I. Пока гитара нежно плачет...

 «Мне так бы хотелось, хотелось бы мне
Когда-нибудь, как-нибудь выйти из дому -
И вдруг оказаться вверху, в глубине,
Внутри и снаружи, - где все по-другому!»
               
                /В.Высоцкий /


Никто из нашей адвокатской Артели не искал клиентов – они находили нас сами, возможно, потому, что каждый из нас любил нестандартные, запутанные дела, в которых надо защищаться или наступать «до последнего патрона». Порой повышали градус конфликта в желании испытать противника или измотать его. Нравилось ходить на грани, оставляя внутри высокое напряжение, чтобы потом оно переросло в недолгую, но сладостную эйфорию – всё получилось. Но когда сейчас недосчитываешься многих коллег, – порой не знаешь, как они пропали, - понимаешь, что Судьба со Случаем давно породнились, а патроны, оказывается, были настоящие. И заранее не предугадать, что случится там, за следующим поворотом. Иногда хочется забыть отчаянно-беспокойное время 90-х, в которое все мы невольно, как тогда казалось, погрузились, но как забыть: это было самое интересное время, пора надежд, когда к напасти относишься вполне снисходительно, потому что она ненадолго и всё лучшее – вот, уже рядом, после виража, за этим поворотом... Если только там не окажешься совсем в ином времени. И вокруг – далеко не ангелы.

                ***

Выпадают такие знакомства, после которых ты абсолютно уверен: этот человек должен исчезнуть из твоей жизни раз и навсегда. Ты точно знаешь, что эта связь тебе не нужна, она приведёт к неприятным последствиям, будет вредна и даже опасна. Любопытства ради ты сначала допускаешь сомнение. Потом тебя захватывает водоворот ошибок, исправлять которые и есть суть жизни, и ты мучительно выбираешь рациональный выход. Или находишь совсем другой. Но любой из вариантов будет лучше того, который сделан за тебя.

Первая встреча с таким человеком могла бы не привести ко второй, а вторая – к третьей, если вовремя всё остановить. Но в том-то и вся штука, что останавливать не торопишься, предвкушая, что дальше – ещё интереснее. Во всяком случае, у меня события, последовавшие за такими встречами, были довольно любопытными, но еще более – непредсказуемо-притягивающими, настолько, что как ни пытайся, точно никогда не разберёшься, где они, правила закономерности, и кто раздаёт форс-мажоры.
 

        I.ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Ровно 673 дня назад я получил адвокатские «корочки», и всю прошедшую неделю провёл с друзьями, потому что нас, таких, как я, было семеро. Это традиция, нарушать которую считается дурным тоном.
Мне уже очень хочется в бой, за справедливость, но мне нужно сосредоточиться, углубиться и прийти в себя, желательно одновременно. Но я посвящу этому ещё три дня.
Моя голова переполнена аргументами, подтверждающими истинность права, святость законности и аллергию на соратников.

Сегодня я готов! Меня ждут! – и хочется прийти на работу пораньше. Только вот я еле нашёл под окнами свою машину: сверху она засыпана залежалой снежной шапкой, снизу, наполовину – скована ледяной коркой. Хрустальный ливень расстреливает уже сутки. Ещё вчера вся Москва была завалена снегом, а сейчас +3, и город превратился в мерзкое болото.

Полдня, почти до обеда, я расчищаю машину. Сажусь. Плетусь еле-еле. Сначала на три часа, а потом окончательно застреваю в пробке. Выходить нельзя, потому что ливень сразу сделает из меня мочёное чучело, а ураганный ветер превратит в ходячий сталагмит.
… но я паркуюсь и иду в метро.

        1

От ощущения мерзкого холода и неуюта не спасает даже натопленное и закрытое от внешнего мира плотными портьерами помещение нашей Артели: рано или поздно нужно будет выходить и подставлять себя под тяжёлую артиллерию природного бесчинства.  Под повешенной на плечики курткой быстро образовалась лужица. Как бы мне хотелось поставить под капли свои грязные ботинки и бесконечно смотреть, как красиво шмякаются на них прозрачные кляксы, расчищая неприглядный жёлто-белый налёт. Но надо найти волю переобуться и взбодриться горячим крепким кофе. Задеревенелые пальцы постепенно размораживаются и начинают противно покалывать. От мокрых до колен брюк еле поднимаются ноги. В такие моменты я представляю себе голодных, месяцами не мытых солдат в окопах, по щиколотку затопленных вязкой жижей, и мне становится стыдно за свою изнеженность. Я зажимаю в ладони горячую чашку, делаю первый глоток, обжигающий нёбо, и понимаю, что такое счастье.  Я сажусь в мягкое кресло. Не хочется шевелиться. Хочется в отпуск, непременно на Канары. Вспомнить бы ещё, где это. Зачем я припёрся в офис? Ах, да, сейчас заявится некто Александр, и мы будем с ним оба лязгать зубами.

- Это не конец марта – это конец света, - подбодрила меня Инна, моя помощница.
- Мисс Очевидность, а позитив сегодня ещё есть?
- Мне не досталось, - Инна сделала погромче новости на радио.
 «Нарочно, - подумал я, - сегодня же эту мракодумку уволю».

Очередные боевые операции в Ведено и Урус-Мартане. Почему везде грязь, слякоть и скверна? Что у меня на душе?  С утра там была волшебная гармония земного и небесного, поцелуи жены и крохи-сына, нежные мелодии «Битлз». Нет конца и края этой … войне.  Как же это возможно -  довести спор до предела?.. Ведь любой спор можно решить – я хорошо это знаю, - любой! Палестино-израильский, конечно, не в счёт…

Я хотел попросить Инну переключить на «tape» и найти что-нибудь понежней, но она сделала это сама.
Отворилась дверь, и на пороге появился высокий мужчина.

Первое, что почему-то бросилось в глаза – это светлая шляпа, федора, из старого гангстерского кино. Если повесить её на вешалку рядом с моей курткой, подумал я, то из неё будут так же смешно падать капельки, а лужица будет пошире. Но мужчина не отряхивался, не поджимал от дискомфорта плечи. Он держал шляпу в руках, а руки были сухие. У него не было даже зонта! Если он приехал на машине, зачем он взял с собою шляпу? Да он, твою дивизию, весь в белом!

Мои размышления длились секунды две. Несмотря на это, мужчина поймал моё удивление, на его лице еле промелькнула довольная улыбка. Мы с Инной подошли к гостю. Он легко скинул с себя пальто.  Таких пальто я никогда не видел: цвета слоновой кости, небольшие, аккуратно приглаженные ворсинки меха, на пуговицах замысловатый герб. Мы помогли гостю повесить одежду. Представились друг другу. «Шебанов. Александр». Я представил Инну, энергизирующее лицо фирмы. Возможно, я бы не сильно себя упрекал, если бы в этот раз про неё не вспомнил: на Александре были безукоризненные, с идеальными стрелками, светлые без единого пятнышка брюки - и это меня убило. Я посмотрел на свои, мокрые и тяжёлые – сравнение неуместно. Да, я был совершенно выбит тем, как выглядел Александр. Скорее всего, я не смог скрыть своего удивления и от его обуви: рыжие с белыми вставками высокие ботинки были как только что вынутые из магазинной коробки. «Чёрт побери! Ну, хорошо… ты вышел из машины, остановился у ворот, ближе нельзя. Но ты же должен пройти метров 20 до входной двери, через грязную жижу, лужи и слякоть. А ливень? Он долбит по окнам до сих пор. Перед тобой зашёл Пётр, поставил зонт, на Пете не было сухого места». Я понимал, что мне нужно полностью переключиться на фабулу дела, но уже не был уверен, что смогу это сделать.

Я пригласил гостя к стулу напротив моего рабочего стола – не хотел, чтобы он видел мои ботинки. Он предложил сесть в кресла за журнальным столом. Александр продвинулся на самый край мягкого сиденья, опёрся руками на подлокотники, немного покачался и попросил разрешения пересесть. Не дожидаясь ответа, он встал, пододвинул к себе высокий стул и сел напротив меня. Таким образом, он оказался выше меня, а я – в дураках. Он положил ногу на ногу и в нескольких фразах рассказал, зачем пришёл. Александр был деловит и спокоен. В отличие от меня. Пока он говорил, я терзался мыслью, что если он передо мною будет нервно мотать ногой, как это делают почти все клиенты, я тоже пересяду на стул. Но ногою он не мотал и поводов удариться в амбицию не дал. Ровный голос, сдержанные интонации, отличная дикция.

