Жизнь прожить не поле перейти

Жизнь прожить – не поле перейти

(эссе о человеке, обществе, проблеме авторства,  самопознании, о связи философии, поэзии и искусства, и о феномене афоризма).

Светлой памяти Учителя
Сергея Фёдоровича Денисова

1. «Кто сказал это?», или всё – одно

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, –
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
Ф.И. Тютчев


Федор Иванович Тютчев – известный дипломат и государственный деятель России XIX века, которого мы знаем скорее как Поэта, по обыкновению своему глубоко взглянул в человеческую душу, когда заметил: «Нам не дано предугадать,  как слово наше отзовётся…».

Когда число твоих лет неумолимо умножается, тогда события теперь такой уже далекой юности становятся особенно дороги; и события эти неразрывно связаны не только с картинками и образами, и духом тех лет, но и с теми, кто был тогда рядом с тобой; со всеми теми, которые, хотя, может, и не были особенно близкими или друзьями, но теперь ты точно можешь сказать, что это были именно те, с кем тебе повезло встретиться в нашем, по слову Поэта, «самом яростном из миров»; и тогда убеждаешься в справедливости давно замеченного: «Сам себе на радость никто не живёт». И понимаешь, наконец: живёт человек, по-настоящему живёт, только тогда, когда любит…

Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим…

Эти пушкинские строки, с легкой руки Поэта, ставшие крылатыми словами, повторённые, наверное, миллионы раз многими людьми, были адресованы одной, единственной и неповторимой… польской княжне К. Сабаньской, или графине А.А. Олениной? – увы, споры литературоведов не прекратились – а как бы нам хотелось, чтобы посвящены они были именно «единственной и неповторимой…» («Я помню чудное мгновенье…», – как известно, также посвящено «единственной и неповторимой» А.П. Керн; а: «Я вас люблю, – хоть я  бешусь…» – А.И. Осиповой).

И в иные моменты ты остро, очень остро ощущаешь хрупкость своего существования (бытия) и, поистине, «есть только миг» у всякого живущего, а с другой стороны также начинаешь понимать, что «смерть достаточно близка, чтобы можно было не  страшиться жизни». [Ф. Ницше. Злая мудрость. Афоризмы и изречения. // Сочинения в 2 т. Т.1. Сост., вступ. ст. и прим. К.А. Свасьяна. М.: Мысль, 1990. с. 721].

Тебе уйти, мне – жить на долю пало,
Покинув мир, ты потерял так мало.
[Гёте И.-В. Соч. в 10 т. т. 2. М.: Худож. лит., 1976. с. 634].


Не забудем: именно смерть Сократ считал вдохновляющим гением философии.
Но:
Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса…
(Тютчев Ф.И.)

Но, в любом случае, речь, как представляется, всегда о жизни, недаром ведь древний мыслитель заметил: «Не забывайте нас, потомки! До свидания в том мире, имя которому –  ВЕЧНОСТЬ!» [см.: Шилкина В.Б. Философская картина мироздания древнеиндийских мудрецов и ее практическое значение. //  Философия: курс лекций / Под общ. ред.  проф. Ф.А. Сима.  Петропавловск, 1998. с. 19].

А.Н. Радищев  в г. Тобольске, по дороге  в ссылку в Илимский острог (смертную казнь Радищеву заменили ссылкой в Сибирь)  рефлексировал:
Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? –
Я тот же, что и был  и буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!
Дорогу проложить, где не бывало следу,
Для б;рзых смельчаков и в прозе и в стихах,
Чувствительным сердцам и истине я в страх
В острог Илимский еду.
[Радищев А.Н. Избранные произведения. М. – Л. 1950. с. 63]

Удивительно и странно устроен человек – вот он, и маленький, и большой, как маленький – часто недоволен жизнью – то его никто не понимает, то не никто не любит, то не  уважают, то смеются над ним (как, например, над  Акакием Акакиевичем Башмачкиным в повести Н.В. Гоголя «Шинель»), а то даже бьют; все это не проходит  для него, тонкого и ранимого, бесследно, негативные, черные мысли незаметно овладевают им так, что его личное горе приобретает вселенский масштаб и вот уже готово мучительное: «Ну за что мне такое наказание?! Ну почему у меня всегда так получается?!» (а я ведь такой хороший) – это уже почти диагноз, но в литературе  это представляется как судьба «маленького человека».

А между тем, он еще пока  сравнительно здоров, энергичен и может что-то делать, еще живы его бабушки, дедушка, мама и папа, дядя и тетя… а когда теряет  своих близких и  самых дорогих людей, то вдруг видит, что оказывается, всё у него было для счастья… и всё было хорошо, а он не понимал… Но ведь, в сущности, всё в мире совершается по своим неизменным законам, что не бывает ничего такого, чего не могло бы быть, как замечал М.В. Ломоносов; что счастье и несчастье, добро и зло, любовь и ненависть – две стороны медали, что всё – одно, что лёгкого счастья не бывает, как не бывает радости без боли и что победа, большая победа это всегда «праздник со слезами на глазах»; иначе говоря, это сознание того, что победа куплена слишком дорогой ценой (в кавычках и без оных); что «Измаил берут только раз в жизни» (А.В. Суворов), мы слышим это в строчках Б.Ш. Окуджавы: «И значит нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой постоим, одна на всех, мы за ценой не постоим»; что, «пока мы были недовольны жизнью, она кончилась» (Л.Н. Толстой; супруга  В.А. Плетнёва сделала их эпитафией на могиле мужа); что «нет ничего нового под солнцем» [Еккл.  1:9  – при цитировании текста Священного Писания используется общепринятая система сокращений библейских книг], и что прав такой «простой» с виду Козьма Прутков (творческий союз братьев Алексея, Владимира и Александра Михайловичей, Жемчужниковых и поэта Алексея Николаевича Толстого) заметив: «Что имеем не храним, потерявши плачем», – или  эти слова не стали крылатыми и не используются  почти как поговорка – без ссылки на автора? (точно также, как и другая мысль писателя Козьмы Пруткова: «Если хочешь быть счастливым, будь им», – правда, есть и латинский аналог данного выражения. См.: Крылатые латинские выражения / Авт.-сост. Ю.С. Цыбульник. – Харьков: Фолио; М., Эксмо,  2007. с. 704).

Всё лучшее, как представляется, написано задолго до нашего рождения, и гений тот, кто додумался писать гусиным пером. Мы пользуемся плодами тех сеятелей, которых давно нет на Земле. Нам только дается возможность прикоснуться, уж коли наш мир – мир образов, к сокровищнице  общечеловеческой мудрости и мирового духа, недаром Г.С. Померанц  написал: «Пока сам что-то не поймёшь, не заметишь, что это сказали другие».
Я в мир пришёл, чтоб видеть солнце! – изрек некогда древний Анаксагор, и этим сформулировал  свой взгляд на мир, а по сути, это своеобразная формула счастья.

О том, что всё – одно, например, находим в сочинении Марка Аврелия «Наедине с собой»: «VII, 9. Все сплетено друг с другом, всюду божественная связь, и едва ли найдется что-нибудь чуждое всему остальному. Ибо все объединено общим порядком и служит к украшению одного и того же мира. Ведь из всего составляется единый мир, все проникает единый бог, едина сущность всего, един закон, един и разум во всех одухотворенных существах, едина истина, если только едино совершенство для всех существ одного и того же рода и причастных одному и тому же разуму.

VIII, 54. Пора не только согласовать свое дыхание с окружающим воздухом,  но и мысли со всеобъемлющим разумом. Ибо разумная сила так же разлита и распространена повсюду для того, кто способен вбирать ее в себя, как сила воздуха для способного к дыханию». [Марк Аврелий. Наедине с собой // Человек: Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. Древний мир – эпоха Просвещения. М., 1991. С. 136-137. // Антология мировой философии. В 4 т. М., 1969. Т.1. ч. 1. С.520, 522-523].

В известном смысле, самая короткая жизнь и самая длинная – только мгновение, маленький кусочек вечности. Вот  Марк Аврелий и замечал: «Самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой… Поэтому и безразлично, будешь ли ты наблюдать человеческую жизнь в течение сорока лет или же десяти тысяч лет. Ибо что ты увидишь нового?».  [Таранов П. С. Энциклопедия высокого ума.  М., 2000. с. 149].


Философ и император Марк Аврелий, как представляется, кроме прочего, решает таким образом и весьма деликатную сегодня  (если не скользкую) проблему авторства. Можно приводить массу примеров, когда заходит вопрос об авторстве того или иного высказывания. Тогда возникают споры, в которых редко рождается истина, зато запутанность становится очевидной для всех. В самом деле, сколько сегодня споров вокруг авторства, так, что это уже стало проблемой в научном  мире. Но о чём спор? О том, кто первый сказал это? Я или Ты? Или кто? Ведь первый тайный вопрос  почти у всякого ученого, когда он читает  чужой труд: «Интересно, откуда списал?».


Самая большая победа – победа над самим собой. Так говорил Карл Маркс. Так  нас когда-то учили. Но до Маркса это говорил пророк Мухаммед, – однако, и пророк жил в мире, где «всюду божественная связь».


Так ли уж важно: кто сказал это? Если сказано верно, то так ли уж важно кем сказано? Будем же пользоваться плодами  духовного богатства, накопленного человечеством, ведь нас с детства внушали: «Ученье – свет»; «Мир освещается солнцем, а человек знанием».


