Свирька

Это случилось недавно, почти семьдесят лет тому назад. Наступила ранняя весна первого послевоенного года.  Грачи уже стали прилетать на места своих родных гнездовий и отощавшие за зиму, клевали на озимях привезённый со скотных ферм навоз, в надежде чем-либо поживиться. Ранние утренники ещё сковывали землю, но полуденное солнце сильно прогревало своими лучами воздух и на душе становилось отраднее. Ведь как никак, это была первая послевоенная весна. В колхозах, новая жизнь стало понемногу налаживаться и дышаться стало чуть легче, но всё равно обязанности по сдаче государству зерна, мяса, молока, шерсти, неотвратимым грузом лежало на плечах колхозников и партийное руководство жёстко контролировало этот процесс. Моложавая, шестнадцатилетняя деваха по имени Глашка, уже третью свою весну встречала на родной, колхозной скотной ферме, где она как старшая дочь в своей многолюдной семье, зарабатывала для неё трудодни. В их большой, крестьянской семье, кроме неё ещё был старший брат Леонид, работающий трактористом, две младшие сестры, и два маленьких брата близнеца родившихся этой зимою. Отец вернулся с войны ещё позапрошлым летом и по состоянию своего здоровья был комиссован, да так и остался в своём родном колхозе. Ну, а мать как занималась по хозяйству, так и трудилась не покладая рук на ферме вместе с Глашкой. Да было ещё старенькая бабка, мать отца, жившая с ними в одной избе. 
Сам их колхоз находился глубоко в тылу, но вовремя войны вражеская авиация совершала свои авианалёты на областной центр, где производилась военная продукция для нашей армии. И хотя сам областной город находился более чем в ста километрах от их деревни, Глашка вместе с родными иногда слышала эхо от далёких разрывов. Ей это напоминало иногда летние далёкие и глухие раскаты грома. Когда за их Калиновским лесом, чёрные дождевые тучи неспешно проплывали над горизонтом, и по всей округе раздавались его гулкие удары. Иногда, неожиданно било так близко, что девчонке казалось будто невидимый кузнец бил своим огромным молотом по наковальне, пугая всех и вся. Глашка крестилась от страха и скороговоркой читала молитву Богородице.
В их семье, не взирая на царившее в то время атеистическое мракобесие, всё равно почитали Бога. В красном углу дома, мать не смотря на партийность отца, держала иконы. Да, и сама Глашка была крещёная и свой нательный крестик никогда не снимала, пестовая в себе те семена веры, которую в нею заложили мать и бабка. Вся её молодая жизнь проходила в её родной деревеньке, изредка выезжая по необходимости в райцентр. А в областном городе, она была всего лишь два раза с родителями и то до войны. Трудилась она уже с тринадцати лет на колхозных полях и помогала на скотной ферме, ухаживая за коровами и бычками. Ей нравилось их тихое и мерное мычание, внутренне тепло исходившее от них, напоминало ей о домашнем уюте. Ведь где корова там и жизнь. Эту простую истину Глашка усвоила во время войны. Мать всеми силами старалась обеспечить силосом на зиму их кормилицу, чтобы всегда было свежее молоко. У многих деревенских коров не было в эту пору. Глашка видела голодные глаза тех соседских ребятишек и не по возрасту их вздутые, рахитные животы. Мать часто разбавляла молоко водою, чтобы хватило на дольше. И не было для Глашки любимого лакомства, чем кружка парного молока, ещё пахнувшего коровьим теплом и луговым сеном, да краюхи свежего ржаного хлеба, испечённого материнскими заботливыми руками в русской печи. Но как могли, так и выживали, помогая друг-другу чем могли, хотя смертность всё равно среди малышей была немалая. Но своих слава-Богу, выходили и вскормили.
