Редактирование статьи Сергея Брисюка Для чего чело

 Для чего человеку философия?  ( Введение к "Книге о смысле жизни")

         Скорее всего, каждый человек (кроме т. н.  специалистов) ждет от философии помощи в поисках смысла жизни, а так же ответов на самые насущные и сокровенные вопросы бытия. Однако, проштудировав труды современных мудрецов, он наверняка разочаруется. Да, когда-то философия отвечала своему названию (и, соответственно, назначению) — она пыталась найти ответы на вечные и животрепещущие вопросы бытия, она обращалась в своих исканиях к самым широким слоям людей, она имела общую значимость для многих и многих.
   Сегодня человек, обратившийся к философским журналам или монографиям, во многих случаях рискует не понять до конца смысл названий статей или книг, а тем более то, о чем же там идет речь. Разве это нормально? Профессиональные философы объяснят нам собственную казуистическую заумность специализацией и дифференциацией науки, углублением ее в сферы, отдаленные от непосредственного повседневного бытия человека... и т. п.
   Однако, так ли это? В этом ли только причины того, что философия так сильно удалилась от простых, вечных и насущных вопросов, интересных, так или иначе, каждому человеку?
      В самом общем виде попытаемся понять, как и почему философия оказалась в наше время в столь странном положении, когда вопрос о смысле жизни она считает ненаучным (он, действительно, строго говоря, ненаучен), а значит - не своим!?

      В древней Греции, Китае, Индии, Иране и других странах, где процветала в свое время философия, она была непосредственно связана с религиозными системами мировоззрений. А поскольку последние всегда интересовались местом человека в мироздании, то так или иначе и философия отвечала на вечные вопросы. Причем философией интересовались самые широкие слои населения (в основном по той же причине — синкретичной включенности ее в религиозную систему мира). Конечно, далеко не всякий посвящал занятиям философией всю жизнь. Но те, кто посвящал себя этому, чаще всего становились широко известными народу светочами мудрости, т. е. настоящими мудрецами. Не просто теоретиками, проповедовавшими какую-то мировоззренческую доктрину, но и практиками, которые первыми же и пытались реализовать её в жизни. Строй их жизни был неотделим от их философии. В те времена философия не была оторванной от жизни теоретической дисциплиной, и на этом и зиждилась её сила и привлекательность.
 
   Вот что говорил по поводу значения слова “философия” выдающийся русский философ Владимир Соловьев:

 “Слово “философия”, как известно, не имеет одного точно определённого значения, но употребляется во многих весьма между собой различных смыслах. Прежде всего, мы встречаемся с двумя главными, давно друг от друга отличающимися понятиями о философии: по первому - философия  есть только теория, есть дело только школы; по второму - она есть более чем теория, есть преимущественно дело жизни, а потом уже и школы. По первому понятию философия относится исключительно к познавательной способности человека; по второму она отвечает так же и высшим стремлениям человеческой воли, и высшим идеалам человеческого чувства, имеет, таким образом, не только теоретическое, но так же нравственное и эстетическое значение, находясь во внутреннем взаимодействии со сферами творчества и практической деятельности, хотя различаясь от них. Для философии, соответствующей первому понятию, - для философии школы - от человека требуется только развитый до известной степени ум, обогащённый некоторыми познаниями и освобождённый от вульгарных предрассудков, для философии, соответствующей второму понятию, для философии жизни – требуется, кроме того, особенное направление воли, т. е. особенное нравственное настроение, и ещё художественное чувство и смысл, сила воображения, или фантазии. Первая философия, занимаясь исключительно теоретическими вопросами, не имеет никакой внутренней связи с жизнью личной и общественной, вторая философия стремится стать образующею и управляющею силой этой жизни.
     Спрашивается, какая из этих двух философий есть истинная? И та, и другая имеет одинаковое притязание на познание истины, но самое это слово понимается ими совершенно различно: для одной оно имеет только отвлечённо-теоретическое значение, для другой - живое, существенное. Если для разрешения нашего вопроса мы обратимся к этимологии слова “философия”, то получим ответ в пользу живой философии. Очевидно, название “любомудрие”, то есть любовь к мудрости (таков смысл греческого слова), не может применяться к отвлечённой теоретической науке. Под мудростью разумеется не только полнота знания, но и нравственное совершенство, внутренняя цельность духа. Таким образом, слово “ФИЛОСОФИЯ” означает СТРЕМЛЕНИЕ К ДУХОВНОЙ  ЦЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВА - в таком смысле оно первоначально и употреблялось” (Вл. Соловьёв собр. соч. в 2-х томах, изд-во “Мысль”, 1988 г., т. 2 стр. 178-180; далее цитаты в основном по этому сборнику).
 
