Глава 4. Песчаная ведьма

Часть 1 "Нехорошее Место"
Глава 4-1
-----------------------------------

Ещё раз внимательно оглядевшись по сторонам, Лускус оттолкнулась от края обрыва и, упираясь в выступы ногами, в четыре широких прыжка преодолела отвесный склон. В паре метров от земли, она сбила носком ботинка камень покрупнее, проследила за траекторией его падения и только тогда завершила спуск. Коснувшись подошвами песка, она снова огляделась, спрыгнула, потопталась, проверяя плотность почвы, затем дважды дёрнула за верёвку.
- Уже можно? – закричал сверху подопечный.
- Да, – она подняла с земли сброшенный им рюкзак и нехотя перекинула его за спину. – Бедро, плечо и локоть, как я показывала. Двигайся бочком, не спеши, следи за тем, куда ставишь ноги. Будет неприятно, но ты потерпи, тут не очень высоко.
Солнце давно перевалило зенит и воздух дюн начал звенеть от нестерпимого сухого жара.
Лускус вытащила из рюкзака бутылку с водой, с неудовольствием пощупала нагревшийся пластик, отхлебнула, прополоскала пересохший рот и снова огляделась. В поле её зрения попал вмурованный в скальную породу остов старинного бронзового водопровода. Он явно давно не работал и обломки труб, местами превратившиеся в труху, торчали из базальта точно вывороченные наружу древесные корни, а с нескольких массивных перекошенных вентилей свисали разрушенные птичьи гнёзда.
Лускус отвернулась.
Сегодня до заката им предстояло преодолеть значительный отрезок пути и дойти до виднеющихся на горизонте зарослей, а там уже можно тихо-мирно запалить костерок и отдохнуть, наслаждаясь свежесобранными кисло-сладкими кактусовыми плодами.
Она проходила этот этап не менее десятка раз и знала – Пески не без причины считались одним из наиболее безобидных этапов на территории междумирья. Территория была небольшой и без особых сюрпризов, баллов за её прохождение давалось мало, ловушки, если и попадались, то легко просматривались издалека, местная флора с фауной проявляла себя вяло, да и перспектив встретить других путников и прочих потенциально опасных посторонних не имелось. Потому многие опытные проводники воспринимали эти места как заурядную буферную зону и уделяли им минимум внимания, тратя всё имеющееся время на отработку теории, разговоры по душам, обсуждение дальнейшей тактики проводки и полноценный ночной отдых. Разумеется, имелись тут и опасности вроде незначительного шанса напороться в темноте на песочника или провалиться в замаскированную нору триллов, но куда чаще люди пропадали здесь по собственной глупости от теплового удара вкупе с обезвоживанием.
Сверху посыпались комья слипшегося песка и мелкие камушки.
Следя за покачивающимся концом верёвки, Лускус отступила на полшага в сторону, освобождая Инауро место, и почувствовала, как почва поползла под подошвами. Она машинально перепрыгнула с ненадёжного участка туда, где только что стояла, но сразу же провалилась сперва левой ногой, а затем и правой в песок до колен, удивленно ойкнула и закачалась будто маятник.
- Что случилось? – сверху свесился подопечный.
- Всё норм. Ерунда. Ничего страшного, – отозвалась Лускус, пытаясь вытащить увязшие ноги. – Сейчас разберусь. Оставайся пока на месте.
Несмотря на сказанное, она почувствовала, как участился её пульс.
На нору триллов это совершенно точно не походило, на песчаные плывуны тоже, да и не могло их здесь оказаться в принципе. Будучи в курсе основных законов физики, проводник понимала, что для возникновения подобного природного явления требуется ряд факторов вроде серьезного подтопления прибрежными водами или повышенной сейсмической активности, которые на этой территории ни разу замечены не были. К тому же буквально минуту назад всё было в полном порядке.
Лускус дёрнулась сильнее, её ноги в ответ резко сдавило и потащило куда-то вниз и влево. Она не удержалась, села и ушла вниз сразу по пояс, чувствуя, что непонятное движение породы только набирает обороты.
«Да ну нет же, невозможно, – решила проводник, быстро скинула со спины рюкзак и облокотилась на него, силясь перенести назад большую часть своего веса. – Даже если глубоко под нами пустоты или какая-нибудь пещера, в которую ссыпается песок, такого быть не должно».
- Ты там в яму что ли провалилась? – Инауро спустился ещё на пару метров и теперь она видела его обеспокоенное лицо.
В мозгу зашипело и щёлкнуло, точно в испорченной рации.
"Параграф третий, пункт второй – проводник не должен подвергать подопечного опасности, за исключением тех случаев, когда этого нельзя избежать или же если опасность целиком и полностью контролируется проводником и используется в качестве обучающего тренинга".
Лускус витиевато выругалась.
- Может всё же помочь? – заволновался подопечный.
- Оставайся на месте, – повторила она, тщетно упираясь ладонями в ползущий песок. – Тут какая-то совершенно непонятная засасывающая штука, не хватало ещё чтобы ты тоже в неё попал.
Она полностью опрокинулась на спину и замерла, разметав руки. Бесполезно. Даже неподвижную, её продолжало тащить вниз со всё возрастающей скоростью. Будто пласты земли внезапно ожили и принялись неторопливо смещаться, силясь перетереть угодившую в ловушку жертву в своих импровизированных челюстях. Разом заныли растянутые и выкрученные суставы ног, песок казался нестерпимо горячим.
Ситуация ухудшалась на глазах.
Сверху снова посыпались камни. Очевидно, несмотря на запрет, подопечный продолжил спуск.
- Какая глупость, – проговорила Лускус и попыталась развернуться на бок, но лишь зарылась ещё глубже.
- Давай руку, – Инауро уже висел прямо над ней, упираясь ногами в каменистую почву обрыва.
Слипшийся песок под его подошвами плыл и осыпался, оголяя пористую чёрную породу и едва заметно поблёскивающие трубы. Проводник нервно дёрнула головой, прикидывая сумеет ли подопечный в подвешенном положении выкорчевать остатки коммуникаций, чтобы она до них дотянулась
- Нет, не выйдет, – проговорила она вслух. – Лезь обратно. Верёвка короткая, трубы трухлявые, а ты сам меня попросту не удержишь и нафиг свалишься.
- Давай сюда руку, – он сполз ещё ниже.
- Да блин, сейчас же лезь наверх, кому сказали! Я вешу куда больше, чем тебе кажется. Ты меня не поднимешь.
- Ну вот чего ты упрямишься? Тебя же сейчас совсем засосёт, – он быстро огляделся, перехватил верёвку, отполз подальше, разжал пальцы и спрыгнул в песок на расстоянии нескольких метров от неё.
- Стой! – запоздало заорала проводник. – Не отпускай верёвку! Чёрт…
- Что, неужели и тут тоже? – удивился Инауро, глядя на свои провалившиеся ноги.
Лускус тяжело забарахталась, то и дело с шипением отдёргивая обожжённые ладони и морщась от боли в вывернутых конечностях.
- Ты зачем верёвку отпустил, болван?!
Она набрала в лёгкие побольше воздуха и снова выгнулась, запрокидываясь на рюкзак в надежде хоть немного замедлить погружение. Дохлый номер.
- Идиот. Ну какой идиот!
- Почему ты меня всё время обзываешь? – обиделся подопечный. – Я ведь просто хотел помочь.
- Да на кой чёрт эта твоя помощь нужна?! – вызверилась Лускус, чувствуя, как по её напряженному лицу течёт струйка пота. – Я всего-то сдохну и всё начнётся сначала, а ты, если сдохнешь… Тьфу. Как же это тупо.
