Деловая Германия. Утраченные надежды

 

    На фоне набирающего в нашей стране силу экономического кризиса, вызванного, в частности, организованным США искусственным падением цен на нефть и газ, в 1987 году был принят закон «О совместных предприятиях».
По-видимому, тогда было очень привлекательным через совместную деятельность получить доступ к современным идеям и технологиям, ознакомиться на практике с западными системами управления производством и качеством, и тем самым улучшить ситуацию в промышленности. Поэтому промышленным министерствам было предложено в срочном порядке начать создавать совместные с заинтересованными иностранными фирмами предприятия.
        В основном имелись в виду фирмы из Федеративной Республики Германии, с которой были установлены дружественные отношения. Наверное, не последнюю роль в налаживании столь тёплых отношений сыграла надежда советского руководства на экономическую и финансовую помощь со стороны Западной Германии, самой богатой страны в Европе. 
       Следует отметить, что идею создать совместное предприятие с иностранной фирмой и наладить на нём выпуск новой качественной продукции директора большинства предприятий приняли положительно, поскольку это позволяло ознакомиться   с западными технологиями и оборудованием, а также взять всё полезное для себя из иностранных способов управления производством и качеством.  Кроме того, наличие совместного предприятия заметно упрощало получение разрешения на поездки за рубеж, связанные с его деятельностью. Оставалось только найти подходящего партнёра, а остальное – дело техники и настойчивости директора.
         Всё было бы ничего, однако быстро выяснилось, что информацией о деятельности большинства иностранных фирм, об их владельцах, желающих сотрудничать с СССР, никто не располагал, даже сотрудники министерства, занимавшиеся международной деятельностью. Инициатива могла быть проявлена только со стороны представителей иностранного капитала, а мы играли роль невесты на выданье! Ситуация напоминала известную песню Анны Герман: «Просто надо выучиться ждать…».
Наши дипломатические и торговые представительства в Федеративной Республике Германии всячески побуждали немецкие фирмы вкладывать деньги в советскую промышленность путем создания совместных предприятий, которым обещались различные преференции, доступ к сырьевым ресурсам и хорошая прибыль. Немецкое правительство, со своей стороны, выразило готовность оплачивать до 70% страховой суммы риска потерь, которые могли понести фирмы, участвуя в совместных с СССР проектах. Многие немецкие фирмы, даже весьма небольшие, решили попробовать развернуть свой бизнес в нашей стране и охотно откликнулись на призывы лидеров обеих стран к сотрудничеству!
           Как правило, и немецкие фирмы тоже не располагали конкретной информацией о большинстве наших предприятий, поэтому со своими предложениями выходили на уровень соответствующего министерства и просили подыскать им партнера для организации совместной деятельности. Министерство, в свою очередь, определившись, насколько предложение фирмы интересно с точки зрения решаемых им  народно-хозяйственных задач, и выяснив масштабы проекта, либо направляло её представителей к директору предприятия нужного профиля, либо создавало группу под началом своего ответственного сотрудника, когда необходимо было задействовать несколько предприятий.
В дальнейшем, если партнеры находили общий язык, министерство помогало оформить документы по регистрации совместных предприятий в советских органах власти.
В 1988 году этим путем на меня, как директора Всесоюзного научно-исследовательского института медицинских полимеров, вышел господин Эдельман, представляющий интересы Гамбургской фирмы «Консортекс», которая занималась проектированием, а также строительством под ключ отдельных цехов и крупных заводов по выпуску одноразовых медицинских изделий из полимеров. Фирма уже имела опыт такой работы в Индии, Китае, Иране и в нескольких африканских странах и теперь хотела бы заняться этим бизнесом и в нашей стране. Для продвижения таких проектов и их предварительной проработки с точки зрения технических возможностей хозяин фирмы, господин Зайц, хотел бы создать совместно с институтом инжиниринговую фирму, которая бы всем этим и занималась.
Конечно, ожидать больших доходов от деятельности такой фирмы было нереально, поскольку основная прибыль возникает только на этапе практической реализации проекта, предложенного немецкой фирмой. Институт, в этом случае, сможет получить хорошие деньги за работу по адаптации немецкой техники, технологии и готовой продукции к нашим государственным стандартам, за решение сырьевых вопросов и за научно-техническое сопровождение при пуске производства. Но это дело только далёкого будущего.
             Тем не менее, создание совместного предприятия с немецкой фирмой   для института было очень привлекательным не только тем, что могло бы помочь решить финансовые вопросы в будущем, но и возможностью получить уже сегодня доступ к современным немецким технологиям изготовления одноразовых полимерных изделий медицинского назначения. Кроме того, мы, наконец, могли бы в полном объеме ознакомиться с требованиями европейских стандартов к процессу изготовления таких изделий и контроля их качества, о которых мы только что-то слышали!
        Недолго раздумывая, я принял предложение немецкой стороны и, спустя некоторое время, на свет появилась совместная фирма «Текотекс» с чётко сформулированной задачей и программой деятельности. Директором фирмы был назначен сотрудник нашего института Владимир Иванович Падеев, который имел опыт работы в Министерстве химической промышленности, был склонен к компромиссам, разбирался в вопросах оборудования, и его кандидатура не вызывала отторжения, как в управлении кадров нашего министерства, так и у немецких партнеров.
При создании фирмы «Текотекс» мне пришлось впервые ознакомиться с незнакомыми для наших директоров понятиями уставного фонда, дивидендов, целевых взносов, совета директоров, президента фирмы и тому подобными атрибутами рыночного варианта ведения хозяйства.
Поскольку у института свободных денежных средств, как и соответствующих этому случаю статей расходов, не было, то, по согласованию с министерством, свой вклад в уставный фонд совместной фирмы был внесен площадями на первом этаже корпуса института на Ново-Басманной улице, на ремонт которых были специально выделены соответствующие лимиты и средства. Немецкая сторона в счёт своей 50% доли предоставила два компьютера, микроавтобус и около двадцати пяти тысяч немецких марок, что позволило фирме сразу же приступить к работе. Оплату всех коммунальных услуг институт был просто вынужден брать на себя, поскольку каких-либо других вариантов тогда не существовало, в частности, из-за отсутствия счётчиков раздельного учёта расхода воды и тепла.
           Я стал председателем правления фирмы, а господин Зайц - вице-председателем. По уставу правление должно было собираться не реже одного раза в квартал, и было решено проводить заседания поочередно: один раз в СССР,  другой - в Федеративной Республике Германии. Однако, уже после двух встреч в Москве, стало ясно, что лучше их проводить в Германии. В техническом, да и в финансовом отношении, так было проще и удобнее, поскольку в бюджете института отсутствовала статья «на представительские расходы», и в распоряжении директора, практически, не было наличных денег, а немецкая фирма могла свободно распоряжаться своими расходами.
        Примерно в это же время меня, как специалиста в области одноразовых медицинских изделий из полимеров, привлекли к участию в работе межведомственной комиссии, которая была занята вопросом проработки возможностей создания совместно с немецкой фирмой «Фрезениус» мощностей по выпуску в нашей стране трубчатых диализаторов из полисульфона к аппаратам «искусственная почка». Эти аппараты стали закупаться в большом  количестве для создаваемых в стране диализных центров и крупных больниц. В качестве базы для совместного производства были выбраны Борисовский химико-фармацевтический завод в Белоруссии и Курский химико-фармацевтический завод. 
В работе комиссии принимали участие и специалисты от министерства химической промышленности, поскольку наша сторона, как и немецкие партнёры, была весьма заинтересована в организации промышленного производства полисульфона в нашей стране с тем, чтобы разрушить монополию Соединенных Штатов на этот полимерный материал. В Советском Союзе имелось небольшое опытное производство технического полисульфона, но только для нужд оборонной промышленности.
Все попытки Министерства химической промышленности организовать на Мытищинском заводе полимерных материалов    серийное производство нужного по качеству медицинского полисульфона закончились неудачей, так как в нашей стране никто не мог изготовить необходимое для  серийного производства технологическое оборудование, несмотря на все усилия правительства! А закупить его за рубежом оказалось тоже невозможно, поскольку по соглашению между странами, входящими в блок НАТО, продажа и поставки этого оборудования в СССР были запрещены даже   через «третьи» страны.   
           Для ознакомления с процессом изготовления диализаторов наша комиссия была приглашена фирмой «Фрезениус» на двенадцать дней в Федеративную Республику Германия, чтобы успеть посетить все заводы фирмы.
Фирма «Фрезениус» представляла собой открытое акционерное общество, часть акций (контрольный пакет) которого принадлежала семье Эльзы Крёнер. Этому акционерному обществу принадлежало несколько заводов и дочерних фирм, как в самой Германии, так и за её пределами. Это была динамично развивающаяся фирма, которая стремилась к новым приобретениям производственных площадок и расширению рынка сбыта своих товаров. Теперь руководство фирмы хотело закрепиться и на бескрайних просторах нашей страны! И конечно оно сделало всё, чтобы посещение заводов фирмы произвело на членов комиссии нужное впечатление!
Кроме этого, судя по всему, и самих немцев очень интересовала наша реакция на технические, социальные и культурные достижения Западной Германии, поскольку тогда им ещё не часто приходилось видеть советских людей!
Когда наша делегация прибыла в Западную Германию, то в первый же день во Франкфурте нас принял господин Ганс Крёнер, судя по почтенному возрасту, муж умершей фрау Крёнер, который представился хозяином фирмы и пожелал нам хорошей и продуктивной работы. После этой встречи нас отвезли в курортный городок Бад-Хамбург, где располагалась штаб-квартира фирмы, и в окрестностях которого располагались её основные заводы.
            На следующее утро нас привезли на завод, выпускающий трубчатые диализаторы. Ознакомление с процессом их производства, включая сборку и стерилизацию, произвело на меня, да и почти на всех членов комиссии, должное впечатление. При изготовлении диализаторов использовалось самое современное высокотехнологичное оборудование и средства контроля качества, размещавшиеся в чистых и стерильных помещениях.  Производство   соответствовало требованиям международных стандартов ИСО, которые в СССР в производстве медицинских изделий и оборудования ещё не применялись. Особенно меня удивил процесс торцевания пучка полисульфоновых трубок с помощью ножа-гильотины, при котором те не претерпевали деформации по диаметру.
       В последующие дни нас ознакомили с работой ещё двух заводов: один по изготовлению нестерильных полимерных изделий, включая комплектующие детали для диализаторов, другой выпускал растворы, предназначенные для проведения гемодиализа с использованием диализаторов (гемодиализ - метод очистки крови человека при нарушении работы почек). Оба эти завода выглядели очень чистыми и светлыми, используемые литьевые машины и экструдеры не имели даже следов потёков масла, технологическая дисциплина была выше всяких похвал, чем они существенно отличались от наших полимерных производств.
