Глава 4. Песчаная ведьма

"Нехорошее Место" часть 1
Глава 4
-----------------------------------

Солнце перевалило зенит и перламутровое небо над пустошью сразу окрасилось в удушающе лиловый, а змеящиеся полосы на песке приобрели пугающий объём.
- Уже можно? – закричал Инауро.
- Да, – проводница подняла сброшенный сверху рюкзак и нехотя закинула его за спину. – Бедро, плечо и локоть, как я показывала. Двигайся бочком, не спеши, следи за тем, куда ставишь ноги. Только надёжная опора. Плечу будет больновато с непривычки, но ты потерпи, тут не очень высоко.
Она промокнула рукавом увлажнившийся лоб, вытащила из рюкзака бутылку с водой, с неудовольствием пощупала тёплый пластик, отхлебнула, прополоскала пересохший рот и снова огляделась.
- И это… рыжий, – сказала она. – Разговаривай со мной, пока спускаешься. Не молчи.
Под нависающей чёрной скалой виднелся вмурованный в породу остов старинного бронзового водопровода. Он давно не работал и обломки труб, местами превратившиеся в труху, торчали из базальта точно вывороченные наружу древесные корни. С нескольких массивных вентилей свисали разрушенные птичьи гнёзда и длинные седые лохмы засохшей травы. Лускус отвернулась.
- Я иду, – бодрым голосом сообщил подопечный.
- Ага, – без особого энтузиазма отозвалась она. – Давай.
Сегодня до заката им предстояло в достаточно активном режиме преодолеть большую часть пустоши и дойти до похожих на мираж кактусовых зарослей, едва различимых на фоне дрожащего сиреневого марева, а там уже можно было отдохнуть, тихо-мирно запалить костерок и насладиться свежесобранными кисло-сладкими плодами.
"Прошу, хоть один день без сюрпризов, – подумала проводница, невольно щурясь от яркого солнечного блика, ползущего вдоль кромки белого бархана. – Просто дайте мне подготовить парня…"
На самом деле её даже порадовало то, что после Белого Города их занесло именно сюда. Лускус проходила этот этап не менее трёх десятков раз и знала – Пески небезосновательно считались одной из наиболее безобидных локаций на территории междумирья. Баллов за их прохождение, конечно, давалось маловато, однако участок был небольшой, без особых подвохов, ловушки, если и попадались, легко просматривались издалека, местная флора с фауной проявляла себя вяло, не встречалось никаких огненных торнадо, прыгунов и лавовых пузырей как в той же Стеклянной Бездне или электростатических бурь как в Клыке, да и перспектив внезапно наткнуться на другую группу не имелось. По сути, здесь просто было жарко, однообразно и утомительно, ну и в нору триллов ещё можно было сдуру провалиться. Потому многие проводники воспринимали эти места как заурядную буферную зону и тратили на них минимум сил, используя всё отведённое время на отработку теории, разговоры по душам, обсуждение дальнейшей тактики проводки и полноценный ночной отдых.
Сверху посыпались комья спёкшегося песка и мелкие камушки.
- Эй, Лу, надеюсь ты ещё там? – спросил подопечный. – Что мне говорить-то?
- Да просто издавай звуки, – хмыкнула Лускус и заметила метрах в шести справа припорошённую песком кучку вскрытых устричных раковин, похожих на чьи-то отрезанные уши.
Её передёрнуло. Остатки устричного мяса, налипшего на поломанные панцири, выглядели заветревшимися, но ещё достаточно свежими, будто тот, кто их ел, прошёл здесь не более часа назад.
"Чушь, – подумала проводница. – Я бы заметила здесь постороннего ещё до спуска. Его невозможно было бы не заметить. Не полз же он под землёй…"
Стараясь подавить очередной приступ иррациональной тревоги, она прикрыла веки и глубоко задышала.
Пофиг на странного рыжего мертвяка и его злоключения, пофиг на сбоящие напоминалки, пофиг на неадекватное поведение мусорщиков, пофиг на дурацких устриц. В этом мире и без них хватало разного рода нелепиц, так и что теперь, из-за каждой ерунды переживать? Пожалуй, ей просто было обидно из-за упущенной Зеркальной Башни – эта мысль терзала её до сих пор, Лускус не понимала, как такое вообще произошло, и потому никак не могла расслабиться, излишне резко реагируя на любую незначительную мелочь.
Треклятая, всем до зарезу нужная Башня тысячелетиями хаотично перемещалась по территории междумирья, возникая то там, то здесь, и задерживалась на одном месте на столь короткий промежуток времени, что бежать к ней приходилось сломя голову. Вычислить её местоположение заранее и уж тем более подгадать момент появления не мог никто. Её очень легко было упустить, а то и вовсе никогда не найти. И тут на тебе – в первую же ночёвку, да ещё, судя по всему, буквально под боком… Досадно? Весьма. Подозрительно? Более чем. Ну не могло подобное оказаться обычным совпадением, никак не могло.
Когда подопечный рассказал ей о подслушанном разговоре мусорщиков, в котором упоминалась Зеркальная Башня, выросшая на рассвете прямо в центре Белого Города, Лускус не поверила, что такое вообще возможно – центральный выход посреди рядового этапа, конец игры сразу на старте. Однако, пораскинув мозгами, она сделала вывод, что порожденцам нет смысла сочинять подобную чушь. Башня скорей всего действительно появлялась, но это был лишь кратковременный сбой в программе, который тут же устранили, а заметившие сияющую змею устремлённого в небеса строения мусорщики попросту не сдержали своего любопытства. Вот только почему они, обнаружив место ночёвки пары странников, не напали, не убили обоих на месте и даже не взяли разложенный будто на выставке скарб, а по-тихому, как заправские ниндзя, похитили путника, утащили к себе на свалку и принялись поить чаем?
Как там альфа сказал? "Васфас не враг" – "Мы на твоей стороне" – "Исторический момент" – "Что-то меняется". Что, блин, меняется? Где? Зачем? Из-за чего?
Делиться с подопечным своими подозрениями проводница не стала. Она полагала, что людям в принципе вредно знать о том, что они какие-то не такие, особенные, ни на кого не похожие. Практика показывала, что, узнав о своей исключительности, люди зачастую становились излишне самоуверенными, зацикливались на личной истории, а то и вовсе теряли связь с реальностью, начиная воспринимать мир сквозь призму собственной значительности. В то время, когда по сути своей оставались лишь кусками мяса, просто чуть более лакомыми, нежели все прочие.
- Я издаю звуки, – сообщил путник.
- Да-да, – ответила Лускус.
"Надо будет потом в какой-нибудь лагерь завернуть. Послушать новости", – подвела итог она и открыла глаза.
Расколотые устричные раковины лежали на прежнем месте, нависающая над головой вулканическая порода походила на окаменевший гребень волны, сквозь клубящиеся слои лилово-сизой туманности слева пробивались слепящие лучи солнца, а в прорехах справа виднелся угольно-чёрный небосвод и несущиеся по нему созвездия.
Следя краем глаза за покачивающимся концом верёвки, Лускус отступила на три коротких шага в сторону и почувствовала, как почва со змеиным шуршанием поползла под подошвами. Проводница рефлекторно перепрыгнула с ненадёжного участка туда, где только что стояла, и тут же провалилась в песок до колен.
- Да твою мать, – проговорила она и закачалась точно маятник, силясь выбраться из западни.
Увязшие ноги в ответ резко сдавило и потащило влево. Проводница приглушённо ойкнула, села и разом ушла ещё глубже. Песок оказался горячим, как раскалённые угли, она быстро перевернулась набок, стряхнула с плеч рюкзак и облокотилась на него, перенося назад большую часть своего веса.
- У тебя там что-то случилось? – над скальным выступом показались ребристые подошвы кроссовок Инауро.
- Не, всё норм, – максимально ровным голосом отозвалась Лускус, огляделась по сторонам и остановила взгляд на торчащих из базальта водопроводных трубах. – Но ты оставайся пока на месте, повиси, я скажу, когда можно будет.
"Спокойно. Это не тектоническая трещина, – чувствуя, как ускоряется сердцебиение, она забарахталась, пытаясь нащупать под собой хоть какую-то точку опоры. – Песок в трещину ссыпается интенсивно и без остановки, так что я и пикнуть не успела, как меня уже нафаршировало бы им под завязку на глубине метров пятьдесят. И это точно не плывуны, тут нет воды. Что тогда? Живое? Триллы? Каким-то чудом доползший сюда левиафан?.."
Ни одно живое существо не могло перемещаться под землёй настолько тихо и незаметно, особенно если обладало габаритами среднестатистического левиафана. На нору триллов это также не походило. Грунт на несколько десятков метров вокруг выглядел однородным и сухим – не наблюдалось ни характерных влажных зигзагов, оставленных липкими хвостами подземных тварей, ни их торчащих наружу чувствительных усиков, напоминающих стебельки сухой травы, ни асимметричных взрыхлённых горбиков по периметру. Визуально движение под поверхностью тоже никак не считывалось и этот факт говорил сам за себя.
