Глава 5. Союзники

Часть 1 "Нехорошее Место"
Глава 5-1
-----------------------------------

Мола чувствовал себя полностью раздавленным и обессиленным. Его колени были разбиты, один глаз заплыл, может даже вытек, а живот, спину, плечи и предплечья сплошь покрывали глубокие порезы, из которых сочилась густая почти чёрная кровь. Его не спасли ни поддетый под куртку самопальный пластиковый панцирь, ни тактические щитки из плотной резины, ни кожаные наручи.
Обрывочные воспоминания о тех напряжённых секундах яростного боя в желтоватом полумраке стали постепенно отходить на задний план, уступая полному физическому изнеможению. Обжигающая словно раскалённая лава боль под лопаткой продолжала активнее всего отдаваться в левой руке, но теперь также разливалась вдоль спины, постепенно захватывая всё новые и новые участки тела.
Он сделал ещё два неуверенных шага в темноте и привалился боком к едва различимой влажной стене.
«Я отравлен, – устало подумал он, – во мне их яд…»
Сегодня он потерял всех. Вообще всех. И едва ли кто-то из них сумел переродиться.
Четырнадцать подопечных с напарником остались далеко позади и об их существовании напоминали лишь свежие брызги крови на его засаленной одежде, но проводника это мало волновало. Он ощущал, как всё больше сковывает мышцы, как наливается чугунной тяжестью голова и мерцает, постепенно затухая, зрение.
Последнее, что он отчетливо видел там, позади – как его юный помощник, хрипя, ползёт следом, а из спины у него торчит фрагмент его же перерубленного позвоночника.
- Кранты, – сказал вслух Мола, непослушными пальцами нащупал и подцепил из нагрудного кармана свою флягу, жадно присосался к её горлышку.
Теперь осталось самое противное – получить допуск на новую жизнь и нырнуть в раздирающий на части, плотоядный жёлтый фрактал, надеясь, что тот выплюнет его с другой стороны не слишком изуродованным.
Он никак не мог понять, что сделал не так. Почему они вообще оказались в такой ситуации? Они ведь никому не мешали, не угрожали, не вредили, не мародёрствовали, не лезли не в свое дело, просто шли тихонечко мимо.
По всему выходило, что из Лихолесья они отправились прямиком в тщательно замаскированную засаду. Но какого черта? Кому они вообще могли понадобиться? Для чего?
Никому и ни для чего.
Здесь люди появлялись пачками и умирали пачками, постоянно, без конца. Сотнями, тысячами, возможно, миллионами. Порой даже не успев до конца материализоваться, произнести вслух своё первое слово и сделать первый шаг, просто мгновенно рассеиваясь в пространстве без малейшего следа и напоминания. Никто здесь людей не считал, ведь всем было известно – в междумирье ты заведомо покойник, пшик, ничтожество, крошечная пылинка в огромной равнодушной машине, ты не просто заменим, ты абсолютно никому не интересен.
Нет, разумеется, Мола был в курсе о секте поехавших аскетов-каннибалов, активно пропагандирующих отказ от любых удобств и житейских радостей, «благочестивую практику самобичевания» и «очищение» каждого подвернувшегося под руку путника посредством его ритуального поедания. Он знал также и о регулярно самозарождающихся на территории цветных городов бандах собирателей, готовых грабить и убивать ради чистой шмотки и палки колбасы. Или об отдельно взятых отморозках, при любом удобном случае воплощающих в жизнь свои садистские фантазии… Но всё же их вокруг было не так много. Порождения Зоны в любом случае превосходили их количественно, однако, как ни странно, они как раз не трогали людей без реальной необходимости. А большинство путников здесь просто выживали как могли, не лезли на рожон, сторонились чужаков и никому не вредили.
«Да, – подумал он. – Эти странные белые мутанты были так же удивлены нашему появлению, как и мы их. Они нас точно не ждали. Тогда зачем же они напали? Может мы им чем-то помешали? А может к той девчонке нельзя было прикасаться? Такая вот глупая случайность. И визитёры лишь недогляд, неудачное совпадение, чепуховина. И говорящая на ином языке девочка - просто глюк системы, а вовсе не…»
Ну не может такого здесь быть, никак не может. Не спускаются союзники ради банального убийства горстки и без того перепуганных людей, их планы всегда масштабны и грандиозны. Они тысячелетиями творят, что хотят, играя человеческими жизнями в шахматы. Они как бессмертные взбалмошные дети с безграничными возможностями, но и у них есть свои законы.
«Мелко, слишком мелко для них, – Мола потряс головой, выгоняя из неё в очередной раз накативший туман. – С другой стороны, белобрысая девчонка своей песней однозначно изменила материю, сходу превратив живых людей в послушную армию монстров, а это уже как бы магия уровня Высших…»
Он вздохнул и снова присосался к фляге.
Никогда ещё Зона такого безобразия на своих территориях не допускала. У неё всегда всё было четко и конкретно, по правилам, без вариантов, перемен, нововведений и послаблений. Маятник качается, колесо вращается, мир передвигается, тела отправляются на переработку, а души на повторный заход или прямиком в сумерки. Хорошо отлаженный веками механизм.
Следуй напоминаниям, реагируй на сигналы, не подставляйся, отслеживай и иди только вперед. Даже никаких особых тактик изобретать не надо – просто топай ножками и куда-нибудь да придёшь.
Целых тридцать четыре цикла он руководствовался этой простой истиной, и она его ещё ни разу не подводила. На его счету было пятеро выведенных и всего одна собственная гибель. Невиданная удачливость, если так подумать.
В его памяти снова всплыли мрачноватые перешёптывания в деревне лесных ведьм.
Что-то в этом мире явно шло не так.
«Да абсолютно всё здесь не так, – болезненно скривился Мола, ощупывая продолжающее отекать лицо. – Думаешь, впереди свет, а там мрак. Считаешь что-то правдой, а на самом деле это кривда. И вокруг сплошной туман, путаница, недомолвки и иллюзии. Нехорошее это место, гиблое…»
Он сполз по стене и прикрыл свои и без того незрячие глаза.
- Прошу допуск, – хрипло произнес он в пустоту.
В голове стояла мёртвая тишина.
Мола вспомнил ясноглазую Гемму, терпеливо ожидающую его возвращения в трейлерном парке неподалеку от сияющего огнями Сиреневого Города, и ощутил лёгкий укол вины. Она ведь так просила его повременить с очередной ходкой. Будто чувствовала, что всё может пойти не по плану. Но он в ответ лишь посмеялся над её опасениями, быстро собрался и ушёл, даже не обняв свою верную подругу на прощание. Ему тогда попросту было не до того.
А теперь перед его мысленным взором стояло её печальное лицо, просящий взгляд и искусанные губы.