Колхоз тем семьям, чьи родные и близкие воевали помогал по мере возможности, такая была возложена на руководство колхозов обязанность. Сена для скотины, дров на зиму, фуража отсыплет, но только после того, как отчитается о поставках государству. Ну, а тем семьям, у кого родной человек без вести пропал или оказался в плену, приходилось намного туже. Но это всё уже осталось в прошлом. А сейчас наступила ранняя весна и Глашка ехала на санях по накатанной за зиму колее. Она весь этот трудовой день отвозила на главную ферму соседнего села, расположенного недалеко от их деревеньки, мешки с овсом. В упряжи находился её любимый мерин по кличке- «Свирька». Сам он был гнедой, с белым овальным пятном на лбу морды, и печальными глазами. Глашка, в первый раз придя на скотную ферму и увидев его расплакалась. Свирька был тощ, рёбра выступали на его боках туго выделяясь сквозь лошадиную шкуру, он походил на какую-то старую и сдутую, большую гармонь. Следы от хомута, затвердевшей коростой, намертво врезались в его кожу, оставив на ней множество плохо заживающих ран, грива вся спеклась от пота и грязи, на боках и спине виднелись множественные отметины от кнута. Видно не сильно жалели его колхозники.  Лошадей в их колхозе, как и в округе, было немного. Председатель как мог берёг колхозное имущество, но в работе эксплуатировал его нещадно.
Свирька, вместе с другими собратьями, постоянно находился в работе. Летом неотлучно был в полях, боронил, пахал, возил сено, косил. Зимою возил на поля навоз, из леса сухостой, был разъездным. Сам председатель бывало выезжал на нём в райцентр. А приехав назад, Свирька немного отдохнув и пожевав соломы, снова впрягался в свою нелегкую работу. И так из дня в день без выходных. Глашка жалея его тайком приносила ему в своих карманах сахарные крошки, ржаные сухари или мороженую морковку. Свирька с благодарностью принимал её угощенье и своей гнедой мордой и влажными губами тыкался в девичью мозолистую ладонь. Глашка гладила его и приговаривала.
-Свиря, бедный ты мой, ждал меня небось.
А конь как бы мысленно отвечал ей: «Да, Глашка, ждал: только тебе одной я нужен в своей нелегкой лошадиной жизни». И снова своим шершавым языком лизал её холодные ладони.
Дорога, по которой ездила постоянно Глашка на ферму в соседнее село, пролегало через ржаное поле их колхоза. Но, чтобы уменьшить время поездки, в зимнее время она ездила на прямик через замёрзшую речку Сундовик.  Так получалось намного короче. Речка была хоть и неширокая, как все речки их района, но довольно глубокая. Сделаешь два, три шага от берега, и сразу же погружаешься с головой под воду. Сама она как то раз в летнее время наблюдала, как их мальчишки бросили в один из омутов пудовую гирю с длинной верёвкой и та бесследно исчезла. А местные мужики говаривали, что в ней имеются такие места где и дна не достать.
Глашка любила одинокие свои поездки со Свирькой. Едет иногда, глядит своими голубыми глазами на бескрайние просторы своего родного края, где бездонное небо встречается с полями и долами у дальнего горизонта. Или взирает в вечернее время зимою не небосклон. Видя на нём бесчисленные россыпи янтарных звёзд разбросанных словно жемчуг по небесной тверди, где яркой молочной лентой раздваивается млечный путь, уходя своими рукавами в чёрную бесконечность вселенной. И какой-то внутренний сжимающий дыхание восторг наполнял её молодое сердце радостью и любовью. Глашка даже плакала и умилялась порою от созерцания этой неописуемой красоты, так сильно волновавших её. А то бывало и песни запоёт своим молодым голоском и ей казалось, что Свирька всё слышит и понимает, только вот сказать ничего не может.
Весна вступала на этой земле в свои законные права. Лёд на реке стал уже подтаивать и на её поверхности бесчисленные лужи засверкали изумрудно-аквамариновым сиянием отображаясь в вечернем свете солнца. Глашка в этот весенний день много раз проезжала туда и обратно по льду реки. И вот теперь уже под вечер совершив свой последний рейс возвращалась домой, в санях у неё были несколько мешков с зерном и просом. Этим днём, проезжая на санях, она вдруг услышала какой-то глухой подводный треск, на мгновение испугавшись, она бойко хлестнула Свирьку вожжами и они быстро миновав показавшуюся на миг опасность переехали на другой берег.