Проводница едва шевельнула зажатыми ступнями и то, что скрывалось под толщей песка, среагировало на движение, сдавив её ноги ещё крепче. Она наморщилась и замерла, разметав руки в стороны и ощущая, как впивается в кожу и прилипает к влажному лицу мелкая песчаная взвесь.
- Лу, у тебя там точно всё в порядке? – спросил висящий на скале подопечный, его подошвы зашуршали по камням, вниз снова посыпались комья сбитого им грунта.
Никаких подземных толчков, вибраций или специфического сухого треска. Ничего вообще. Только лёгкий фоновый шелест песка и медленное скольжение многослойных облаков по небосводу.
"Ладно, я без понятия, что это такое", – сокрушённо подметила Лускус, выждала ещё минуту, переводя сбившееся дыхание, затем осторожно опустила руки, расстегнула бляху на поясе и вытянула из штанов ремень.
У неё возникла спонтанная идея примотать к ремню топор и использовать вместо импровизированного крюка на случай, если всё-таки удастся подобраться к скале поближе. Ну или, когда неизвестный монстр себя наконец проявит, заловить его петлёй, не дав сразу же зарыться обратно, и более результативно надавать топором по башке.
Впрочем, надежды на благополучный исход любого из этих предприятий у неё было немного. До труб предстояло проползти порядка пяти метров, а неизвестный монстр вполне мог оказаться бронированным или попросту сегментированным как те же изоморфы.
- Ты там в яму что ли провалилась? – Инауро спустился ещё на полтора метра вниз и отклонился так, что она увидела его раскрасневшееся лицо.
- Да куда ты, блин… – раздражённо начала проводница и осеклась, почувствовав, как по телу побежали хорошо знакомые мурашки, а в мозгу защёлкало, точно отзвук далёкого фейерверка.
ПАРАГРАФ ТРЕТИЙ, ПУНКТ ВТОРОЙ – ПРОВОДНИК НЕ ДОЛЖЕН ПОДВЕРГАТЬ ПОДОПЕЧНОГО ОПАСНОСТИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТЕХ СЛУЧАЕВ, КОГДА ЭТОГО НЕЛЬЗЯ ИЗБЕЖАТЬ ИЛИ ЖЕ ЕСЛИ ОПАСНОСТЬ ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ КОНТРОЛИРУЕТСЯ ПРОВОДНИКОМ И ИСПОЛЬЗУЕТСЯ В КАЧЕСТВЕ ОБУЧАЮЩЕГО ТРЕНИНГА.
Лускус витиевато выругалась.
- Может тебе помочь? – заволновался подопечный.
- Оставайся на месте, – повторила она. – Не спускайся. Найди там себе какую-нибудь выемку и отдохни. Дай мне хотя бы пару минут подумать. Тут какая-то совершенно непонятная засасывающая штука, не хватало ещё чтобы ты тоже в неё угодил.
- Что за засасывающая штука? – спросил всерьёз обеспокоенный Инауро.
Проводница не ответила. Давление на её ноги продолжало увеличиваться, растянутые и выкрученные суставы ног заныли, горячий песок набился под кофту и теперь ощутимо жёг живот, пропитанная потом майка липла к спине, по вискам стекали солёные струйки пота, а ладони покрылись зудящими водянистыми пузырями. Лезвие топора казалось слишком широким, чтобы надёжно зацепиться за уступ, и недостаточно крепким, чтобы с первого броска врезаться в твёрдую вулканическую породу, ремень так и вовсе выглядел плохо и легко мог лопнуть при любом более-менее интенсивном рывке. Рассчитывать на трубы тем более не приходилось, они имели исключительно трухлявый вид. Ситуация всё больше представлялась безвыходной. Лускус понятия не имела, удастся ли ей вообще выбраться из этой неприятной заварушки, а значит следовало срочно решить, готова ли она и дальше рисковать жизнью человека в надежде, что им обоим удастся спастись.

"Ну вот и как тут что-то планировать? – размышляла она, глядя на своё мутное отражение в исцарапанной бляхе лежащего напротив неё ремня. – Стараешься, суетишься, продумываешь, отслеживаешь всё вокруг до паранойи, спишь в полглаза, психуешь, изучаешь, перепроверяешь по сто раз. И вдруг, оппаньки, оказывается от моих усилий снова ничего не зависит. На что я сейчас вообще могу рассчитывать, кроме тупого везения?"
- Так, – наконец решилась она и смахнула с лица налипший песок. – Срочно меняем тактику. Ты лезешь наверх, отвязываешь от крюка верёвку и кидаешь её мне. И затем терпеливо ждёшь, когда я решу свою проблему.
Проводница старалась говорить деловито и спокойно, рассчитывая, что человек поверит в то, что она контролирует ситуацию, а вовсе не собирается бросить его на произвол судьбы посреди буферной зоны.
- Слышишь меня?
- Нет, ничего не слышу, – голос Инауро звучал глухо и сердито.
Сверху снова посыпались обломки базальта, перемешанные с песком. Очевидно, несмотря на запрет, парень продолжил спуск.
- Вот откуда ты такой упёртый взялся, а? – возмутилась Лускус, машинально прикрывая голову. – Мы же тут оба сдохнем, понимаешь ты это или нет?
- Давай руку.
Путник уже висел прямо над ней, опасно накренившись набок и упираясь ногами в край обрыва, его передавленная верёвкой кисть левой руки побелела, а лицо, наоборот, стало пунцовым от напряжения. Грунт под его подошвами плыл и осыпался, оголяя пористую чёрную породу и проблёскивающие фрагменты водопровода.
Проводница глянула на подопечного почти с ненавистью и начала остервенело разгребать топором песок вокруг себя.
- Дохлый номер, чел, – проговорила она. – Верёвка короткая, а ты не супергерой и сейчас нафиг свалишься. Но у тебя есть шанс…
- Давай сюда руку, – парень переставил ноги и сполз ещё ниже.
- Да блин, сейчас же лезь наверх, кому сказали. Я вешу куда больше, чем тебе кажется. Ты меня не поднимешь.
- Тебя же сейчас совсем засосёт, – он быстро огляделся, перехватил верёвку повыше, отполз в сторону, разжал пальцы и спрыгнул поодаль.
- Стой! – запоздало заорала проводница. – Не отпускай верёвку! Чёрт…
- А, и тут тоже, – будто бы почти не удивился Инауро, глядя на свои провалившиеся ноги, опёрся на песок и с шипением отдёрнул обожжённые ладони.
Лускус скрипнула зубами от досады и отложила топор. Сдерживать эмоции больше не имело смысла.
- Ты зачем верёвку отпустил, болван?
Она медленно втянула горячий воздух через ноздри и выгнулась, запрокидываясь лопатками на рюкзак в надежде хоть немного замедлить погружение. Бесполезно. Даже неподвижную, её продолжало затягивать вниз короткими размеренными рывками. В висках застучало.
- Идиот. Нет, ну какой идиот!
- Почему ты меня всё время обзываешь? – обиделся подопечный. – Я ведь просто хотел помочь.
- Да на кой чёрт эта твоя помощь нужна?! – вызверилась Лускус. – Я-то всего лишь в очередной раз сдохну и всё начнётся сначала, а ты, если сдохнешь… Тьфу. Как же это тупо.
- Если я сдохну, что тогда? – выражение его лица было предельно серьёзным, а тело погружалось в песок строго вертикально, будто тонущая в болоте статуя.
Проводница распрямилась насколько это было возможно и оперлась на расставленные в стороны локти. Жгучий песок доходил ей уже до подмышек и из-за его давления на диафрагму стало трудно дышать.
- Так. Я сейчас кину тебе рюкзак, там внутри есть одеяло, подложи его под себя, аккуратно обопрись на рюкзак и попытайся на нём подтянуться. Представь, что это спасательный буй на воде, и может быть, сумеешь выбраться, пока не увяз слишком глубоко. Или нет, лучше сними с себя курку, привяжи рукав к лямке рюкзака и…
- Если я сдохну, что тогда? – упрямо повторил Инауро.
Она со злостью швырнула в него рюкзаком. Путник уклонился, рюкзак пролетел мимо и плюхнулся неподалёку, подняв пылевой фонтанчик. Лускус взвыла.
- Если ты сдохнешь, кретин, то станешь таким как я. И это в лучшем случае. Ты мертвяк, понимаешь, нет? У тебя есть только два пути – отправиться в сумерки или попытаться заключить договор с Зоной. И всё это очень и очень плохо!