    Итак, когда-то слово “философ” прочно ассоциировалось с образом мудреца, постигшего какие-то высшие законы жизни и реализовавшего их с той или иной степенью полноты через свое бытие, а слово “философствование” подразумевало стремление к погружению в сущность бытия и в истину.
    Ныне философия находится в состоянии крайне болезненном и запущенном.
    Николай Бердяев поставил довольно точный диагноз болезни философии еще в начале ХХ века в своей работе «Смысл творчества». Интеллектуальная элита человечества, зачарованная успехами науки, решила, что слабость философии в ее ненаучности. И, как результат такого решения, появилось желание сделать философию полностью научной. С одной стороны, это желание можно понять, т.к. не только успехи науки привели к появлению такого желания, но и разлад в сфере самой философии, её во многом пессимистические выводы по поводу возможности познания человеком сути вещей и смысла существования.
    Т.е. кризис назревал в среде самой философии изнутри. Отсутствие преемственного развития философии, при котором новые, возникающие у разных авторов системы, чаще всего противоречили друг другу, либо не имели ничего общего, предлагали разные основания для начала философских исканий… - всё это приводило к тому, что в сфере философии релятивизм, отсутствие возможности найти Единую Истину, стали каким-то фатальным неустранимым дефектом.
    Мыслящие люди интуитивно понимали, что Истина должна быть одна на всех, хотя ее проявления и уровни понимания могут быть бесконечно разнообразными. Понимание, что Истина может и должна быть единой – это прямое следствие монотеизма, т.е. это понимание пришло в философию и науку из религии, где БОГ ЕДИНЫЙ И ЕСТЬ ЖИВОЕ  ВОПЛОЩЕНИЕ ИСТИНЫ. Этот путь нормален, т.к. сами философия и наука вышли из недр религии, лишь постепенно став относительно самостоятельными сферами познания.
 
    Наука достигла (в лице позитивных наук и математики) главного – единства истины и пути к ней. Человечество, интуитивно и явно жаждущее Братства и единства, искало  и ищет к нему путь, и будет искать всегда. Начало такого единства лежит в сфере познания, в возможности понимания друг друга. Но ни религии, ни философия к желанному «общему знаменателю» систему поисков истины не вели. Напротив, исторически они порождали расколы и вражду, войны, бунты и жестокое подавление инакомыслия. Правда, в сфере философии жестокость подавления не носила столь ужасающих форм физических расправ, как в сфере религии, но травля философскими школами представителей друг друга – вещь реальная.
   Философии и религии, именно из-за вышеописанной причины, заметно потеряли свой авторитет в веках XIX и ХХ, когда наука, напротив набрала наибольшую силу, авторитет и влияние. Если еще в XIX веке можно было обнаружить мощные общественные, социальные течения, которые появлялись под влиянием тех или иных философских систем (гегельянство, марксизм, коммунизм…), и которые влияли на историю развития человечества, то сейчас, в начале века XXI, такое трудно представить именно из-за кризиса философии, и, как следствие, потери интереса к ней в массах.
    Традиционные религии, которые так же исторически разочаровали человечество в его чаянии единства и Братства, своей невозможностью его осуществить, и тоже  потеряли свой авторитет.
    Если сейчас можно говорить о новой волне интереса к мистике, то она лежит в основном вне русла традиционных религий, отсюда умножение сект, неформальных религиозных сообществ и т.п. Трудно себе представить, что какая либо из существующих мировых религий может возглавить духовно процесс глобализации человеческой культуры и цивилизации.
 
