Глава 4. Песчаная ведьма

"Нехорошее Место" часть 1
Глава 4
-----------------------------------

Солнце перевалило зенит и перламутровое небо над пустошью сразу окрасилось в удушающе лиловый, а змеящиеся полосы на песке приобрели пугающий объём.
- Уже можно? – закричал Инауро.
- Да, – проводница подняла сброшенный сверху рюкзак и нехотя закинула его за спину. – Бедро, плечо и локоть, как я показывала. Двигайся бочком, не спеши, следи за тем, куда ставишь ноги. Только надёжная опора. Плечу будет больновато с непривычки, но ты потерпи, тут невысоко.
Она промокнула рукавом увлажнившийся лоб, вытащила из рюкзака бутылку с водой, с неудовольствием пощупала тёплый пластик, отхлебнула, прополоскала пересохший рот и ещё раз прошлась туда-сюда, оглядывая окрестности.
- И это… рыжий, – сказала она, вернувшись на прежнее место. – Разговаривай со мной, пока спускаешься. Не молчи. Мне тебя отсюда плохо видно, а отходить подальше не хотелось бы.
Под нависающей чёрной скалой проглядывал вмурованный в породу остов старинного бронзового водопровода. Он давно не работал и обломки труб, местами превратившиеся в труху, торчали из базальта точно вывороченные наружу древесные корни. С нескольких массивных вентилей свисали разрушенные птичьи гнёзда и длинные седые лохмы засохшей травы. Лускус отвернулась.
- Я иду, – бодрым голосом сообщил подопечный.
- Ага, – без особого энтузиазма отозвалась она. – Давай.
Сегодня до заката им предстояло в достаточно активном режиме преодолеть большую часть пустоши и дойти до похожих на мираж кактусовых зарослей, едва различимых на фоне дрожащего сиреневого марева, а там уже можно было как следует отдохнуть, запалить костерок и насладиться свежесобранными кисло-сладкими плодами.
"Прошу, хоть один день без сюрпризов, – подумала проводница, невольно щурясь от яркого солнечного блика, ползущего вдоль кромки белоснежного бархана. – Просто дайте мне подготовить парня…"
На самом деле её даже порадовало то, что после приключения на окраине Белого Города их занесло именно сюда. Лускус проходила этот этап уже раз двести и знала – Пески небезосновательно считались одной из наиболее безобидных локаций на территории междумирья. Баллов за их прохождение, конечно, давалось маловато, однако участок был небольшой, без особых подвохов, ловушки, если и попадались, легко просматривались издалека, местная флора с фауной вела себя сдержанно, здесь не встречалось ни огненных торнадо, ни прыгунов, ни лавовых пузырей как в той же Стеклянной Бездне, ни электростатических бурь как в Клыке, да и перспектив внезапно наткнуться на другую группу не имелось. По сути, здесь было просто жарко, однообразно и утомительно, ну разве что в нору триллов можно было сдуру провалиться. Потому многие проводники воспринимали эти места как заурядную буферную зону и тратили на них минимум сил, используя всё отведённое время на отработку теории, разговоры по душам, обсуждение дальнейшей тактики проводки и полноценный ночной отдых.
Сверху посыпались комья спёкшегося песка и мелкие камушки.
- Надеюсь ты ещё там, Лу? – спросил подопечный. – Что мне вообще говорить-то?
- Да просто издавай звуки, – хмыкнула Лускус и разглядела метрах в шести справа от себя припорошённую песком кучку вскрытых устричных раковин, похожих на чьи-то отрезанные уши.
Её передёрнуло. Остатки устричного мяса, налипшего на поломанные панцири, выглядели заветревшимися, но ещё достаточно свежими, будто тот, кто их ел, прошёл здесь не более часа назад.
"Нет, – подумала проводница. – Я бы заметила постороннего ещё до спуска. Не могла не заметить. Его невозможно было бы не заметить…"
Стараясь подавить очередной приступ иррациональной тревоги, она прикрыла веки и глубоко задышала.
Пофиг на странного рыжего мертвяка и его злоключения, пофиг на сбоящие напоминалки, пофиг на неадекватное поведение мусорщиков, пофиг на дурацких устриц. В этом мире и без них хватало разного рода нелепиц, так и что теперь, из-за каждой ерунды переживать? Пожалуй, её просто сильно подкосила упущенная возможность досрочной встречи с Зеркальной Башней. Эта мысль терзала её, Лускус не понимала, как такое произошло в принципе, и потому никак не могла расслабиться, излишне резко реагируя на любую незначительную мелочь. Треклятая, всем до зарезу нужная Башня тысячелетиями хаотично перемещалась по территории междумирья, возникая то там, то здесь, и задерживалась на одном месте на столь короткий промежуток времени, что бежать к ней приходилось сломя голову. Вычислить её местоположение заранее и уж тем более подгадать момент появления не мог никто. Её очень легко было упустить, а то и вовсе никогда не найти. И тут на тебе – в первую же ночёвку, да ещё, судя по всему, буквально под боком… Досадно? Весьма. Подозрительно? Более чем. Ну не могло подобное оказаться обычным совпадением.
Когда подопечный рассказал ей о подслушанном разговоре мусорщиков, в котором упоминалась Зеркальная Башня, выросшая на рассвете прямо в центре Белого Города, Лускус не поверила, что такое вообще возможно – центральный выход посреди рядового этапа, конец игры сразу же на старте. Однако, пораскинув мозгами, она сделала вывод, что порожденцам не было смысла сочинять подобную дичь. Башня скорей всего действительно появлялась, но это был лишь кратковременный сбой в программе, который тут же устранили, а заметившие сияющую змею устремлённого в небеса строения мусорщики попросту не сдержали своего любопытства. Вот только почему они, обнаружив место ночёвки пары странников, не напали, не убили обоих на месте и даже не взяли разложенный будто на выставке скарб, а по-тихому, как заправские ниндзя, похитили путника, утащили к себе на свалку и принялись поить чаем?
Как там альфа сказал? "Васфас не враг" – "Мы на твоей стороне" – "Исторический момент" – "Что-то меняется". Что, блин, меняется? Где? Зачем? Из-за чего?
Делиться с подопечным своими подозрениями проводница не стала. Она полагала, что людям в принципе вредно знать о том, что они какие-то не такие, особенные, ни на кого не похожие. Практика показывала, что, узнав о своей исключительности, люди зачастую становились излишне самоуверенными, зацикливались на личной истории, а то и вовсе теряли связь с реальностью, начиная воспринимать мир сквозь призму собственной значительности. В то время, когда по сути своей оставались лишь кусками мяса, просто чуть более лакомыми, нежели многие прочие.
- Я издаю звуки, – сообщил путник.
- Да-да, – ответила Лускус.
"Надо будет потом в какой-нибудь лагерь завернуть. Послушать новости", – подвела итог она и открыла глаза.
Расколотые устричные раковины лежали на прежнем месте, нависающая над головой вулканическая порода походила на окаменевший гребень волны, сквозь клубящиеся слои лилово-сизого тумана слева пробивались слепящие лучи солнца, а в прорехах справа виднелся угольно-чёрный небосвод и несущиеся по нему созвездия.
Следя краем глаза за покачивающимся концом верёвки, Лускус отступила на три коротких шага в сторону и почувствовала, как почва со змеиным шуршанием поползла под подошвами. Проводница рефлекторно перепрыгнула с ненадёжного участка туда, где только что стояла, и тут же провалилась в песок до колен.
- Да твою мать, – проговорила она и закачалась точно маятник, силясь выбраться из западни.
Увязшие ноги в ответ резко сдавило и потащило влево. Проводница приглушённо ойкнула, села и разом ушла ещё глубже. Песок оказался горячим, как раскалённые угли, она откинула в сторону бутылку с водой, быстро перевернулась набок, стряхнула с плеч рюкзак и облокотилась на него, перенося назад большую часть своего веса.
- У тебя там что-то случилось? – над скальным выступом показались ребристые подошвы кроссовок Инауро.
- Не, всё норм, – максимально ровным голосом отозвалась Лускус, огляделась по сторонам и остановила взгляд на торчащих из базальта водопроводных трубах. – Но ты подожди, повиси там, я скажу, когда можно будет.
"Спокойно. Это не тектоническая трещина, – чувствуя, как ускоряется сердцебиение, она забарахталась, пытаясь нащупать под собой хоть какую-то точку опоры. – Песок в трещину ссыпается интенсивно и без остановки, так что я и пикнуть не успела, как меня уже нафаршировало бы им под завязку на глубине метров в пятьдесят. И это точно не плывуны, тут нет воды. Что тогда? Живое? Триллы? Каким-то чудом доползший сюда левиафан?.."
Ни одно живое существо не могло перемещаться под землёй настолько тихо, она бы его точно услышала заранее. Особенно существо с габаритами среднестатистического левиафана. На нору триллов это также не походило. Грунт на несколько десятков метров вокруг выглядел однородным и сухим – не наблюдалось ни характерных влажных зигзагов, оставленных липкими хвостами подземных тварей, ни их торчащих наружу чувствительных усиков, напоминающих стебельки сухой травы, ни асимметричных взрыхлённых горбиков по периметру. Визуально движение под поверхностью тоже никак не считывалось и этот факт говорил сам за себя.