Здесь представляется показательным пример с известным музыкальному миру Адажио Томазо Джованни Альбинони (1671-1751 гг.), поэтому привожу текст, сопровождающий данное музыкальное произведение полностью: «Альбинони – это поистине чарующее музыкальное произведение. Мелодия словно касается потаённых струн человеческой души, надолго запоминается и затем кажется звучит внутри. поначалу никто не сомневался в том, что автором «Адажио соль-минор для струнных оркестров и органа» является именно Томазо Альбинони. Однако сегодня музыковеды почти со стопроцентной уверенностью заявляют: на самом деле создал гениальную музыку совершенно другой человек.
После своей смерти композитор был незаслуженно забыт, однако интерес к его творчеству вспыхнул благодаря композитору и музыковеду Ремо Джадзотто, когда тот в 1958 году впервые опубликовал Адажио Альбинони. По утверждению Джадзотто, он реконструировал фрагмент темы, обнаруженный в Дрезденской библиотеке ещё в самом начале 1940-х гг. На основании всего нескольких тактов для скрипки и басового голоса к ним Джадзотто, по его словам, удалось полностью реконструировать мелодию, написанную в XVIII веке. Никому не пришло в голову ставить под сомнение слова столь авторитетного и уважаемого человека как Ремо Джадзотто, тем более, что во время второй мировой войны музыкальное наследие Альбинони, хранившееся в Дрезденской библиотеке, было попросту утрачено. Однако в 1998 году Вульф Дитер Лутерг вместе с Фолькером Шютцем опубликовали письма из саксонской земельной библиотеки, из которых становилось ясно: заявленного Джадзотто фрагмента на самом деле в библиотеке никогда не было. Однако «Адажио Альбинони» уже знали и любили во всём мире, это произведение возродило интерес к творчеству композитора эпохи барокко. Возможно, он действительно не писал это адажио, а автором его, как утверждают музыковеды, является сам Ремо Джадзотто. На самом деле это ничуть не умаляет музыкальной ценности самого произведения, а нам лишь остаётся наслаждаться чарующими звуками, которые сохранил или создал для нас Ремо Джадзотто» (напомню, что известный советский и российский художник-мультипликатор, сценарист, режиссер и актёр Гарри Бардин использовал названное Адажио для своего одноименного мультфильма. 2001).


2. Притчи и проблема авторства

Отверзу в притчах уста моя.., – говорит псалмопевец (Пс. 77:2). Также в книге Притчей Соломоновых сказано для чего даются притчи: «Чтобы познать мудрость и наставление, понять изречения разума; Усвоить правила благоразумия, правосудия, суда и правоты; Простым дать смышленость, юноше – знание и рассудительность; Послушает мудрый, и умножит познания, и разумный найдет мудрые советы, чтобы разуметь притчу и замысловатую речь, слова мудрецов и загадки их». [Пр. 1:2-6].

Книга Екклесиаста или Проповедника заканчивается знаменательно: «Кроме того, что Екклесиаст был мудр, он учил еще народ знанию. Он все испытывал, исследовал, и составил много притчей. Старался Екклесиаст приискивать изящные изречения, и слова истины написаны им верно». [Еккл. 12:9-10].

Есть интересная древняя китайская притча об учении, изложенная в виде диалога ученика и учителя:
– Сколько надо учиться, чтобы знать столько, сколько ты, Учитель?
– Десять лет.
– А если я буду прилежен, не буду и дня пропускать, забуду про отдых?
– Двадцать лет.
– А если я буду учиться и днем, и ночью, забуду об играх, обязанностях, друзьях?
– Всю жизнь.

Заметим: Учитель не сразу выдал рецепт успешного учения, но вместе с учеником пришел к конечному выводу. Здесь легко увидеть неразрывную связь учителя и ученика, недаром замечено: «Учитель не тот, кто учит, а тот, у кого учатся».

Правда, с другой стороны, еще автор книги Екклесиаста или Проповедника  уловил противоречивую сущность человеческой жизни: «Суета сует – всё суета!». [Еккл. 1:2]; «И предал я сердце мое тому, чтоб исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы он упражнялись в нем. Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все суета и томление духа» [Еккл. 1:13-14]; «Что пользы работающему от того, над чем он трудится? Видел я эту заботу, которую Бог дал сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том». [Еккл. 3:9-10]; мысль о том, что «всё суета» проходит по всему сочинению рефреном. [Еккл. 2:1; 2:11; 2:15; 2:26; 3;19; 4:4; 4:8; 4:16; 5:9; 6:2; 6:9; 7:6; 8:14 и др.].

Разве мы с детства не учимся анализировать, сравнивать,  запоминать, и не повторять  всё лучшее, что  слышим или  читаем? Важно только, чтобы не доходило до смешного, как это описано в комедии Н.В. Гоголя  «Ревизор»:
Бобчинский: – …Как сказал он мне это, а меня так вот свыше и вразумило. «Э!» – говорю я Петру Ивановичу…

Добчинский: –  Нет, Петр Иванович, это я сказал «э!»
Бобчинский: – Сначала вы сказали, а потом и я сказал. «Э!» – сказали мы с Петром  Ивановичем…  [Гоголь Н.В. Ревизор. Действие первое. Явление III].

Представляется  весьма остроумным решение проблемы авторства замечательными людьми: «Все, что написано до меня, то моё», – так говорили Сенека, Монтень, Моцарт, Александра Пахмутова…

Афоризмы нравственной мудрости, крылатые слова, «мудрые мысли»,  в отличие от высказываний и цитат не так прочно привязаны к тексту первоисточника. Они существуют наряду с народной пословичной мудростью и изречениями «первых» мудрецов. Вследствие этого,  авторство многих афоризмов оказываются  весьма проблематичным, а иногда и чисто символическим. Так, например, известный афоризм: «Совесть – тысяча свидетелей» (или как разновидность его: «На воре шапка горит»)  традиционно связывается по меньшей мере с тройным авторством: Квинтилиан, античный афоризм, русская пословица.

Нередко бывает и так, что авторство афоризма или максимы приписывается тому или иному лицу в силу его высокого духовного авторитета или  определенной литературной традиции (на том только основании, что если он и не  говорил так, то вполне мог сказать, например, Менандр, Сократ, Платон и др.).  Как отмечают исследователи, такой знаток народной мудрости как В. Даль подметил вторичность (и подобных примеров можно привести немало,  следует только обратить внимание на идентичность  многих мудрых изречений   различных народов) известного афоризма Ф. Ларошфуко: «Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор» (Максимы, 26).
Оказывается, русская пословица: «На смерть, что на солнце, во все глаза не взглянешь», – существовала  прежде максимы Ларошфуко, о чем и пишет В. Даль: «Эта пословица наша, досталась, не знаю каким путем, французу Ларошфуко; в ловком переводе она сошла у  него за свою» (Пословицы русского народа: Сб. Вл. Даля: В 2 т. М., 1984. т. 1. с.8). Но дело здесь, видимо, не в плагиате, как это может показаться, а в наличии определенных «мыслеформ» («мыслеобразов») нравственной мудрости, которые  воспроизводятся в в разные эпохи различными мыслителями или народной мудростью независимо друг от друга.  [См.: Этика: словарь афоризмов и изречений / Сост. В.Н. Назаров, Е.Д. Мелешко. М., 1995. с. 306].

Человек,  как представляется, есть еще нечто незавершенное, хотя  всеми силами пытается выдать себя за совершенного; нам представляется, здесь будет уместно привести слова французского философа М. Монтеня: «Всякому кажется, что он совершеннейший образец природы, что он является пробным камнем и мерилом  для всех других. Черты, не согласующиеся с его собственными, уродливы и фальшивы. Какая непроходимая глупость!..». [Монтень М. Опыты. Книга вторая.   М-Л., 1958.  с. 469].

Сам М. Монтень более трех тысяч раз ссылался в своих трудах на древних авторов, хотя цитирование применялось не в виде аргументов «за»  ту или иную точку зрения, а как фиксация совпадения взглядов М. Монтеня и античных философов. Вот как нам передают слова Сократа: «Я просматриваю сокровища древних мудрых мужей, которые оставили нам последние в своих сочинениях; и если мы встретим что-либо хорошее, заимствуем и считаем великой прибылью»; «Издревле есть у людей мудрые и прекрасные изречения; от них следует нам поучаться» [Цит. по: Энциклопедия мысли. Собрание афоризмов и изречений от древности до наших дней. Книга первая.  СПб., 2000. с. 3, 4], – говорил «отец истории» Геродот; «Вот и мы горим желаньем мудрецов услышать речи», – писал славный древнегреческий комедиограф Аристофан. «Сильные, коротко выраженные мысли много содействуют улучшению жизни», – замечал известный римский оратор Цицерон.
Сенека в своих «Письмах к Луцилию» замечал: «Все, что если кем-нибудь хорошо сказано, я считаю и своим». [Цит по:  Борохов  Э. Энциклопедия  афоризмов  (Мысль в слове).  М., 1999. с. 4].

«Отец патристики» Юстин  от имени  всех христиан почти повторяет  слова римского стоика:  «Всё, что когда-либо  было сказано истинного,  –  наше» [Жильсон Этьен. Философия в средние  века: от  истоков патристики до конца XIV века: Пер. с фр. / общ. Ред., послесл. и прим. С. С. Неретиной.   М., 2004. с.16]. А Гёте говорил: «Каждый день следует.., если возможно, прочитать хоть какое-нибудь мудрое изречение». [Цит. по: Энциклопедия мысли. Собрание афоризмов и изречений от древности до наших дней. Книга первая.  СПб., 2000. с.  4].

«Человек набирается ума, запоминая слова мудрых» [Абай. Книга слов. Алматы, 1992. Слово  Девятнадцатое], – отмечал великий сын казахского народа Абай Кунанбаев. «Мысль  оказывается  обычно глубокой, когда за высказанным она  раскрывает много невысказанного и сразу  позволяет  понять вещи, для усвоения которых  потребовалось бы прочесть множество книг», – замечал Ш. Монтескьё.

Китайский философ Конфуций любил повторять: «Я не создаю ничего нового, только передаю старое», – так что это его выражение вполне могло бы стать девизом для всякого пытливого, ищущего ума.
Человек тогда только человек, когда он творит, и в этом смысле значение творчества того или иного вида трудно переоценить;  чрезмерная же «заземлённость» интересов мало способствует взлету творческого  духа субъекта.