        Мне очень понравилось то, как на участке приготовления раствора была решена проблема точности взвешивания используемых компонентов. Рабочему выдавалась карточка типа банковской, на которой был записан с требуемой точностью вес компоненты. Он вставлял её в автомат для взвешивания, на трафарете появлялся нужный вес, и пока рабочий не положит его на весы, вынуть карточку и приступить к другим операциям он не может. Просто, надёжно и не требует высокой квалификации исполнителя!
В дополнение к посещению заводов фирма за свой счёт подготовила большую культурно-развлекательную программу, в рамках которой мы ознакомились с жизнью и архитектурой нескольких крупных  немецких городов, а также маленьких городков и поселков.
           Конечно же, нас свозили и в самый известный в мире курорт Баден- Баден, где предоставили возможность заглянуть в казино, в котором в своё время Федор Михайлович Достоевский проигрался в пух и прах, оглядеть дворец-резиденцию наших императоров в этом городе, попить целебной воды на аллее фонтанов. Мы могли позволить себе заказывать неизвестные нам блюда и напитки в бесчисленных ресторанах и кафе, которые даже в самых маленьких городках поражали изобилием различных продуктов и блюд. И это после наших, скудных по ассортименту, столичных кафе и ресторанов! А сколько мы видели цветов, изумрудных лужаек и парков, ухоженных домов - всё вокруг было чисто, опрятно и красиво!
Неизгладимое впечатление произвело посещение мужской частью нашей делегации дворца водных развлечений в Бад-Хамбурге, где мы вдруг оказались в обществе обнаженных мужчин и женщин самого разного возраста и семейного положения, которые увлеченно предавались водным забавам и лечебным процедурам, о которых советские люди даже и не слыхивали. Для немцев это было естественно и привычно, ну а мы же какое-то время были просто в шоке, что, тем не менее, нисколько не помешало нам хорошо там отдохнуть!
         Но больше всего меня поразило народное гуляние в одном из городских парков Бад-Хомбурга. На зеленых лужайках, аллеях и большой поляне пели, танцевали, громко шумели и развлекались сотни людей, большинство которых были одеты в национальные костюмы. Были слышны взрывы смеха, удары барабанов, крики болельщиков возле аттракционов, рекой лилось пиво, люди сидели, лежали и закусывали не только за столиками и на скамейках, а и прямо на траве в тени деревьев и кустарников. Но когда всё торжество закончилось, и люди ушли, парк был чист и опрятен, словно там ничего и не происходило. Ни тебе мусора, ни сломанных скамеек или поврежденных растений, и это после шума, грохота и веселья. Не было видно так надоевших в нашей стране пьяных и дебоширов, даже нарядов полиции и тех не было. Всё это было так непохоже на способы отдыха в нашей стране! Эта была другая цивилизация, более приятная, очеловеченная и комфортабельная! Но, конечно же, не без своих проблем!
           В последние дни визита, после посещения нами всех производств, господин Крёнер снова встретился с членами делегации и в присутствии директоров по качеству и производству попросил каждого из нас высказать свои впечатления о заводах. Конечно, технологии, культура и организация производства, не говоря уж об оборудовании, были существенно выше и лучше, чем на наших самых передовых предприятиях, и поэтому все члены нашей делегации были просто вынуждены произносить хвалебные слова в адрес фирмы.
         Мне даже стало как-то неудобно за нашу страну: вроде бы в покорении космоса мы опередили всех, а вот нормальной современной промышленности по выпуску медицинских изделий для своих же людей создать так и не смогли и похоже, что в ближайшее время и не сможем! И когда очередь дошла до меня, то я для начала отметил несколько интересных, по моему мнению, технических решений при изготовлении и сборке диализаторов на основном производстве.  Потом, немного подумав, сказал, что на заводе по выпуску комплектующих изделий для диализатора используется не самая удачная технология, да и оборудование в его цехах далеко от совершенства. Поэтому, по моему мнению, экономические показатели этого производства должны быть плохими. В конце своего выступления я выразил удивление, что эти промахи в организации производства немецкие инженеры, сопровождавшие нас, преподносили, как последние достижения технической мысли, по-видимому, недооценивая нас, советских людей, как специалистов в этой области, и что поэтому такое производство мы покупать не будем.
Наступила тишина: директор по качеству помрачнел, директор по производству стал изучать какие-то бумаги, а господин Крёнер с интересом спросил: «А вы что бы порекомендовали нам сделать?». Отступать было некуда, и я вкратце изложил свои взгляды на организацию такого типа производства.
Новых вопросов или каких-либо комментариев со стороны немцев не последовало, напряжение спало, и слово было предоставлено следующему по очереди представителю нашей делегации, который снова произнес приятные для руководителей фирмы слова.
После совещания руководитель нашей группы слегка пожурил меня за то, что я подпортил немцам праздник, тем более что у нас в стране производство, которое мне не понравилось, считалось бы передовым. «И уж совсем напрасно ты сказал немцам, что покупать мы его не будем, поскольку не тебе решать эти вопросы», - заключил он.  Потом не выдержал, махнул рукой, засмеялся и добавил: «А вообще-то ты молодец, утёр немцам нос!».
                Немного отдохнув в гостинице, мы дружно отправились в ресторан на обед, который устроил в нашу честь господин Крёнер вместе с директорами фирмы. Несмотря на свой возраст, а ему было семьдесят пять лет, господин Крёнер лихо пил водку и кофе по-ирландски с коньяком, которого я сумел осилить только одну чашку. Он попросил меня сесть рядом с ним и довольно долго расспрашивал об истории моей жизни, моей семье, увлечениях и с неподдельным интересом слушал мои рассказы о нашей стране и её природе.
         Господин Крёнер явно выделил меня из всех присутствующих и даже подарил мне свою любимую пластинку с записью колокольного звона и органной музыки.
На следующий день нас пригласили в штаб-квартиру фирмы на официальную церемонию прощания. Был господин Крёнер и все директора. Господин Крёнер по очереди пожимал руки членам нашей делегации, произносил несколько хороших слов и вручал презенты от фирмы. Когда же очередь дошла до моей персоны, то он вместо прощальных слов вдруг произносит: «Господин Матюшин, а вам я официально предлагаю перейти на работу в фирму «Фрезениус» в качестве одного из технических директоров». Все вокруг буквально остолбенели! С лиц директоров фирмы, обращённых ко мне, как-то сразу же исчезли дружелюбные улыбки, которых я так больше никогда и не удостаивался при дальнейших встречах. Они после этого случая всегда держались со мной предельно вежливо, но уже без прежней доверительной теплоты.
             А для меня время, тогда как будто остановилось!
«Ну вот, больше меня за рубеж не выпустят!», - мелькнула неприятная мысль, заставляя лихорадочно думать, что же мне ответить. Я прекрасно знал, что в нашей группе находится офицер Комитета государственной безопасности, призванный следить за нашим поведением, который  потом будет писать отчет обо всем, что видел и слышал.
                «Сказать господину Крёнеру сразу «Нет», значит, надо будет объяснять, почему же, нет!», – соображал я, стараясь подыскать вежливый вариант отказа. «У меня жена и трое детей, я не знаю немецкого языка, и как вообще я смогу работать на фирме и жить с семьей в Германии, если мы все граждане СССР?», - наконец я нашел, что ответить. «Пусть эти вопросы вас не волнуют, это мое дело, зарплата у вас будет, как у немецких директоров, не менее двадцати двух тысяч марок в месяц, коттедж для проживания семьи мы подберем. Работа будет интересной! Что еще вам надо!», - продолжил свою речь господин Крёнер.
Не зная, что ответить я стоял молча, понимая, что на кону стоит карьера в моей собственной стране. В то время даже мысль о возможности уехать, жить и работать в капиталистической стране казалась мне дикой и страшной, словно я должен был тем самым совершить какое-то предательство по отношению к своей родине.
«Ну, ладно, – разрядил обстановку господин Крёнер, - у вас есть время подумать. Я через две недели буду в Москве на переговорах, мы встретимся, и вы скажете своё решение. И не бойтесь сказать мне да!». Он пожал руку, и тепло со мной распрощался.
           Все остальное время до прилета вечером в Москву я думал, как же мне правильно поступить, чтобы не лишиться права выезда за рубеж.
Ранним утром следующего дня я уже сидел в приемной у министра, Валерия Алексеевича Быкова, справедливо полагая, что будет лучше, если он услышит о произошедшем от меня, чем узнает об этом из доклада руководителя нашей делегации или от сотрудника КГБ.
            Валерий Алексеевич Быков с юмором отнесся к моему рассказу и заверил меня, что и в нашей стране такие специалисты, как я, тоже нужны, и мне не стоит ни о чём беспокоиться, а продолжать   спокойно трудиться на своем посту и дальше.
            Как же он ошибался в своих заверениях! Буквально спустя шесть лет, многие обнищавшие и никому не нужные в России учёные и специалисты самой высокой квалификации будут вынуждены зарабатывать себе на жизнь в чужих странах, ускоряя своими знаниями и опытом развитие западной цивилизации! А сколько их преждевременно ушло из жизни или погибло, так и не найдя места в своей собственной стране, бросившей их в трудное время на произвол судьбы! 
                Спустя ровно две недели после этой встречи мне позвонила секретарь министра и попросила меня срочно приехать к нему. Бросив все дела, я, не очень понимая, что могло вдруг произойти, явился к Валерию Алексеевичу, который примерно два часа мирно расспрашивал меня о делах института и о моем видении путей развития промышленности одноразовых медицинских изделий, как за рубежом, так и в нашей стране.
               Вернувшись в институт и зная деловые качества министра, я никак не мог понять, что же означает этот странный познавательный разговор, и что же за этим всем стоит?
В дальнейшем я узнал, что господин Крёнер сдержал свое слово и прилетел на шесть часов в Москву для подписания протокола о намерениях между нашим правительством и фирмой «Фрезениус». Едва ступив на советскую землю, он попросил у встречавших его ответственных лиц пригласить на эту церемонию господина Матюшина.
Чтобы не обижать отказом нужного гостя, ему сообщили, что директор института, господин Матюшин, сегодня очень занят, так как  находится на совещании у министра, где обсуждается   важный для развития страны вопрос, и, к сожалению, не сможет присутствовать на подписании протокола и встретиться с господином Крёнером!
            Господин Крёнер пробыл в Москве несколько часов, подписал протокол и вернулся в Германию, так и не поговорив со мной.
На этом моя первая история, связанная с приглашением работать на зарубежной фирме, благополучно закончилась, не заставляя меня решать знаменитый гамлетовский вопрос: «быть или не быть»?
Контракт на строительство в городе Борисове цехов по производству трубчатых диализаторов для аппарата «искусственная почка» был подписан между нашим министерством и фирмой «Фрезениус» в 1989 году и был полностью выполнен обеими сторонами.
