятью по родным просторам в любом возрасте.
Как хорошо быть женщиной и повторять себя в своем ребенке!
Помнишь тот давний удивительный сон?
Хорошо бы умереть от тоски по нему именно здесь, у самого прибоя. Найдут, поднимут шум, разбудят фантазии... Лучше дотерпеть до конца.

                * * *

     "Уважаемые друзья! Дамы и господа! Благодарю вас за теплые слова в мой адрес в день моего 80-летия. Считаю, что, увы, уже прожил активную часть жизни и настало время подводить итоги. Каким я был писателем, судить не мне. Немного "авангарда в строгой оправе реализма" или "сюрреалистическая ветвь" ни о чем не говорят. Я жил и излагал жизнь, и жажда славы умирала во мне ежегодно, начиная с 27 лет. К сожалению, не в силах воплотить свою давнюю мечту о восточном мастере, учителе, художнике, который на  исходе своих дней просто исчезает на виду у зрителей в собственном пейзаже, нарисованном для внимательных учеников.
Буду счастлив, если взамен аплодисментов кто-либо из присутствующих на этом вечере украдкой возьмет мою книжку в постель и честно переспит с нею.
Мне нелегко говорить, но, простите, не от умиления, а от бессилия перед временем, философию которого я старался постичь все мои годы.
Дорогие друзья! Я собрался уходить, но вместо меня к тому, кто не гнушался моего философского бреда, придет маленький натюрморт из моих снов и переживаний, никогда не публиковавшийся. По иронии слово "натюрморт" здесь весьма уместно.
Право на его издание я поручил господину Бойзе, моему попечителю и известному меценату.
Позвольте пожелать вам всевозможных успехов в непрестанном познании странностей мира сего. Будьте счастливы!"

                * * *

     Слабое тело подобно телу ребенка. Жизнь не кончается, однажды оборвавшись, потому что в мире существует материнство. Родиться бы вновь, обрадовать маму...
Тебя радует наша будущая встреча?



2-4.01.1992/(04.2023)