Ч-1. Глава 5. Союзники

"Нехорошее Место" часть 1
Глава 5
-----------------------------------

Мола чувствовал себя полностью раздавленным и обессиленным. Его колени были разбиты, один глаз заплыл, может даже вытек, а живот, спину, плечи и предплечья сплошь покрывали глубокие порезы, из которых сочилась густая почти чёрная кровь. Его не спасли ни поддетый под куртку самопальный пластиковый панцирь, ни тактические щитки из плотной резины, ни кожаные наручи.
Обрывочные воспоминания о напряжённых секундах яростного боя в полумраке постепенно отходили на задний план, уступая место полному физическому изнеможению. Обжигающая словно раскалённая лава боль в шее продолжала активнее всего отдаваться в левом плече, но теперь также разливалась вдоль спины, постепенно захватывая всё новые и новые участки тела.
Он сделал ещё два неуверенных шага в темноте и привалился боком к едва различимой влажной стене.
"Я отравлен, – устало подумал он, – во мне их яд…"
ПРИКАЗ 6/24, – зашипело в его мозгу и резко, точно в испорченной рации, щёлкнуло, заставив Молу наморщиться. – СРЫВ ВЫПОЛНЕНИЯ ПОСТАВЛЕННОЙ ЗАДАЧИ, ГРУБЫЕ НАРУШЕНИЯ, ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ ПОТЕРИ СРЕДИ ЛИЧНОГО СОСТАВА, ОЖИДАЙТЕ ШТРАФНЫХ САНКЦИЙ. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ УКАЗАНИЯ БУДУТ ПРЕДОСТАВЛЕНЫ В УСТАНОВЛЕННОМ ПОРЯДКЕ.
"Тоже мне новость, – Мола осторожно потрогал своё опухшее лицо и вздохнул. – Лучше бы озвучили, на кого я здесь напоролся, ни черта же не понятно".
Сегодня он потерял всех. Вообще всех. И едва ли кто-то из них сумел переродиться.
Четырнадцать подопечных с напарником остались далеко позади и об их существовании напоминали лишь свежие брызги крови на его засаленной одежде, но проводника это мало волновало. Он ощущал, как всё больше сковывает мышцы, как наливается чугунной тяжестью голова и мерцает, постепенно затухая, зрение. Последнее, что он отчётливо видел там, позади – как его юный помощник, хрипя, ползёт следом, а из спины у него торчит фрагмент его же перерубленного позвоночника.
Мола терпеливо дождался окончания рутинного подсчёта потерянных им баллов, затем нащупал и выудил из нагрудного кармана драгоценную флягу со стимулирующей настойкой.
- Кранты, – сказал он вслух и жадно присосался к её горлышку.
Теперь осталось самое противное – перетерпеть все обещанные «санкции», получить допуск на новую жизнь и нырнуть в раздирающий на части, плотоядный жёлтый фрактал, надеясь, что тот выплюнет его с другой стороны не слишком изуродованным.
Он никак не мог понять, что сделал не так. Почему они вообще оказались в такой ситуации? Они ведь никому не мешали, не угрожали, не вредили, не мародёрствовали, не лезли не в свое дело, просто шли тихонечко мимо. По всему выходило, что из Лихолесья они отправились прямиком в тщательно замаскированную засаду.
Но какого чёрта? Кому они вообще могли понадобиться? Для чего?
Никому и ни для чего.
Здесь люди появлялись пачками и умирали пачками, постоянно, без конца. Сотнями, тысячами, возможно, миллионами. Порой даже не успев до конца материализоваться, произнести вслух своё первое слово и сделать первый шаг. Никто здесь людей не считал, ведь всем было известно – в междумирье ты заведомо покойник, пшик, ничтожество, крошечная пылинка в огромной равнодушной машине, ты не просто заменим, ты абсолютно никому не интересен.
Большинство здесь выживали как могли, не лезли на рожон, сторонились чужаков и никому не вредили, им попросту было не до того.
Разумеется, за людьми активно охотились банды собирателей, нападающих на случайных путников ради их скудных пожитков, и вертуны, стремящиеся во что бы ни стало "очистить каждую живую душу". Мола знал также о постепенно набирающей обороты ксенофобской организации под названием "Новатория", члены которой имели грандиозные планы по построению на территории междумирья идеального человеческого сообщества и походя истребляли не только всех подвернувшихся под руку нелюдей без разбора, но и инакомыслящих. Ну и естественно, он был в курсе об отдельно взятых отморозках, при любом удобном случае воплощающих в жизнь свои садистские фантазии… Однако таких всё же вокруг было не слишком много. Порождения Зоны в любом случае превосходили их количественно, однако они, как ни странно, не трогали путников без нужды или приказа. А то и вовсе помогали, как те же ведьмы.
"Да, – подумал он. – Эти странные белые мутанты были так же удивлены нашим появлением, как и мы их. Они нас точно не ждали, занимались своими делами и не выказывали никакой агрессии. Тогда почему же они напали? Может мы им чем-то помешали? А может это я дурак и к той малявке нельзя было прикасаться, потому что она у них что-то типа святыни? А может они новая разновидность существ, прикидывающихся людьми, или люди, но заражённые каким-нибудь неведомым подземным паразитом? Или же это вообще одна сплошная иллюзия и не было никакой говорящей на ином языке девочки вовсе, не было Гаррулуса и людей их, и мы наткнулись на неведомую хтонь, которая нас заморочила и переубивала? Такая вот банальность. И вся эта тема с визитёрами лишь моя персональная тупость и недогляд, а вовсе не то, чем кажется. Так ведь?"
Его почему-то никак не отпускала мысль о том, что альбиноска могла оказаться союзником. Высшей. Этакая второстепенная богиня неизвестного пантеона, претворяющая в жизнь свои непонятные замыслы на задворках срединного мира. Да, это выглядело вполне логично. Вот только не спускались сюда союзники ради банального убийства горстки и без того перепуганных людей, их планы всегда были масштабны и грандиозны.
"Нет, мелко. Слишком мелко для них. Они ничего не делают просто так, – решил Мола. – С другой стороны, белобрысая девчонка своей песней однозначно изменила материю, сходу превратив моих, совершенно обычных людей в часть своей послушной армии монстров, а это уже как бы реально магия уровня Высших. Может быть, мы ей просто чем-то помешали и потому нас убрали с пути? Ну, типа как самый обычный мусор…"
Он снова присосался к фляге.
Губы его казались онемевшими, распухший язык с трудом помещался во рту, пальцы слушались плохо. Похоже, снадобье совсем не работало.
Нет, никогда ещё Зона такого безобразия на своих территориях не допускала. У неё всегда всё было четко и конкретно, по правилам, без вариантов, перемен, нововведений и послаблений. Маятник качался, колесо вращалось, мир передвигался, тела отправлялись на переработку, а души на повторный заход или прямиком в сумерки. Никакой спонтанной эволюции существ, никаких новых локаций, никаких божественных вмешательств. Хорошо отлаженный веками механизм. Следуй напоминаниям, реагируй на сигналы, отслеживай знаки, не подставляйся и иди только вперёд. Даже никаких особых тактик изобретать не надо – просто топай ножками и куда-нибудь да придёшь.
Целых девятнадцать циклов он руководствовался этой простой истиной, и она его ещё ни разу не подводила. На его счету было пятеро выведенных за Предел, шестнадцать проснувшихся и всего одна собственная гибель. Невиданная удачливость, если так подумать.