Подопечный несколько секунд буравил её взглядом, затем вытер своё блестящее от пота лицо, сощурился, и сложил руки на груди, оглядывая расстилающиеся вокруг просторы.
- Короче, я понял, – сказал он изменившимся голосом. – Это очередное дурацкое смертельно опасное приключение. Как в компьютерной игре. Нет, я правда верю, что всё подряд здесь смертельно опасно. И, видимо, мы оба сейчас погибнем. Потому что я отпустил верёвку. Которая нам всё равно не помогла бы, поскольку она слишком короткая. То есть провал этой миссии был заранее предрешён. И шансов выбраться у нас однозначно нет. Так и какой смысл сопротивляться? Ты ведь всё равно переродишься, а я какой-то там договор заключу. Хорошо, давай так и поступим, а потом начнём заново. Не понимаю, в чём проблема вообще, это ваше междумирье для меня всё равно "посмертие", я один раз уже умер, почему бы не повторить? У нас, похоже, с самого начала не заладилось, так может всю партию стоит переиграть? Ты даже можешь прямо сейчас тюкнуть меня своим топором, чтобы зря времени не терять.
- Слушай, эй, ну вот чего ты демагогию разводишь? – Лускус скрипнула зубами. – Хватит уже со мной препираться, просто дотянись до рюкзака. Он твой последний шанс. Ты тонешь медленнее, чем я, а значит можешь…
- Последний шанс, говоришь? Шанс на что? На то, чтобы утонуть завтра в другом месте? – Инауро с печальной усмешкой снял с себя куртку, оглядел её со всех сторон, затем извернулся, подтащил поближе рюкзак и принялся неторопливо отряхивать его от песка. – Как говоришь? За рукав привязать?
Проводница ничего ему не ответила, лишь часто задышала, закрыла глаза и погрузила кисти рук в раскалённый песок, пытаясь задавить эмоциональную вспышку, но боль от ожогов оказалась слабее, чем она рассчитывала. Чувство непомерного отчаяния вкупе с бессилием навалились на неё, словно тонна пыльного душного тряпья.
"Интересно, будет ли это похоже на обычное утопление? – подумала она. – Или меня неспешно раздавит? Или же я поджарюсь как рыба в кляре? Сколько всё это ещё будет продолжаться?"
- Так, ну готово. Привязал. Что дальше?
Лускус подобрала ремень, размахнулась и молча запустила им в путника. Тот снова увернулся.
- Тебе три годика что ли или ты реально тупой? – ядовито поинтересовалась она, едва сдерживаясь, чтобы снова не заорать. – Сам догадаться вот вообще не способен? Ты куда ближе меня к трубам, так что привязывай один рукав за лямку, другой за ремень, хватайся за него и закидывай рюкзак на какой-нибудь из водопроводных вентилей так, чтобы он там покрепче зацепился.
Инауро критическим взглядом прикинул расстояние до обрыва.
- Не хватит. Это надо ещё штаны в связку добавить, а они теперь где-то в иной плоскости бытия.
Проводница задрала вверх подбородок, зажмурилась и, задержав дыхание, замотала головой.
- Капец, – сказала она несколько секунд спустя. – И зачем я вообще тебя подобрала.
Инауро помолчал, задумчиво дёргая рукав привязанной к рюкзаку куртки. Кожа его была красной, на ней проступили шелушащиеся пятна, волосы потемнели от напитавшего их пота, но держался он на удивление стойко.
- Выходит, это я во всём случившемся виноват?
- Выходит так, – чуть повременив, холодно ответила Лускус. – Нет, ну а кто просил тебя лезть следом? Вот какой нормальный человек будет так нелепо рисковать собственной жизнью, скажи мне? Вы должны бороться за свою жизнь. А проводников вокруг ещё много и смерть для нас давно не новость.
Следовало срочно научить подопечного подавать запрос на перерождение.
- Ладно, – начала она. – Раз уж всё так сложилось…
- Смерть давно не новость? – перебил её путник и с коротким кивком поджал губы. – Ну да, точно. Незаменимых здесь нет. Но во всём виноват я один. Потому что болван и идиот.
Он смахнул с бровей повисшие капли пота и выражение его лица на мгновение стало совершенно несчастным.
- А между прочим это ты сказала, что мне нужно тебя слушаться. Ты сказала "лезь", я полез. И всё равно сделал всё неправильно.
- …Открой рюкзак, там во внутреннем кармане есть блокнот, – скучно и медленно проговорила Лускус, но парень её уже не слушал.
- Знаешь, наверное, я уже вообще больше ничего не хочу, – ответил он и отвернулся.
"И почему же это всегда так гадко?" – спросила она сама себя и обмякла, ощущая, как сводит судорогой зажатые ноги, как трещат кости таза, замедляется сердцебиение, гаснет слух и пульсирующими вспышками меркнет свет, а в сознании беззвучно разворачивается сияющий ядовито-лимонный узор прохода.
Допуск на новую жизнь – даже без предварительного запроса. Словно её гибель была заранее предрешена.

На самом деле у Лускус уже имелся похожий опыт. Не буквально такой же, но начиналось всё аналогично – с лёгкой нервотрёпки, нескончаемых мелких неудач и необъяснимых совпадений, которые постепенно и по нарастающей превратились к концу пути в форменный кошмар.
Её тогдашнему подопечному было не более десяти лет отроду и его вот так же заранее приписали к ней, гарантировав высокую плату за проводку. Нет, он разительно отличался от Инауро и в первую очередь тем, что, не смотря на свой юный возраст, на редкость неплохо просчитывал вероятностное развитие ситуации, не нервничал по пустякам, не задавал лишних вопросов и послушно исполнял любые приказания. Вот только рядом с ним проводница ощущала себя будто на раскалённой сковороде. Вокруг мальчишки постоянно происходило что-то нехорошее, причём самому ему от этого ничего особо не делалось, все шишки валились на голову Лускус и тех, кто оказывался поблизости – людей, перерожденцев, порожденцев – без разницы. Пацан словно бы заражал пространство вокруг себя особой болезнью, от которой начинали страдать окружающие. Они поскальзывались на ровном месте, падали, давились едой, ломались, резались, роняли на себя тяжести, попадали в совершенно очевидные ловушки и тому подобное. Лускус провела рядом с ним менее недели и успела потерять троих путников, подобранных за несколько дней до мальца, встрять аж в четыре премерзкие истории с драугами и собирателями, лишиться нескольких пальцев на руках и почти всего хвоста целиком, и всё это не по собственному недогляду, а исключительно из-за редкостно неудачного стечения обстоятельств.
Помимо прочего их постоянно окучивали визитёры, да не абы какие, а с признаками одержимых духами медиумов. Они буквально не давали им прохода, сменяя друг друга как по часам, мешали есть и спать и безостановочно вещали какую-то эзотерическую чушь, уговаривая пацана отправиться с ними в некие "чёрные земли". Отогнать их или спрятаться где-то было невозможно, они безошибочно находили мальчика повсюду, как если бы внутри него имелся встроенный радиомаяк.
Впрочем, несмотря на все испытания, проводница в итоге всё-таки дотащила мальчишку до Зеркальной Башни и тот благополучно проник внутрь. Лускус на радостях сплясала джигу и собралась было в обратный путь, но через пару минут пацан вернулся. Оказалось, он передумал предпринимать попытку выхода за Предел, вслух связался с сознанием междумирья и предложил заключить договор, по которому при жизни отдавал всю свою жизненную энергию в обмен на должность архитектора и некоторую власть над материей. Его запрос звучал нетипично и, пожалуй, даже нагло, но Зона на него не только откликнулась, но и спустя всего мгновение после обращения явилась самолично в виде шести разрушительных световых столбов. Разумеется, Лускус при этом погибла, а потому не узнала, что в итоге сталось с мальчиком, зато поняла, что теперь будет наотрез отказываться от подопечных, рядом с которыми слишком часто подстерегают неприятности.
Вот и теперь… краем глаза поглядывая на задумчивое, почти отрешённое лицо Инауро сквозь всё более отчетливо проступающие фракталы прохода, чувствуя, как винтом скручивает позвоночник, и слыша звук, с которым выходят из её лёгких последние остатки воздуха, она бесконечно корила себя в том, что вообще с ним связалась. Пофиг на скуку, пофиг на баллы, пофиг на санкции. Чуяла же – этот рыжий парень непрост.
"Может оно и правда к лучшему? – рассуждала Лускус. – Может парню изначально предначертано стать очередным смотрителем? Может Зона запланировала так с самого начала? Может быть между Зоной и рыжим, как и в случае с тем лысым мальчишкой, уже давно налажена своего рода связь, просто он сам этого ещё не понял?"
Она отстранённо подметила, что непонятные рывки внизу прекратились, и снова без особой надежды забарахталась.