- Если я сдохну, что тогда?
Казалось, ситуация его совершенно не беспокоит. Он погружался в песок вертикально, будто статуя, даже не пытаясь сопротивляться.
Проводник распрямилась насколько это было возможно и оперлась на расставленные в стороны локти. Раскалённый песок доходил ей уже почти до подмышек и из-за его давления стало трудно дышать.
- Так. Я сейчас кину тебе рюкзак, обопрись на него и попытайся на нём подтянуться, может быть, сумеешь выбраться, пока не увяз слишком глубоко. Или нет, лучше сними с себя курку, привяжи рукав к лямке рюкзака и…
- Если я сдохну, что тогда? – упрямо повторил Инауро.
Она со злостью швырнула в него рюкзаком. Он уклонился, рюкзак пролетел мимо и плюхнулся неподалёку.
Лускус взвыла.
- Если ты сдохнешь, кретин, то станешь таким как я. И это в лучшем случае. Ты мертвяк, понимаешь, нет? У тебя есть только два пути – отправиться в сумерки или попытаться заключить договор с Зоной. И всё это очень и очень плохо. О, вот это подстава!
Подопечный несколько секунд сверлил её взглядом, затем сощурился, оглядывая расстилающиеся впереди лучезарные просторы, и сложил руки на груди.
- Короче, я понял, – сказал он изменившимся голосом. – Это очередное дурацкое смертельно опасное приключение. Как в компьютерной игре. Нет, я правда верю, что здесь всё подряд смертельно опасно. И, видимо, мы сейчас оба умрём, потому что я отпустил верёвку. Которая нам всё равно бы не помогла, потому что она слишком короткая. То есть провал этой миссии был заранее предрешён. И вот теперь я болван и идиот, а ты почти утонула. И шансов выбраться у нас нет. Но тогда какой смысл сопротивляться? Ты ведь переродишься, а я какой-то там договор заключу. Давай так и поступим, а потом начнём заново. Не понимаю, в чём проблема. Это ваше междумирье для меня всё равно «посмертие». Я один раз уже умер, почему бы это не повторить? У нас, похоже, всё с самого начала не заладилось, может стоит всю партию переиграть?
- Слушай, – Лускус скрипнула зубами и в очередной раз безуспешно задёргалась, задирая вверх голову. – Хватит уже со мной препираться. Просто дотянись до рюкзака. Он твой последний шанс. Ты тонешь медленнее, чем я, а значит можешь…
- Последний шанс на что? На то, чтобы утонуть завтра в другом месте? – он с печальной усмешкой оглядел свою снятую куртку, отряхнул её от песка и неторопливо подтащил к себе рюкзак. – Значит, за рукав, говоришь, надо привязать?
Лускус ничего ему не ответила, лишь глубоко задышала и на мгновение зажмурилась. Чувство непомерной усталости и отчаяния навалились на неё разом, словно тонна пыльного душного тряпья.
«Интересно, будет ли это похоже на утопление? – подумала она. – Или меня постепенно раздавит? Или же я попросту изжарюсь как рыба в кляре? Сколько всё это ещё будет продолжаться?»
- Так, ну, готово. Привязал. Что дальше?
Лускус молча размахнулась и запустила в него горстью песка. Путник опять увернулся.
- Тебе три годика что ли или ты реально тупой? – процедила она, не глядя на него. – Сам догадаться вот вообще никак не способен? Ты достаточно близко к трубам, так что привязывай один рукав, хватайся за другой и закидывай рюкзак на какой-нибудь из водопроводных вентилей так, чтобы он там покрепче уцепился свободной лямкой.
Инауро критическим взглядом прикинул расстояние до обрыва.
- Не хватит. Это надо ещё штаны в связку добавить, а они теперь где-то в иной плоскости бытия.
- Капец, – еле слышно сказала она. – Зачем я вообще тебя подобрала?
Инауро помолчал, задумчиво шевеля рукав привязанной к рюкзаку куртки. Пески поглотили его уже до пояса.
- Выходит, я во всём случившемся виноват?
- Выходит так, – чуть повременив, холодно ответила Лускус. – Нет, ну а кто просил тебя лезть следом? Вот какой нормальный человек будет так нелепо рисковать собственной жизнью, скажи мне? Вы должны бороться за свою жизнь! А проводников вокруг ещё много и смерть для нас давно не новость.
- Смерть не новость, – кивнул путник и поджал губы. – Ну да, точно. Незаменимых здесь нет. Но я один во всём виноват. А между прочим это ты сказала, что мне нужно тебя слушаться. Ты сказала «лезь», я полез. И всё равно сделал всё неправильно. Знаешь, наверное, я уже вообще больше ничего не хочу…
«И почему же это всегда так неприятно?» – спросила она сама себя и замерла, ощущая, как сводит судорогой зажатые ноги, как трещат кости таза, замедляется сердцебиение, гаснет слух и пульсирующими вспышками меркнет свет, а в сознании беззвучно разворачивается сияющий ядовито-лимонный узор прохода.
Допуск на новую жизнь – даже без предварительного запроса. Словно её гибель была заранее предрешена.

В одно из своих последних перерождений она столкнулась с «синдромом тотальной невезучести» и небезосновательно полагала, что в случае с Инауро ситуация обстоит аналогично.
Её тогдашнему подопечному было не более одиннадцати лет отроду и проник он на территорию междумирья, уйдя из жизни сознательно и добровольно. Он даже помнил причину принятия такого решения наряду с непонятными проводнику медицинскими терминами, что было показателем его огромного энергетического потенциала.
Впрочем, Лускус и без его откровений в первые же сутки знакомства догадалась – в человеческом мире пацан был смертельно болен и скорей всего сильно мучился. Об этом косвенно свидетельствовали так называемые «метки прошлого». На его теле не росло ни единого волоска вплоть до полного отсутствия бровей с ресницами, кожа и глазные склеры имели специфический желтоватый оттенок, а также он периодически разговаривал с кем-то во сне, объяснял, что «химиоэмболизация больше не помогает» и просил по нему не плакать, потому что скорая смерть его совсем не страшит. И ещё этот мальчик оказался внимательным, терпеливым и на редкость рассудительным – он куда лучше Лускус просчитывал вероятностное развитие ситуации, не нервничал по пустякам, не задавал лишних вопросов и послушно выполнял любые приказы.
Однако его основная проблема заключалась в том, что рядом с ним проводник ощущала себя как на раскалённой сковороде. Вокруг него постоянно происходило что-то нехорошее, причём самому ему от этого ничего не делалось, все шишки валились на голову Лускус и тех, кто оказывался поблизости – людей, перерожденцев, порожденцев – без разницы. Пацан словно бы заражал пространство вокруг себя особой болезнью, от которой начинали страдать окружающие. Они поскальзывались на ровном месте, падали, давились едой, ломались, резались, роняли на себя тяжести, попадали в ловушки и тому подобное. Лускус провела с ним рядом всего неделю и успела потерять двух путников, подобранных за пять дней до пацана, встрять в несколько мерзких историй с драгами и вертунами, лишиться почти всех пальцев на руках и значительной части хвоста, и всё это не по собственному недогляду, а исключительно из-за редкостно неудачного стечения обстоятельств.
