Ч-1. Глава 4. Песчаная ведьма

"Нехорошее Место" часть 1
Глава 4
-----------------------------------

Солнце перевалило зенит и вокруг сразу стало намного темнее и в то же время контрастнее. Перламутровое небо над пустошью окрасилось в удушающе лиловый, а змеящиеся полосы на песке приобрели пугающий объём.
- Уже можно? – закричал Инауро.
- Да, – проводница подняла сброшенный сверху рюкзак и нехотя закинула его за спину. – Бедро, плечо и локоть, как я показывала. Двигайся бочком, не спеши, следи за тем, куда ставишь ноги. Только надёжная опора. Плечу будет больновато с непривычки, но ты потерпи, тут не очень высоко.
Она промокнула рукавом увлажнившийся лоб, вытащила из рюкзака бутылку с водой, с неудовольствием пощупала тёплый пластик, отхлебнула, прополоскала пересохший рот и снова огляделась.
- И это… рыжий, – сказала она. – Разговаривай со мной, пока спускаешься. Не молчи.
Под нависающей чёрной скалой виднелся вмурованный в породу остов старинного бронзового водопровода. Он давно не работал и обломки труб, местами превратившиеся в труху, торчали из базальта точно вывороченные наружу древесные корни. С нескольких массивных вентилей свисали разрушенные птичьи гнёзда и лохмотья сухой травы.
Лускус отвернулась.
- Я иду, – бодрым голосом сообщил подопечный.
- Ага, – без особого энтузиазма отозвалась она. – Давай.
Сегодня до заката им предстояло в достаточно расслабленном режиме преодолеть большую часть пустоши и дойти до похожих на тени кактусовых зарослей, едва различимых на фоне дрожащего сиреневого марева, а там уже можно будет отдохнуть, тихо-мирно запалить костерок и насладиться свежесобранными кисло-сладкими плодами.
"Прошу, хоть один день без сюрпризов, – подумала проводница, невольно жмурясь от солнечного блика, ползущего вдоль кромки бархана. – Просто дайте мне подготовить парня…"
На самом деле её даже порадовало то, что после Белого Города их занесло именно сюда.
Лускус проходила этот этап не менее двух десятков раз и знала – Пески не без причины считались одной из наиболее безобидных локаций на территории междумирья. Баллов за их прохождение, конечно, давалось маловато, однако участок был небольшой, без особых подвохов, ловушки, если и попадались, легко просматривались издалека, местная флора с фауной проявляла себя вяло, не встречалось никаких огненных торнадо, прыгунов и лавовых пузырей как в той же Стеклянной Бездне или электростатических бурь как в Клыке, да и перспектив внезапно наткнуться на другую группу не имелось. По сути, здесь просто было жарко, однообразно и утомительно, ну и в нору триллов ещё можно было сдуру провалиться. Потому многие проводники воспринимали эти места как заурядную буферную зону и тратили на них минимум сил, используя всё отведённое время на отработку теории, разговоры по душам, обсуждение дальнейшей тактики проводки и полноценный ночной отдых.
Сверху посыпались комья спёкшегося белого песка и мелкие камушки.
- Эй, ты ещё там? – спросил подопечный. – Что мне говорить-то?
- Да просто издавай звуки, – хмыкнула Лускус и заметила метрах в десяти справа припорошённую песком кучку вскрытых устричных раковин, похожих на чьи-то отрезанные уши.
Её передёрнуло.
Остатки устричного мяса, налипшего на поломанные панцири, выглядели заветревшимися, но ещё достаточно свежими, будто тот, кто их ел, прошёл здесь не более часа назад.
"Чушь, – подумала проводница. – Я бы заметила здесь постороннего ещё до спуска. Его невозможно было бы не заметить, не полз же он под землёй. Но откуда тогда это стойкое ощущение, будто всё катится к чёрту?"
Стараясь подавить очередной приступ иррациональной тревоги, она прикрыла веки и глубоко задышала.
Пофиг на странного рыжего мертвяка и его злоключения, пофиг на сбоящие напоминалки, пофиг на неадекватное поведение мусорщиков, пофиг на дурацких устриц. В этом мире и без них хватало разного рода нелепиц, так и что теперь, из-за каждой ерунды переживать? Пожалуй, ей было просто очень обидно из-за упущенной Зеркальной Башни – эта мысль терзала её до сих пор, Лускус не понимала, как такое вообще произошло, и потому никак не могла расслабиться, излишне резко реагируя на любую незначительную мелочь.
Треклятая, всем до зарезу нужная Башня тысячелетиями хаотично перемещалась по территории междумирья, возникая то там, то здесь, и задерживалась на одном месте на столь короткий промежуток времени, что бежать к ней приходилось сломя голову. Вычислить её местоположение заранее и уж тем более подгадать момент появления не мог никто. Её легко было упустить, а то и вовсе никогда не найти. И тут на тебе – в первую же ночёвку, да ещё, судя по всему, буквально под боком… Досадно? Очень. Подозрительно? Более чем. Ну не могло подобное оказаться обычным совпадением, никак не могло.
Когда подопечный рассказал ей о подслушанном разговоре мусорщиков, в котором упоминалась Зеркальная Башня, выросшая на рассвете прямо в центре Белого Города, Лускус не поверила, что такое вообще возможно – центральный выход посреди рядового этапа, конец игры сразу на старте. Однако, пораскинув мозгами, она сделала вывод, что порожденцам нет смысла сочинять подобную белиберду. Башня скорей всего действительно появлялась, но это был лишь кратковременный сбой в программе, который тут же устранили, а заметившие сияющую змею устремлённого в небеса строения мусорщики попросту не сдержали своего любопытства. Вот только почему они, обнаружив место ночёвки пары странников, не напали, не убили обоих на месте и даже не взяли разложенный будто на выставке скарб, а по-тихому, как заправские ниндзя, похитили путника, утащили к себе на свалку и принялись поить чаем?
Как там альфа сказал? "Васфас не враг" – "Мы на твоей стороне" – "Исторический момент" – "Что-то меняется". Что, блин, меняется? Где? Зачем? Из-за чего?
Делиться с подопечным своими подозрениями проводница не стала. Она полагала, что людям в принципе вредно знать о том, что они какие-то не такие, особенные, ни на кого не похожие.
Практика показывала, что, узнав о своей исключительности, люди зачастую становились излишне самоуверенными, зацикливались на личной истории, а то и вовсе теряли связь с реальностью, начиная воспринимать мир сквозь призму собственной значительности. В то время, когда по сути своей оставались лишь кусками мяса, просто чуть более лакомыми, нежели все прочие…
"Надо будет потом в какой-нибудь лагерь завернуть. Послушать новости", – хмуро подвела итог Лускус и открыла глаза.
Расколотые устричные раковины лежали на прежнем месте, нависающая над головой вулканическая порода походила на окаменевший гребень волны, сквозь клубящиеся слои лилово-сизых облаков слева пробивались слепящие лучи солнца, а в прорехах справа виднелся угольно-чёрный небосвод и несущиеся по нему созвездия.
Следя краем глаза за покачивающимся концом верёвки, проводница отступила на три шага в сторону и почувствовала, как почва со змеиным шуршанием поползла под подошвами. Она рефлекторно перепрыгнула с ненадёжного участка туда, где только что стояла, и тут же провалилась в песок до колен.
- Да твою мать, – проговорила Лускус и закачалась точно маятник, силясь выбраться из западни.
Увязшие ноги в ответ резко сдавило и потащило влево. Проводница приглушённо ойкнула, села и разом ушла ещё глубже. Песок оказался горячим, как раскалённые угли, она быстро перевернулась набок, стряхнула с плеч рюкзак и облокотилась на него, перенося назад большую часть своего веса.
- У тебя там что-то случилось? – над скальным выступом показались ребристые подошвы кроссовок Инауро.
- Всё норм, – максимально ровным голосом отозвалась Лускус, огляделась по сторонам и остановила взгляд на торчащих из базальта водопроводных трубах. – Но ты оставайся пока на месте, повиси, я скажу, когда можно будет.
"Спокойно. Это не тектоническая трещина, – чувствуя, как ускоряется сердцебиение, она забарахталась, пытаясь нащупать хоть какую-то точку опоры. – Песок в трещину ссыпается интенсивно и без остановки, так что меня бы уже нафаршировало им под завязку на глубине метров в десять-двадцать. И это точно не плывуны, тут нет воды. Что тогда? Живое? Триллы? Каким-то чудом доползший сюда левиафан?.."
Ни одно живое существо не смогло бы перемещаться под землёй настолько тихо и незаметно, особенно если обладало габаритами среднестатистического левиафана. На нору триллов это также не походило. Грунт на несколько десятков метров вокруг выглядел однородным и сухим – не наблюдалось ни характерных влажных зигзагов, оставленных липкими хвостами подземных тварей, ни их торчащих наружу чувствительных усиков, напоминающих стебельки сухой травы, ни асимметричных взрыхлённых горбиков по периметру. Визуально движение под поверхностью тоже никак не считывалось и этот факт говорил сам за себя.
