Глава пятая

…МНЕ КАЖЕТСЯ, ВСЕ ЗАМИРАЕТ, КОГДА ТЫ ВО МНЕ ЗВУЧИШЬ…

    Львиноголовая богиня в сияющих доспехах помогла мне встать и, придерживая за локоть, словно опасалась, что я грохнусь в обморок, подвела к кирпичному зданию со стрельчатыми окнами, не похожему ни на один из домов, выполненных в стиле хай-тек. Весь второй этаж, обнесенный стенами из прозрачного стекла, можно было рассмотреть с улицы, как будто owner of this strange house хотел обратить на себя внимание. Предложив мне осмотреться, Сехмет, взгромоздившись за барную стойку, плеснула себе в стакан ядовито-зеленой жидкости, а я, едва сдерживая охватившее меня любопытство, почти моментально поняла, кому принадлежит сие жилище. Смятая одежда на книжных полках, развешанные по спинкам стула носки и полотенца, покоцанные глинянные миски и щербатые кружки с застывшим кофе громоздились на подоконниках вперемежку с фантиками от шоколадных конфет. Огромный ковер был скатан с рулон и небрежно прислонен к стене, стопка покрытых пылью журналов валялась в центре кабинета, увенчанная двумя скрещенными вилками, а в холодильнике на кухне я обнаружила лишь емкость с солью и несколько пробирок с разноцветным порошком, явно не предназначавшимся для употребления внутрь.
    Беспорядок и запустение являлись единственными обитателями на вилле Сета, покинутой, очевидно, давно. Спальня занимала весь seconf floor, и я могла с легкостью представить, как бог песчаных бурь и хаоса, закинув руки за голову, лежит на огромной кровати, вперив задумчивые очи в проплывающие по небу облака. Сердце, превратившееся в бомбу с часовым механизмом, перекатывалось туда-сюда точно шар для боулинга, отсчитывая секунды до blast, и сомневаться не приходилось: оно помнит это место, и оттого мне так привычно here, несмотря на далекую от уюта обстановку. Повертев в руках игрушечный автобус, стоящий на  прикроватной тумбе, я, не отдавая себе отчета в дальнейших действиях, легла на огромное ложе, уткнулась носом в подушку и, вдохнув аромат сжигаемых ан кострах осенних листьев, захлебнулась в истерике, как будто потеряла нечто безумно важное, имеющее огромное значение for me.
    Кипучая нежность, поднимаясь со дна моей души лопающимися пузырьками, клокотала в гортани. Слезные каналы орошали наволочку соленой влагой, а подрагивающие пальцы комкали и без того похожую на тряпку для мытья полов простыню, наполовину сползшую с жесткого матраса. Тоска, объяснение которой я не находила, выла раненным зверем, а по венам с шипением текла растворенная в уксусе сода, отчего я, рыдая и сотрясаясь от озноба, впала в некое подобие транса, самовытурившись из существующей реальности, и когда адекватное восприятие окружающего мира вернулось ко мне, я, едва разлепив опухшие веки, спустилась в living room и, бесцеремонно схватив литровую бутылку с красной бурдой, в несколько глотков осушила половину под одобрительным взглядом невозмутимой как скала богини, заметившей, что, считавший переливание алкоголя из bottle в вычурные фужеры настоящим идиотизмом, всегда пил из горлышка.
    Как я, услышавшая иную версию происходящего от Икара и Минотавра уже догадалась, легенды, увы, не отражают, а лишь деформируют reality, подменяя сухие факты блескучими как мишура выдумками и заменяя veritas гиперболизированными fairytales, которые тем краше, чем дальше повествующий уходит от истинного положения дел. Бог разрушения на сомом деле не был злодеем, каким выставляли его древние египтяне, восхваляющие лицемерных, прикрывающихся великим Ра фараонов, диктовавшим народу свои законы. Сет являлся до невероятности беспечным, обожающим проказы пареньком, который вместо того, чтобы вальяжно развалиться на троне, озорничал и валял дурака, придумывая различные шалости. Он дважды сватался к высокомерной Нефтиде, но чернобровая красавица, безответно влюбленная в супруга родной сестры, рявкнула, что лучше останется старой девой, так что Сет до недавнего времени маялся в одиночестве и был очень несчастен. Борясь со скукой, повеса запер старшего брата в саркофаге, уверенный, что тот оценит по достоинству his joke, а затем, поддавшись на провокацию хитрюги Бастет разрубил Осириса на семь частей, чтобы доказать богине-кошке, что hermano неуязвим, и никто не сумеет причинить ему урон.