Помимо прочего их постоянно окучивали визитёры, да не абы какие, а с признаками одержимых духами медиумов. Они буквально не давали им прохода, сменяя друг друга как по часам, не давали есть и спать и безостановочно талдычили какую-то эзотерическую чушь, уговаривая пацана отправиться с ними в «чёрные земли». Отогнать их от мальчика или спрятаться где-то было невозможно, они безошибочно находили его повсюду, как если бы внутри него имелся встроенный радиомаяк. В какой-то момент она даже пожалела, что вообще взялась за это дело, хотя за проводку странного маленького путника давалось куда больше баллов, чем за любого из её прошлых подопечных.
Впрочем, несмотря на обилие проблем, они в итоге всё-таки добрались до Зеркальной Башни, и мальчишка прошёл через врата. Лускус на радостях сплясала джигу и собралась было в обратный путь, но спустя полчаса пацан вернулся.
Оказалось, он передумал предпринимать попытку выхода за Предел, вслух связался с сознанием междумирья и предложил заключить договор, по которому при жизни отдавал всю свою жизненную энергию в обмен на могущество над материей. Его запрос звучал нетипично, но на такой вызов Зона не могла не откликнуться – спустя мгновение после его обращения она явилась самолично в виде шести разрушительных световых столбов, заставив Лускус в панике бежать.
Проводник так и не узнала, что в итоге сталось с мальчиком, но, несмотря на то что набранные за время проводки баллы остались в итоге при ней, с тех самых пор начала наотрез отказываться от подопечных, рядом с которыми её слишком часто подстерегали всевозможные неприятности. Просто разрывала контракт в одностороннем порядке и сваливала куда подальше, не оглядываясь. Вот и теперь, глядя на задумчивое, почти отрешённое лицо Инауро сквозь всё более отчетливо проступающие хищные фракталы прохода, чувствуя, как винтом скручивает позвоночник, и слыша звук, с которым выходит из её лёгких последний воздух, она думала лишь о том, что не стоило ей с ним связываться в принципе. Пофиг на скуку, пофиг на баллы, пофиг на санкции. Чуяла же – этот рыжий парень непрост.
«Может оно и правда к лучшему? – рассуждала Лускус, смутно ощущая, как непонятное течение внизу постепенно ослабевает. – Может быть парню изначально предначертано сгинуть на первом же этапе или стать смотрителем? Может быть, Зона запланировала так с самого начала? Может быть между Зоной и рыжим, как и в случае с тем пацаном, уже давно налажена своего рода связь, просто он сам этого ещё не понял?»
Когда подопечный рассказал о диалоге мусорщиков, в котором упоминалась Зеркальная Башня, внезапно появившаяся посреди Белого Города, Лускус сперва не поверила, что такое вообще возможно. Она знала – Башня является самостоятельным и, более того, итоговым этапом, то есть куда попало не вклинивается. Однако, немного пораскинув мозгами, проводник сделала вывод, что порожденцам нет резона выдумывать подобную нелепицу. Скорей всего в зональной программе действительно что-то сбилось, и такой желанный пункт любого странника, как Башня, на доли секунды наложился поверх погружённого в сумерки Города. Ошибка системы была тут же устранена, однако порожденцы отреагировали как всегда оперативно. Увидев издали сияющую зеркальную змею устремляющегося в небеса строения, они просто ошалели от любопытства и побежали смотреть, в чем, собственно, дело. Но Башня растаяла и порожденцы прошлись по ближайшим зданиям – скорее всего уже от скуки.
Впрочем, здесь тоже была своего рода нестыковка. Непонятно каким образом обнаружив место дислокации Лускус с подопечным, они не напали, не убили обоих на месте, даже не взяли разложенную будто на выставке провизию. Просто по-тихому, как заправские ниндзя, похитили Инауро, утащили его к себе на свалку и принялись мирно поить чаем.
Нет, с миром определенно творилось что-то неладное и, вероятно, отгадка скрывалась в личности этого худощавого парня с огненно-рыжими волосами…
- Ой ты, господи, деточки мои дорогие! Вам небось помощь требуется?
Голос, донёсшийся до угасающего слуха Лускус, был низким, сиплым, но явно женским и звучал совсем неподалёку.
От неожиданности она вздрогнула и притупившиеся было чувства начали возвращаться, а вместе с ними и боль в вывернутом теле.
Узор, разворачивавшийся перед мысленным взором, поблёк и резко схлопнулся, закрываясь.
«А вот и очередной нежданчик», – ощущая, как стремительно холодеет в животе, поняла Лускус.
- Что? Кто? – отплёвываясь от песка, просипела она.
Инауро огляделся и с безразличным видом, будто бы не испытывая ни малейшего дискомфорта из-за своего нынешнего положения, повёл торчащими на поверхности плечами.
- Какая-то монашка, – ровным голосом ответил он. – Совсем рядом, сейчас позову.
- Кто?!
- Да, помогите нам, пожалуйста, – негромко попросил Инауро.
Лускус лишь захрипела, втягивая в сдавленные лёгкие горячий воздух, и попыталась пошевелить онемевшими пальцами выкрученной руки. В голове её промелькнула целая серия максимально неприглядных вариантов дальнейшего развития событий. Они двое сейчас были абсолютно беззащитны и этим мог воспользоваться абсолютно кто угодно в каких угодно целях.
- О-о, плохо ваше дело, махарошие, – возле них легла бесформенная тень и перед скрещенными на груди руками путника, взбив песок фонтанчиком, ударилась корявая палка с набалдашником в виде колоритной вороньей головы с широко распахнутым клювом.
Лускус выпучила глаза и активно замотала головой.
- Хватайся-ка за посох, – с доброжелательной интонацией произнёс женский голос.
- Её первую, – Инауро кивнул в сторону проводника.
«Так не бывает, – подумала та. – Такого не должно быть. Это бред».
Она видела подобные посохи лишь у верховных лесных ведьм, которые никогда просто так не сунулись бы в места типа знойной пустыни, да ещё и без свиты телохранительниц с юными служанками. Ну и, разумеется, помогать случайным странникам ведьмы точно бы не стали.
Ситуация превращалась в лютый фарс.
- Хватайся, миленькая, – воронья голова скользнула по песку и замерла перед лицом Лускус.
Та задрала подбородок и попыталась повернуть голову, но никого, кроме Инауро, со своего ракурса так и не разглядела.
- Что… вам… надо? – процедила она.
Раздался тихий каркающий смешок и тень сместилась чуть поближе.
- Держись, дочка, – произнесла незнакомка и деревянный клюв легонько стукнул проводника по лбу.
- Вот же... дерьмо... – неимоверным усилием воли та заставила себя вытащить одну руку и уцепиться пальцами за протянутую палку, ожидая, что над ней попросту хотят поиздеваться.
- Тащу, держись крепче, – предупредила незнакомка.
Лускус открыла было рот, но сказать ничего не успела, поскольку в ту же секунду её резко рвануло вверх и назад. Вывернутый сустав громко хрустнул.
- Рука! – застонала она.
- Потерпи, дочка, – её потянуло с такой силой, что зажатые ноги с хвостом чуть не выворотило из тазовых костей.
Вытащенная до пояса, она обессиленно запрокинулась на спину и увидела наконец их неожиданную спасительницу.
Длинное чёрное платье, связка бус, чёток и серебряных амулетов на груди поверх высокого белого воротника, съехавшая набок широкополая шляпа странной формы и раскрасневшееся от напряжения старушечье лицо с выразительным крючковатым носом.
«Реально ведьма что ли? – изумилась Лускус, перехватывая посох второй рукой. – Невозможно».
Происходящее всё больше напоминало сюрреалистическое представление.
«Это всё западня, инсценировка», – решила она.