И ведь когда-то он действительно любил её, а потом… а потом привык. Он почти перестал её замечать. Они больше не разговаривали взахлеб часами, не прислушивались к тревожному шёпоту сумерек, не любовались восходами, не обсуждали новости, не строили планы. Да что там, они уже почти не смотрели друг на друга, не касались друг друга даже случайно, лишь решали сиюминутные бытовые вопросы и ложились спать каждый на своей половине кровати.
Он привык к её присутствию рядом так же, как адаптировался к непредсказуемым сменам ландшафтов, к однообразной скудной пище, к тарахтению старого мотора, к запаху костра, пропитавшему его насквозь, к череде незнакомых лиц, к нескончаемым смертям вокруг.
Друзья, соратники, любимая женщина, подопечные – ему давно уже было на всех наплевать. Он только что оставил пятнадцать живых человек на верную погибель и ушёл, спасая собственную жизнь. Даже глазом не моргнул.
Его вообще больше ничего не трогало.
«Да это же я сам испортился, высох изнутри словно осенний лист, – с внезапным унынием осознал он. – Нужна ли мне ещё такая жизнь? Этот мир высасывает из меня человека капля за каплей, я уже совсем ничего не чувствую и не хочу. Ходячий труп. Так ли уж мне нужен этот шанс на выход за Предел или я просто привык, что надо куда-то идти? Зачем мне проливать кровь, ради чего? Ради людей, к которым я ничего не испытываю? Ради мифической свободы, которая неизвестно что из себя представляет?..»
Он подождал ещё, внимательно прислушиваясь к звуку мерно капающей воды неподалеку, затем повторил запрос.
Молчание. Зона не отвечала.
В его отуманенной голове чередой потекли медленные вязкие воспоминания о каких-то совершенно незначительных событиях из давнего прошлого, когда он ещё был бодр, инициативен и верил в то, что в его существовании есть хоть какой-то смысл. Все они были заполнены нестерпимо ярким солнечным светом и сливались в один тёплый приятный летний день.
Мола просидел так около часа, то вяло разговаривая сам с собой, то машинально повторяя свой позывной, чередующийся с официальным запросом на доступ к перерождению, а потом яд неведомых существ, с которыми ему довелось столкнуться в этом скверном месте, окончательно загасил в нём последние искры жизни, и потому он даже не почувствовал, как на него рухнул потолок.

Лускус очнулась от собственного сдавленного стона и некоторое время не могла понять, где она находится и что вообще произошло. Она ничего не видела, голова её гудела как бронзовый колокол, спина была выгнута, в поясницу, лопатки и затылок больно упирались какие-то крупные обломки, а сверху навалилась невероятная тяжесть, не дававшая сделать нормальный вдох.
Проводник завозилась, будто полураздавленная букашка, и поняла, что совершенно не чувствует правой руки вместе с плечом. Левая конечность была относительно свободна и даже не болела. На груди лежал какой-то огромный, пахнущий влагой и грибами объект, края которого нащупать никак не удавалось.
Задыхаясь, она еле слышно позвала Инауро по имени. Ни звука.
Подогнула одну ногу и тут же уткнулась ботинком во что-то мягкое, податливое.
«Надеюсь, это рюкзак», – без особой надежды подумала она.
От этого слабого движения наверху что-то чуть сместилось и на неё посыпались слипшиеся комья влажного песка и мелкие камешки. Лускус зажмурилась и задержала дыхание. Не хватало ещё сдохнуть, наглотавшись грязи.
Некоторое время она старалась не шевелиться, потом ощупала себя свободной рукой там, куда дотянулась. Шея была мокрой и липкой, но кровь уже остановилась. Очевидно, в момент падения она умудрилась разбить себе затылок, в может и руку заодно потеряла. Но в остальном всё было не так уж и плохо. Лежащая сверху махина придавила ей лишь грудь с животом, ноги и хвост завалены не были и даже позвоночник, судя по всему, не пострадал. Значит шанс выжить у неё ещё имелся. Пусть даже минимальный. Главное, суметь выбраться.
- Эй, рыжий, – снова позвала она и опять ей никто не ответил.
Щупы для псионической связи выстрелили в темноту и нашарили сперва то, что она сочла рюкзаком.
Нет, увы. Влажная кожа, череп, мягкие мозговые оболочки. И ни малейшего импульса внутри.
Рядом с ней лежал мертвец. Однако это определенно был не Инауро, поскольку Зона всё ещё не отметила момент его гибели стандартным сигналом о провале миссии.
«Надеюсь, это старуха…»
Щупы мягко вышли из погибшего мозга неизвестного человека и продолжили было исследовать пространство, когда до обострившегося в темноте слуха Лускус донеслись вдруг приглушённые шаркающие шаги.
Она замерла. Шаги тут же остановились. Прошло по крайней мере минуты три, прежде чем они возобновились.
Идущий шёл будто бы наощупь, еле перебирая крохотными ножками, и то и дело спотыкался о мелкие камни. Лускус молчала и почти не дышала, раздумывая, стоит ли вообще в сложившейся ситуации привлекать к себе внимание.
Звук шагов вновь прекратился, и она услышала тихий детский смешок. Хвост её непроизвольно дёрнулся, задев рассыпанные по полу обломки.
«Надо всё-таки будет научиться контролировать этот уродский отросток», – наморщилась Лускус, тщетно пытаясь дотянуться до зажатого под поясницей топора.
В ответ донёсся звук камня, чиркающего по металлу, и тут же где-то сбоку вспыхнул крохотный дрожащий огонёк, проявивший в окружающей мгле срез массивного потемневшего от времени и сырости бревна, лежащего поперек тела проводника. Не раздавило оно её только потому, что одним краем зацепилось за шаткую конструкцию, частично отвалившуюся от стены. Мало того, сверху над бревном располагался полуметровый завал горной породы, смешанной с белым песком, и следом несколько опасно зависших деревянных балок, сложившихся домиком.
Огонёк на минуту погас, потом зажёгся снова. Терять уже было нечего, ей наверняка заметили.
Не имея возможности нормально оглядеться по сторонам, придавленная обвалом Лускус болезненно скривилась и рывком набрала в грудь столько воздуха, сколько смогла.
- Кому-то тут очень весело, да? – просипела она, отворачивая лицо от сыплющегося песка.
- Du mistet din vei? – с вопросительной интонацией отозвался тонкий голосок и следом за ним раздались всё те же неуверенные шажки. – Hvor skal du?
Проводник на мгновение прикрыла глаза.
«Этот дурдом никогда не закончится, – утомлённо подумала она. – Я будто бы оказалась на бешено вращающемся колесе обозрения, которое уже готово слететь со своей оси. И ведь если оно сорвётся и понесётся, не разбирая дороги, я буду всё так же продолжать цепляться за его разрушающиеся конструкции поломанными руками и выбитыми зубами…»
- Миска динвей и воскаду, ага. Это как раз то, что я искала, – промямлила она.
