Ковер-самолет

    Вертолет нечасто прилетал в назначенный день. У нас существовала примета - если до обеда он не появлялся, шансы дождаться его в этот день сводились почти к нулю. Вертолет, бывало, снимали то на санрейс, то, как дефицитный товар, перехватывали более изворотливые, «важные» заказчики, и оставшегося до сумерек времени не хватало, чтобы сделать работу еще и для нас. Частенько приходилось ждать вертолет несколько дней, а если случалась нелетная погода - гораздо дольше.
     Тем не менее к перелету на очередную стоянку все было готово. Пригретые знойным летним солнцем, мы безмятежно дремали, лежа на приготовленном к погрузке, укрытом брезентовыми палатками полевом снаряжении. Щиты из досок, служившие в палатках нарами и мебелью, уложенные в высокий штабель, находились немного в сторонке, под невысоким обрывом, у кромки леса. Их мы планировали отправить вторым рейсом, как и половину многочисленного отряда…
    Нарушая сладкую дремоту, в настроенные на звук вертолета уши начал прокрадываться сначала едва уловимый, а затем все более настойчивый, нарастающий с каждой минутой знакомый рокот. На горизонте над верхушками деревьев замаячил игрушечных размеров оранжевый силуэт. Несколько минут спустя он сделал размашистый круг, прицелился и, быстро снижаясь, уверенно пошел на посадку. Зависнув в метре от земли, вертолет мощным потоком воздуха в одно мгновение разметал злобных комаров, поднял тучу песка, замутив и перекрасив колоритный пейзаж в серый цвет и, как сварливая наседка, покачиваясь и вертясь, долго мостился между большими валунами, разбросанными по речной косе. Наконец, коснувшись колесами земли, он просел и слегка успокоился.   
     К моменту посадки вертолета на верху штабеля, уцепившись в кромку верхнего щита, как на троне, уже восседал рабочий Федя Скрябин. Для страховки, чтобы щиты не разметало во время посадки и взлета вертолета, кому-то всегда приходилось играть роль балласта. Раньше эту роль играли более габаритные представители нашего отряда, а если такие как Федя – то вдвоем.
     Случаев, когда улетали тяжелые предметы, до сих пор не было. Иногда что-то и улетало, но по мелочам. То кусок пленки или рубероида улетит, то рулон миллиметровки размотает, или пустая бочка укатится. Хорошо, если не в речку – лови ее потом! В этот раз рабочие подкатывали стоящие далеко в стороне бочки с бензином и сачковать, сидя на щитах, было некому. Счастливчиком оказался вернувшийся вчера попутным рейсом рабочий Федя, задержавшийся на несколько дней в отгулах. Использовать его для других целей, в том числе и из гуманных соображений, было затруднительно…
     Мы быстро до отказа загрузили салон вертолета. Держа за поводки двух слегка встревоженных собак, вылетающие первым рейсом с трудом втиснулись на оставшиеся места. Остальные отошли от вертолета подальше и, защищая лица от песка, повернулись к нему спинами, ожидая, пока тот взлетит. Федя, добросовестно исполняя свой долг, уверенно сидел на щитах. Двигатели взревели. Вертолет слегка приподнялся и завис, оценивая, по силам ли ноша. Из-под лопастей вырвался ураган спрессованного воздуха. Неожиданно щиты начали угрожающе раскачиваться. Инстинкт самосохранения у Феди сработал исправно. Видимо, воспоминания об отгулах были настолько яркими и сладкими, что цена собственной жизни у него выросла значительно. Он мгновенно среагировал и, поменяв позу, лег на щит, уцепившись за его кромку. Сетка накомарника прилипла к лицу, придав Феде облик Фантомаса, сплющив и без того не очень рельефные черты лица. Сдутый с макушки белый верх накомарника трепетал, как флаг сдающегося в плен солдата.
    Мы пытались кричать ему, советуя ухватиться за середину штабеля, но он, конечно же, ничего не слышал. В следующее мгновение щит, как ковер-самолет, слегка приподнялся, наклонился в сторону леса и, подхваченный невидимыми руками, перелетел через обрыв, стремительно исчезнув вместе с ошарашенным Федей в высоком кустарнике, оставив за собой шлейф содранных листьев.
     Видевший все это командир экипажа сбросил шаг винта и мягко «уронил» вертолет на землю. Видимо, предполагал трагическую развязку и готовился к санрейсу. В белоснежной рубашке с приоткрытым ртом и вытянутой вперед шеей, он застыл в позе настороженного гусака, напряженно всматриваясь в чащу. Похоже, даже он, совершивший не одну сотню посадок в тайге, перевезший за свою жизнь огромное количество таежного люда, был обескуражен.
     Мы шустро вскарабкались на крутой берег и бросились по следу, но наша помощь не потребовалась. Мы увидели нашего незадачливого Федю живым и здоровым, правда, со слегка поцарапанным лицом и изодранным в клочья накомарнике. Упираясь изо всех сил, он волоком тащил по примятому  кустарнику  тяжелый  замызганный щит и, судя по губам, от души матерился.
    Жестами мы дали понять экипажу вертушки, что все обошлось. Вертолет, немного помедлив, оторвался от земли, набрал высоту и, рубя огромными лопастями воздух, исчез в направлении новой стоянки. Мы же после перенесенного только что стресса еще долго безудержно, по-мальчишески смеялись над невезучим рабочим, отпуская в его адрес бесчисленные глупые шутки. Никто из нас до конца так и не понял причины, по которой тяжелый щит, да еще с наездником, мог совершить такой необычный полет. Возможно, злую шутку сыграл небольшой обрыв, о который поток воздуха срикошетил и, не потеряв силы, устремился вверх, заставив летать то, что способно разве что падать.