Нет, не одессит!

                Весной меня в армию не взяли, и я пошёл в военкомат разбираться. Дежурный на входе направил меня в комнату №5. В ней сидели щекастый майор и молодой высокий лейтенант.
- Ну, как же так? Я рассчитывал, что пойду в армию весной.
- Что ты делал?
- Рассчитывал.
- Лейтенант, ну-ка, позови ещё свидетелей, чтобы посмотрели на «чудо», что сам рвётся в армию, а то ж мне никто не поверит.
Улыбающийся лейтенант встал и вышел. Через пять минут вернулся с двумя девицами в военной форме.
- Вот, полюбуйтесь. Рвётся в армию служить. А вы мне не верили, шо бывают такие.
- Так он может не одессит.
- Ты одессит?
- Одессит.
- Я не за прописку спрашиваю, а за одессита.
- Ну, я недавно живу в Одессе.
- А до этого?
- До этого жил на Дальнем Востоке.
- А-а-а… ну, понятно тогда, не одессит. А вы чего стоите? Идите службу несите. Он не одессит.
Девицы, поулыбавшись, ушли.
- Так чего ты рвёшься в армию?
- Мне надо побыстрее отслужить, чтобы потом побыстрее учиться там, где я хочу, а не где родители хотят.
- Ишь, какой шустрый. Знаешь, что быстро делается?
- Знаю.
- Родителей надо слушаться. В армии тебя научат слушаться старших по званию.
- Так я и хочу в армию побыстрей. Зачем же я тогда медкомиссию проходил?
- Медкомиссию проходил потому, что мы беспокоимся за твоё здоровье и психическое состояние. А ты вроде не того. План по набору призывников выполнен, уже вчера всех отправили в воинские части. Так что «побыстрее» не получится.
- Что же мне делать?
- Домой иди и жди повестку осенью. Тогда точно возьмём. Всё, иди, не мешай работать.
- Я разочарован.
- Ишь ты, разочарован он, а мы нет! Нет, не одессит!

                Сидеть дома без дела и ждать осени я не мог, не так воспитан, и я решил устроиться куда-нибудь на временную работу. Проходя мимо почты нашего микрорайона, увидел объявление о приёме на работу. А что? Рядом, до дома метров двести. Что не разнести газеты по домам – так, легкотня? И я зашёл на почту. Ох, как они обрадовались моему желанию поработать у них! На почте работали исключительно одни женщины. И вдруг неожиданно пришёл молодой, сильный парень! Похоже не одессит, решили они. Ну, неважно. Мне сразу же определили самый-самый дальний участок района, где никто не хотел работать, и приходилось по очереди направлять туда почтальонов. И вот эта «легкотня» досталась мне. Рад был даже кот, который сразу же стал тереться о мои ноги. А может, женщины ему уже надоели.

И вот, заполнив большущую чёрную сумку газетами и взяв в руки по малоподъёмной, перевязанной кипе ещё газет, я иду, шатаясь, на свой участок. Теперь понятно, почему так обрадовались женщины, а я подумал, что им понравился. Надо сказать, что в то время граждане выписывали очень много газет, даже слишком много. То ли читать любили, то ли для других нужд. Но я «втянулся» в работу и не роптал на трудности и маленькую зарплату. После обеда разносил заказные письма, денежные переводы и пенсии. Граждане ко мне привыкли и даже, когда я перепутал номера домов и разложил в почтовые ящики газеты и письма другого дома, не стали жаловаться на меня, а с удовольствием почитали, что пишут чужие родственники в соседний дом.
Только одно обстоятельство меня смущало. Когда я разносил переводы и пенсии, сердобольные граждане пытались давать мне «чаевые». Я был не приучен к этому, отказывался и старался быстро уйти. Граждане одесситы удивлялись моему поведению, обижались, а некоторые даже возмущались и пытались сунуть мне мелочь в карман. Тогда я разрезал внизу карманы на куртке и мелочь падала на пол, а я быстро уходил. И что удивительно. Чем беднее жил и меньше получал перевод или пенсию одессит, тем больше он давал мелочи.