Проводница едва шевельнула зажатыми ступнями и то, что скрывалось под толщей песка, среагировало на движение, сдавив её ноги ещё крепче. Она наморщилась и замерла, разметав руки в стороны и ощущая, как впивается в кожу и прилипает к влажному лицу мелкая песчаная взвесь.
- Лу, у тебя там точно всё в порядке? – спросил висящий на скале подопечный, его подошвы зашуршали по камням, вниз снова посыпались комья сбитого им грунта.
- Да, всё ок, – отозвалась она. – Но ты пока оставайся на месте, не спускайся.
Никаких подземных толчков, вибраций или специфического сухого треска. Ничего вообще. Только лёгкий фоновый шелест песка и медленное скольжение многослойных облаков по небосводу.
"Ладно, я без понятия, что это такое", – сокрушённо подметила Лускус, выждала ещё полминуты, переводя сбившееся дыхание, затем осторожно опустила руки, расстегнула бляху на поясе и вытянула из штанов ремень.
У неё возникла спонтанная идея примотать к ремню топор и использовать вместо импровизированного крюка на случай, если всё-таки удастся подобраться к скале поближе. Ну или, когда неизвестный монстр наконец себя проявит, заловить его петлёй, не дав сразу же зарыться обратно, и более результативно надавать топором по башке. Впрочем, надежды на благополучный исход любого из этих предприятий у неё было немного. До труб предстояло проползти порядка пяти метров, а неизвестный монстр вполне мог оказаться бронированным или сегментированным как те же изоморфы.
- Ты там в яму провалилась что ли? – Инауро спустился ещё на полтора метра вниз и отклонился так, что она увидела его раскрасневшееся лицо.
- Да куда ты, блин… – раздражённо начала проводница и осеклась, чувствуя, как по телу побежали хорошо знакомые мурашки, а в мозгу защёлкало, точно отзвук далёкого фейерверка.
ПАРАГРАФ ТРЕТИЙ, ПУНКТ ВТОРОЙ – ПРОВОДНИК НЕ ДОЛЖЕН ПОДВЕРГАТЬ ПОДОПЕЧНОГО ОПАСНОСТИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТЕХ СЛУЧАЕВ, КОГДА ЭТОГО НЕЛЬЗЯ ИЗБЕЖАТЬ ИЛИ ЖЕ ЕСЛИ ОПАСНОСТЬ ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ КОНТРОЛИРУЕТСЯ ПРОВОДНИКОМ И ИСПОЛЬЗУЕТСЯ В КАЧЕСТВЕ ОБУЧАЮЩЕГО ТРЕНИНГА. НАЧИСЛЯЕТСЯ ПЯТЬ ШТРАФНЫХ БАЛЛОВ…
Лускус витиевато выругалась.
- Может тебе помочь? – заволновался подопечный.
- Оставайся на месте, – повторила она. – Не спускайся. Найди там себе какую-нибудь выемку и отдохни. Позволь мне хотя бы пару минут подумать. Тут какая-то непонятная засасывающая штука, не хватало ещё чтобы ты тоже в неё угодил.
- Что за засасывающая штука? – спросил всерьёз обеспокоенный Инауро.
Проводница не ответила. Давление на её ноги продолжало увеличиваться, растянутые и выкрученные суставы ног заныли, горячий песок набился под кофту и теперь ощутимо жёг живот, пропитанная потом майка липла к спине, по вискам стекали солёные струйки пота, а ладони покрылись зудящими водянистыми пузырями. Лезвие топора казалось слишком широким, чтобы надёжно зацепиться за уступ, и недостаточно крепким, чтобы с первого броска врезаться в твёрдую вулканическую породу, ремень так и вовсе выглядел плохо и легко мог лопнуть при любом более-менее интенсивном рывке. Рассчитывать на трубы тем более не приходилось, они имели исключительно трухлявый вид. Ситуация всё больше представлялась безвыходной. Лускус понятия не имела, удастся ли ей вообще выбраться из этой неприятной заварушки, а значит следовало срочно решить, готова ли она и дальше рисковать жизнью человека в надежде, что им обоим удастся спастись.

"Ну вот и как тут что-то планировать? – размышляла она, глядя на своё мутное отражение в исцарапанной бляхе лежащего напротив неё ремня. – Стараешься, суетишься, продумываешь, отслеживаешь всё вокруг до паранойи, спишь в полглаза, психуешь, изучаешь, перепроверяешь по сто раз. И вдруг, оппаньки, оказывается от твоих усилий снова ничего не зависит. На что я сейчас вообще могу рассчитывать, кроме тупого везения?"
- Так, – наконец решилась она и смахнула с лица налипший песок. – Срочно меняем тактику. Ты лезешь обратно на скалу, отвязываешь от крюка верёвку и кидаешь её мне. И затем терпеливо ждёшь, когда я решу свою проблему.
Проводница старалась говорить деловито и спокойно, рассчитывая, что человек поверит в то, что она действительно контролирует ситуацию, а вовсе не собирается бросить его на произвол судьбы посреди буферной зоны.
- Слышишь меня?
- Нет, ничего не слышу, – голос Инауро звучал глухо и сердито.
Сверху опять посыпались обломки базальта, перемешанные с песком. Очевидно, несмотря на запрет, парень продолжил спуск.
- Вот откуда ты такой упёртый взялся, а? – возмутилась Лускус, машинально прикрывая голову. – Я что ли с воздухом недавно разговаривала? Если ты не сделаешь как говорю, мы тут оба сдохнем, понимаешь ты это или нет?
- Давай руку.
Путник уже висел прямо над ней, опасно накренившись набок и упираясь ногами в край обрыва, его передавленная верёвкой кисть левой руки побелела, а лицо, наоборот, стало пунцовым от напряжения. Грунт под его подошвами плыл и осыпался, оголяя пористую чёрную породу и проблёскивающие фрагменты водопровода.
Проводница глянула на подопечного почти с ненавистью и начала остервенело разгребать топором песок вокруг себя.
- Дохлый номер, чел, – проговорила она. – Верёвка короткая, а ты не супергерой и сейчас нафиг свалишься. Но у тебя есть шанс…
- Давай сюда руку, – парень переставил ноги и сполз ещё ниже.
- Да блин, сейчас же лезь наверх, кому сказали. Я вешу куда больше, чем тебе кажется. Ты меня не поднимешь.
- Тебя же сейчас совсем засосёт, – он быстро огляделся, перехватил верёвку повыше, отполз в сторону, разжал пальцы и спрыгнул поодаль.
- Стой! – запоздало заорала проводница. – Не отпускай верёвку! Чёрт…
- А, и тут тоже, – будто бы почти не удивился Инауро, глядя на свои провалившиеся ноги, опёрся на песок и сразу же с шипением отдёрнул обожжённые ладони.
Лускус скрипнула зубами от досады и отложила топор. Сдерживать эмоции больше не имело смысла.
- Ты зачем верёвку отпустил, болван?
Она медленно втянула горячий воздух через ноздри и выгнулась, запрокидываясь лопатками на рюкзак в надежде хоть немного замедлить погружение. Бесполезно. Даже неподвижную, её продолжало затягивать вниз короткими размеренными рывками. В висках застучало.
- Идиот. Нет, ну какой идиот!
- Почему ты меня всё время обзываешь? – обиделся подопечный. – Я ведь просто хотел помочь.
- Да на кой чёрт эта твоя помощь нужна?! – вызверилась Лускус. – Тут вообще непойми что происходит. Если уж я не знаю, то ты тем более не разберёшься. Вот только я-то всего лишь в очередной раз в процессе сдохну и всё начнётся сначала, а ты, если сдохнешь… Тьфу. Как же это тупо.
- Если я сдохну, что тогда? – выражение его лица стало предельно серьёзным, он сложил на груди руки, отчего начал погружаться в песок строго вертикально, будто тонущая в болоте статуя.
Проводница тоже распрямилась насколько это было возможно и оперлась на расставленные в стороны локти. Жгучий песок доходил ей уже до подмышек и из-за его давления на диафрагму стало трудно дышать.
- Так. Я сейчас кину тебе рюкзак, там внутри есть одеяло, подложи его под себя, аккуратно обопрись на рюкзак и попытайся на нём подтянуться. Представь, что это спасательный буй на воде, и может быть, сумеешь выбраться, пока не увяз слишком глубоко. Или нет, лучше сними с себя курку, привяжи рукав к лямке рюкзака и…
- Если я сдохну, что тогда? – упрямо повторил Инауро.
Она со злостью швырнула в него рюкзаком. Путник уклонился, рюкзак пролетел мимо и плюхнулся неподалёку, подняв пылевой фонтанчик. Лускус взвыла.
- Если ты сдохнешь, кретин, то станешь таким как я. И это в лучшем случае. Ты мертвяк, понимаешь, нет? У тебя есть только два пути – отправиться в сумерки или попытаться заключить договор с Зоной. И всё это очень и очень плохо!