Проводница едва шевельнула зажатыми ступнями и то, что скрывалось под толщей песка, среагировало на движение, сдавив её ноги ещё крепче. Она наморщилась и замерла, разметав руки в стороны и ощущая, как впиваются в кожу и липнут к влажному лицу колючие песчинки.
- Лу, у тебя там точно всё в порядке? – спросил висящий на скале подопечный, его подошвы зашуршали по камням, вниз снова посыпались комья сбитого им грунта.
Никаких подземных толчков, вибраций или специфического сухого треска. Ничего вообще. Только лёгкий фоновый шелест песка и медленное скольжение многослойных облаков по небосводу.
"Ладно, я без понятия, что это такое", – сокрушённо подметила Лускус, выждала ещё минуту, переводя сбившееся дыхание, затем осторожно опустила руки, расстегнула бляху на поясе и вытянула из штанов ремень.
У неё возникла спонтанная идея примотать к ремню топор и использовать вместо импровизированного крюка на случай, если всё-таки удастся подобраться к скале поближе. Ну или, когда неизвестный монстр себя наконец проявит, заловить его петлёй, не дав сразу же зарыться обратно, и более результативно надавать топором по башке.
Впрочем, надежды на благополучный исход любого из этих предприятий у неё было немного. До труб предстояло проползти порядка пяти метров, а неизвестный монстр вполне мог оказаться бронированным, а то и вовсе нематериальным.
- Ты там в яму что ли провалилась? – Инауро спустился ещё на полтора метра вниз и отклонился так, что она увидела его раскрасневшееся потное лицо.
- Да куда ты, блин… – раздражённо начала проводница и осеклась, почувствовав, как по телу побежали хорошо знакомые мурашки.
В мозгу её защёлкало, точно отзвук далёкого фейерверка.
ПАРАГРАФ ТРЕТИЙ, ПУНКТ ВТОРОЙ – ПРОВОДНИК НЕ ДОЛЖЕН ПОДВЕРГАТЬ ПОДОПЕЧНОГО ОПАСНОСТИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТЕХ СЛУЧАЕВ, КОГДА ЭТОГО НЕЛЬЗЯ ИЗБЕЖАТЬ ИЛИ ЖЕ ЕСЛИ ОПАСНОСТЬ ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ КОНТРОЛИРУЕТСЯ ПРОВОДНИКОМ И ИСПОЛЬЗУЕТСЯ В КАЧЕСТВЕ ОБУЧАЮЩЕГО ТРЕНИНГА.
Лускус витиевато выругалась.
- Может тебе помочь? – заволновался подопечный.
- Оставайся на месте, – повторила она. – Не спускайся. Найди там себе какую-нибудь выемку и отдохни. Дай мне хотя бы пару минут подумать. Тут какая-то совершенно непонятная засасывающая штука, не хватало ещё чтобы ты тоже в неё угодил.
- Что за засасывающая штука? – спросил не на шутку встревоженный Инауро.
Проводница не ответила.
Давление на её ноги продолжало увеличиваться, растянутые и выкрученные суставы ныли, раскалённый песок набился под кофту и теперь нестерпимо жёг живот с ягодицами, пропитанная потом майка липла к спине, по вискам стекали солёные струйки, а ладони покрылись зудящими водянистыми пузырями. Лезвие топора казалось слишком широким, чтобы надёжно зацепиться за уступ, и недостаточно крепким, чтобы с первого броска врезаться в твёрдую вулканическую породу, ремень так и вовсе выглядел плохо и легко мог лопнуть при любом более-менее интенсивном рывке. Рассчитывать на трубы тем более не приходилось, они имели исключительно трухлявый вид.
Ситуация начинала казаться безвыходной.
Лускус понятия не имела, удастся ли ей вообще выбраться из этой неприятной заварушки, а значит следовало срочно решить, готова ли она и дальше рисковать жизнью человека в надежде, что им обоим удастся спастись.

"Ну вот и как тут что-то планировать? – размышляла проводница, глядя на своё мутное отражение в исцарапанной бляхе лежащего напротив неё ремня. – Стараешься, суетишься, продумываешь, отслеживаешь всё вокруг до паранойи, спишь в полглаза, психуешь, изучаешь, перепроверяешь по сто раз. И вот, оппаньки, оказывается от моих усилий снова ничего не зависит. На что я сейчас вообще могу рассчитывать, кроме тупого везения?"
- Так, – наконец решилась она и смахнула с лица налипший песок. – Срочно меняем тактику. Ты лезешь наверх, отвязываешь от крюка верёвку и кидаешь её мне. И затем терпеливо ждёшь, когда я решу свою проблему.
Проводница старалась говорить деловито и спокойно, рассчитывая, что человек поверит в то, что она по-прежнему контролирует ситуацию, а вовсе не собирается бросить его на произвол судьбы посреди буферной зоны.
- Слышишь меня?
- Нет, ничего не слышу, – голос Инауро звучал глухо и сердито.
Сверху снова посыпались обломки базальта, перемешанные с песком. Очевидно, несмотря на запрет, парень продолжил спуск.
- Вот сука. Ты чего такой упёртый, а? – возмутилась Лускус, машинально прикрывая голову. – Мы же тут оба сдохнем, понимаешь ты это или нет?
- Давай руку.
Путник уже висел прямо над ней, опасно накренившись набок и упираясь ногами в край обрыва, его передавленные верёвкой кисти рук побелели, а лицо, наоборот, стало пунцовым от напряжения.
Грунт под его подошвами плыл и осыпался, оголяя пористую чёрную породу и проблёскивающие фрагменты водопровода. Проводница глянула на подопечного почти с ненавистью и начала остервенело разгребать топором песок вокруг себя.
- Дохлый номер, чел, – проговорила она. – Верёвка короткая, а ты не супергерой и сейчас нафиг свалишься. Но у тебя есть шанс…
- Давай сюда руку, – парень переставил ноги и сполз ещё ниже.
- Да блин, сейчас же лезь наверх, кому сказали. Я вешу куда больше, чем тебе кажется. Ты меня не поднимешь.
- Капец. Тебя же сейчас совсем засосёт, – он быстро огляделся, перехватил верёвку повыше, отполз в сторону, разжал пальцы и спрыгнул поодаль.
- Стой! – запоздало заорала проводница. – Не отпускай верёвку! Чёрт…
- А, и тут тоже, – будто бы почти не удивился Инауро, глядя на свои провалившиеся ноги, опёрся на песок и с шипением отдёрнул обожжённые ладони.
Лускус скрипнула зубами от досады и отложила топор. Сдерживать эмоции больше не имело смысла.
- Ты зачем верёвку отпустил, болван?
Она медленно втянула горячий воздух через ноздри и выгнулась, запрокидываясь лопатками на рюкзак в надежде хоть немного замедлить погружение. Бесполезно. Даже неподвижную, её продолжало тащить вниз с неизменной скоростью. В висках застучало.
- Идиот. Нет, ну какой идиот!
- Почему ты меня всё время обзываешь? – обиделся подопечный. – Я ведь просто хотел помочь.
- Да на кой чёрт эта твоя помощь нужна?! – вызверилась Лускус. – Я всего-то сдохну и всё начнётся сначала, а ты, если сдохнешь… Тьфу. Как же это тупо.
- Если я сдохну, что тогда?
Выражение его лица было предельно серьёзным, а тело погружалось в песок строго вертикально, будто тонущая в болоте статуя. Он даже не пытался вырваться из своей западни.
Проводница распрямилась насколько это было возможно и оперлась на расставленные в стороны локти. Жгучий песок доходил ей уже до подмышек и из-за его давления стало трудно дышать.
- Я сейчас кину тебе рюкзак, обопрись на него и попытайся на нём подтянуться, может быть, сумеешь выбраться, пока не увяз слишком глубоко. Или нет, лучше сними с себя курку, привяжи рукав к лямке рюкзака и…
- Если я сдохну, что тогда? – упрямо повторил Инауро.
Она со злостью швырнула в него рюкзаком. Он уклонился, рюкзак пролетел мимо и плюхнулся неподалёку, подняв пылевой фонтанчик. Лускус взвыла.
- Если ты сдохнешь, кретин, то станешь таким как я. И это в лучшем случае. Ты мертвяк, понимаешь, нет? У тебя есть только два пути – отправиться в сумерки или попытаться заключить договор с Зоной. И всё это очень и очень плохо!
Подопечный несколько секунд буравил её взглядом, затем вытер своё блестящее от пота лицо, сощурился, и сложил руки на груди, оглядывая расстилающиеся впереди просторы.