    Утомленная шалостями редко задумывающегося о последствиях бунтаря и шалопая, Эннеада сослала его вместе со ставшей персоной нон-грата после расправы над смертными Сехмет в Valle de los Olvidados, и, лишившись священного титула покровителя смелости и воинской доблести, Сет начал ассоциироваться с безрассудством, утратил влияние, сделался изгоем. Населявшие древний Египет народы перестали с трепетом произносить его имя, а вскоре жрецы распустили слух о том, что god od sandstorms ненавидит всех, кто поклоняется Исиде с Осирисом и разрабатывает план по захвату васти. Последнюю выходку Сета, забавы ради плюнувшего в кружку с финиковым пивом Гора молва и вовсе извратила, дополнив чудовищными деталями, якобы имела место быть схватка, в ходе которой сокологлавый бог неба потерял правый глаз, посему неукротимый темперамент бога хаоса, равно как и нестерпимая жажда крови Сехмет зиждется на попытках Эннеады изолировать неугодных. Дабы не одичать, Сет много путешествовал, проводил различные исследования, а когда к нему в гости неожиданно заглянула Камилла, принесшая новость о том, что его невеста уже родилась, он, переполненный надеждой, дождался дня, когда я повзрослею и, заручившись помощью молчаливого Анубиса пересадил мне одно из своихз coeurs, поскольку любое божество располагает двумя сердцами, одно из которых заключает в себе мощь и величие, а другое наделяет эмоциональным интеллектом и другими качествами, что присущи, увы, не всем представителям потомков прямоходящих обезьян. Подарив мне heart, бог ярости и песчаных штормов автоматически утратил право пребывать в данном измерении и был выброшен в мир живых, и если я возжелаю найти его, мне следует поспешить, поскольку планета переживает не лучшие времена, и лишенный значительной части своих сил Сет крайне уязвим и рискует погибнуть от голода и недостатка тепла.
    Рассеянно подергав себя за усы, goddess of war and furious revenge потянулась, сцепив в замок увенчанные стальными когтями gingers и, проронив, что рассказала о своем товарище по несчастью все, что мне следует знать, оставила меня, зареванную и пьяную в доме бесшабашного сумасброда, так просто доверившего свой самый важный орган той, с кем не был даже как следует знаком. Как сильно он отчаялся првести life, full of loneliness, что, не задавая лишних вопросов, в прямом смысле презентовал мне corazon, как будто дающая strenth мышца - приобретенный в лавке с безделушками сувенир.
    Погладив по тонюсеньким колючкам крошечный кактус, гордо стоящий на низеньком столике в центре разгромленной кухни, напоминающей поле брани, нежели комнату, в которой готовят еду, я, уколовшись, сунула палец в рот слизывая выступившую каплю крови, означающую, что Кемма больше не мертвая девчонка из Центра Притяжения without body, не сгусток появившейся из чрева Корделии энергии, а живая, обретшая плоть особа, имеющая полное право перемещаться по worlds наравне с богами.
    Мои размышления прервало шуршание пакетика из-под чипсов, внутри которого явно кто-то возился. Высыпав в раковину содержимое упаковки, я, полагая, что источником шума является насекомое, прикусив внутреннюю сторону щеки, понаблюдала за крошечным зеленым шариком, мерцающим завораживающе мягким светом. Словно обладая собственной волей он, взметнувшись вверх, пролетел надо мной и, шмякнувшись о деревянный пол, покатился к плотным портьерам, за которыми располагалась small room without windows. Щелкнув выключателем, я воззрилась на выведенные порявым, торопливым почерком иероглифы, красующиеся на ламинате, а поперек выкрашенной желтоватой краской стены кто-то изобразил рисунок разделенного на две части кувшина с узким горлом, рядом с которым отчетливо виднелся след пятерни, принадлежащей, очевидно, Сету.