В его памяти снова всплыли мрачноватые перешёптывания в деревне лесных ведьм. "Высшие, Башня, Слепой, Люскус, – повторяли ведьмы, – Люскус…"
"А ведь белобрысая девчонка тоже в самом начале произнесла это слово, – внезапно вспомнил он. – Может быть это не просто переводное слово, а чьё-то имя, и она спрашивала не Люскус ли я? Она ждала того самого "слепого" по имени Люскус? Но тогда кто он такой и почему до него всем вокруг есть дело?"
Что-то в этом мире шло не так.
"Да абсолютно всё здесь не так, – Мола помотал головой, выгоняя из неё в очередной раз накативший туман, и скривился от жгучей боли, скользнувшей вниз по позвоночнику. – Думаешь, впереди свет, а там мрак. Считаешь что-то правдой, а на самом деле это кривда. И вокруг сплошной туман, путаница, недомолвки и иллюзии. Нехорошее это место, гиблое…"
Он сполз по стене и прикрыл свои и без того незрячие глаза.
- Прошу допуск, – хрипло заявил он в пустоту и, не найдя в себе сил озвучить полный текст запроса на перерождение вслух, произнес стандартное обращение мысленно.
В голове стояла мёртвая тишина.
Мола вспомнил свою тихую Гемму, терпеливо дожидающуюся его возвращения в трейлерном парке неподалеку от сияющего холодными неоновыми огнями Сиреневого Города, и ощутил лёгкий укол вины. Она ведь так просила его повременить с очередной ходкой. Будто чувствовала, что всё может пойти не по плану. Но он в ответ лишь посмеялся над её опасениями, быстро собрался и ушёл, даже не обняв свою верную подругу на прощание. Ему тогда попросту было не до того. А теперь перед его мысленным взором стояло её печальное лицо, просящий взгляд и искусанные губы. Как она теперь будет, без него?
И ведь когда-то он действительно любил её, а потом… а потом привык. Он почти перестал её замечать. Они больше не разговаривали взахлеб часами, не прислушивались к тревожному шёпоту сумерек, не любовались закатами и восходами, не обсуждали новости, не строили планы. Да что там, они уже почти не смотрели друг на друга, не касались друг друга даже случайно, лишь решали сиюминутные бытовые вопросы и ложились спать каждый на своей половине кровати.
Он привык к её присутствию рядом так же, как адаптировался к непредсказуемым сменам ландшафтов, к однообразной скудной пище, к тарахтению старого мотора, к запаху костра, пропитавшему его насквозь, к череде незнакомых лиц, к нескончаемым смертям вокруг. Друзья, соратники, любимая женщина, подопечные – ему давно уже было на всех наплевать. Он только что оставил пятнадцать живых человек на верную погибель и ушёл, спасая собственную жизнь. Даже глазом не моргнул.
Его вообще ничего больше не трогало.
"Да это же я сам испортился, высох изнутри словно осенний лист, – с внезапным унынием осознал он. – Нужна ли мне ещё такая жизнь? Этот мир высасывает из меня человека капля за каплей, я уже совсем ничего не чувствую и не хочу. Ходячий труп. Так ли уж мне нужен этот шанс на выход за Предел или я просто привык, что надо куда-то идти? Зачем мне проливать кровь, ради чего? Ради людей, к которым я ничего не испытываю? Ради мифической свободы, которая неизвестно что из себя представляет?.."
Он подождал ещё, внимательно прислушиваясь к звуку мерно капающей воды неподалеку, затем повторил запрос.
Молчание. Зона не отвечала.
В его отуманенной голове чередой потекли медленные вязкие воспоминания о каких-то совершенно незначительных событиях из давнего прошлого, когда он ещё был бодр, инициативен и верил в то, что в его существовании есть хоть какой-то смысл. Все они были заполнены нестерпимо ярким солнечным светом и сливались в один знойный летний день, где всё было по-другому, где у него была цель и надежда, где он сам ещё выглядел иначе, где он упорно искал кого-то очень близкого и важного для него, но уже не мог вспомнить кого…
Мола просидел так около часа, то вяло разговаривая сам с собой, то машинально повторяя свой позывной, чередующийся с официальным запросом на доступ к перерождению, а потом яд неведомых существ, с которыми ему довелось столкнуться в этом скверном месте, окончательно загасил в нём последние искры жизни, и потому он даже не почувствовал, как на него рухнул потолок.

Лускус очнулась от собственного сдавленного стона и некоторое время не могла понять, где находится и что вообще произошло. Она ничего не видела, голова её гудела словно бронзовый колокол, спина была выгнута, в поясницу, лопатки и затылок больно врезались какие-то крупные обломки, а сверху навалилась невероятная тяжесть, не дававшая сделать нормальный вдох.
Проводница завозилась, будто полураздавленная букашка, и поняла, что совершенно не чувствует правой руки вместе с плечом. Этой части тела будто бы вообще не существовало. Левая конечность, наоборот, казалась вполне нормальной, не болела и была даже относительно свободна. На груди лежал какой-то огромный, пахнущий влагой и грибами объект, края которого нащупать никак не удавалось.
Задыхаясь, Лускус сдёрнула с лица ненужную более маску и еле слышно позвала Инауро по имени. Ни звука. Подогнула одну ногу и тут же уткнулась ботинком во что-то мягкое, податливое.
"Надеюсь, это рюкзак", – без особой надежды подумала она.
От её слабого движения наверху что-то чуть сместилось и вниз посыпались слипшиеся комья влажного песка и мелкие камешки. Лускус зажмурилась и задержала дыхание. Не хватало ещё сдохнуть, наглотавшись грязи.
Некоторое время она старалась не шевелиться, потом ощупала себя свободной рукой там, куда дотянулась. Шея была мокрой и липкой, но кровь уже остановилась. Очевидно, в момент падения она умудрилась разбить себе затылок, в может и руку заодно потеряла. Но в остальном всё было не так уж и плохо. Лежащая сверху махина придавила ей лишь грудь с животом, ноги и хвост завалены не были и даже позвоночник, судя по всему, не пострадал. Значит шанс выжить у неё ещё имелся. Пусть даже минимальный. Главное, суметь выбраться.
- Эй, рыжий, – снова позвала она и опять ей никто не ответил.
Щупы для псионической связи выстрелили в темноту и нашарили сперва то, что она сочла рюкзаком. Нет, увы. Влажная кожа, череп, мягкие мозговые оболочки. И ни малейшего импульса внутри. Рядом с ней лежал мертвец. Однако это определенно был не Инауро, поскольку Зона всё ещё не отметила момент его гибели стандартным сигналом о провале миссии.
"Надеюсь, это старуха…"
Щупы мягко вышли из погибшего мозга неизвестного человека и продолжили было исследовать пространство, когда до обострившегося в темноте слуха Лускус донеслись чьи-то шаркающие шаги.
Она замерла. Шаги тоже остановились. Прошло по крайней мере минуты три, прежде чем они возобновились.
Идущий шёл будто бы наощупь, еле перебирая крохотными ножками, и то и дело спотыкался о камни. Лускус молчала и почти не дышала, раздумывая, стоит ли вообще в сложившейся ситуации привлекать к себе внимание.
Звук шагов вновь прекратился, и она услышала тихий детский смешок.
Хвост проводницы непроизвольно дёрнулся, задев рассыпанные по полу обломки. В пустом окружающем пространстве это прозвучало слишком громко.