- Короче, я понял, – сказал он изменившимся голосом. – Это очередное дурацкое смертельно опасное приключение. Как в компьютерной игре. Нет, я правда верю, что здесь всё подряд смертельно опасно. И, видимо, мы сейчас оба поджаримся заживо и умрём, потому что я отпустил верёвку. Которая нам всё равно бы не помогла, потому что она короткая. То есть провал этой миссии был заранее предрешён. И вот теперь я болван и идиот, а ты почти утонула. И шансов выбраться у нас нет. Но тогда какой смысл сопротивляться? Ты ведь переродишься, а я какой-то там договор заключу. Давай так и поступим, а потом начнём заново. Не понимаю, в чём проблема. Это ваше междумирье для меня всё равно "посмертие". Я один раз уже умер, почему бы это не повторить? У нас, похоже, всё с самого начала не заладилось, так может стоит всю партию переиграть? Можешь даже прямо сейчас тюкнуть меня своим топором, чтобы зря времени не терять.
- Слушай, – Лускус зло скрипнула зубами. – Хватит уже со мной препираться. Просто дотянись до рюкзака. Он твой последний шанс. Ты тонешь медленнее, чем я, а значит можешь…
- Последний шанс. Шанс на что? На то, чтобы утонуть завтра в другом месте? – он с печальной усмешкой снял с себя куртку, оглядел её со всех сторон, затем извернулся, подтащил поближе рюкзак и принялся неторопливо отряхивать его от песка. – Как говоришь? За рукав привязать?
Лускус ничего ему не ответила, лишь часто задышала и на мгновение зажмурилась. Чувство непомерного отчаяния вкупе с бессилием навалились на неё, словно тонна пыльного душного тряпья.
"Интересно, будет ли это похоже на утопление? – подумала она. – Или меня неспешно раздавит? Или же я поджарюсь как рыба в кляре? Сколько всё это ещё будет продолжаться?"
- Так, ну, готово. Привязал. Что дальше?
Лускус молча размахнулась и запустила в него свёрнутым ремнём. Путник снова увернулся.
- Тебе три годика что ли или ты реально тупой? – прошипела она сквозь зубы, не глядя на него. – Сам догадаться вот вообще никак не способен? Ты куда ближе меня близко к трубам, так что привязывай один рукав за лямку, другой за ремень, хватайся за него и закидывай рюкзак на какой-нибудь из водопроводных вентилей так, чтобы он там покрепче зацепился.
Инауро критическим взглядом прикинул расстояние до обрыва.
- Не хватит. Это надо ещё штаны в связку добавить, а они теперь где-то в иной плоскости бытия.
- Капец, – еле слышно сказала она. – Зачем я вообще тебя подобрала?
Инауро помолчал, задумчиво дёргая рукав привязанной к рюкзаку куртки. Кожа его была красной, на ней проступили шелушащиеся пятна, волосы потемнели от напитавшего их пота, но держался он на удивление стойко.
- Выходит, я во всём случившемся виноват?
- Выходит так, – чуть повременив, холодно ответила Лускус. – Нет, ну а кто просил тебя лезть следом? Вот какой нормальный человек будет так нелепо рисковать собственной жизнью, скажи мне? Вы должны бороться за свою жизнь. А проводников вокруг ещё много и смерть для нас давно не новость.
Она зажмурилась и шумно выдохнула. Следовало срочно научить парня подавать запрос на перерождение.
- Ладно, – начала она. – Раз уж всё так сложилось…
- Смерть давно не новость? – перебил её путник и с коротким кивком поджал губы. – Ну да, точно. Незаменимых здесь нет. Но во всём виноват я один.
Он смахнул с бровей повисшие капли пота и выражение его лица на мгновение стало совершенно несчастным.
- А между прочим это ты сказала, что мне нужно тебя слушаться. Ты сказала "лезь", я полез. И всё равно сделал всё неправильно.
- …Открой рюкзак, там в среднем отделении есть блокнот, – скучно и медленно проговорила Лускус, но парень её уже не слушал.
- Знаешь, наверное, я уже вообще больше ничего не хочу, – ответил он и отвернулся.
"И почему же это всегда так неприятно?" – спросила она сама себя и замерла, ощущая, как сводит судорогой зажатые ноги, как трещат кости таза, замедляется сердцебиение, гаснет слух и пульсирующими вспышками меркнет свет, а в сознании беззвучно разворачивается сияющий ядовито-лимонный узор прохода.
Допуск на новую жизнь – даже без предварительного запроса. Словно её гибель была заранее предрешена.

Буквально перед самым последним своим перерождением она столкнулась с "синдромом тотальной невезучести" и небезосновательно полагала, что в случае с Инауро ситуация складывается похожим образом.
Её тогдашнему подопечному было не более одиннадцати лет отроду и проник он на территорию междумирья, уйдя из жизни сознательно и добровольно. Он даже помнил причину принятия такого решения наряду и активно шпарил непонятными проводнице медицинскими терминами, что было показателем его огромного энергетического потенциала. Впрочем, Лускус и без его откровений в первые же сутки знакомства догадалась – в человеческом мире пацан был смертельно болен и скорей всего сильно мучился. Об этом косвенно свидетельствовали так называемые "метки прошлого". Он был не по возрасту маленьким и худым, на его теле не росло ни единого волоска вплоть до полного отсутствия бровей с ресницами, кожа и глазные склеры имели специфический бронзовый оттенок, а ещё он периодически разговаривал с кем-то во сне, объяснял, что "химиоэмболизация больше не помогает" и просил по нему не плакать, потому что скорая смерть его совсем не страшит.
Ну и ещё мальчишка, не смотря на свой незначительный возраст, был на редкость внимательным, терпеливым и рассудительным. Он достаточно неплохо просчитывал вероятностное развитие ситуации, не нервничал по пустякам, не задавал лишних вопросов и послушно исполнял любые приказания. Вот только рядом с ним проводница ощущала себя как на раскалённой сковороде.
Вокруг него постоянно происходило что-то нехорошее, причём самому ему от этого ничего не делалось, все шишки валились на голову Лускус и тех, кто оказывался поблизости – людей, перерожденцев, порожденцев – без разницы. Пацан словно бы заражал пространство вокруг себя особой болезнью, от которой начинали страдать окружающие. Они поскальзывались на ровном месте, падали, давились едой, ломались, резались, роняли на себя тяжести, попадали в совершенно очевидные ловушки и тому подобное. Лускус провела рядом с ним менее недели и успела потерять двоих путников, подобранных за несколько дней до мальца, встрять в три мерзкие истории с драугами и собирателями, лишиться нескольких пальцев на руках и большей части хвоста, и всё это не по собственному недогляду, а исключительно из-за редкостно неудачного стечения обстоятельств.
Помимо прочего их постоянно окучивали визитёры, да не абы какие, а с признаками одержимых духами медиумов. Они буквально не давали им прохода, сменяя друг друга как по часам, не давали есть и спать и безостановочно талдычили какую-то эзотерическую чушь, уговаривая пацана отправиться с ними в "чёрные земли". Отогнать их или спрятаться где-то было невозможно, они безошибочно находили мальчика повсюду, как если бы внутри него имелся встроенный радиомаяк. В какой-то момент она даже пожалела, что вообще взялась за это дело, хотя за проводку странного маленького путника, притягивающего к себе проблемы, давалось куда больше баллов, чем за любого из её прошлых подопечных.
Впрочем, несмотря на сложности, они в итоге всё-таки добрались до Зеркальной Башни, и мальчишка благополучно прошёл внутрь. Лускус на радостях сплясала джигу и собралась было в обратный путь, но спустя всего пять минут пацан вернулся.
Оказалось, он передумал предпринимать попытку выхода за Предел, вслух связался с сознанием междумирья и предложил заключить договор, по которому при жизни отдавал всю свою жизненную энергию в обмен на могущество над материей. Его запрос звучал нетипично, но на такой вызов Зона не могла не откликнуться – спустя мгновение после его обращения она явилась самолично в виде шести разрушительных световых столбов, заставив Лускус в панике бежать.
Проводница так и не узнала, что в итоге сталось с мальчиком, и, несмотря на то что набранные за время проводки баллы остались в итоге при ней, с тех самых пор начала наотрез отказываться от подопечных, рядом с которыми её слишком часто подстерегали неприятности.
Вот и теперь, глядя на задумчивое, почти отрешённое лицо Инауро сквозь всё более отчетливо проступающие хищные фракталы прохода, чувствуя, как винтом скручивает позвоночник, и слыша звук, с которым выходит из её лёгких последний воздух, она думала лишь о том, что не стоило ей с ним связываться в принципе. Пофиг на скуку, пофиг на баллы, пофиг на санкции. Чуяла же – этот рыжий парень непрост.