- Luscus? – радостно воскликнул тонкий голос. – Jeg har ventet pa deg sa lenge!
Шаги резко ускорились и над лицом зажатого в завале проводника склонилась улыбающаяся светловолосая девочка с зажигалкой в руке. Позади неё стояли несколько взрослых человек в белом. Все они широко улыбались.
Эта сюрреалистичная сцена длилась меньше минуты, потом огонек опять погас. Следом раздалась непонятная возня, кто-то шумно понюхал волосы Лускус, сверху опять посыпался песок.
- Тише, тише, – сказал мужской голос.
Огонёк снова вспыхнул, но вдалеке.
Люди в белом теперь стояли метрах в десяти от завала, их стало ещё больше, чем прежде, а рядом как бледный призрак продолжала маячить девочка. Она сосредоточенно оглаживала шершавую поверхность нижнего бревна и, казалось бы, больше не обращала на Лускус никакого внимания.
- Да, я неслабо застряла, – глухо проговорила та и увидела мутный овал лица девочки, резко возникшей рядом.
Она снова улыбалась и была теперь так близко, что чувствовалось её влажное дыхание, а тонкие пряди распущенных волос щекотали шею проводника.
- Luscus, – нежно повторила девочка и вдруг плавно и без малейшего усилия приподняла край бревна.
Раздался треск расслаивающейся древесины и следом оглушительный грохот, от которого будто бы содрогнулась земля, а повалившиеся вниз комья грязи вперемешку с мелкими камнями на некоторое время оглушили и ослепили проводника. Пара гигантских балок, сложившихся в подобие крыши сверху, гулко рухнули слева и справа, подняв в затхлый воздух непроглядное облако песчаной взвеси.
Это было больно.
Лускус показалось, что её торс разорвало пополам, а правую лопатку вместе с рукой напрочь выдернуло из спины. Она сипло взвыла, ощущая, как рот забивается древесной щепой и хрустящими осколками базальта. Весь воздух разом вышел из лёгких, она сделала серию коротких судорожных вдохов и бессильно откинула голову. И тут же, вторя её крику, протяжный многоголосый вопль заполнил тёмный тоннель. Будто бы рядом заголосила толпа испуганных сумасшедших. Их пронзительные голоса лились слаженно, в унисон, образуя одну волну за другой, это даже отчасти напоминало пение, но без какого-либо намека на мелодию.
Лускус почувствовала, как её тащит и волочёт, отрывая конечность за конечностью, как её позвоночник скребется о камни, как безвольной плетью болтается правая рука. Её тело подняло в воздух, перевернуло, закрутило. А потом она выключилась, словно перегоревшая лампочка, провалившись в зыбкое беспамятство, отдалённо ощущая лишь слабую размеренную тряску.
Её несли на руках трое. Длинный хвост со скрежетом волочился по полу. Впереди был свет.
- Инауро, – каким-то дребезжащим голосом проблеяла она.
- In auro, In auro! – закивала идущая рядом девочка и трижды коснулась бока проводника своей миниатюрной прохладной ладонью.
- Инауро, Инауро! – многоголосо нараспев повторила окружившая их толпа.
Правая рука не действовала, но реагировала на каждый шаг острой болью, отдававшейся во всём теле. Несущие Лускус мужчины продолжали широко улыбаться.
Проводник зашипела сквозь зубы и с трудом задрала отяжелевшую голову, ожидая увидеть, что ей оторвало половину туловища, но всё было на месте и даже кровь ручьями на пол не стекала.
«Надо заканчивать, – подумалось ей. – Это какое-то тотальное безумие. Я ввязалась в то, с чем мне не справиться. Мне опять подсунули необычного мертвяка и весь мир разом из-за него спятил…»
- Я хочу пойти сама, – слабо сказала она, но её никто не слушал.
На выходе из тёмного тоннеля обнаружилась просторная хорошо освещённая зала, сплошь уставленная металлическими распорками, похожими на уродливые деревья с обстриженными кронами. Вдалеке возле высокого светлого алтаря толпились ещё человек пятнадцать-двадцать. Все они были одеты в просторные белые накидки поверх простых рубах со штанами, сальные волосы скрывали белые банданы, а на перепачканных изможденных лицах светились жизнерадостные улыбки.
Едва завидев вышедшую из темноты тоннеля процессию, люди в белом дружно заулюлюкали и подняли вверх руки.
Потом один из стоящих там заговорил. Часть слов были почти неразличимы, часть из них казались в принципе непонятными, но судя по интонациям, он то ли рассказывал сказку, то ли зачитывал неритмичный стих. Когда же он переводил дыхание, окружившие его люди издавали тихое горловое «ульк-иии» и совершали круговое движение руками.
Несущие раненого проводника мужчины начали аккуратно лавировать между близко поставленных распорок, а светловолосая девочка вприпрыжку побежала вперёд.
- Белое! – громко выкрикнул бородатый мужчина у алтаря, и толпа торжественно поникла головами.
Он медленно нагнулся и достал что-то снизу.
Предмет был размером чуть больше его головы, немного поблескивал на свету и казался полупрозрачным. Внутри него медленно шевелился не то плотный сгусток белого дыма, не то что-то вроде ожившего клубка пушистых ниток.
Толпа безмолвствовала.
Наконец несущие Лускус люди миновали все перегораживающие залу распорки и приблизились к алтарю, который при ближайшем рассмотрении оказался дряхлой деревянной дверью, густо выкрашенной светлой краской. Поверх неё проступало полустертое примитивное изображение дерева.
Дверь стояла, под углом прислонённая к бревенчатой стене.
Предмет же в руках бородатого мужчины был заурядной пластиковой трёхлитровой бутылью, кое-как обрезанной и сплющенной сверху. Внутри неё копошилось что-то живое.
Девочка, остановившись возле мужчины с бутылём, повернулась к Лускус и улыбнулась одними губами.
- Det er en mjolkhare, – сказала она и ткнула пальцем в пластиковый бок.
Пушистое существо внутри ёмкости словно взбесилось, оно начало судорожно биться и подпрыгивать, а потом резко обмякло и насторожённо подняло вверх длинные белые уши. По пушистому тельцу его пошла рябь, и оно будто бы закипело, извиваясь и вспучиваясь беззвучно лопающимися дымными пузырями. Лишь пара круглых карих глаз не мигая смотрела в толпу.
Толпа радостно заулюлюкала.
Мужчина с растрёпанной бородой медленно опустил бутыль с проявившимся внутри кроликом на земляной пол, сунул внутрь руку, ухватил животное за уши и не сразу, но вытащил наружу. Существо тянулось как склизкая тряпка, прилипало к стенкам и расплёскивалось по дну ёмкости.
Двое из людей в белом, всё это время стоящих по бокам импровизированного деревянного алтаря, шевельнулись. Один из них не без усилия отлепил тяжёлую дверь от стены, второй потянул на себя блестящую металлическую ручку, и створка распахнулась. За ней было новое место, заполненное густым туманом.