Подопечный несколько секунд буравил её взглядом, затем вытер своё блестящее от пота лицо и сощурился, оглядывая расстилающиеся вокруг просторы.
- Короче, я понял, – сказал он изменившимся голосом. – Это очередное дурацкое смертельно опасное приключение. Как в компьютерной игре. Нет, я правда верю, что всё подряд здесь смертельно опасно. И, видимо, мы оба сейчас погибнем. Потому что я отпустил верёвку. Которая нам всё равно не помогла бы, поскольку она слишком короткая. То есть провал этой миссии был заранее предрешён. И шансов выбраться у нас однозначно нет. Так и какой тогда смысл сопротивляться? Ты ведь всё равно переродишься, а я какой-то там договор заключу. Хорошо, давай так и поступим, а потом начнём заново. Не понимаю, в чём проблема вообще, это ваше междумирье для меня всё равно "посмертие", я один раз уже умер, давай повторим. У нас, похоже, с самого начала всё не заладилось, так может партию стоит переиграть? Ты можешь даже прямо сейчас тюкнуть меня своим топором, чтобы зря времени не терять.
- Слушай, эй, ну вот чего ты демагогию разводишь? – Лускус скрипнула зубами. – Хватит уже со мной препираться, просто дотянись до рюкзака. Он твой последний шанс. Ты тонешь медленнее, чем я, а значит можешь…
- Последний шанс, говоришь? Шанс на что? На то, чтобы умереть завтра в другом месте? – Инауро с печальной усмешкой снял с себя куртку, оглядел её со всех сторон, затем извернулся, подтащил поближе рюкзак и принялся неторопливо отряхивать его от песка. – Как говоришь? За рукав привязать?
Проводница ничего ему не ответила, лишь размеренно задышала, закрыла глаза и погрузила кисти рук в раскалённый песок, пытаясь подавить эмоциональную вспышку, но боль от ожогов оказалась слабее, нежели она рассчитывала. Чувство непомерного отчаяния вкупе с бессилием навалились на неё, словно тонна пыльного душного тряпья.
"Интересно, будет ли это похоже на обычное утопление? – подумала она. – Или меня неспешно раздавит? Или же я поджарюсь как рыба в кляре? Сколько всё это ещё будет продолжаться?"
- Так, ну готово. Привязал. Что дальше?
Лускус вытащила руки из песка, подняла ремень, размахнулась и молча запустила им в путника. Тот снова увернулся.
- Тебе три годика что ли или ты реально тупой? – ядовито поинтересовалась она, едва сдерживаясь, чтобы снова не заорать. – Сам догадаться вот вообще не способен? Ты куда ближе меня к трубам, так что привязывай один рукав за лямку, другой за ремень, хватайся за него и закидывай рюкзак на какой-нибудь из водопроводных вентилей так, чтобы он там покрепче зацепился.
Инауро критическим взглядом прикинул расстояние до обрыва.
- Не хватит. Это надо ещё штаны в связку добавить, а они теперь где-то в иной плоскости бытия.
Проводница задрала вверх подбородок, зажмурилась и, задержав дыхание, замотала головой.
- Капец, – медленно выдохнув несколько секунд спустя, сказала она. – И зачем я вообще тебя подобрала.
Инауро помолчал, задумчиво дёргая рукав привязанной к рюкзаку куртки. Кожа его была красной, на ней проступили шелушащиеся пятна, волосы потемнели от напитавшего их пота, но держался он на удивление стойко.
- Выходит, это я во всём случившемся виноват?
- Выходит так, – чуть повременив, холодно ответила Лускус. – Нет, ну а кто просил тебя лезть следом? Вот какой нормальный человек будет так нелепо рисковать собственной жизнью, скажи мне? Вы должны бороться за свою жизнь. А проводников вокруг ещё много и смерть для нас давно не новость.
Следовало срочно научить подопечного подавать запрос на перерождение.
- Ладно, – начала она. – Раз уж всё так сложилось…
- Смерть давно не новость? – перебил её путник и с коротким кивком поджал губы. – Ну да, точно. Незаменимых здесь нет. Но во всём виноват я один. Потому что болван и идиот.
Он смахнул с бровей повисшие капли пота и выражение его лица на мгновение стало совершенно несчастным.
- А между прочим это ты сказала, что мне нужно тебя слушаться. Ты сказала "лезь", я полез. И всё равно сделал всё неправильно.
- …Открой рюкзак, там во внутреннем кармане есть блокнот, возьми его и открой на девятой странице, – нудным голосом проговорила Лускус, но парень её уже не слушал.
- Знаешь, наверное, я уже вообще больше ничего не хочу, – ответил он и отвернулся.
"И почему же это всегда так гадко?" – спросила она сама себя и перестала сопротивляться, полностью переключив внимание на то, как сводит судорогой её зажатые ноги, как трещат кости таза, замедляется сердцебиение, гаснет слух и пульсирующими вспышками меркнет свет, а в сознании беззвучно разворачивается сияющий ядовито-лимонный узор прохода… Допуск на новую жизнь – мгновенно, без подсчёта штрафов, без сопутствующих нотаций, без традиционного наказания. Словно бы её гибель была заранее предрешена.

У Лускус уже имелся опыт взаимодействия с человеком, чья история странствий начиналась похожим образом – с лёгкой нервотрёпки, мелких неудач и необъяснимых совпадений, которые с каждым днём нарастали точно катящийся с горы снежный ком и к концу пути превратились в форменный кошмар.
Её тогдашнему спутнику по имени Аэс – худенькому безбровому мальчику с необычными "метками прошлого" в виде желтоватой кожи и абсолютно лысой головы – было не более десяти лет от роду и его тоже заранее приписали к ней, гарантировав высокую плату за проводку. Сперва она этому даже радовалась. Аэс казался ей чуть ли не идеальным подопечным, ведь, не смотря на свой малый возраст, он на редкость неплохо просчитывал вероятностное развитие ситуаций, не нервничал по пустякам, не задавал лишних вопросов и послушно исполнял любые приказания. Вот только рядом с ним проводница ощущала себя будто на раскалённой сковороде. Вокруг мальчишки постоянно происходило что-то нехорошее, причём самому ему от этого ничего не делалось, все шишки валились на голову Лускус и тех, кто оказывался поблизости – людей, перерожденцев, порожденцев – без разницы. Пацан будто бы заражал пространство вокруг себя особой болезнью, от которой начинали страдать окружающие. Они поскальзывались на ровном месте, падали, давились едой, ломались, резались, роняли на себя тяжести, попадали в очевидные ловушки и тому подобное.
Лускус провела рядом с ним менее недели и успела потерять троих путников, подобранных задолго до мальца, в том числе молчаливого Никса, к которому она испытывала особый вид симпатии, встряла в четыре премерзкие истории с драугами и собирателями, лишилась нескольких пальцев на руках и почти всего хвоста целиком, и всё это не по собственному недосмотру, а исключительно из-за редкостно неудачного стечения обстоятельств. А ещё мальчишку окучивали визитёры, да не абы какие, а с признаками одержимых духами медиумов. Они буквально не давали группе прохода, сменяя друг друга как по часам, мешали есть и спать и безостановочно вещали какую-то эзотерическую чушь, уговаривая пацана отправиться с ними в некие "чёрные земли". Отогнать их или спрятаться где-то было невозможно, они безошибочно находили ребёнка повсюду, как если бы внутри него имелся встроенный радиомаяк.
Впрочем, несмотря на все испытания и болезненные потери, проводница в итоге всё-таки сумела дотащить чёртового мальчишку до Зеркальной Башни и тот благополучно проник внутрь. Лускус выдохнула и собралась было в обратный путь, но через пару минут Аэс вернулся. Оказалось, он передумал предпринимать попытку выхода за Предел, вслух связался с сознанием междумирья и предложил заключить договор, по которому при жизни отдавал всю свою жизненную энергию в обмен на должность архитектора и соответствующую этой должности власть над материей. Его запрос звучал нетипично и, пожалуй, даже нагло, однако Зона не только откликнулась на него, но и спустя всего мгновение после обращения явилась самолично в виде шести разрушительных световых столбов. Как и следовало ожидать, Лускус не успела скрыться и погибла, так и не узнав, что сталось с мальчиком. После чего поклялась никогда больше не брать "особо ценных" путников, рядом с которыми слишком часто подстерегают неприятности.
"Да может оно и к лучшему, – краем глаза поглядывая на задумчивое лицо Инауро сквозь всё более отчётливо проступающие фракталы прохода рассуждала Лускус. – Скорей всего, Зона запланировала так с самого начала, вон какой жирный подгон мне с перерождением организовала. Видимо, между ней и этим рыжим парнем, точно так же, как и в случае с Аэсом, уже налажена своего рода связь, просто он сам этого ещё не понял. Или всё он прекрасно понял, просто мне не сказал… Чёрт, ну вот что меня дёрнуло поступиться собственными принципами и влезть в эту мутную историю? Скука, алчность, страх перед санкциями? Жалость? Чуяла ведь – рыжий непрост. Так и пусть бы его в Белом Городе какая-нибудь грыззь благополучно загрызла. Или, блин, мусорщики на сувениры растащили".