Авторство книги Екклесиаста или Проповедника и сегодня с точностью не установлено, но от этого эта небольшая книга ничего не потеряла, напротив, за полторы тысячи лет (или за три тысячи лет – если автор ее  Соломон), напротив, ссылки, книги и статьи о ней исследователей бессчетны,  и её «святость» несомненна. 
Пастор Б.  Геце в примечаниях к Книгам Священнаго Писанiя отмечает: «Это – собрание изречений израильских мудрецов, еще не озаренных светом Евангелия. Разсужденiя  о суете и бренности всего существующаго «под солнцем» верны постольку, поскольку они говорят о преданности человека исключительно земным интересам и мимолетным радостям, ибо для такого человека нет надежды на высшую сферу бытiя. Разсужденiя об одинаковой посмертной судьбе человека и животнаго естественны в устах людей, невоздержанных духовно; что сознательная жизнь продолжается между смертью и воскресением из мертвых видно из многих мест Писаниiя: Исаiя 14, 9-11. Матф. 22, 32. Лук. 16, 19-31. Iоан. 11, 26. 2 Кор. 5, 6-8. Филипп. 1, 21-23. Откр. 6, 9-11.
По мысли составителя книги, автор ея – Соломон – в конце  своего царствования, якобы увидевший суетность всех своих дел и замыслов. Но против его авторства говорит прежде всего форма глагола быть в начальной фразе  еврейскаго подлинника: «Я проповедник, был царем над Израилем в Иерусалиме», тогда как  Соломон не переставал быть царем до самой своей смерти; далее, язык книги не современен Соломону, но гораздо более поздней эпохе и сильно напоминает язык пророка Малахiя, представляя переход к талмудическому. Автор книги Екклесiаст, видимо, человек преклонного возраста, жил приблизительно в одно время с Неемiей или  Малахiей, и его пессимизм объясняется общею подавленностью, результатом  продолжительнаго чужеземнаго гнета. Тем не менее, выводы этого еще подзаконнаго человека из его наблюдений над жизнью  поучительны в значительной своей части: они сводятся к тому, что доступное человеку нравственное совершенство зависит от богобоязненнаго  исполненiя заповедей Божiих». [Библейский  спутник. Издание пастора Б. Геце. Варшава. 1939. с. 20].

Немецкое издание Библии в Штутгарте  указывает: «Das Buch  Kochelet wurde um die Mitte 3. Jahrhhunderts v. Chr. Geschrieben. Der Verfasser, der sich selbst  Kohelet nennt, ist uns nicht bekannt. Palaestina gehorte  damals zum Ptolemeaerreich».  [Einheitsuebersetzung  der Heiligen Schrift DIE BIBEL Gesamtausgabe. Stuttgart. 1980. S. 716].

Нередко мы уже не думаем об авторах тех или иных строк, а пользуемся их словом, как слитком народной мудрости, – замечал белорусский писатель Якоб Колас; притом, даже при чтении сочинений нелегко установить авторство. Слишком неуловима грань, отделяющая творческую авторскую мысль от всего того неисчерпаемого богатства, которое единственно и вызывает эту самую  мысль, что называется, собственную. На этот очень важный вопрос мы пытались ответить словами Геродота, Юстина,  Сенеки,  Спинозы, Гёте, Канта, Ницше и др.
Весьма любопытной представляется мысль Ф. Ницше, касающейся такой неудобной проблемы авторства: «Новая мысль восхищает меня, я все больше отучаюсь от ощущения, что она исходит от меня или от кого-то другого. Как глупо – быть здесь ревнивым! И все-таки, какая ужасная история помрачения истинного у этой ревности!» [Примечания. Злая мудрость. Афоризмы и изречения. Набросок в материалах к «Утренней заре» // Свасьян К.А. Фридрих Ницше: мученик познания // Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Т.1. Сост., вступ. ст. и прим. К.А. Свасьяна. М.: Мысль, 1990. с. 818]. Однако мысль автора книги о Заратустре идет дальше и – к собственности: «Не укради!» – Но где прекращается собственность? Мысль, импульс, точка зрения, выражение образа, вид здания, человека – разве все это не собственность? А мы непрерывно обкрадываем все. Мы уворовываем в себя все вещи и все солнца – все существующее, все некогда случившееся продолжаем мы лелеять для самих себя. Мы не думаем при этом о других; каждый отдельный индивид заботится о том, что он может урвать для самого себя». «Честность в отношении собственности вынуждает нас сказать, что и сами мы целиком наворованы и что ощущения наши слишком притуплены и грубы по этой части. Человеку свойственна ложная гордость в отношении материала и красок, но он может написать новую картину к восторгу знатоков, – тем самым он снова заглаживает свое посягание на имущества мира. – Понимать наше существование так, что мы должны свершить для него нечто – понимать его не как вину, а как аванс и задолженность!» (там же).

С.Ф. Денисов в работе «Жизненные и антропологические смыслы правды и неправды» (Омск, 2001. с. 21) приводит мысль Э. Фромма («Анатомия человеческой деструктивности», с. 400): «Мы живем в мире, где одно живое существо  обеспечивает себе жизнь за счет другого живого существа», – однако вышеприведенная цитата из сочинений Ф. Ницше вновь все расставляет на свои места: «Мы питаемся всем; справедливость требует, чтобы мы возвращали нечто на пропитание всем» (там же).

Известно, что многие наши мысли навеяны чтением современных и древних  авторов, а также  долгими  наблюдениями за «самой удивительной из тайн», т. е. за человеком.

Индийские «Веды», как известно, вообще не имеют авторства, древнеиндийские мудрецы, считая, что все знание от Богов, не подписывали имени. [см.: Шилкина В.Б. Философская картина мироздания древнеиндийских мудрецов и ее практическое значение. //  Философия: курс лекций / Под общ. ред.  проф. Ф.А. Сима.  Петропавловск, 1998. с. 19].
В самом деле, ведь «все новое это крепко забытое старое» (особенно в мире гуманитарных наук), недаром древнее шутливое латинское изречение гласит: «Да сгинут те, кто раньше нас высказал наши мысли».

Как будто уже мысль может приходить исключительно только в твою голову, или нет, в мою; Феликс Августович Хомутовский  по этому поводу писал: «Но я же, ученый, не один на белом свете рыбак. Улов, вероятно, бывает и у других». [Философия в образовании // Национальные системы высшего образования в условиях глобализации. Материалы международной конференции. Т. 1. Петропавловск., СКГУ, 2001. с. 214]. Но напрасно:
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы,
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно.
[Пушкин А.С. Евгений Онегин. Глава вторая, стр. XIV].

Подобная мысль звучит в знаменитом стихотворении  Ф.И. Тютчева «Смотри, как на речном просторе…»:
О, нашей мысли обольщенье,
Ты, человеческое Я…

Поэтому со студенческих лет нас так настойчиво учили делать ссылки – чтоб сразу было видно, откуда что взято, М. Монтень, например, в главе «О книгах» указывал: «Пусть судят на основании того, что я заимствую у других, сумел ли я выбрать то, что повышает ценность моего изложения. Ведь я заимствую у других то, что не умею выразить столь же хорошо либо по недостаточной выразительности моего языка, либо по слабости моего ума. Я не веду счета моим заимствованиям, а отбираю и взвешиваю их. Если бы я хотел, чтобы о ценности их судили по их количеству, я мог бы вставить их в мои писания вдвое больше. Они все, за очень небольшими исключениями, принадлежат столь выдающимся и древним авторам, что сами говорят за себя… я все же очень хорошо понимаю, зная мои возможности, что те роскошные цветы, которые я вижу рассеянными в разных местах моего изложения, отнюдь не принадлежат мне и неизмеримо превосходят мои собственные дарования». [Мишель Монтень. Опыты. Книга вторая. Академия наук СССР, М. – Л. 1958. с. 94-95]; «…пусть же каждый сам располагает собой – гласит латинское выражение. Главное – чтобы он знал то, что знает. Нужно, чтобы он проникся духом древних мыслителей, а не заучивал их наставления. И пусть… не страшится забыть…, откуда он почерпнул эти взгляды, лишь бы он сумел сделать их собственностью. Истина и доводы разума принадлежат всем, и они не в большей мере достояние тех, кто высказал их впервые, чем тех, кто высказал их впоследствии… Пчелы перелетают с цветка на цветок для того, чтобы собрать нектар, который они целиком претворяют в мед… Точно так же и то, что человек заимствует у других, будет преобразовано и переплавлено им самим, чтобы стать его собственным творением, то есть собственным его суждением. Его воспитание, его труд, его ученье служат лишь одному: образовать его личность». [Глава XXVI О воспитании детей // Размышления и афоризмы французских моралистов XVI – XVIII веков: Сборник: Сост., вступ. ст., примеч. Н. Жирмунской. – Л. 1987. с. 46-47]. Так решал проблему авторства  М.Монтень.


3. Афористическое знание

Афоризм фразу, короткое изречение, сентенцию, пословицу, поговорку смело можно уподобить удачному выстрелу, ведь задача всякого говорящего не в том, чтобы говорить вообще обо всем и ни о чем, но в том, чтобы слово его попадало в сердце человека, подобно тому как и задача стрелка не в том, чтобы выстрелить вообще – в небо или «в молоко», но попасть в точку, в десятку, недаром М. Горький заметил, что афоризмы учат сжимать слова, как пальцы в кулак, а немецкий поэт, писатель и переводчик Фридрих Боденштедт утверждал: «Краткие изречения врезываются в умы людей, пускают корни, дают цветы, приносят плоды и не перестают оказывать действие». Действительно, афоризм словно связывает цепь рассуждений в крепкий узел, рисует зримый образ говорящего.

Афористическое  знание как особый жанр философского дискурса позволяет в хаотическом многообразии знаний как научного, так и ненаучного характера, найти свою духовно-нравственную позицию в калейдоскопически меняющемся море информации. Элементы афористического мышления позволяют выделить в этом море нечто весьма существенное для познания, найти и определить свою личностную позицию.
Человек живёт не только в  мире вещей, но и в мире понятий. Одни из них доступны и отражают наш повседневный быт, другие, являясь специальными терминами, знакомы лишь узкому кругу  посвященных. Но есть и такие понятия, которые  за своей кажущейся простотой скрывают кипящий котёл человеческих страстей и интеллектуального сверхнапряжения в поисках ответа на самый главный вопрос  познания – что такое человек и в чём смысл его бытия?
Афористическое знание и его носители:  притчи, афоризмы, максимы, крылатые слова, гномы, метафоры, поговорки,   пословицы  по глубине и силе мысли равнозначны  целому тексту.
 