"Да и в целом, так ли уж важно пытаться разобраться, почему всё сложилось, как сложилось? – думала она, шевеля тяжёлый песок окончательно потерявшими чувствительность плечами. – Совсем скоро моё тело привычно пересоберётся в новом месте в новой комплектации, и я займусь своими обрыдлыми делами, а непонятный рыжий парень сгинет без следа…"
- Ой ты, господи, деточки мои! Вам небось помощь требуется? – голос, донёсшийся до угасающего слуха Лускус, был женским, но в то же время низким и дребезжащим, старушечьим.
От неожиданности проводница вздрогнула и притупившиеся было чувства начали возвращаться, а вместе с ними жар и боль в вывернутом теле. Узор, разворачивавшийся перед мысленным взором, поблёк и резко схлопнулся.
"А вот и очередной нежданчик", – ощущая, как пропускает удары сердце, подумала Лускус.
- Твою же мать, – отплёвываясь от песка, просипела она и в голове её промелькнула целая серия максимально неприглядных вариантов дальнейшего развития событий.
- Ого, Лу, там какая-то монашка, – заявил Инауро, прищурился и, будто бы не испытывая ни малейшего дискомфорта из-за своего нынешнего положения, расслабленно повёл плечом. – И мне кажется, я её уже где-то видел. Она совсем рядом, сейчас позову.
- Нет, стой!
- Да, помогите нам, пожалуйста, – попросил Инауро, глядя в сторону. – Будем признательны. Мы тут как-то очень неудачно застряли.
Лускус лишь захрипела, втягивая в сдавленные лёгкие раскалённый воздух, и попыталась пошевелить пальцами выкрученной руки, чтобы дотянуться до лежащего неподалёку топора. Они двое сейчас были абсолютно беззащитны и этим мог воспользоваться кто угодно с любыми садистскими целями. Кого неопытный подопечный вообще мог принять за монашку? Благочинную из секты вертунов? Мимика? Аквестру?.. Да уж лучше бы их действительно тэнгли сожрали, они хотя бы умеют делать это быстро.
- О-о, плохо ваше дело, махарошие.
Возле застрявшей в песке парочки упала бесформенная тень и перед скрещёнными на груди руками путника, взбив песок фонтанчиком, ударилась корявая палка с крупным набалдашником в виде вороньей головы, инкрустированной алыми камнями. Лускус выпучила глаза и замотала головой.
- Хватайся-ка за посох, – произнёс доброжелательный старческий голос.
- Давайте лучше её первую, – Инауро кивнул в сторону проводницы. – Я подожду.
Ситуация превращалась в лютый фарс.
"Так не бывает, – подумала Лускус. – Такого не должно быть. Это бред".
Подобные посохи имелись лишь у верховных лесных ведьм, которые никогда и ни за что не сунулись бы в места типа знойной пустыни, да ещё и без свиты телохранительниц с юными служанками, а уж помогать случайным странникам по собственному желанию они тем более бы не стали.
- Хватайся, махарошая, – воронья голова скользнула по песку и замерла перед лицом Лускус.
Та попыталась повернуть голову, но никого, кроме Инауро, со своего ракурса не разглядела.
- Что… вам… надо? – процедила она.
Раздался тихий каркающий смешок и тень сместилась чуть ближе.
- Держись, доча, – произнесла незнакомка и деревянный клюв легонько стукнул проводницу по лбу.
- Вот же... дерьмо... – неимоверным усилием воли та заставила себя высвободить из песка полузакопанную руку и вцепилась онемевшими пальцами в протянутую палку, ожидая, что на самом деле никто их вытаскивать не планирует и просто хочет поиздеваться.
- Держись крепче, – предупредила незнакомка.
Лускус открыла было рот, но сказать ничего не успела, поскольку в ту же секунду её резко рвануло вверх и назад. Вывернутый сустав громко щёлкнул.
- Рука! – застонала она. – Я же не корнеплод, блин, осторожнее!
- Потерпи, доча, – её потянуло с такой силой, что зажатые ноги с хвостом чуть не выворотило из тазовых костей.
Вытащенная до пояса, она обессиленно запрокинулась на спину, не глядя нащупала второй рукой лежащий рядом топор и увидела наконец свою неожиданную спасительницу – длинное чёрное платье, связка бус, чёток и серебряных амулетов на груди поверх высокого белого воротника, съехавшая набок широкополая шляпа странной формы и раскрасневшееся от напряжения старушечье лицо с выразительным крючковатым носом.
"Реально ведьма? – изумилась Лускус, сжимая непослушными пальцами рукоять топора. – Невозможно".
Ну не случалось в этом мире настолько удачных стечений обстоятельств. Смертельная опасность, возникшая буквально на пустом месте, и тут же благополучное разрешение проблемы в виде сильного помощника, который якобы абсолютно случайно оказался в нужном месте в нужное время.
"Нас спасает ведьма, – подумала она. – Лесная ведьма. Верховная лесная ведьма. Одинокая. Посреди пустыни".
Ей вдруг стало очень смешно. Она ожидала чего угодно, но точно не этого.
- Какая я тебе доча? Бабуся, – морщась от пульсирующей боли в плече, сдавленно хохотнула проводница и едва успела перехватить посох покрепче.
Старуха укоризненно покачала головой, отставила назад опорную ногу и рванула так, что Лускус пулей вылетела из своей западни, чудом не оставив там нижнюю половину тела.
- Теперь давай-ка ты, сынок, – удовлетворённо кивнула бабка. – Милмоя, ты отпусти посох-то. Ишь как вцепилась.
Она бесцеремонно выдернула свою палку из руки проводницы и отправилась вызволять путника. Лускус, борясь с душащим её смехом, отползла на полметра в сторону и, не выпуская прижатый к груди топор, попыталась подняться. В голове её шумело, ноги дрожали и подгибались, позвоночник ныл, в одежду и волосы набился колючий песок.
- Милмоя, – передразнила Лускус и, не в силах больше сдерживаться, сипло расхохоталась.
Старуха проигнорировала её выпад, сделав вид, будто не расслышала. Она легко и быстро вытащила Инауро и, точно крюком подцепив его посохом за шкирку, подтянула к себе.
- Спасибо, – безучастно поблагодарил тот.

- И как же это вас угораздило-то? – незнакомка в монашеском одеянии отёрла лицо грязным платком и заправила выбившуюся из-под шляпы седую прядь. – Вовремя я оказалась поблизости. Ещё немного и померли бы оба.
У неё был крупный, но изящный нос, глубокие скорбные складки вокруг рта, дряблая шея и удивительно внимательные молодые глаза, обрамлённые пунцовой каймой тонких как пергамент век в глубине тёмных провалов глазниц.
"Колоритный персонаж, – Инауро задумчиво перевёл взгляд на крупные загорелые кисти рук старухи, лежащие у той на коленях. – И всё же… кого она мне напоминает?"
- Помнится, – говорила монахиня, – всего двое сумерек тому назад сама видала, как в Песках ну совсем близёхонько от этого места вот так же утопли трое. Пара молодых парнишек и перевозившее их животное. Уж как они по первости голосили... страх такой. А потом их и слышно-то не было. Угорели бедные. Лежали вот на песочке с открытыми глазами – не живые, не мертвые – и уходили всё глубже. Я, когда до них добрела, только шапочка одна и осталась. Прыть-то у меня уже не та, что прежде… – она вздохнула. – Норы триллов это вам не хиханьки-хаханьки.
Лускус промолчала, вытряхая из ботинок набившийся песок. Смеяться ей больше не хотелось.
- Вам, милые детки, не помешало бы обзавестись грамотным проводником, – дружелюбно скалясь идеально белыми зубами, монахиня придвинулась чуть ближе. – Негоже так шастать повсюду, без проводника-то.
- Ослепла что ли? – не выдержала Лускус. – Я и есть проводник. И это была вовсе никакая не нора. Ты, бабуля, чем байки травить, лучше бы отправлялась куда шла. Или может ждёшь особых благодарностей?
Старуха изумлённо всплеснула руками:
- Ах ты, батюшки святы, экая ты грубая деточка! Сиротка небось?
Лускус фыркнула и молча кинула в Инауро бутылкой с водой. Тот едва успел её поймать.
- Уж ты, ангел мой, не серчай. В дела ваши лезть не стану. Вот только перекушу сейчас маленько и побреду себе дальше, – старуха вытащила из своего большого походного рюкзака холщовый мешочек. – Да а сами-то вы уже кушали сегодня? У меня тут и сэндвичи есть, и термос с кофеём. Такие славные детки, а худые как спичка.
Ей никто не ответил. Лускус ощупывала сквозь кофту помятые рёбра, а Инауро задумчиво разглядывал свою припухшую кожу рук и через силу глотал саднящим горлом противную тёплую воду.