Она апатично подметила, что непонятные рывки внизу прекратились, но дёргаться не стала, лишь отодвинула очередную горсть песка от своего подбородка.
"А впрочем, так ли уж важно сейчас пытаться понять, почему всё сложилось, как сложилось? – думала она. – Скоро моё тело привычно пересоберётся в новом месте в новой удивительной комплектации, и я займусь своими обрыдлыми делами, а непонятный рыжий парень сгинет без следа. Какая это уже будет смерть по счёту? Пятнадцатая? Шестнадцатая?.."
- Ой ты, господи, деточки мои! Да что ж это делается-то?
Голос, донёсшийся до угасающего слуха Лускус, был женским, низким, дребезжащим. Старушечьим.
- Вы там живые хоть?
От неожиданности проводница вздрогнула и притупившиеся было чувства начали возвращаться, а вместе с ними и боль в вывернутом теле. Узор, разворачивавшийся перед мысленным взором, поблёк и резко схлопнулся.
"Куда? Какого хрена?!" – всполошилась Лускус.
- Чёрт… – отплёвываясь от лезущего в рот песка, просипела она и в голове её промелькнула целая серия максимально неприглядных сценариев дальнейшего развития событий. – Кто?
Инауро, вскинув подбородок, прищурился.
- Монашка какая-то или типа того, – ответил он и, будто бы не испытывая ни малейшего дискомфорта, расслабленно повёл плечом. – Лу, мне кажется, я её уже где-то раньше видел. Сейчас, она совсем рядом, я позову.
- Нет, стой!
- Да, помогите нам, пожалуйста, – попросил Инауро, глядя в сторону. – Похоже, нам самим уже не выбраться.
Лускус захрипела, втягивая в сдавленные лёгкие раскалённый воздух, подцепила пальцами топор и, отодвинув его на максимально возможное расстояние, попыталась поймать на его исцарапанной поверхности отражение потенциального врага, но разглядела позади себя лишь неспешно приближающийся тёмный силуэт.
"Кого неопытный пацан вообще мог бы принять за монашку? Благочинную из секты вертунов? Мимика? Аквестру? – проводница мысленно застонала. – Блин, мой допуск…"
Следующий запрос она имела право подать лишь через полчаса, а значит положение у них двоих сейчас было хуже некуда и этой уязвимостью мог воспользоваться абсолютно кто угодно с любыми садистскими намерениями.
- Ой, беда-то какая. Плохо ваше дело, махарошие, – неподалёку от песчаной западни упала бесформенная тень и перед скрещёнными на груди руками путника, взбив песок фонтанчиком, ударилась плоская узорная трость, вырезанная из цельного корня хлопкового дерева с крупным набалдашником в виде вороньей головы, инкрустированной качественно огранёнными алыми камнями. – Ну ничего, сейчас что-нибудь да сообразим.
Лускус увидела набалдашник, выпучила глаза и замотала головой.
- Сталбыть так, – произнёс старческий голос. – Хватайся-ка за посох, сынок…
- Нет, давайте её первую, – Инауро кивнул в сторону проводницы. – Я подожду.
"Так не бывает, – решила Лускус. – Такого не должно быть. Это бред".
Похожие посохи имелись только у верховных лесных ведьм, которые никогда и ни за что не сунулись бы на подобную локацию, тем более без свиты вооружённых телохранительниц с юными служанками под боком. О том, чтобы такие вдруг по собственному желанию надумали помочь случайным странникам, речи и вовсе не шло.
И без того скверная ситуация превращалась в лютый фарс.
- Как скажешь, сынок, – добродушно отозвалась незнакомка и тень её сдвинулась левее. – Хватайся, махарошая.
Воронья голова скользнула по песку, звякнула об обух топора и замерла перед лицом Лускус. Та снова забарахталась и до хруста вывернула шею, но сумела рассмотреть только фрагмент длинного чёрного подола и обитый металлом носок кожаного сапога.
- Тебе… – процедила она. – Тебе нечего с нас поиметь.
Раздался тихий каркающий смешок и тень сместилась ближе.
- Держись-ка, доча, – произнесла незнакомка и деревянный клюв легонько стукнул проводницу по лбу.
- Вот же... дерьмо... – та наконец заставила себя отцепить от рукояти топора полузакопанную левую руку и, полагая, что над ними попросту издеваются, во избежание новых ударов перехватила пальцами посох. – Женщина, чудище, кто ты там… У нас для тебя ничего нет, слышишь меня?
- Деточка, ты держись ужо нормально и помалкивай, – повторила незнакомка и запыхтела.
Лускус открыла было рот, но съязвить не успела, поскольку в ту же секунду её резко рвануло вверх и назад. Вывернутый сустав громко щёлкнул.
- Рука! – застонала она. – Я же не корнеплод, блин, осторожнее!
- Потерпи, доча, – её потянуло с такой силой, что зажатые ноги с хвостом чуть не выворотило из тазовых костей.
Вытащенная до пояса, она обессиленно запрокинулась на спину и увидела наконец свою нежданную спасительницу – длинная многослойная ряса, связка бус, чёток и серебряных амулетов на груди поверх строгого белого воротника, съехавший набок накрахмаленный кишнот и раскрасневшееся от напряжения старушечье лицо с выразительным крючковатым носом.
"Милосердная?! – изумилась проводница, кое-как подтаскивая к себе топор. – Невозможно!"
Ну не случалось в этом мире настолько удачных стечений обстоятельств. Смертельная опасность, возникшая буквально на пустом месте, прямой доступ к жёлтому цветку и тут же благополучное разрешение проблемы в виде достаточно сильного и грамотного помощника, который якобы абсолютно случайно оказался в нужном месте в нужное время. Лускус ожидала чего угодно, но точно не этого. Ей стало очень смешно.
- Матушка, вы чего там, все с ума посходили что ли? – морщась от пульсирующей боли в плече, сдавленно хохотнула она и едва успела перехватить посох покрепче.
Старуха поджала губы, отставила назад опорную ногу и рванула так, что Лускус пулей вылетела из своей западни, чудом не лишившись руки.
- Теперича давай-ка ты, сынок, – сказала бабка. – Милмоя, отпусти посох-то. Ишь, ну чисто как клещ вцепилась.
Она бесцеремонно вырвала свою палку из пальцев проводницы и отправилась вызволять путника. Лускус, борясь с душащим её смехом, отползла на полметра в сторону и, не выпуская прижатый к груди топор, с трудом поднялась. В голове её шумело, ноги дрожали и подгибались, позвоночник ныл, в одежду и волосы набился колючий песок.
- Милмоя, – передразнила Лускус и, не в силах больше сдерживаться, расхохоталась.
Старуха проигнорировала её выпад, сделав вид, будто не расслышала. Она легко и быстро вытащила Инауро и, подцепив его крючковатым посохом за шкирку, подтянула к себе.
- Спасибо, – безучастно поблагодарил тот.

- И как же вас угораздило так встрять-то, деточки? – незнакомка в монашеском одеянии отёрла лицо грязным платком и заправила под шляпу выбившуюся седую прядь.
У неё был крупный нос с горбинкой, скорбные складки вокруг рта, дряблая шея и удивительно внимательные молодые глаза, обрамлённые пунцовой каймой тонких как пергамент век в глубине тёмных провалов глазниц.
"Какой колоритный персонаж, – Инауро задумчиво перевёл взгляд на крупные загорелые кисти рук старухи, лежащие у той на коленях. – И почему мне все здесь кого-то напоминают?"
- Вы уж не обессудьте за такую прямоту, – продолжала бубнить монахиня, – но несёт же сюда всяких. Мёдом вам тут чтоль намазано? Вот только вчерась совсем близёхонько померли двое юнцов вместе со своей вьючной скотиной. Сама видала. Уж как они по первости голосили-то... страх такой. А потом замолкли. Угорели, бедные. Лежали на песочке с открытыми глазами – не живые, не мертвые. Ну и считай, пока я до них добрела, только хвост животного один наружу и торчал. Прыть у меня ужо не та, что прежде.
Она вздохнула.
- Норы триллов это вам не хиханьки-хаханьки.
Лускус промолчала, вытряхая из ботинок песок. Смеяться ей больше не хотелось.
- Вам, деточки, не помешало бы проводником обзавестись, – дружелюбно скалясь идеально белыми зубами, монахиня придвинулась чуть ближе. – Негоже так шастать повсюду, без понимания-то.
- Ослепла что ли? – не выдержала Лускус. – Я и есть проводник. И это была никакая не нора. Ты, бабуля, чем байки травить, лучше бы отправлялась куда шла. Или может особых благодарностей ждёшь?
Старуха изумлённо всплеснула руками:
- Ах ты, батюшки святы, экая ж ты ежистая деточка! Сиротка небось?
Лускус фыркнула и молча запустила в Инауро бутылкой с водой. Тот едва успел её поймать.
- Уж ты, ангел мой, не серчай, я без злого умысла. В дела ваши лезть не стану. Перекушу сейчас маленько и побреду себе дальше, – монахиня вытащила из своего большого походного рюкзака холщовый мешочек. – Да а сами-то вы кушали нынче? У меня вон и сэндвичи есть, и термос с кофеём. Такие уж вы с виду худенькие детки.