            Прекращение холодной войны между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки, а также потепление отношений с европейскими государствами, способствовало существенному облегчению возможности выехать из нашей страны за рубеж по служебным надобностям. Теперь уже не надо было ждать, когда же Министерство соберется отправить за рубеж делегацию для решения какой-либо ведомственной или государственной задачи, а стало возможным посещать капиталистическую страну с деловым визитом даже в одиночку, если имелось соответствующее приглашение от иностранной фирмы. Конечно же, каждую такую поездку всё равно нужно было согласовывать с руководством министерства, объяснять цель командировки и представлять письменный отчёт по её завершении, но всё это было делом техники, а главное то, что приглашение от фирмы можно было организовать самому, договорившись об этом с заинтересованной стороной. Основной проблемой при этом становилось не получение разрешения на командировку, а обеспечение поездки иностранной валютой, так как обменять советские рубли на валюту или купить её в банке в то время было невозможно.
 Каждому министерству или ведомству ежегодно из бюджета страны выделялись определенные валютные ассигнования, незначительная часть которых предназначалась для финансирования поездок делегаций за рубеж. Поскольку с валютой в стране всегда было плохо, то её тратили, в основном, на командировки высокопоставленных чиновников и лиц, их сопровождающих. Поэтому директорам институтов или заводов посетить международную выставку в какой-нибудь капиталистической стране, выехать на переговоры с иностранной фирмой по интересующему вопросу или съездить ознакомиться с производством нужного тебе, перспективного, изделия было практически невозможно! Основной причиной отказа в командировке за рубеж со стороны министерства было, как правило, отсутствие у него валютных средств на эти цели.
Однако, если иностранная фирма брала на себя все расходы на поездку за рубеж представителей института, то министерство не препятствовало такой командировке и способствовало оформлению необходимых для этого документов. Да и служебные заграничные паспорта стало возможным хранить у себя в институте, а не в сейфах министерства!
Правда, к этому всему нужно было найти фирму, которая была бы заинтересована в такой поездке, надеясь, что этот визит принесёт ей в дальнейшем определенные выгоды и позволит вернуть затраченные средства.
Поскольку каких-либо военных или государственных секретов в деятельности институтов и предприятий медицинской промышленности не было, то приглашение иностранной фирмы посетить её  означало, что она либо надеется на закупку нашей страной выпускаемой ею продукции, либо готова продать какую-либо устаревшую технологию, от которой она отказывается, готовясь перейти на выпуск нового изделия.  И только в исключительном случае фирма была заинтересована в контакте с конкретным советским предприятием или специалистом в этой области знаний. Наше отставание в разработках изделий медицинского назначения было известно всему миру!
  В этом смысле мне повезло: немецкая фирма «Консортекс» начала приглашать меня в Германию за свой счёт, как делового партнера по совместному предприятию и как человека, хорошо знающего ситуацию на заводах медицинской промышленности. Кроме того, фирмы, выпускающие технологическое оборудование по переработке полимеров, тоже стали приглашать посетить их производства лично меня, как директора ведущего института, который может реально повлиять на решение Министерства о его приобретении. К моему удивлению, нашлось также немало немецких фирм, которые хотели бы встретиться со мной не как с директором института, а как со специалистом в области прикладной физики и медицинских полимеров.
При этом неожиданно для меня выяснилось, что сотрудники многих иностранных фирм достаточно хорошо осведомлены о моих публикациях в американских журналах и имеют правильное представление о сути моих изысканий, как учёного.
По-видимому, после моего посещения фирмы «Фрезениус» и предложения господина Крёнера работать у него техническим директором, я был внесен в базу компьютерных данных, как специалист высокого класса, и   информация обо мне стала доступна всем, кто в ней нуждался.  Авторитет господина Крёнера в германских деловых кругах был достаточно высок, и поэтому интерес к моей персоне со стороны других фирм был вполне обоснован!  Первые же мои встречи с немецкими специалистами подтвердили мою компетентность в научной области и способствовали расширению круга желающих переговорить со мной!
Многие мои поездки превращались в турне с посещением пяти-шести фирм в различных городах Германии. Кроме этого, меня неоднократно приглашали на семинары с участием ведущих сотрудников нескольких фирм, объединенных научным интересом в решении какой-либо конкретной технической задачи, типа: нахождение условий равномерного истечения расплава полимера из дюзы экструдера с учетом его сжимаемости, или, перспективы применения высокотемпературных полимеров в изделиях медицинского назначения. Такие встречи, освящённые научным аспектом, продолжались около двух лет, а затем их количество стало быстро уменьшаться, и стали преобладать сугубо деловые командировки.
Как правило, организацию всей поездки брал на себя компаньон господина Зайца по фирме «Консортекс», господин Эдельман, который неплохо говорил по-русски, имел русскую жену и русскоговорящего сына Александра. Это позволяло мне из разговоров с ними лучше представлять различные стороны жизни немецкой семьи и увидеть немецких людей со всеми их человеческими радостями, горестями и слабостями, а не только как хороших инженеров, прекрасных организаторов производства, квалифицированных рабочих, а также солдат Второй мировой войны. Я всегда стремился   обсудить со своими иностранными партнёрами не только научно-технические и организационные проблемы, но  также интересующие меня вопросы истории, культуры, быта,  и узнать их мнение и взгляды на происходящие в мире события. При этом надо сказать, что многие немцы, да и не только немцы, активно поддерживали такие беседы, превращавшиеся иногда в настоящие дискуссии и даже споры!
В первых поездках переводчиком обычно был сам господин Эдельман. Однако, когда одна из поездок с фактически консультационными целями потребовала иметь переводчика с хорошим знанием технических терминов, то ко мне прикрепили студента с последнего курса одного из германских университетов, который вырос в Советском Союзе и переехал жить в Германию, поскольку его родители были чистокровными немцами Поволжья, переселенными в Казахстан во время Отечественной войны. Физику он знал на вполне приличном уровне, что позволяло общаться с аудиторией, не опасаясь за правильность перевода излагаемого мною материала. За исключением двух случаев такие встречи формально организовывались как семинары, а не лекции, хотя обычно, после небольшой дискуссии, слово предоставляли мне, и я, со свойственным мне азартом и энтузиазмом, увлечённо прочитывал целую лекцию, посвященную обсуждаемому вопросу.
Мне очень нравилось, с каким вниманием и уважением участники встречи слушали моё выступление, и как вежливо и почтительно они задавали вопросы по окончании моего доклада. Было видно, что среди немцев авторитет человека, имеющего звание профессора (так в Германии оценивалась наша степень доктора наук), очень высок и почитаем, и, как мне казалось, участники встречи старались с максимальной пользой для себя использовать возможность общения со специалистом, который мог квалифицированно ответить на их вопросы.
Это предположение нашло своё подтверждение в ходе случайного разговора с моим опекуном, студентом Вилли, который буквально не отходил от меня, ловя каждое мое слово и стараясь во всём угодить моим желаниям. Для меня было как-то непривычно видеть, с каким рвением и тщательностью он старался помочь мне во всех вопросах, всячески пытаясь оградить меня от будничных забот.
Как-то вечером он занёс мои вещи в гостиничный номер, помог разложить их по местам и, даже не передохнув, начал выяснять, в каком ресторане я хотел бы ужинать, и не хочу ли я с дороги выпить чашечку чая или кофе, которую он попросит принести мне в номер. «Послушай-ка, Вилли, что ты так обо мне заботишься, как будто тебе за это платят деньги или я твой начальник?», – не совсем удачно пошутил я. «Господин профессор, если бы за посещение Ваших лекций мне пришлось Вам платить, то это бы вылилось в  довольно большую сумму денег, которых у меня нет. Поэтому я и стараюсь хотя бы частично возместить их Вам своей работой, вот и всё», - очень серьезно ответил он мне.
Расчетливые немцы даже  не подозревали, что мне и в голову не приходило потребовать у них оплату за свои лекции и выступления. Тем не менее, они, по-видимому, на всякий случай использовали для моих встреч с сотрудниками фирм понятие семинаров, которые, конечно, формально вёл не я, а кто-нибудь из немецких специалистов. Ну, а за участие своих сотрудников в научных семинарах другие фирмы должны были платить их организатору, хотя все, конечно, понимали, что именно я был главным действующим лицом и докладчиком.
Правда, материально обиженным я себя не считал и был доволен своим положением. Фирма «Консортекс» оплачивала мое пребывание в Германии, где бы я ни находился и куда бы я ни ездил, включая культурную программу, которая позволяла ознакомиться с достопримечательностями городов и земель, посещаемых мною. Кроме того, фирмы тоже не забывали одаривать меня ценными сувенирами, в числе которых преобладали электронные устройства, практически неизвестные в нашей стране. А к концу командировки господин Зайц вручал мне в пакете 1200 марок, за которые я никогда и нигде не расписывался.
Этой суммы было вполне достаточно, чтобы купить себе и близким хорошую одежду, включая шубы для жены и дочери, различную электронику и приятные сувениры для родных и знакомых. Небольшую часть валюты я обычно привозил домой в СССР, декларируя её при пересечении границы с тем, чтобы использовать  при следующих командировках за рубеж и не ощущать свою финансовую несостоятельность при выходе из самолёта в чужом аэропорту.  Когда же сумма ввозимой валюты вдруг оказалась более 300 марок, то мне даже пришлось объяснить таможенному инспектору её происхождение.
Строгости с валютными операциями в нашей стране были очень большие!
Эти приглашения со стороны германских фирм просто не могли не натолкнуть меня на мысль воспользоваться сложившейся ситуацией и попытаться позаимствовать накопленный ими технологический опыт для организации в нашей стране или, по крайней мере, у себя в институте выпуска полимерных медицинских изделий, соответствующих по своему качеству и надежности требованиям мировых стандартов.
Сначала, на международных выставках в Москве, я находил нужные мне фирмы, посещал их стенды с тем, чтобы получить их предварительное согласие, а иногда и прямое приглашение на мой визит к ним, в Германию. Потом, при формировании своего маршрута командировки, я просил господина Эдельмана или Зайца организовать мне не только ознакомительные поездки в Кёльн, с его известным всему миру собором, в Гейдельберг, где находится прославленный университет, в Бонн, Трир, Мюнхен и некоторые другие исторические центры, но и запланировать визиты на выбранные мною фирмы.  Каких-либо ограничений или противопоказаний в исполнении моих пожеланий со стороны руководителей фирмы «Консортекс» не было, и свою программу мне всегда удавалось осуществить в полном объеме.
Однако, в большинстве случаев ознакомить меня со всеми тонкостями технологических процессов фирмы отказывались под различными предлогами. Тем не менее,  даже того, что я мог увидеть, услышать или получить в виде информационных материалов, посещая конкретные фирмы, было вполне достаточно, чтобы суметь понять, в каком направлении будет развиваться производство медицинских изделий не только в Германии, но и в нашей стране.  Практически все фирмы готовы были продавать свою готовую продукцию, в том числе и большую часть выпускаемого технологического оборудования, но при этом, конечно же, не собирались делиться с нами технологическими секретами или допускать кого-либо к своим новым, самым современным, технологиям. Никто из них не хотел плодить себе конкурентов!