"Удивительно, – думал он. – Любые религии учат, что после смерти жизнь не кончается. Разве что у одних версия посмертных приключений покороче, у других подлиннее. В любом случае большинство верит, что основная проблема посмертия решается ещё при жизни, по совокупности хороших и плохих поступков. В рай ты попадешь или в ад, реинкарнируешь ли в далай-ламу или в червяка, и так далее. Однако вот я умер. И что?"
Он невольно огляделся по сторонам, словно бы увидел всё это впервые.
"Оказывается, приключение только начинается. Но почему всё именно так? Порожденцы, перерожденцы, хвостатые девушки, рогатые трансвеститы, невидимые твари, песчаные монашки... Да это же чёрт знает что такое, а не смерть..."
Далеко на горизонте неслышно полыхнуло небольшое алое облачко, напомнившее ему гриб ядерного взрыва, и растеклось идеальной дугой наподобие арки.
"С другой стороны, а как иначе? Полное и окончательное забвение – это слишком грустно, – нахмурился он, словно отвечая на чей-то беззвучный вопрос. – Наверное, всё же хорошо, что в данном конкретном случае материалисты оказались неправы. Хотел бы я всё тут поменять? Да нет, наверное. У меня на такие глобальные вещи точно фантазии не хватит..."
Он перевёл взгляд на сидящих неподалёку Лускус и монахиню. Оказалось, те всё время о чём-то разговаривали и, судя по выражению лица первой, разговор этот постепенно переходил из разряда светской беседы в некое подобие уличной разборки с неизбежным мордобитием в конце.
- Чушь, – говорила проводница. – Какая тут может быть "доброта душевная", когда мы находимся в междумирье?
Она сложила руки на груди и саркастично скривилась.
- Ты лучше прямо скажи, чего тебе надо, старая, и не пудри мне мозги.
- Господь милосердный! Ну к чему так полошиться, право слово? – из-под широкополой шляпы выглядывали округлившиеся от удивления глаза монахини. – Не всё же несёт зло в этом мире. Есть ведь и хорошие люди, которые благоприятствуют тебе, оберегают от холода и голода.
- Ага. Как ты, например, – фыркнула Лускус.
Старуха посмотрела на недоеденный сэндвич в своей руке, вздохнула и покачала головой.
"Ну вот, теперь ей и бабка чем-то не угодила, – меланхолично рассудил Инауро. – Она же вроде не монстр и уж точно ничего плохого нам не сделала. Даже наоборот. К чему такая реакция резкая вообще?"
- Извините, а куда вы направляетесь? – неожиданно для себя самого спросил он у старухи.
- Что, махароший? – словно бы не расслышала та.
- Вы куда-то конкретно шли или так?
Путник заметил, как зло зыркнула на него проводница, но не отреагировал.
Старуха задумчиво посмотрела вдаль, дожевала бутерброд, стряхнула с подола крошки и аккуратно убрала опустевший мешочек на место.
- А куда может идти такая старая больная женщина, как я? – она скромно потупилась. – Меня уже давно нигде не ждут. Странствую вот, да людям помогаю, это всё, чем мне дано заполнить свои пустые одинокие дни. Лишь покой и умиротворение мне надобны, гармония внутренняя от слияния с бесконечной вечностью да созерцание великого фрактального подобия.
- Божечки, какая дичь, – наморщилась Лускус.
Монахиня снова пропустила её реплику мимо ушей.
- Любой вовлечённый в это сокровенное блаженство уже спасён, – продолжала говорить она, расправляя узловатыми пальцами складки на платье. – Ему ничего более не надобно, потому что у него всё уже есть. Это и есть истинный путь к себе, к своему естеству, к изначальности. А не то, чем вы тут все по дурости да незнанию занимаетесь.
- Нет, ну это уже совсем нехорошо, – сердито произнесла проводница, поднимаясь на ноги. – Нам только всякой сектантской дребедени сегодня не хватало.
Старуха вскинула на неё взгляд, полный печали и смирения и ничего не ответила.
Инауро откашлялся, привлекая к себе внимание обеих спутниц.
- А вы не хотели бы пойти с нами? – спросил он, глядя на монашку. – Вдруг мы окажемся друг другу полезны.
- Ты охренел? – взвилась Лускус.
- Почему "охренел"? – Инауро был абсолютно спокоен. – Ты прикинь сама, втроём идти не так опасно и не так скучно, плюс у нас с тобой еды совсем мало, если не сказать, что вообще нет, а... – он задумался, как назвать монахиню, секунду помялся, но ему так никто и не подсказал, – а вы нам сами еду предложили. Значит её у вас хватает, логично? Ну или вы точно знаете, где её достать. Вот я и подумал о том, что так всем будет удобней.
- А парнишка дело говорит, – белозубо заулыбалась старуха. – Заверяю вас, детки, я не буду вам обузой в пути, моей энергии ещё на пару молодых и борзых перерожденцев хватит. И пусть вид у меня как у иссохшей мумии, я ещё вполне могу на что-нибудь сгодиться. Особенно, если вам снова вздумается в нору триллов с наскока сигануть.
Инауро кивнул.
На лице Лускус отразилась целая гамма чувств от обиды до злости. Она некоторое время переводила взгляд с подопечного на незнакомку и обратно, затем звучно хлопнула себя по ляжкам и расхохоталась.
- Нет, ну надо же, спелись!
Она смеялась ровно пять секунд, затем подхватила с земли свой рюкзак, перекинула его через плечо и шагнула в сторону Инауро. Всю её веселость как ветром сдуло.
- Поднимайся, – сухо сказала она. – Мы уходим.
- Послушай, доча... – начала было монахиня.
Воздух со свистом вышел сквозь стиснутые зубы Лускус, она резко развернулась в сторону старухи, выбрасывая вперёд руку с зажатым в пальцах топором. Лезвие было нацелено на тонкую полоску морщинистой кожи над несколькими рядами деревянных бус.
- Тебе же сказали, старая. Не лезь в чужие дела. Я тебе не верю, я знаю, что ты нагло нам врёшь и корчишь из себя то, чем на самом деле не являешься. Но это в принципе уже неважно. Представим, что ты действительно хотела нам помочь и помогла. Спасибо тебе сказали. Так чего ж ты прилипла как репей? Доброта вселенская, мать твою. Подъём, рыжий, мы уходим, – кинула она, не глядя на Инауро.
- Лу.
Он уже стоял возле старухи.
- Давай всё обсудим, когда ты остынешь, – путник подал монашке руку, помогая подняться. – Ты сейчас просто злишься из-за того, что сама не смогла нас спасти, вот и срываешься на кого попало.
Лускус некоторое время пристально смотрела на него, затем убрала оружие, развернулась к ним спиной и зашагала прочь.
- Лу! – крикнул ей вслед Инауро.
- Да пошёл ты, – отозвалась она.

"Чудесно, – с грустью думал Инауро, помогая монахине ставить палатку, – и что это мне вдруг приспичило сталкивать их лбами? Словно подначивал кто. Ведь ясно же, Лу помочь мне пыталась, защищала, к мусорщикам пришла, хотя знала, что может там погибнуть. В пустыне готова была заживо изжариться, а меня всё равно спасала. Зачем же я её злил? Эх, ну я и дурак..."
Ещё возле зыбучих песков, после некрасивой стычки Лускус со старухой, он хотел было догнать её, вернуть или уйти с ней – неважно, но почему-то замешкался. Он уже не помнил почему. То ли монахиня ему что-то сказала, то ли он сам обиделся, то ли не поверил, что она действительно сможет бросить его после всего того, что с ними случилось, но, когда он опомнился, Лускус уже нигде не было. Он даже не заметил, в какую сторону та ушла. Побежал следом – и не нашёл. А старуха всё говорила "не переживай, вместе пойдем", мол, "эти проводники все сплошь зелёные, но такие своенравные да гонористые, что бед с ними не оберёшься".
Он слушал её и молчал, почти час не хотел уходить. Сперва боялся, что Лускус передумает и вернётся, а их уже нет. Потом начал бояться, что она опять в зыбучие пески провалилась, а он не увидел и не спас её. Впрочем, старуха утверждала, будто Лускус благополучно дошла до верёвки, по которой они спускались, и наверх поднялась, но в это слабо верилось. Слишком уж быстро она исчезла.
- Когда я ещё малышкой была, – донёсся до него голос монахини, – мы да в былые времена частенько с покойной матушкой, мир праху её, в Пески хаживали. Тут по весне такие цветы чудные растут, голубые-голубые... словно утреннее небо.
- Что? – рассеянно переспросил путник.
- Да не тревожься ты попусту, – сощурилась старуха. – Ничего с твоей подружкой не случится. Она боевая и крепкая. Вернётся в Город и другого попутчика себе отыщет.
- Она не любит возвращаться, – вспомнил он и нахмурился.