Ей никто не ответил. Лускус раздражённо массировала сквозь кофту ноющее левое плечо, а Инауро задумчиво разглядывал свою обожжённую кожу рук и через силу глотал противную тёплую воду.
"Удивительно, – думал он. – Любые религии учат, что после смерти жизнь не кончается. Разве что у одних версия посмертных приключений покороче, у других подлиннее. В любом случае большинство верит, что основная проблема посмертия решается ещё при жизни, по совокупности хороших и плохих поступков. В рай ты попадешь или в ад, реинкарнируешь ли в далай-ламу или в червяка, и так далее. Однако вот я умер. И что?"
Он невольно огляделся по сторонам, словно бы увидел всё это впервые.
"Оказывается, приключение только начинается. Но почему всё именно так? Порожденцы, перерожденцы, хвостатые девушки, рогатые трансвеститы, невидимые твари, песчаные монашки... Да это же чёрт знает что такое, а не смерть..."
Далеко на горизонте неслышно полыхнуло небольшое алое облачко, напомнившее ему гриб ядерного взрыва, и растеклось идеальной дугой наподобие арки.
"С другой стороны, а как иначе? Полное и окончательное забвение – это слишком уныло, – нахмурился он, словно отвечая на чей-то беззвучный вопрос. – Наверное, даже хорошо, что материалисты оказались неправы..."
Он перевёл взгляд на сидящих неподалёку Лускус и монахиню. Оказалось, те всё время о чём-то разговаривали и, судя по выражению лица первой, разговор этот постепенно переходил из разряда светской беседы в некое подобие уличной разборки с неизбежным мордобитием в конце.
- Чушь, – говорила проводница. – Какая тут может быть "доброта душевная", когда мы находимся в междумирье?
Она сложила руки на груди и саркастично скривилась.
- Ты лучше прямо скажи, чего тебе надо, старая, и не пудри мне мозги.
- Господь милосердный! Ну к чему так полошиться, право слово? – из-под белой широкополой шляпы выглядывали округлившиеся от удивления глаза монахини. – Не всё же несёт зло в этом мире. Есть ведь и добрые люди, которые благоприятствуют тебе, оберегают от холода и голода.
- Ага. Как ты, например, – фыркнула Лускус. – Кстати, ты кто такая вообще? Милосердные не делятся своими припасами с кем попало, у них это как бы строго запрещено.
Старуха посмотрела на ополовиненный сэндвич в своей руке, вздохнула и покачала головой.
"Ну вот, теперь ей и бабка чем-то не угодила, – меланхолично рассудил Инауро. – Она же вроде не монстр и уж точно ничего плохого нам не сделала. Даже наоборот. К чему такая реакция резкая, не понимаю…"
- Извините, а куда вы направляетесь? – неожиданно для себя самого спросил он у старухи.
- Что говоришь, махароший? – не расслышала та.
- Вы куда-то по конкретному делу шли или так? Мы вас, наверное, задерживаем?
Путник заметил, как зло зыркнула на него проводница, но не отреагировал. Монахиня задумчиво посмотрела вдаль, дожевала свой бутерброд и стряхнула с подола крошки.
- Да куда ж может идти такая старая больная карга, как я? – она скромно потупилась, убирая опустевший мешочек в рюкзак. – Меня ужо давно нигде не ждут. Странствую вот, да людям случайным помогаю, сынок. Чего мне ещё от жизни ждать? Теперича лишь покой и умиротворение мне надобны, гармония внутренняя от слияния с бесконечной вечностью да созерцание великого фрактального подобия.
- Божечки, да что ты такое несёшь? – наморщилась Лускус.
Монахиня снова пропустила её реплику мимо ушей.
- Любой вовлечённый в это сокровенное блаженство уже спасён, – продолжала говорить она, расправляя узловатыми пальцами складки на рясе. – Ему ничего более не надобно, ибо всё у него уже есть. Это и есть истинный путь к себе, к своему естеству, к изначальности. А не то, чем вы тут все по дурости да незнанию занимаетесь.
- Нет, ну это уже совсем нехорошо, – сердито произнесла проводница, поднимаясь на ноги. – Нам только подобной дребедени сегодня и не хватало.
Старуха вскинула на неё взгляд, полный печали и смирения и ничего не ответила.
Инауро откашлялся, привлекая к себе внимание обеих спутниц.
- А вы не хотели бы пойти с нами? – спросил он, глядя на монахиню.
- Ты охренел? – взвилась Лускус.
- Почему "охренел"? – Инауро был абсолютно спокоен. – Ты прикинь сама, втроём идти не так опасно и не так скучно, плюс у нас с тобой еды совсем мало, если не сказать, что вообще нет, а... – он задумался, как назвать старуху, секунду помялся, но ему так никто и не подсказал, – а вы нам сами еду предложили. Значит её у вас хватает, логично? Ну или вы точно знаете, где её достать. Вот я и подумал о том, что так всем будет удобней.
- А мальчуган дело говорит, – оживилась монахиня. – Вместе-то оно завсегда сподручнее. Заверяю вас, детки, я не стану вам обузой в пути, у меня ещё вдосталь доброй еды, а уж энергии так и вовсе на пару молодых и борзых перерожденцев хватит. И пущай вид у меня зело невзрачный, я ещё могу вам на что-нибудь сгодиться. Особливо, если снова надумаете в нору триллов с наскока сигануть.
Инауро кивнул и на лице Лускус тут же отразилась целая гамма чувств от обиды до злости. Она некоторое время переводила взгляд с подопечного на незнакомку и обратно, затем звучно хлопнула себя по ляжкам и расхохоталась.
- Нет, ну надо же, купился!
Она смеялась ровно пять секунд, затем подхватила с земли свой рюкзак, перекинула его через плечо и шагнула в сторону Инауро. Всю её веселость как ветром сдуло.
- Поднимайся, – сухо сказала она. – Мы уходим.
- Послушай-ка, доча... – начала было монахиня.
Воздух со свистом вышел сквозь стиснутые зубы Лускус, она резко развернулась в сторону старухи, выбрасывая вперёд руку с зажатым в пальцах топором. Лезвие было нацелено на тонкую полоску морщинистой кожи над несколькими рядами мелких деревянных бус.
- Тебе же сказали, старая. Не лезь в чужие дела. Я тебе не верю, я знаю, что ты нагло нам врёшь и корчишь из себя то, чем на самом деле не являешься. Но это в принципе уже неважно. Вообразим, что ты действительно хотела нам помочь и ты помогла. Спасибо тебе сказали. Так чего ж ты прилипла как репей? Доброта вселенская, мать твою. Подъём, рыжий, мы уходим, – кинула она, не глядя на Инауро.
- Лу.
Он уже стоял возле монахини.
- Давай всё обсудим, когда ты остынешь, – путник подал старухе руку, помогая той подняться. – Ты сейчас просто злишься из-за того, что сама не смогла нас спасти, вот и срываешься на кого попало.
Лускус некоторое время пристально смотрела на него, шлёпая по песку хвостом точно рассерженная кошка, затем убрала оружие, развернулась и зашагала прочь.
- Лу! – крикнул ей вслед Инауро.
- Да пошёл ты, – отозвалась она.

"Чудесно, – удручённо думал Инауро, помогая монахине ставить палатку. – И что это мне вдруг приспичило сталкивать их лбами? Словно подначивал кто. Ведь ясно же, Лу помочь мне пыталась, защищала, к мусорщикам пришла, хотя знала, что может там погибнуть. В пустыне готова была заживо изжариться, а меня всё равно спасала. Зачем же я её злил?"
Ещё возле зыбучих песков, после некрасивой стычки Лускус со старухой, он хотел было догнать её, вернуть или уйти с ней – неважно, но почему-то замешкался. Он уже не помнил почему. То ли монахиня ему что-то сказала, то ли он сам обиделся, то ли не поверил, что она действительно сможет бросить его после всего того, через что они вместе прошли, но, когда он опомнился, Лускус уже нигде не было. Он даже не заметил, в какую сторону та ушла. Побежал следом – и не нашёл. А старуха всё говорила "ох уж эти проводники своенравные да гонористые, бед с ними не оберёшься", "не стоит волнения", "теперь вдвоём пойдем". Он слушал её и молчал, почти час не хотел уходить. Сперва боялся, что Лускус передумает и вернётся, а их уже нет. Потом начал бояться, что она снова в зыбучие пески провалилась, а он не увидел и не спас её. Впрочем, старуха его заверила, будто Лускус благополучно дошла до верёвки, по которой они спускались, и наверх поднялась, но в это слабо верилось. Слишком уж быстро она исчезла.
- Когда я ещё в послушницах числилась, – донёсся до него голос монахини, – мы с покойной матушкой, мир праху её, частенько в Лучезарные Пески хаживали. Тут по весне такие цветы чудные растут, голубые-преголубые... ну чисто утреннее небо.
- Что? – рассеянно переспросил Инауро.
Старуха улыбалась и выглядела умиротворённой.