Ну не случалось в этом мире настолько удачных стечений обстоятельств. Опасность, буквально возникшая на пустом месте, ощутимый вред для одного и легкий дискомфорт для другого, и сразу же благополучное разрешение проблемы в виде достаточно сильного помощника, который якобы просто случайно оказался поблизости в нужном месте, да ещё так вовремя.
«Нас спасает ведьма, – подумала Лускус. – Лесная ведьма. Верховная лесная ведьма. В пустыне…»
Ей вдруг стало дико смешно. Она ожидала чего угодно, но точно не этого.
- Какая я тебе дочка? Бабуся, – сказала она вслух.
Старуха качнула головой и дёрнула сильнее – так, что проводник вылетела из своей западни, чуть не оставив там ботинки.
- Теперь давай-ка ты, сынок, – удовлетворённо кивнула бабка. – Милмоя, отпусти посох-то. Ишь как вцепилась.
Она бесцеремонно выдернула свою палку из сведенных судорогой пальцев проводника.
Та, с трудом поборов душащий её смех, отползла в сторону и тут же попыталась подняться. В голове её шумело, грудь отзывалась жгучей болью на каждый вдох, ноги дрожали и не слушались, кожа на руках была красной, припухшей и саднила, позвоночник ныл, в одежду и волосы набился песок.
- Милмоя, – передразнила Лускус и, не в силах больше сдерживаться, расхохоталась.
Старуха быстро вытащила Инауро и за шкирку подтянула к себе.
- Спасибо, – безучастно, будто бы на автомате поблагодарил тот.

- И как же это вас угораздило-то? – незнакомка в монашеском одеянии отёрла вспотевшее лицо грязным платком и заправила выбившуюся из-под шляпы седую прядь. – Вовремя я оказалась поблизости. Ещё немного и померли бы оба.
У неё был крупный нос изящной формы, глубокие скорбные складки вокруг тонкого рта, дряблая бледная шея и неожиданно внимательные молодые глаза, обрамлённые пунцовой каймой тонких как пергамент век в глубине тёмных провалов глазниц.
«Какой колоритный персонаж», – Инауро задумчиво перевёл взгляд на крупные загорелые кисти рук старухи, неподвижно лежащие у той на коленях.
- Помнится, вот только трое сумерек тому назад самолично видала, как неподалёку от этого злополучного места утопли трое. Два мальчика и животное. Уж как они поначалу кричали... страх такой. А потом их и слышно-то не было. Лежали так на песочке с открытыми глазами – не живые, не мертвые – и уходили всё глубже. Я, когда до них добралась, только шапочка одна и осталась. Красненькая такая… – она вздохнула. – Норы триллов это вам не шутки.
Лускус промолчала, вытряхая из ботинок набившийся песок. Смеяться ей больше не хотелось.
Пальцы её всё ещё слушались плохо, однако в них появилась чувствительность, сопровождающаяся неприятным покалыванием. Тело горело изнутри, позвоночник ныл, в нижней части груди словно бы застрял камень, на обожжённых ладонях вздулись пузыри.
- Вам, деточки, не помешало бы обзавестись проводником, – дружелюбно скалясь идеально белыми зубами, монахиня придвинулась чуть ближе. – Негоже так, без проводника-то.
- Ослепла что ли? – не выдержала Лускус, ощупывая свои помятые рёбра. – Я и есть проводник. И это была вовсе никакая не нора. Ты, бабуля, чем дурацкие байки травить, лучше бы отправлялась куда шла. Или ждёшь особых благодарностей?
Старуха изумлённо всплеснула руками:
- Ах ты, батюшки святы, какая грубая деточка! Сиротка небось?
Лускус фыркнула и отвернулась.
- Уж ты, радость моя, не сердись на бабушку. В дела ваши лезть не стану. Перекушу маленько и пойду себе дальше, – старуха вытащила из большого походного рюкзака холщовый мешочек. – Да а сами-то вы сегодня кушали? У меня и сэндвичи есть, и термос с кофеём. Такие милые детки, молоденькие, а уже худые как спичка.
Ей никто не ответил.
Инауро глядел в незнакомое переливающееся противоестественными оттенками небо и, рассеянно поскрипывая песком на зубах, разминал одеревеневшие ноги.
«Удивительно, – думал он. – Любые религии учат, что после смерти жизнь не кончается. Разве что у одних версия посмертных приключений покороче, у других подлиннее. В любом случае большинство верит, что основная проблема посмертия решается ещё при жизни, по совокупности хороших и плохих поступков. В рай ты попадешь или в ад, реинкарнируешь ли в далай-ламу или в червяка, и так далее. Однако вот я умер. И что?»
Он невольно огляделся по сторонам, словно бы увидел всё это впервые.
«Оказывается, приключение только начинается. Но зачем оно? Почему всё так, а не иначе? Порожденцы, перерожденцы, девушки с хвостами, плотоядные трансвеститы, невидимые твари, песчаные монашки... Да это же чёрт знает что такое, а не смерть...»
На горизонте неслышно полыхнуло небольшое пурпурное облачко, отдалённо напомнившее ему гриб ядерного взрыва, и растеклось идеальной алой дугой наподобие арки.
«С другой стороны, а как иначе? Полное и окончательное забвение - это слишком грустно, – нахмурился он, словно отвечая на чей-то беззвучный вопрос. – Наверное, всё же хорошо, что в данном конкретном случае материалисты оказались неправы. Хотел бы я все тут поменять? Да нет, наверное. У меня на такие глобальные вещи точно фантазии не хватит...»
Он перевёл взгляд на сидящих неподалёку Лускус и монахиню.
Оказалось, те всё время о чем-то разговаривали и, судя по выражению лица первой, разговор этот постепенно переходил из разряда светской беседы в некое подобие уличной разборки с неизбежным мордобитием в конце.
- Чушь, – говорила Лускус. – Какая тут может быть «доброта душевная», когда мы находимся в междумирье? – она сложила руки на груди и саркастично скривилась. – Ты лучше прямо скажи, чего тебе надо и не пудри мне мозги.
- Господь милосердный! Ну зачем так напрягаться, право слово? – из-под широкополой шляпы выглядывали округлившиеся от удивления глаза монахини. – Не всё же несет зло в этом мире. Есть ведь и хорошие люди, которые помогают тебе, оберегают от холода и голода.
- Ага. Как ты, например, – хмыкнула Лускус.
Старуха посмотрела на недоеденный сэндвич в своей руке, тяжело вздохнула и покачала головой.
«Ну вот, теперь ей бабка чем-то не угодила, – меланхолично рассудил Инауро. – Она же вроде не монстр и уж точно ничего плохого нам не сделала. Даже наоборот. К чему такая реакция резкая вообще?»
- Извините, а куда вы направляетесь? – неожиданно для себя самого спросил у старухи путник.
- Что, махароший? – словно бы не расслышала та.
- Вы куда-то конкретно шли или так?
Он заметил, как зло зыркнула на него Лускус, но не отреагировал.
Старуха задумчиво посмотрела ему в глаза, дожевала бутерброд, стряхнула с подола крошки и аккуратно убрала опустевший мешочек на место.
- А куда может идти такая старая больная женщина, как я? – она скромно потупилась. – Меня уже давно нигде не ждут. Странствую, да людям помогаю, вот и всё, чем я могу заполнить свои пустые одинокие дни. Лишь покой и умиротворение мне надобны, гармония внутренняя от слияния с бесконечной вечностью да созерцание великого фрактального подобия.
- Божечки, какая дичь, – поморщилась Лускус, но монахиня пропустила её реплику мимо ушей.