"Да когда же я уже научусь контролировать этот ублюдочный отросток?" – наморщилась Лускус, тщетно пытаясь дотянуться до зажатого под поясницей топора.
В ответ донёсся звук камня, чиркающего по металлу, и тут же где-то сбоку вспыхнул крохотный дрожащий огонёк, проявивший в окружающей мгле срез массивного потемневшего от сырости бревна, лежащего поперек тела проводницы. Не раздавило это бревно её только потому, что одним краем зацепилось за шаткую конструкцию, частично отвалившуюся от стены. Мало того, сверху над бревном располагался полуметровый завал горной породы, смешанной с белым песком, и следом несколько опасно зависших деревянных балок, сложившихся домиком.
Огонёк на минуту погас, потом зажёгся снова.
Терять уже было нечего, её наверняка заметили. Не имея возможности нормально оглядеться по сторонам, зажатая под обвалом Лускус болезненно скривилась и рывком набрала в грудь столько воздуха, сколько смогла.
- Кому-то тут очень весело, да? – просипела она, отворачивая лицо от сыплющегося сверху песка.
- Eru ther villir? – с вопросительной интонацией отозвался простуженный детский голосок и следом за ним раздались уже знакомые неуверенные шажки. – Hvert vilja ther fara?
Проводница на мгновение прикрыла глаза.
"Этот дурдом никогда не закончится, – утомлённо подумала она. – Я будто оказалась на бешено вращающемся колесе обозрения, которое уже готово слететь со своей оси. И ведь если оно сорвётся и понесётся, не разбирая дороги, я буду всё так же продолжать цепляться за его разрушающиеся конструкции поломанными руками и выбитыми зубами…"
- Вилляфаря, ага. Как раз то, что я искала, – промямлила она.
- Luscus? – радостно воскликнул детский голос. – Hversu lengi hefir ek bidit thin!
Шаги резко ускорились и над лицом зажатой в завале перерожденки склонилась улыбающаяся светловолосая девочка с зажигалкой в руке. Позади неё стояли несколько взрослых человек в белом. Все они широко улыбались.
Эта сюрреалистичная сцена длилась меньше минуты, потом огонек опять погас. Следом раздалась непонятная возня, кто-то шумно понюхал волосы Лускус, сверху снова посыпался песок.
- Тише, тише, – сказал мужской голос.
Огонёк снова вспыхнул, но вдалеке.
Люди в белом теперь стояли метрах в десяти от завала, их стало ещё больше, чем прежде, а рядом как бледный призрак продолжала маячить девочка. Она сосредоточенно оглаживала шершавую поверхность нижнего бревна и, казалось бы, больше не обращала на Лускус никакого внимания.
- Да, я неслабо застряла, – глухо проговорила та и увидела мутный овал лица девочки, резко возникшей рядом.
Та опять улыбалась и была теперь так близко, что чувствовалось её влажное дыхание, а тонкие пряди распущенных волос щекотали шею проводницы.
- Luscus, – нежно повторила девочка и вдруг плавно и без малейшего усилия приподняла край бревна.
Раздался треск расслаивающейся древесины и следом оглушительный грохот, от которого будто бы содрогнулась земля, а повалившиеся вниз комья грязи вперемешку с мелкими камнями на некоторое время оглушили и ослепили проводницу. Пара гигантских балок, сложившихся в подобие крыши сверху, гулко рухнули слева и справа, подняв в затхлый воздух непроглядное облако песчаной взвеси.
Это было больно.
Лускус показалось, что её торс разорвало пополам, а правую лопатку вместе с рукой напрочь выдернуло из спины. Она сипло взвыла, ощущая, как рот забивается древесной щепой и хрустящими осколками базальта. Весь воздух разом вышел из лёгких, она сделала серию коротких судорожных вдохов и бессильно откинула голову.
И тут же, вторя её крику, протяжный многоголосый вопль заполнил тёмный тоннель. Будто бы рядом заголосила толпа испуганных сумасшедших.
Их пронзительные голоса лились слаженно, в унисон, образуя одну волну за другой, это даже отчасти напоминало пение, но без какого-либо намека на мелодию.
Проводница почувствовала, как её тащит и волочёт, отрывая конечность за конечностью, как её позвоночник скребется о камни, как безвольной плетью болтается неживая правая рука. Её тело подняло в воздух, перевернуло, закрутило. А потом она выключилась, словно перегоревшая лампочка, провалившись в зыбкое беспамятство, отдалённо ощущая лишь слабую размеренную тряску.
Её несли на руках трое. Длинный хвост со скрежетом волочился по полу. Впереди был свет.
- Инауро, – каким-то дребезжащим голосом проблеяла она.
- In auro, In auro! – закивала идущая рядом девочка и дважды коснулась бока проводницы своей миниатюрной прохладной ладонью. – Lykill til djupans.
- Инауро, Инауро! – многоголосо нараспев повторила окружившая их толпа.
Правая рука хоть и не действовала, но реагировала на каждый шаг пронзительной болью, отдававшейся во всём теле. Проводница зашипела сквозь зубы и с трудом задрала отяжелевшую голову, ожидая увидеть, что ей оторвало половину туловища, но всё было на месте и даже кровь ручьями на пол не стекала.
"Надо заканчивать, – подумалось ей. – Это какое-то тотальное безумие. Я ввязалась в то, с чем мне не справиться. Мне опять подсунули необычного мертвяка и весь мир разом из-за него спятил…"
- Хочу пойти сама, – слабо шевеля разбитыми губами, сказала она, но её никто не слушал.
На выходе из тёмного тоннеля обнаружилась просторная хорошо освещённая зала, сплошь уставленная металлическими распорками, похожими на уродливые деревья с как попало обстриженными кронами. Вдалеке, возле высокого светлого алтаря толпились ещё человек пятнадцать-двадцать. Все они были одеты в просторные белые накидки поверх простых рубах со штанами, сальные волосы скрывали белые банданы, а на перепачканных изможденных лицах светились жизнерадостные улыбки.
Едва завидев вышедшую из темноты тоннеля процессию, люди в белом дружно заулюлюкали и подняли вверх руки. Потом один из стоящих там заговорил. Часть слов были почти неразличимы, часть из них казались в принципе непонятными, но судя по интонациям, он то ли рассказывал сказку, то ли зачитывал неритмичный стих. Когда же он переводил дыхание, окружившие его люди издавали тихое горловое "ульк-иии" и совершали круговое движение руками.
Несущие раненую проводницу мужчины начали аккуратно лавировать между близко поставленных распорок, а светловолосая девочка вприпрыжку побежала вперёд.
- Белое! – громко выкрикнул бородатый мужчина у алтаря, и толпа смиренно поникла головами.
Он медленно нагнулся и достал что-то снизу.
Предмет был размером чуть больше его головы, поблескивал на свету и казался полупрозрачным. Внутри него медленно шевелился не то плотный сгусток белого дыма, не то что-то вроде ожившего клубка пушистых ниток.
Толпа безмолвствовала.
Несущие Лускус люди наконец миновали все перегораживающие залу распорки и приблизились к алтарю, который при ближайшем рассмотрении оказался дряхлой деревянной дверью, выкрашенной светлой краской. Она стояла, под углом прислонённая к бревенчатой стене, поверх неё проступало полустертое примитивное изображение дерева с наклеенными на него тряпичными листьями. Предмет же в руках бородатого мужчины был обычной пластиковой пятилитровой бутылью, сплющенной и криво обрезанной сверху. Внутри неё копошилось что-то живое.
