Ч-1. Глава 6. Ловушка

"Нехорошее Место" часть 1
Глава 6
-----------------------------------

- Вааань, – позвала из комнаты жена, – а ты кефир не забыл купить?
Иван замер на коврике в прихожей, так и не успев снять второй ботинок. В ногах тёрлась худая трехцветная кошка, тыкаясь носом в принесённые пакеты с продуктами.
- Ты не просила.
- Ну как же, – жена вышла из комнаты и остановилась в дверном проёме, – я ведь только вчера перед сном говорила тебе, что хочу напечь оладушек на кефире.
Вид у неё был усталый, волосы выбились из-под заколки, халат топорщился на всё ещё выпуклом животе.
- Забыл, – признался Иван. – Ну давай чуть позже за ним схожу, есть очень хочется. У нас возле работы булочная закрылась, и я весь день…
В спальне завопила разбуженная их голосами новорождённая дочь.
- Ох, – вздохнула жена и отправилась её утешать.
Иван разделся и быстро прошёл в ванную. Намыливая руки, он некоторое время разглядывал своё лицо в овальном зеркале, затем быстро поправил примятую шапкой причёску и похлопал себя влажной ладонью по щеке.
Хотелось есть и спать, но была всего половина шестого вечера, а значит ещё минимум три часа покоя ему не видать. Примерно через час родители жены привезут из гостей старшего, надо будет с ним позаниматься.
За окном уже стемнело.
Он закрыл шторы и зажёг на кухне верхний свет. Быстро распихал купленное по отсекам холодильника, достал клубничное варенье и хлеб, плеснул себе в чашку заварки и сел, рассеянно прокручивая новостную ленту на телефоне.
"Китай предложит новый план урегулирования конфликта… В Мюнхене началась демонстрация против конференции по безопасности… Синоптики обещают… По оценке Союзроссахара стоимость сахара остаётся одной из самых низких в мире… Мясопустную родительскую субботу отмечают завтра православные пензенцы…"
Мир был стабилен в своих мелких дрязгах, сезоны сменялись, люди рождались и умирали, где-то кто-то чем-то возмущался и каждый новый день походил на предыдущий.
- Сделай мне тоже, – на груди вошедшей в кухню жены висела заспанная дочь в одном подгузнике, она тёрла помятое личико своим маленьким кулаком и неловко вращала головой.
Иван рассеянно покивал, дожёвывая свой бутерброд.
- Как у вас сегодня, всё нормально? – спросил он, отрезая от батона пару кусков.
- Да как обычно, – жена опустилась на стул напротив, ритмично покачивая младенца, и откусила кусок от протянутого бутерброда. – Тут после обеда заходила Тонька, рассказала, как продвигается её ремонт. Ты представляешь, оказывается теперь вся керамическая плитка стоит почти в три раза больше, чем два года назад. Она прям сидела тут и ругалась, а ведь я тогда ещё сказала, что будет повышение цен. Теперь из-за всех этих санкций…
Иван слушал и кивал, глядя чуть левее её плеча на вылизывающуюся в дверном проёме кошку. Свет как-то странно падал на неё, отчего казалось, будто она висит в нескольких сантиметрах выше уровня пола.
- А потом ещё штукатуры напортачили. Она сказала им, что обои клеить не планирует и ей надо подготовить стену под покраску, но эти придурки начисто проигнорировали и такие "ой, а вы разве хотели красить?" При том, что стеклоткань прямо на виду лежит и ждёт. Вот она теперь ходит, смотрит обои, говорит совсем ничего нормального в продаже не осталось. Нам, кстати, хорошо бы и самим обои в детской сменить, я тут обнаружила, что наш мальчик умудрился заляпать своим пластилином весь угол у стола. Ты слышишь, да?
- Угу, – отозвался Иван, отпивая из чашки, – нам надо сменить обои. Сама выберешь?
- Да когда мне? У меня тут каждый раз словно день сурка, встань, всех накорми-напои-одень-погуляй, потом на почту надо сходить или в поликлинику. Кстати, послезавтра у нас опять плановые прививки, придется купить детский сироп от температуры, а то всё почти закончилось. И капли для носа тоже, надо не забыть тебе рецепт отдать, по пути с работы захватишь. У неё, кстати, десны напряжённые, по-моему, совсем скоро начнут резаться зубки.