   В науке же утвердилась единая система критериев истины непререкаемая, т.к. лежит вне возможностей исправлять ее в соответствии со вкусами и пристрастиями тех или иных школ и людей. Именно она позволила в сфере науки достичь главного и желанного – преемственного развития познания. Новые системы и теории не отрицали прежних, добытых ранее фактов, но переосмысливали их, обобщали их понимание, включая старые системы в качестве частных случаев в системы новые.
    Именно поэтому на науку начали возлагать надежды, что она сможет со временем заменить и религию, и философию в сфере познания и практики. Однако наука, будучи честным и последовательным способом познания, в лице передовых учёных не раз отказывалась от почти навязываемой и несвойственной ей роли – роли лидера в процессе социализации и консолидации человечества. Для этого наука не приспособлена.
    Она, будучи почти полностью подчинённой утилитарным целям, не выдвигает тех главных вопросов и идей, которые могли бы действительно консолидировать человечество. А эти идеи - есть идеи о смысле существования человека и человечества, о путях реализации этого смысла.
    Смысл, являясь универсальным, предполагает и наибольшую свободу, т.е.  предполагает, что пути реализации смысла, имея много общего, в то же время могут и должны быть многообразными, индивидуально неповторимыми. Именно на них может реализоваться истинная индивидуальность человека (а не ложная, утверждаемая в эгоизме). Поэтому универсальность нового учения (синтетического: и философского, и религиозного, и научного) не подразумевает навязываемого единомыслия, а тем более, единых путей жизни и уклада быта.
    Особенности путей, если они не противоречат, а дополняют друг друга (а это-то как раз и реализуется благодаря универсальности учения), только обогащают и общую культуру, и общую цивилизацию, скрепляют ее узами любви, а не рабства. Только, повторю, такое взаимное обогащение возможно лишь на базе истинно универсального учения. Без него путь особенностей ведет лишь к абсолютному релятивизму, к анархии, несогласию и непониманию, к атомизации общества на отдельные индивиды. В конце концов, это ведет к войне всех против всех, к гибели цивилизации изнутри.
 
   Николай Бердяев предупреждал, что попытка сведения философских методов и вопросов к научным приведет к ее гибели, к ее поглощению формальнологическими дисциплинами. Так и получилось: в ХХ веке многими философами и философскими школами была предпринята попытка насильственной «наукизации» философии. При этом перенесение специфических методов исследований и оснований для их начала из науки в философию, сделали ее придатком научного метода познания, причём придатком жалким, и почти ненужным.
     Философия вынуждена была отказаться от своих специфических вопросов (к одному из центральных таких вопросов относится ВОПРОС  О СМЫСЛЕ), отказаться от специфических оснований (таким главным основанием для начала всяких исследований в философии является сам человек, его внутренний мир, его абсолютная ценность), от специфических путей познания. Таким специфическим философским путем познания, как указывают, в частности, Н. Бердяев и Вл. Соловьев в своих работах «Смысл творчества» и «Философские начала цельного знания» (соответственно), является философская интуиция.
     Однако далее Вл. Соловьев и Н. Бердяев расходятся. Последний утверждает, что дискурсивное мышление не может принимать серьезное участие в философском исследовании, творчестве и познании. Напротив, Вл. Соловьев считает (и автор этих строк с ним согласен), что философская интуиция позволяет только выхватывать отдельные сравнительно цельные образы истины из «мрака» непознанного, как сияющие «островки». Но дать их необходимую связь между собой, придать им стройность, системность, осмысленность и целесообразие помогает дискурсивное мышление, хорошо развитое в научном методе. Это поможет устранить возможные противоречия между истинами, «выхватываемыми» с помощью интуиции, а так же их некоторой тавтологичности. То и другое для чисто интуитивного метода познания является часто встречающимися дефектами. Этому философии стоит поучиться у науки.
   Та часть философии, которая осталась совсем недружной с наукой, постепенно выродилась в публицистику, в почти художественную прозу, какой, например, является философия экзистенциализма.  Для нее характерно отсутствие всякой системности и ответственности за то, что она несёт или содержит. «Апология беспочвенности» Льва Шестова – это нечто вроде «Черного квадрата» Малевича, только в области философии. Полурассудочный лепет, который можно найти в данных течениях, внутренне противоречив, смутен, не имеет и не ищет твердой опоры ни в чём. Он имеет относительную ценность, т.к. здесь, на этом пути, философской интуицией все же выхватываются из тьмы непознанного отдельные частные истины. Однако ни надежной связи между собой, ни последовательного развития они не имеют. Метод «экзистирования» для этого просто не приспособлен.