Мужчина с вытянувшимся уже ниже уровня его колен эластичным кроликом как следует размахнулся и аномальное животное полетело в туман. Следом за ним туда же, словно мешок картошки, зашвырнули слабо сопротивляющуюся Лускус.
Перед самым закрытием двери она успела увидеть, как радостная светловолосая девочка с медовыми глазами раскрылась будто бутон цветка, выстрелив в окружающее пространство сотней инфернальных пепельно-серых стрекающих щупалец.

Она лежала ничком на жёстком ковре седого мха посреди реликтового леса и слушала как дышит под ней просыпающаяся земля. Пронзительно пахло замёрзшей почвой, грибами и прелой листвой. Тягучий водяной пар низко стелющегося тумана оседал на ресницах, волосах и коже микроскопическими капельками воды. Зелёное месиво над головой шумело словно океан. Необъятные тысячелетние древесные стволы, будто бы вмурованные в плотную сеть косматых лишайников, тянули вниз жуткие чёрные пальцы, а макушки их терялись в стремительно наливающемся предрассветной голубизной небе. Где-то в вышине человеческим голосом закричала птица, ей откликнулась ещё одна.
Лускус чувствовала себя оглушённой, а своё тело ледышкой, разбитой вдребезги. Правая рука от кончиков пальцев до локтя потеряла чувствительность, зато ближе к плечевому суставу надёжно угнездилась интенсивно пульсирующая боль. Ушиб, вывих или перелом?
Неподалёку валялся рюкзак с торчащей из бокового кармана рукоятью топора. Когда и как это всё здесь очутилось, она не помнила. Видимо, белые люди из-под завала достали не только её саму, но и весь её скарб.
Из-за широкой лямки рюкзака немигающим взглядом на неё смотрел растекшийся по мху кролик, кончики его длинных ушей нетерпеливо подрагивали.
- Всё страньше и страньше, – треснутым голосом проговорила Лускус и, едва удержав рвущийся из горла стон, перевернулась на левый бок.
Она некоторое время так лежала, не шевелясь из опасения, что притупившаяся было боль вернется. Потом села, осторожно придерживая пострадавшую руку другой, перевела дыхание и, покачиваясь, поднялась на колени.
«Давненько же я не была в настолько отвратном состоянии», – сокрушенно подумала она и часто заморгала, отгоняя мелькающих перед глазами предобморочных чёрных мушек.
С трудом поборов накатившую дурноту, проводник подцепила рюкзак и на четвереньках отползла в сторону ближайшего дерева под прикрытие торчащих из земли корней. Прежде чем бросаться в новую авантюру или хотя бы попытаться разобраться в произошедшем, следовало оценить нанесённый ущерб.
Из несомненных плюсов – она жива, сохранила рассудок и даже способна самостоятельно передвигаться. К тому же в рюкзаке обнаружилась провизия и лёгкое шерстяное одеяло.
Из минусов – подопечного снова похитили, её лицо опухло, губы разбиты, сосуды в глазах полопались, тело сплошь покрыто синяками и ссадинами, шея с верхней частью спины ободраны до мяса и залеплены песком, волосы слиплись от пропитавшей их крови, живот и бок выглядят сплошной гематомой, а правая рука раздулась до состояния уродливого сизо-пунцового овоща и её невозможно распрямить. Сколько по времени всё это будет заживать? Две недели? Три? Месяц?
«Да лучше бы я сдохла», – рассудила Лускус.
То и дело морщась, она осторожно ощупала похрустывающие нижние рёбра, кое-как отмылась от свернувшейся крови, надежно зафиксировала ремнем больную конечность, потуже намотала снятую кофту вокруг живота и ненадолго замерла, прислушиваясь к внутренним ощущениям.
Было бы неплохо отыскать заросли уснеи и как следует ей обложиться, но сил на поиск целебного лишайника пока не хватало. Благо ускоренная регенерация потихоньку делала свое дело, накатывающая жгучими волнами боль отступала, да и в целом Лускус чувствовала себя скорее тяжело больной, но уже хотя бы не умирающей. Оставалось понять, как быть дальше.
«Ну вот и зачем они меня сюда запорталили? Зачем дали мне это? – она скосилась на торчащие из-за ближайшего куста белые уши. – Помощь? Ведь девчонка совершенно точно знала моё имя и будто бы даже ждала моего появления…»
Она напрягла свою память, перебирая в уме все истории, что ей когда-либо рассказывали другие, и не припомнила ни одного случая безобидного чаепития с мусорщиками, не говоря уже о жутко милых девочках с щупальцами, делящихся едой и указывающих путь рядовым перерожденцам.
Ну, хотя бы с подлой монашкой всё было более-менее понятно. Неизвестная морщинистая тварь в рубище действительно устроила весь этот цирк, чтобы остаться с её подопечным наедине, а потом и вовсе его украсть – то ли чтобы сожрать потом в своей уютной пещерке, то ли чтобы…
«Чтобы что?» – Лускус не представляла, какого хрена могло понадобится этому существу от парня и по какой причине тот до сих пор жив.
Реликты постепенно оживали. В высоких папоротниковых зарослях деловито зашуршали существа, похожие на воздушные шары с бахромой, они выбрасывали вверх длинные конечности, ловя на лету очнувшихся от сна разноцветных бабочек. В густых кронах засвистели птицы и засияли тонкие паутинные нити, а в покачивающихся столбах света закружились поднявшиеся в воздух лимонно-жёлтые грибные споры. С запада подул свежий ветер, окончательно прогоняя застрявший в низинах туман. Правда вся эта благодать длилась недолго, поскольку спустя некоторое время этот же ветер принёс с собой отчетливый запах гари.
Лускус поначалу хотела было это проигнорировать, задумчиво пережевывая заботливо подсунутое белыми сектантами вяленое мясо и то и дело отмахиваясь от зудящих над ухом кровососущих насекомых, но тут в игру включился таинственный кролик. Он незаметно выскользнул из своего убежища и теперь сидел прямо напротив неё, внимательно таращась выпуклыми карими глазами.
- Что? – беззвучно спросила проводник.
Кроль повёл ушами и словно растянутая пружина крутанулся вокруг самого себя так, что его живот остался обращён на неё, а передние лапы, грудь и морда указывали ровно в противоположном направлении.
- Ага, – понимающе кивнула Лускус, – ты решил порадовать меня чудесами акробатики.
Кролик, не меняя позы, издал барабанную дробь задними ногами.
- Понятно. Теперь ты моя путеводная звезда и я должна следовать за тобой, так? – она одной рукой неторопливо убрала еду с водой в рюкзак и с трудом, опираясь на шершавый ствол поросшего лишайником дерева, поднялась на ноги. – Ну, давай попробуем.