Девочка, остановившись возле мужчины с бутылём, повернулась к Лускус и улыбнулась одними губами.
- Thetta er galdrhare, mjolkhare, – сказала она и ткнула пальцем в пластиковый бок.
Пушистое существо внутри ёмкости словно взбесилось. Оно судорожно билось и подпрыгивало секунд десять, а потом резко обмякло и настороженно подняло вверх длинные белые уши. По пушистому тельцу его пошла рябь, и оно будто бы закипело, извиваясь и вспучиваясь беззвучно лопающимися дымными пузырями. Лишь пара круглых карих глаз не мигая смотрела в толпу.
Толпа приглушённо заулюлюкала.
Мужчина с растрёпанной бородой торжественно опустил бутыль с проявившимся внутри кроликом на земляной пол, сдавил между ног, просунул внутрь руку, ухватил животное за уши и с видимым усилием потащил его наружу. Существо вылезать не хотело – оно топорщилось, набухало, застревало, тянулось как склизкая тряпка, расплёскивалось по дну ёмкости и присасывалось к стенкам.
Двое людей в белом, всё это время стоящих по бокам импровизированного деревянного алтаря, шевельнулись. Один из них поднырнул под тяжёлую дверь сзади, с кряхтением отлепил её от стены и повис, удерживая на месте, второй потянул на себя блестящую металлическую ручку. Створка распахнулась. За ней было новое место, заполненное густым туманом.
Бородач, борющийся с аномально эластичным животным, поднапрягся и наконец с громким хлопком извлёк его из бутыля, как следует размахнулся, и кролик, вращаясь, полетел в туман.
Следом за ним туда же, словно мешок картошки, зашвырнули слабо сопротивляющуюся Лускус.
Перед самым закрытием двери она успела увидеть, как радостная светловолосая девочка с медовыми глазами раскрылась будто бутон цветка, выстрелив в окружающее пространство сотней инфернальных пепельно-серых стрекающих щупалец.

Она лежала ничком на жёстком ковре седого мха посреди реликтового леса и слушала как дышит под ней просыпающаяся земля.
Пронзительно пахло замёрзшей почвой, грибами и прелой листвой. Тягучий водяной пар низко стелющегося тумана оседал на ресницах, волосах и коже микроскопическими капельками воды. Зелёное месиво над головой шумело словно океан. Необъятные тысячелетние древесные стволы, будто бы вмурованные в плотную сеть косматых лишайников, тянули вниз жуткие чёрные пальцы, шелестя облепленные сухими ульями, макушки их терялись в стремительно наливающемся предрассветной голубизной небе.
Где-то в вышине человеческим голосом закричал падальщик, ему откликнулся ещё один.
Лускус чувствовала себя оглушённой, а своё тело ледышкой, разбитой вдребезги. Правая рука от кончиков пальцев до локтя так и не восстановила чувствительность, зато ближе к локтевому суставу надёжно угнездилась интенсивно пульсирующая боль. Ушиб, вывих или перелом – непонятно.
Неподалёку валялся рюкзак с торчащей из бокового кармана рукоятью топора. Когда и как это всё здесь очутилось, она не помнила. Видимо, белые люди из-под завала достали не только её саму, но и весь её скарб. Из-за широкой лямки рюкзака немигающим взглядом на неё смотрел растекшийся по мху кролик, кончики его длинных ушей нервно подрагивали.
- Всё страньше и страньше, – треснутым голосом проговорила Лускус и, едва удержав рвущийся из горла стон, перевернулась на левый бок.
Она некоторое время лежала, не шевелясь из опасения, что притупившаяся боль вернётся. Потом села, осторожно придерживая пострадавшую руку другой, перевела дыхание и, покачиваясь, поднялась на колени.
"Давненько же я не была в настолько отвратном состоянии", – сокрушённо подумала она и часто заморгала, отгоняя мелькающих перед глазами предобморочных чёрных мушек.
С трудом поборов накатившую дурноту, проводница подцепила рюкзак и на четвереньках отползла в сторону ближайшего дерева под прикрытие торчащих из земли корней. Прежде чем бросаться в новую авантюру или хотя бы попытаться разобраться в произошедшем, следовало оценить нанесённый ущерб.
Из несомненных плюсов – она всё ещё жива, сохранила рассудок и даже способна самостоятельно передвигаться. К тому же в рюкзаке обнаружилась новая провизия и лёгкое шерстяное одеяло. Из минусов – подопечного снова похитили, её посечённое камнями лицо опухло, тело сплошь покрыто синяками и ссадинами, шея с верхней частью спины ободраны до мяса и залеплены песком, волосы слиплись от напитавшей их крови, живот и бок выглядят сплошной гематомой, рёбра похрустывают при каждом вдохе, а правая рука раздулась до состояния уродливого сизо-пунцового овоща и её невозможно распрямить. Сколько по времени всё это будет заживать? Неделю? Две?
"Да лучше бы я сдохла", – рассудила Лускус.
То и дело морщась, она осторожно ощупала нижние рёбра, кое-как отмылась от свернувшейся крови, надёжно зафиксировала ремнём больную конечность, потуже намотала снятую кофту вокруг живота и ненадолго замерла, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Конечно, в такой ситуации было бы неплохо сварить себе настойку из уснеи, но сил на поиск и добычу целебного лишайника у неё не было. Больше о природных снадобьях она ничего не знала, а потому и помочь себе толком не могла. Благо ускоренная регенерация потихоньку делала свое дело, накатывающая жгучими волнами боль отступала, да и в целом Лускус чувствовала себя скорее тяжело больной, но уже хотя бы не умирающей. Оставалось понять, как быть дальше.
"Для чего они меня сюда запорталили? Зачем дали мне это? – она скосилась на торчащие из-за ближайшего куста белые уши. – Помощь? Ведь девчонка совершенно точно знала моё имя и будто бы даже ждала моего появления…"
Она напрягла свою память, перебирая в уме все истории, что ей когда-либо рассказывали другие, и не припомнила ни одной, повествующей о встречах с жутко милыми девочками, наделёнными поистине сверхъестественными силами и скрывающими внутри своих тел щупальца, которые к тому же легко делились бедой и указывали рядовым перерожденцам путь.
Ну, хотя бы с подлой монашкой всё было более-менее понятно. Ряженая тварь действительно устроила цирк, чтобы остаться с её подопечным наедине, а потом и вовсе его украсть – то ли чтобы сожрать потом в своей уютной пещерке, то ли чтобы…
"Чтобы что?" – Лускус не представляла, что вообще могло понадобится этому существу от парня и по какой причине тот до сих пор жив.
Реликты постепенно оживали. В высоких папоротниковых зарослях деловито зашуршали существа, похожие на бронированные шары, они выбрасывали вверх длинные конечности, избирательно выхватывая порхающих над ними разноцветных бабочек. В густых кронах засвистели птицы, засверкали километры паутинных нитей, а в покачивающихся столбах света закружились поднявшиеся в воздух лимонно-жёлтые грибные споры и облака мелкой белёсой моли. С запада подул свежий ветер, разгоняя застрявший в низинах туман.
Впрочем, вся эта благодать длилась недолго, поскольку спустя некоторое время этот же ветер принёс с собой отчётливый запах гари.