    Вернемся к связи философии с наукой. Второе, что философии неплохо было бы перенять у науки, это наличие достаточно строгой, но и имеющей возможность преемственно развиваться системы критериев истины. Без нее несовместимость и отсутствие преемственности философских учений и школ становится неизбежным препятствием развития настоящей единой системы философии. Вл. Соловьев, в частности, поставил себе целью – развитие такой философии и логики, где эти рекомендации были бы по возможности учтены.
   Данная работа является во многом развитием идей и методов Вл. Соловьева, реализацией поставленных им еще в веке XIX целей.
   Для самой науки основой начала всякого исследования является лежащая вне человека реальность. Наука опирается на порождаемые в человеке этой реальностью ощущения, анализирует их, пытаясь убрать из них субъективное, специфически человеческое (т.е. привнесенное неповторимой человеческой индивидуальностью). Этим она в корне отличается от философии. Из-за этого всякая ценность человеческой индивидуальности для науки, напротив, фактор мешающий. А потому она, в лучшем случае, может рассматривать факт существования человека только как существа объективного, не индивидуального, а некоего всеобщего обезличенного человека, как класс объектов, как часть окружающего нас мира.
    Специфический метод исследования науки – это как раз дискурсивное мышление: вывод необходимых связей между порождаемыми внешней реальностью чувственными образами явлений. В нем нет свободы, а господствует лишь принудительный детерминизм, а потому и человек не может быть для науки свободной личностью. Факт существования свободной человеческой воли для науки – абсурд, результат нашего некоего неполного знания о мире. Предполагается, что полное познание объяснит человека, как объект в строго детерминированном внешнем мире, а его «свободную» волю покажет окончательно, как иллюзию, как чисто психологический феномен, почти галлюциногенной природы, как флуктуацию в надстроечной части природы, т.е. части вторичной, обусловленной, а не безусловной.
   Для науки есть только вечная материя, которая сама по себе пассивна (т.е. воли, как способности к самоактивности, как некоего вечного начала в себе не содержит). В человеке же и воля объясняется только, как необходимость отвечать на воздействия извне. Для науки внешний мир полностью определяет внутреннее содержание человека. Высшим «достижением» принудительного наукообразия философии стал марксизм, известный еще как исторический материализм. «Бытие определяет сознание» - это его главный лозунг, социум определяет человека. Человек, по марксизму, есть почти механическое следствие воздействий окружающей среды. А свобода есть только осознанная необходимость. Что толку ее осознавать, если она необходимость. Знает ли бревно или не знает, что оно плывет по течению, от этого ситуация измениться не может, она протекает с природной механической необходимостью. Если оно осознает, что плыть по течению – необходимость, то приобретет свободу?! Такие вот выводы в философии, которую окончательно попытались сделать научной. Процесс «наукизации» философии завершился в ХХ веке и тем ее окончательно угробил.
  При всей ценности науки, она не может заменить в сфере познания ни философию, ни религию. Она может их только дополнить, ибо она обращает внимание на то, чем философия и религия все время пренебрегали - на материю. Материя полагалась в религиях только как антипод духа, как его тюрьма и ловушка.
   Все религии носят, как родовую метку, явную или неявную вражду к материи, отдавая (правда, в основном лишь теоретически) приоритет духу. Философия так же пренебрегает материей, чувственными ощущениями в пользу сознания, разума, умственной рефлексии. Наука же, в противовес этим тенденциям, поставила материю «на божничку», тем, конечно, перегнув палку в детерминизм бытия.
     Синтетическое знание предполагает понимание абсолютной ценности и взаимной дополнительности всех трёх начал. Возвращение к цельному знанию и цельной личности.
     В нашем исследовании, которое является преимущественно философским, как это очевидно из названия, в центр поставлен вопрос о смысле жизни человека на разных уровнях его постановки и решения, вплоть до уровня всеобщего, Вселенского... Иначе и быть не может, ибо такова специфика философии, ставить самые общие вопросы, находить всеобщие, универсальные решения. Таким образом, поставлена задача – двигаться в сторону синтетического учения, соединяющего  НАУКУ, ФИЛОСОФИЮ и РЕЛИГИЮ в их взаимном дополнении.