Зверь резко сорвался с места и стрелой занырнул в пышные заросли папоротника напротив, но не убежал совсем, а замер там как вкопанный, оставив на виду лишь оттопыренный узкий зад с коротким хвостом.
- Не, ну это трэш, – промямлила Лускус и отправилась вслед за белым кроликом.
Разумеется, будь она сейчас в хорошей физической форме, этот путь не доставил бы ей особых хлопот. Мало того, она даже получила бы от этого своеобразное удовольствие, однако теперь каждый шаг приносил лишь боль и любой полусгнивший ствол поваленного дерева, торчащие из земли корневища, рыхлый мох или даже банальная шишка, оказавшаяся под подошвой, казались тем ещё испытанием. Она переходила от дерева к дереву и, как на костыли, опиралась на стволы и нижние ветви, задыхаясь от недостаточного количества воздуха, просачивающегося в отбитые лёгкие.
Уже спустя минут двадцать такой ходьбы Лускус обнаружила, что еле тащится, а налитые свинцовой тяжестью ноги вот-вот откажут. Пришлось сделать привал.
Она сползла на землю, нянча свою распухшую руку и покрываясь холодным потом. Кролик без малейшего стеснения вскарабкался к ней на ноющее колено и растянулся, по-собачьи уткнувшись мордой в бедро. От него шло приятное тепло и проводник не стала его прогонять, хотя её несколько тревожили его торчащие из-под чёрной верхней губы длинные кривые зубы.
Затем они шли ещё часа полтора, то и дело преодолевая хлюпающие под ногами ручейки, неустойчивые кочки, завалы зелёных валунов и заросли колючих кустарников. За это время синее небо заволокли низкие тучи, ощутимо похолодало и закапал противный мелкий дождь.
Лускус достала из рюкзака одеяло и накрылась им с головой.
Ноги её уже почти не болели, а уродливая пунцовая рука стала чуть больше походить на нормальную и даже в кончиках пальцев появилась относительная чувствительность. Лишь животу было пока хуже всего – казалось, все кишки внутри не только оторвались, но и как попало перемешались.
- А знаешь, это ведь я ещё относительно везучая, – сказала она скачущему впереди кролю. – Будь я обычным человеком, меня можно было бы сразу списать со счетов и ни о каких пеших походах по пересеченной местности даже речи бы не шло. Я до сих пор валялась бы как старая ветошь под тем завалом, а потом тихо сдохла от какого-нибудь внутреннего кровотечения с перитонитом. А тут на-ка тебе, иду и даже почти не хромаю. Как там Инауро сейчас, интересно?
Она вспомнила его грустные глаза и поникшие плечи, ощутив очередной прилив тревоги.
Было время, когда её мало заботили страдания подопечных. Да что там, ей было на них откровенно наплевать – она только выполняла возложенные на неё обязанности, качественно, дотошно, но абсолютно безэмоционально, ни к кому не привязываясь. Она попросту отказывалась думать о других, переживать за них, колебаться. Она считала, что привязанность к кому-либо это худшая из человеческих слабостей, что все те, кто слишком много думает о других – первые кандидаты на попадание в сумерки. И да, большую часть жизни ей такой подход помогал, но потом что-то приключилось, и она начала запоминать не только лица своих подопечных, но и их имена, индивидуальные характеристики, личные истории. Сама того не желая, она стала видеть в них вовсе не абстрактных персонажей игры, а настоящих живых чувствующих и думающих людей.
«Наверное это же чувствуют старики, у которых не осталось ничего, кроме воспоминаний из прошлого», – с печалью подумала Лускус и увидела следы отдалённого пожара.
Сперва это был лишь лёгкий оттенок гари в зелени и ошмётки седого пепла, осевшие на ветвях. Однако кролик вёл её дальше и совсем скоро они набрели на первую выгоревшую поляну, которую словно бы слизнуло гигантским огненным языком. Редкая трава на ней ещё местами тлела, мох с лишайниками спеклись в хрупкую серо-бурую массу, кора на деревьях обуглилась и покрылась маслянистой сажей. Выходит, пожар бушевал тут совсем недавно.
Лес на глазах преображался. Буйная растительность постепенно сменилась депрессивной черной пустошью с торчащими будто древние кости остовами недавно ещё величественных деревьев, гигантские папоротниковые заросли скукожились и теперь походили на бесформенные колючие кочки, мох под ногами хрустел и рассыпался в пыль. Посеревшее дождливое небо лишь усиливало эту гнетущую атмосферу.
Опять зарядил дождь.
Лускус медленно продвигалась вперед, поглядывая на скачущую впереди живую белую молнию и то и дело притормаживала возле особо непролазных завалов.
Спустя примерно час такого пути изуродованные пожаром заросли стали гуще, колючий кустарник злее, а поваленные стволы совсем уж огромными и проводник решила снова дать себе возможность передохнуть. Завернувшись поплотнее во влажное одеяло, она осторожно опустилась на небольшой пригорок и достала провизию.
Кролик вернулся, но никак не хотел сидеть смирно. Его словно бы подбрасывало и ломало, он громко топотал лапами, растягивался как жёваная жвачка и зигзагами ползал вокруг одного и того же разорванного пополам пня. Его нос был перемазан сажей, а уши нервно трепетали.
- Спокойствие, мой друг, только спокойствие, – задумчиво протянула проводник, – я хоть и не человек, но все ещё нуждаюсь в отдыхе. Это тебя вон магическим ключиком в тугую пружину закрутили, а у меня столько энергии и сил нет.
Очередной порыв холодного ветра принес неясный заунывный звук. Будто бы где-то вдалеке рыдала и вскрикивала женщина. Затем к ней присоединилась ещё одна. Лускус было решила, что это стая падальщиков наконец нашла чем поживиться, но прислушавшись, различила чередующиеся с плачем причитания, в которых прослеживались вполне человеческие интонации.
Она быстро проглотила очередную порцию мяса, запила его водой и переместила топор из рюкзака в чехол на поясе.
- Ну, пошли посмотрим, – сказала она кролику, который тут же стрелой метнулся вперёд и замер метрах в пятидесяти.
Лускус не спеша догнала его и тоже встала.
Перед ней открылся вид на глубокую лощину с небольшим озером посередине и множеством жилых построек вокруг него.
Впрочем, это раньше их можно было бы назвать «постройками», теперь же они скорей напоминали изуродованный разложением остов дракона, улёгшегося дугой вдоль кромки воды. Дома были сожжены дотла, растоптаны и взорваны, обугленные просевшие крыши лежали на фундаментах, ставни с остатками выбитых витражных стекол болтались на искорёженных деревьях, а доски от стен и заборов буквально разметало по всему периметру. Мало того, здесь словно бы сама земля вздыбилась и накренилась, отчего часть зданий оказались наполовину погребены в узких зияющих провалах. Менее всего, пожалуй, пострадала лишь церковь с готического вида колокольней, да и та покосилась и теперь указывала в небо будто скрюченный костлявый палец.