- Любой вовлечённый в это сокровенное блаженство уже спасен, – продолжила говорить она, тщательно расправляя узловатыми пальцами складки на платье. – Ему ничего более не надобно, потому что у него всё уже есть. Это и есть истинный путь к себе, к своему естеству, к изначальности. А не то, чем вы тут все по дурости да незнанию занимаетесь.
- Нет, ну это уже попросту неприятно, – сердито произнесла проводник, поднимаясь на ноги. – Нам только всякой сектантской хрени сегодня не доставало.
Старуха подняла на неё взгляд, полный печали и смирения и ничего не ответила.
Инауро откашлялся, привлекая к себе внимание обеих спутниц.
- А может вы хотите составить нам компанию? – спросил он, глядя на монашку. – Вдруг мы сможем быть друг другу полезны.
- Ты охренел? – взвилась Лускус.
- Почему «охренел»? – Инауро был абсолютно спокоен. – Ты прикинь сама, втроём идти не так опасно и не так скучно, плюс у нас с тобой еды совсем мало, если не сказать, что вообще нет, а... – он задумался, как назвать монахиню, секунду помялся, но никто ему так и не подсказал, – а вы нам сами предложили. Значит у вас еды хватает, логично? Ну или вы точно знаете, где её достать. Вот я и подумал о том, что так всем будет удобней.
- А мальчик дело говорит, – белозубо заулыбалась старуха. – Заверяю вас, детки, я не буду вам обузой в пути, моей энергии на пару молодых и борзых проводников хватит. И пусть вид у меня как у иссохшей мумии, я ещё вполне могу на что-нибудь сгодиться. Особенно, если вам опять вздумается в нору триллов с наскока сигануть.
Инауро кивнул.
На лице Лускус отразилась целая гамма чувств от обиды до злости. Она некоторое время переводила взгляд с подопечного на незнакомку и обратно, затем звучно хлопнула себя по ляжкам и расхохоталась.
- Нет, ну надо же, спелись!
Она смеялась ровно десять секунд, затем подхватила с земли свой рюкзак, перекинула его через плечо и шагнула в сторону Инауро. Всю её веселость тут же как ветром сдуло.
- Поднимайся, – сухо сказала она. – Мы уходим.
- Послушай, деточка... – начала было монахиня.
Воздух со свистом вышел сквозь стиснутые зубы Лускус, она резко развернулась в сторону старухи, выбрасывая вперёд руку с зажатым в пальцах топором. Лезвие было нацелено на тонкую полоску морщинистой кожи над несколькими рядами деревянных бус.
- Тебе же сказали, бабка. Не лезь в чужие дела. Я тебе не верю, я отчётливо вижу, что ты нагло нам врёшь и корчишь из себя то, чем на самом деле не являешься. Но это в принципе уже неважно. Представим, что ты действительно хотела нам помочь, и помогла. Спасибо тебе сказали. Так чего ж ты прилипла как репей? Доброта вселенская, мать твою. Подъём, рыжий, мы уходим, – кинула она, не глядя на Инауро.
- Лу, – он уже стоял возле старухи. – Давай всё обсудим, когда ты остынешь, – он подал монашке руку, помогая подняться. – Ты сейчас просто злишься из-за того, что сама не смогла нас спасти, вот и срываешься на кого попало.
Лускус некоторое время пристально смотрела на него, затем резко убрала оружие, развернулась к ним спиной и зашагала прочь.
- Лу! – крикнул вдогонку Инауро.
- Да пошёл ты, – тихо отозвалась она.

«Чудесно, – с тоской думал Инауро, помогая монахине ставить палатку, – и что это мне вдруг приспичило сталкивать их лбами? Словно подначивал кто. Ведь ясно же, Лу помочь мне пыталась, защищала, к мусорщикам пришла, хотя знала, что может там умереть. Зачем я её злил? Эх, ну я дурак...»
Ещё возле зыбучих песков, после некрасивой стычки Лускус со старухой, он хотел было догнать её, вернуть или уйти с ней – неважно, но почему-то замешкался. Он уже не помнил почему. То ли монахиня ему что-то сказала, то ли он сам обиделся, то ли не поверил, что она действительно сможет его бросить после всего, что с ними случилось, но, когда он опомнился, Лускус уже нигде не было. Он даже не заметил, в какую сторону она ушла.
Побежал следом – и не нашёл.
А старуха всё говорила «не переживай, вместе пойдем», мол, «эти проводники все сплошь зеленые, но такие гордые да гонористые, что бед с ними не оберёшься».
Он слушал её и молчал, почти час не хотел уходить. Сперва боялся, что Лускус передумает и вернётся, а их уже нет. Потом начал бояться, что Лускус опять в зыбучие пески провалилась, а он не увидел и не спас её. Впрочем, старуха утверждала, будто Лускус благополучно дошла до верёвки, по которой они спускались, и наверх поднялась, но в это как-то слабо верилось. Слишком уж быстро она исчезла.
- Когда я ещё девчушкой была, – донёсся до него голос монахини, – мы да в былые годы частенько с покойной матушкой, мир праху её, в дюны хаживали. Тут по весне такие цветы чудные растут, голубые-голубые... словно утреннее небо.
- Что? – рассеянно отозвался он.
- Да ты не переживай, – сощурилась та, – ничего с твоей подругой не случится. Она молодая и крепкая. Вернётся в Город и другого попутчика себе отыщет.
- Она не любит возвращаться, – вспомнил он и нахмурился.
Небо всё больше наливалось густым фиолетовым цветом и россыпи далёких созвездий на нём проступили отчётливее. Оказалось, всё это время они не стояли на месте, а плыли по небосводу, будто несметные стаи светящихся рыбёшек. Вокруг было так тихо, что слышалось, как обсыпаются с медленно движущихся под порывами ветра барханов миллиарды белых песчинок. Один раз над дюнами пронёсся низкий протяжный звук, похожий на вой огромного неизвестного зверя, но монахиня успокоила Инауро, сказав, что такой гул могут издавать заводские трубы, когда для обогрева цехов пускают под напором пар. Путник не стал выспрашивать подробности.
Ещё был момент, когда он увидел неподалеку чей-то тёмный силуэт, однако спустя пару минут тот без следа растаял на месте. Как мираж.
Инауро достал из пачки последнюю сигарету, долго вертел её в пальцах, потом закурил.
Старуха лепетала уже битых часа три. Она рассказывала про волшебные леса, где проживают прекрасные птицы с ногами как у львов; про подземные реки, несущие выздоровление любому, кто из них отопьет; про древо жизни в пустынных чёрных землях; про танцующих водяных дев; про непознаваемость жизни и силу души; про смирение и великую награду за него; снова вспоминала свою «покойную матушку, которая вознеслась всего каких-то полста лет назад и теперь пребывает в счастливой благодати нескончаемого творения» и так далее.
Инауро почти не слушал её. Все его мысли были заняты лишь неожиданно открывшейся перед ним перспективой посмертия.
«Нет, ну однозначно, куда проще жить на свете, когда о таком не задумываешься, – рассуждал он. – Вот типа есть у тебя чёткий план на будущее. Тебе надо поесть, желательно вкусно и сытно, купить новые штаны с телефоном и куртку на зиму. А тут что? Ничего же не понятно вообще. Куда идти? Зачем? Ты же, блин, уже помер. Какие тут могут быть хождения, приключения и цели?»
Он мрачно затянулся.
«Надо было всё-таки дочитать ту тибетскую книгу мёртвых…» – подумал он и сам этой мысли удивился.
В стремительно теряющем краски небе у самого горизонта сверкнула и тут же погасла яркая розовая вспышка, за ней ещё одна.