                Как-то днём ко мне пришёл одноклассник. Я был дома в обеденный перерыв. Генка учился в «высшей мореходке».
- Привет, Генка! А ты как узнал, что я из Ленинграда приехал?
- От матери твоей.
- Интересно. Ты что же, к ней заходишь?
- Таки да! И не только я один, но и Люська, и Толька Беляев.
- Интересно зачем?
- Как «зачем»? У тёти Нины такая должность, шо она любого может пристроить в пароходстве. С нужными людьми надо всегда поддерживать отношения. В Одессе только так.
- Так у моего отца больше возможностей.
- Нет, Леха. Отец у тебя строгий, а тётя Нина добрая, никогда не откажет в помощи.
- Это точно!
- Она сказала, шо ты почтальоном работаешь. Ты шо, сдурел?
- А что?
- Как «шо»? Отдыхай, набирайся сил перед армией. Тётя Нина сказала, шо тебя осенью в армию возьмут. Только я не понял за институт. Зачем ты его бросил? Я даже не поверил.
- Просто я хочу учиться в другом, а родители против. Отслужу в армии и поступлю в другой.
- Вот дурак! Выходит ты родителей надурил?
- Выходит так.
- Ладно. Может, выпьем за встречу?
- У меня ни вина, ни денег нет. И на работу пора, надо заказную корреспонденцию и переводы разнести.
- О, так это хорошо! На бутылку вина наберём.
- Генка, я «чаевые» не беру.
- Да ты шо! Не дают что ли?
- Дают, но я не беру, не могу, стыдно.
- Ну, ты поц! Я пойду с тобой.
За час мы разнесли все заказные письма и переводы. Вернее, я стоял на улице, а Генка разносил.
Вернулся довольный.
- Представляешь, один фраер не хотел делиться деньгами. У меня, говорит, только крупные купюры. Вот ведь фраер. Я говорю, шо поменяю вам на мелкие. Так сразу отыскал мелочь. Это он меня-то, одессита, хотел надуть!
Зашли на почту, я отчитался за проделанную работу, и мы пошли домой.

                По дороге мы зашли в мастерскую по ремонту обуви. Мастерская представляла собой маленькое, круглое строение с постоянно открытой дверью. Оно так давно тут стояло по середине двора, что складывалось впечатление, что сначала появилось оно, а уж потом вокруг него стали строить дома. Хозяин мастерской был такой же старый, как сама мастерская. Звали мастера Семёном Лейбовичем, но все называли его дядей Сёмой. Это был еврей. Да, еврей. В те времена их ещё можно было встретить среди рабочих. Небольшого роста, с седыми, курчавыми волосами, выпуклыми глазами с напухшими нижними веками и крючковатым носом, на кончике которого держались очки.
Всё помещеньице было захламлено какими-то стельками, обрезками кожи, обувью, баночками и т.д. Тут же стоял маленький точильный станок, а на стенах висели шнурки, какие-то лекала, а мастер был в переднике и сидел на табурете, напротив его стоял ещё один.
- Ви за починить, молодые люди?
- Мне на каблуки надо набойки прикрепить.
- Таки давайте ваши туфли.
- Они на мне.
- Садитесь на табурет и мы всё сделаем. Будут как новенькие.
Я сел на табурет, снял туфли и передал дяде Сёме.
- О, молодой человек, разве можно так обращаться со своей обувью? Ви же стёрли каблуки до самой пятки. Но дядя Сёма сделает вам приятное, будут, как новые, даже лучше новых. Исключительно только для вас я вам поставлю такие подковки, шо верх износится, а мои подковки будут стоять. Только для вас из особо прочной стали. Будете не ходить, а летать и только искры из под подков будут вылетать. Только для вас.
Дядя Сёма включил станочек, что-то подточил на каблуке, потом стал примерять подковку, одновременно разговаривая со мной.
- Я знаю, ви живёте в 35 доме с мамой, папой и братом. Ах, какие хорошие у вас мама с папой. Я видел ви на почте стали работать. Ну, и как?
- Ничего, нормально.
- Разве бывает сейчас что-нибудь нормально? Хорошо платят?
- Мало, 60 рублей.
- Таки да, мало. А пенсию доверяют разносить?
- Разношу и пенсию, и переводы.
- Таки это хорошо! Это меняет дело, это хорошая добавка к окладу.
- Я не беру «чаевых».
- Как это!?
Дядя Сёма перестал работать и с изумлением посмотрел на меня.
- Мне стыдно.
- Стыдно!? Это же не «чаевые», это ваши честно заработанные деньги.
- Я не могу брать.
- Нет, не одессит! Запомни, молодой человек, – в Одессе все дают и все берут!
- Я так не могу.
- Нет, не одессит! Ну, вот, как новые! Получайте заказ. Сносу не будет, но это я сделал только для вас из уважения к вашим родителям. С вас полтора рубля.
- Как полтора рубля!? У вас же написано, что сделать набойки стоит восемьдесят копеек.
- Таки да, восемьдесят. А за срочность? А за советы?
- Какие советы?
- Как жить в Одессе! Это, молодой человек, дорогого стоит. Никто не даст умного совета, кроме дяди Сёмы. И я поставил вам самые лучшие набойки, которые берёг для себя много лет. Сносу им нет!
В соседнем доме открылось окно, и полная дама с поварёшкой в руке прокричала,
- Семьён, иди покушать!
Дядя Сёма выглянул в окно и прокричал,
- Уже иду, Сара!
- Семьён, если задержишься, я отдам твой форшмак коту.
Дядя Сёма засуетился, стал собираться. Пошли и мы с Генкой. Зашли в магазин, купили на оставшиеся деньги дешёвого вина.
- А шо? Это тебе наука. Прежде чем заказывать, обговори сначала условия. Ты хоть и заканчивал с нами школу, а одесситом так и не стал.

Да, верно, одесситы живут только по своим законам и тем интересны. Я так и не стал одесситом, но полюбил Одессу и одесситов всей душой именно за их искромётный, неиссякаемый юмор и своё понимание жизни.

Алексей Балуев (09.04.2023)