Затихшие было причитания возобновились и Лускус наконец разглядела скопление людей на левом берегу. Их было совсем немного, человек десять-пятнадцать. Большая часть понуро стояла без движения, лишь трое или четверо фигур ползали и бились в корчах у самого края воды, то и дело трагически вскидывая вверх руки.
Случившаяся здесь катастрофа имела явно самые нехорошие последствия и возможно в руинах поселения скрывалось множество мёртвых тел.
Лускус огляделась в поисках приемлемого места для спуска.
Она понятия не имела, зачем ей туда, но путеводный кролик привел её к этим развалинам явно не просто так.
На краю выгоревшего обрыва неподалёку виднелись остатки обтёсанной временем и многочисленными ступнями каменистой тропы. Туда-то ей и надо было.
Потуже затянув лямки рюкзака и обмотавшись одеялом крест-накрест наподобие удлинённой телогрейки с капюшоном, Лускус начала длительный спуск.
Кролик последовал за ней.

- Залина, – мягко повторила одна из стоящих рядом женщин, – сёстры ждут. Ритуал следует завершить до наступления времени мёртвых, иначе мы не сможем проводить их достойно.
Залина, не моргая, смотрела на водную гладь. Губы её обветрились, слёзы нескончаемо текли по впалым щекам, седые волосы трепал холодный влажный ветер. Возле ног бились босые плакальщицы, а из-под толщи воды на них равнодушно взирали обескровленные лица завёрнутых в саваны погибших. Их было слишком много.
«Четыре сотни циклов, – думала старейшина, – четыре сотни циклов мира и благоденствия и вот всё кончено. Оракул ошибся. Краснота покинула нас, мать бросила своих преданных дочерей…»
Она до боли стиснула в побелевших худых пальцах древний амулет, чуть помешкала, а потом одним движением сорвала его с груди и зашвырнула далеко в озеро. Символ веры с еле слышным всплеском ушёл на дно.
Плакальщицы заголосили ещё громче, исступленно выдирая у себя клочья волос и раздирая кожу длинными ногтями.
- Мантию, – сурово приказала Залина и двое сестёр тут же накинули ей на плечи тяжёлый, расшитый металлом и звездами плащ, ещё одна протянула деревянную коробочку с церемониальной краской.
Старейшина подчёркнуто медленно окунула в пигмент верхние фаланги пальцев и в сопровождении свиты мрачно прошествовала к одному из береговых алтарей, где уже были заготовлены все необходимые для похоронного ритуала элементы.
Плакальщицы наконец притихли и замерли, погрузив свои ладони в воду. Сёстры выстроились в круг и опустили головы.
- Отныне ты мертва, – протяжно и сильно провозгласила Залина и зажгла одинокую свечу, – но никто никогда не должен умирать в одиночестве, я помогу тебе в твоей смерти. Есть только любовь…
Сестры издали мелодичный стон.
- Величайшая тайна! Я выйду за пределы своего страха, я открою свое сердце и свои глаза в свете этой любви. Наши жизни созданы из многих других, и мы в свою очередь даём кому-то жизнь. И будучи здесь, с тобой после твоей смерти, мы славим твою жизнь.
Женщины запели. Их хрупкие белые руки медленно описали в воздухе полный круг и соединились на животах.
- Ты покинула свою семью. Ты лишилась пола, как телесного, так и духовного. Ты оставила своё тело позади, ибо мир иной недоступен для имеющих тело. Ты забыла все прежние горести и радости, ибо мир иной недоступен для имеющих память. Ты забыла своих любимых, ибо мир иной не доступен для тех, кто привязан к живым. Но мы помним тебя. Иди в летние земли, дорогая сестра, иди и не оглядывайся.
Залина дунула на трепещущее пламя свечи и с глубины озера поднялись миллиарды пузырьков воздуха. Мертвецы стремительно уходили на дно.
Женщины синхронно опустились на колени и запели громче, их голоса дрожали, в глазах стояли слезы, но мелодия уже не казалось грустной, наоборот – в ней было чувство свободы и неимоверного облегчения.
- Ныне Богиня, Великая Мать забирает тебя обратно, – дрогнувшим голосом произнесла старейшина и, повторив за сёстрами движение руками, сложила их в замок на своём животе. – Лоно её станет вместилищем твоего покинутого тела. Твоё тело ныне подобно семени, что даст жизнь новым росткам.
Плакальщицы поднялись и присоединились к поющим.
Новый порыв ветра покрыл поверхность воды мелкой рябью и тут же, сами собой, на всех алтарях, через равные промежутки расставленных вдоль берега, разом возникли алые как кровь танцующие огоньки.
Женщины замолчали, доставая из складок одежды небольшие поясные мешочки с заготовленной для ритуала пищей. Их лица казались сосредоточенными, но грусти на них уже не было.
«Дальше как-нибудь сами», – подумала Залина и скинула с плеч мантию.
Несмотря на по всем правилам проведённую церемонию погребения, в душе её сохранялась тревога. Она попросту не знала, как дальше быть. Восстанавливать поселение смысла не имело – эти земли погибли и до следующего цикла всем её оставшимся в живых сёстрам предстояло найти новую обитель. Идти в соседнюю деревню тоже было бессмысленно, их там всё равно бы не приняли. Лесные ведьмы всегда жили закрытыми коммунами и новых к себе не брали. Самозванка разом уничтожила весь их ковен и то, выживут ли остальные, теперь являлось лишь вопросом времени. Конечно, они могли на время укрыться в лесах, построить шалаши и постепенно вернуться к торговле со случайными путниками, но слишком многое было потеряно навсегда.
Она тоскливо оглянулась на покосившееся святилище. И обомлела, увидев рядом с ним одиноко бредущую фигуру замотанного в длинную серую хламиду чужака. Лица на таком расстоянии видно не было, но то, что это именно чужак, она не сомневалась.
Некоторые из сестер тоже его заметили и повскакивали со своих мест, пока остальные спокойно заканчивали ритуал у озера.
- Залина? – испуганно обернулась к ней одна из плакальщиц.
- Вижу, – отозвалась старейшина.
Им надо было срочно уходить. Нового столкновения мог не пережить никто.
- Нам с Далией встретить? – рядом беззвучно возникла одна из боевых ведьм, лицо её было мрачным.
- Нет, – Залина подняла руку в останавливающем жесте, – чужак ещё далеко. Скажи остальным собираться. Мы покидаем обитель.
- Но это лишь один чужак. Мы вдвоём…
- Нет, – твердо повторила старейшина. – Самозванка тоже была одна.
Рвущаяся в бой сестра смущённо потупилась и, с почтением поклонившись, отправилась в сторону озера.
- Мы уходим, – еле слышно произнесла старая ведьма и машинально нащупала медальон с животворным огнём.