"Может оно и правда к лучшему? – рассуждала Лускус, смутно ощущая, как непонятное течение внизу постепенно ослабевает. – Может быть парню изначально предначертано сгинуть на первом же этапе или стать смотрителем? Может быть, Зона запланировала так с самого начала? Может быть между Зоной и рыжим, как и в случае с тем лысым пацаном, уже давно налажена своего рода телепатическая связь, просто он сам этого ещё не понял? С другой стороны, а так ли уж важно это теперь? Всего через пару часов моё тело пересоберётся в новом месте в новой комплектации, я отыщу себе новую одежду, новый рюкзак и новое оружие и займусь своими привычными делами, а непонятный рыжий парень сгинет без следа, ведь я так и не научила его перерождаться…"
- Ой ты, господи, деточки мои! Вам небось помощь требуется?
Голос, донёсшийся до угасающего слуха Лускус, был женским, но в то же время низким и дребезжащим. Старушечьим.
От неожиданности проводница вздрогнула и притупившиеся было чувства начали возвращаться, а вместе с ними жар и боль в вывернутом теле. Узор, разворачивавшийся перед мысленным взором, поблёк и резко схлопнулся.
"А вот и очередной нежданчик", – ощущая, как пропускает удары сердце, подумала Лускус.
- Что? Кто? – отплёвываясь от песка, просипела она.
Инауро огляделся и с безразличным видом, будто бы не испытывая ни малейшего дискомфорта из-за своего нынешнего положения, повёл торчащими на поверхности плечами.
- Какая-то монашка, – ровным голосом ответил он. – Совсем рядом, сейчас позову.
- Кто?!
- Да, помогите нам, пожалуйста, – негромко попросил Инауро.
Лускус лишь захрипела, втягивая в сдавленные лёгкие раскалённый воздух, и попыталась пошевелить пальцами выкрученной руки, чтобы дотянуться до лежащего рядом топора. В её голове промелькнула целая серия максимально неприглядных вариантов дальнейшего развития событий. Они двое сейчас были абсолютно беззащитны и этим мог воспользоваться кто угодно с любыми садистскими целями.
Кого подопечный вообще мог бы принять за монашку? Аквестру? Благочинную из секты вертунов? Да уж лучше бы их действительно тэнгли сожрали.
- О-о, плохо ваше дело, махарошие.
Возле них легла бесформенная тень и перед скрещёнными на груди руками путника, взбив песок фонтанчиком, ударилась корявая палка с набалдашником в виде колоритной вороньей головы с приоткрытым клювом, инкрустированной крупными алыми камнями. Лускус выпучила глаза и активно замотала головой.
- Хватайся-ка за посох, – с доброжелательной интонацией произнёс всё тот же старческий голос.
- Давайте её первую, – Инауро кивнул в сторону проводницы.
"Так не бывает, – подумала та. – Такого не должно быть. Это бред".
Она видела подобные посохи лишь у верховных лесных ведьм, которые никогда и ни за что не сунулись бы в места типа знойной пустыни, да ещё и без свиты телохранительниц с юными служанками. Ну и, разумеется, помогать случайным странникам ведьмы по собственному желанию точно бы не стали.
Ситуация стремительно превращалась в лютый фарс.
- Хватайся, махарошая, – воронья голова скользнула по песку и замерла перед лицом Лускус.
Та задрала подбородок и попыталась повернуть голову, но никого, кроме Инауро, со своего ракурса не разглядела.
- Что… вам… надо? – процедила она.
Раздался тихий каркающий смешок и тень сместилась чуть ближе.
- Держись, доча, – произнесла незнакомка и деревянный клюв легонько стукнул проводницу по лбу.
- Вот же... дерьмо... – неимоверным усилием воли та заставила себя высвободить из песка левую руку и вцепилась дрожащими пальцами в протянутую палку, ожидая, что на самом деле никто их вытаскивать не планирует и просто хочет поиздеваться.
- Держись крепче, – предупредила незнакомка.
Лускус открыла было рот, но сказать ничего не успела, поскольку в ту же секунду её резко рвануло вверх и назад. Вывернутый сустав громко щёлкнул.
- Рука! – застонала она. – Я же не корнеплод, блин, осторожнее!
- Потерпи, доча, – её потянуло с такой силой, что зажатые ноги с хвостом чуть не выворотило из тазовых костей.
Вытащенная до пояса, она обессиленно запрокинулась на спину, не глядя нащупала лежащий рядом топор и увидела наконец свою неожиданную спасительницу – длинное чёрное платье, связка бус, чёток и серебряных амулетов на груди поверх высокого белого воротника, съехавшая набок широкополая шляпа странной формы и раскрасневшееся от напряжения старушечье лицо с выразительным крючковатым носом.
"Реально ведьма что ли? – изумилась Лускус, сжимая непослушными пальцами рукоять топора. – Невозможно".
Ну не случалось в этом мире настолько удачных стечений обстоятельств. Смертельная опасность, буквально возникшая на пустом месте, и буквально тут же благополучное разрешение проблемы в виде достаточно сильного помощника, который якобы абсолютно случайно оказался в нужном месте в нужное время.
"Нас спасает ведьма, – подумала она. – Лесная ведьма. Верховная лесная ведьма. Одинокая. Посреди пустыни".
Ей вдруг стало дико смешно. Она ожидала чего угодно, но точно не этого.
- Какая я тебе доча? Бабуся, – морщась от пульсирующей боли в плече, сдавленно хохотнула проводница и едва успела перехватить посох покрепче.
Старуха укоризненно покачала головой, отставила назад опорную ногу и дёрнула так, что Лускус пулей вылетела из своей западни, едва не оставив под землёй ботинки.
- Теперь давай-ка ты, сынок, – удовлетворённо кивнула бабка. – Милмоя, ты отпусти посох-то. Ишь как вцепилась.
Она бесцеремонно выдернула свою палку из пальцев проводницы.
Та, борясь с душащим её смехом, отползла в сторону и, всё ещё прижимая к груди топор, попыталась подняться. В голове её шумело, живот отзывался жгучей болью на каждое телодвижение, ноги дрожали и подгибались, позвоночник ныл, в одежду и волосы набился колючий песок.
- Милмоя, – передразнила Лускус и, не в силах больше сдерживаться, хрипло расхохоталась.
Старуха проигнорировала её выпад, сделав вид, будто не расслышала. Она легко и быстро вытащила Инауро и, точно крюком подцепив его посохом за шкирку, подтянула к себе.
- Спасибо, – безучастно поблагодарил тот.

- И как это вас угораздило-то? – незнакомка в монашеском одеянии отёрла лицо грязным платком и заправила выбившуюся из-под шляпы седую прядь. – Вовремя же я оказалась поблизости. Ещё немного и померли бы оба.
У неё был крупный нос изящной формы, глубокие скорбные складки вокруг тонкого рта, дряблая бледная шея и удивительно внимательные молодые глаза, обрамлённые пунцовой каймой тонких как пергамент век в глубине тёмных провалов глазниц.
"Какой колоритный персонаж", – Инауро задумчиво перевёл взгляд на крупные загорелые кисти рук старухи, лежащие у той на коленях.
- Помнится, вот только трое сумерек тому назад сама видала, как тут же, близёхонько утопли трое. Пара парнишек и перевозившее их животное. Уж как они по первости голосили... страх такой. А потом их и слышно-то не было. Лежали так на песочке с открытыми глазами – не живые, не мертвые – и уходили всё глубже. Я, когда до них добрела, только шапочка одна и осталась. Зелёненькая такая. Прыть-то у меня уже не та, что прежде… – она вздохнула. – Норы триллов это вам не шутки.
Лускус промолчала, вытряхая из ботинок набившийся песок. Смеяться ей больше не хотелось.
- Вам, деточки, не помешало бы обзавестись проводником, – дружелюбно скалясь идеально белыми зубами, монахиня придвинулась чуть ближе. – Негоже так шастать повсюду, без проводника-то.
- Ослепла что ли? – не выдержала Лускус, ощупывая сквозь кофту свои помятые рёбра. – Я и есть проводник. И это была вовсе никакая не нора. Ты, бабуля, чем дурацкие байки травить, лучше бы отправлялась куда шла. Или ждёшь особых благодарностей?
Старуха изумлённо всплеснула руками:
- Ах ты, батюшки святы, экая грубая деточка! Сиротка небось?
Лускус фыркнула, подтащила к себе рюкзак и молча кинула в Инауро бутылкой с водой. Тот еле успел её поймать на лету.
- Уж ты, ангел мой, не серчай. В дела ваши лезть не стану. Вот только перекушу сейчас маленько и побреду себе дальше, – старуха вытащила из большого походного рюкзака холщовый мешочек. – Да а сами-то вы уже кушали сегодня? У меня и сэндвичи есть, и термос с кофеём. Такие славные детки, молоденькие, миловидные, а уже худые как спичка.
Ей никто не ответил.
Инауро отрешённо разглядывал свою припухшую кожу рук и через силу глотал саднящим горлом неприятную тёплую воду.