Я непроизвольно останавливаю свой взгляд на чистой светлой подошве ботинок гостя. Слежу за тем, как его рука теребит высокий ворот светло-бежевого свитера, укутывая шею. Как потом спокойно лежат, обхватывая колено, его большие руки.  Шрам на правой брови. Под правой скулой порез, скорее, рубец, сантиметра три, довольно широкий, недавний. Не его ли он прячет? Короткая аккуратная стрижка. Весь в белом! Меня передёрнуло изнутри от идущего с ног холода. Что мне в нём мешает? Александр не смотрит мне в глаза. Я не до конца понимаю собеседника, если не вижу его глаз. Он знает что-то такое, что хочет от меня скрыть. Ну и что? Разве я сам выкладываюсь первому встречному? Не знаю, как другие, но я не люблю своё состояние, когда я что-то не понимаю - я искал оправдание тому, что ухожу в ненужных мыслях от дела, которое привело к нам Александра.

Мы легко и быстро решили все бумажные и финансовые формальности, Александр не глядя подписал договор, поблагодарил, пожал руку и развернулся к выходу. Я пошёл было за ним, но он остановил меня взглядом, давая понять, что провожать его не нужно. Он первый раз посмотрел мне в глаза – и я мгновенно сообразил, что спорить с ним не буду. Этот спор я сегодня проиграю. А завтра? Завтра – посмотрим. Но сегодня я не пойму, с какой радости этот Шебанов такой стерильный.  Откуда эта излишняя рафинированность в нашу запачканную пору? Или я хочу назвать её утончённостью? Не удивлюсь, если выяснится, что он окончил Итонский Королевский колледж.  А что рубец? – мало ли. Вот глаза – да, точно, этот взгляд с двойным дном, - он мешает мне выстроить картину. И я уже сейчас хочу это "завтра"...

Я попросил Инну «пробить» гостя по МВДшной базе.  База, как обычно, «висела». Итак, от нас Шебанов хочет, чтобы мы оформили на него имущество, по тем или иным основаниям за время его долгого отсутствия перешедшее от него другим людям. Причина банальна – всё было куплено на его деньги. Он заверил, что проблемы будут, но они решаемые.

Так началось моё знакомство с Александром. Наше тесное сотрудничество затянулось на несколько лет. И всё это время Александр не переставал меня удивлять, оставаясь для меня человеком-загадкой. Но тогда я об этом ещё не догадывался.
Если быть точным, по-настоящему, более полнокровно, мы познакомились попозже, той же ночью.

        2

Я почти уснул за книжкой, блаженствуя в кресле под тёплым домашним пледом, когда раздался телефонный звонок. Без малого полночь, поздние звонки воспринимаешь как издержки работы, главное, чтобы были не от родителей. Я даже обрадовался, услышав голос Александра Шебанова. Он просил приехать, помочь уладить неприятную ситуацию: его машину задержала милиция и предъявляет незаконные требования. Он на 24-м километре Дмитровского шоссе.

От Таганки, размышлял я, конечно, не близко… - а кто сегодня рвался в бой? – не семь же дней на собаках… Просто так Александр звонить не станет, но голос ровный, спокойный… Ох, эти денди, не хотят лишней заморочки – да это и понятно…

Меньше чем через час я был на месте и увидел такую картину: чёрному внедорожнику «Гелендваген» перегородили дорогу ГАИшные «Жигули» с работающим проблесковым маячком; патрульно-постовой «УАЗик» стоит сзади почти впритык. По обе стороны дороги открытое поле, рядом, у правой обочины -  маленький пролесок. Я остановился за УАЗиком, вылез из машины, увидел двух гаишников и пошёл к ним.

- Руки поднял вверх, - услышал я голос из темноты.
Я лениво показал ладони. 
- Не вижу рук.  Выше поднимай, - не унимался свирепый голос.

Я пригляделся: из пролеска, метрах в пяти от внедорожника, на меня невесело смотрел ствол автомата.  Три милиционера с автоматами, один наведён на меня. Развлекаются.  Курят в сторонке. К ним не пойду. Два гаишника, стоят у своих «Жигулей», один усатый, постарше, а второй молодой, примерно, мой ровесник, кажется, офицер.  Пойду к нему, решил я.  Так и есть, старший лейтенант, мотнул мне головой, я представился, показал удостоверение и адвокатский ордер. Спросил, где мой клиент. Он показал на «Гелендваген», и я подошёл к внедорожнику. Заднее стекло опустилось, Александр поздоровался из машины.

- Диалог не получился? – я кивнул в ответ.
- Похоже, за нами охота, - брови Шебанова выражали удивление.
- Что они хотят?
Шебанов глубоко затянулся перед тем, как выбросить сигарету.
- Не по тем рельсам паровоз поехал. Они нас хотят упаковать за хранение оружия, - я услышал голос с водительского места.
- Что за оружие?
- Сами не поймём, - Шебанов ухмыльнулся.
- Отойдите от машины, - прервал разговор резкий голос ещё одного патрульного с автоматом.
«Какой грозный. Видать, главный» - подумал я и обернулся на категоричный баритон.
- Вот она в чём сила – в голосе! – я полез в карман куртки за удостоверением.
- Куда полез? Убрал руки. Руки покажи, - скомандовал другой автоматчик и стал подходить ко мне.
Я убрал руки и показал открытые ладони.
- Лейтенант, к чему этот шум? – я обратился к молодому гаишнику, - в чём проблема?
- У них в багажнике целый арсенал – это не проблема?
- Что за ерунда, лейтенант. Предположим, они злодеи – и зачем им держать козыри в запасе?
- Какие у них ещё козыри?
- Какой всамделишный злодей будет держать оружие в багажнике? Они что, по-вашему, экспедиторы? По мне - так не похожи.

Лейтенант подошёл к грозному автоматчику и что-то ему сказал. Тот грубо выругался и ответил, что «так надо, понял?». Я сделал пару шагов к спорящим, полагая, что мы, как обычно, спокойно всё обсудим.
- Стой-где-стоишь! – подал голос второй патрульный.
- Так мне стоять или отойти? Вы уж определитесь, - я понял, что они сами не знают, что делать.
- Что ждёшь, майор, на*** он тут прописался, закрывай его, лишние проблемы… - не стесняясь меня подзадоривал коллег усатый гаишник.

Я хотел было изложить свою версию разрешения спора, но услышал неожиданное:
- Это наш адвокат! Какого (…) ты (…) грубишь (…) нашему (…) адвокату? – каждое смачное слово ложилось как народная дубина. В голосе незнакомца я почувствовал реальную поддержку. В свете проблескового маячка за опущенным водительским стеклом «Гелендвагена» я увидел спокойное и даже, как мне показалось, довольное лицо парня.
- От джипа отойдите, встаньте около УАЗика, - второй сотрудник ППС поднял автомат с пальцем на курке.
- Дайте мне договорить с клиентом, - я не стал скрывать свой гнев.
- А вы в них так уверены? А если они вас в заложники возьмут? Нам эта морока ни к чему, - проявил обо мне заботу Грозный.
- Хорошо. Пять минут – и мы уладим все вопросы. Только без крика и без нервов, - я кивнул на автоматчиков и приблизился к майору. - Согласны?
- Они не согласны, - Грозный показал стволом на «Гелик». - Они не хотят ехать в отделение.
- Так мы без них решим. Давайте уж начнём…
- Без них не получится.
- А основание? Что у вас на них?  Задержание? Обыск? Я бы посмотрел бумаги…
- Они не хотят выходить из машины.
- Да глядя на вас, я бы тоже поостерегся выставляться. Вам что ночью-то не спится?
- Не запаривай, Серёг, лясы точим. Щас мы их выкурим – я «черёмушки» подбавлю, - оживился, оборвав наш с майором диалог, патрульный и пошёл к своей машине.

- Это ты кончай пустой базар, - дальняя дверь внедорожника открылась, и я увидел ещё одного «нашего», в защитном, с карманами, военном жилете, - даже не рыпайся.