Кроме поездок, организованных фирмой «Консортекс», меня напрямую стали приглашать и другие немецкие фирмы, изготавливающие технологическое оборудование для переработки полимеров. Особенно это активизировалось после того, как министерство выделило валютные средства для приобретения такого рода современного оборудования. Было закуплено шесть литьевых машин и два экструдера. Это позволило мне побывать практически на всех предприятиях, выпускающих эту продукцию и организовать стажировку и обучение сотрудника института на одной из фирм, выпускающей высокоточные экструдеры для получения тонкостенных полимерных трубок малого диаметра.
 Типичным случаем отношений с иностранной фирмой является история моих взаимодействий с одним из крупнейших производителей одноразовых полимерных изделий медицинского назначения и оборудования для биохимического анализа фирмой «Сарштедт» из Федеративной Республики Германии.
Мой интерес к этой фирме был обусловлен тем, что фирма выпускала в большом ассортименте высококачественную одноразовую полимерную посуду для различных  видов биохимического анализа  (Разработка такой посуды для нашей страны была поручена   институту). В первую очередь мы должны были научиться делать планшеты для иммуноферментного анализа крови человека.
Эти планшеты, выполненные из полистирола, были двух типов: неразборный, представляющий собой  цельный параллелепипед, состоящий как бы из таблицы  96 цилиндрических ячеек-пробирок с плоским дном; и разборный,  ячейки которого по восемь штук в ряд образуют отдельную съемную полоску (стрип), которые  в количестве 12 штук  закрепляются в рамочном основании (рамке). Особенностью качества планшетов является наличие у каждой ячейки высокой и одинаковой сорбционной ёмкости по отношению к белку, а также статистической однородности оптической плотности донышек всех ячеек. Причём, если последнее требование определялось конструкцией и качеством литьевой пресс-формы, то избирательные сорбционные свойства достигались правильным выбором молекулярно-массового распределения полистирола (марки) или применением специальных методов обработки поверхности донышек ячеек.
Из работ, имеющихся в открытой научной литературе, было известно, что такой эффект поверхности мог быть достигнут путём воздействия на планшет серной кислотой, однако для промышленного производства такой метод был явно непригоден из-за большого объёма выпуска планшетов.
Подобная проблема получения полимерной поверхности с требуемыми свойствами  была и при цитологических исследованиях биологических материалов на клеточном уровне, поскольку обычная необработанная твёрдая поверхность вызывает деформацию находящейся на ней клетки, что искажает достоверность полученных в ходе опыта результатов.    Все наши попытки получить информацию о применяемых фирмами промышленных способах модификации поверхности полимерных изделий успеха не имели.
Кроме этого, на меня произвёл сильное впечатление тот факт, что многие полимерные изделия фирмы «Сарштедт» отличались свойственной только ей оригинальностью технических и конструкционных решений. Например, одноразовый шприц для взятия крови из вены был выполнен так, что в дальнейшем он мог использоваться и в качестве ёмкости при проведении биохимических исследований содержащегося в нем образца. В общем, было, на что посмотреть и чему поучиться на этой фирме!
На очередной международной выставке в Москве я специально зашел на стенд этой фирмы с тем, чтобы завязать контакты с её представителями и попытаться получить  от них приглашение посетить фирму «Сарштедт» в Германии для более детального ознакомления с её продукцией и условиями производства.
После того, как я представился и объяснил цель визита одному из сотрудников фирмы, он попросил извинения и, неожиданно для меня, удалился в комнату для приема посетителей, в которой обычно проходили переговоры. Спустя некоторое время он вернулся в сопровождении невысокого, чуть рыжеватого человека с пронзительным взглядом и располагающей улыбкой. «Это владелец нашей фирмы господин Сарштедт, - с  явной ноткой торжества произнёс сотрудник фирмы – и он хочет поговорить с Вами». Мы с господином Сарштедтом крепко пожали друг другу руки, прошли в комнату для переговоров, и все трое расположились за столом, на котором тут же появились чашечки с крепким горячим кофе. Наша оживлённая беседа продолжалась минут сорок и закончилась, как я и хотел, приглашением посетить его фирму в ближайшую же мою поездку в Германию.
Когда я попросил господина Зайца включить в расписание моей поездки в Германию посещение фирмы «Сарштедт» по личному приглашению её владельца, он был этим сильно удивлён и обрадован. Господин Зайц и господин Эдельман восприняли удачно представившуюся им возможность встретиться и познакомиться с господином Сарштедтом с каким-то благоговением и даже гордостью.
Как они мне пояснили, фирма «Сарштедт» — это единственная в Германии крупная фирма, которой владеет только один человек, и поэтому он является, практически, одним из самых богатых людей этой страны. Господин Сарштедт был выходцем из небогатой крестьянской семьи,  сумевшим за послевоенные годы своими руками заработать сотни миллионов долларов, и организовав своё производство не только в Германии, но и практически во всех промышленно-развитых странах. Побывать в гостях у такого человека было почётно для любого немца!
Принял нас господин Сарштедт в своей основной штаб-квартире, которая располагалась не в городе, а в сельской местности среди лугов, полей и лесов. Это был огромный участок земли, принадлежащий ему лично, размеры которого позволили ему построить на нём  крупный завод по производству посуды для биохимического анализа, офисный центр, склады, охотничий домик, иметь свою гостиницу и проложить сеть прекрасных дорог с управляемыми от пульта шлагбаумами. На этой же земле стоит и небольшая деревенька, где родился и провёл свои молодые годы сам господин Сарштедт. Крестьяне деревни продолжают вести свое личное хозяйство на арендованных у владельца земли участках, что позволяет сохранить её в первозданном виде.
В деревне в качестве музейного экспоната стоит дом родителей господина Сарштедта и сарай, где находилась первая литьевая машина, с выпуска и продажи продукции полученной на которой и начал вести свой бизнес хозяин фирмы.
Даже в голодной, разрушенной войной и побежденной, Германии немцы с трудом могли заставить себя сдавать свои мочу и кал для биохимического анализа в спичечных коробках и в баночках из-под пищевых продуктов, как это было принято у нас, в СССР, и испытывали большой дискомфорт, сталкиваясь с этой процедурой.  Господин Сарштедт, правильно уловив спрос, начал свою деятельность, по его же рассказу, с выпуска специальной посуды для этих целей. Это принесло ему хорошие деньги и позволило очень быстро нарастить свой капитал.
Ещё на встрече в Москве я очень просил господина Сарштедта из всего его многогранного производства показать мне в первую очередь завод по выпуску полимерных планшетов для иммуноферментного анализа. При этом я сразу же предложил ему сотрудничество в этой области деятельности, начиная от покупки у него технологии их производства до совместного предприятия на территории нашей страны, которое могло бы начать свою работу с выпуска и продажи любого вида продукции его фирмы. Однако, мне уже тогда стало понятно, что моё предложение   мало его заинтересовало, но, тем не менее, господин Сарштедт все-таки пообещал мне показать интересующее меня производство, если я приеду к нему в гости в Германию.
Когда я об этом сказал своим немецким партнерам, они были этим очень удивлены, поскольку в Германии хорошо знали, что господин Сарштедт никому производство спецпосуды не показывает, и вообще, не очень привечает непрошенных гостей. Об особенностях его характера слагали легенды! Тем не менее, господин Зайц так организовал и обставил мой визит к господину Сарштедту, что, кроме господина Эдельмана, вместе со мной оказались ещё владельцы двух небольших фирм, которые занимались медицинскими изделиями и, конечно, тоже хотели бы попасть к нему в гости! Одну из этих фирм я посетил ранним утром, а на производство другой мы должны были поехать позднее.
Господин Сарштедт представил нас директорам своей фирмы, ознакомил с ассортиментом выпускаемой продукции, а потом, после достаточно плотного полдника и осмотра офисного центра, предложил посетить его завод по производству планшетов для иммуноферментного анализа. Лица моих попутчиков буквально засветились удивлением и радостью, а я почему-то про себя подумал, что буду свидетелем спектакля, который будет разыгран, чтобы не допустить этого события.
И предчувствие меня не обмануло.
Все автомашины, на которых мы приехали, были поставлены на специальную стоянку для гостей, оснащенную автоматическим шлагбаумом. Когда мы вышли из здания офиса на улицу, то к подъезду сразу же подъехала машина господина Сарштедта, в которую он сел сам и пригласил в качестве попутчика только меня и переводчика. Машина быстро тронулась с места и поехала по одной из уходящих за линию горизонта дорог. Остальные же гости остались стоять на выложенной красивым камнем площади возле главного входа в штаб-квартиру фирмы, ожидая своих автомобилей. И вот незадача! Именно в этот момент вдруг оказался неисправным автоматический шлагбаум на выезде из гостевой стоянки автомобилей…
Пока вызывали мастера, пока тот исправлял механизм управления шлагбаума, автомобиль господина Сарштедта исчез из поля зрения, и стало непонятно, какой же дорогой он поехал на завод и что ещё посетит на своём пути. Кроме этого, ни у кого из оставшегося персонала фирмы не оказалось при себе универсального пульта управления, с помощью которого можно было бы управлять всеми шлагбаумами, установленными на перекрестках дорог во владениях господина Сарштедта, и поэтому куда-либо ехать стало бессмысленно. Так и пришлось остальным гостям коротать свое время в одном из кабинетов офиса в обществе директора по продажам, попивая чай, кофе, пиво и другие прохладительные напитки.
Миновав несколько автоматических шлагбаумов, наш автомобиль подъехал к производственным цехам завода, которые своими белыми стенами, цветными крышами и воздуховодами на фоне зеленой луговины создавали иллюзию игры великана в детские кубики. Поднявшись по крутой лестнице, проходящей по технологическому пространству между двойными стенами цеха, обеспечивающими помещению требуемую чистоту и температурный режим, мы оказались на небольшом балкончике, который на высоте 4-х метров, как ласточкино гнездо, нависал над полом цеха. Внизу под нами рядами стояли, неизвестной мне марки, небольшие литьевые машины, вокруг которых суетились рабочие в одинаковой фирменной одежде: они были заняты уборкой своих рабочих мест.
Непривычный по виду, сверкающий металлическим отливом, темно-синий заливной пол, выкрашенные в зелёный и желтый цвета небольшие литьевые машины, покрытые белой краской стены, голубая одежда рабочих и какая-то стерильная чистота – всё это создавало фантастический мир производства будущего! «К сожалению, - произнес господин Сарштедт, - мы с Вами попали в технический перерыв по уборке рабочих мест. Когда же он  окончится, и всё заработает,  эти же рабочие встанут к пультам управления литьевых машин, а не будут ходить вокруг них — вот и всё отличие от того, что мы с тобой видим!». И буквально уже спустя пять минут мы снова сели в его машину.