- Вот и новые странники пожаловали, многовато их стало нынче, – с улыбкой сказала монахиня и достала термос с горячим кофе.
Инауро не рискнул расспрашивать, хотя и не понял взаимосвязи между вспышками в небе и «странниками».
Он смотрел, как со всех сторон, неторопливо катится на них ночная мгла. Словно густой туман, она бесцветными лентами стелилась понизу и заполняла бреши между барханами, шла волнами и слоилась – замирая на немыслимой высоте будто стоячая вода. Когда она докатилась до них и накрыла с головой, из виду исчезло не только закатное небо с отблесками незнакомых созвездий, но и сами дюны. Вокруг была лишь непроницаемая серая пустота. Она шевелилась и шуршала, словно в воздух разом поднялись тонны песчинок.
Инауро на секунду задержал дыхание, затем осторожно втянул воздух в лёгкие.
- Как будто подводный мир, – еле слышно проговорил он.
- Что, миленький? – рука монахини протягивала ему мятую жестяную кружку, остальные очертания терялись во мгле.
- Да просто ощущение, будто мы находимся на глубине, – он взял кружку, прикоснулся губами, обжёгся. – Звуки такие гулкие и воздух густой, вязкий. Словно вода. Кажется, можно оттолкнуться ногами и медленно поплыть…
- Как рыбка, – поддакнула старуха.
«Какая к чёрту рыбка?» – наморщился Инауро, но промолчал.
- Всё выше и выше, до самой луны, – почти нараспев продолжала монахиня. – Покойная матушка, мир праху её, помнится, всё говаривала, будто луна это око Матери-Вселенной. Будто сидит она там на самом краешке мироздания и всё-то ей сверху видно. И мысли человеческие, и желания, и поступки.
- А ночи здесь всегда такие? – торопливо перебил Инауро, не желая больше слушать однообразные историй про «покойную матушку».
- Что? А, ночи… Нет, сынок, ночей здесь не бывает, только сумерки. Время на перепутье. Пограничное время между явью и навью. В это время все мы балансируем на тонкой ниточке. И ты, и я, и подруга твоя бывшая.
Старуха громко отхлебнула горячий кофе.
- Слышишь, как шепчет сумрак? Это язык мёртвых. Тех, кто испугался, возгордился или растерял свою силу. Отверженные, безликие, лишенные разума, но ещё живые сознания. Они скользят по земле, заполняют собой ущелья и выемки в асфальте, обвивают деревья и укрывают реки. Сумерки – это время беседы с усопшими. Но не надо бояться, дорогой мой мальчик, не надо. Мёртвые не несут с собой ничего дурного, они лишь тёмная сторона этого прекрасного хаотичного мира, наполненного жизнью. Они напоминают нам о себе и иногда предостерегают, оберегают нас от всяких глупостей. Их надо просто принять, выслушать и таким образом войти в гармонию с миром. А значит и с самим собой тоже.

Вдалеке тонко взвизгнула птица.
Теперь трогаться с места было действительно опасно. По правилам так вообще следовало окопаться прямо в песке и дежурить до рассвета по очереди.
«Было бы с кем…» – хмыкнула Лускус.
Время мёртвых, как называл сумерки один из её старинных приятелей, всех заставляли быть настороже.
Этот тихий необъяснимый ужас, с которым не могло справиться ни забытье сна, ни даже сильнейшее оружие против страха – смех, приходил и к верящему в древних призраков, и к не верящему в них.
В сумеречное время всех их словно бы прибивало к земле – даже не понимая, в чем дело, путники замирали и боялись лишний раз шелохнуться, проводники становились нервными и излишне подозрительными, а смотрителей обуревала необъяснимая тоска. И только порождённые Зоной монстры будто бы оживали. Нападения в сумерки учащались во много раз, даже если люди не шли по этапу. И эти атаки всегда оказывались более безумными, более кровавыми и куда более изощрёнными, нежели в светлое время суток. Словно бы сумерки окончательно сводили тварей с ума.
«Вот оно, время позднего ужина, – поглядывая на мутный треугольник старухиной палатки вдалеке, думала Лускус. – Всё как в страшной детской сказке. Опускается темнота и разом оживает вся та мерзость, что пряталась днём».
Она некоторое время высматривала во мгле очертания Инауро и старухи, но разглядела лишь две неподвижные чёрные фигуры, сидящие друг напротив друга.
Нужно было подобраться к подопечному поближе, только так, чтобы ни он, ни эта подозрительная странствующая ведьма ничего не заметили. Насчёт Инауро Лускус была почти уверена – к сумеркам нужно сперва как следует привыкнуть, чтобы суметь различить в их безостановочном шуршании шаги крадущегося существа, а вот старуха смущала. Что-то в ней было такое, что сильно тревожило проводника, и не дало ей уйти, когда она почти решилась. Что-то очевидное, но ускользающее.
«Врёт бабка. Никакая она не лесная ведьма, – подумала Лускус, щелчком отправляя в полёт заползшую к ней на ногу бесхвостую ящерицу. – Просто принарядилась соответственно, бирюлек на себя понавешала. Вот только не убивать же её за сворованный имидж, тем более что у меня на неё больше ничего нет…»
Сбитое пресмыкающееся кувыркнулось в воздухе, отскочило, широко разинуло узкую пасть и зашипело. На распластавшихся по земле ветвях карликовых деревьев в пяти метрах впереди, будто бы среагировав на этот тихий звук, плавно развернулись бесцветные соцветия, похожие на крошечные кукольные руки. Ящерица задрала вверх плоскую голову и, пощупав воздух языком, скользнула прочь. Видимо, она уже имела опыт столкновения с этими сладко пахнущими растениями, скрывающими между заманчиво шевелящихся пальчиков плотоядные рты. Правда жизненный опыт её не спас, потому как в противоположной стороне её уже поджидал другой мелкий хищник, с головой зарывшийся в песке.
Над дюнами в очередной раз прокатился тоскливый зов одинокого левиафана. Судя по всему, у гигантских тварей начался брачный сезон, а значит на территории Светлых Столбов нынче очень жарко.
Лускус усмехнулась и откинулась на спину.
Напротив неё, так же привалившись к остывающему боку бархана, сидел некий небритый субъект и курил. Как он подошел, она не слышала.
Проводник рефлекторно подалась вперёд, чтобы, в случае чего, можно было быстро подняться на ноги, но человек не двигался, только задумчиво разглядывал свои босые ступни. Сигарета была выкурена до половины и дым от неё не поднимался вверх, а скручивался по спирали вокруг тлеющего уголька. На мужчине были лишь заношенные спортивные штаны и белая майка. Левая рука его, свободно лежащая на согнутом колене, казалась слишком тёмной и деформированной и, приглядевшись, Лускус поняла, что та на глазах удлиняется и изгибается, словно внутри слишком много суставов. Пока она смотрела, вольная трансформация превратила кисть в подобие древесной ветви.
- А, да ты никак спишь, братишка, – с явным облегчением сказала Лускус и расслабилась.
- Что сон, что явь... – апатично протянул субъект.
- Чего вдруг так трагично? – Лускус снова вернулась к наблюдению за палаткой.
- Ну как сказать... У тебя вот, например, есть поводы для радости?
- У меня-то? – она усмехнулась. – Поводов масса. Первый повод, я не сдохла и не обзавелась парой-тройкой дополнительных уродливых гаджетов. Повод второй, мой подопечный не сдох, а значит у меня ещё есть шанс на нём неплохо подзаработать. Повод третий, ты обычный сновидец, а не песочник.