По всей видимости, стражи порядка поняли эту фразу по-своему, потому что Грозный скомандовал:
- Взяли объект!  Приготовиться!
Из УАЗика выскочил ещё один пэпс (от ППС – Авт.), они вчетвером окружили джип и вскинули автоматы, гаишники вытащили пистолеты и спрятались за «Жигулями».

Я продолжал нелепо стоять между «Гелендвагеном» и УАЗиком, не зная, на чьей противоборствующей стороне будет надёжней для моего здоровья. По правде сказать, такой экзистенциальный выбор в последнее время начал мне поднадоедать, а обстановка обязывала принять решение побыстрее.

Отворилась дверца, из внедорожника неторопливо вылез Александр и зашёл за машину со стороны обочины. Там уже стояли двое «своих».
- Давайте разойдёмся без шума, - мирно предложил Александр.

Держа оружие наизготовку, а пальцы на спусковых крючках, милиционеры застыли, не меняя боевые позиции, в ожидании команды. Но команду никто не давал. Бойцы думали, и пауза затянулась. Я медленно отошёл в сторону, ближе к своему авто, так, чтобы всех видеть.  Становилось жарковато - я снял с себя куртку.  «Саша, аристократ столбовой, переодеться не мог, запачкаешь, бедняга, свой белый прикид…» - подосадовал я. Мне стало как-то обидно, что никто не обращает на меня никакого внимания – ведь совсем недавно хотели «запаковать». И чего я тогда сюда притащился?

- Все отошли от багажника, на два метра. Руки показали! - прервал тишину Грозный, держа свой объект на мушке.
- А вы стволы опустите… Не загоняйся, служба, - тихо, но уверенно сказал парень. Он был значительно ниже Шебанова, но даже из-под плотного кардигана вырисовывалась крепкая фигура.
- Ага, сейчас. Дома будешь командовать.

В это время рядом с нами по трассе проехали три большегруза и легковушки, после чего я услышал заведённый мотор внедорожника.
- Мужики, уберите машину, дайте проехать, - из полуоткрытой дверцы зло крикнул Александр. Его ребята были уже в «Гелендвагене». Взревел мотор.

Дальнейшего хода событий я не мог бы себе представить даже в ухищрённых фантазиях – я привык до конца надеяться на благоразумие. Раздалась автоматная очередь.  Потерявший контроль пэпс подбежал к лобовому стеклу внедорожника и стал тыркать в него автоматом.
- С***! С***! Щас всех порешу! Всех в крошку! Всех в крошку-у-у! – он долбил автоматом в стекло так, что оно давно должно было разлететься в эту самую крошку.
- С***!  Всем с**** мордой вниз руки за голову! – скороговоркой прорычал пэпс.

Как он хотел увидеть за тонированными стёклами своих поверженных противников, я не знаю, но тогда мои мысли были точно заняты другим.
«А если этот нервный провоцирует ответную пальбу? Они все в бронежилетах, гаишники – без, но кто же любит гаишников. Покрошат «Гелик», разбросают оружие, если оно есть, спишут на ответный огонь. А со мною что? Я – свидетель. Только не знаю – чего? Соблазн оружия… занятная штука. Он на многое закрывает глаза. В какой-то момент он запрёт тормоза. В какой? И что, мне этот момент – прикажете ждать…?» 
На всякий случай мои уши приготовились к грохоту.

- Командир, - из наполовину опущенного стекла Александр обратился к Грозному, - успокой друга.

Невозмутимость Александра диссонировала с обстановкой, а что происходило в салоне внедорожника я тогда ещё не знал. Грозный оставил болтающийся через шею автомат, подбежал к товарищу и с трудом оттащил его от «Гелика». Пэпс долго не мог успокоиться, продолжая причитать проклятиями.
- Мотор погасите – иначе разговора не будет, - крикнул третий автоматчик, подходя к своим.

- Если вы по беспределу, то и мы по беспределу.  Я вас предупреждал. Давайте кто кого, – я услышал голос парня.
Прямо скажем, такое нахальство показалось мне не совсем кстати. «Значит, всё-таки оружие есть…?» - я не знал, что думать, но не хотел верить, что этот изысканный Александр пойдёт на беспредел.

- Крови хотите – будет вам кровь, - вскипел Грозный. – Все сюда!
Два ППСника, вскинув автоматы, рассредоточились за «Жигулями», один зашёл за УАЗик.
- Эй, «дорога», давай сюда, - крикнул майор гаишникам.
- Да пошли они нахрен, - непонятно откуда донеслось мычание усатого гаишника.
- Выходи по одному! Руки в гору! «Дорога», вы где, вашу мать? – Грозный рассвирепел.

- Да, а где дорога-то? Давай, давай стреляй, -  Александр вышел из машины и опёрся предплечьями на дверцу. - В своего не попади.

Из-за темноты было плохо видно лица, но представляя себе своё собственное, я не хотел бы видеть лица ментов. Пэпсы не могли скрыть своей растерянности, Грозный стал нервно ходить взад-вперёд.
- Братан, ты живой? Э-э-й! Отзовись!
Лейтенанта не было.

- Ты за него не волнуйся. Коллега устал, отдыхает в мягком кресле. – Голос Александра был такой же ровный и спокойный. Чего не скажешь про голос Грозного.  Он орал в рацию, будто хотел докричаться до Москвы по воздуху:
- Где вас (…) носит (…). У нас уже минус один (…) Вы там совсем (…)

Всё это напоминало мне гангстерский фильм, я даже успел подумать, что вот-вот выйдет режиссёр, непременно бородатый, и объявит: «Стоп. Снято. Кто не курит – собирает гильзы». Однако, у меня уже совсем не чесалось, чтобы обо мне сейчас кто-то вспомнил.

- Командир, без обид, не предъявишь ты ничего, кишка тонка, - спокойно сказал Александр.
- А это посмотрим. Скоро подмога будет. Дадим вам шанс ответить на все наши вопросы. Вот тогда и поговорим.

- Да вертел я твой брифинг ментовский. Не мути воду, придурок, - включился в разговор Крепыш.
- Я тебе сейчас башку прострелю, - заорал второй пэпс.

- Мужики, давайте так. - Александр медленно достал сигарету, потом зажигалку. Закурил, наслаждаясь дымом. Его никто не прерывал. – Адвокат едет первым. Мы за ним. А утром на свежую голову во всём спокойно разберёмся. Договорились? Вот и славно. – И не дожидаясь ответа красиво выдохнул дымное облако, выкинул сигарету и быстро сел в машину одновременно с водителем-крепышом. Две двери сделали один хлопок, и мотор опять заревел.

Я прошёл несколько шагов и, не успев открыть свою водительскую дверь, услышал три глухих одиночных выстрела.  Я зачем-то пригнулся (люди обычно думают, что так пули пролетят мимо), повернул голову и понял, что Грозный стрелял по переднему колесу «Гелика».
- Хрена вы куда поедете.  Я ясно сказал, повторять не буду, - Грозный наклонился к закрытым окнам джипа, грубо пнул колесо, явно провоцируя разворот конфликта.

Дверь Шебанова резко отворилась, так что Грозный еле успел отскочить.
- Что же ты делаешь, бестолочь. Макруху не по теме захотел?
- Зачем тебе такая аргентина, командир, - вступил в разговор Крепыш, - у тебя что, две жопы? Ты бы в своей одной геморрой погасил.

- Чего заволновались? До пресс-хаты доедем, оформим накладную на ваш арсенал, откатаем пальчики… - Грозный не договорил. Его прервал Крепыш:
- Хорош намазывать. Какие карабах с косилкой? (карабин с «калашниковым» – Авт.). Щелку свою будешь притягивать. Три гуся ни в раз не полетят (не пришьёшь статью 222 УК РФ – хранение и перевозка оружия – Авт.).
- А мы подождём, немного осталось, - да, майор? – в голосе нервного пэпса прозвучали нотки надежды, но он решил себя взбодрить и тоже пнул колесо внедорожника.

- И я повторять не люблю.  Хочешь подёргать судьбу за муди (рискнуть – Авт.) – пожалуйста. Только пуделей не выводи (признай свою промашку – Авт.). Не козырное это дело, - профиль Александра в надоевших мне огнях мигалки пульсировал зловещей маской.
- А я чего? – откатил Грозный, - суд решит.