Жар постепенно спадал, небо всё больше наливалось густым фиолетовым цветом и россыпи далёких созвездий на нём проступили отчётливее. Оказалось, всё это время они двигались куда быстрее слоистых облаков, плыли по небосводу, точно несметные стаи светлячков.
"Мы как будто бы крутимся в космосе, сидя верхом на крошечном астероиде", – подумал он и вздохнул, борясь с внезапным приступом головокружения.
Вокруг было так тихо, что слышалось, как обсыпаются с медленно движущихся барханов миллиарды белых песчинок. Один раз над пустошью пронёсся низкий протяжный звук, похожий на вой огромного неизвестного зверя, но монахиня успокоила Инауро, сказав, что такой гул издают заводские трубы, когда для обогрева цехов пускают под напором пар. Путник не стал выспрашивать подробности.
Старуха хлюпала сырыми устрицами, хрустела орешками, закусывала сэндвичами, и безостановочно лепетала уже битых часа три. Она рассказывала про волшебные леса, где проживают прекрасные птицы с ногами как у львов; про подземные реки, несущие выздоровление любому, кто из них отопьет; про древо жизни в пустынных чёрных землях; про танцующих водяных дев; про непознаваемость жизни и силу человеческой души; про смирение и великую награду за него; снова вспоминала свою "покойную матушку, которая вознеслась всего полста лет назад и теперь пребывает в счастливой благодати нескончаемого творения" и так далее. Инауро почти не слушал её и отказывался от всех угощений. Все его мысли были заняты лишь неожиданно открывшейся перед ним перспективой посмертия.
"Нет, ну однозначно, куда проще жить на свете, когда о таком не задумываешься, – рассуждал он. – Вот типа есть у тебя чёткий план на будущее. Тебе надо поесть, желательно вкусно и сытно, отдохнуть, пообщаться с интересными людьми, сходить на работу, заработать денег, оплатить счета, купить новые штаны с телефоном и куртку на зиму. А тут что? Ничего же не понятно вообще. Куда идти? Зачем? Ты же, блин, уже помер. Какие тут могут быть хождения, приключения и цели?"
Он достал из пачки последнюю сигарету, долго вертел её в пальцах, потом убрал обратно.
"Надо было всё-таки дочитать ту тибетскую книгу мёртвых…" – подумал он и сам этой мысли удивился.
В стремительно теряющем краски небе у самого горизонта сверкнула и сразу погасла яркая розовая вспышка, за ней ещё одна.
- Вот и новые странники пожаловали, многовато их стало нынче, – с улыбкой сказала монахиня, смела в мятый пакетик опустевшие устричные раковины и достала термос с кофе.
Инауро не стал расспрашивать, хотя и не понял взаимосвязи между вспышками в небе и "странниками". Он смотрел, как со всех сторон, неторопливо катится на них ночная мгла.
Словно густой туман, она бесцветными лентами стелилась понизу и заполняла бреши между барханами, шла волнами и слоилась – замирая на немыслимой высоте будто стоячая вода. Когда она докатилась до них и накрыла с головой, из виду исчезло не только закатное небо с отблесками незнакомых созвездий, но и вся локация целиком. Вокруг теперь была лишь непроницаемая серая пустота. Она шевелилась и шуршала, как если бы в воздух разом поднялись тонны вибрирующих песчинок.
Инауро на несколько секунд задержал дыхание, затем осторожно втянул воздух в лёгкие и, закашлявшись, прикрыл лицо рукавом.
- Подводный мир, – глухо проговорил он.
- Что, миленький? – рука монахини протягивала ему мятую жестяную кружку, остальные очертания терялись во мгле.
- Да просто странное ощущение, словно мы находимся на глубине, – он взял кружку, почувствовал, как от уплотнившегося серого воздуха першит в горле, быстро отпил, обжёгся, скривился от кофейной горечи. – Звуки такие гулкие и воздух густой, вязкий. Словно вода. Кажется, можно оттолкнуться ногами и медленно поплыть.
- Как рыбка, – поддакнула старуха.
"Какая, к чёрту, рыбка?" – наморщился Инауро, но промолчал и снова уткнулся носом в рукав.
- Всё выше и выше, до самой луны, – почти нараспев продолжала монахиня. – Покойная матушка, мир праху её, помнится, всё говаривала, что луна это око Матери-Вселенной. Будто сидит она там на самом краешке мироздания и всё-то ей сверху видно. И мысли человеческие, и желания, и поступки.
- А ночи здесь всегда такие? – торопливо перебил Инауро, не желая больше слушать однообразные историй про покойную матушку.
- Что? А, ночи… Нет, сынок, ночей здесь не бывает, только сумерки. Время на перепутье. Пограничное время между явью, навью и правью. В это время все мы балансируем на тоненькой ниточке. И ты, и я, и подружка твоя бывшая.
Старуха громко отхлебнула горячий кофе.
- Слышишь, как шепчет сумрак? Это язык мёртвых. Тех, кто испугался, сглупил или растерял свою силу. Отверженные, безликие, лишенные разума, но ещё живые сознания. Они скользят по земле, заполняют собой ущелья и выемки в земле, обвивают деревья и укрывают реки. Сумерки – это время беседы с усопшими. Но не надо бояться, дорогой мой мальчик, не надо. Мёртвые не несут с собой ничего дурного, они лишь тёмная сторона этого прекрасного хаотичного мира, наполненного жизнью. Они напоминают нам о себе и иногда предостерегают, оберегают нас от всяких глупостей. Их надо просто принять, выслушать и таким образом войти в гармонию с миром. А значит и с самим собой тоже.

Вдалеке тонко взвизгнула птица.
Теперь трогаться с места было действительно опасно. По правилам так вообще следовало окопаться прямо в песке и дежурить до рассвета по очереди.
"Было бы с кем…" – хмыкнула Лускус, поправляя плотную тканевую повязку на лице.
Время мёртвых, как называл сумерки один из её старинных приятелей, всех заставляли быть настороже. Этот тихий необъяснимый ужас, с которым не могло справиться ни забытье сна, ни даже сильнейшее оружие против страха – смех, приходил и к верящему в древних призраков, и к не верящему в них. В сумеречное время всех их словно бы прибивало к земле – даже не понимая, в чём дело, путники замирали и боялись лишний раз шелохнуться, проводники становились нервными и излишне подозрительными, а смотрителей обуревала необъяснимая тоска. И только порождённые Зоной монстры будто бы оживали. Нападения в сумерки учащались во много раз, даже если люди не шли по этапу. И эти атаки всегда оказывались более безумными, более кровавыми и куда более изощрёнными, нежели в светлое время суток. Словно бы сумерки окончательно сводили тварей с ума.
"Вот оно, время позднего ужина, – поглядывая на мутный треугольник старухиной палатки впереди, думала Лускус. –Опускается темнота и разом оживает вся та мерзость, что пряталась днём".
Она некоторое время высматривала во мгле очертания Инауро и старухи, но разглядела лишь две чёрные фигуры, сидящие друг напротив друга.
Нужно было подобраться к подопечному поближе, только так, чтобы ни он, ни эта подозрительная странствующая ведьма ничего не заметили. Насчёт Инауро Лускус была почти уверена – к сумеркам нужно сперва как следует привыкнуть, чтобы суметь различать в их безостановочном шёпоте шаги крадущегося существа, а вот старуха смущала. Что-то в ней было такое, что сильно тревожило проводницу, и не дало ей уйти, когда она почти решилась. Что-то очевидное, но ускользающее.
"Врёт бабка. Никакая она не лесная ведьма, – подумала Лускус, щелчком отправляя в полёт заползшую к ней на ногу бесхвостую ящерицу. – Просто принарядилась соответственно, бирюлек на себя понавешала. Вот только не убивать же её за сворованный имидж, тем более что у меня против неё всё равно больше ничего нет…"
Сбитое пресмыкающееся кувыркнулось в воздухе, отскочило, широко разинуло узкую пасть и зашипело. На распластавшихся по земле ветвях карликовых деревьев в семи метрах справа, будто бы среагировав на этот тихий звук, плавно развернулись бесцветные соцветия, похожие на крошечные кукольные руки, и в воздухе распространился приторно сладкий аромат. Ящерица задрала вверх плоскую голову и, пощупав воздух языком, скользнула прочь. Видимо, она уже имела опыт столкновения с этими растениями, скрывающими между заманчиво шевелящихся пальчиков плотоядные рты. Впрочем, жизненный опыт её не спас, потому как в противоположной стороне её уже поджидал другой мелкий хищник, с головой зарывшийся в песок.
Над пустошью в очередной раз прокатился тоскливый зов одинокой фоморы. Судя по всему, у гигантских тварей начался брачный сезон, а значит на территории Светлых Столбов нынче очень весело.
Проводница усмехнулась и откинулась на спину. Напротив неё, так же привалившись к остывающему боку бархана, сидел некий небритый субъект и курил. Как он подошёл, она не слышала.