"Удивительно, – думал он. – Любые религии учат, что после смерти жизнь не кончается. Разве что у одних версия посмертных приключений покороче, у других подлиннее. В любом случае большинство верит, что основная проблема посмертия решается ещё при жизни, по совокупности хороших и плохих поступков. В рай ты попадешь или в ад, реинкарнируешь ли в далай-ламу или в червяка, и так далее. Однако вот я умер. И что?"
Он невольно огляделся по сторонам, словно бы увидел всё это впервые.
"Оказывается, приключение только начинается. Но зачем оно? Почему всё так, а не иначе? Порожденцы, перерожденцы, девушки с хвостами, плотоядные трансвеститы, невидимые твари, песчаные монашки... Да это же чёрт знает что такое, а не смерть..."
Далеко на горизонте неслышно полыхнуло небольшое алое облачко, напомнившее ему гриб ядерного взрыва, и растеклось идеальной дугой наподобие арки.
"С другой стороны, а как иначе? Полное и окончательное забвение - это слишком грустно, – нахмурился он, словно отвечая на чей-то беззвучный вопрос. – Наверное, всё же хорошо, что в данном конкретном случае материалисты оказались неправы. Хотел бы я всё тут поменять? Да нет, наверное. У меня на такие глобальные вещи точно фантазии не хватит..."
Он перевёл взгляд на сидящих неподалёку Лускус и монахиню. Оказалось, те всё время о чём-то разговаривали и, судя по выражению лица первой, разговор этот постепенно переходил из разряда светской беседы в некое подобие уличной разборки с неизбежным мордобитием в конце.
- Чушь, – говорила Лускус. – Какая тут может быть "доброта душевная", когда мы находимся в междумирье?
Она сложила руки на груди и саркастично скривилась.
- Ты лучше прямо скажи, чего тебе надо, и не пудри мне мозги.
- Господь милосердный! Ну к чему так полошиться, право слово? – из-под широкополой шляпы выглядывали округлившиеся от удивления глаза монахини. – Не всё же несет зло в этом мире. Есть ведь и хорошие люди, которые благоприятствуют тебе, оберегают от холода и голода.
- Ага. Как ты, например, – хмыкнула Лускус.
Старуха посмотрела на недоеденный сэндвич в своей руке, вздохнула и покачала головой.
"Ну вот, теперь ей бабка чем-то не угодила, – меланхолично рассудил Инауро. – Она же вроде не монстр и уж точно ничего плохого нам не сделала. Даже наоборот. К чему такая реакция резкая вообще?"
- Извините, а куда вы направляетесь? – неожиданно для себя самого спросил у старухи путник.
- Что, махароший? – словно бы не расслышала та.
- Вы куда-то конкретно шли или так?
Он заметил, как зло зыркнула на него Лускус, но не отреагировал.
Старуха задумчиво посмотрела ему в глаза, дожевала бутерброд, стряхнула с подола крошки и аккуратно убрала опустевший мешочек на место.
- А куда может идти такая старая больная женщина, как я? – она скромно потупилась. – Меня уже давно нигде не ждут. Странствую вот, да людям помогаю, это всё, чем мне дано заполнить свои пустые одинокие дни. Лишь покой и умиротворение мне надобны, гармония внутренняя от слияния с бесконечной вечностью да созерцание великого фрактального подобия.
- Божечки, какая дичь, – поморщилась Лускус.
Монахиня снова пропустила её реплику мимо ушей.
- Любой вовлечённый в это сокровенное блаженство уже спасён, – продолжала говорить она, расправляя узловатыми пальцами складки на платье. – Ему ничего более не надобно, потому что у него всё уже есть. Это и есть истинный путь к себе, к своему естеству, к изначальности. А не то, чем вы тут все по дурости да незнанию занимаетесь.
- Нет, ну это уже совсем нехорошо, – сердито произнесла проводница, поднимаясь на ноги. – Нам только всякой сектантской хрени сегодня не доставало.
Старуха вскинула на неё взгляд, полный печали и смирения и ничего не ответила.
Инауро откашлялся, привлекая к себе внимание обеих спутниц.
- А может вы хотите составить нам компанию? – спросил он, глядя на монашку. – Вдруг мы сможем быть друг другу полезны.
- Ты охренел? – взвилась Лускус.
- Почему "охренел"? – Инауро был абсолютно спокоен. – Ты прикинь сама, втроём идти не так опасно и не так скучно, плюс у нас с тобой еды совсем мало, если не сказать, что вообще нет, а... – он задумался, как назвать монахиню, секунду помялся, но ему так никто и не подсказал, – а вы нам сами еду предложили. Значит её у вас хватает, логично? Ну или вы точно знаете, где её достать. Вот я и подумал о том, что так всем будет удобней.
- А парнишка дело говорит, – белозубо заулыбалась старуха. – Заверяю вас, детки, я не буду вам обузой в пути, моей энергии ещё на пару молодых и борзых проводников хватит. И пусть вид у меня как у иссохшей мумии, я вполне могу на что-нибудь сгодиться. Особенно, если вам опять вздумается в нору триллов с наскока сигануть.
Инауро кивнул.
На лице Лускус отразилась целая гамма чувств от обиды до злости. Она некоторое время переводила взгляд с подопечного на незнакомку и обратно, затем звучно хлопнула себя по ляжкам и расхохоталась.
- Нет, ну надо же, спелись!
Она смеялась ровно пять секунд, затем подхватила с земли свой рюкзак, перекинула его через плечо и шагнула в сторону Инауро. Всю её веселость как ветром сдуло.
- Поднимайся, – сухо сказала она. – Мы уходим.
- Послушай, доча... – начала было монахиня.
Воздух со свистом вышел сквозь стиснутые зубы Лускус, она резко развернулась в сторону старухи, выбрасывая вперёд руку с зажатым в пальцах топором. Лезвие было нацелено на тонкую полоску морщинистой кожи над несколькими рядами деревянных бус.
- Тебе же сказали, бабка. Не лезь в чужие дела. Я тебе не верю, я знаю, что ты нагло нам врёшь и корчишь из себя то, чем на самом деле не являешься. Но это в принципе уже неважно. Представим, что ты действительно хотела нам помочь, и помогла. Спасибо тебе сказали. Так чего ж ты прилипла как репей? Доброта вселенская, мать твою. Подъём, рыжий, мы уходим, – кинула она, не глядя на Инауро.
- Лу.
Он уже стоял возле старухи.
- Давай всё обсудим, когда ты остынешь, – он подал монашке руку, помогая подняться. – Ты сейчас просто злишься из-за того, что сама не смогла нас спасти, вот и срываешься на кого попало.
Лускус некоторое время пристально смотрела на него, затем убрала оружие, развернулась к ним спиной и зашагала прочь.
- Лу! – крикнул ей вслед Инауро.
- Да пошёл ты, – отозвалась она.

"Чудесно, – с тоской думал Инауро, помогая монахине ставить палатку, – и что это мне вдруг приспичило сталкивать их лбами? Словно подначивал кто. Ведь ясно же, Лу помочь мне пыталась, защищала, к мусорщикам пришла, хотя знала, что может погибнуть. В пустыне готова была заживо изжариться, а меня всё равно спасала. Зачем же я её злил? Эх, ну я и дурак..."
Ещё возле зыбучих песков, после некрасивой стычки Лускус со старухой, он хотел было догнать её, вернуть или уйти с ней – неважно, но почему-то замешкался.
Он уже не помнил почему. То ли монахиня ему что-то сказала, то ли он сам обиделся, то ли не поверил, что она действительно сможет бросить его после всего, что с ними случилось, но, когда он опомнился, Лускус уже нигде не было. Он даже не заметил, в какую сторону она ушла. Побежал следом – и не нашёл. А старуха всё говорила "не переживай, вместе пойдем", мол, "эти проводники все сплошь зелёные, но такие гордые да гонористые, что бед с ними не оберёшься".
Он слушал её и молчал, почти час не хотел уходить. Сперва боялся, что Лускус передумает и вернётся, а их уже нет. Потом начал бояться, что она опять в зыбучие пески провалилась, а он не увидел и не спас её. Впрочем, старуха утверждала, будто Лускус благополучно дошла до верёвки, по которой они спускались, и наверх поднялась, но в это слабо верилось. Слишком уж быстро она исчезла.
- Когда я ещё малышкой была, – донёсся до него голос монахини, – мы да в былые времена частенько с покойной матушкой, мир праху её, в Пески хаживали. Тут по весне такие цветы чудные растут, голубые-голубые... словно утреннее небо.
- Что? – рассеянно отозвался он.
- Да не тревожься ты попусту, – сощурилась старуха. – Ничего с твоей подружкой не случится. Она молодая, боевая и крепкая. Вернётся в Город и другого попутчика себе отыщет.
- Она не любит возвращаться, – вспомнил он и нахмурился.