-  Как же ты меня расстраиваешь!  Ладно, хорош сиськи мять… - кажется, Крепыш потерял терпение.
- Подожди, - прервал его Шебанов. - Я понимаю, майор, ты за справедливость. Согласен.  Я бы с тобой один на один порешал, но ты же не пойдёшь? – Шебанов сделал паузу, - Не пойдёшь.  Значит – пошумим. Заруба так заруба, не вопрос, - Александр в упор уставился на Грозного. – Это наша с тобой карусель – у тебя же приказ на меня? … На меня. Майор, я не люблю чужие рога замачивать (подставлять случайных людей – Авт.). Адвокат совсем не при делах. Я его даже не знаю. Не нужен он здесь. Пусть уезжает – а мы отпустим лейтенанта.  Согласен?

Я подошёл к «Гелендвагену». Грозный задумчиво отшагал круг, вплотную приблизился ко мне, посмотрел на меня в упор и процедил:
- Что-то ты мне не нравишься.

За время нашего «знакомства» майор не на шутку раззудил моё эго, если бы он сказал что-то конкретное, я бы сделал всё наоборот.

- Во-во, и с какого… ему сваливать? Давай и его к делу подвяжем. Напишет заяву, что эти Жору хотели убить (лейтенанта – Авт.) Или что, завтра сами будем весь день рапорта сочинять? - вдруг откуда-то объявился усатый гаишник. – А у меня завтра приём экзаменов.

Ах, как тебя отвлекают, горемычного, подумал я. Мне хотелось приклеить ему на лоб ценник со штрих-кодом.
- Какие ещё рапорта? Ты совсем дурак? – ну, что я мог ему ещё сказать.
Сколько раз зарекался примешивать личную неприязнь в рабочие дела. И снова те же грабли…

Гаишник подбежал ко мне, схватил за джемпер и начал осуждать меня ненормативной лексикой. Вдруг его неожиданно отбрасывает в сторону, и он со страшной силой, растопырив руки и ноги, шмякается в дорожную кисельную хлябь. Я совсем не заметил, как в шаге от меня оказался Крепыш.

- Может, кто ещё меня не расслышал? А то я погромче могу. Майор, не разводи базар, тебе же за него отвечать.

Небольшой Крепыш, потирая кулак, встал передо мною, окружённый четырьмя плотными, одетыми в бронежилеты автоматчиками. Я точно не знал, что сейчас будет и что мне делать, но, думай, башка, теперь очередь за мной, ну, сколько можно всё это… Я сделал несколько шагов к Грозному, но не успел раскрыть рот, как вся моя глотка разорвалась от раскатистого мерзкого грома; он был вокруг и во мне, и какая-то неведомая сила резко отвалила меня назад, так что я не удержался на ногах. Дальше звуки, слова и предметы я распознавал, как из туманного марева. Передо мною стеной стояла спина Крепыша. «Зачем он дёрнул меня за рукав и как истукан встал передо мною? … Всё загородил… или это кто-то другой меня толкнул?..»  Из-за глухого шума в ушах я не сразу распознал режущий воздух крик.  Я смотрел на дёргающийся от длинной очереди ствол автомата в руках высокого пэпса…  Шум в ушах не отступал и некстати соединился с гулом мотора… В голове колом встал вопль «Стоя-я-я-ть, на***!» «Это он кому, мне что ли? Он орёт или мне только кажется? А что, кстати, я лежу...?»

Я пробую подняться, но ватные ноги плохо слушаются. Рука тоже. Висит. «Боль оттачивает мысль и закаляет чувства». «Эх, бедный, славный Шуберт. Твоя боль мешала тебе жить, но помогала творить» - это я сегодня порассуждал бы о вероятности очевидного, но тогда… Мозги отключились напрочь. Ни мыслей, ни чувств… Ни боли. Всё куда-то ушло... Пустота, Франц.

Как долго держался мой ступор я не знаю, только кажется, что я многое пропустил. Еле поднимаюсь. Вижу, что Грозный стоит вплотную к длинному, берёт его голову двумя руками, нагибает к себе – пэпс на голову выше – и кричит ему прямо в ухо:
- Остынь, дятел.
Тот медленно отпускает руки от автомата:
- Серёж, ну западло! Это как понимать...?

Грозный кивает товарищу, отходит от него, приближается ко мне, глядя прямо в глаза.  Натыкается на что-то… чуть не споткнулся. Я перевожу взгляд с его глаз на его ноги. Боже правый! В паре метров от меня под ногами Грозного лицом в асфальт неподвижно лежит гаишник. Майор наклоняется и осторожно трясёт его за плечо.
- Ты убил его, придурок! – майор растерянно посмотрел на Крепыша.

Чувствую, как голова наливается чугуном, тяжёлое литьё заливает глаза. Скорее понимаю, чем вижу, как пэпс  убегает в сторону и скрывается за дорогой в кювете. Я знаю, точно знаю, что ещё есть, должно быть время собрать не знаю куда все нереальные, фантастические ходы и выходы и выбрать из них лучший. Недалеко от нас в нерешительности остановились две машины… Боятся ехать… Слышу деревянный голос: "Кати отсюда. Пулей!" Трое сзади меня. Четвёртого ППСника не ловят мои антенны. А у него, кажется, самый понятный сигнал… Держит всех на мушке? - мысли сбились в кучу и от неё плохо пахнет. Я не знаю, что у патрульных на уме – я не дал бы сейчас и ломаного пятака за их здравомыслие. Пауза слишком уж длинная, это напрягает.  Молчит майор… ищет пульс у гаишника. Или делает вид, что ищет. Этот пойдёт до конца, в нужный момент рука не дрогнет. А Шебанов? Неужели у него команда отмороженных идиотов? Но - они спокойны, будто им не за что переживать... Я вглядываюсь в картину ночи, пытаясь объединить в зоне своего внимания все важные детали. И тут я замечаю этого четвёртого, точнее, его ноги: они торчат в расщелине между джипом и УАЗиком. Твою ж мать, только не это! Я подошёл поближе и увидел на голове ППСника холщовый мешок, нет это не мешок... это бежевая куртка.  Рукава её плотно стянуты пониже груди бедняги… Не шевелится… «Ну, всё…» - то ли подумал, то ли сказал вслух. С удовольствием вдыхаю сладковато-терпкий мартовский воздух, вкусный со снежинками. Нет желания щуриться от хлещущего лицо ледяного ветра, думать про липко-мокрый рукав. Зачем, если через мгновение… да поди угадай, что будет через мгновение… но чёртовы мысли надо гнать. Родители... Не время - давай, мозг, потом... Держи, с***, лицо... Кидаю взгляд на майора – он пытается перевернуть безжизненное тело гаишника. Цепляет его за плечо, делает шаг назад… и меня окутывает теплом от свежей мысли: день всё же не так плох. Тело отбрыкивается и медленно поднимается на локтях. Гаишник садится на колени, обхватывает голову двумя руками и заваливается на бок, свернувшись в позу эмбриона.
- Пошли все от меня на ***, пошли все… - бормочет он.

Майор в задумчивости смотрит на «воскресшего», молча долго хлопает его по плечу и, наконец, я слышу его спокойный баритон:
- Боря… Экзамены, говоришь, завтра?  Ты ещё доживи до завтра. А о напарнике своём ты не хочешь подумать? Двойка тебе… за экзамен.

А мне как, радоваться за то, что «у них» - ещё «минус два», и что майор пока не видел связанного товарища? Что Боря просто очумел от страха, что на остальных своих коллег майор рассчитывать не захочет, что если уж мне неудобно за Борю и как-то безотрадно от этих ошалелых ребят, привыкших, что им всегда подчиняются, то – я это чувствую – майору, скорее всего, совсем не по себе – и мне никак не хочется радоваться. С другой стороны, что они тут делают и чего ради должны рисковать? Я хочу продолжения тишины, но ноги сами идут к связанному ППСнику, просто убедиться, что он в порядке… Неожиданно передо мною возник парень в жилете и остановил меня рукою. Он подошёл к связанному и потрепал его за плечо. Тот молча дёрнулся всем телом.
- Ну и славно. А то у меня уже сомненья зашкаливали, - тихо, скорее всего, только для меня, проговорил «Жилет».