Лускус рефлекторно подалась вперёд, чтобы, в случае чего, можно было быстро подняться на ноги, но человек не двигался, только задумчиво разглядывал свои босые ступни. Его сигарета была выкурена до половины и дым от неё не поднимался вверх, а скручивался по спирали вокруг тлеющего уголька. На мужчине были лишь заношенные спортивные штаны и белая майка. Левая рука его, свободно лежащая на согнутом колене, казалась слишком тёмной и деформированной и, приглядевшись, Лускус поняла, что та на глазах удлиняется и изгибается, словно внутри слишком много суставов. Пока она смотрела, вольная трансформация превратила кисть в подобие древесной ветви.
- А, да ты никак спишь, братишка, – с явным облегчением сказала Лускус и расслабилась.
- Что сон, что явь... – апатично протянул субъект.
- Чего вдруг так трагично? – Лускус снова вернулась к наблюдению за палаткой.
- Ну как сказать... У тебя вот, например, есть поводы для радости?
- У меня-то? – она усмехнулась. – Поводов масса. Первый повод, я не сдохла и не обзавелась парой-тройкой дополнительных уродливых гаджетов. Повод второй, мой подопечный не сдох, а значит у меня ещё есть шанс на нём подзаработать. Повод третий, ты обычный сновидец, а не какая-нибудь нёх.
Визитёр слушал её и кивал, словно бы понимая, о чём она говорит. Однако Лускус знала, в его состоянии любая сказанная ею фраза преобразовывалась в зависимости от его сиюминутного настроения, логично вплетаясь в ткань сна. Ему сейчас можно было невпопад отвечать текстом из детской песенки, он всё равно нашёл бы в этом логику.
- И это всё? – спросил визитёр.
- А тебе мало? – Лускус поглядела на человека напротив, тот вздохнул.
- Ну а как же смысл жизни? Высшая цель?
- Чего? Высшая цель?
Похоже, визитёр был замороченным. Лускус поскучнела, доморощенные философы всегда нагоняли на неё тоску.
- Да. Цель, – он задумчиво провёл рукой-веткой по песку. – Знаешь, мне часто снится, что я дерево. Не смейся. Да, большое дерево в лесу. Я просто расту по сантиметру в год и вытягиваю из земли воду. И больше ничего. Всё остальное от меня не зависит. Дует ветер, и я качаюсь. Падает снег, и мои ветви опускаются под его тяжестью. И так всё время. Но самое мерзкое, что происходит это не только во сне. Вот моему сыну всего семь лет, а моё слово для него уже всё равно что пустой звук.
- Ну... понеслось, – кисло отозвалась Лускус и поменяла позу, развернувшись к визитёру боком.
- Он слушает кого угодно, только не меня. Что бы я не делал, всё без толку. Иногда мне даже кажется, что меня нет. Что я сам себя выдумал. Возраст, внешность, любимые занятия, даже воспоминания. Всё это какое-то фальшивое. Вот спроси, как меня зовут, я ведь даже имени своего не вспомню, – он немного помолчал. – А может и правда... Ну скажи, ты веришь, что этот мир реален?
Лускус погасила зевок ладонью и мотнула головой.
- Всё вокруг нереально, друг мой унылый. И ты понарошку, и я понарошку. И разговора этого нет.
- Как приятно, что ты меня понимаешь.
- Ага. Супер.
Лускус чувствовала, что начинает засыпать. Голос собеседника убаюкивал, внизу мягко плыл раскалившийся за день песок, сумерки еле слышно нашёптывали непонятные слова.
Визитёр всё говорил и говорил, но она его не слушала, лишь пыталась не потерять из поля зрения силуэт палатки с двумя сидящими возле неё фигурами. В голову начали заползать разные посторонние мысли – про иллюзорность материи и реальность снов, забытые воспоминания и долгий путь домой. Очевидно, об этом рассуждал сидящий рядом сновидец. Лускус сперва отмахивалась от надвигающихся на неё мыслеобразов, потом сдалась. Она ещё видела палатку старухи, но поверх этого образа уже наслаивались другие – кроваво-красная луна, упирающийся в небо стеклянный столб, большие металлические шары, за мгновение превратившиеся в шарниры внутри коленных чашечек изящной фарфоровой куклы, чьи-то белые лица с янтарными глазами, тонкие многопалые руки, книга с потёртым кожаным корешком...
Из этого полубредового состояния проводницу выдернул мягкий шорох шагов. Соткавшаяся из призрачного полумрака фигура вытянула вперед свой посох и из фигурного вороньего набалдашника, лязгнув металлом, выскочило тонкое стальное лезвие. Лускус моргнула, дёрнулась, припала к земле, нащупывая пальцами лежащий рядом топор.
Ведьма некоторое время медлила, оглядываясь, затем деловито подоткнула подол платья и, шагнув в сторону, одним ударом срезала карликовое деревце неподалёку.
- Старуха-смерть, – свистящим шёпотом прокомментировал визитёр.
Придавив на удивление мускулистой и очень волосатой ногой ветви деревца, старуха быстро и ловко порубила ствол как колбасу.
- Опаньки, – беззвучно сказала Лускус, окончательно просыпаясь.
Наконец-то она поняла, что её так беспокоило. Если бы не сморщенное словно печёное яблоко лицо, можно было бы решить, что это вовсе не дряхлая отшельница, по легенде отбившаяся от своего ковена, а крепкий мужик с навыками выживания в экстремальных условиях. Просто ряженый.
Старуха наклонилась, сгребла поленья в подол и неспешно, вразвалочку зашагала обратно. Походка у ведьмы, когда её, казалось бы, никто не должен был видеть, тоже стала не очень-то женской и уж точно не старушечьей. Теперь Лускус уже совсем не могла понять кто, собственно, такая эта бабка – порождение междумирья, за которое она себя выдавала, старая чокнутая смотрительница или может даже человек в маскировке. Само её тело представляло загадку – она не выглядела перерождённой, но что-то с ней определенно было не так. Казалось, она старела по частям или из разных частей и состояла. Интуитивная догадка о том, что всё происходящее лишь инсценировка с неясной целью, обретала всё больше смысла.
Когда "ведьма" прошла полпути до едва различимого во мраке купола палатки, Лускус поднялась и короткими перебежками двинулась за ней следом.

Вот уже более получаса старуха занималась непонятными старушечьими делами, перебирая бесконечные мешочки и последовательно записывая что-то в блокнот, и лишь изредка перебрасывалась с Инауро малозначительными фразами. Впрочем, он был рад и этому, поскольку реплики монашки придавали хоть какой-то реальности происходящему и отвлекали от нехороших мыслей. Темнота словно обострила и выпятила то, о чём он старался не думать днём. Он чувствовал сейчас себя, как если бы его посреди глухой ночи выдернули из тёплой постели и без особых церемоний швырнули в бушующий океан. И вот теперь он усиленно цеплялся за простые и понятные вещи, будто бы от этого зависела его жизнь. Ну или как минимум рассудок.
Обнаружив себя барахтающимся посреди болота, а затем встретив в городе Лускус, Инауро ещё находился в состоянии шока, каждую секунду ожидая, что всё это вот-вот закончится. Потом вдруг наступило потрясение от осознания собственного бессилия и в момент, когда от его решительных действий зависела жизнь, он почувствовал, что совершенно не хочет за неё бороться, не хочет понимать происходящее, не желает во всём этом участвовать. Теперь же отчаяние прошло и наступило понимание, что ничего не поделаешь, нужно начинать учиться здесь жить.
- Всё-таки какая странная вещь – здешние сумерки, – задумчиво сообщил Инауро старухе, разглядывая землисто-серые от окружающего монохрома руки. – Мне вот что интересно. Если это и правда время мёртвых…
Вдалеке приглушённо ухнуло и раскатилось протяжным индустриальным стоном.
- …Значит ли это, что мы действительно можем общаться с мёртвыми? – спросил он, невольно понижая голос до шёпота.
Монахиня быстро стрельнула по нему взглядом и недовольно поджала губы.
- Ну в смысле, без всяких там спиритических сеансов и вхождений в транс? – торопливо объяснился Инауро. – Я так понимаю, надо лишь знать язык, на котором они говорят, и внимательно слушать? Вы ведь это имели в виду?
Он поднял глаза на старуху, но та уже смотрела куда-то в сторону.
- Ничего подобного я в виду не имела, – холодно отозвалась она, загибая очередную страницу блокнота.
- То есть как? – не понял путник.
- Мёртвые мертвы, мальчик мой. А это просто песок, он нагрелся от солнца и теперь остывает, – сказала старуха. – Расширившиеся молекулы сжимаются, песчинки укладываются плотнее, набранный за день жар поднимается вверх. Как следствие, песок шуршит, а воздух вибрирует…
Из её рта вырвался гортанный звук, похожий то ли на кашель, то ли на короткий смешок, она осеклась, отложила блокнот, дёрнула плечом и заморгала, будто бы ей в глаз попала песчинка.