Степень её отчаяния казалась сейчас беспредельной, но окружение не должно было увидеть ни малейшего проявления слабости. Она несла ответственность за жизни этих женщин, за их будущее потомство, за потомство их потомства, и конечно же за потерянные жизни всех, кто ушёл сегодня в вечность. Ведь это, по сути, они, старые, были виноваты во множестве нынешних смертей, поскольку дерзнули противопоставить себя неизвестному могущественному существу и ответили огнём.
Перед её глазами до сих пор стояли бегущие по улицам живые факелы, тающие как воск в языках пламени лица детей и обожжённые до костей руки их матерей, а в ушах звучали вопли умирающих в баррикадах собственных домов. И над этим всем парил непостижимый враг с лицом её любимой подруги детства и крушил, и растирал в пыль всё, что они так долго вместе строили.
Залина незаметным движением вытерла повлажневшие глаза и начала быстро складывать разложенные возле центрального алтаря реликвии в заплечный мешок. Остальное из того, что удалось спасти в окружающем хаосе, уже собрали сестры.
Чужак миновал заваленный вход в святилище, но шёл так медленно, что, даже не ускоряя сборы, ведьмы могли бы легко скрыться от него в окружающем лесном массиве.
- Будем ставить заградительные заслоны? – к старейшине приблизилась вторая боевая ведьма, та, которую звали Далией.
Она была моложе своей напарницы, но уже не единожды проявила себя как отличный тактик.
Залина кивнула, аккуратно пряча в мешок хрупкий драконий череп, проросший насквозь красными кристаллами.
- Через каждые шестьдесят футов, трижды, – сказала она, чуть подумав, – мы не знаем кто это.
Далия молча отошла в сторону и сразу же начала готовить путь отступления.
- Подождите! – раздался еле слышный крик.
Залина вскинула голову. Голос был молодой, звонкий, девичий.
- Подождите, я не враг! – снова прокричала идущая, остальные её слова отнесло в сторону порывом ветра.
Старейшина поднялась на ноги, оправляя подол платья.
- Процерус!.. Мена…
Далия вопросительно оглянулась. В её руках был замедляющий порошок.
- Подожди, – остановила её Залина.
- Процерус… – как заклинание повторила идущая вдалеке и помахала рукой.
Ведьмы зашушукались.
- Странница, остановись! – с вызовом рявкнула Далия. – Ни шагу дальше!
Идущая встала.
- Мне нужен… – её голос сорвался и слова остались неразличимы. – Процерус сказал…
Вторая боевая ведьма уже стояла рядом с напарницей, прижимая локтём приклад многозарядного арбалета.
Залина знала это имя. Процерус был одним из самых древних смотрителей, умел управлять погодой и ведьмы с ним не враждовали. Но в целом с ним контактировали очень немногие, а значит дело скорей всего действительно принимало серьёзный оборот.
- Переговоры, – скомандовала старая ведьма и из сбившихся в кучку сестёр тут же выступила вперёд одна. – Остальные держат оборону и готовятся уйти на север сразу же по моему сигналу.
- Сопровождение? – сухо спросила Далия.
- Нет.
Роль переговорщицы досталась одной из молодух, она явно волновалась, но была полна решимости. Бросив короткий взгляд на старейшину, она подняла обе руки в приветственном жесте и пошла навстречу незнакомке.
Более получаса ничего особенного не происходило.
Женщины терпеливо ждали, никуда не расходясь, и внимательно наблюдали сперва за тем, как молодая ведьма преодолевала завалы разрушенных строений, потом как она некоторое время беззвучно разговаривала с неизвестной и как затем торопливо возвращалась тем же путём.
- Это проводник, – чуть запыхавшись, сообщила всем присутствующим переговорщица, – зовут Сагитта. Она лично знакома с древним и сильно пострадала в бою с кем-то, кого мне назвать отказалась. Просит излечения, про мену солгала, её нет. В ответ обещает протекцию, информацию и треть плитки «особого шоколада».
Кто-то из ведьм презрительно фыркнул.
- Невыгодно, – подтвердила старейшина.
- А ещё у неё есть странный заяц, которого она от меня прятала, но я всё равно увидела.
- Чем странный? – насторожилась Залина.
- Он не фауна, рукотворный. Но живой. И от него за несколько ярдов разит Высшими.
- А вот это действительно любопытно. Спасибо, дорогая, – старая ведьма одобрительно погладила наблюдательную молодуху по плечу и сделала незнакомке знак, что той теперь разрешено подойти ближе.

Действовать следовало аккуратно.
Ещё недавно высокомерные ведьмы теперь выглядели раздавленными, напуганными и были готовы сбежать при первом же неосторожном телодвижении. Подобная реакция, с учётом сложившейся ситуации, казалась предсказуемой.
- Присядь, странница, – тихо проговорила старейшина.
Она была статной, строгой, с мудрыми печальными глазами и только что похоронила в озере большую часть своего ковена, потому Лускус решила, что едва ли такая женщина пожелает драться.
- Я не враг, – повторила проводник, передала своё оружие с рюкзаком двум крайне напряжённым охранницам и осторожно опустилась на холодную землю. – Мне нужна лишь помощь.
Старейшина молчала, пристально глядя на гостью.
Скучившийся на небольшом отдалении ковен походил на стаю нахохлившихся ворон.
- У тебя на голове антенны как у насекомых, – спустя минуту заметила старая ведьма. – Какая у них функция? И что ещё от нас сокрыто?
Лускус смутилась, она не знала, что некоторые порождения междумирья способны распознавать такие нюансы.
- Это дополнительный орган чувств, не более того, я редко им пользуюсь, – отозвалась она. – Остальное настоящее, видимое и ощутимое.
Старейшина кивнула и сложила руки на коленях.
- Моё имя Залина, и я слушаю тебя, странница.
Проводник вздохнула и на мгновение прикрыла глаза, пытаясь сформулировать свой запрос максимально чётко.
- Дело в том, что мне нужно излечение после смертельной ловушки. Моя регенерация ускорена, но тем не менее организм восстанавливается слишком медленно, а впереди долгий и непростой путь. Я слышала от Процеруса, что у вас есть средства для мгновенного исцеления, а не только стимуляторы. Я…
- Нет, – спокойно перебила её ведьма, – меня интересуют подробности.
- Подробности чего? – не поняла Лускус.
Старейшина скептично повела тонкой бровью.
- Подробности всего. Дашь на дашь. Мы в принципе согласны помочь тебе без мены, но нужно больше информации. Я тебя не знаю, я тебе не верю, ты для нас чужая и нам всё равно, что будет с тобой дальше. Сейчас важно лишь твоё прошлое. Дай мне повод тебе доверять.
Проводник замялась.
Она не была уверена, что ведьмам стоит знать действительно обо всем, особенно о её недавнем столкновении с загадочной светловолосой девочкой, говорящей на ином языке.