Подняться Боре так никто и не помог. Он медленно вставал, помогая себе отборным матом, и, шатаясь, поковылял на скрюченных ногах, пока не упёрся в УАЗик, и сел прямо на мокрую землю. Бедолага зашёлся в подступах рвоты и его, наконец, стошнило.

Я встал рядом с Крепышом. Его безразличная ухмылка показалась мне слишком наглой, чтобы ко мне возвратилось спокойствие. Я не знал, что ожидать от ментов, но ещё больше я не знал, что на сей раз отмочит команда Александра. «Сейчас остановлю первую же машину, посажу туда гаишника, попрошу довести до больницы. Потом...» - не успел помечтать я, как услышал:
- Запарил, майор, нельзя так долго думать. Мусор убери и валите отсюда.

Голос доносился от «Гелендвагена» - это был голос «Жилета». Он недвусмысленно приглашал на драку. «Миленькое дело, Саша, - я начал уставать от нахальства его парней, - вот здесь я, пожалуй, против. А тогда за кого я? И тех, и других я вижу первый раз в жизни… Соображай… Уже и не знаю, за кого, но, по азбучному правилу, я всегда против тех, кого можно купить».

Я ловлю взгляд Грозного: он тоже смотрит на меня, настороженно и недобро. «Этот парень совсем не подсаливает наивную хитрость, как другие, с кем приходится иметь дело, - размышляю я, - и мне это нравится, это хуже, чем ничего». Два пэпса стоят на дороге, ждут команды… Пожалуй, они уже готовы не отступать, будут держаться... Присягу давали… А «мои»? Не давали..? Спокойны так, будто за ними правда… Какие они, к чёрту, мои?" Опять в противном затишье повисла гнетущая тревога. Я пристально слежу за майором и готовлюсь к неминуемой буре. Он прикуривает, меняя уже несколько спичек. Странная армейская привычка... Он уже пострелял, я знаю... Осматривается вокруг, закрываясь ладонями у рта.

«Давай, что ли, Серёг!» - я слышу, как к майору обращается кто-то из пэпсов, и уже был готов услышать ответный крик командира «Огонь на поражение!» Сейчас… ещё пару секунд… дайте, мужики, ещё пару секунд… как только проедет тяжёлая фура. Надо, чтобы она обязательно проехала… Три ствола... Если все они... да нет, хотя бы два, направлены не в мою сторону, то пронесёт... Так, теперь можно… … …

Но я слышу… вой сирены.

То, что случилось дальше, я смог сложить в цепочку действий только на свежую голову, то есть сильно позднее. Воем сирены оказался тягучий сигнал автомобиля, после которого – паршиво увеличивающаяся пара жёлтых огней со сверлящим мозг скрежетом и визгом тормозов.

Я повернулся на рёв – прямо на нас неслась огромная машина. И одновременно с этим на середину трассы, на стоящих на дороге двух ошалелых пэпсов, задним ходом ехали гаишные «Жигули». Вот-вот все должны столкнуться и смешаться в железо-людском месиве… У меня не было времени долго думать, почему «оторвались» «Жигули», скорее всего, скользкая дорога, ветер, шут его знает, и я побежал им наперерез. Опёрся руками о капот, но ноги скользили. Слева и справа от меня оказались два пэпса, встали, раскорячившись, как и я - и машина остановилась. «Как же я вас люблю, мужики!» - мелькнуло у меня в голове.  Ехавшая на нас с зажатыми тормозными колодками махина резко повернула влево и полетела в кювет. Я не видел майора – он был сзади меня, - но я увидел «Жилета» и Александра: и у одного, и у другого в руках были автоматы. Пэпсы тяжело разогнулись и оторопело уставились на ребят. Когда очнулись, правый от меня стал смотреть под заднее колесо «Жигулей», а левый растерянно хлопал себя по бокам. Надо признаться, что у меня вид был, похоже, не менее дурацкий, чем у ментов. Но я, кажется, догадался раньше: машина двинулась, потому что спереди её толкали Шебанов с «Жилетом»; пока мы, растопырив руки и ноги, втроём её подпирали, «Жилет» срезал ремень и без шума взял автомат у пэпса. Александру повезло больше: он просто вытащил второй автомат из-под заднего колеса, куда его для подпорки кинул мой топчующийся рядом невезучий сосед.

Крепыш побежал к скрывшейся в кювете машине – ею оказался скромный каблучок «Почты России». Майор стоял у разделительной полосы дороги и смотрел то на нас, то в сторону кювета.
- Командир, - я услышал голос Александра, – мы стволы пока вот сюда положим, ключи я тебе потом отдам.
«Жилет» открыл багажник «Жигулей», и они положили туда два автомата.
- Эй, кто-нибудь, ну помогите же, придурки, - кажется, Крепыш не мог вытащить зажатого в салоне водителя «Почты».
- Боря, твою ж мать… что ты как жук в навозе? Иди помоги человеку, - зло крикнул майор. Я услышал, как скрипит его утомлённая ярость.

Боря нехотя встал и поплёлся к каблучку. Вскоре я увидел его идущим с пожилым водителем. Тот разводил руками, оправдывался и повторял, что он ничего не нарушал. «Смотреть… лучше… летишь… темнота… лёд же…» - отрывисто слышались ответные аргументы гаишника.

Александр с доброй улыбкой приближался к майору и остановился шагах в пяти от него.
- Ну что, командир. Моё предложение в силе: давай один на один. Завалишь меня – сдаюсь, еду с тобой. Протокол, суд, что там у тебя ещё на меня… А?

Они долго смотрели друг на друга. Майор нехотя прошагал к середине дороги, порегулировал стволом скорость движения редкого транспорта, делая вид, что занят, покружился на месте, опустил руку с автоматом и неспешно подошёл ко мне.

- Давай, законник, вали отсюда, - мрачно бросил он, не глядя на меня.

Мне тоже не хотелось смотреть ему в лицо – ничего хорошего я бы там не увидел. Внезапно стало так холодно, что ещё немного, и я начну лязгать зубами. «Ага, покомандуй тут ещё! С какой радости они все тут командуют?!» - я раскидываю мозгами, соображая, кто мне больше надоел. Да, точно… мне до чёрта надоела мерзкая темнота. Я знаю, что вот-вот будет светать и с надеждой на рассвет смотрю на часы. Час сорок. Как час сорок? - я не верю. Мне надоело, что я жду, что будет дальше, и ничего не делаю сам. Валяется моя куртка, и я не хочу её поднимать - я не замёрз. Значит, меня бьёт злость. Мне до хруста зубов опротивело, что я покупаюсь…

Мы с Крепышом подошли к Александру. Он так и стоял на дороге, спрятав руки в карманах, широко расставив ноги. Он был как скала, на которую не надо лезть. Я смотрел на Александра и ждал, что он скажет. Бесстрастным голосом он попросил меня уехать и ни о чём не беспокоиться. Я неодобрительно закивал: не за этим же я сюда приезжал. Я должен посмотреть… Шебанов грубо врезался мне в мозг своим жалящим взглядом: за этим, забудьте, ничего не было, всё под контролем, я утром позвоню.

Я не спешил. «Ты ещё будешь командовать!..» - я опять разозлился про себя. Очень кстати неспешно проехала очередная вереница машин, и у меня появилось время, чтобы оттянуть решение.  «Не обгоняют, - в голову не по делу лезла всякая ерунда, - гаишников боятся… Встречные предупредили… А кто-то не боится… И почему не работает мигалка на «Жигулях»? Кто выключил?»

Всё как-то странно успокоилось. Я поднял с земли куртку, ещё раз посмотрел на Александра – он на меня не смотрел – и сел в свою машину. Включил джаз, развернулся и рванул с места без разгона.

        3

Подморозило, и неприятный хруст ABS опять звучал для меня таким привычным сегодня зверским скрежетом зубов. Неуместным показался странный шум сзади, будто крысы в стае поедают друг друга. Я повернул голову и тут же резко нажал на педаль тормоза, свернув на обочину.  На ходу открыл свою дверь, машинально пригнулся, а правой рукой стал шарить под сиденьем: там у меня всегда лежит бита.