Лускус хотела было его проигнорировать, задумчиво пережёвывая подсунутое неизвестными сектантами вяленое мясо и то и дело отмахиваясь от зудящих над ухом насекомых, но тут в игру включился страшноватый кролик. Он незаметно выскользнул из своего убежища и теперь сидел прямо напротив неё, таращась выпуклыми карими глазами. Вид у него был дикий, а телосложение несуразное, будто кто-то оживил неловкий детский рисунок.
- Что? – беззвучно спросила проводница.
Кроль повёл не в меру длинными ушами и словно растянутая пружина крутанулся вокруг самого себя так, что его живот остался обращён на неё, а передние лапы, грудь и морда указывали ровно в противоположном направлении.
- Ага, – понимающе кивнула Лускус, – ты решил порадовать меня чудесами акробатики.
Кролик, не меняя позы, издал барабанную дробь кривыми задними ногами.
- Ясно. Ты моя кособокая путеводная звезда и я должна следовать за тобой, так? – проводница одной рукой неторопливо убрала еду с водой в рюкзак и с трудом, опираясь на шершавый ствол поросшего лишайником дерева, поднялась на ноги. – Ок, давай попробуем.
Зверь резко сорвался с места и стрелой занырнул в пышные заросли папоротника напротив, вспугнув очередной рой моли, но не убежал совсем, а замер там как вкопанный, оставив на виду лишь оттопыренный узкий зад с коротким хвостом.
- Не, ну это трэш, – промямлила Лускус и отправилась вслед за белым кроликом.
Разумеется, будь она сейчас в хорошей физической форме, этот путь не доставил бы ей особых хлопот. Мало того, она даже получила бы от этого своеобразное удовольствие, однако теперь каждый шаг приносил лишь боль и любой полусгнивший ствол поваленного дерева, торчащие из земли корневища, рыхлый мох или даже банальная шишка, оказавшаяся под подошвой, казались тем ещё испытанием. Она переходила от дерева к дереву и, как на костыли, опиралась на стволы и раскидистые ветви, задыхаясь от недостаточного количества воздуха, просачивающегося в отбитые лёгкие. Уже спустя минут сорок такой ходьбы Лускус обнаружила, что еле тащится, а налитые свинцовой тяжестью ноги вот-вот откажут. Пришлось сделать привал.
Она сползла на землю, нянча свою распухшую руку и покрываясь холодным потом.
Кролик без малейшего стеснения вскарабкался к ней на колено и растянулся, по-собачьи уткнувшись мордой в бедро. От него шло приятное тепло, и она не стала его прогонять, хотя её несколько тревожили торчащие из-под его верхней губы длинные жёлтые зубы.
Затем они плелись ещё часа два, обходя многоэтажные грибницы и зависшие в солнечных лучах шары роящихся насекомых, преодолевали хлюпающие под ногами ручейки и заросли колючих кустарников, прыгали по неустойчивым кочкам и завалам мшистых валунов.
За это время синее небо заволокли низкие тучи, ощутимо похолодало и закапал противный мелкий дождь.
Лускус достала из рюкзака одеяло и накрылась им с головой. Ноги её уже почти не болели, да и уродливая пунцовая рука стала чуть больше походить на человеческую конечность и даже в кончиках пальцев появилась относительная чувствительность. Лишь животу было пока хуже всего – казалось, все внутренности не только оторвались, но и как попало перемешались, а в нижней части груди застрял тяжеленный кирпич, который на всю эту кашу то и дело надавливал.
- А знаешь, это ведь я ещё относительно везучая, – сказала она скачущему впереди кролю. – Будь я обычным человеком, меня можно было бы сразу списать со счетов и ни о каких пеших походах по пересеченной местности даже речи бы не шло. Я до сих пор валялась бы под тем завалом, а потом тихо сдохла от какого-нибудь внутреннего кровотечения с перитонитом. А тут на-ка тебе, иду и даже почти не хромаю. Как там Инауро сейчас, интересно?
Она вспомнила его грустные глаза и поникшие плечи, и ощутила очередной прилив тревоги.
Было время, когда её почти не заботили страдания подопечных. Да что там, ей было на них откровенно наплевать – она только выполняла возложенные на неё обязанности, качественно, дотошно, но абсолютно безэмоционально, ни к кому не привязываясь. Она попросту отказывалась думать о других, переживать за них, колебаться. Она считала, что привязанность к кому-либо это худшая из человеческих слабостей, что все те, кто слишком много думает о других – первые кандидаты на попадание в сумерки. И да, большую часть жизни ей такой подход помогал, но потом что-то внутри неё сломалось, и она начала запоминать не только лица своих подопечных, но и их имена, индивидуальные характеристики, даже личные истории. Сама того не желая, она стала видеть в них вовсе не абстрактных персонажей странной игры на выживание, а настоящих, живых, чувствующих, думающих людей.
"Почему-то у меня вечно всё шиворот-навыворот", – печально подумала Лускус и наконец увидела следы отдалённого пожара.
Сперва это был лишь лёгкий оттенок гари в зелени и ошмётки седого пепла, осевшие на ветвях. Однако кролик вёл её дальше и совсем скоро они набрели на первую выгоревшую поляну, которую словно бы слизнуло гигантским огненным языком. Редкая трава на ней ещё местами тлела, мох с лишайниками спеклись в хрупкую серо-бурую массу, кора на деревьях обуглилась и покрылась маслянистой сажей. Выходит, пожар бушевал совсем недавно.
Лес на глазах преображался. Буйная растительность постепенно сменилась депрессивной чёрной пустошью с торчащими будто древние кости остовами недавно ещё величественных деревьев, гигантские папоротниковые заросли скукожились и теперь походили на бесформенные колючие кочки, мох под ногами хрустел и рассыпался в пыль. Посеревшее дождливое небо лишь усиливало эту гнетущую атмосферу. Снова зарядил дождь.
Лускус медленно продвигалась вперёд, поглядывая на скачущую вдалеке живую белую молнию и то и дело притормаживала возле особо непролазных завалов. Спустя примерно час такого пути изуродованные пожаром заросли стали гуще, колючий кустарник злее, а поваленные стволы совсем уж огромными и проводница решила снова дать себе возможность передохнуть. Завернувшись поплотнее во влажное одеяло, она осторожно опустилась на небольшой пригорок и достала провизию.
Кролик вернулся, но никак не хотел сидеть смирно. Его словно бы подбрасывало и ломало, он громко топотал лапами, растягивался как жёваная жвачка и зигзагами ползал вокруг одного и того же разорванного пополам пня. Его нос был перемазан сажей, уши трепетали.
- Спокойствие, мой друг, только спокойствие, – задумчиво протянула проводница. – Это тебя вон магическим ключиком в тугую пружину закрутили, а у меня столько энергии и сил нет.
Очередной порыв холодного ветра принес неясный заунывный звук. Будто бы где-то вдалеке рыдала и вскрикивала женщина. Затем к ней присоединилась ещё одна. Лускус было решила, что это стая падальщиков наконец нашла чем поживиться, но прислушавшись, различила чередующиеся с плачем причитания, в которых прослеживались вполне человеческие интонации.
Проводница быстро проглотила очередную порцию мяса, запила его водой и переместила топор из рюкзака в чехол на поясе.
- Ну, пошли посмотрим, – сказала она кролику, который тут же стрелой метнулся вперёд и замер метрах в шестидесяти.