Многие замечательные афоризмы, будучи сгустками народного разума,  стали пословицами и поговорками. Их жизненность, закреплённая веками человеческой  истории, прошла самое суровое испытание – временем, приобрела огромную воспитательную, практическую и теоретическую ценность.

Афоризм, подчёркивал Л. Шестов, есть лучшая литературная форма. Конечно, и в афоризме человеческая мысль оказывается «более или менее помятой и раздавленной. Но афоризм дает одно неоценимое преимущество: он освобождает от последовательности и синтеза» [Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. c.  600].

И если мы  цитируем названного философа, то  единственно потому, что ему удалось раньше  и лучше выразить то,  что сегодня представляется столь очевидным, а именно:  можно убедиться в предпочтительности афористического знания в сравнении с большеобъёмными  и, как отмечает Л. Шестов, столь любимыми немецкими мыслителями,  огромных,  толстых  трактатов. Ибо, в самом деле, афористическое изложение мыслей представляет собой «великолепный образец свободной, доверяющей себе  непоследовательности» [Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. c.  600].
Непоследовательности, заметим,  ничуть не обеспокоенной тем, что отсутствует стройная система, логически построенная, с вытекающими из предыдущих  посылок  связями  и т.д. «Как отрадно было бы увидеть, – продолжает Шестов, – увидеть не только в стихотворениях, но и в прозаических произведениях  пример того поэтического беспорядка, того живого хаоса, о котором мы, запуганные немецкими учителями, скоро не будем уже сметь даже мечтать. …Поэта никто не проверяет, думал и чувствовал ли он вчера, в прошлом году, пять лет тому назад, когда писал свои старые стихи – то же, что думает сегодня» [Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. c.  600].

Афоризм  есть как бы логическое завершение мысли, её вершина, и по замечанию Л. Н. Толстого,  едва ли не лучшая форма для изложения философских суждений. Мыслитель отмечал, что  нашим  настоящим интеллектуальным богатством являются результаты мыслей величайших мыслителей, выделившихся в продолжении тысячелетий из миллиардов людей, и эти результаты мышления  этих величайших мыслителей просеяны через решето и сито времени; отброшено всё посредственное, осталось одно самобытное, глубокое, нужное.

Писатель имел обыкновение  цитировать  какое-нибудь высказывание  (будь то слова Евангелия, сентенция конкретного автора, народная пословица или просто замечание), и  старался пропустить его сквозь призму своего мировоззрения, переработать, прокомментировать, сделать свои собственные выводы и т.д. И хотя ему приходилось слышать упреки, что он заходит на этом пути слишком  далеко, но сам он не считал  такой метод невозможным, как не считал нужным ограничиваться только ролью  составителя или редактора. Показательна в этом плане книга Л. Н. Толстого «Круг  чтения», вышедшая, правда, только после смерти писателя (Спб, 1910). Ввиду исключительной важности  рассматриваемого вопроса хотелось бы привести предисловие к этой книге полностью: «Мысли, собранныя  здесь, взяты мною из очень большого  количества  сочинений и сборников мыслей, список которых приложен в конце книги. Мысли без подписи или взяты мною из сборников, в  которых не обозначены их авторы, или принадлежат мне. Остальные мысли  подписаны их авторами, но к сожалению, когда я выписывал их, я не обозначил точно, из какого именно сочинения  они взяты. Часто я переводил мысли авторов не с подлинников, а с переводов на другие языки, и потому переводы мои могут оказаться не вполне верны подлинникам. Другая причина, по которой мысли эти могут не вполне соответствовать подлинникам в том, что, выбирая часто отдельные мысли из длиннаго разсуждения, я должен был, для ясности и цельности впечатления, выпускать некоторые слова и предложения и иногда, хотя и  очень редко, заменять одни слова другими. Надеюсь, что читатели извинят меня – как  за то, что я не указываю таких сочинений и изданий, из которых взяты мысли, также и за некоторую неточность переводов, приняв во внимание то, что желающие и могущие прочесть выбранныя мною места в подлинниках всегда могут найти их или в оригинале, или в точных переводах, а, главное, в  виду того, что цель моей книги состоит не в том, чтобы дать точные словесные переводы писателей, а в том, чтобы, воспользовавшись великими, плодотворными мыслями разных писателей, дать большому числу читателей ежедневный круг чтения, возбуждающаго лучшия мысли и чувства. Я желал бы, чтобы читатели испытали при ежедневном чтении этой книги  то же благотворное, возвышающее чувство, которое я испытал при ея составлении и теперь продолжаю испытывать при ея перечитывании». (Соблюдены пунктуация и орфография автора – В. Г.).   


Особенностью жизни настоящего ученого, – пишет известный философ и  культуролог С.Ф.  Денисов, –  всегда было бескорыстное отношение к своим идеям и открытиям, они могли поделиться ими с каждым, кто в этом нуждался.  Поэтому истина для них была «безымянной», так как они не стремились утвердить свой приоритет  в ее обнаружении. Они спорили не о приоритетах, а об истине как таковой, однако современные историки  часто приписывают иной смысл их научным дискуссиям. Таким выглядит известный спор Ньютона и Картезия  о силах тяготения, где эти ученые обсуждают специфику действия этих сил и возможности их математического описания, но отнюдь не вопрос о том, кто первый их открыл. [см.: Денисов С.Ф., Дмитриева Л.М. Естественные и технические науки в мире культуры: Учеб пособие. – Омск: Изд-во ОмГТУ, 1997. с. 104-105].

Удивительно устроен человек, и одной из его удивительных особенностей является то, что он, с одной  стороны, мыслью обнимает вселенную, а с другой стороны:  «…прах ты,  и в прах возвратишься» [Быт. 3:19]; «Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах». [Еккл 3:20].
С одной стороны: всё начинается с человеческого Я; а с другой стороны: неизъяснимая тайна и «нельзя объять необъятное» (Козьма Прутков).
Русский барин, поэт и государственный  деятель России XVIII – XIX вв. (первый министр юстиции – П.В. Крашенинников) Г.Р. Державин  в своем знаменитом  стихотворении «Бог» сумел запечатлеть, как представляется,  сущность человеческой природы:
Я связь миров,  повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю.
Я царь, я – раб, я –  червь, я – бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшёл? –  безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твоё созданье я, Создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ податель,
Душа души моей и царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Моё бессмертно бытиё;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! – в бессмертие Твоё.

  Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать Твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным  невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слёзы лить.
(Я связь миров: Философская лирика  русских поэтов XVIII – начала XX века / Сост., вступ. ст. и комм. В.М. Фалеева. – М.: Правда, 1989. с. 52-53).


4. «Познай самого себя»

Всякий текст или речь несет на себе слепок, отпечаток  образа  мысли говорящего или пишущего, недаром древний заметил: «Заговори, чтобы я тебя увидел». Ничего нет удивительного в том, что всякое художественное произведение автобиографично, ведь нельзя писать о том, чего не знаешь, не понимаешь, о чем не думаешь, о чем не переживаешь; только несколько примеров:
– «Опыты» М. Монтеня – пример глубокого самоанализа;
– А.С. Пушкин. «Поэту». «Поэт и толпа». «Моя родословная» и др.;
– М.Ю. Лермонтов. «Смерть». «Мцыри» и мн. др.;
– или «Себе, любимому» – не самохарактеристика ли В.В. Маяковского?;
– «Мы теперь уходим понемногу…» или «Письмо к женщине» С.А. Есенина не автобиографично ли?;
     – А.А. Ахматова признавалась: «Вся моя жизнь – роман с собственной душой»;
  – Стихотворение В.С. Высоцкого «О фатальных датах и цифрах» - размышление о поэтах и о самом себе;
    – И.Р. Резник на своем 80-летнем юбилее прочитал стихотворение «Я сделал все, что мог».

Писать или, вернее, марать бумагу, я начал будучи студентом историко-филологического факультета Петропавловского педагогического института, т.е., примерно 40 лет  назад, конечно, преимущественно в стол, что  тоже неплохо. Сначала писал для себя, лет 20, а когда был принят на кафедру философии Северо-Казахстанского  государственного университета лаборантом летом 1997 года, стал постепенно пытаться  систематизировать  свои писания и собирать в книжечку, коих за следующие 20 лет накопилось десятка полтора.


Трудно было определиться с темой, но как-то мой учитель Феликс Августович Хомутовский  сказал: «Викентий, назови то, что ты пишешь, философией афоризма», – так убеждаешься в справедливости сказанного: «Как назовёшь корабль, так он и поплывёт». В другой раз он сказал: «Сегодня разработать свой курс лекций легко… возьми  десять или двадцать учебников по философии, изучи, проработай, осмысли,  прокомментируй, это будет уже и твоя работа». Я попытался  осуществить  сказанное, и через десять  лет появился  разработанный  курс лекций по философии, в котором, как  представляется, есть малая  толика и моего труда.


Афоризм, указывает исследователь феномена В.В. Малявин, завязывает «цепь мыслей» в узел. Не нуждающийся в доказательствах, он отсылает не к другому суждению, а к смыслу, схороненному в нем самом. Этот смысл есть некое единение, смешение слова и молчания, мысли  и немыслимого, наличного и отсутствующего. Другими словами, «смысл» афоризма есть именно со-мыслие, встреча разных планов бытия, несовместимых значений. Смысл способен ускользнуть из того, что мнится нам совершенно ясным, но он манит к себе даже в бессмыслице. И чем меньше мы тратим слов, тем больше можем сказать. О неисповедимых путях смысла сообщают слова древнего даосского философа  Чжуан-цзы: «Говоришь всю жизнь – и ничего не скажешь. За всю жизнь не произнесёшь ни слова – и все выскажешь». [см.: Афоризмы старого Китая. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. с. 10].