- Ты не это потерял? Не ссы, дровокат, – на заднем сиденье отряхивался и устраивался какой-то дядя, держа в руке мою биту. – Вот, аккуратно кладу на место.      
Он наклонился.
«Если бы он хотел меня… того, он бы не наклонялся» - подумал я.
- Что за камуфлет? – раньше я любил рассеивать внимание собеседника непонятными, как врачебный диагноз, словами. Я смотрел на дядю, который мирно расправлял ноги, раскладываясь по всему сиденью.
- Фу, а я уж почти заснул. Что не едем-то? – похоже, он предпочёл меня не расслышать. А в вопросе, куда там, прям обида!
- Может, покурим? – я захотел не расслышать его, вытащил из замка зажигания ключ и вышел из машины. Я стал искать в карманах куртки… не сигареты – я не курю, – брелок со связкой ключей: как-то недавно он помог мне в ночном споре с двумя урловатыми озорниками.

Задняя дверь открылась, и «кот в мешке» отпружинил на землю. Он ловко поприседал, по-боксёрски размял руки и плечи. Ёжик волос, бычья шея, с кривизной нос – да, пожалуй, никакой брелок с ключами меня не спасёт.
Я отошёл от дяди, всё ещё чуя что-то неладное. Где же я тебя видел? И когда? Сегодня я тебя не видел…

- Ты что, не мог коврики постирать? – спросил дядя, отряхивая кожаную куртку и джинсы.
- Да, не подготовился.
- Вот! Нечуткий ты. А я хотел было лейтенанта к тебе в машину пригласить, потом думаю – а вдруг у тебя не прибрано.  Да не… шучу. Прикинул: маловата будет, – он спроецировал ширину машины на раздвинутые руки, словно показывая, какую кильку он поймал, и засмеялся. – Позор один! Потом красней за тебя в милиции.

Да, действительно, и смешно, и позорно – сколько сразу всяких эмоций, - аж глаза разбегаются, подумал я, и у меня отлегло.
- Когда успели… лейтенанта? - я зачем-то засомневался, как обращаться к дяде - ему было лет к пятидесяти, и весь он был внушительный, я бы вспомнил из детства словечко «зашибенный» – то ли на «ты», то ли на «вы».
- Саша просил, чтобы ты зла не держал, - он опять наплевал на мой вопрос.  -  Я – Егор, - он протянул для приветствия руку, обнажив открытую ладонь.  «Ну, спасибо, что без объятий».  -  Давай поедем, по дороге поболтаем – времени, как всегда, мало нам отвели наши небесные хранители.

Мы сели, и я резко разогнал авто. «Не держал зла?» Ну, спасибо ещё раз. На душе была словно куча навоза. Ё-моё! Я даже жене не сказал, куда я еду. Хрен с ним, с этим Сашей, знать его не хочу, - почему я, взрослый мужик, всё время попадаю в идиотские ситуации? Я что - спасатель?  Шойгу-вездесущий? Даже не хватит крепких слов объяснить, каково это - чувствовать себя полной, пустой, непроходимой пешкой в чужой партии. Бревно бесполезное. Скажите, как его зовут?  - Бу-ра-ти-но!  Бу-ра-ти-но! Пара-пара-па! Точно, Егорка, – вспомнил! - кино! 5 минут на отгадку, кто же убил... Видно, я никогда не впишусь в незатейливую логику длинных телесериалов... "Во 2-й серии вы пнули бродячую собаку. В 34-й серии мы её нашли. Следы на шерсти и на трупе совпадают. Вы арестованы..." Там, в кино, понятно, какой ты, а здесь, который со мною в машине - ты, Егор - положительный или отрицательный герой?

Пауза молчания затянулась, она вдруг показалась мне неловкой.
- А в этом фильме … с Домогаровым … это же…?
- Я, - гордо ответил Егор. – Меня вообще-то почти на главную роль брали. Потом всё перетасовали. В итоге я же им ещё деньги искал на производство. А они мне за трюки не заплатили, пришлось ребят из моей группы неделю в жарком море купать – еле-еле морально реабилитировался. Ну что за люди эти мерзкие продюсеры? – он засмеялся.

У меня совсем не было настроения разговаривать, и Егор это понял. Вскоре он, кажется, уснул, а я стал отвлекать мысли музыкой. Включил «Битлз». После песни Харрисона о нежно плачущей гитаре я неожиданно услышал ровный голос Егора:
- Вот так всё бегаешь, бегаешь… и погрустить некогда. Всё правильно, мы должны учиться на каждой ошибке - with every mistake we must surely be learning, - произнёс Егор на чистом английском, – но лучше – на чужой.
Я повернулся к Егору и недоверчиво на него посмотрел. «Да, «в жизни» совсем другой, поэтический какой-то…» А мой пассажир грустно продолжал:
- Смотришь на всех… а любовь-то – спит*.  Нежности хочется…

Дорога усыпляла мрачным однообразием. Через мокрый снег я замечал только размытые вспышки мелькающих фонарей.
- Ёшкин кот, - вскрикнул сзади Егор, - я ж забыл тотошку отдать! Вот жопа с ушами! – в правой руке Егора блеснул пистолет ТТ.  – Может, ты отдашь? Я в бардачок положу, ладно? – он опять засмеялся.
- Давай лучше выкинем, – не оценил я тонкий юмор: я увидел в зеркале заднего вида огни едущей за нами машины. Вроде красно-синяя панель мигалки на крыше. Снег некстати… Или показалось?
- Вот ведь какой ты расточительный. Недобрый. Не думаешь ты о людях.
- От греха подальше, Егор, - я открыл заднее стекло.
- Да нет, лейтенанта на производстве заругают – отдадим, что мы, звери, что ли? Хороший же парень.
- Егор, а что там сзади – не хвост?
- А ну-ка притапи, - попросил мой встревоженный попутчик, вглядевшись в темноту. – Тудыть твою душу!

Я ускорился. Машина сзади тоже увеличила скорость. Егор полностью опустил стекло и снял куртку.
- Держи скорость и предупреждай о поворотах, - Егор заметно посерьёзнел, засунул за пояс пистолет и неожиданно для меня полез в окно.
- Егор, что ты делаешь? – я не знал, что в голове у этого сумасшедшего. Я мёртвой хваткой вцепился в руль и не отрываясь смотрел на дорогу, боясь въехать в какую-нибудь яму на мокрой, в лужах, дороге. В салонном зеркале были только ноги Егора.  Я не понимал, как он держится, но размышлять об этом не было времени. По крыше забарабанило, и я решил, что он полез на крышу. Ё-клмн! Началось!
- Правый поворот, - крикнул я, пытаясь разглядеть Егора. В боковом зеркале блеснул пистолет.

Силуэт авто за нами стал уменьшаться и исчез, а я продолжал гнать, не замечая мелькающих на встречной полосе машин.

Это не должно было произойти – я хорошо контролировал дорогу. Но случилось то, что случилось; в мозгу успела промелькнуть только беспорядочная мысль: неужели ночь всё-таки не задалась… Машина взлетела вверх, со страху показалось на метр-полтора, и с шумом долбанулась об асфальт. Где-то сзади раздался неприятный глухой хлопок. …В зеркалах я не видел Егора. Его не было!!! "Чё-о-о-орт! Ну зачем так... Чё-о-о-орт!" Я закричал: «Его-о-о-ор!», обернулся посмотреть, но случайным боковым зрением почуял неладное: прямо передо мною невесть откуда вырос тарантас без какого-либо света огней – он выскочил из тьмы боковой просеки.
- Авто по ходу, обхожу слева! - заорал я неизвестно кому.
Машина запищала и сделала резкий вираж.
- Блин! Блин! Бли-и-и-ин! Егор! Прости, Егор!..

Сзади – молчание.  Я быстро, но как мог плавно затормозил и выскочил из машины. Ничего не видно. В глазах вдруг потемнело так, что захотелось сильно зажмуриться, дыхание перехватило, я машинально дёрнул с себя куртку и меня окатил спасительный кислород.

- Да всё, всё. Раскричался… стоп-кран-то зря сорвал, я ж пошутил, - услышал
я голос Егора. Он с улыбкой смотрел на меня из открытой задней двери. – Никого там не было.