- Лаадно, – протянула она. – Ну, в общем, я шла по этапу со своим подопечным, мы только заключили договор и выступили, но в Песках на нас сразу же напала неизвестная женщина. Она закинула нас в подземную ловушку, я пострадала, но сумела оттуда выбраться, мой подопечный остался жив, однако исчез, и вот теперь я ищу его. На ваше поселение… на вас набрела почти случайно, просто было больше некуда идти. Мешать не хотела.
- Что насчёт рукотворного зайца? – неожиданно спросила старейшина, глядя куда-то в сторону.
- Кого рукотворного? – осеклась Лускус.
«Блин, увидели всё-таки кроля», – она ощутила досаду, подозревая, что её обман вот-вот раскроется.
- А, поняла… Я нашла это странное животное в ловушке и подумала, что оно может мне пригодиться. Правда пока не знаю, чем именно.
- Покажи, – выражение лица ведьмы по-прежнему было непроницаемым.
Лускус нехотя запустила свободную левую руку в складки намотанного на тело одеяла и, нащупав тёплые кроличьи уши, вытащила его наружу. Животное не сопротивлялось и в целом казалось издохшим. Его выдавали лишь слабо подрагивающие усы.
Старейшина почти не изменилась в лице, хотя проводник заметила, как расширились её зрачки.
- Колдовской кот, – всё так же безэмоционально проговорила Залина. – Молочный кролик. Тебе известно, что это сильный магический артефакт?
- Нет, конечно, откуда.
Ведьма снова кивнула.
- Мы готовы обменять твоё излечение на него. И добавить ещё что-то сверху. Подумай об этом. А пока предлагаю тебе разделить с нами трапезу. Мы скоро покидаем это место навсегда и нам следует подкрепить силы перед дальней дорогой.
Пока молодые ведьмы торопливо разжигали на берегу костёр и готовили над ним в трёх небольших чугунках, остальные мрачно молчали. Есть никто особо не хотел.
Напряжение буквально витало в воздухе – пара охранниц то и дело внимательно окидывали взглядом окрестности и не снимали рук с оружия, другие судорожно стискивали в ладонях крошечные мешочки с защитными зельями. Даже старейшина была натянута как струна, готовая вот-вот лопнуть. Глиняная чашка с душистым травяным сбором в её руке стремительно остывала.
- А могу я спросить, что тут произошло? – не сдержалась наконец Лускус.
- На нас напали, – просто ответила Залина, – сама же видишь. Мы сражались, но наших сил не хватило.
Юная босоногая ведьма с опаской протянула проводнику большую пиалу и сразу же отошла в сторону.
- Я всегда полагала, что вам сложно противостоять, – Лускус с удовольствием отхлебнула предложенного ей густого горячего супа. – Женщина, атаковавшая нас с подопечным в Песках, по-моему, была из ваших, и она оказалась ну очень уж сильной. Она буквально одним словом обрушила целый пласт земли и...
Вокруг вдруг воцарилась такая тишина, что Лускус расслышала, как моргают её ресницы.
Ведьмы смотрели на неё с нескрываемым ужасом. Одна из молодух выпустила из рук снятый с огня котелок и выплеснувшееся оттуда варево чуть не ошпарило ей ноги.
- Эта женщина походила на лесную ведьму? Говори! – чашка Залины покатилась по земле, а сама она быстро поднялась и отступила на полшага назад. – У неё было старое лицо со светящимися как лава пунцовыми глазами?
Лускус открыла было рот и сразу закрыла.
- На ней были чётки, амулеты и широкополая шляпа?
В глазах старейшины появилось новое выражение – плохо скрываемая ярость.
- Я так понимаю, она и здесь побывала, – ответила Лускус.
Ковен дружно взвыл.
- Самозванка! – закричала старая ведьма. – Она скрыла себя под ликом моей ближайшей подруги и убила наших сестёр! Поведай мне о ней ещё, странница, – ведьма одним прыжком оказалась рядом и заглянула проводнику в лицо. – Поведай мне об этой твари всё, что знаешь, и я сделаю для тебя всё, что просишь!
Они долго слушали не перебивая.
Лускус подробно рассказала про обстоятельства встречи с поддельной монашкой, припомнила все подслушанные в сумерках разговоры, поделилась своими догадками насчёт мужского тела под личиной старухи и особо красочно описала момент, перед которым их утянуло под землю.
В некоторые моменты ведьмы начинали перешептываться и кидать друг на друга многозначительные взгляды, а иногда просто негодующе вскрикивали.
- Мы не сразу заметили подмены, – печально призналась Залина, когда Лускус завершила свой рассказ. – Она пришла к нам за схемой Шагающего Монолита. Не знаю, зачем он ей понадобился, я не спрашивала, я ей доверяла, – её глаза снова потемнели от гнева. – Она даже спала в моём доме. А потом в деревню вернулись торговки и поведали, что все старейшины соседского ковена жестоко и вероломно убиты несколько сумерек назад в своих домах, и никто не знает, кто их убийца. Лэйнани была из той самой деревни и её имя значилось в списке погибших. Вот только тогда мы распознали подделку, но было уже слишком поздно…
Пока они говорили, тучи над выжженой пустошью рассеялись и небо начало наливаться яркими предзакатными красками.
- Пора уходить, – напомнила безмолвствующая до этого Далия.
- Да, – согласилась старейшина и окинула тоскливым взглядом родную лощину. – Я хочу лишь отдать нашей гостье несколько очень важных вещей и сразу догоню вас.
Ковен беспрекословно подчинился. Они уходили не оглядываясь.
- Думаю, ты соврала нам насчёт своего имени и на самом деле тебя зовут иначе, – внимательно проследив взглядом за понуро плетущимися в сторону леса сестрами, произнесла Залина, – но это уже не важно. Я дам тебе исцеляющий свиток. И оставлю тебе твоего молочного кролика, он может пригодиться. Однако это ещё не всё. Я также отдаю тебе последнюю копию схемы Монолита и свой животворный огонь. Это очень сильное снадобье, оно сделано на крови Высших и способно уничтожать целые города. Последствия применения одной лишь его капли ты можешь наблюдать вокруг.
Старейшина больше не скрывала своих чувств. Она вся поникла, потускнела и теперь выглядела как обычная глубоко несчастная старая женщина, вся жизнь которой обрушилась в одночасье и даже ни малейшей надежды на просветление в ней не осталось.
Она протянула изящный, похожий на антикварный ключ медальон с небольшой прозрачной ёмкостью в основании, внутри которой угрожающе медленно перетекал голубой огонёк. Проводник подставила ладонь, ведьма опустила на неё свой опасный подарок и на пару секунд задержала руку, всматриваясь в лицо Лускус пронзительными глазами цвета свежей весенней зелени.
- Используй его с умом, – сказала она. – Но главное, найди и убей эту гадину.