Омар Хайям  рефлексировал  по-своему, но о том же самом:
Ты видел мир, но все, что ты видал, – ничто.
Все то, что говорил ты и слыхал, – ничто. 
Итог один, весь век ты просидел ли дома
Иль из конца в конец мир исшагал, – ничто.
[Омар Хайям // Лирика. Из персидско-таджикской поэзии. Рудаки, Ибн Сина, Насир Хосров и др. / Сост. и прим. А. Хакимова. – М.: Худож. лит., 1987.  с. 140].
Один делал всю жизнь всё, что хотел, а другой терпел и смирялся, и вот, в конечном счёте, какое преимущество одного перед другим? И как это вяжется с главной  мыслью  книги Екклесиаста, или Проповедника: «Всё – суета и томление духа!» [1:2; 1:14].
В действительности все не так, как на самом деле, – иронизировал Оскар Уайльд (или А.Сент-Экзюпери?). Как спрашивают, так и отвечают, и всё вокруг да около;  «это большое искусство – говорить и ничего не сказать»,  –  заметил  некий остроумец.


Говорят: как мало человеку надо для счастья; но все же сколь многого ему все же еще не хватает. Без чего человек не может жить? В юности каждый точно знал: без любви нельзя прожить («Жить без любви, быть может, просто, / ну как на свете без любви прожить?..»); плохо, когда человек вроде бы еще живет, а любви уже нет…

Когда А.С. Пушкин заметил: «Несчастье – хорошая школа, но счастье – лучший университет», – то это и так и не так (как говорил Ф.А. Хомутовский), потому что на самом деле, счастье – неважный учитель, ведь счастливый уже имеет все, что нужно… не потому ли автор книги Екклесиаста за тысячи лет до нас указывал: «Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастия размышляй; то и другое соделал Бог для того, чтобы человек ничего не мог сказать против  Него». [Еккл  7:14].

Напиток сладкий духа жмут
В давильнях горького страданья;
И те глаза, что слез не льют,
Не могут излучать сиянья.

Конечно, всегда следовало бы быть осторожным в суждениях и оценках, слушая другого, мы порой невидимо ловим его на противоречиях, словно  забывая, что  самая жизнь наша соткана из противоречий. Так ли все ясно с самим собой, как с другим? Будь так, то любимый лозунг Сократа, увиденный им на храме в Дельфах: «Познай самого себя», – не имел бы смысла.

О необходимости познания себя так же читаем у Монтеня: «Я хочу провести остаток своей жизни спокойно, а не в упорном труде. Я не хочу ломать себе голову ни над чем, даже ради науки, какую бы ценность она ни представляла. Я не ищу никакого другого удовольствия от книг, кроме разумной занимательности, и занят изучением  только одной науки, науки самопознания, которая должна меня научить  хорошо жить и хорошо умереть…». [Мишель Монтень. Опыты. Книга вторая. Академия наук СССР, М. – Л. 1958. с. 96].

С другой стороны, отмечает Монтень, общение с книгами сродни преклонению: переусердствование грозит перейти в манию, чревато опасностью потери себя. «Чтение служит мне лишь для того, чтобы расширяя мой кругозор, будить мою мысль, чтобы загружать мой ум, а не память. И «если можно быть учеными чужою учёностью, то мудрыми мы можем быть лишь  собственной мудростью». [Монтень М. Опыты. Избранные главы. М.: Правда,  1991. с. 106].

Подобную мысль находим в «Фаусте» И.-В. Гёте:
Пергаменты не утоляют жажды,
Ключ мудрости не на страницах книг.
Кто к тайнам жизни рвётся мыслью каждой
В своей душе находит их родник.
[И.-В. Страдания юного Вертера: Роман. Фауст: Трагедия. – М.: Эксмо, 2006. с. 142].

И как это  согласуется с «Молчанием»  философствующего  Ф.И. Тютчева:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живёшь?
Мысль изреченная есть ложь.

Вот вечное диалектическое единство и борьба противоположностей, неразрывное единство добра и зла, так что Мефистофель имел, наверное, основания, чтобы сказать:
Что мне природа? Чем она ни будь,
Но чёрт её соавтор – вот в чем суть.
[Гёте И.-В. Страдания юного Вертера: Роман. Фауст: Трагедия. – М.: Эксмо, 2006 с. 542].

Сколь бы замечательным ни был тот или иной писатель или философ, наша собственная мысль, неизменно идет дальше. По крайней мере, нам так представляется. Мы не знаем, как мысль приходит нам в голову, но мы знаем наверняка, что она приходит не в одну  нашу голову: «Человеческое воображение не в состоянии придумать  ничего хорошего или плохого, чего в ней уже не было  бы  кем-нибудь сказано…Я с тем большей готовностью выпускаю в свет плоды моих причуд, что, хотя  они и являются моим порождением и ни с кого не списаны, я все же убежден, что нечто подобное найдется  у какого-нибудь древнего автора, и тогда наверное кто-нибудь скажет: «Вот откуда он почерпнул их!». [Монтень М. Опыты. Книга вторая.   М-Л., 1958. с. 252].


Мыслитель эпохи Возрождения Ф. Петрарка, большой  любитель путешествий,  рассказывал, как он, взойдя однажды  на высокую гору, откуда открывался чудесный вид на все прилегающие к ней окрестности, открыл наудачу «Исповедь» Августина Блаженного, которую всегда носил с собой, и прочел в ней следующее: «И вот люди идут и с удивлением  смотрят на высокие горы и далекие моря, на  бурные потоки и океан, и небесные светила, но в это время забывают о самих себе». [см.: Лабиринты души / Августин Аврелий. Исповедь; Блез Паскаль. Письма к провинциалу. Симферополь, 1998. с. 8].
Основатель скептицизма Пиррон, отвечая на вопросы, из чего состоят вещи и, главное, какую мы можем  иметь из них выгоду, говорил, что наилучшим  считает  воздержание от каких бы то ни было суждений.
«Ничуть не более это, чем то», – было философским девизом  и частым присловьем  Пиррона. Ведь всякая вещь «есть это не в большей мере, чем то», и потому нет ничего ни прекрасного, ни безобразного, ни справедливого, ни несправедливого, нет такого утверждения, на которое  нельзя найти прямо противоположное.
Точно так же высказывается и вышеупомянутый М. Монтень: «Вместе с Сократом я держусь того мнения, что самое мудрое суждение о небе – это не иметь о нем никакого суждения… Придерживайтесь, советую вам, в ваших взглядах  и суждениях, а также в нравах и во всем прочем  умеренности  и осмотрительности; избегайте новшеств и экстравагантности». [Мишель Монтень. Опыты. Книга вторая. Академия наук СССР, М. – Л. 1958. с. 240, 267].
 
Правда, цитаты бывают как за, так и против, В.И. Ленин, например, в своей работе «Материализм и эмпириокритицизм», желая показать несостоятельность идей Маха и Авенариуса, цитирует их десятки и сотни раз, – но разве только Ленин так поступал?..


5. Об «открытиях» и  мире  образов

О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух.
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.
[Пушкин А.С. Сочинения в 3 томах. Т. 1. М., 1985. с. 468].


Несколько лет назад я сделал «открытие», вдруг увидел, что все строфы романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин» (всего 399 строф) писаны в одном ключе: неизменно рифмуются  строчки 1 и 3, 2 и 4, 5 и 6, 7 и 8, 9 и 12, 10 и 11, 13 и 14. С кем поделиться? Один не поймет, другой сделает свои выводы. Прошло время, наконец, наученный студентами, ввел в Яндексе сокровенное: «онегинская строфа»… я отнюдь не разочаровался, но только убедился  в том, что мое «открытие» давно и подробно описано. От великого до смешного только один  шаг, – резюмировал Наполеон после поражения при Ватерлоо, думается, подобные «открытия» делает каждый и не однажды.

Все наши успехи и достижения есть, как представляется, результат совокупного  и незаметного труда многих людей и  случайных, но в известном смысле судьбоносных встреч, недаром один поэт остроумно заметил: «Нам повезло встретиться в этом мире».

Некогда Вадим Мулерман пел песню «Случайность», которая, как представляется, замечательно разрешает  проблему «Я и Ты»:
А мы случайно повстречались,
Мой самый главный человек.
Благословляю ту случайность
И благодарен ей навек.

Представить страшно мне теперь,
Что я не ту открыл бы дверь,
Другой бы улицей прошел,
Тебя не встретил, не нашел.
(Стихи Е. Долматовского. Музыка А. Экимяна).
Подобная мысль звучит в дуэте А.Пугачевой и М. Галкина «Это – любовь»:
Если бы не я, не я, не я, не было б тебя…
Если бы не ты, не ты, не ты, не было б меня…


Однако, никаких «бы», недаром историки любят подчеркивать: «История не терпит сослагательного наклонения».




Текст это не просто набор слов, но  несет в себе мощную идею, часто скрытую от скользящего по поверхности глаза  и ленивого ума. Так, текст Священного Писания –  совершенно особый текст, проверенный многими сотнями и тысячами лет, и недаром написано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».  (Ев. Ин. 1:1).

Старец Оптиной пустыни Антоний (1795-1865) писал: «Чтение духовных книг советую вам не оставлять; ибо бывает иногда и одна строка, прочитанная в добрый час, оценится дороже всего годового издания и останется навсегда в памяти» [Преподобные Оптинские старцы. Жития и наставления. Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина пустынь, 2011. с. 168].

А преподобный Варсонофий, старец Оптинский (1845-1913) также писал о душеспасительном чтении: «Дух Святый и теперь действует через Священное Писание и через преданных Богу людей. Оттого-то святые книги, в частности, жития святых, так благотворно влияют на душу человека, т.к. здесь слово жизни; в писаниях же неверов – Ренана, Ницше и т.п. слово смерти, потому что таким мраком, тоской и отчаянием покрывается душа от подобного чтения, точно мрачные туманы опускаются со всех сторон и облегают сердце человека, а Слово Духа Святаго животворит» [там же, с. 372-373].


Но все ли так ясно,  как представляется на первый взгляд? Вряд ли. Ведь жизнь человека на земле не перестала быть тайной, недаром Ф.И. Тютчев обмолвился: «Мысль изреченная есть ложь» (SILENTIUM. Молчи – лат.); а Ф. Ницше признавался: «Многие слова пропитались у меня иными солями и имеют для моего языка  другой вкус, чем для моих читателей».  [Письмо к Г. Брандесу от 2 декабря 1887 г. // Свасьян К.А. Фридрих Ницше: мученик познания // Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Т.1. Сост., вступ. ст. и прим. К.А. Свасьяна. М.: Мысль, 1990. с. 30].