Я почувствовал на лбу холодный пот и понял, что мою рубашку можно выжимать.   
- Уф-ф-ф… подумал… ты… того… - я выдохнул, виновато посмотрел на Егора и поплёлся за руль.
- Ну вот, ещё один… Что вы сегодня все такие мечтательные?

Машина медленно тронулась, и я повернулся к Егору.
- Ты п-правда живой?
- Так! Выкинь печаль из головы! Правда, не обижайся. Видел я этот вал на дороге, и драндулет видел. Грешен я - всякую хрень издали примечаю… Давай лучше пристыдим этого колхозника, а то он никогда свои лампы не починит.

Я поравнялся с убогим колхозным тарантасом времён коллективизации и с грустью подумал: «А не бросить ли всё?! Возьму у этого дядьки в аренду его колымагу, буду сено для лошадки возить. И сынишке моему в радость. Назовём коняшку Егоркой, будем ей холку по утрам причёсывать…»

Я аккуратно объехал тарантас и прибавил скорость. Услышал сзади:
- Давай-ка окошки прикроем, сквозняк – здоровью враг. Ну и погода. Вообще-то мы на таком ветре даже не снимаем. Опасно! – у оператора пальцы стынут, – Егор засмеялся. – А ты чего кондиционер не выключил? Какая беспечность – ведь загубишь летательный аппарат! Тут у тебя, знаешь, холоднее, чем в морге.

Меня не отпускало, но я нацепил улыбку и оглянулся на Егора.
- Да-да, не смотри на меня так, случалось там полежать. Подбавь-ка парку, мёрзну я что-то. Вот заболею – тебе же от Саши попадёт, скажет: не уберёг.
Егор продолжал веселиться, а я хотел его пристрелить.
- Ты очень улётный, Егор, - летать с тобой - одно удовольствие. И весёлый - прям жуть берёт от мыслей, почему у нас люди грустят. И чего ты в цирк работать не пошёл?..      
- Не-е-ет! Даже не зови - точно не пойду! Даже если пирожное с ситро пообещаешь. Мне там страшно - клоунов я побаиваюсь. Кругом и так полно позитива.

Мы подъезжали к МКАДу.  Егор попросил остановиться у «Макдональдса».
- Дальше я сам.
- Подожди, мы так и не поговорили. А как ребята?
- Не переживай, они разберутся.

Вот и "Мак", приехали. Через секунду после остановки Егор оказался у моей двери. Я вышел из машины.
- Спасибо. Выручил, – каскадёр поджал губы.
Я, наконец, увидел его глаза. Смотреть в грустные глаза человека, которому сама Фортуна только что подарила золотую рыбку, это, доложу вам, совсем не радостное занятие. Может, эти рыбки у него дома уже в аквариум не помещаются?

Мы помолчали.   
- Классно водишь, переходи к нам. Работа на свежем воздухе, премии, - а то сидишь там у себя, бумажки перекладываешь, пылью дышишь. Пора подумать о здоровье, – Егор щедро источал заботу обо мне и опять лучился широкой улыбкой.

Он вытащил из-за спины правую руку, чтобы попрощаться. В этот момент позади него упало на землю что-то громоздкое, завёрнутое в пальто цвета слоновой кости и стянутое по краям двумя ремнями. Я машинально встрепенулся поднять, но Егор остановил:
- Не-не! Всё в порядке, я сам.

Мы пожали друг другу руки, и Егор быстро ушёл.
Я недолго потерзался… и поехал назад.


        ________________________________
        *Начало текста песни Beatles: I look at you all see the love there
        that's sleeping – я смотрю, как во всех засыпает любовь.

        4

За километр до места я перешёл на малую скорость и опустил стекло. Если не считать завывающего ветра, было совершенно тихо, и это казалось мне неправдоподобным. Наконец я увидел скопление машин и остановился. Мрак и спокойствие как на ночном кладбище. К старому «автопарку» плюс три чёрных джипа и бело-синяя «Газель». Слава Богу, нет «Почты России», нет «Скорой помощи». Кучка из 5-6 молодцов, снующие туда-сюда милиционеры с автоматами и без, деловые штатские, кто с кобурой, кто с папочками, лейтенант, ещё одна кучка молодцов. «Гелендваген» на обочине. Александр. Отвлёкся от собеседника, быстро идёт ко мне.

- Я же сказал – всё в порядке, -  недовольно произнёс он. – Не надо было приезжать, уезжайте домой. – Шебанов повернулся и пошёл к милицейскому УАЗику.
Рядом с УАЗиком Крепыш, разговаривает с пэпсом. Увидел меня и махнул мне рукой. Я - в ответ.

«Минут через десять вся эта сплочённая толпа разъедется. Всё замастырят, выкурят трубку мира и… закрывайте ушки - бахают хлопушки, разлетаются разноцветные конфетти». Ботинком я формировал из слякоти на асфальте аккуратный квадрат. Прочертил решётку. Крестик. Нолик… И где я в этой криптограмме? Всё зачеркнул.   «Потом подкатит ещё один чувак, только уже не с Уголовным кодексом под мышкой, а с домкратом и большими ключами, сменит колесо и увезёт «Гелик». О… нет, не подкатит – он уже здесь… Все в сборе - все на своих местах...»

Когда моя машина уже тронулась, я увидел прямо перед собой Крепыша.
- Короче, ну, в общем, за Егора респектанс. Он здесь никак не по теме.

        5

Утром смотреть на жену и карапуза-сына, эту умилительную парочку, было мучительно – их звонким смехом будто ангелы небесные проверяли меня на глухоту. И я заторопился в Артель.

Инна сказала мне, что уже звонили от Шебанова и обещали подъехать. Она протянула мне лист, озаглавленный ФИО нашего гостя - МВДшная справка. 36 лет. Образование среднее. В 19 лет осуждён на полтора года за умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести. Пять лет за участие в преступном сообществе. Освободился досрочно почти два года назад. Женат. Дочь, девять лет.

Через час вошёл Крепыш. Со счастливой улыбкой он пожал мне руку - «Алексей», протянул конверт и радостно произнёс:
- Никто такой расклад не ожидал, - он недоумённо пожал плечами.
Алексей был так честно незатейлив, что я ему легко не поверил и тоже благодушно улыбнулся. Он было развернулся, чтобы уйти, но я его остановил мучившим меня своей приставучестью вопросом:
- А тотошка?
  Мне понравился лейтенант, и Алексей понял, что я за него переживаю.
- Сегодня отдам по месту прописки. – И ушёл.
Мне сразу захотелось подкинуть Алексею парочку и своих секретов, потому что, как я догадался, с хранением тайн у него полный порядок.

Вот так я познакомился с Алексеем, Лёхой, охранником и помощником Шебанова.

Так получилось, что мы встретились с ним в этот же день, к вечеру: я передал Алексею плеер Sony с наушниками – они лежали забытыми кем-то под задним сиденьем моей машины. Мы уже попрощались, он пошёл, а я продолжал смотреть ему вслед. Он развернулся и спросил:
- Что-то ещё?
- Алексей, - я выдохнул и сделал паузу, - я не хочу работать с Шебановым.
- Скажи ему.
- Я сначала тебе.
- Дело твоё. Решай как хочешь.

Я не знал, что ещё сказать, а он просто смотрел куда-то в сторону. Не дождавшись меня, он спросил:
- Ты, наверное, не заметил одну штуковину?
- Какую?
- Он всегда выходит сухим из воды.

- Сухим? Алёша, он два раза сидел!..
- Ты серьёзно? Мандельштам тоже сидел. Давай без обид: ты свои 19 лет будешь по фото вспоминать, а он – по делам.

Я опять молчал, уходя мыслями в сухую «федору» и светлое пальто Шебанова. Меня возвратил Алексей:
- Ну так что? Не хочешь узнать, как?

Вскоре позвонил и сам Александр. Он сослался на форс-мажор и сказал, что в ближайшие полгода его в Москве не будет, а все его гражданские дела останутся под присмотром Алексея. Много позже я научился переводить на обычный язык слова, а ещё больше неозвученные аргументы Александра. Например, по паузам в этом разговоре я допустил, что он, возможно, сожалел о том, как складывались события прошедшей ночи.