    Тупая боль раскаленной на огне спицей пронзила позвоночник, перед затуманившимся взором заплясали блики, а в ушах под мерную дробь барабанов зазвучал звонкий мальчишеский голос, выкрикивающий заклинание. Сосредоточившись на неприятных ощущениях я, справедливо полагая, что сопротивление не приведет к желаемому результату, расслабилась, дыша через рот, поскольку околоносовые пазухи словно забились золой, расслабилась, насколько это было необходимо, и мелодичный напев, издаваемый мною, сложился в призывающую осуществить перемещение фразу, начинающуюся словами «djet medu» и завершающуюся существительным «ankh». Мои конечности изгибались в немыслимых позах, словно I was a doll, которой управлял впавший в неистовство кукловод, дабы повеселить безмолвно наблюдающую за представлением публику диким танцем марионетки, а затем on my shoulders опустилась silence, оглушительная до такой степени, что громкие биты тяжелого рока, от которой трещали перепонки, показалась мне ласковым шепотом и, утопая в этой звеняще-острой тишине по ключицы, я, превозмогая усталоость, расплавленным свинцом наполняющую кости, сухожилия и кожу, подчинилась влекущей к себе гравитации, приложила ладонь с растопыренными пальцами так, чтобы моя крошечная ручонка уместилась в отпечатке кисти хозяина моего сердца, и тогда space around me схлопнулась в сингулярность, заключая меня в сферический кокон, со свистом рассекая пространство, жадно поглощающее light и не дающая ему вырваться наружу.
    Непроглядная темень, как если бы ты взял электрический миксер и взбил с его помощью собственные глазные яблоки, чтобы даже крохотная частица света не нарушила твоего покоя, я летела, испытывая одновременно испуг и благоговение, поражаясь тому, как эти, казалось бы, взаимоисключающие чувства могут столь тесно переплетаться в узел, образуя причудливейший коктейль из находящихся по разную сторону баррикад эмоций.
    Как долго ловила так называемые «трипы», я, откровенно говоря, не ведаю, поскольку очнувшись, не поняла, где именно нахожусь. Неимоверный холод, словно я из сауны выскочила на сорокаградусный мороз, сковал меня так, что я битый час приводила в порядок мышцы, отказывающиеся подчиняться приказам of brain, судорожно анализирующего situation. Даже разгар зимы в Нулевой Точке во время снегопадов Кемма, черт возьми, так отчаянно не мерзла. Of course, я догадывалась, что сменяющиеся времена года в созданном девочкой-смерть little world - лишь условность и дань уважения человеческим привычкам, чтообы у people сложилось впечатление, что даже post mortem все осталось прежним, и все же я даже предположит  не смела, что coldness on this planet окажется прямо-таки арктическим.
    Шаря едва гнущимися arms по шершавому полу, я, нащупав защитный костюм из резины, нацепила его поверх одежды и, зябко поежившись, огляделась, дабы резюмировать, что, скорее всего, нахожусь на заброшенном складе, поскольку здесь повсюду стояли контейнеры, пустые бутылки из синеватого пластика и прочий мусор. Прямо на груде хлама валялась кокетливая сумочка, расшитая бисером, выглядящая инородно in this place, о котором забыли и боги, и люди. Сделав вывод, что данная вещица предназначена мне, я, заглянув внутрь, вытащила скрепленную металлическими скобами стопку листов, исписанных уже хорошо знакомым мне небрежным handwriting и прямоугольную коробочку с гравировкой в виде древнеегипетских символов, обозначающих имя божества, под чьим покровительством находятся змеи и которая, согласно неподтвержденным источникам, воспитала брошенного матерью на произвол судьбы Анубиса.