Таким образом, формально господин Сарштедт с высоты четырех метров показал мне производство специальной посуды в самом общем виде и выполнил своё обещание. Большое расстояние до литьевых машин не позволяло мне получить какую-либо информацию о режиме работы пресс-форм, способах их охлаждения, а также определить температуру переработки полимера. И, конечно, совсем не случайно наш визит совпал по времени с техническим перерывом. Господин Сарштедт явно не хотел делиться со мной какими-либо   своими технологическими секретами!
Тем не менее, и того, что я увидел, было уже достаточно, чтобы понять, каким способом на фирме решили вопрос стабильности рабочих характеристик планшетов для иммуноферментного анализа. По крайней мере, для меня после визита одной проблемой стало меньше. И конечно, правильно делали иностранные фирмы, что не приглашали специалистов полюбоваться их технологическими достижениями! Иногда и одного взгляда специалиста бывает вполне достаточно, чтобы понять суть технического решения, которое порой долго искали множество людей, не жалея сил и финансовых средств!
После «осмотра» производства господин Сарштедт с гордостью показал мне ещё не полностью подготовленный к работе научно-исследовательский испытательный центр фирмы, который поразил меня своей чёткой функциональной направленностью, оснащением современным оборудованием и красивой архитектурой. Ну, а зимний сад внутри здания с лавочками, предназначенными для того, чтобы учёные могли бы спокойно, в тишине, обдумывать свои проблемы, сразил меня наповал. Не меньше поразили меня и прозрачные двери рабочих комнат, которые позволяли руководителю наблюдать со стороны, чем занимаются находящиеся в этих помещениях люди, камеры видео наблюдения, установленные в коридорах, местах общего пользования и в комнатах отдыха. Одним словом, если человек пришёл на работу, то он должен работать, а не заниматься своими личными делами или терять время в общих беседах!
Для меня, советского человека, всё это было очень странно и необычно и заставляло задуматься о системе контроля дисциплины на наших предприятиях и в организациях, где главным делом для многих сотрудников было вовремя пройти проходную, и всё!
Мы с господином Сарштедтом, расположившись в кабинете будущего руководителя этого центра, пробеседовали более двух часов, обсуждая технические проблемы, связанные с особенностями производства одноразовых полимерных изделий медицинского назначения. Обменялись рассказами о жизненном пути, а также изложили свои взгляды на некоторые стороны развития человеческого общества и вклад наших стран в европейскую культуру.
В какой-то момент разговора господин Сарштедт высказал не очень лестное мнение о нашей медицинской промышленности и выразил сомнение в перспективности сотрудничества с Советским Союзом в области разработки новых технологий не военного назначения. В своем ответе я был вынужден признать отставание нашей страны в создании медицинских изделий, но заверил его, что мы, русские, народ быстро обучаемый, и сумеем этот разрыв преодолеть достаточно быстро. Так, например, я через год или полтора привезу ему планшеты для иммуноферментного анализа, которые по своему качеству и характеристикам будут не хуже планшетов его фирмы. Господин Сарштедт засмеялся и дал согласие подождать, хотя и выразил сомнение, что мне удастся это сделать. В общем, мы расстались с ним с чувством взаимной симпатии и нескрываемого интереса друг к другу. Я отправился ночевать в гостиницу, принадлежавшую фирме, а сопровождавшие меня господа разъехались по домам. 
На второй день мы снова встретились с господином Сарштедтом, и он пригласил меня пообедать в его охотничьем домике, расположенном на берегу красивого озера.
В столовой домика под потолком располагались медальоны (камеи) с портретами  наиболее выдающихся ученых - лауреатов Нобелевской премии, и мы, сидя за прекрасно сервированным столом, попивая вино и вкушая блюда европейской кухни, неторопливо вели беседу, затрагивая самые различные темы, за исключением производственных, которые были предметом нашего обсуждения в его рабочем кабинете.
После обеда мы перешли в гостиную комнату с видом на озеро, обрамленное по дальнему берегу густым тенистым лесом,  где снова отдались прелести интересной беседы. Как-то так уж получалось, что господин Сарштедт больше спрашивал, чем говорил, ну а я с большим удовольствием рассказывал ему о нашей стране, культуре, обычаях, древних городах с их неповторимой архитектурой. После моих рассказов о городе Суздале господин Сарштедт не выдержал и предложил: «Давай в конце твоей командировки сядем в мой личный самолет и слетаем на несколько дней в этот удивительный город, и всё, что ты мне рассказал, покажешь в натуре, прямо на месте, это же будет так интересно!». Он как-то не сразу поверил, что рядом с таким знаменитым городом нет аэропорта, и  вообще, кроме Москвы и Ленинграда, его самолету вряд ли где-либо разрешат приземлиться! Его представления о нашей стране, к моему удивлению, были как-то более европеизированы, относительно того, чем была на самом деле наша действительность, так как в то время большинство европейцев считало нашу страну диким варварским краем на границе Ойкумены. По их мнению, большинство людей в Советском Союзе были далеки от настоящей цивилизации: они живут по первобытным азиатским законам, по улицам их городов бродят дикие звери,  по велению своих жестоких вождей эти азиаты всегда готовы обрушиться с войной на живущие в сытости и в благополучии народы Запада. В этом смысле взгляды господина Сарштедта были приятным исключением.
Неподдельный интерес вызвал у господина Сарштедта мой рассказ о неопознанном летающем объекте, который мы с женой видели собственными глазами в районе города Лысково, когда во время поездки в Алатырь встали на ночёвку в палатке на берегу реки Волга. Узнав из моих слов, что одним из моих увлечений были поездки на автомобиле по необъятным просторам нашей страны, он долго расспрашивал о моих впечатлениях, об удивительных по красоте местах, жизни простого народа в глубинке, в частности, в Дагестане и Чечне. Когда же пришла пора и мне спросить об его «хобби», он вместо ответа пригласил меня подняться на второй этаж охотничьего домика, где находилась его личная комната.
На одной из стен комнаты висело огромное панно с изображением карты мира. Господин Сарштедт слегка приглушил освещение и нажал на одну из кнопок на пульте дистанционного управления. На карте мира вспыхнул рубиновым светом целый рой звездочек. «Вот мое увлечение, - произнес господин Сарштедт, - зажигать новые звездочки по всему миру! Каждая из них — это мой завод. Сейчас их пятьдесят шесть, и звездочки горят во всех частях света и во всех крупных странах, кроме одной. Вон, видишь, большое тёмное пространство – это СССР, там у меня нет ни одной звездочки! А я хочу, чтобы и там они загорелись».
 Зрелище такой карты мира, конечно, впечатляло, да и увлечение господина Сарштедта звёздами вызывало во мне если не понимание, то уж уважение точно! «Продукция этих заводов имеет медицинское назначение и помогает сотням тысяч людей сохранить здоровье и радость жизни. И пусть  таких звездочек на этой карте горит как можно больше!», - невольно подумалось мне.
Я всё-таки не удержался и спросил у одного из директоров фирмы об увлечениях его хозяина и получил очень точный и исчерпывающий ответ: «Работа, работа и ещё раз работа, практически без отдыха и отвлечений! Работа у него является смыслом жизни!».
«Да, - решил я, - работать с этим увлечённым человеком, наверное, очень сложно, но интересно!».
Мы спустились вниз и снова продолжили наш разговор, попивая вино из красивой бутылки, на этикетке которой я разглядел фамилию своего собеседника и очень удивился. Увидев это, господин Сарштедт довольно улыбнулся и спросил: «А знаешь ли ты, какое вино пьешь? Этого вина больше на Земле никогда уже не будет! И попробовать его раньше тоже никто не мог бы, ни за какие деньги. Вино это предназначено только для празднования моего пятидесятилетия, которое у каждого человека бывает только один раз в жизни. Поэтому и это вино, как и жизнь, должно, появиться только один раз и исчезнуть навсегда, понимаешь?».
После этого он рассказал мне историю своего вина, в которой наглядно проявились особенности характера и мышления господина Сарштедта.
Оказывается, ещё лет за десять до празднования своего пятидесятилетия господин Сарштедт специально купил во Франции участок земли, на котором по его указанию разбили виноградник. Хорошо известно, что вкус вина, его букет и другие качества определяются тремя составляющими: сортом винограда, участком земли, на котором он растёт и погодными условиями при его созревании. Поэтому этот участок земли был засажен редким сортом винограда, не характерным для данного региона Франции, а из собранного урожая получили вино с новым оригинальным вкусом. После отработки технологии его получения, был выбран наиболее благоприятный по климату год, из урожая собранного в котором была изготовлена и бутилирована партия вина, отправленная на хранение в подвалы. Все остальные партии вина были уничтожены, а виноградник выкорчеван.
Таким образом, на своем пятидесятилетии господин Сарштедт угощал гостей вином, которое можно было попробовать только у него и нигде более, какой бы властью человек ни обладал и какую бы должность он ни занимал! Конечно, в винном погребке у господина Сарштедта и после юбилея оставалось некоторое количество этого уникального напитка, и он мог себе позволить угощать им своих гостей, если они были ему интересны. Вот в этом и был весь господин Сарштедт, который прошёл путь от простого крестьянского парня до одного из самых богатых промышленников Германии. По-видимому, я произвел на него должное впечатление, и он решил сделать мне приятный сюрприз и выказать свою расположенность ко мне!
Прошло немногим более года, и силами сотрудников нашего института была изготовлена партия неразборных планшетов для иммуноферментного анализа, которая по своим качественным характеристикам была близка к планшетам, выпускаемым фирмой «Сарштедт». Литьевую оснастку, состоящую из четырех комплектов пресс-форм нужного качества, нам удалось заказать на одном из Уральских оборонных заводов, а требуемое качество по сорбции белка было получено путем обработки поверхности ячеек планшетов электрическим коронным разрядом, для чего в лаборатории Владимира Степановича Нечитайло были созданы специальные установки. В дальнейшем этого же эффекта мы добились путём искусственного старения планшетов.
Окрыленный успехом, я связался с господином Сарштедтом и попросил его о встрече, чтобы обсудить вопрос сотрудничества нашего института с его фирмой. Он положительно отнёсся к моей просьбе и официально направил приглашение посетить его фирму с деловым визитом. Кроме меня в составе делегации были: начальник лаборатории Владимир Степанович Нечитайло и сотрудник научно-технического отдела института Лидия Иннокентьевна Балашова, которая блестяще владела немецким языком, имела техническое образование и умела очень правильно и дипломатично вести себя   на встречах любого ранга. С её появлением в институте услугами немецких и советских переводчиков я уже больше никогда не пользовался, поскольку ей можно было доверять перевод и участие в проведении переговоров по самым деликатным и сложным вопросам, требующим понимания нюансов разговорной речи обоих языков и умения хранить в себе полученную при этом информацию. Да и умом Бог её не обидел, хотя и забыл, к сожалению, подарить ей физическое здоровье, поскольку у неё были проблемы с ногами, что мешало ей свободно передвигаться.