Лёха остался для меня самым светлым пятном в этой затянувшейся надолго истории. Со временем мы сильно сблизились. Мы понимали друг друга одними глазами, для нас это была игра – угадать мысли друг друга; я подыгрывал интерес, потому что за мыслью Алексея сразу шло действие. А может быть, мы были больше одинаковые, чем совсем-совсем, совершенно разные.

Через три дня следователь ОВД Центрального округа Москвы без объяснения деталей настойчиво попросил меня прийти на разговор по уголовному делу. Я согласился. Меня встретили недружелюбно, провели в подвальную комнату без окон и сказали подождать. Через пятнадцать минут я попробовал выйти – закрыто. Никакой связи нет. Через три часа пришли двое, представились, показали удостоверения – офицеры МВД. Поинтересовались, что я знаю о событиях на 24-м километре Дмитровского шоссе.   После того, как я написал бумагу о сохранении адвокатской тайны, они поиграли в доброго и злого, постращали и, уходя, сказали, что мне, как участнику преступления, самому понадобится защита. Через три часа пришли снова, пообещали ад и рай, побесились, покуражились и т.д. по учебникам и детективам.  Когда они пришли в следующий раз, как положено, в амуниции, с кобурой, дубинкой и пластиковой бутылкой с водой, я спал на табуретке. Минут десять «потестировали» и отпустили.

        6

Я до конца не уверен, что смог сложить полную картину той ночи даже за полгода отсутствия Шебанова – я не был для его команды своим. Про начало истории мне шёпотом, за чашечкой чая поведала Юля, секретарь Шебанова. Она рассказала, как однажды приехал шеф, сразу попросил крепкий кофе и чистые тряпки. Как она чуть не завалилась в обморок, увидев «кровавые руки» шефа. Как в итоге не хватило тряпок, и она резала на бинты его дежурную белую рубашку, как потом она выбросила здоровый пакет красных тряпок, а Лёха шутил, нет ли где у нас подшефного пионерского отряда.

По версии Юли Шебанов с помощниками ехали на «Гелендвагене» по делам. Какой-то тип их подрезал, но вместо того, чтобы спокойно извиниться, преградил дорогу и стал качать права. Наши, конечно, деликатно объяснили товарищу правила дорожного движения, но этот козёл их не понял и полез в бутылку. Сказал, что он, типа, крутой, а остальные – нет.  Шеф попросил «козла» подтвердить свой статус и вывел его на асфальт. Пока команды того и другого держали друг друга на мушках, у спорщиков была возможность поговорить. После первого полемического выпада шефа «козёл» прилёг на асфальт, а потом шесть участников дискуссии целую минуту не могли остановить монолог мастера слова и дела. Все сошлись на том, что доводы шефа были более аргументированными.

Дальнейшее я узнал от очевидца той ночи, "Жилета", то есть Тона, друга и напарника Лёхи. «Козёл», как обнаружилось, был непрост и дал задание милиции найти обидчика по номеру машины. Внедорожник оказался непробиваемым, и это взбесило ментов, которые с помощью высших сил нашли-таки за ним нехороший эпизод. Потом пошли неприятности. За неделю «закрыли» двух адвокатов Шебанова: в автомобиле одного из них обнаружили наркоту, и адвокат попал под следствие; другого запугали, и никто не может его найти. Банк, кивая на потолок, заморозил счёт шебановской фирмы, а в его кафе «врачи» нашли какую-то «палочку». К тому же прокурорские докопались до Андрея, непутёвого брата Шебанова, по хулиганскому делу, которое больше года назад было «начисто» закрыто.

Некоторые мазки на картину последующих событий наложил Лёха.

«Мы спокойно едем, ничего не нарушаем.  Проезжаем пост ГАИ, километра через два видим - за нами машина с мигалкой, кричат в гавку: «Чёрный внедорожник, чёрный внедорожник, остановитесь». Я думаю – не нам, мало ли чёрных машин, на всякий случай втопил тапку и продолжаю спокойно ехать. Минут через десять повтор сюжета. Не успел я поверить ментам, как гаишные «Жигули» перегородили мне дорогу.

- Господа, - говорю, - вы не могли бы внести ясность, чем вызвано столь невежливое поведение?
- Проверка документов.
- Вот документы.
- Почему машина литовская?
- Вот мой литовский паспорт.
Не знают, что делать. Переговариваются по рации. Лейтенант просит подождать. Мы прощаемся, нам очень некогда. Вдруг визг тормозов, и нас окружают четыре автоматчика.

- По оперативной информации вы перевозите полтонны героина, два ящика оружия, Усаму бен Ладена, а также захватили заложника. Выходите из машины руками в гору и показывайте содержимое.
- Основание? Бумаги на обыск?
- Я здесь – генеральный прокурор, само моё слово – закон. Не подчиняетесь – применяем силу.
- Ах, так! Ал-л-мазно! – думаю я, а вслух говорю:
- Я требую немедленной сатисфакции и беспрекословного соблюдения норм международного права. Не отстанете – я звоню послу и настоящему генеральному прокурору. Лейтенант, - говорю гаишнику, - объясните зиц-прокурору его права и обязанности.
Менты встали сзади. Вдруг открывают багажник – а он был закрыт, клянусь, -  и объявляют, что там оружие. Мы в ответ заявляем о беспрецедентном произволе и беззаконии, обороне до последней капли балтийской крови, что нам нужен переводчик с литовского – «ми плёхо понимайт по-руски» -  и международный адвокат. Захлопнули багажник и закрылись сами.  Дальше ты знаешь».

Постепенно, по мере моего погружения в шебановский коллектив и его атмосферу, прояснялись детали этой истории.

Ромыч, начальник охраны ЧОПа:
 «…Я у бабы в Домодедово. Прикинь, глушь… Стюардесса. Ноги - во! Каково, а..? Мигом в офис… папку со всеми лицензиями, разрешениями на оружие – ну, ты видел эту папочку, там даже пулемёт «Максим» 1901 года есть – все дела… бойцов собрал… через всю Москву… дежурный наряд поднял… на МКАДе заглохли… Уф! Но она, огонь-баба, представляешь, мне так и не простила!..»

Тон (он же Антон, он же «Жилет», Килотон, Железобетон и даже с особой дерзостью Скелетон):
 «Я даже не заметил, как Егор вылез и побежал в пролесок… По-тихому хотел прошмыгнуть.  А пальба началась – он назад… Потом под шум мы прыгаем в машину, а этот фокусник волочит за шею придушенного лейтенанта… Крутит на пальце ключи какие-то, и так, знаешь, с вызовом: «А может, мне с шиком, на «Жигулях» с мигалкой поехать, чего я вас буду стеснять?» Он порой такой сентиментальный – слеза сама наворачивает... А ключи я на всякий случай у него отобрал».

Полкан (Владимир Сергеевич, он же Сергеич), «куратор» от МВД:
«(смеётся) …а они не знают, что наверх докладывать… Кому лишняя головная боль нужна?.. Там на другом кассу сделают. Какие ППСники? Так это же ОМОН был!»

В курилке офиса Шебанова. Лёха и я.
- Лёш, а зачем вы меня в милицейский подвал запихнули?
- А это не мы – они сами веселья искали. Там такой сюрпляс начался! Водевиль!
- Да я слышал разговор капитана с Шебановым, - соврал я.
- Короче, я Сане говорю, что лучше уж 1 апреля тебя закатать, типа шутка, делов – пару дней подождать, но он сказал, что ты просечёшь, типа, ты же шутки любишь, поэтому не надо тянуть. Ну, ты его знаешь, спорить бесполезно. Погоди… а ты обиделся что ли...?

Студия звукозаписи «Мосфильма».
Егор закончил петь старинный романс, сделав красивый завершающий гитарный перебор. Лёха прячет глаза, поставив локоть на подлокотник кресла, и закрывает пол-лица кулаком. Шмыгает носом, тяжело глотает:
- И ты хотел отдать эти волшебные пальцы на поругание?

Это верно. Пальчики нужны человеку не для «прокатки».

С тех пор Егор служебным положением не злоупотреблял и «служебное» оружие на съёмку не брал. Так он сказал. А в штат ЧОПа с правом ношения оружия на всякий случай перешли ещё пять сотрудников офиса Шебанова.



    Любые совпадения случайны.