Личность, как известно, имеет корнем слово «лицо»,  и у настоящего поэта – нет, Поэта – свое лицо, и его стихи  не перепутаешь со стихами другого поэта, и верно, «просто так строчка  не даётся».

Наш мир – мир образов, и высокие истины всегда облечены в поэтические или, божеские, по Горацию, формы.
«О, великое светило, ты, глубокое око счастья, в чем было бы счастье твое, не будь у тебя тех, кому  светишь ты!» [Ф. Ницше. Так говорил Заратустра:  Филос.  поэма. – Алма-Ата: Жазуши; Интербук, 1991.  с. 290].

«Лицом к лицу лица не увидать» (С.А. Есенин. Письмо к женщине).

Эту привычку к труду благородную
Нам бы не худо с тобой перенять…
Благослови же работу народную
И научись мужика уважать.

Да не робей за Отчизну любезную…
Вынес достаточно русский народ.
Вынес и эту дорогу железную –
Вынесет всё, что Господь ни пошлет!

Вынесет всё – и широкую, ясную,
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только – жить в эту пору прекрасную
Уж не придется – ни мне, ни тебе.
(Н.А. Некрасов.  Железная дорога).

«Эстафета поколений» (какой мощный образ!).

Японский мыслитель Акутагава Рюноске определял поэта, как человека, раскрывающего перед всеми свою душу. И действительно, стихи непостижимым образом идут из глубины, и поэт напоминает рыбака, которому повезло поймать в немыслимой глубине своего сердца золотую рыбку.


Блез Паскаль, автор  замечательных  «Мыслей», подчеркивал: «Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем», и «пусть не говорят, что я не сказал ничего нового: новизна в расположении материала. Когда играют в лапту, пользуются одним и тем  же мячом, но один бьет лучше другого». [см.: Таранов П.С. Философский биографический словарь, иллюстрированный мыслями. М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. с. 498].
Аналогия с приведенным примером напрашивается сама собой: мы пользуемся  одним алфавитом, теми же словами, говорим на одном языке, а  итогом имеем отнюдь не одно и то же, и мы, конечно, не  такие же, как все.

Жизнь это не только счастливое стечение случайных обстоятельств, но еще и испытание на прочность (или, иначе, проверка на вшивость). Даже не Слово, но самая Мысль запускает механизм, над которым человек уже не властен, недаром замечено: «Слово не воробей – вылетит – не поймаешь»; это же относится и к вершинным творениям человеческого духа, являющим нам пример неиссякаемого источника любви и духовного богатства, эти творения, как солнце, светят всем.

Я много лет собирал студенческие креативные листы, так что получилась, наконец, небольшая книжечка «Мы все родом из детства». Одним из таких креативных листков стало стихотворение студентки Юлии Балашенко «Я – человек!»:

Я  вышел из вселенской грязи,
Омыт слезами  горных рек.
Я не из черни. Не из мрази,
Я – человек!

Меня ломали и топтали,
Из года в год, из века в век.
Я не из камни, не из стали,
Я – человек!

Меня молили в жажде чуда,
С кровавой пеной из-под век.
Я не апостол. И не Будда.
Я – человек!

Я был и есть, и вечно буду,
Остановив столетий бег.
Я не Христос и не Иуда,
Я – человек!


6. Философия – наука или искусство?

Философия это наука обо всем и ни о чем, – сегодня самое распространенное  мнение не только среди дилетантов, но и среди ученых, особенно технических специальностей, причем, и само слово «философия» произносится не иначе, чем как с иронией.


С другой стороны, не было бы ничего печальнее, чем представлять  философию, или рассказывать, или говорить «про философию», или читать лекции по философии,  потому что ум человека проявляется не столько в том, про что он говорит, сколько в том, как он это делает.


Споры о том, является философия наукой или искусством длятся и среди философов. Так, Н.А. Бердяев, один из основателей экзистенциальной философии, писал в своей книге «Смысл творчества», что философия ни в каком смысле не есть наука и не должна быть научной, что философия это искусство, которое принципиально отлично от поэзии, музыки или живописи и является искусством познания.

Действительно, искусство, порой, убеждает больше и лучше, чем  наука, и если наука взывает прежде всего к логике, к разуму, то искусство, напротив,  воздействует на чувства.

У философии  с искусством немало общего, поэтому некоторые философы сами считают философию  больше искусством, чем наукой. Однако, наука и  искусство, на наш взгляд,  равно  пытаются проникать в суть бытия; и если искусство часто характеризуется  как «мышление в образах», то наука  являет собой «мышление в понятиях».

Наука философия или не наука, а искусство, но то, что она непостижимо пронизывает нить бытия очевидно.  Таким образом, естественно предположить, что философию со времён Аристотеля  недаром называют метафизикой, то есть, тем, что находится «после физики».

С искусством философию роднит то, что она является творчеством и стихией свободы, а не подчинением «мировой данности», что философия, как и  искусство, предполагает одарённость и связана с личностью творца. Действительно,  нельзя не отметить большую значимость личностного момента как в  сочинениях философов,  так и в творениях художника в общем смысле слова, причём, именно идея являются общим «предметом» направленности  как тех, так и других.
К тому же, «синтез» философии с искусством  заметен в таком явлении как философская поэзия или философская лирика. Еще в античности мыслителям было свойственно выражать свои философские взгляды  в виде поэм, например, знаменитое творение Тита Лукреция Кара «О природе вещей».
Кроме того, в истории философии встречаются мыслители, использующие стихосложение как  способ подачи собственных размышлений, наиболее известные из них Лао-цзы, Ницше, Владимир Соловьёв.
Наконец, можно сказать, что как поэт, так и философ касаются в своём творчестве вечных или философских вопросов – добра и зла, чести и достоинства, любви и ненависти, свободы и ответственности, воли и долга, в общем, всего того, что Фейербах назвал полем своей деятельности – «человек и природа».
Русская поэзия, – подчеркивает поэт, прозаик, переводчик и религиозный философ В. Микушевич, – всегда философична, русская философия никогда не пренебрегает поэзией и начинается со Слова. (Канал «Культура». 3 июня 2019 г. Магистр игры. Как нам даётся благодать).


Глубокий философский труд часто не по зубам  многим, недаром Марк Твен остроумно заметил: «Классика это то, что каждый считает нужным прочесть и никто не читает». И напротив, с легкой руки Николя Буало: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает».


Иначе говоря, никогда  ни от кого не требуется говорить много, зато нередко не хватает  хорошо сказанного, а сказать хорошо, значит, сказать коротко, ёмко, образно, афористично.

Наконец, самое молчание не есть ничто, но квинтэссированное выражение краткости, когда все  ясно без слов. Точно так же не менее выразительными являются походка человека, мимика, жест, взгляд – все это явное свидетельство  для  наблюдательного глаза и пытливого ума.

О роли имени, личности в истории и значении фразы размышляет главный редактор журнала «Тайны ХХ века. Русская история» (№1 2019) Глеб Сташков: «Есть такая категория – исторические неудачники. Люди, которых не ценили при жизни и осуждали после смерти. Причем, совершенно несправедливо.
К историческим неудачникам в русской истории, безусловно, относится Борис Федорович Годунов. Человек, который хотел править милостиво. Который обещал отдать народу последнюю рубаху – и действительно во время голода щедро раздавал деньги и хлеб.
Ничего не помогло. Годунов вошел в историю как персонаж скорее отрицательный. Здесь, конечно, постарался Александр Сергеевич Пушкин.
«И мальчики кровавые  в глазах…». Одной пушкинской фразы достаточно, чтобы все поверили: Борис Годунов убил царевича Дмитрия.
Как говорится, против Пушкина не попрешь. Дотошный разбор исторических источников не перевесит пушкинский гений. И все соглашаются с бездоказательным утверждением, что царевич был убит по приказу Годунова. Что Борис добился власти, пролив кровь ребенка. («Да, жалок тот, в ком совесть нечиста», – признается царь, но  здесь поэт делает ссылку на историографа Российской империи: «Николая Михайловича  Карамзина сей труд, гением его вдохновенный…» – В.Г.).

Художественная литература – это вообще страшная сила. В любой стране, не только в России. Написал Александр Дюма роман «Двадцать лет спустя» – и мы уверены, что кардинал Мазарини был полным ничтожеством. А ведь Джулио Мазарини – выдающийся государственный деятель, вполне сопоставимый с Ришельё. Но опять же – попал в разряд исторических неудачников». [«Тайны ХХ века. Русская история». №1 (16) 2019 г. с. 2].

Или – как представят человека, так к нему и относятся, недаром А.С. Пушкин в романе «Евгений Онегин», названный исследователями «энциклопедией русской жизни» подчеркивал:
И вот общественное мненье!
Пружина чести, наш кумир!
И вот на чем вертится мир!
[Глава шестая, строфа XI].
(первая строчка из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» – Явление 10).

Все дело в том, кто формирует это самое общественное мнение, или  по слову поэта:
Ах! Боже мой! что станет говорить
Что скажет графиня Марья Алексевна?
[Грибоедов А.С. Горе от ума. Явление 15].

Самая большая тюрьма, в которой живут люди, – указывал Дэвид Айк, – это  боязнь того, что о них подумают другие; а незабвенный для всякого русского человека Козьма Прутков проницательно по этому поводу заметил: «Прежде чем познакомишься с человеком, узнай: приятно ли его знакомство другим?». [Прутков Козьма. Сочинения. Вступит. ст. В. Сквозникова. М., Худож. лит., 1976. с. 115].


7.«Мыслеобразы» и «мыслеформы»

Три пути у человека, чтобы разумно поступать: первый, самый благородный, – размышление, второй, самый легкий, – подражание, третий, самый горький, – опыт, – говорил  Конфуций.