Вечером мы поселились в небольшой комфортабельной гостинице, принадлежащей господину Сарштедту, которая стояла особняком в небольшом поселении на границе его владений, а утром машина доставила нас в штаб-квартиру фирмы. Встретил нас господин Сарштедт очень радушно, и мы сразу же приступили к переговорам в его огромном, обставленном современной офисной мебелью, кабинете. Я в красках рассказал ему о научных достижениях института, его производственном потенциале и об успехах в сфере финансово-хозяйственной деятельности.
Шёл 1990 год, и мне казалось, что, несмотря на все экономические трудности в нашей стране, институт, получив хозяйственную самостоятельность, быстрыми темпами превращался в крупную научно-производственную фирму, возможности которой позволяли наладить выпуск современных одноразовых полимерных медицинских изделий, и тем самым внести значительный вклад в дело модернизации медицинской промышленности страны. Я изо всех сил старался заинтересовать господина Сарштедта в сотрудничестве с нашим институтом и не жалел для этого слов. Он слушал меня очень внимательно, задавал вопросы, в том числе связанные с экономической эффективностью производства полимерной продукции в СССР, и даже иногда вступал со мной в дискуссию. Однако, какой-либо заинтересованности в сотрудничестве с институтом он явно не проявлял.
Это меня задело, и я с неким вызовом положил на стеклянную поверхность его стола планшеты для иммуноферментного анализа и гордо заявил: «Я обещал, что за год сумею начать выпуск планшетов по характеристикам, не хуже Ваших, и вот они на столе, и Вы можете проверить их качество! Мы, русские, тоже умеем работать!» Господин Сарштедт как-то серьёзно поглядел на меня и неожиданно тихо ответил: «Герр Матюшин, я, конечно, не сомневался в твоих личных способностях, но ты должен осознать, что моя фирма начала выпускать такие планшеты двадцать четыре года тому назад, а ты сумел сделать это только сегодня. Какое же это достижение для промышленно-развитой страны? Тебе надо просто понять, что ваша страна по многим вопросам отстала от нас на много-много лет, а по ряду направлений - уже навсегда, и с этим уже ничего нельзя поделать!»
Я обиженно замолчал, собираясь с мыслями для достойного ответа. Однако, кроме наших общеизвестных достижений в военной области, в космосе и в физике, в голову мне ничего не приходило. Доводы о нашем военном превосходстве, кроме угрозы, ничего в себе не несли и больше годились для нашего внутреннего потребления, а в остальном, вроде бы, хвастать перед Сарштедтом мне действительно было нечем. Тема разговора, как-то неожиданно, себя исчерпала.
Господин Сарштедт встал из-за стола, неторопливо подошел к окну и попросил меня подойти к нему. Когда я  подошел, господин Сарштедт произнес: «Вон там, внизу, на площадке стоят в ряд пять темно-вишневых Мерседесов, сделанных по индивидуальному заказу. Это персональные автомобили директоров моей фирмы. Ты знаешь, мне бы очень хотелось, чтобы к ним присоединился твой, шестой, Мерседес. Поэтому я делаю тебе официальное предложение стать одним из директоров фирмы и начать работать у меня. Тебе, наверное, уже надоело быть директором небольшого института? У тебя же явно есть способности и талант крупного менеджера! Ты же можешь руководить большими делами, и ты у меня их получишь».
Я немного помолчал, а потом сказал, что мне нужно несколько дней для обдумывания этого предложения. «Нет, - ответил господин Сарштедт, - думать ты можешь минут двадцать, но в моем кабинете и при мне. Я хорошо разбираюсь в людях и в их способностях и, если я сделал предложение, то хочу иметь ответ сразу. Мне нужны решительные, умные люди, а не какие-то слюнтяи. Если ты не согласишься стать у меня директором, то больше я с тобой иметь дел и встречаться не буду. Это мой принцип. А всё, что ты говорил о деятельности своего института, мне просто не интересно. Решай, слово за тобой».
Он снова вернулся к столу и предложил всем кофе, а я остался у окна, рассматривая Мерседесы и обдумывая, как мне правильно поступить. От моего ответа зависела не только моя личная судьба, но и дальнейшая жизнь близких мне людей.
В отличие от того времени, когда такое же предложение мне было сделано хозяином фирмы «Фрезениус», мне уже не нужно было опасаться репрессий со стороны Комитета государственной безопасности или партийно-административных органов, и я мог вполне спокойно принять предложение господина Сарштедта и беспрепятственно поехать работать в Германию директором его фирмы. Для этого нужно было только просто сказать «да» - и уже спустя пару месяцев можно было начинать знакомиться со своими новыми обязанностями и активно изучать немецкий язык! Размах деятельности на посту директора крупной европейской фирмы под руководством такого незаурядного человека, как господин Сарштедт, явно больше соответствовала моим возможностям и амбициям, чем работа на посту директора не самого большого и не самого важного в нашей стране института. Да и с точки зрения материального достатка, комфортабельности жизни и её качества моё положение сразу же улучшилось бы в десятки раз, не говоря уже о социальном положении и уважении окружающих людей. Моих доходов в этой должности вполне хватило бы, чтобы обеспечить безбедное существование не только меня и жены, но и детей, включая семью недавно женившегося старшего сына Саши.
Новой работы я не боялся и был уверен, что с нею справлюсь. Найти общий язык и не конфликтовать с господином Сарштедтом я тоже, пожалуй, сумел бы. Не боги же горшки обжигают, как говорит наша старая русская пословица! «Наверное, множество людей, самой разной национальности, с восторгом и благоговением приняли бы предложение господина Сарштедта стать директором его фирмы, - подумал я, - а мне, наверное, всё-таки придётся от него отказаться».
Работать на частное лицо, а не на весь народ в лице нашего советского государства, я в тот момент был морально не готов, так как это противоречило моему воспитанию и взглядам на жизнь. Кроме того, в стране началась перестройка, призванная, на мой взгляд, изменить в лучшую сторону экономическую ситуацию в СССР, и я был убеждён, что при своих способностях и энергии я   должен активно участвовать в этом долгожданном процессе. Мне   ещё предстояло сделать много нужного и полезного не только для института, сотрудники которого доверили мне быть их директором, но и для всей страны, и я, вместе со всеми честными и умными людьми моего поколения, просто обязан помочь занять ей достойное место среди промышленно-развитых стран по уровню жизни собственного народа.
К тому же, не всё было так просто и в моих семейных отношениях. После разрыва с первой женой я ни при каких условиях не сумел бы быстро перевезти своих детей в Германию, да и не имел никакого морального права отрывать их от родной матери. Поэтому они должны будут остаться жить в СССР достаточно долгое время. Конечно, работая у Сарштедта, я буду иметь намного больше возможностей помогать им материально, однако,  для того, чтобы дети встали на крыло и сформировались полноценными личностями, а не ущербными людьми, этого было бы явно недостаточно.
Потеря возможности общаться с ними, помогать советом, душевным разговором и просто наставлениями, а иногда и порицанием, была бы, на мой взгляд, катастрофой не только для них, но и для меня. Без прямого контакта с детьми и моя жизнь выглядела бы какой-то пустой и бездушной, да и они, особенно младший, Тимофей, вряд ли простили бы мне этот удар, даже если с течением времени я сумел бы перевезти их вместе с матерью на жительство в Германию. Я им был нужен рядом сейчас, когда им плохо, и они нуждаются не только в материальной помощи, но и в моральной поддержке. Дети должны иметь и маму, и папу, даже если те уже не муж и жена! Только находясь рядом с ними, я смогу вовремя подставить плечо и протянуть руку помощи в трудную минуту, в том числе как директор института. Письма же никогда не заменят тепло непосредственного человеческого общения! Да и неопределённость ситуации с будущим устройством страны вселяла дополнительное беспокойство об их судьбе!   
«Всё-таки, мне надо отказываться от этого заманчивого предложения», - решил я и вернулся на свое место за столом. «Господин Сарштедт, - обратился я к нему, - меня совсем недавно коллектив института выбрал директором, и я не могу пренебречь их доверием, а потому должен отказаться от Вашего предложения». «Ну, нет, значит, нет», - спокойно ответил господин Сарштедт и довольно быстро завершил наши переговоры. Он сделал вид, что ничего существенного не произошло, любезно попрощался, и мы вернулись в гостиницу, так и не договорившись о дальнейшем сотрудничестве.
Господин Сарштедт сдержал свое слово, и мы с ним больше не встречались.
В 1992 году я посетил  фирму «Дикси-Юнион», расположенную в окрестностях одного из самых древних городов Германии – Кемптоне. Эта фирма принадлежала американской корпорации Дюпон и выпускала многослойные полимерные пленки и вакуум-формовочные машины для упаковки медицинских изделий и продовольственных товаров, что представляло большой интерес для меня, поскольку институт занимался этой проблематикой.
В ходе разговора с руководителями фирмы я рассказал им о своем старшем сыне и его стремлении стать специалистом в области продажи медицинских изделий и оборудования.
Надо сказать, что в большинстве случаев при посещении фирм у меня складывались дружественные отношения с их владельцами или директорами, и поэтому наши разговоры часто выходили далеко за рамки деловых встреч. В наших беседах мы часто обсуждали не только вопросы культуры, истории и техники, но и рассказывали о семейной жизни, быте, своих увлечениях и о проведении отдыха. Так, главный конструктор упаковочных машин фирмы «Дикси-Юнион» пригласил меня к себе домой в Штутгарт, где он показал свой дом, познакомил со своим сыном, который учился на последнем курсе Гейдельбергского университета и организовал посещение научно-исследовательского и испытательного центра одной из самых известных в мире  производителей автомобилей, фирмы «Мерседес».
За время поездки мы с ним много времени уделили разговорам о семейных ценностях и традициях наших народов, о воспитании детей и о их будущем. Чтобы разговор стал откровенным, мне пришлось самому первому рассказать о своих проблемах с детьми, изложить своё мнение по вопросам их воспитания, а также затронуть некоторые вопросы истории и культуры. Как правило, после этого и мой собеседник позволял себе не скрывать своих взглядов на предложенную тему, и разговор получался очень интересным и доверительным. Не была исключением и эта встреча. 
Вернувшись на фирму Дикси-Юнион, я получил официальное предложение от её директора принять на работу к ним в отдел маркетинга моего старшего сына Сашу, который после окончания в 1991 году Московского авиационного института был фактически вынужден работать не по своей специальности, а у меня в институте. (Он был принят в появившийся тогда отдел маркетинга, который должен был обеспечивать сбыт изделий медицинского назначения, выпускавшихся на мощностях опытного участка).
Директор фирмы обещал научить его всем тонкостям настоящего маркетинга и быстрое продвижение по служебной лестнице, если он окажется нужным и ценным работником. Все заботы, связанные с оформлением необходимых для этого документов на Сашу и его жену, фирма брала на себя. Нужно было только его согласие и желание жить и работать в Германии. «Если сын в папу, - пошутил директор фирмы, - то у нас он далеко пойдёт!»