Лускус не спеша догнала его и тоже встала.
Перед ней открылся вид на глубокую лощину с небольшим озером посередине и множеством жилых построек вокруг него. Впрочем, это раньше их можно было бы назвать "постройками", теперь же они скорей напоминали изуродованный разложением остов дракона, улёгшегося дугой вдоль кромки воды. Дома были сожжены дотла, растоптаны и взорваны, обугленные просевшие крыши лежали на фундаментах, ставни с остатками выбитых витражных стекол болтались на искорёженных деревьях, доски от стен и заборов буквально разметало по всему периметру. Даже сама земля здесь вздыбилась и накренилась, отчего часть зданий оказались наполовину погребены в узких зияющих провалах.
Менее всего пострадала лишь церковь с готического вида колокольней, да и та покосилась и теперь указывала в небо будто скрюченный костлявый палец.
Случившаяся здесь катастрофа явно имела самые нехорошие последствия и возможно в руинах поселения до сих пор скрывалось множество мёртвых тел.
Затихшие было причитания возобновились и Лускус наконец разглядела скопление женщин в длинных чёрных платьях на левом берегу. Их было совсем немного, человек пятнадцать. Большая часть понуро стояла без движения, лишь четыре фигуры ползали и бились в корчах у самого края воды, то и дело трагически вскидывая вверх руки.
"Снова ведьмы? – нахмурилась Лускус и опустилась на корточки, чтобы её не заметили. – Хотя, собственно, а кто ещё это может быть? Посёлок-то вполне в их стиле…"
Путеводный кролик нетерпеливо крутанулся возле её ног и, будто взявшая след гончая, замер на краю выгоревшего обрыва, поджав под себя переднюю лапу и возбуждённо поводя ушами. Было похоже, что он привел её к этим развалинам не просто так.
- Это же ведьмы, дружок, – тихо проговорила Лускус. – Ты уверен, что нам нужно именно к ним?
Кролик издал уже знакомую барабанную дробь задними лапами.
- Ясно, – вздохнула проводница и огляделась в поисках приемлемого места для спуска.
На краю обрыва неподалёку виднелись остатки обтёсанной временем и многочисленными ступнями каменистой тропы.
Лускус потуже затянула лямки рюкзака, обмоталась одеялом крест-накрест наподобие удлинённой телогрейки с капюшоном и начала тяжёлый длительный спуск, на ходу сочиняя, что именно она будет говорить ведьмам.

- Залина, – мягко повторила одна из стоящих рядом женщин, – сёстры ждут. Ритуал следует завершить до наступления времени мёртвых, иначе мы не сможем проводить их достойно.
Залина, не моргая, смотрела на водную гладь. Губы её обветрились, слёзы нескончаемо текли по впалым щекам, седые волосы трепал холодный влажный ветер. Возле ног бились босые плакальщицы, а из-под толщи воды на них равнодушно взирали обескровленные лица завёрнутых в саваны погибших. Их было слишком много.
"Четыре сотни циклов, – думала старейшина, – четыре сотни циклов мира и благоденствия и вот всё кончено. Оракул ошиблась. Краснота покинула нас, мать бросила своих преданных дочерей…"
Она до боли стиснула в побелевших худых пальцах древний амулет, чуть помешкала, а потом одним движением сорвала его с груди и зашвырнула далеко в озеро. Символ веры с еле слышным всплеском ушёл на дно.
Плакальщицы заголосили ещё громче, исступленно выдирая у себя клочья волос и раздирая кожу длинными ногтями.
- Мантию, – сурово приказала Залина и двое сестёр тут же накинули ей на плечи тяжёлый, расшитый металлом и звездами плащ, ещё одна протянула деревянную коробочку с церемониальной краской.
Старейшина подчёркнуто неторопливо окунула в пигмент верхние фаланги пальцев и в сопровождении свиты мрачно прошествовала к одному из береговых алтарей, где уже были заготовлены все необходимые для похоронного ритуала элементы. Плакальщицы наконец притихли и замерли, погрузив свои ладони в воду. Сёстры выстроились в круг и опустили головы.
- Отныне ты мертва, – протяжно и сильно провозгласила Залина и зажгла одинокую свечу, – но никто никогда не должен умирать в одиночестве, я помогу тебе в твоей смерти. Есть только любовь…
Сестры издали мелодичный стон.
- Величайшая тайна! Я выйду за пределы своего страха, я открою свое сердце и свои глаза в свете этой любви. Наши жизни созданы из многих других, и мы в свою очередь даём кому-то жизнь. И будучи здесь, с тобой после твоей смерти, мы славим твою жизнь.
Женщины запели. Их хрупкие белые руки медленно описали в воздухе полный круг и соединились на животах.
- Ты покинула свою семью. Ты лишилась пола, как телесного, так и духовного. Ты оставила своё тело позади, ибо мир иной недоступен для имеющих тело. Ты забыла все прежние горести и радости, ибо мир иной недоступен для имеющих память. Ты забыла своих любимых, ибо мир иной не доступен для тех, кто привязан к живым. Но мы помним тебя. Иди в летние земли, дорогая сестра, иди и не оглядывайся.
Залина дунула на трепещущее пламя свечи и с глубины озера поднялись миллиарды пузырьков воздуха. Мертвецы стремительно уходили на дно.
Женщины синхронно опустились на колени и запели громче, их голоса дрожали, в глазах стояли слезы, но мелодия уже не казалось грустной, наоборот – в ней было чувство свободы и неимоверного облегчения.
- Ныне Богиня, Великая Мать забирает тебя обратно, – дрогнувшим голосом произнесла старейшина и, повторив за сёстрами движение руками, сложила их в замок на своём животе. – Лоно её станет вместилищем твоего покинутого тела. Твоё тело ныне подобно семени, что даст жизнь новым росткам.
Плакальщицы поднялись и присоединились к поющим.
Новый порыв ветра покрыл поверхность воды мелкой рябью и тут же, сами собой, на всех алтарях, через равные промежутки расставленных вдоль берега, разом возникли алые как кровь танцующие огоньки.
Женщины замолчали, доставая из складок одежды небольшие поясные мешочки с заготовленной для ритуала пищей. Их лица казались сосредоточенными, но грусти на них уже не было.
"Дальше как-нибудь сами", – подумала Залина и скинула с плеч мантию.
Несмотря на по всем правилам проведённую церемонию погребения, в душе её сохранялась тревога. Она попросту не знала, как дальше быть.
Восстанавливать поселение смысла не имело – эти земли погибли и до следующего цикла всем её оставшимся в живых сёстрам предстояло найти новую обитель. Идти в соседнюю деревню тоже было бессмысленно, их там всё равно бы не приняли. Лесные ведьмы всегда жили закрытыми коммунами и новых к себе не брали. Самозванка разом уничтожила весь их ковен и то, выживут ли остальные, теперь являлось лишь вопросом времени. Конечно, они могли на время укрыться в лесах, построить шалаши и постепенно вернуться к торговле со случайными путниками, но слишком многое было потеряно навсегда.
Она тоскливо оглянулась на покосившееся святилище. И обомлела, увидев рядом с ним одиноко бредущую фигуру замотанного в длинную серую хламиду чужака. Лица на таком расстоянии видно не было, но то, что это именно чужак, она не сомневалась.
Некоторые из сестер тоже его заметили и повскакивали со своих мест, пока остальные спокойно заканчивали ритуал у озера.