Визитёр слушал её и кивал, словно бы понимая, о чем она говорит. Однако Лускус знала, что в его состоянии любая сказанная ею фраза преобразовывалась в зависимости от способа мышления и настроения слушателя, логично вплетаясь в ткань сна. Ему можно было невпопад отвечать текстом из детской песенки, он всё равно нашёл бы в этом логику.
- И это всё? – спросил визитёр.
- А тебе мало? – Лускус поглядела на человека напротив, тот вздохнул.
- Ну а как же смысл жизни? Высшая цель?
- Чего? Высшая цель?
Похоже, этот визитёр был замороченным.
Лускус поскучнела. Доморощенные философы всегда нагоняли на неё тоску.
- Да. Цель, – он задумчиво провел рукой-веткой по песку. – Знаешь, мне часто снится, что я дерево. Не смейся. Да, большое дерево в лесу. Я просто расту по сантиметру в год и вытягиваю из земли воду. И больше ничего. Всё остальное от меня не зависит. Дует ветер, и я качаюсь. Падает снег, и мои ветви опускаются под его тяжестью. И так всё время. Но самое мерзкое, что происходит это не только во сне. Вот моей дочери всего двенадцать лет, а моё слово для неё уже всё равно что пустой звук.
- Ну... понеслось, – кисло отозвалась Лускус и поменяла позу, развернувшись к визитёру боком.
- Она слушает кого угодно, только не меня. Что бы я не делал, всё без толку. Иногда мне даже кажется, что меня нет. Что я сам себя выдумал. Возраст, внешность, любимые занятия, даже воспоминания. Всё это какое-то фальшивое. Вот спроси, как меня зовут, я ведь даже имени своего не вспомню, – он немного помолчал. – А может и правда... Ну скажи, ты веришь, что этот мир реален?
Лускус погасила зевок ладонью и мотнула головой.
- Всё вокруг нереально, друг мой унылый. И ты понарошку, и я понарошку. И разговора этого нет.
- Здорово, что ты меня понимаешь.
- Ага. Супер.
Лускус чувствовала, что начинает засыпать. Голос собеседника убаюкивал, внизу мягко плыл остывающий песок, сумерки еле слышно нашёптывали непонятные слова. Визитёр всё говорил и говорил, но она его не слушала, лишь пыталась не потерять из поля зрения силуэт палатки с двумя сидящими возле неё фигурами. В голову начали заползать разные посторонние мысли – про иллюзорность мира и реальность снов, забытые воспоминания и долгий путь домой. Очевидно, об этом рассуждал сидящий рядом сновидец.
Лускус сперва отмахивалась от надвигающихся на неё мыслеобразов, потом сдалась. Она ещё видела палатку старой монахини, но поверх этого образа уже слоились другие – красный лунный диск, упирающийся в небо стеклянный столб, большие металлические шары, за мгновение превратившиеся в шарниры внутри коленных чашечек изящной фарфоровой куклы, чьи-то белые лица с янтарными глазами, книга с потёртым кожаным корешком...
Из этого полубредового состояния Лускус выдернул мягкий шорох шагов.
Соткавшаяся из призрачного полумрака фигура вытянула вперед свой посох и из фигурного набалдашника, лязгнув металлом, выскочило загнутое стальное лезвие. Лускус дёрнулась, припала к земле, машинально нащупывая пальцами лежащий рядом топор.
Ведьма некоторое время медлила, оглядываясь, затем деловито подоткнула подол платья и, быстро шагнув в сторону, одним ударом срезала карликовое деревце неподалёку.
- Вот и старуха-смерть с косой, – свистящим шёпотом прокомментировал визитёр.
Придавив крепкой и на удивление очень волосатой ногой ветви деревца, старуха быстро и ловко порубила ствол как колбасу.
- Опаньки, – беззвучно сказала Лускус, окончательно просыпаясь.
Наконец-то она поняла, что её так беспокоило. Если бы не сморщенное словно печёное яблоко лицо, можно было бы решить, что это не дряхлая отшельница, по легенде отбившаяся от ковена, а крепкий мужик с навыками выживания в экстремальных условиях. Просто ряженый.
Старуха наклонилась, сгребла поленья в подол и неспешно, вразвалочку зашагала обратно. Походка у ведьмы, когда её, казалось бы, никто не должен был видеть, тоже стала не очень-то женской и уж точно не старушечьей.
Теперь Лускус уже совсем не могла понять кто, собственно, такая эта бабка – порождение междумирья, за которое она себя выдавала, старая смотрительница или бывший проводник в маскировке. Само её тело представляло загадку – она не выглядела перерождённой, но что-то с ней определенно было не так. Казалось, она старела по частям или из разных частей и состояла. Интуитивное подозрение о том, что всё происходящее лишь инсценировка с неясной целью, обретало всё больше смысла.
Когда ведьма прошла полпути до еле различимого во мраке купола палатки, Лускус поднялась и короткими перебежками двинулась за ней следом.

Вот уже более получаса старуха занималась своими собственными делами, перебирая бесконечные мешочки и отмечая что-то в блокноте, и лишь изредка перебрасывались с Инауро малозначительными фразами о погоде. Впрочем, он был рад и этому, поскольку бессодержательные реплики монашки придавали хоть какой-то реальности происходящему и отвлекали от нехороших мыслей. Темнота будто бы обострила и выпятила то, о чём он старался не думать днём. Он чувствовал сейчас себя так, будто его посреди глухой ночи выдернули из тёплой постели и без особых церемоний швырнули в океан. И вот теперь он усиленно цеплялся за простые и понятные вещи.
Обнаружив себя барахтающимся посреди болота, а затем встретив в Городе Лускус, Инауро ещё находился в состоянии шока, каждую секунду ожидая, что всё это вот-вот закончится. Потом вдруг наступило потрясение от осознания собственного бессилия и в момент, когда от его решительных действий зависела жизнь, он почувствовал, что совершенно не хочется за неё бороться, не хочет понимать происходящее, не желает во всём этом участвовать. Теперь же отчаяние прошло и наступило понимание, что ничего не поделаешь, нужно начинать учиться здесь жить.
- Всё-таки какая странная вещь - сумерки, – задумчиво сказал Инауро старухе, разглядывая землисто-серые от окружающего монохрома руки. – Мне вот что интересно. Если это и правда время мёртвых…
Вдалеке приглушенно ухнуло и раскатилось протяжным индустриальным стоном.
- …Значит ли это, что мы действительно можем общаться с мёртвыми? – спросил он, невольно понижая голос до полушёпота.
Монахиня быстро стрельнула по нему глазами и с неожиданно недовольным видом поджала губы.
- Ну в смысле, без всяких убогих спиритических сеансов и вхождений в транс? – торопливо объяснился Инауро. – Я так понимаю, надо лишь знать язык, на котором они говорят, и внимательно слушать? Вы ведь это имели в виду? – он поглядел на старуху, но та уже смотрела куда-то в сторону.
- Ничего подобного я в виду не имела, – холодно отозвалась она, загибая очередную страницу своего блокнота.
- То есть как? – не понял путник.
- Мёртвые мертвы, мальчик мой. А это просто песок, он нагрелся от солнца и теперь остывает, – ответила старуха. – Расширившиеся молекулы сжимаются, песчинки укладываются плотнее, набранный за день жар поднимается вверх. Как следствие, песок шуршит, а воздух вибрирует. Физика, – она отложила блокнот в сторону и занялась выстраиванием аккуратной пирамидки из принесённых до этого древесных кругляков посреди вытоптанного в песке углубления. – Незачем, сынок, подменять обычные вещи мистикой.