Когда я об этом предложении сказал старшему сыну, то он отнесся к этой возможности без всякого энтузиазма и даже скорее скептически, как - будто он уже составил свой план на будущую жизнь, и всё остальное только могло служить помехой в его осуществлении. Сославшись на незнание немецкого языка, он отказался принять предложение фирмы. А я со своей стороны не стал его агитировать попытать счастья на  чужой сторонке, не очень понимая, как даже временная жизнь и работа за пределами нашей страны может сказаться на его судьбе, да и на моей тоже!
Первый звонок, что впереди институт ждут тяжёлые времена, прозвенел ещё в в1987 году, когда немецкая фирма «Консортекс» прекратила своё финансирование и участие в делах совместной фирмы, бросив свой материальный и денежный вклад при её создании.  Как мне рассказал господин Зайц, причина этого была в его столкновении с «реальным» отношением наших чиновников к своим должностным обязанностям и «странным» пониманием  их функциональной задачи в условиях перестройки. «У нас чиновники помогают бизнесу, а не командуют им», - заявил он.   
Оказалось, что его фирма приняла участие в организованном Министерством медицинской промышленности тендером на проект завода по выпуску одноразовых полимерных изделий. Возглавлял тендерную комиссию один из высокопоставленным чиновников нашего министерства. В соответствии с положением о проведении тендера на заседании комиссии должны быть вскрыты «пакеты» с предложением фирм по оценке стоимости работы, предлагаемой министерством. Победителем тендера объявлялась фирма, предложившая самую низкую стоимость при гарантированном уровне качества. По условиям тендера знакомить кого-либо из его участников с предложениями конкурирующих фирм до проведения заседания комиссии было запрещено. Тем не менее, председатель комиссии «допустил» утечку информации в одну из участвующих в тендере иностранных фирм, которая тот, конечно, выиграла. Правда, после  распада СССР наше \министерство исчезло, и строить завод так никто и не собрался.
«Работать в таких условиях я не могу и не хочу», - заявил Зайц при нашей последней встрече, и связь с ним была потеряна.
Через некоторое время исчезла, как юридическое лицо, и сама наша совместная фирма.
Где-то в конце восьмидесятых годов прошлого столетия начались трудности с государственным финансированием института, а после  распада СССР, где-то начиная с 1994 года, оно просто прекратилось.   Сотрудники стали увольняться и искать другую работу, в том числе и за рубежом.  Целые направления научных исследований были вынуждены закрыться.  Институт продолжал существовать, в основном, за счёт организованного выпуска товарной медицинской продукции.
 Стало очевидно, что если ничего не предпринимать, то из-за полного отсутствия в нашей стране спроса на разработку новых изделий и материалов институт может полностью утратить своё функциональное назначение и превратиться в чисто производственную фирму, чего мне очень не хотелось.
Кроме того, целиком отказываться от научных работ было бы экономически очень невыгодно, так как только именно  те позволяли в достаточно короткий срок получить довольно большие деньги и поддержать работы, не обеспеченные финансированием, и тем самым сохранить в штате ценных сотрудников. Заказчик работы обычно оценивал в деньгах только значение полученного для него конечного результата исследований, и его мало интересовала её калькуляция и себестоимость. Это позволяло списать на исследования любые институтские затраты. Как я знал, все западные фирмы соблюдали принцип «цена-результат», и не вдавались в фактическую стоимость работы. А кроме этого, иностранная валюта при переводе её в рубли делала работы на зарубежные фирмы особенно привлекательными. Если раньше я пытался получить за рубежом новые технологии, то теперь мне стали нужны заказы на научные исследования или покупку товарной продукции института. Особенно я надеялся на германские фирмы.
Мне пришлось задействовать все свои связи и знакомства за рубежом с тем, чтобы найти фирмы, которые готовы были заказать нам новые исследования и разработки, поскольку стоимость таких работ в России была значительно ниже, чем у них, на Западе, при достаточно высоком научном уровне. Поэтому я считал, что сделать мне это будет легко! Но не тут-то было – не удалось найти ни одной фирмы, заинтересованной в результатах чисто научных исследований. Их интересовали только выпускные формы изделий и материалов. А вот в цену опытных партий они готовы были включать всю стоимость исследований и конструкторско-технологической проработки. Это было, конечно, для меня не очень обычно, но вполне приемлемо! Теперь надо было только суметь правильно определиться с возможностями института, научиться юридически грамотно, с учётом банковского законодательства, оформлять контракты на работы с иностранными фирмами и набраться опыта в преодолении российских таможенных барьеров. Не боги же горшки обжигают, и мы сможем!
В результате предварительных переговоров с руководителями фирм, проявившими интерес к сотрудничеству с институтом (при этом почти все иностранцы подчёркивали, что, в отличие от русских, они работают с конкретными людьми, которым они доверяют, а не с фирмами, организациями и печатями), я выбрал проект, который сулил хорошие дивиденды всем сторонам.
Это был комплект полимерных изделий, предназначенный для взятия крови теленка, находящегося в утробе стельных коров, которые вместе со всем стадом случайно попадали на пункты забоя скота. Взятая кровь ещё не рожденных телят использовалась рядом химико-фармацевтических фирм для получения вакцин и сывороток, а также при производстве специальных питательных сред для микробиологии. В разрабатываемый комплект входил небольшой вакуумный бокс из прозрачного полиметилметакрилата, мягкий пленочный контейнер для взятия и хранения крови со специальной металлической иглой большого диаметра и пресс, который позволял быстро и без потерь извлечь содержимое контейнера.
Все эти полимерные изделия размещались в специальной укладке для перемещения их любым видом транспорта. Бокс и пресс могли быть использованы неоднократно, а вот контейнеры в сборе с иглой были одноразовыми, и поэтому в укладку помещали тридцать контейнеров. Стоимость этого комплекта была достаточно высокая, так как механизировать сборку боксов и прессов было не просто, и это требовало очень больших затрат. Ручная сборка в Германии, в отличие от России, стоила дорого, что и заставило фирму пойти на сотрудничество с институтом. А вот нам ручная сборка была только на пользу, так как позволяла предоставить работу большому количеству сотрудников института, а высокий курс марки по отношению к российскому рублю делал эту работу необычайно выгодной и высокооплачиваемой для занятых в ней людей.
Контейнеры мы покупали у Курганского комбината «Синтез», иглы - в Чехии, а всё остальное изготавливалось в институте. Разработка была поручена Дмитрию Александровичу Громову и Геннадию Викторовичу Крупнову, и они в очень короткий срок разработали простую и надежную конструкцию этих изделий, с восторгом принятую нашим немецким заказчиком. После опробования комплекта он выразил готовность подписать с институтом контракт на поставку опытной партии, а после её натурных испытаний гарантировал покупку серийных комплектов по оговоренной заранее цене.
Контракт был подписан, опытную партию из десяти комплектов мы изготовили и поставили по цене, включающей стоимость всей разработки, а после испытаний трех комплектов я был приглашен на фирму для подписания нового контракта уже на поставку серийной продукции. Фирма располагалась в одном из небольших городков в Баварии, почти на границе с Австрией. Там я имел возможность непосредственно ознакомиться с производством питательных сред для микробиологических работ и с небольшой биохимической лабораторией, оснащенной самым современным оборудованием. Кроме этого, мне удалось побывать в гостях у хозяйки фирмы госпожи Гарр и осмотреть очень красивый и древний город Писсау, стоящий на месте впадения реки Инзар в Дунай, который славился старинной набережной с установленными на ней газовыми фонарями и монастырским собором с самым большим в Германии органом.
Наблюдая в домашних условиях за двенадцатилетним сыном госпожи Гарр, а также используя предоставленную мне возможность поговорить по душам с ним и его другом, я ещё раз имел возможность убедиться в существенном отличии ментальности их детей от наших. В немецких детях меня поражала очень ранняя взрослость мышления, целеустремленность с точки зрения понимания, кем они хотят стать в будущем, и уважение к взрослым людям и их словам. Кроме того, в них чувствовалась внутренняя независимость и уважение к себе, как личности, и поэтому складывалось впечатление, что ты разговариваешь не с ребенком, а с маленьким человеком, считающим себя личностью.
Конечно, как и все дети, они любят шумные подвижные игры. Могут хулиганить, выяснять между собой отношения и мыслить с какой-то наивной прямотой, но, по сравнению с нашими, в их поведении заметно меньше бестолковщины и необдуманных поступков.  Такое впечатление, что они взрослеют раньше наших детей, так как раньше начинают осознавать, что, начиная с восемнадцати лет, когда их немецкие родители отправят своих отпрысков в самостоятельный полёт, даже если они могли бы спокойно жить за их спиной ещё много лет, им самим придется решать взрослые проблемы! Немецкие родители стараются с молодости подготовить детей к трудностям самостоятельной жизни и не стремятся, как мы, защищать от них как можно дольше!
Новый контракт я подписал, и институт приступил к его реализации. Фирма заранее указывала, в какую страну должна была уйти партия комплектов, а мы, заручившись целой кипой документов для нашей таможни, объясняющих, почему всё время меняется адрес грузополучателя, отправляли их в Германию. Финляндию, Намибию, Аргентину и другие страны. Объем поставок увеличивался, так же, как и росла география мест назначения.
Так продолжалось несколько лет, и я уже начал думать, что все самое худшее для института осталось позади. Деньги от этого контракта позволили не только нормализовать финансовое положение института, но и начать копить немецкие марки, которые мы хотели использовать для закупок так необходимого нам современного технологического оборудования. По действующему в то время законодательству заработанная нами валюта сначала приходила на транзитный счёт Внешэкономбанка, принадлежащего государству. После чего пятьдесят процентов полученной валюты покупал Центральный банк страны по действующему на день покупки курсу и направлял соответствующее количество рублей на счёт института. И только после этой операции остальная часть валютной выручки зачислялась на валютный счёт института в том коммерческом банке, в котором Внешэкономбанк разрешил его открыть. Теперь валюта считалась принадлежащей институту, и можно было её использовать для внешнеторговых операций за рубежом или продать немецкие марки за рубли коммерческому банку.
Сначала все наши валютные поступления мы превращали в рубли и только спустя некоторое время большую часть марок стали направлять в свой фонд развития. Наши доходы от этой работы позволили нам покупать нужные исходные полимерные контейнеры у Курганского комбината «Синтез» по цене, вдвое выше, чем они продавали другим потребителям, но с условием, что комбинат будет жёстко придерживаться сроков их поставки.