Жар постепенно спадал, небо всё больше наливалось густым фиолетовым цветом и россыпи далёких созвездий на нём проступили отчётливее. Оказалось, всё это время они двигались куда быстрее слоистых облаков. Плыли по небосводу, точно несметные стаи светляков.
"Словно бы мы крутимся в космосе, сидя верхом на крошечном астероиде", – подумал он и вздохнул, борясь с внезапным приступом головокружения.
Вокруг было так тихо, что слышалось, как обсыпаются с медленно движущихся барханов миллиарды белых песчинок. Один раз над пустошью пронёсся низкий протяжный звук, похожий на вой огромного неизвестного зверя, но монахиня успокоила Инауро, сказав, что такой гул издают заводские трубы, когда для обогрева цехов пускают под напором пар. Путник не стал выспрашивать подробности.
Старуха хлюпала сырыми устрицами, хрустела орешками, закусывала сэндвичами, и безостановочно лепетала уже битых часа три. Она рассказывала про волшебные леса, где проживают прекрасные птицы с ногами как у львов; про подземные реки, несущие выздоровление любому, кто из них отопьет; про древо жизни в пустынных чёрных землях; про танцующих водяных дев; про непознаваемость жизни и силу человеческой души; про смирение и великую награду за него; снова вспоминала свою "покойную матушку, которая вознеслась всего каких-то полста лет назад и теперь пребывает в счастливой благодати нескончаемого творения" и так далее.
Инауро почти не слушал её и отказывался от всех угощений. Все его мысли были заняты лишь неожиданно открывшейся перед ним перспективой посмертия.
"Нет, ну однозначно, куда проще жить на свете, когда о таком не задумываешься, – рассуждал он. – Вот типа есть у тебя чёткий план на будущее. Тебе надо поесть, желательно вкусно и сытно, отдохнуть, пообщаться с интересными людьми, сходить на работу, заработать денег, оплатить счета, купить новые штаны с телефоном и куртку на зиму. А тут что? Ничего же не понятно вообще. Куда идти? Зачем? Ты же, блин, уже помер. Какие тут могут быть хождения, приключения и цели?"
Он достал из пачки последнюю сигарету, долго вертел её в пальцах, потом убрал обратно.
"Надо было всё-таки дочитать ту тибетскую книгу мёртвых…" – подумал он и сам этой мысли удивился.
В стремительно теряющем краски небе у самого горизонта сверкнула и тут же погасла яркая розовая вспышка, за ней ещё одна.
- Вот и новые странники пожаловали, многовато их стало нынче, – с улыбкой сказала монахиня, смела в мятый бумажный пакетик опустевшие устричные раковины и достала термос с горячим кофе.
Инауро не стал расспрашивать, хотя и не понял взаимосвязи между вспышками в небе и "странниками". Он смотрел, как со всех сторон, неторопливо катится на них ночная мгла.
Словно густой туман, она бесцветными лентами стелилась понизу и заполняла бреши между барханами, шла волнами и слоилась – замирая на немыслимой высоте будто стоячая вода. Когда она докатилась до них и накрыла с головой, из виду исчезло не только закатное небо с отблесками незнакомых созвездий, но и вся локация целиком. Вокруг теперь была лишь непроницаемая серая пустота. Она шевелилась и шуршала, как если бы в воздух разом поднялись тонны вибрирующих песчинок.
Инауро на несколько секунд задержал дыхание, затем осторожно втянул воздух в лёгкие и, закашлявшись, прикрыл лицо рукавом.
- Подводный мир, – глухо проговорил он.
- Что, миленький? – рука монахини протягивала ему мятую жестяную кружку, остальные очертания терялись во мгле.
- Да просто странное ощущение, словно мы находимся на глубине, – он взял кружку, почувствовал, как от уплотнившегося серого воздуха першит в горле, быстро отпил, обжёгся, скривился от кофейной горечи. – Звуки такие гулкие и воздух густой, вязкий. Словно вода. Кажется, можно оттолкнуться ногами и медленно поплыть.
- Как рыбка, – поддакнула старуха.
"Какая, к чёрту, рыбка?" – наморщился Инауро, но промолчал и снова уткнулся носом в рукав.
- Всё выше и выше, до самой луны, – почти нараспев продолжала монахиня. – Покойная матушка, мир праху её, помнится, всё говаривала, будто луна это око Матери-Вселенной. Будто сидит она там на самом краешке мироздания и всё-то ей сверху видно. И мысли человеческие, и желания, и поступки.
- А ночи здесь всегда такие? – торопливо перебил Инауро, не желая больше слушать однообразные историй про "покойную матушку".
- Что? А, ночи… Нет, сынок, ночей здесь не бывает, только сумерки. Время на перепутье. Пограничное время между явью и навью. В это время все мы балансируем на тонкой ниточке. И ты, и я, и подружка твоя бывшая.
Старуха громко отхлебнула горячий кофе.
- Слышишь, как шепчет сумрак? Это язык мёртвых. Тех, кто испугался, возгордился или растерял свою силу. Отверженные, безликие, лишенные разума, но ещё живые сознания. Они скользят по земле, заполняют собой ущелья и выемки в асфальте, обвивают деревья и укрывают реки. Сумерки – это время беседы с усопшими. Но не надо бояться, дорогой мой мальчик, не надо. Мёртвые не несут с собой ничего дурного, они лишь тёмная сторона этого прекрасного хаотичного мира, наполненного жизнью. Они напоминают нам о себе и иногда предостерегают, оберегают нас от всяких глупостей. Их надо просто принять, выслушать и таким образом войти в гармонию с миром. А значит и с самим собой тоже.

Вдалеке тонко взвизгнула птица.
Теперь трогаться с места было действительно опасно. По правилам так вообще следовало окопаться прямо в песке и дежурить до рассвета по очереди.
"Было бы с кем…" – хмыкнула Лускус, поправляя плотную тканевую повязку на лице.
Время мёртвых, как называл сумерки один из её старинных приятелей, всех заставляли быть настороже. Этот тихий необъяснимый ужас, с которым не могло справиться ни забытье сна, ни даже сильнейшее оружие против страха – смех, приходил и к верящему в древних призраков, и к не верящему в них.
В сумеречное время всех их словно бы прибивало к земле – даже не понимая, в чём дело, путники замирали и боялись лишний раз шелохнуться, проводники становились нервными и излишне подозрительными, а смотрителей обуревала необъяснимая тоска. И только порождённые Зоной монстры будто бы оживали. Нападения в сумерки учащались во много раз, даже если люди не шли по этапу. И эти атаки всегда оказывались более безумными, более кровавыми и куда более изощрёнными, нежели в светлое время суток. Словно бы сумерки окончательно сводили тварей с ума.
"Вот оно, время позднего ужина, – поглядывая на мутный треугольник старухиной палатки впереди, думала Лускус. – Всё как в страшной детской сказке. Опускается темнота и разом оживает вся та мерзость, что пряталась днём".
Она некоторое время высматривала во мгле очертания Инауро и старухи, но разглядела лишь две одинаковые чёрные фигуры, сидящие друг напротив друга.
Нужно было подобраться к подопечному поближе, только так, чтобы ни он, ни эта подозрительная странствующая ведьма ничего не заметили.
Насчёт Инауро Лускус была почти уверена – к сумеркам нужно сперва как следует привыкнуть, чтобы суметь различить в их безостановочном шёпоте шаги крадущегося существа, а вот старуха смущала. Что-то в ней было такое, что сильно тревожило проводницу, и не дало ей уйти, когда она почти решилась. Что-то очевидное, но ускользающее.
"Врёт бабка. Никакая она не лесная ведьма, – подумала Лускус, щелчком отправляя в полёт заползшую к ней на ногу бесхвостую ящерицу. – Просто принарядилась соответственно, бирюлек на себя понавешала. Вот только не убивать же её за сворованный имидж, тем более что у меня против неё всё равно больше ничего нет…"
Сбитое пресмыкающееся кувыркнулось в воздухе, отскочило, широко разинуло узкую пасть и зашипело. На распластавшихся по земле ветвях карликовых деревьев в семи метрах справа, будто бы среагировав на этот тихий звук, плавно развернулись бесцветные соцветия, похожие на крошечные кукольные руки, и в воздухе распространился приторно сладкий аромат. Ящерица задрала вверх плоскую голову и, пощупав воздух языком, скользнула прочь. Видимо, она уже имела опыт столкновения с этими растениями, скрывающими между заманчиво шевелящихся пальчиков плотоядные рты. Впрочем, жизненный опыт её не спас, потому как в противоположной стороне её уже поджидал другой мелкий хищник, с головой зарывшийся в песке.
Над пустошью в очередной раз прокатился тоскливый зов одинокой фоморы. Судя по всему, у гигантских тварей начался брачный сезон, а значит на территории Светлых Столбов нынче очень весело.