Конечно, наука это прежде всего система (в кавычках и без оных), и без «системотворчества» или «наукообразности» не обойтись, если ты хочешь не то что что-то сказать, а чего-то добиться или достигнуть.
Действительно, я сам чувствую как мне не хватает именно того, что принято называть наукой. Даже само слово «наука» меня уже пугает, потому что это что-то такое непонятное, что удивляюсь, как это людям удается подняться на такую высоту, когда все остальное представляется уже маленьким и незначительным.
Действительно, мои с позволения сказать «мысли» настолько просты, безыскусственны, настолько банальны, что бывает даже стыдно поднимать то, что никто не поднимает, но что все видят и о чем все знают. Правда, природа афоризма такова, что только представляется ясной, простой, как например, «Плоды раздумья», мысли и афоризмы  Козьмы Пруткова.
Для меня это весьма показательно, думается, афоризм или фраза, или пословица, или поговорка, или выражение-изречение и должны  быть именно такими, однако, это так кажется только на первый взгляд. Ведь каждый человек имеет право на сокровенное и, так получается, что он чувствует порой свою исключительность –  так ему вложено самой Матерью-природой.
Могу привести ссылку на источник, ибо мысль не новая: «Занимаясь своим преподаванием, я узнал кое-что очень важное. Я пришел к осознанию того, что каждый втайне верит в свое величие. В какой-то момент до тебя доходит, что на некотором уровне  каждому – будь то генеральный директор крупной корпорации, уборщица в начальной школе, мать-одиночка троих детей или заключенный в тюрьме – присуща эта вера  в самого себя. Мы все верим в возможность. Мы все рисуем себе лучшее будущее, чем та реальность, в которой мы пребываем нынче. Поэтому я подумал, что если смогу предложить людям ценную научную информацию, а затем дам необходимые наставления о том, как применить эту информацию, то они смогут пережить личную трансформацию в той или иной степени. Ведь наука, в конечном счете, это современный язык мистицизма». (См.: Диспенза, Джо. Сам себе плацебо: как использовать силу подсознания для здоровья и процветания: [перевод с английского] / Джо Диспенза. – Москва: Издательство «Э», 2016. с. 326-327).
Мы все – люди, представители одного рода славного именуемого гордо homo sapiens, и в то же время каждый человек остро ощущает свое одиночество – и в радости, и особенно в горе, и вряд ли что-то здесь переменится. Когда Диспенза предлагает «пережить личную трансформацию», то это направляется не вне субъекта, но в него самого – аналогия на евангельское: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21), – напрашивается сама собой. Кстати говоря: «Самая большая победа – победа над самим собой», – из той же области глубоко личного ощущения, внутреннего самосознания и самопознания.
Кто ясно мыслит, тот ясно излагает – писал Николя Буало – выходит двойственность истины очевидна – с одной  стороны от нас ждут слова чеканного, фразы короткой или, иначе, «покороче и яснее», а с другой стороны – для него самого, может, лучше оставаться непонятым.

Тысячи страниц моих текстов именно таковы – и читать нечего – только взглянуть… а когда я пытаюсь придать своим «мыслям» – образам немного научности – ничего не получается. Кстати, об «открытиях», вдруг родилось в уме новое для слово «мыслеобразы» - это думаю как раз то, что я пытаюсь делать, оформлять. Первый проректор нашего Северо-Казахстанского государственного университета им. Манаша Козыбаева и мой учитель Феликс Алексеевич Сим, просмотрев мой опус, спросил: «Мыслеобразы… сам придумал?». Скромно так отвечаю: «Да». И вот проходит два-три или больше лет, и читая какие-то материалы нахожу приведенное слово: «Мыслеобразы». Понимаю, что мне добавить нечего, не я один «придумал» это слово. То же самое можно сказать о слове (или термине?) «мыслеформы».

Предвижу реакцию коллег: «Что ты хочешь доказать!?», а иначе сказать: «Кто ты такой!?». Резонный вопрос. Ответ  кажется тоже резонным: ничего, потому что некому.

Наконец, это для меня способ самовыражения, могу даже сказать философская рефлексия, хотя слово «философия» для меня не совсем понятное, чтобы не сказать совсем непонятное. Философами сегодня в обществе ругаются как евреями. Пишу я конечно, не для диссертации, за сорок лет выработалась какая-то даже привычка писать о том, что никому не интересно, а мне – не могу молчать.
Тысячи страниц в какое-то время стали требовать своего оформления – это оказалось самым трудным – определить – зачем это тебе надо? Чего ты хочешь? Я понимаю – всё пройдет. Пройдёт и это. Более того, оно уже прошло. В нашем возрасте уже нельзя обманываться.

Большое счастье человека – найти то, что он ищет. Это к труднейшему девизу: «Познай самого себя» (однажды студент написал фразу на 12 языках). Счастливы люди, которые нашли себя с юных лет, те, которые всю жизнь делали то, что они любили и что у них получалось.
Каждый при рождении получает от Бога какой-то дар, который он развивает и отчасти реализует в течение всей своей жизни, и совсем не важно, имеет он ученое звание или должность или нет. Ходячая мудрость умеет все опошлить, и что касается души, то многие твердо усвоили только то, что чужая душа – потёмки, но ведь в действительности это ещё не всё, и душа – это самое дорогое, что есть у человека, недаром существует стойкое убеждение о том, что душа бессмертна и написано: «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф. 16:26). На самом деле, хотя душа как невидимая субстанция трудно определяется, но также трудно отрицать её наличие.
На самом деле, все не так просто как кажется, несколько лет назад у нас на  семинаре разгорелся спор о том, есть ли душа? Учиться это значит уметь не только чувствовать, но и уметь оформлять свои мысли, и вот здесь можно было услышать много общеизвестных истин, но постепенно инициатива всегда переходит к наиболее умным и убежденным и, наконец, студент изрекает как глубоко продуманное: «Наличие души научно не доказано!».
Конечно, это сказано и сильно и громко, однако, недаром остроумно замечено, что если бы истина доказывалась силой голоса, то умнее всех был бы осёл, ведь вопрос или проблема всё равно осталась, как остаётся, например, основной вопрос философии, который есть вопрос об отношении мышления к бытию,  духа к природе. Слава Богу, понятия дух, душа не убивает никакая система…
Душа на самом деле невещественная драгоценность, но удивительная особенность человека в том, что он почему-то предполагает её только в себе и только по своей доброте душевной оставляет её своим любимым и ближним. «Камень, который отвергли строители, соделался главою угла» (Пс. 117:22), – разве это не значит, что люди порой вместе с водой выплёскивают и ребёнка? 

Рассказывают, что раз Будда взял горсть сухих листьев и спросил ученика Ананду, есть ли еще листья, кроме тех, что у него в руке? Ананда ответил: «Осенние листья падают повсюду, их не счесть». Тогда Будда сказал: «Вот так и я дал вам лишь горсть истин. Но кроме них есть бесчисленное множество других истин, и их тоже не счесть». (См.: Буддизм. Четыре благородных истины. М., 2000. с. 116).
Ищущий истину подобен страннику в лесу – кругом вековые деревья, каждое из которых, как буддийские листья-истины – есть, но самая главная Истина по-прежнему остаётся растворённой повсюду и – где-то… и почему это истина неизменно горькая?

Однако, каждый, чувствуя в себе Бога, по-прежнему считает себя в иные моменты избранным, хотя истин или правда, которой он обладает, это только один листочек из бесчисленных…

«Все люди во что-то верят, одни верят, что Бог есть, а другие верят, что его нет», –  говорит герой Донатоса Баниониса – пастор в фильме Э.А. Рязанова  «Берегись автомобиля».
Действительно, люди должны во что-то верить, поскольку они люди, недаром  кредо Августина Аврелия Блаженного гласит: «Верую, чтобы понимать». Правда, Пьер Абеляр это кредо перевернул, утверждая: «Понимаю, чтобы верить», – но это только показывает, насколько наш мир противоречив, и каждый по слову Паскаля, видит то, что хочет видеть – хочет видеть хорошее, увидит хорошее, а захочет  видеть плохое – увидит плохое.


Первый закон диалектики ставит всё на свои места: закон единства и борьбы противоположностей; второй закон перехода количества в качество также проясняет многое, и третий – отрицания отрицания закон объясняет мир как он есть; а люди всё равно спорят и каждый как правило, остаётся при своём мнении, потому что так просто удобнее, хотя о спорщиках замечено давно и нелицеприятно.

Когда я был студентом-практикантом, директор школы Виктор Яковлевич Хмелёв, посидев на моем первом уроке, сказал: «Не старайтесь идти в глубину». Это очень тонкое и очень точное замечание, показывающее, что нам гораздо удобнее (и выгоднее) скользить по поверхности…
Потому что, верно, «тебя никто не поймёт» (Лермонтов М.Ю. «Герой нашего времени». «Я был готов любить весь мир – меня никто не понял: и я выучился ненавидеть». –   Часть вторая (окончание журнала Печорина) Княжна Мери. 3-го июня).

Эта мысль находит развитие в творчестве Н.А. Некрасова:
Волшебный луч любви и возрожденья!
Я звал тебя – во сне и наяву.
В труде, в борьбе, на рубеже паденья,
Я звал тебя, – теперь уж не зову!

Той бездны сам я не хотел бы видеть,
Которую ты можешь осветить…
То сердце не научится любить,
Которое устало ненавидеть.
(«Замолкни, Муза мести и печали…»)

Доцент нашей кафедры Валентина Борисовна Шилкина, подписывая мне рецензию на курс лекций «Основы философских знаний», также отметила: «…заметно желание В. М. Гонгало «копать» поглубже, что представляется не всегда оправданным, особенно, в процессе преподавания философии». Профессор кафедры философии вообще заявил: «Истин нет».
Так что очевидно, что с мучительными вопросами бытия, какую бы форму они ни принимали, человек остаётся один на один… счастье, если встретится один из тысяч..., вот поэт и заметил: «Нам повезло встретиться в этом мире». Действительно, повезло.
Творческих людей всегда хватало, но проблема представляется в другом: сегодня, в эпоху развития технологий и интернета, все всё знают, по крайней мере, многие так считают…


8. Остановись, мгновенье!