Первое время у нас с комбинатом «Синтез» не возникало никаких недоразумений, его руководство было благодарно нам за выгодные для них цены и только выражало желание, чтобы институт приобретал  контейнеров как можно больше. Но вдруг до комбината дошла информация, что наш институт курганские контейнеры продает вместе со своими изделиями в Германию за валюту. Неожиданно (для меня) у руководства комбинатом разыгрался аппетит, оно почувствовало себя почему-то обиженным и начало искать способы урвать чего-нибудь побольше для комбината от нашей сделки с ним. Оно стало задерживать сроки поставки своих контейнеров, требуя сообщить их стоимость в валюте в нашем контракте. Моё пояснение, что их контейнер в институте переделывается в другое изделие, сохраняя только ёмкость, куда собирается кровь, не принималось во внимание до тех пор, пока в этом не убедился побывавший в институте один из руководителей комбината. На время все вроде бы вошло в норму, и комбинат возобновил свои поставки.
Однако нормальные отношения продолжались не очень долго, и «Синтез» снова перестал выполнять взятые на себя обязательства, требуя, чтобы институт оплачивал ему  контейнеры в валюте нашей сделки с иностранной фирмой. Конечно, можно было затеять с ними судебную тяжбу и даже её выиграть, однако я понимал, что они были единственным предприятием в стране, выпускающим нужный нам тип контейнера. А кроме этого, судебные санкции за срыв внутрироссийских договоров не шли ни в какое сравнение с размерами неустоек по контрактам, заключенным с иностранными фирмами. И наш контракт не был исключением.
Мне снова пришлось разговаривать с руководством комбината, чтобы снять очередное недоразумение, возникшее, как я считал, из-за незнания ими российских законов, запрещающих какие-либо валютные сделки внутри страны. Я тогда ещё даже не подозревал, что комбинат «Синтез» просто тянет время, так как в недрах его дирекции появилась идея наладить на комбинате выпуск институтского варианта контейнера. Руководство комбината решило попытаться самим, минуя нас, продавать их за рубеж потребителям, поскольку этот контейнер в комплекте был расходным изделием и поэтому, по их мнению, имел свою индивидуальную ценность, что, в принципе, соответствовало действительности.
После нескольких переговоров по телефону и резких писем институт снова без перебоев и в срок стал получать эти злополучные контейнеры. Надо при этом сказать, что сами по себе переговоры и задержки в получении курганских контейнеров не находили отражения в сроках поставки продукции института немецкой фирме, но создавали нервную обстановку среди сотрудников, занятых её производством. Да ещё меня эти недоразумения заставили насторожиться и думать, что же делать дальше, если комбинат продолжит так же относиться к своим обязанностям поставщика.
 В 1990 году произошло восстановление единства Германии, за счёт поглощения Федеративной Республикой Германия восточной части земель, принадлежавших Германской Демократической Республике, сопровождавшееся сносом Берлинской стены, являвшейся символом разделения страны. Интересно отметить, что в результате этого процесса количество самостоятельных фирм в объединённой Германии практически не возросло, поскольку западные фирмы просто скупили промышленные предприятия восточной части страны, так как большинство из них  до Второй мировой войны принадлежали им.  Часть фирм перенесли свои штаб-квартиры и производство в восточные земли, так как правительство объединённой Германии ввело существенные налоговые льготы для западных фирм, перебравшихся или открывших филиалы на присоединённых землях.  Одной из них была и фирма, с которой мы работали.
В феврале 1998 года немецкая фирма попросила меня срочно приехать в Берлине для переговоров, чтобы проработать, а затем подписать, следующий контракт на поставку нашего комплекта, так как первый заканчивался тридцать первого декабря текущего года.   
В соответствии с этим новым контрактом объём поставок увеличивался в восемь с лишним раз по сравнению с первым, что позволяло безбедно существовать институту и обеспечивало бы его финансовыми средствами в нужном объеме, даже если мы больше ничего не будем выпускать на своих мощностях. Это был, конечно, большой успех, контракт спасал институт и стабилизировал его экономику. Увеличивать до конца года мощности по производству вакуумных боксов и прессов почти на порядок требовало, конечно, дополнительных усилий и материальных ресурсов, но для института было вполне реальным делом, а вот будут ли нужные объемы контейнеров поставлены Курганским комбинатом «Синтез» - это был вопрос, требовавший дополнительной проработки.
Согласовав текст контракта, я решил его не подписывать и попросил время на уточнение таможенных формальностей. В ответ фирма поставила меня в известность, что контракт должен быть подписан до конца первого полугодия с тем, чтобы она, определившись с поставщиком, успела вовремя скоординировать порядок распределения комплектов по различным странам мира. И если институт до первого июля контракт не подпишет, то они будут вынуждены искать другого поставщика, так как проект запущен, и останавливать его фирма не собирается.
Вопрос взаимодействия с Курганским комбинатом «Синтез» надо было решать срочно! Вернувшись в Россию, я сразу же позвонил коммерческому директору комбината и сообщил, что институт хотел бы с начала следующего года закупать в десять раз больше контейнеров, чем закупает сегодня, и попросил его подтвердить такую возможность. Он заверил, что с этим проблем не будет, так как поставки по более высоким ценам комбинату очень выгодны, а запрошенные объемы их не смущают, поскольку они составляют незначительную часть от всего объема выпуска этих контейнеров. После этого я, по имеющейся договоренности, связался с главным инженером, изложил ситуацию с новым контрактом и спросил: «Могу ли я подписывать контракт с немецкой фирмой,  рассчитывая на курганские контейнеры?». От главного инженера комбината я тоже получил заверения, что у меня не будет проблем с поставками продукции «Синтеза», и я смело могу подписывать контракт.
Однако подписывать контракт с фирмой я воздержался и выслал в адрес комбината договор на поставку контейнеров, включив в него, по просьбе главного инженера, более высокий, чем обычно, процент предоплаты с тем, чтобы комбинат смог закупить сырье на полный объем выпуска предназначенных институту контейнеров. Руководство комбината подтвердило факт получения договора и пообещало быстро его подписать.
Но не тут-то было! Всё вдруг неожиданно застопорилось! То нет нужного специалиста, то ушёл в отпуск начальник цеха, то коммерческий директор уехал в командировку за рубеж. Потом все руководители комбината оказались  «очень заняты» предстоящим собранием акционеров и вообще перестали отвечать на телефонные звонки. Стало очевидно, что руководство комбинатом почему-то тянет время.
И тут я получаю информацию от немецкого партнера, что представители Курганского комбината «Синтез» побывали у чешского производителя игл для забора крови животных и попросили его изыскать возможность поставок их продукции комбинату. А поскольку немецкая фирма имела исключительное право на выпуск этих игл, то их чешский партнёр официально запросил у неё разрешение на эту сделку и получил отказ. Конечно, эти сведения полностью объясняли позицию комбината, но не облегчили ситуацию с контрактом.
До конца полугодия оставалось меньше месяца, поэтому за это время найти поставщика контейнеров за рубежом было нереально, а в России Курганский комбинат «Синтез» был единственным изготовителем контейнеров, пригодных для целевого назначения. Надо было срочно ехать в город Курган и всё-таки попытаться договориться с руководством комбината или ставить крест на этот проект, как бы не было жалко потраченных на него усилий!
С тяжелым сердцем я позвонил на комбинат и получил ответ, что приезжать в ближайшее время туда бессмысленно, так как контрольный пакет акций перешёл в руки нового собственника, и начался процесс смены его руководства, сопровождающийся скандалами и судебными тяжбами. Комбинат лихорадило, и договариваться о поставках было просто не с кем, пока всё не уладится. «Ну вот, - подумал я, - очередная задумка погибла! Вроде бы только-только поймал удачу за хвост, и на тебе - начинай всё сначала! Как же всё-таки жаль, что у нас, в Российской Федерации, теперь не принято вместе искать соглашение, устраивающее всех партнеров, а в отношениях между фирмами и людьми превалируют зависть, жадность и желание получить всё сразу, не тратя времени на черновую работу. Прихватить себе всё, и до свидания!».
Однако, немного остыв от бессильной  ярости, я решил, что наших людей не переделаешь, и, если бы мне всё-таки удалось подписать договор с комбинатом, то его руководство, судя по всему, всегда бы искало повод шантажировать институт, выколачивая из меня очередные выгоды. Всё это стоило бы мне больших нервных затрат и здоровья, и я успокоился!
В основном мои поиски нужных связей и контактов касались немецких фирм, которые в то время, идя навстречу своему политическому руководству, активно пытались сотрудничать с предприятиями нашей страны и благосклонно относились к визитам к ним наших людей. Кроме Германии, мне удалось побывать на фирмах Голландии, Швейцарии и даже посетить одну из французских фирм. Везде меня встречали с большим интересом и выражали желание сотрудничать с институтом.
Практически все фирмы были готовы продавать нам любые товары, кроме отдельных видов приборов, технологического оборудования и материалов, а также обмениваться информацией о решаемых научно-технических задачах, проводить испытания наших изделий и даже заказывать институту отдельные разработки. Однако, они наотрез отказывались   сотрудничать с нами в области современных промышленных технологий. Если же фирма всё-таки была готова продать отдельный технологический процесс или всю технологическую цепочку, то обязательно оказывалось, что при этом она сама планировала организовать новое производство с использованием более эффективной технологии. Их устраивало наше технологическое   отставание от промышленно-развитых стран, и они явно хотели, чтобы этот разрыв только увеличивался!
Поэтому моя идея поднять уровень технологических разработок в нашем институте до современного мирового уровня с помощью иностранных фирм оказалась нереальной, хотя контакты с теми и посещение их производств были для меня очень полезными, поскольку ускоряли процесс познания и понимания основ современного построения выпуска медицинской продукции. И, конечно же, всё это способствовало появлению у меня в голове новых идей! В общем, как, наверное, и следовало ожидать, спасение утопающих — дело рук, в первую очередь, самих утопающих, и надо было решать наши проблемы силами сотрудников института, опираясь, конечно, на зарубежный передовой опыт, добывая информацию о современных достижениях науки и техники любым путем! Вот и всё решение проблемы, если я хочу иметь эффективное конкурентоспособное производство! С учётом этой ситуации и надо будет строить работу института. Но… жизнь распорядилась иначе!
В августе 1998 года грянул технический дефолт, то есть правительство отказалось от своих обязательств по выплате банкам заёмных средств и других финансовых обязательств. Рубль обесценился, основные банки начали один за другим разоряться, похоронив деньги большинства фирм, предприятий и организаций, находившихся на их счетах. Проводить какие-либо финансовые операции стало невозможно по всей стране. Институт в одночасье лишился денежных и валютных накоплений и попал в полосу осложнений с выплатой сотрудникам заработной платы.
Институт с большим трудом выжил в этих тяжелейших условиях, однако, о его развитии и процветании уже не могло быть и речи. Нужно было суметь хотя бы не разориться! Стало не до взаимодействия с иностранными фирмами.
А затем вверенный мне институт попал под каток массовой приватизации государственных предприятий и исчез, как самостоятельное юридическое лицо! Плачевный финал в истории Всесоюзного научно-исследовательского института, когда-то считавшегося значимым в масштабах всего СССР. 

                21.03.2023г.