Проводница усмехнулась и откинулась на спину. Напротив неё, так же привалившись к остывающему боку бархана, сидел некий небритый субъект и курил. Как он подошёл, она не слышала.
Лускус рефлекторно подалась вперёд, чтобы, в случае чего, можно было быстро подняться на ноги, но человек не двигался, только задумчиво разглядывал свои босые ступни. Сигарета была выкурена до половины и дым от неё не поднимался вверх, а скручивался по спирали вокруг тлеющего уголька. На мужчине были лишь заношенные спортивные штаны и белая майка. Левая рука его, свободно лежащая на согнутом колене, казалась слишком тёмной и деформированной и, приглядевшись, Лускус поняла, что та на глазах удлиняется и изгибается, словно внутри слишком много суставов. Пока она смотрела, вольная трансформация превратила кисть в подобие древесной ветви.
- А, да ты никак спишь, братишка, – с явным облегчением сказала Лускус и расслабилась.
- Что сон, что явь... – апатично протянул субъект.
- Чего вдруг так трагично? – Лускус снова вернулась к наблюдению за палаткой.
- Ну как сказать... У тебя вот, например, есть поводы для радости?
- У меня-то? – она усмехнулась. – Поводов масса. Первый повод, я не сдохла и не обзавелась парой-тройкой дополнительных уродливых гаджетов. Повод второй, мой подопечный не сдох, а значит у меня ещё есть шанс на нём подзаработать. Повод третий, ты обычный сновидец, а не какая-нибудь нёх.
Визитёр слушал её и кивал, словно бы понимая, о чём она говорит. Однако Лускус знала, в его состоянии любая сказанная ею фраза преобразовывалась в зависимости от его сиюминутного настроения, логично вплетаясь в ткань сна. Ему сейчас можно было невпопад отвечать текстом из детской песенки, он всё равно нашёл бы в этом логику.
- И это всё? – спросил визитёр.
- А тебе мало? – Лускус поглядела на человека напротив, тот вздохнул.
- Ну а как же смысл жизни? Высшая цель?
- Чего? Высшая цель?
Похоже, этот визитёр был замороченным.
Лускус поскучнела. Доморощенные философы нагоняли на неё тоску.
- Да. Цель, – он задумчиво провёл рукой-веткой по песку. – Знаешь, мне часто снится, что я дерево. Не смейся. Да, большое дерево в лесу. Я просто расту по сантиметру в год и вытягиваю из земли воду. И больше ничего. Всё остальное от меня не зависит. Дует ветер, и я качаюсь. Падает снег, и мои ветви опускаются под его тяжестью. И так всё время. Но самое мерзкое, что происходит это не только во сне. Вот моему сыну всего семь лет, а моё слово для него уже всё равно что пустой звук.
- Ну... понеслось, – кисло отозвалась Лускус и поменяла позу, развернувшись к визитёру боком.
- Он слушает кого угодно, только не меня. Что бы я не делал, всё без толку. Иногда мне даже кажется, что меня нет. Что я сам себя выдумал. Возраст, внешность, любимые занятия, даже воспоминания. Всё это какое-то фальшивое. Вот спроси, как меня зовут, я ведь даже имени своего не вспомню, – он немного помолчал. – А может и правда... Ну скажи, ты веришь, что этот мир реален?
Лускус погасила зевок ладонью и мотнула головой.
- Всё вокруг нереально, друг мой унылый. И ты понарошку, и я понарошку. И разговора этого нет.
- Как приятно, что ты меня понимаешь.
- Ага. Супер.
Лускус чувствовала, что начинает засыпать. Голос собеседника убаюкивал, внизу мягко плыл раскалившийся за день песок, сумерки еле слышно нашёптывали непонятные слова.
Визитёр всё говорил и говорил, но она его не слушала, лишь пыталась не потерять из поля зрения силуэт палатки с двумя сидящими возле неё фигурами. В голову начали заползать разные посторонние мысли – про иллюзорность мира и реальность снов, забытые воспоминания и долгий путь домой. Очевидно, об этом рассуждал сидящий рядом сновидец. Лускус сперва отмахивалась от надвигающихся на неё мыслеобразов, потом сдалась. Она ещё видела палатку старой монахини, но поверх этого образа уже наслаивались другие – кроваво-красная луна, упирающийся в небо стеклянный столб, большие металлические шары, за мгновение превратившиеся в шарниры внутри коленных чашечек изящной фарфоровой куклы, чьи-то белые лица с янтарными глазами, тонкие многопалые руки, книга с потёртым кожаным корешком...
Из этого полубредового состояния проводницу выдернул мягкий шорох шагов.
Соткавшаяся из призрачного полумрака фигура вытянула вперед свой посох и из фигурного вороньего набалдашника, лязгнув металлом, выскочило тонкое стальное лезвие. Лускус моргнула, дёрнулась, припала к земле, нащупывая пальцами лежащий рядом топор. Ведьма некоторое время медлила, оглядываясь, затем деловито подоткнула подол платья и, шагнув в сторону, одним ударом срезала карликовое деревце неподалёку.
- Старуха-смерть с косой, – свистящим шёпотом прокомментировал визитёр.
Придавив на удивление мускулистой и очень волосатой ногой ветви деревца, старуха быстро и ловко порубила ствол как колбасу.
- Опаньки, – беззвучно сказала Лускус, окончательно просыпаясь.
Наконец-то она поняла, что её так беспокоило. Если бы не сморщенное словно печёное яблоко лицо, можно было бы решить, что это вовсе не дряхлая отшельница, по легенде якобы отбившаяся от своего ковена, а крепкий мужик с навыками выживания в экстремальных условиях. Просто ряженый.
Старуха наклонилась, сгребла поленья в подол и неспешно, вразвалочку зашагала обратно.
Походка у ведьмы, когда её, казалось бы, никто не должен был видеть, тоже стала не очень-то женской и уж точно не старушечьей. Теперь Лускус уже совсем не могла понять кто, собственно, такая эта бабка – порождение междумирья, за которое она себя выдавала, старая смотрительница или даже проводник в маскировке. Само её тело представляло загадку – она не выглядела перерождённой, но что-то с ней определенно было не так. Казалось, она старела по частям или из разных частей и состояла.
Интуитивное подозрение о том, что всё происходящее лишь инсценировка с неясной целью, обретало всё больше смысла.
Когда ведьма прошла полпути до едва различимого во мраке купола палатки, Лускус поднялась и короткими перебежками двинулась за ней следом.

Вот уже более получаса старуха занималась своими непонятными старушечьими делами, перебирая бесконечные мешочки и последовательно записывая что-то в блокноте, и лишь изредка перебрасывались с Инауро незначительными фразами. Впрочем, он был рад и этому, поскольку реплики монашки придавали хоть какой-то реальности происходящему и отвлекали от нехороших мыслей.
Темнота словно обострила и выпятила то, о чём он старался не думать днём. Он чувствовал сейчас себя, как если бы его посреди глухой ночи выдернули из тёплой постели и без особых церемоний швырнули в бушующий бескрайний океан. И вот теперь он усиленно цеплялся за простые и понятные вещи, будто бы от этого зависела его жизнь. Ну или как минимум рассудок.
Обнаружив себя барахтающимся посреди болота, а затем встретив в городе Лускус, Инауро ещё находился в состоянии шока, каждую секунду ожидая, что всё это вот-вот закончится. Потом вдруг наступило потрясение от осознания собственного бессилия и в момент, когда от его решительных действий зависела жизнь, он почувствовал, что совершенно не хочет за неё бороться, не хочет понимать происходящее, не желает во всём этом участвовать. Теперь же отчаяние прошло и наступило понимание, что ничего не поделаешь, нужно начинать учиться здесь жить.
- Всё-таки какая странная вещь - здешние сумерки, – задумчиво сообщил Инауро старухе, разглядывая землисто-серые от окружающего монохрома руки. – Мне вот что интересно. Если это и правда время мёртвых…
Вдалеке приглушённо ухнуло и раскатилось протяжным индустриальным стоном.
- …Значит ли это, что мы действительно можем общаться с мёртвыми? – спросил он, невольно понижая голос до полушёпота.
Монахиня быстро стрельнула по нему взглядом и недовольно поджала губы.
- Ну в смысле, без всяких там спиритических сеансов и вхождений в транс? – торопливо объяснился Инауро. – Я так понимаю, надо лишь знать язык, на котором они говорят, и внимательно слушать? Вы ведь это имели в виду?
Он поднял глаза на старуху, но та уже смотрела куда-то в сторону.
- Ничего подобного я в виду не имела, – холодно отозвалась она, загибая очередную страницу своего блокнота.
- То есть как? – не понял путник.
- Мёртвые мертвы, мальчик мой. А это просто песок, он нагрелся от солнца и теперь остывает, – сказала старуха. – Расширившиеся молекулы сжимаются, песчинки укладываются плотнее, набранный за день жар поднимается вверх. Как следствие, песок шуршит, а воздух вибрирует.