-Должно быть лёд начинает таять-подумала Глашка и с опаской посмотрела назад. Но Свирька уверенно семенил неторопливой трусцой по накатанной дорожной колее и девчонка успокоилась. Теперь же снова возвращаясь и поспешая в свой колхоз, она раздумывала ехать через поле или же рискнуть снова проехать более кратким путём. В течении этого дня не только она переезжала через речку, но и многие другие подводы из соседних деревень тоже на свой страх и риск переезжали по ней. И Глашка решила всё же махнуть обычным путём по льду реки. К тому же к вечеру подморозило и Глашка подумала, что мороз её верный союзник и ничего страшного не случится.
-Ничего Свиря, скоро дома будем.
-Дам тебе овса, наешься в волю и будешь отдыхать, рассуждала в слух сама с собою Глашка.  Свирька покорно бежал неторопливо по весенним подмерзшим проталинам, похрипывая иногда, как бы соглашаясь с мыслями своей возницы. На Глашке был старый дедовский латаный ватник, на голове был надет шерстяной выцветший от времени платок, на ногах валенки с драными калошами и тёплые мужские ватные брюки. Голицы она бросила в сани и держала вожжи без них, руки и так привыкли к морозам и холодам, а теперь уже и весна и не так холодно. На южной стороне неба уже ярко блистала трапеция Ориона, в морозном воздухе пахло навозом и весенней распутицей. Глашка ощущала запахи дровяных печей и ржаного хлеба, к ней неожиданно подступило чувство голода, да и до деревни оставалось совсем немного. Вот только речку переехать и через ближайший дол должна появится крайняя изба их деревенского кузнеца.   
Съехав с накатанной снежной колеи, Свирька бодро застучал копытами по льду и вдруг: на самой середине реки задняя нагруженная часть саней с глухим грохотом и треском неожиданно стала проваливаться в воду. Глашка в первое мгновение оторопела и не сразу поняла, что произошло. Но после того, как студёная вода обожгла её до самого пояса, она поняла, что с ней случилась беда.
- Мамыньки родные! - не своим голосом завопила Глашка на всю округу.
-Спасите, тону, ааа…..-закричала ещё громче она и от страха не знала, что предпринять. Ведь и мешки с казённым зерном надо сберечь и лошадь с санями. За их утерю в колхозах спрашивали во время войны очень строго. Девчонка с испугу кинулась к Свирьки и пыталась его схватить своими руками за шею. Свирька громко заржал и его задние ноги стали под тяжестью саней проваливаться под воду, ему не хватало сил, чтобы их вытащить из полыньи. Глашка заревела и завыла пуще прежнего, одной рукою держалась за шею мерина, а другой стала цепляться за края полыньи, но кругом были треснувшие льдины и ледяная вода. Вначале она своими ногами оперлась на край саней и пыталась оперившись на них схватиться за твёрдые края льда, но сани стали быстро уходить на дно и Глашка погрузилась по самую шею под воду. Она в кровь исцарапала пальцы об острые края ледяной полыньи и сорвала несколько ногтей, боли она не чувствовала никакой, а только желание спастись и жить. Она почувствовала, как холодная вода заполнила её валенки и один из них слетел с её ноги. Холодная вода уже обжигала нестерпимой болью всё её тело. Вся одежда на ней в миг набухла ледяной влагой и она стала походить на железные доспехи, которые своей невыносимой тяжестью тянули её в бездну. Она опять закричала и стала с неугасимой волей к жизни опять цепляться за края полыньи, но её руки находили лишь мелкие льдины, которые сразу же тонули под нею.
-Мамынька, родная!
-Богородица, помоги!-   завопила охрипшим голосом снова Глашка и почувствовала как силы стали покидать её, и речная ледяная вода вперемешку с сырым снегом  стали попадать ей в горло и нос, мешая нормальному дыханию. В этот момент кто-то сильно за правое плечо её ватника схватился зубами и стал удерживать Глашку от погружения ко дну. Она почувствовала острую боль на своём предплечье от этого укуса, но тонуть перестала, а какое-то время держалась на поверхности воды. Свирька своим лошадиным умом сообразил, что случилась беда, и из последних своих сил схватился своими зубами за Глашкин ватник, тем самым не давая ей утонуть. И стал её таким образом удерживать. Но сани тяжёлым грузом безжалостно тянули его ко дну и долго он так выдержать не мог. В этот момент кто-то крикнул ей.