- Да не тревожься ты попусту, сынок. Что ни делается, всё к лучшему. Ничего с твоей подружкой не случится. Она вон боевая какая и крепкая. Вернётся в Город и другого попутчика себе сыщет.
- Она не любит возвращаться, – тихо отозвался путник и нахмурился.
Жар постепенно спадал, небо всё гуще наливалось тёмно-фиолетовым и россыпи далёких созвездий на нём проступали всё отчётливее. Они двигались куда быстрее тающих фрактальных облаков, катились по бесконечному небосводу точно рассыпанные жемчужные бусины. Вокруг было так тихо, что слышалось, как обсыпаются с медленно движущихся барханов миллиарды белых песчинок. Один раз над пустошью пронёсся низкий протяжный звук, похожий на вой огромного неизвестного зверя, но монахиня объяснила, что такой гул обычно издают заводские трубы, когда для обогрева цехов пускают под напором пар. Инауро не стал выспрашивать подробности.
Его новая знакомая хлюпала сырыми устрицами, хрустела орешками, закусывала сэндвичами, закидывала в рот крупные чёрные виноградины и безостановочно болтала уже битых три часа. Она рассказывала про волшебные леса, где проживают прекрасные птицы с ногами как у львов; про подземные реки, несущие выздоровление любому, кто из них отопьет; про древо жизни в пустынных чёрных землях; про танцующих водяных дев; про непознаваемость жизни и силу человеческой души; про судьбу и предназначение; про смирение и великую награду за него; ну и, разумеется, через предложение вспоминала свою "покойную матушку, которая вознеслась всего полста лет назад и теперь пребывает в счастливой благодати нескончаемого творения". Инауро слушал её в пол-уха и отказывался от любых угощений. Есть ему почему-то совсем не хотелось, а все мысли были заняты неожиданно открывшейся перед ним перспективой посмертия.
"Нет, ну однозначно, куда проще жить на свете, когда о таком не задумываешься, – рассуждал он. – Вот типа есть у тебя чёткий план на будущее. Тебе надо поесть, желательно вкусно и сытно, отдохнуть, пообщаться с интересными людьми, сходить на работу, заработать денег, оплатить счета, купить новые штаны с телефоном и куртку на зиму. А тут что? Ничего же не понятно вообще. Куда идти? Зачем? Ты же, блин, уже умер. Ну какие у мертвеца могут быть похождения, приключения и цели?"
Он достал из пачки последнюю сигарету, некоторое время вертел её в пальцах, затем убрал обратно.
"Надо было всё же дочитать тибетскую книгу мёртвых…" – подумал он и сам этой мысли удивился.
- …Вот и выходит, что токмо душевно чистый человек сумеет спасти того, кто в нём сокрыт, – задушевным голосом заявила сидящая напротив него монахиня, как бы подытоживая свой рассказ, за ходом которого погружённый в свои мысли путник совсем не следил. – Поверь моему опыту, ты беспременно смог бы, сынок. Вижу, незлобивый ты человек и сердце твоё ещё не в конец очерствелое. Вон как за молодку малознакомую переживаешь. А ведь кинула-то она тебя по собственной воле, ни минуты не раздумывая.
Путник поморщился. Разглагольствовать на эту тему с не в меру болтливой старухой ему совсем не хотелось. Та заметила его реакцию и притихла. В стремительно теряющем краски небе у самого горизонта сверкнула и сразу погасла яркая розовая вспышка, за ней ещё одна.
- Глянь-ка, опять странники пожаловали. Многовато их стало нынче, – с улыбкой проговорила старуха, смела в мятый пакетик опустевшие устричные раковины и достала термос с кофе. – Давай может по чашечке для согрева?
Инауро молча кивнул, хоть и не понял взаимосвязи между кофе, вспышками в небе и какими-то "странниками". Он смотрел, как со всех сторон, неторопливо катится на них ночная мгла. Словно густой туман, она бесцветными лентами стелилась понизу и заполняла бреши между барханами, шла волнами и слоилась – замирая на немыслимой высоте будто стоячая вода. Когда она докатилась до них и накрыла с головой, из виду исчезло не только закатное небо с отблесками плывущих в бескрайней пустоте космоса незнакомых созвездий, но и вся локация целиком. Вокруг теперь была лишь непроницаемая серая мгла, которая шевелилась словно живая и шуршала, как если бы в воздух разом поднялись тонны вибрирующих песчинок. Путник на несколько секунд задержал дыхание, затем осторожно втянул воздух в лёгкие и, закашлявшись, прикрыл лицо рукавом.
- Подводный мир, – глухо проговорил он.
- Что, миленький? – рука монахини протягивала ему мятую жестяную кружку, остальные нюансы таяли во мгле.
- Да просто ощущение странное. Словно мы находимся на глубине, – он взял кружку, почувствовал, как от уплотнившегося серого воздуха першит в горле, быстро отпил, обжёгся, скривился от кофейной горечи. – Звуки такие гулкие и воздух густой, вязкий, почти вода. Кажется, что можно оттолкнуться ногами и медленно поплыть.
- Как рыбка, – поддакнула старуха.
"Какая, к чёрту, рыбка?" – наморщился Инауро, но снова промолчал и спрятал нос в рукав.
- Всё выше и выше, до самой луны, – нараспев продолжала монахиня, копошась в своём бездонном рюкзаке. – Покойная матушка, мир праху её, помнится, всё говаривала, что луна это око Матери-Вселенной. Мол, сидит она там на самом краешке мироздания и всё-то ей сверху видно. И мысли человеческие, и желания, и поступки.
- А ночи здесь всегда такие? – торопливо перебил Инауро, не желая больше слушать однообразные истории про покойную матушку.
- Что? А, ночи… Нет, сынок, ночей здесь не бывает, только сумерки. Время на перепутье. Пограничное время между прошлым и будущим. В это время все мы балансируем на тоненькой ниточке. И ты, и я, и подружка твоя бывшая.
Старуха громко отхлебнула раскалённый кофе.
- Слышишь, как шепчет сумрак? Это язык мёртвых, мальчик мой. Тех, кто испугался, сглупил и в предназначение своё не поверил. Отверженные, безликие, лишённые разума, но ещё живые бестелесные тени, что скользят по земле, заполняют собой ущелья и выемки в земле, обвивают деревья и укрывают реки. Сумерки – это время беседы с усопшими. Но не надо бояться, дорогой мой мальчик, не надо. Мёртвые не несут с собой ничего дурного, они лишь тайная сторона этого прекрасного хаотичного мира, наполненного жизнью. Они напоминают нам о себе и иногда предостерегают, оберегают нас от всяких глупостей. Их надо просто принять, выслушать и таким образом войти в гармонию с миром.

Теперь трогаться с места было действительно опасно. По правилам так вообще следовало окопаться прямо в песке и дежурить до рассвета по очереди.
"Было бы с кем…" – хмыкнула Лускус, поправляя плотную тканевую повязку на лице.
Время мёртвых, как называл сумерки один из её старинных приятелей, всех заставляло быть настороже. Этот тихий необъяснимый ужас, с которым не могло справиться ни забытье сна, ни даже сильнейшее оружие против страха – смех, приходил и к верящему в призраков, и к не верящему в них. В сумеречное время людей словно бы разом прибивало к земле – даже не понимая, в чём дело, путники замирали и боялись лишний раз шелохнуться, проводники становились нервными и подозрительными, а смотрителей обуревала необъяснимая тоска. И только порождённые Зоной чудища будто бы оживали. Нападения в сумерки учащались во много раз, и эти атаки всегда оказывались более безумными, более кровавыми и куда более изощрёнными, нежели в светлое время суток. Словно бы сумерки окончательно сводили тварей с ума.
"Вот оно, время позднего ужина, – не сводя глаз с мутного треугольника палатки впереди, подумала Лускус. – Опускается темнота и разом оживает вся та мерзость, что пряталась днём".
Если старуха на самом деле являлась той, за кого себя выдавала, Инауро сейчас подвергался огромному риску, и проводнице во что бы то ни стало следовало подобраться к нему поближе, чтобы вовремя его отбить. Впрочем, если старуха была ряженой, безопасной она также не становилась. Было в ней что-то такое неправильное и жуткое, что сильно обеспокоило Лускус, и не дало ей уйти, когда она почти решилась… что-то очевидное, но ускользающее. Проводнице не нравились оба варианта, вот только она никак не могла решить, так ли уж ей нужна вся эта мутная возня. С одной стороны, ей хотелось плюнуть на всё и смыться, а с другой было чертовски жаль рыжего парня.
"Врёт бабка. Никакая она не ведьма, – рассудила Лускус, щелчком отправляя в полёт заползшую к ней на ногу многоногую ящерицу. – Просто принарядилась соответственно, бирюлек на себя понавешала. Вот только не убивать же её за сворованный имидж, тем более у меня против неё всё равно больше ничего нет…"
Сбитое пресмыкающееся кувыркнулось в воздухе, отскочило, широко разинуло пасть и зашипело. На распластавшихся по земле ветвях карликовых деревьев в пяти метрах справа, будто бы среагировав на этот тихий звук, плавно развернулись бесцветные соцветия, похожие на крошечные кукольные руки, и в воздухе распространился приторно сладкий аромат. Ящерица задрала вверх голову и, пощупав воздух языком, скользнула прочь. Видимо, она уже имела опыт столкновения с этими растениями, скрывающими между заманчиво шевелящихся пальчиков плотоядные рты.