Интимным  обычно называют то место, которое люди привычно закрывают от чужих глаз и, вообще говоря, человека от животного отличает наличие не только разума, которым  он так гордится, но и чувство  стыда. В действительности же, как представляется, интимным  местом человека является его душа, и «поле битвы – сердце человека» (Ф.М. Достоевский).
Интимное место, как представляется, это такое место, которое не терпит, когда его трогают руками;  увы, когда нет ничего святого, когда, что называется, лезут в душу – sancta sanctorum (лат.) – святая святых, тогда бывает то, что быть не должно, наверное, в такую минуту Поэт выкрикнул:
Я не люблю себя, когда я трушу,
И не терплю, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в нее плюют.
(Высоцкий В.С. Я не люблю).

В  другом стихотворении-исповеди душа певца-поэта взрывается:
Поэты ходят пятками по лезвию ножа –
И режут в кровь свои босые души!
(Высоцкий В.С. О фатальных датах и цифрах. Моим друзьям-поэтам)


Душа поэта – незаживающая рана, и нередко:
Со всех сторон его клянут,
И, только труп его увидя,
Как много сделал он, поймут,
И как любил он – ненавидя!
(Некрасов Н.А. «Блажен незлобивый поэт…»; 21 февраля 1852 г. в день смерти Н.В. Гоголя).
(Это опять говорит о том, что все и всё – одно целое; но это будет потом, а пока всё идет своим чередом).

Поэт нередко идет против течения и вопреки так называемому здравому смыслу и в ущерб себе, поэтому и написано, как топором вырублено:
Не говори: «Забыл он осторожность!
Он будет сам судьбы своей виной!..»
Не хуже нас он видит невозможность
Служить добру, не жертвуя собой.
(Некрасов Н.А. Н.Г. Чернышевский)

Сгорая сам, свети другим; служа другим, расточаю себя – Aliis inserviendo [ipse] consumor – гласит древняя латинская поговорка. Рассказывают, что француз, весельчак и балагур Себастьян-Рош Николя де Шамфор (1741-1794), мыслитель-афорист, считавший смех необходимым лекарством от жизни и полагавший едва ли не потерянным каждый день, когда он не смеялся, умирая,  сказал Сьейсу: «Ах, мой друг… я ухожу наконец из этого мира, где сердце должно разбиться, либо окаменеть» [Ф. Ницше. Веселая наука. // Сочинения в 2 т. Т.1. Сост., вступ. ст. и прим. К.А. Свасьяна. М.: Мысль, 1990. с. 809].

К сожалению, в современном обществе  иногда  «интимным местом» становится  толщина кошелька или счет в банке. Бывает, можно услышать и такое: «Здесь каждый хочет  подороже себя продать»; или: «Бедные не учатся».
Правда, философия, образование, наука и культура – не самая лучшая почва для предпринимательства, а вернее сказать, не имеет с ним ничего общего. Однако, счастье, как представляется, есть вещь  не количественная, но качественная, этот момент блестяще зафиксирован в бессмертной трагедии И-В. Гёте «Фауст»:

Вот мысль, которой весь я предан,
Итог всего, что ум скопил.
Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,
Жизнь и свободу заслужил.
Так именно, вседневно, ежегодно,
Трудясь, борясь, опасностью шутя,
Пускай живут муж, старец и дитя.
Народ свободный на земле свободной
Увидеть я б хотел в такие дни.
Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье!
О, как прекрасно ты, повремени!
Воплощены следы моих борений
И не сотрутся никогда они».
И это торжество предвосхищая,
Я высший миг сейчас переживаю.
[Гёте И.-В. Страдания юного Вертера: Роман. Фауст: Трагедия. – М.: Эксмо, 2006. с. 598].

Зато одна из передач М. Швыдкого на канале «Культура» была посвящена теме нахальства: «Нахальство – второе счастье?» (правда, со знаком вопроса).
Участники говорили хорошо и запутанно, но прозвучало и такое мнение: «Да, нахальство – второе счастье и первое тоже». Предложенная тема вызвала  резонанс и среди студентов, в итоге многие пришли к такому же выводу, что и участники передачи.

Кстати говоря, известный психолог и писатель В. Леви, автор нашумевших 40-45 лет назад книг «Я и Мы», «Искусство быть собой», «Искусство быть другим», также резюмировал: «Побеждает наглейший». При всем уважении к имени Леви, хотелось бы заметить: здесь почему-то ничего не говорится о том, что и над  «наглейшим» и даже «нахальнейшим»  всегда наблюдает еще высший.

Ф. Ницше в книге «Критика прежних высших ценностей» книг замечал: «Если  ты появился на свет бедняком, от родителей, которые во всем только расточали и ничего не скопили, то ты «неисправим», это значит – созрел для каторжных работ и дома  умалишенных» (Ницше Ф. Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей. – М.: REFL-book, 1994.  с. 142).
Плохо, если положения:  «Истин нет»; «Дурная слава – тоже слава», – становятся  определяющим моментом поведения, если  казаться и  значит  быть, если главное – видимость (называемая  модным сегодня словом понты); недаром возникло  выражение: «Жизнь – игра, в которой умение блефовать стоит на первом месте»; Ф. Ницше в книге «Веселая наука»     «разрушает» христианскую веру, утверждая: «…жизнь основана на видимости…» [Ф. Ницше. Веселая наука. // Сочинения в 2 т. Т.1. Сост., вступ. ст. и прим. К.А. Свасьяна. М.: Мысль, 1990. с. 664].

Сказанное  и написанное Ницше согласуется  с резонирующим Мефистофелем:
Конец? Нелепое словцо!
Чему конец? Что, собственно, случилось?
Раз нечто и ничто отожествилось,
То было ль вправду  что-то налицо?
Зачем же созидать? Один ответ:
Чтоб созданное всё сводить на нет.
«Всё кончено». А было ли начало?
Могло ли быть? Лишь видимость мелькала,
Зато в понятье вечной пустоты
Двусмысленности нет и темноты.
[Гёте И.-В. Страдания юного Вертера: Роман. Фауст: Трагедия. – М.: Эксмо, 2006. с. 599-600].

В приведенных примерах налицо вечная борьба добра и зла, любви и ненависти, утверждения и отрицания, истины и лжи. Что настоящее и что поддельное, т.е. выдающее  себя за настоящее? Или  иначе, что есть настоящее?

А. Шопенгауэр в книге «Афоризмы и максимы» (Мысли об учености и ученых) пишет, по сути, «о том же самом»: «Наблюдая многочисленные и разнообразные учреждения для преподавания и обучения и такой громадный наплыв учеников и учителей, можно бы подумать, что человеческий род сильно хлопочет об истине и разумении. Но и здесь обманывает видимость. Одни учат, чтобы заработать деньги, и стремятся не за мудростью, а за ее кредитом и за тем, что кажется мудростью; а другие учатся не для того, чтобы достигнуть знания и разумения, а для того, чтобы быть в состоянии болтать и произвести респект. Через каждые тридцать лет появляется на свет новое поколение, которое, ничего не ведая, хочет поглотить во всей совокупности, и как можно проворнее, результаты тысячелетиями накоплявшегося человеческого  знания  и быть затем умнее всякого прошедшего. С этой целью стремится оно в университеты, хватается за книги, и непременно за новые, как за своих современников и однолеток. Только бы покороче и поновее. Учения собственно из-за хлеба я уже и не принимаю в расчет». [Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы: Сочинения. – М.: ЗАО Изд-во Эксмо-Пресс; Харьков: Изд-во «Фолио»,  1998. с. 706].

9. Человек – существо духовное или – рыночное?

Я понять тебя хочу –
Смысла я в тебе ищу.
(Пушкин А. С. Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы)
(И это опять к вечной проблеме Я и Ты).


Вместо того, чтобы думать о человеческом, о духовном, о способах воздействия на человеческое сердце, вместо того, чтобы говорить о вере в человека и его высокое предназначение, вместо того, чтобы говорить о  его надеждах и перспективах на будущее, мы, не переставая, говорим о технологиях эффективного обучения (не воспитания!), о технике подсчета баллов; способствуем формированию делового человека, нацеленного на успех, стараемся формировать  исключительно его профессиональные качества, не обращая внимания на человеческие, а иногда и прямо подчеркиваем: «Хороший человек это не специальность!».
Чему же тогда удивляться, когда студенты на вопросы: «Чего вы хотите добиться в жизни? Чего вам не хватает для счастья?», – отвечают почти единогласно: «Денег!»; «Я поступил на финансиста потому, что я люблю деньги!»; «Деньги это тоже свобода». А отвечая на вопрос: «Сколько вам нужно денег для полного счастья?»,  – также единодушны: «Чем больше, тем лучше!»; «Нет любви крепче, чем любовь к деньгам».
Рыночная экономика, захватившая нас в конце ХХ – начале ХХI века, немало способствовала формированию потребительского общества, и щедро плодит  людей, готовых ради собственного успеха идти на многое. Так что же такое рынок, что такое деньги – проклятие или благословение человеческого рода?
Конечно, мы живем в век информационных технологий (и информационной войны), от этого никуда не деться, но когда даже дети говорят, что сегодня: «Всё продаётся и всё покупается», – то это настораживает. В таком обществе другой нередко интересен исключительно как покупатель, недаром Жан Ростан, в связи с фантастическим развитием техники, остроумно заметил: «Наука сделала нас богами раньше, чем мы стали людьми». Не айфоны, не смартфоны и не гаджеты делают человека Человеком, но забота о близких, уважение к старшим, любовь к Родине, к ту;ан жер –  малой Родине, как говорят казахи, месту, где ты появился на свет и любовь к окружающим людям.
Мы никогда не узнаем, какие образы рисовались  математику, поэту и философу средневековья Омару Хайяму, но  написанные  им рубайят, на наш взгляд, по-прежнему актуальны:
Один не разберет, чем пахнут розы,
Другой из горьких трав добудет мёд.
Дай хлеба одному – навек запомнит.
Другому жизнь пожертвуй – не поймёт.

Б. Л. Пастернак, почти наш современник, и хотя он писал иначе, чем Хайям, но по сути, о том же самом, то есть, о человеке:
Но продуман распорядок действий
И неотвратим конец пути,
Я один, всё тонет в фарисействе,
Жизнь прожить – не поле перейти.
               (Б.Л. Пастернак. Гамлет)

Жизнь прожить – не поле перейти.


С уважением Викентий Гонгало

Апрель 2019 – апрель 2023 гг.