-Держи- верёвку! и Глашка увидела перед собою конец какой –то верёвки извивающейся перед нею словно змея, но она поняла, что это спасение. Глашка схватила его заледенелыми руками и кто-то очень сильно стал её тянуть из воды.
-Оперись об край, об край оперись, снова рычал чей-то бас.
-Ох, ох не могу… стонала Глашка, но чьи-то сильные мужские руки ухватили её за воротник и стали тащить из зева полыньи на твёрдый лёд. Это были двое молодых парней призывного возраста из соседней деревушки: Федька Малахов и Лёнка Клёнов. Они возвращались в свою деревню из кузнецы везя на своих санях борону, для весенней вспашки. Проезжая мимо и услышав душе раздирательные крики, поспешили на помощь, предварительно прихватив с собою верёвку, которая у них была в санях.
Глашка лежала на животе лицом вниз и громко рыдала, при этом жадно глотала воздух своим обмёрзшим ртом. Из её носа стекала вода. Страха она натерпелась немалого и вот теперь уже на твёрдом льду приходила постепенно в себя. В том месте, где была накатанная колея по которой ехала на санях девушка, зияла большая дыра, как будто кто-то специально высверлил часть льда на реке. В ней плавали куски рогожи, остатки сена, а со дна к поверхности подымались редкие пузыри воздуха. Это из лёгких Свирьки на поверхность подымались последние глотки жизни. Он вместе с санями и одним Глашкиным валенком, ушёл навсегда на дно коварной речки. Конь из последних своих сил боровшийся с тяжестью саней, в которые он впряжён, всё же смог ценою своей жизни спасти свою любимицу, цепко удерживая её зубами на воде до прихода помощи.
-Дура, дура, выла Глашка.
-Свирьку погубила, хрипела и кашляла она, снова оглашая воздух своими бесконечными рыданиями.
-Ладно выть! Сама-то слава Богу, живой осталась, сказал ей ещё не отдышавшись от случившегося Лёнка.
Глашку привезли к дому. Выбежала мать и вместе с парнями завели её в избу. После чего мать вместе с братом стащили с Глашки колом стоявшею верхнюю одежду, а бабка затопила баню. А дрожащую от холода дочь стали отпаивать горячим чаем с малиной. После русской бани девчонку окутали в тёплый овчинной тулуп и дали выпить немного самогона, от которого Глашку сильно затошнило и уложили на печь греться. Младшие сёстры неотступно следили за происходящим и как могли помогали матери, они понимали, что с их сестрой приключилась страшная беда, ведь она могла утонуть. От пережитого за весь этот день Глашка сразу же заснула, лишь иногда всхлипывая повторяла во сне.
-Свиря милый, прости меня дуру… Да бабка дремавшая рядом с нею на печи, нежно гладила её по укушенному предплечью, на которое мать наложила марлевую повязку, густо смазав раны настоем от целебных трав.
-Спи, спи родная-шепелявила беззубым своим ртом бабка.
-Слава Богу живой осталось, а остальное всё наживное, говорила в тишине она, размышляя о чём-то своём. Но внучка всё равно всхлипывала и стонала. Ей казалось, что из-за её вины она не достойна к себе сострадания.
Пролежала Глашка в жару два дня. Всё- таки холодное купание в ледяной воде не прошло для неё даром. Но молодой организм и заботливые руки матери смогли побороть хворь, и помогли ей вскоре снова включиться в работу и идти к своим коровам и бычкам. Раны, полученные от зубов Свирьки, оказались не глубокие и вскоре зажили, лишь навсегда оставив на нежном теле девушки свои чуть заметные отметены.
И снова Глашка работает на своей скотной ферме, кормит и доит коров, убирает навоз, ухаживает за бычками. Работая каждый день в коровнике она решила про себя, что когда вырастит обязательно станет зоотехником. Будет лечить животных от разных болезней и хворей. Ведь благодаря им, она поняла, что любая жизнь бесценна, тем более отданная во имя другого. Лишь только по старой привычки приносит иногда в карманах своей телогрейки сахарные крошки и ржаные сухари.