Над пустошью в очередной раз прокатился тоскливый зов одинокой фоморы. Судя по всему, где-то неподалёку расположилась территория Светлых Столбов и сейчас там было очень жарко.
"Вот спорим, заберу я парня, и мы с ним сразу же на Столбы в разгар брачного сезона фомор попадём, – подумала Лускус. – Или на что похуже, на Лабиринты, например. Почему нет? Гулять так гулять…"
Она усмехнулась и откинулась на спину. Напротив неё, в точно такой же позе, привалившись к остывающему боку бархана, сидел некий небритый субъект в заношенных спортивных штанах и курил. Как он подошёл, она не слышала.
Проводница рефлекторно подалась вперёд, чтобы, в случае чего быстро подняться на ноги, но человек не двигался и лишь задумчиво разглядывал свои клетчатые тапки, надетые на босые ступни. Его сигарета была выкурена до половины и дым от неё не поднимался вверх, а скручивался по спирали вокруг тлеющего уголька. Левая рука мужчины, свободно лежащая на согнутом колене, казалась слишком тёмной и деформированной и, приглядевшись, Лускус поняла, что та на глазах удлиняется и изгибается, словно в его скелете слишком много лишних суставов. Пока она смотрела, вольная трансформация превратила кисть в подобие древесной ветви.
- А, да ты никак спишь, братишка, – с явным облегчением прошептала проводница и расслабилась.
- Что сон, что явь... – апатично протянул субъект.
- Чего вдруг так трагично? – Лускус снова вернулась к наблюдению за палаткой.
- Ну как сказать... У тебя вот, например, есть поводы для радости?
- У меня-то? – она усмехнулась. – Поводов масса. Первый повод, я не сдохла и не обзавелась парой-тройкой дополнительных уродливых гаджетов. Повод второй, мой подопечный не сдох, а значит у меня ещё есть шанс на нём подзаработать. Повод третий, ты обычный сновидец, а не какая-нибудь нёх.
Визитёр слушал её и кивал, словно понимая, о чём она говорит. Однако Лускус знала, в его состоянии любая сказанная ею фраза преобразовывается в зависимости от его сиюминутного настроения, логично вплетаясь в ткань сна. Ему сейчас можно было невпопад отвечать текстом из детской песенки, он всё равно нашёл бы в этом логику.
- И это всё? – спросил визитёр.
- А тебе мало? – Лускус кинула на него быстрый взгляд, сновидец вздохнул.
- Ну а как же смысл жизни? Высшая цель?
- Какая ещё "высшая цель"?
Похоже, визитёр был замороченным. Лускус поскучнела, доморощенные философы всегда нагоняли на неё тоску.
- Да. Цель, – он задумчиво провёл рукой-веткой по песку. – Знаешь, мне часто снится, что я дерево. Не смейся. Да, большое дерево в лесу. Я расту по сантиметру в год и тяну из земли соки. И больше ничего. Всё остальное от меня не зависит. Дует ветер, и я качаюсь. Падает снег, и мои ветви опускаются под его тяжестью. И так всё время. Но самое мерзкое, что происходит это не только во сне. Вот моему сыну всего восемь лет, а моё слово для него уже пустой звук.
- Ну... понеслось, – кисло отозвалась Лускус и поменяла позу, развернувшись к визитёру боком.
- Он слушает кого угодно, только не меня. Что бы я не делал, всё без толку. Иногда мне даже кажется, что меня нет. Что я сам себя выдумал. Возраст, внешность, любимые занятия, даже воспоминания. Всё это какое-то фальшивое. Ты спроси, как меня зовут, я ведь даже имени своего не вспомню, – он немного помолчал. – А может и правда... Ну скажи, ты веришь, что этот мир реален?
Лускус погасила зевок ладонью и мотнула головой.
- Всё вокруг нереально, друг мой унылый. И ты понарошку, и я понарошку. И разговора этого нет.
- Как приятно, что хоть кто-то меня понимает.
- Ага. Супер.
Лускус чувствовала, что начинает засыпать. Голос иллюзорного собеседника убаюкивал, внизу мягко плыл раскалившийся за день песок, сумерки еле слышно нашёптывали непонятные слова. Визитёр всё говорил и говорил, но она его не слушала, силясь не потерять из поля зрения силуэт палатки с двумя сидящими возле неё фигурами. В голову её начали заползать разные посторонние мысли – про эфемерность материи и реальность снов, про забытые воспоминания и долгий путь домой. Очевидно, об этом рассуждал сидящий рядом сновидец. Лускус сперва отмахивалась от надвигающихся на неё мыслеформ, трясла головой, меняла позу за позой, потом сдалась. Она ещё видела палатку старухи, но поверх этого образа уже наслаивались другие – кроваво-красная луна, упирающийся в небо стеклянный столб, большие металлические шары, за мгновение превратившиеся в шарниры внутри коленных чашечек изящной фарфоровой куклы, чьи-то белые лица с янтарными глазами, тонкие многопалые руки, книга с потёртым кожаным корешком...
Из этого полубредового состояния проводницу выдернул мягкий шорох шагов. Соткавшаяся из призрачного полумрака фигура вытянула перед собой узорный посох и из набалдашника в виде вороньей головы, лязгнув металлом, выскочило тонкое стальное лезвие. Лускус моргнула, дёрнулась, припала к земле, нащупывая рукоять лежащего рядом топора. Монахиня некоторое время медлила, озираясь, затем деловито подоткнула подол рясы и, придавив на удивление мускулистой и очень волосатой ногой ветви карликового деревца, за несколько ударов ловко порубила ствол как колбасу.
- Опаньки, – одними губами проговорила Лускус, окончательно просыпаясь.
Наконец-то она поняла, что её так беспокоило. Если бы не сморщенное словно печёное яблоко лицо и дребезжащий голос, можно было бы решить, что это вовсе не дряхлая отшельница, по легенде отбившаяся от своего ковена, а крепкий мужик с навыками выживания в экстремальных условиях. Не перерождённый, но тщательно замаскированный. Интуитивная догадка о том, что всё происходящее лишь инсценировка с нехорошей целью, обретала всё больше смысла.
"Старуха" наклонилась, неспешно сгребла поленья в подол и вразвалочку зашагала обратно. Походка у неё, когда её, казалось бы, никто не должен был видеть, тоже стала не очень-то женской и уж точно не старушечьей. Лускус беззвучно поднялась и короткими перебежками двинулась за ней следом.

Вот уже более получаса монахиня занималась своими непонятными монашескими делами, перебирая бесконечные мешочки в рюкзаке и последовательно записывая что-то в блокнот. После их недавней беседы она как-то резко потеряла к путнику интерес, стала замкнутой, недовольной и молчаливой, и лишь изредка перебрасывалась с Инауро малозначительными фразами. Впрочем, он был рад и этому, поскольку реплики старухи придавали хоть какой-то осмысленности происходящему и отвлекали от нехороших мыслей.
Обнаружив себя барахтающимся посреди болота, а затем встретив в городе Лускус, Инауро ещё находился в состоянии шока, каждую секунду ожидая, что всё вот-вот закончится. Он чувствовал себя так, словно его посреди глухой ночи выдернули из тёплой постели и без особых церемоний швырнули в бушующий океан. Потом вдруг наступило потрясение от осознания собственного бессилия и в момент, когда от его решительных действий зависела жизнь, он почувствовал, что совершенно не хочет за неё бороться, не хочет понимать происходящее, не желает ни в чём участвовать. А затем вокруг него сгустилась живая шепчущая мгла, которая будто бы обострила, выпятила то, о чём он старался не думать днём. И потому он теперь усиленно цеплялся за простые и понятные вещи, будто бы от этого зависела его жизнь. Ну или как минимум рассудок.
- Всё-таки какая странная вещь – здешние сумерки, – задумчиво сообщил Инауро сидящей напротив него монахине, разглядывая свои землисто-серые от окружающего монохрома руки. – Мне вот что интересно. Вот вы недавно сказали, будто это шуршание не что иное, как голоса мёртвых, и здесь можно научиться их понимать…
Вдалеке приглушённо ухнуло и раскатилось протяжным индустриальным стоном.
- …А зачем вообще это надо? – спросил он, невольно понижая голос до шёпота.
Старуха недовольно поджала губы, вперилась в него немигающим взглядом и захлопнула блокнот.
- Ну в смысле, что это умение даёт? – торопливо объяснился Инауро. – Мертвецы могут рассказать что-то важное обо мне? Что-то такое про прошлое и будущее, про судьбу и прочее? Они знают какие-то особые тайны? Вы ведь это имели в виду?
Он поднял глаза на монахиню, но та уже смотрела куда-то в сторону.
- Ничего подобного в виду я не имела, – холодно отозвалась она.
- То есть как? – не понял путник.