Внезапно она отложила блокнот в сторону и начала моргать так быстро, что казалось будто она пытается избавиться от песка, попавшего ей в глаз. Затем её плечи поднялись вверх, а изо рта вырвался резкий гортанный звук, похожий то ли на кашель, то ли на короткий смешок.
- Физика, – хрипло пояснила она и, опустив голову, занялась выстраиванием аккуратной пирамидки из принесённых до этого древесных кругляков посреди вытоптанного в песке углубления.
Инауро нахмурился, но промолчал. Противоречие в её словах было настолько явным, что в его голову закралось подозрение относительно возможного психического нездоровья старухи.
Нет, разумеется, Лускус наверняка сказала бы что-то похожее. Но одно дело – молодая агрессивная мутантка, и совсем другое – дремучая отшельница, то и дело сбивающаяся на старческое сюсюканье и поэтические образы в стиле деревенской сказительницы.
Он сделал вид, что вопрос исчерпан и теперь его сильно тревожит лишь засохшая грязь на штанине, а сам стал исподтишка изучать монахиню.
Еле слышно напевая нечто заунывное, та снова начала копаться в своём рюкзаке, перекладывая с места на место одинаковые холщовые мешочки и то и дело с любопытством заглядывая в некоторые из них.
"Да нет, – решил Инауро. – Ерунда. Здесь все в определённой степени сумасшедшие. Сумасшедшие жители сумасшедшего мира. И для них подобное поведение абсолютно нормально. А значит кто здесь и неадекватен, так это именно я…"
Старуха тем временем выудила из рюкзака очередной перевязанный тесьмой мешочек, несколько раз перечитала пришитый ярлычок, с подозрением понюхала содержимое, высыпала в ладонь щепотку серебристого мусора, похожего на металлическую стружку и на чайную заварку одновременно, пошептала и стряхнула на древесину. Поленца полыхнули ярким пламенем, выглядящим особенно дико в окружающем бесцветии. Инауро удивлённо поднял брови.
Старуха искоса глянула на выражение его лица, наклонила голову и заулыбалась.
- Нравится? – спросила она и довольно сощурилась. – Эх, вот были времена, когда к любому делу подходили как к таинству, огонь да воду волшебными существами почитали, общались с ними, как с живыми, а теперь что? Зажигалкой щёлкнул и забыл. Молодые нынче в огонь мочатся, вот до какого паскудства цивилизация народ довела...
Она покачала головой.
- Чудесные были раньше времена. Каждое творение природы состояло с ней в гармонии. Да что там! Каждый сам с собой в гармонии был. Старые не болели, молодые не умирали, все друг к другу с должным почтением обращались, женщины мужчин слушались, а мужчины женщин защищали. Теперь же всё шиворот-навыворот. Мужчины слабые стали да изнеженные, женщины оружие в руки берут и армиями командуют, старость никто не уважает, детей родных убивают. Куда только мир катится? Беспокойные нынче времена.
Справа от затаившийся неподалёку Лускус раздался громкий щелчок, она вздрогнула и оглянулась.
В полуметре от неё сидел знакомый визитёр и зачарованно смотрел на пламя старухиного костра. Рот его был приоткрыт. Проводница хотела было показать ему знаком, чтоб молчал, но не успела.
Сновидец сглотнул и неожиданно душевным баритоном запел:
- Вечный покой сердце вряд ли обрадует, вечный покой для седых пирамид...
Сидящие возле палатки вскочили на ноги.
- Ах ты ж, – обречённо вздохнула Лускус.
- А для звезды, – вывел визитёр и затянулся давно потухшей сигаретой, – что сорвалась и падает, есть только миг...
Старуха молниеносным движением выхватила из-за спины посох и шагнула вперёд, хаотично и странно взмахивая правой рукой.
- Спокойно, – Лускус нехотя поднялась. – Это всего лишь я и ещё один безобидный философствующий ублюдок.
- Лу?! – воскликнул Инауро и подался вперёд.
Старуха поймала его за плечо и подслеповато сощурилась, вглядываясь в стоящую неподалёку фигуру. Пальцы её ходили ходуном.
- А чем докажешь, что ты не морок, насланный на нас песочным человеком? – крикнула она.
Лускус засмеялась.
- Пароль "топор и хвост", бабуся. Ты бы лучше реально о парне позаботилась, чем несуществующие проблемы выискивать. Вот почему он у тебя без средств индивидуальной защиты сидит, сумерки нюхает? Это как бы для людей не очень полезно.
Старуха криво улыбнулась, опустила посох и ослабила хватку. Вид у неё был недовольный.
Инауро быстро пересёк разделяющее их с Лускус расстояние и, только приблизившись, замедлил шаг.
- Я думал, ты уже не вернёшься, – виновато сказал он.
Лускус фыркнула, всучила ему запасную тканевую маску и ничего не ответила.
Следующие полчаса прошли в напряжённом молчании. Старуха задумчиво цедила свой кофе и то и дело подёргивала правым плечом, как если бы оно у неё болело, проводница притворялась, будто зашивает дырку на порванной штанине, путник разглядывал пристроившегося неподалёку визитёра, а тот в свою очередь увлечённо чертил пальцем на песке замысловатые геометрические фигуры и периодически охал. Очевидно, его головоломка никак не складывалась.
- Может быть всё-таки пригласим человека к костру? – наконец нерешительно предложил Инауро.
- Где ты здесь видишь "человека"? – не оборачиваясь, отозвалась Лускус.
"Вот так, – Инауро снова уставился на свои руки, – правильно. К чему объяснения? Моё дело маленькое - помалкивать, да ноги в такт переставлять. Беги, стой, падай, прыгай, не прыгай, дыши, не дыши, делай, не думай. Никакой свободы воли…"
- А кто он, если не человек?
Лускус вздохнула.
Она понимала, что подопечный всегда должен получать по максимуму информации о междумирье и всех его проявлениях, причем желательно до столкновений с этими самыми проявлениями, но терпеть не могла чувствовать себя училкой, разжёвывающей нерадивым ученикам прописные истины. Эта нелюбовь к объяснениям была у неё с детства, точнее с тех самых пор, когда она впервые оказалась предоставлена самой себе и начала отвечать сама за себя, познавая мир на собственном опыте и учась на своих же ошибках.
- Их называют "визитёрами", – нехотя ответила Лускус. – Потому что они здесь появляются на время и не задерживаются. Ну типа, представь, ты решил поехать в соседний город. Собрал пожитки. Сел на поезд. Ту-тууу! Приехал. Теперь тебе нужно думать, где ночевать и чем питаться. А этим и ночёвка, и вся прочая бытовуха без надобности. Потому что никуда они не приехали, а просто позвонили по видеосвязи. Среднестатистический визитёр это некто, кому по какому-то случайному стечению обстоятельств вдруг начали чудиться мы, а он в это время как бы начал чудиться нам. А ещё они бывают просто чокнутыми. С такими в принципе контактировать не стоит, потому что они заразные. Благо, встретить здесь такого - большая редкость.
Сидящая возле входа в палатку ведьма приглушённо хохотнула в кружку.
- Что? – хмуро спросила Лускус.
Голова старухи мотнулась в сторону, будто пытаясь увернуться от невидимого удара, а сама она хаотично задёргала правой рукой, выплёскивая на землю остатки своего кофе.
- Это ещё что значит? – сказала проводница, выпрямляясь.
- Да ничего, девонька, ничего, – непроизвольные тики ведьмы закончились так же резко, как начались, она вздохнула и примиряюще заулыбалась. – Не заводись. Думаю, мы все просто устали и нам пора поспать несколько часиков.
- Нет, – ответила проводница, ещё больше напрягаясь.
- Может чуть позже, – проговорил Инауро, испуганно оглядываясь на Лускус.
- Ой, господи, матушки мои, – всплеснула руками бабка и со старческим кряхтением поднялась на ноги. – Да что ж с вами обоими так сложно-то? Ну почему вы постоянно огрызаетесь и мудрым бабулькам не верите? Старым нужно доверять, слушаться их, почитать. Что за молодежь нынче непутёвая пошла, не понимаю вообще.
Её голову снова повело вбок, а изо рта вырвалось уже знакомое хмыканье.
- Честно, задолбал уже этот спектакль. Очевидно, где-то я просчитался.
Лускус открыла было рот, но ничего сказать не успела.
Ведьма стояла в полный рост. И теперь она была значительно выше, чем казалась сначала, её расправленные плечи под чёрным рубищем выглядели могучими, а зрачки отсвечивали красно-оранжевым.
- Давайте-ка ускоримся, – сообщила старуха глубоким мужским басом и огромный пласт земли рухнул вниз, увлекая за собой и палатку, и костерок, и всех, кто находился поблизости.