Инауро нахмурился, но промолчал. Противоречие в её словах было настолько явным, что в его голову закралось подозрение относительно возможного психического нездоровья старухи.
Нет, разумеется, Лускус наверняка сказала бы что-то похожее. Но одно дело – молодая агрессивная мутантка, и совсем другое – дремучая отшельница, то и дело сбивающаяся на старческое сюсюканье и поэтические образы в стиле деревенской сказительницы.
Он сделал вид, что вопрос исчерпан и теперь его сильно тревожит лишь засохшая грязь на штанине, а сам стал исподтишка изучать монахиню. Еле слышно напевая нечто заунывное, та снова начала копаться в рюкзаке, перекладывая с места на место одинаковые холщовые мешочки и то и дело с любопытством заглядывая в некоторые из них.
«Да нет, – решил Инауро. – Ерунда. Здесь все в определённой степени сумасшедшие. Сумасшедшие жители сумасшедшего мира. И для них это всё абсолютно нормально. Потому скорей всего уж кто здесь неадекватен, так это именно я…»
Старуха тем временем выудила из рюкзака очередной перевязанный тесьмой мешочек, несколько раз перечитала пришитый ярлычок, с подозрением понюхала содержимое, высыпала в ладонь щепотку серебристого мусора, похожего на металлическую стружку и на чайную заварку одновременно, пошептала и стряхнула на древесину. Поленца полыхнули ярким пламенем, выглядящим особенно дико в окружающем бесцветии.
Инауро удивленно поднял брови.
Старуха искоса глянула на выражение его лица, наклонила голову и заулыбалась.
- Нравится? – спросила она и довольно сощурилась. – Эх, вот были времена, когда к любому делу подходили как к таинству, огонь да воду волшебными существами почитали, общались с ними, как с живыми, а теперь что? Зажигалкой щёлкнул и забыл. Молодые нынче в огонь плюют, вот до какого паскудства цивилизация народ довела... Эх, – она покачала головой. – Чудесные были раньше времена. Каждое творение природы состояло с ней в гармонии. Да что там! Каждый сам с собой в гармонии был. Старые не болели, молодые не умирали, все друг к другу с должным почтением обращались, женщины мужчин почитали, а мужчины женщин защищали. Теперь же всё шиворот-навыворот. Мужчины слабые стали да изнеженные, женщины оружие в руки берут и армиями командуют, старость никто не уважает, детей убивают. Куда только мир катится? Беспокойные нынче времена.
Справа от затаившийся неподалеку Лускус раздался громкий щелчок, она вздрогнула и оглянулась.
В полуметре от неё сидел знакомый визитёр и зачарованно смотрел на пламя старухиного костра. Рот его был приоткрыт. Проводник хотела было показать ему знаком, чтоб молчал, но не успела. Сновидец сглотнул и неожиданно душевным баритоном запел.
- Вечный покой сердце вряд ли обрадует, вечный покой для седых пирамииииид...
Сидящие возле палатки вскочили на ноги.
- Ах ты ж, – обречённо вздохнула Лускус.
- А для звездыыыы, – вывел визитёр и затянулся давно потухшей сигаретой, – что сорвалась и пааааадает, есть только миг...
Старуха молниеносным движением выхватила из-за спины посох и шагнула вперёд, поднимая вверх свободную правую руку.
- Спокойно! – Лускус нехотя поднялась. – Это всего лишь я и ещё один безобидный философствующий ублюдок.
- Лу?! – воскликнул Инауро и подался вперёд.
Старуха поймала его за плечо и подслеповато сощурилась, вглядываясь в стоящую неподалёку фигуру.
- А чем докажешь, что ты не морок, насланный на нас песочным человеком? – крикнула она.
Лускус засмеялась.
- Пароль «железный топор и хвост», бабуся.
Старуха улыбнулась ей одними губами, опустила посох и ослабила хватку. Вид у неё был крайне недовольный.
Инауро быстро пересёк разделяющее их с Лускус расстояние и, только приблизившись, замедлил шаг.
- Я думал, ты не вернёшься, – виновато сказал он.
Лускус фыркнула и ничего не ответила.
Следующие полчаса прошли в напряжённом молчании. Старуха мрачно цедила свой кофе, проводник притворялась, будто зашивает дырку на штанах, а путник разглядывал пристроившегося неподалёку визитёра. А тот в свою очередь увлечённо чертил пальцем на песке замысловатые геометрические фигуры и периодически тоскливо охал. Очевидно, его головоломка никак не складывалась.
- Может быть всё-таки пригласим человека к костру? – наконец нерешительно предложил Инауро.
- Где ты здесь видишь «человека»? – не оборачиваясь, отозвалась Лускус.
«Вот так, – Инауро снова уставился на свои руки, – правильно. К чему объяснения? Моё дело маленькое - помалкивать, да ноги в такт переставлять. Беги, стой, падай, прыгай, не прыгай, дыши, не дыши, делай, не думай. Никакой свободы воли…»
- А кто он, если не человек?
Лускус вздохнула.
Она понимала, что подопечный всегда должен получать по максимуму информации о Зоне и всех её проявлениях, причем желательно до столкновений с этими самыми проявлениями, но терпеть не могла чувствовать себя училкой, разжёвывающей нерадивым ученикам прописные истины. Эта нелюбовь к объяснениям была у неё с детства, точнее с тех самых пор, когда она впервые оказалась предоставлена самой себе и начала отвечать сама за себя, познавая мир на собственном опыте и учась на своих же ошибках.
- Их называют «визитёрами», – нехотя ответила Лускус. – Потому что они здесь появляются на время и не задерживаются. Ну типа, представь, ты решил поехать в соседний город. Собрал пожитки. Сел на поезд. Ту-тууу! Приехал. Теперь тебе нужно думать, где ночевать и чем питаться. А этим и ночёвка, и вся прочая бытовуха без надобности. Потому что никуда они не приехали, а просто позвонили по видеосвязи. Среднестатистический визитёр это некто, кому по какому-то случайному стечению обстоятельств вдруг начали чудиться мы, а он в это время как бы начал чудиться нам. А ещё они бывают просто чокнутыми. С такими в принципе контактировать не стоит, потому что они заразные. Благо, встретить здесь такого - большая редкость.
Сидящая возле входа в палатку старуха приглушённо хохотнула в кружку.
- Что? – хмуро спросила Лускус.
- Да ничего, девонька, ничего. Не заводись. Думаю, мы все устали и нам пора поспать несколько часиков.
- Нет, – сказала проводник.
- Может чуть позже, – отозвался Инауро.
- Ой, господи, матушки мои, – всплеснула руками бабка и со старческим кряхтением поднялась на ноги. – Да что ж с вами обоими так сложно-то? Ну почему вы постоянно огрызаетесь и мудрым бабулькам не верите? Старым нужно доверять, слушаться их, почитать. Что за молодежь пошла нынче непутёвая, не понимаю. Честно, задолбало уже в эти игры с вами играть. Видимо, где-то я просчитался.
Инауро и Лускус удивлённо оглянулись.
«Ведьма» стояла в полный рост. И теперь она была значительно выше, чем казалась сначала, её расправленные плечи под чёрным рубищем выглядели могучими, а зрачки отсвечивали красно-оранжевым.
- Давайте-ка ускоримся, – сказала она глубоким мужским басом, изобразила короткий пасс рукой и огромный пласт земли внезапно рухнул вниз, увлекая за собой и палатку, и костерок, и всех, кто находился поблизости.