- Залина? – испуганно обернулась к ней одна из плакальщиц.
- Вижу, – отозвалась старейшина.
Им надо было срочно уходить. Нового столкновения мог не пережить никто.
- Нам с Далией встретить? – рядом беззвучно возникла одна из боевых ведьм, лицо её было мрачным.
- Нет, – Залина подняла руку в останавливающем жесте, – чужак ещё далеко. Скажи остальным собираться. Мы покидаем обитель.
- Но это лишь один чужак. Мы вдвоём…
- Нет, – твердо повторила старейшина. – Самозванка тоже была одна.
Рвущаяся в бой сестра смущённо потупилась и, с почтением поклонившись, направилась в сторону озера.
- Мы уходим, – еле слышно произнесла старая ведьма и машинально нащупала медальон с животворным огнём.
Степень её отчаяния казалась сейчас беспредельной, но окружение не должно было увидеть ни малейшего проявления слабости. Она несла ответственность за жизни этих женщин, за их будущее потомство, за потомство их потомства, и конечно же за потерянные жизни всех, кто ушёл сегодня в вечность. Ведь это, по сути, они, старые, были виноваты во множестве нынешних смертей, поскольку дерзнули противопоставить себя неизвестному могущественному существу и ответили огнём.
Перед её глазами до сих пор стояли бегущие по улицам живые факелы, тающие как воск в языках пламени лица детей и обожжённые до костей руки их матерей, а в ушах звучали вопли умирающих в баррикадах собственных домов. И над этим всем парил непостижимый враг с лицом её любимой подруги детства и крушил, и растирал в пыль всё, что они так долго вместе строили.
Залина незаметным движением вытерла повлажневшие глаза и начала быстро складывать разложенные возле центрального алтаря реликвии в заплечный мешок. Остальное из того, что удалось спасти в окружающем хаосе, уже собрали сестры.
Чужак миновал заваленный вход в святилище, но шёл так медленно, что, даже не ускоряя сборы, ведьмы могли бы легко скрыться от него в окружающем лесном массиве.
- Будем ставить заградительные заслоны? – к старейшине приблизилась вторая боевая ведьма, та, которую звали Далией.
Она была моложе своей напарницы, но уже не единожды проявила себя как отличный тактик.
Залина кивнула, аккуратно пряча в мешок хрупкий драконий череп, проросший насквозь красными кристаллами.
- Через каждые шестьдесят футов, трижды, – сказала она, чуть подумав. – Мы не знаем кто это.
Далия молча отошла в сторону и начала готовить путь отступления.
- Подождите! – раздался еле слышный крик.
Залина вскинула голову. Голос был молодой, звонкий, девичий.
- Подождите, я не враг! – снова прокричала идущая, остальные её слова отнесло в сторону порывом ветра.
Старейшина поднялась на ноги, оправляя подол платья.
- Процерус!.. Мена…
Далия вопросительно оглянулась. В её руках был замедляющий порошок.
- Подожди, – остановила её Залина.
- Процерус… – как заклинание повторила идущая вдалеке и помахала рукой.
Ведьмы зашушукались.
- Странница, остановись! – с вызовом рявкнула Далия. – Ни шагу дальше!
Идущая встала.
- Мне нужен… – её голос сорвался и слова остались неразличимы. – Процерус сказал…
Вторая боевая ведьма уже стояла рядом с напарницей, прижимая локтём приклад многозарядного арбалета.
Залина знала это имя.
Процерус был одним из самых древних смотрителей на территории междумирья, умел управлять погодой, понимал язык зверей и ведьмы с ним не враждовали. Но в целом из-за его сумасбродного поведения и чрезмерной избирательности в общении с ним контактировали очень немногие. Причём даже тогда, когда он ещё носил гордое звание хранителя Зеркальной Башни.
Дело принимало серьёзный оборот.
- Переговоры, – скомандовала старая ведьма и из сбившихся в кучку сестёр тут же выступила вперёд одна. – Остальные держат оборону и готовятся уйти на север сразу же по моему сигналу.
- Сопровождение? – сухо спросила Далия.
- Нет.
Роль переговорщицы досталась одной из молодух, она явно волновалась, но была полна решимости. Бросив короткий взгляд на старейшину, она подняла обе руки в приветственном жесте и пошла навстречу незнакомке.
Более получаса ничего особенного не происходило.
Женщины терпеливо ждали, никуда не расходясь, и внимательно наблюдали сперва за тем, как молодая ведьма преодолевала завалы разрушенных строений, потом как она некоторое время разговаривала с неизвестной и как торопливо возвращалась тем же путём.
- Это девушка, проводница, молодая, – чуть запыхавшись, сообщила всем присутствующим переговорщица. – Зовут Сагитта. Она лично знакома с древним и сильно пострадала в бою с кем-то, кого мне назвать отказалась. Просит излечения, про мену солгала, её нет. В ответ обещает протекцию, информацию и треть плитки "особого шоколада".
Кто-то из ведьм презрительно фыркнул.
- Невыгодно, – подтвердила старейшина.
- А ещё у неё есть странный заяц, которого она от меня прятала, но я всё равно увидела.
- Чем странный? – насторожилась Залина.
- Он не фауна, рукотворный. Но живой. И от него за несколько ярдов разит Высшими.
- А вот это действительно любопытно. Спасибо, моя хорошая, – старая ведьма одобрительно погладила наблюдательную молодуху по плечу и сделала незнакомке знак, что той теперь разрешено подойти ближе.

Действовать следовало аккуратно. Ещё недавно высокомерные ведьмы теперь выглядели раздавленными, напуганными и были готовы сбежать при первом же неосторожном телодвижении. Подобная реакция, с учётом сложившейся ситуации, казалась предсказуемой.
- Присядь, странница, – тихо проговорила старейшина.
Она была статной, строгой, с мудрыми печальными глазами и только что похоронила в озере большую часть своего ковена, потому Лускус решила, что едва ли такая женщина пожелает драться, даже с явно обессиленным противником.
- Я не враг, – на всякий случай повторила проводница, стянула с плеча рюкзак, передала своё оружие двум крайне напряжённым охранницам и кое-как опустилась на холодную землю. – Мне нужна лишь помощь.
Старейшина молчала, пристально глядя на гостью.
Скучившийся на небольшом отдалении ковен походил на стаю нахохлившихся ворон.
- У тебя на голове антенны как у насекомых, – спустя минуту заметила ведьма. – Какая у них функция? И что ещё от нас сокрыто?
Лускус смутилась, она не знала, что некоторые порождения междумирья способны распознавать такие нюансы.
- Это дополнительный орган чувств, не более того, я редко им пользуюсь, – отозвалась она. – Остальное настоящее, видимое и ощутимое.
Старейшина кивнула и сложила руки на коленях.
- Моё имя Залина, и я слушаю тебя, странница.
Проводница вздохнула и на мгновение прикрыла глаза, пытаясь сформулировать свой запрос максимально чётко.
- Дело в том, что мне нужно излечение после смертельной ловушки. Моя регенерация ускорена, но тем не менее организм восстанавливается слишком медленно, а впереди долгий и непростой путь. Я слышала от Процеруса, что у вас есть некий особый свиток для мгновенного исцеления, а не только стимуляторы. Я…
- Нет, – спокойно перебила её ведьма, – меня интересуют подробности.
- Подробности чего? – не поняла Лускус.