- Мёртвые мертвы, мальчик мой. А это просто песок, он нагрелся от солнца и теперь остывает, – сказала старуха. – Расширившиеся молекулы сжимаются, песчинки укладываются плотнее, набранный за день жар поднимается вверх. Как следствие, песок шуршит, а воздух вибрирует…
Из её рта вырвался гортанный звук, похожий то ли на кашель, то ли на короткий смешок, она осеклась, отложила блокнот, дёрнула плечом и быстро заморгала, будто ей в глаз попала песчинка.
- Физика, – хрипло пояснила она и, опустив голову, занялась выстраиванием пирамидки из принесённых до этого дров, однако пальцы её сильно тряслись, и пирамидка то и дело рушилась.
Инауро нахмурился, но промолчал. Нет, разумеется, Лускус наверняка сказала бы что-то похожее. Но одно дело – молодая агрессивная мутантка, и совсем другое – дремучая отшельница, то и дело сбивающаяся на старческое квохтанье и поэтические образы в стиле деревенской сказительницы. Путник сделал вид, будто вопрос исчерпан и теперь его тревожит лишь засохшая грязь на левой штанине, а сам стал исподтишка изучать монахиню. Непонятный приступ у той уже прошёл, и она, еле слышно напевая нечто заунывное, снова начала копаться в своём рюкзаке, перекладывая с места на место одинаковые холщовые мешочки и с любопытством заглядывая в некоторые из них.
"Да ну нет, – решил Инауро. – Чепуха. Здесь все в определённой степени сумасшедшие. Сумасшедшие жители сумасшедшего мира. И для них подобное алогичное поведение абсолютно нормально. А значит кто здесь и неадекватен, так это именно я…"
Старуха тем временем выудила из рюкзака очередной перевязанный тесьмой мешочек, несколько раз перечитала притороченный к нему ярлычок, сверилась с записями в блокноте, высыпала в ладонь щепотку серебристого мусора, похожего на металлическую стружку, понюхала его, пошептала и стряхнула на древесину. Уложенные в вытоптанной ямке поленца полыхнули ярким оранжевым пламенем, выглядящим особенно странно в окружающем бесцветии.
Инауро удивлённо вскинул брови. Старуха искоса глянула на выражение его лица, наклонила голову и заулыбалась.
- Что, нравится? – спросила она и покачала головой. – Эх, вот были же времена, когда к любому делу подходили как к таинству, огонь волшебным существом почитали, общались с ним, как с живым, а теперь что? Зажигалкой щёлкнул, мусору в костёр нашвырял, мочой тлеющие угольки залил и всё, дело сделано. Вот до какого паскудства цивилизация народ довела… Чудесные прежде были времена, да. Каждое творение природы состояло с ней в гармонии. Да что там! Каждый сам с собой в гармонии был. Старые не болели, молодые не умирали, все друг к другу с должным почтением обращались, женщины мужчин слушались, а мужчины женщин защищали. Теперь же всё шиворот-навыворот. Мужчины слабые стали да изнеженные, женщины оружие в руки берут и армиями командуют, старость никто не уважает, детей родных убивают. И куда только мир катится? Беспокойные настали времена.
Чуть правее от притаившийся за углом палатки Лускус раздался тихий щелчок, она вздрогнула и оглянулась. В полутора метрах от неё сидел уже знакомый визитёр в клетчатых тапках и зачарованно смотрел на пламя костра. Рот его был приоткрыт. Проводница хотела было показать ему знаком, чтоб молчал, но не успела.
- Вечный покой сердце вряд ли обрадует, – неожиданно душевным баритоном запел сновидец. – Вечный покой для седых пирамид...
Сидящие возле входа в палатку вскочили.
- Ах ты ж, – обречённо вздохнула Лускус.
- А для звезды, – вывел визитёр и затянулся давно потухшей сигаретой, – что сорвалась и падает, есть только миг...
Старуха молниеносным движением подхватила посох и шагнула вперёд, взмахивая руками.
- Спокойно, – Лускус нехотя поднялась. – Это всего лишь я и одна приблудная тень.
- Лу! – воскликнул Инауро и подался вперёд.
Старуха поймала его за руку и подслеповато прищурилась, вглядываясь в стоящую неподалёку фигуру. Плечо её вновь ритмично задёргалось.
- Да ты небось морок, насланный на нас зловредным песочником, – дребезжащим голосом проговорила она.
Проводница засмеялась.
- Пароль "топор и хвост", бабуся. Ты бы лучше о парне позаботилась, чем несуществующие проблемы выискивать. Вот почему он у тебя без средств индивидуальной защиты сидит, сумерки нюхает? Это как бы для людей вообще ни разу не полезно.
Старуха, продолжая содрогаться, иронично скривилась, опустила посох и ослабила хватку. Инауро быстро пересёк разделяющее их с Лускус расстояние и, только приблизившись, замедлил шаг.
- Я думал, ты уже не вернёшься, – виновато сказал он.
Проводница фыркнула, всучила ему запасную тканевую маску и ничего не ответила.
Следующие полчаса прошли в напряжённом молчании. Старуха сердито цедила кофе и то и дело поводила правым плечом, как если бы оно у неё болело, Лускус не в меру сосредоточенно зашивала дыры на рукаве своей порванной кофты, путник разглядывал пристроившегося неподалёку визитёра, а тот в свою очередь увлечённо чертил пальцем на песке замысловатые геометрические фигуры и периодически охал. Очевидно, его головоломка никак не складывалась.
- Может всё-таки пригласим человека к костру? – наконец нерешительно предложил Инауро.
- Где ты здесь видишь "человека"? – не глядя на него, отозвалась проводница и перекусила нитку.
"Вот так, – Инауро снова уставился на свои руки. – Правильно. К чему объяснения? Моё дело маленькое – беги, стой, падай, прыгай, не прыгай, дыши, не дыши, делай, не думай. Никакой свободы воли…"
Он упрямо наклонил голову.
- А кто это, если не человек?
Лускус вздохнула. Она понимала, что подопечный должен получать по максимуму информации о междумирье и всех его проявлениях, причем желательно до столкновений с этими самыми проявлениями, но терпеть не могла ощущать себя училкой, разжёвывающей нерадивым ученикам прописные истины. Эта нелюбовь к объяснениям была у неё с детства, точнее с тех самых пор, когда она впервые оказалась предоставлена самой себе и начала отвечать сама за себя, познавая мир на собственном опыте и учась на своих же ошибках.
- Их называют "визитёрами", – нехотя ответила проводница. – Потому что они здесь появляются на время и не задерживаются. Ну типа, представь, ты решил поехать в соседний город. Собрал пожитки. Сел на поезд. Ту-тууу! Приехал. Теперь тебе нужно думать, где ночевать и чем питаться. А этим и ночёвка, и вся прочая бытовуха без надобности. Потому что никуда они не приехали, а просто позвонили по видеосвязи. Среднестатистический визитёр это некто, кому по какому-то случайному стечению обстоятельств вдруг начали чудиться мы, а он в это время как бы начал чудиться нам.
Она немного помолчала, будто бы что-то вспоминая, затем болезненно наморщилась и быстро натянула кофту.
- А ещё они бывают просто чокнутыми. С такими в принципе контактировать не стоит, потому что они заразные. Отравленные сидящими в них духами. Ну типа знаешь, как медиумы, которые впускают в своё тело всяких призраков, демонов и джинов.
Сидящая возле входа в палатку старуха приглушённо хохотнула в кружку.
- Что? – хмуро спросила Лускус.
Голова монахини резко мотнулась в сторону, будто пытаясь увернуться от невидимого удара, а правая рука поднялась и хаотично задёргалась, расплёскивая недопитый кофе.
- Это что ещё значит? – сказала проводница, выпрямляясь.
- Да ничего, девонька, ничего, – непроизвольные тики старухи закончились так же резко, как начались, она опустила кружку на землю и с тоской поглядела на свой испачканный подол. – Не заводись. Думаю, мы все просто устали и нам пора несколько часиков покемарить.
- Нет, – ответила Лускус, ещё больше напрягаясь.
- Может чуть позже, – примиряющим тоном проговорил Инауро, оглядываясь на проводницу.
- Ой, господи, матушки мои, – всплеснула руками монахиня и со старческим кряхтением разогнулась. – Да что ж с вами обоими так сложно-то? Ну почему вы постоянно огрызаетесь и мудрым бабулькам не верите? Старым ведь нужно доверять, слушаться их, почитать. Что за молодежь нынче непутёвая пошла, не понимаю вообще.
Её голову снова повело вбок, а из горла вырвалось уже знакомое сдавленное хмыканье.
- Ma kana li. Задолбал уже этот спектакль. Где-то я просчитался.
- Ага! – торжествующе воскликнула Лускус и тут же осеклась.
Старуха поднялась перед ними в полный рост. И теперь она была значительно выше, чем казалась сначала, её расправленные плечи под чёрным рубищем выглядели могучими, а глаза полыхали ярче пламени костра.
- Ну, ускоримся, – заявила поддельная монахиня глубоким мужским басом и широкий пласт земли рухнул вниз, увлекая за собой и палатку, и костерок, и всех, кто находился поблизости.