- Физика, – хрипло пояснила она и, опустив голову, занялась выстраиванием аккуратной пирамидки из принесённых до этого древесных кругляков посреди вытоптанного в песке углубления.
Инауро нахмурился, но промолчал. Нет, разумеется, Лускус наверняка сказала бы что-то похожее. Но одно дело – молодая агрессивная мутантка, и совсем другое – дремучая отшельница, то и дело сбивающаяся на старческое сюсюканье и поэтические образы в стиле деревенской сказительницы. Путник сделал вид, что вопрос исчерпан и теперь его сильно тревожит лишь засохшая грязь на штанине, а сам стал исподтишка изучать монахиню. Еле слышно напевая нечто заунывное, та снова начала копаться в своём рюкзаке, перекладывая с места на место одинаковые холщовые мешочки и то и дело с любопытством заглядывая в некоторые из них.
"Да ну нет, – решил Инауро. – Чепуха. Здесь все в определённой степени сумасшедшие. Сумасшедшие жители сумасшедшего мира. И для них подобное поведение абсолютно нормально. А значит кто здесь и неадекватен, так это именно я…"
Старуха тем временем выудила из рюкзака очередной перевязанный тесьмой мешочек, несколько раз перечитала пришитый к нему ярлычок, сверилась с записями в блокноте, понюхала содержимое мешочка, высыпала в ладонь щепотку серебристого мусора, похожего на металлическую стружку и чайную заварку одновременно, пошептала и стряхнула на древесину. Поленца полыхнули ярким пламенем, выглядящим особенно дико в окружающем бесцветии.
Инауро удивлённо поднял брови. Старуха искоса глянула на выражение его лица, наклонила голову и заулыбалась.
- Нравится? – спросила она и довольно сощурилась. – Эх, вот были времена, когда к любому делу подходили как к таинству, огонь да воду волшебными существами почитали, общались с ними, как с живыми, а теперь что? Зажигалкой щёлкнул и забыл. Молодые нынче в огонь мочатся, вот до какого паскудства цивилизация народ довела...
Она покачала головой.
- Чудесные были раньше времена. Каждое творение природы состояло с ней в гармонии. Да что там! Каждый сам с собой в гармонии был. Старые не болели, молодые не умирали, все друг к другу с должным почтением обращались, женщины мужчин слушались, а мужчины женщин защищали. Теперь же всё шиворот-навыворот. Мужчины слабые стали да изнеженные, женщины оружие в руки берут и армиями командуют, старость никто не уважает, детей родных убивают. Куда только мир катится? Беспокойные нынче времена.
Справа от затаившийся неподалёку Лускус раздался громкий щелчок, она вздрогнула и оглянулась. В полуметре от неё сидел знакомый визитёр и зачарованно смотрел на пламя старухиного костра. Рот его был приоткрыт. Проводница хотела было показать ему знаком, чтоб молчал, но не успела. Сновидец сглотнул и неожиданно душевным баритоном запел:
- Вечный покой сердце вряд ли обрадует, вечный покой для седых пирамид...
Сидящие возле палатки вскочили на ноги.
- Ах ты ж, – обречённо вздохнула Лускус.
- А для звезды, – вывел визитёр и затянулся давно потухшей сигаретой, – что сорвалась и падает, есть только миг...
Старуха молниеносным движением выхватила из-за спины посох и шагнула вперёд, взмахивая руками.
- Спокойно, – Лускус нехотя поднялась. – Это всего лишь я и ещё один безобидный философствующий ублюдок.
- Лу! – воскликнул Инауро и подался вперёд.
Старуха поймала его за плечо и подслеповато сощурилась, вглядываясь в стоящую неподалёку фигуру. Пальцы её ходили ходуном, голова подрагивала.
- А чем докажешь, что ты не морок, насланный на нас песочным человеком? – крикнула она.
Проводница засмеялась.
- Пароль "топор и хвост", бабуся. Ты бы лучше о парне позаботилась, чем несуществующие проблемы выискивать. Вот почему он у тебя без средств индивидуальной защиты сидит, сумерки нюхает? Это как бы для людей вообще ни разу не полезно.
Старуха криво улыбнулась, опустила посох и ослабила хватку. Вид у неё был недовольный.
Инауро быстро пересёк разделяющее их с Лускус расстояние и, только приблизившись, замедлил шаг.
- Я думал, ты уже не вернёшься, – виновато сказал он.
Проводница фыркнула, всучила ему запасную тканевую маску и ничего не ответила.
Следующие полчаса прошли в напряжённом молчании. Старуха задумчиво цедила свой кофе и то и дело подёргивала правым плечом, как если бы оно у неё болело, Лускус притворялась, будто зашивает дырку на порванной штанине, путник разглядывал пристроившегося неподалёку визитёра, а тот в свою очередь увлечённо чертил пальцем на песке замысловатые геометрические фигуры и периодически охал. Очевидно, его головоломка никак не складывалась.
- Может быть всё-таки пригласим человека к костру? – наконец нерешительно предложил Инауро.
- Где ты здесь видишь "человека"? – не оборачиваясь, отозвалась проводница.
"Вот так, – Инауро снова уставился на свои руки, – правильно. К чему объяснения? Моё дело маленькое – помалкивать, да ноги в такт переставлять. Беги, стой, падай, прыгай, не прыгай, дыши, не дыши, делай, не думай. Никакой свободы воли…"
Он упрямо наклонил голову.
- А кто это, если не человек?
Лускус вздохнула. Она понимала, что подопечный всегда должен получать по максимуму информации о междумирье и всех его проявлениях, причем желательно до столкновений с этими самыми проявлениями, но терпеть не могла чувствовать себя училкой, разжёвывающей нерадивым ученикам прописные истины. Эта нелюбовь к объяснениям была у неё с детства, точнее с тех самых пор, когда она впервые оказалась предоставлена самой себе и начала отвечать сама за себя, познавая мир на собственном опыте и учась на своих же ошибках.
- Их называют "визитёрами", – нехотя ответила проводница. – Потому что они здесь появляются на время и не задерживаются. Ну типа, представь, ты решил поехать в соседний город. Собрал пожитки. Сел на поезд. Ту-тууу! Приехал. Теперь тебе нужно думать, где ночевать и чем питаться. А этим и ночёвка, и вся прочая бытовуха без надобности. Потому что никуда они не приехали, а просто позвонили по видеосвязи. Среднестатистический визитёр это некто, кому по какому-то случайному стечению обстоятельств вдруг начали чудиться мы, а он в это время как бы начал чудиться нам.
Она немного помолчала, будто бы что-то вспоминая, затем болезненно наморщилась.
- А ещё они бывают просто чокнутыми. С такими в принципе контактировать не стоит, потому что они заразные. Отравленные. Благо, встретить здесь такого – большая редкость.
Сидящая возле входа в палатку ведьма приглушённо хохотнула в кружку.
- Что? – хмуро спросила Лускус.
Голова старухи мотнулась в сторону, будто бы она попыталась увернуться от невидимого удара, правая рука поднялась и хаотично задёргалась, расплёскивая недопитое кофе.
- Это что ещё значит? – сказала проводница, выпрямляясь.
- Да ничего, девонька, ничего, – непроизвольные тики ведьмы закончились так же резко, как начались, она опустила кружку на землю и поглядела на свой испачканный подол. – Не заводись. Думаю, мы все просто устали и нам пора поспать несколько часиков.
- Нет, – ответила Лускус, ещё больше напрягаясь.
- Может чуть позже, – примиряющим тоном проговорил Инауро, испуганно оглядываясь на проводницу.
- Ой, господи, матушки мои, – всплеснула руками бабка и со старческим кряхтением разогнулась. – Да что ж с вами обоими так сложно-то? Ну почему вы постоянно огрызаетесь и мудрым бабулькам не верите? Старым нужно доверять, слушаться их, почитать. Что за молодежь нынче непутёвая пошла, не понимаю вообще.
Её голову снова повело вбок, а из горла вырвалось уже знакомое сдавленное хмыканье.
- Честно, задолбал уже этот нелепый спектакль. Ma kana li. Очевидно, где-то я просчитался.
Лускус открыла было рот, но ничего сказать не успела. Ведьма поднялась перед ними в полный рост. И теперь она была значительно выше, чем казалась сначала, её расправленные плечи под чёрным рубищем выглядели могучими, а зрачки отсвечивали красно-оранжевым.
- Давайте-ка ускоримся, – заявила старуха глубоким мужским басом и широкий пласт земли рухнул вниз, увлекая за собой и палатку, и костерок, и всех, кто находился поблизости.