Старейшина скептично повела тонкой бровью.
- Подробности всего. Дашь на дашь. Мы в принципе согласны помочь тебе без мены, но нужно больше информации. Я тебя не знаю, я тебе не верю, ты для нас чужая и нам всё равно, что будет с тобой дальше. Сейчас важно лишь твоё прошлое. Дай мне повод тебе доверять.
Проводница замялась. Она не была уверена, что ведьмам стоит знать действительно обо всем, особенно о её недавнем столкновении с загадочной светловолосой девочкой, говорящей на ином языке.
- Лаадно, – протянула она. – Ну, в общем, я шла по этапу со своим подопечным, мы только заключили договор и выступили, но в Песках на нас сразу же напала неизвестная женщина. Она закинула нас в подземную ловушку, я пострадала, но сумела оттуда выбраться, мой подопечный остался жив, однако исчез, и вот теперь я ищу его. На ваше поселение… на вас набрела почти случайно, просто было больше некуда идти. Мешать не хотела.
- Что насчёт рукотворного зайца? – неожиданно спросила старейшина, глядя куда-то в сторону.
- Кого рукотворного? – осеклась Лускус.
"Блин, увидели всё-таки кроля", – она ощутила досаду, подозревая, что её обман вот-вот раскроется.
- А, поняла… Я нашла это странное животное в ловушке и подумала, что оно может мне пригодиться. Правда пока не знаю, чем именно.
- Покажи, – выражение лица ведьмы по-прежнему было непроницаемым.
Проводница нехотя запустила руку в складки намотанного на тело одеяла и, нащупав тёплые кроличьи уши, вытащила его наружу. Животное не сопротивлялось и в целом казалось издохшим. Его выдавали лишь слабо подрагивающие усы.
Старейшина почти не изменилась в лице, но Лускус заметила, как расширились её зрачки.
- Колдовской кот, – всё так же безэмоционально проговорила Залина. – Молочный кролик. Тебе известно, что это сильный магический артефакт?
- Нет, конечно, откуда.
Ведьма снова кивнула.
- Мы готовы обменять твоё излечение на него. И добавить ещё что-то сверху. Подумай об этом. А пока предлагаю тебе разделить с нами трапезу.
Она вздохнула.
- Мы скоро покидаем это место навсегда и нам следует подкрепить силы перед дальней дорогой.
Пока молодые ведьмы торопливо разжигали на берегу костёр и готовили над ним в трёх небольших чугунках, остальные мрачно молчали. Есть никто особо не хотел. Напряжение буквально витало в воздухе – пара охранниц то и дело внимательно окидывали взглядом окрестности и не снимали рук с оружия, другие судорожно стискивали в ладонях крошечные мешочки с защитными амулетами. Даже старейшина была натянута как струна, готовая вот-вот лопнуть. Глиняная чашка с нетронутым травяным отваром в её руке стремительно остывала.
- А могу я спросить, что тут произошло? – не сдержалась наконец Лускус.
- На нас напали, – просто ответила Залина, – сама же видишь. Мы сражались, но наших сил не хватило.
Юная босоногая ведьма с опаской протянула проводнице большую пиалу и сразу же отошла в сторону.
- Я всегда полагала, что вам сложно противостоять, – Лускус с удовольствием отхлебнула предложенного ей густого горячего супа. – Женщина, атаковавшая нас с подопечным в Песках, по-моему, была из ваших, и она оказалась ну очень уж сильной. Она буквально одним словом обрушила целый пласт земли и...
Вокруг вдруг воцарилась такая тишина, что Лускус расслышала, как моргают её ресницы. Ведьмы смотрели на неё с нескрываемым ужасом. Одна из молодух выпустила из рук снятый с огня котелок и выплеснувшееся оттуда варево чуть не ошпарило ей ноги.
- Эта женщина походила на лесную ведьму? Говори! – чашка Залины покатилась по земле, а сама она быстро поднялась и отступила на полшага назад. – У неё было старое лицо со светящимися как лава пунцовыми глазами?
Лускус открыла было рот и сразу закрыла.
- На ней были чётки, амулеты и широкополая шляпа?
В глазах старейшины появилось новое выражение – плохо скрываемая ярость.
- Я так понимаю, она и здесь побывала, – ответила Лускус.
Ковен дружно взвыл.
- Самозванка! – закричала старая ведьма. – Она скрыла себя под ликом моей любимой подруги и убила наших сестёр! Поведай мне о ней ещё, странница, – ведьма одним прыжком оказалась рядом и заглянула проводнице в лицо. – Поведай мне об этой твари всё, что знаешь, и я сделаю для тебя всё, что просишь!
Они долго слушали не перебивая.
Лускус подробно рассказала про обстоятельства встречи с подозрительной старухой, припомнила все подслушанные в сумерках разговоры, поделилась своими догадками насчёт мужского тела под личиной старухи и особо красочно описала момент, перед которым их утянуло под землю.
В некоторые моменты ведьмы начинали перешёптываться и кидать друг на друга многозначительные взгляды, а иногда просто негодующе вскрикивали.
- Мы не сразу заметили подмены, – печально призналась Залина, когда Лускус завершила свой рассказ. – Она пришла к нам за схемой Шагающего Монолита. Не знаю, зачем он ей понадобился, я не спрашивала, я ей доверяла, – её глаза снова потемнели от гнева. – Она даже спала в моём доме. А потом в деревню вернулись торговки и поведали, что все старейшины соседского ковена жестоко и вероломно убиты несколько сумерек назад в своих домах, и никто не знает, кто их убийца. Лэйнани была из той самой деревни и её имя значилось в списке погибших. Вот только тогда мы распознали подделку, но было уже слишком поздно…
Пока они говорили, тучи над выжженой пустошью рассеялись и небо начало наливаться яркими предзакатными красками.
- Пора уходить, – напомнила безмолвствующая до этого Далия.
- Да, – согласилась старейшина и окинула тоскливым взглядом родную лощину. – Я хочу лишь отдать нашей гостье несколько очень важных предметов и сразу догоню вас.
Ковен беспрекословно подчинился. Они уходили не оглядываясь.
- Думаю, ты соврала нам насчёт своего имени и на самом деле тебя зовут иначе, – внимательно проследив взглядом за понуро плетущимися в сторону леса сестрами, произнесла Залина. – А ещё ты старше, чем хочешь казаться. Но это уже не важно. Я дам тебе исцеляющий свиток. И оставлю тебе твоего молочного кролика, он может пригодиться. Однако это ещё не всё. Я также отдаю тебе последнюю копию схемы Монолита и свой животворный огонь. Это очень сильное снадобье, оно сделано на крови Высших и способно уничтожать целые города. Последствия применения одной лишь его капли ты можешь наблюдать вокруг.
Старейшина больше не скрывала своих чувств. Она вся поникла, потускнела и теперь выглядела как обычная глубоко несчастная пожилая женщина, вся жизнь которой обрушилась в одночасье и даже ни малейшей надежды на просветление в ней не осталось.
Она протянула похожий на антикварный амбарный ключ медальон с небольшой прозрачной капсулой в основании, внутри которой угрожающе медленно перетекал голубой огонёк. Проводница подставила ладонь, ведьма опустила на неё свой опасный подарок и на пару секунд задержала руку, всматриваясь в лицо Лускус пронзительными глазами цвета свежей весенней зелени.
- Используй его с умом, – сказала она. – Но главное, найди и убей эту гадину.