Дочь захныкала, жена доведённым до автоматизма движением дала ей грудь.
Во входную дверь забарабанили.
- Откроешь? – спросила жена. – Мы пока тут памперс поменяем. Да, моя сладкая?
Иван посмотрел на часы. Надо же, уже и час прошёл, а он не заметил.
Из открывшейся двери пахнуло морозным воздухом, он пропустил стремительно занырнувшего в прихожую сына с раскрасневшимся от холода лицом и пригласил тёщу с тестем зайти, но те лишь передали забытый у них вчера игрушечный самолётик и отправились по своим делам.
- Только не пускай его в комнату, – крикнула из кухни жена, – а то нанесет туда грязи, придется заново ковёр чистить.
Иван в полёте поймал ребенка за капюшон комбинезона и громко ответил, что они сейчас сходят вместе в магазин.
Он присел на корточки и заглянул в лицо сыну. Тот хитро улыбался и отводил глаза.
- Я смотрю, у тебя ещё уйма нерастраченной энергии, дружок. Пошли-ка купим на ужин кефира и шоколадку, хорошо?
- Хашо, – ответил мальчик и, уперевшись мокрыми варежками в настенное зеркало, начал корчить себе рожи.
Иван быстро обулся, накинул куртку и взял сына за руку.
В подъезде было накурено и темно, видимо опять перегорела лампочка на этаже.
Они спустились на два пролёта вниз и вышли на заснеженную слабо освещённую улицу. До магазина было совсем недалеко, потому Иван решил пройти через сквер, чтобы дать ребенку немного побегать перед сном.
Родители жены за мальцом уже не поспевали и в гостях у них он обычно только спал, ел и немножко играл, а потом весь вечер не мог угомониться. С детским садом было бы значительно проще, однако жена где-то вычитала, что отдавать детей так рано в садик плохая идея и они как можно дольше должны быть дома с мамой. По всему выходило, что в садик не следует отдавать до самой школы.
Мимо пробежал большой чёрный пёс в светящемся ошейнике, волоча за собой на поводке запыхавшегося подростка в сбившейся на затылок шапке. Сын с любопытством посмотрел им вслед и ткнул туда пальцем.
- Ага, собачка, – подтвердил Иван.
Они вышли из дворов, миновали тихую однополоску и очутились в сквере. Там в это время никого уже не было, кроме одинокого человека в большой дутой куртке, скорчившегося на дальней скамейке. Сын тут же бросился к покрытым льдом качелям и попытался на них вскарабкаться. У него не получилось, тогда он просто присел и начал раскидывать под ними снег.
- Осторожно, – прикрикнул на него Иван, затем достал из кармана пачку сигарет и закурил, с наслаждением выдувая облачко сизого дыма.
Он уже второй год пытался бросить, но пока выходило плохо. Жена тоже изредка срывалась, хотя и очень переживала, что никотин попадёт в молоко и негативно скажется на здоровье грудной дочери.
Пока сын теребил замёрзшие качели, то и дело отбегая к деревянной горке и в процессе подбирая все встреченные на пути палки, Иван докурил и теперь, поёживаясь, смотрел в чёрное небо. Там сегодня не было видно ни одной звезды и ему вдруг подумалось, что он в принципе уже очень давно не видел звезд.
Нестерпимо долгая зима всегда нагоняла на него тоску, но в этом году она казалась какой-то особенно затянувшейся и оттого безысходной. Он вставал рано утром, выходил затемно из дома, ехал в набитом мрачными людьми транспорте, затем положенные восемь часов просиживал за рабочим компом в офисе без окон и шёл обратно по тёмным улицам к жене и детям. И так день за днём. Даже в выходные он будто бы пропускал всё светлое время суток.
"Надо всем вместе съездить что ли куда-нибудь в отпуск", – подумал он и нахмурился.
Пока дочь неотлучно висит на груди, о действительно интересных поездках стоит позабыть…
Краем глаза он отметил неподалеку какое-то движение и оглянулся. Человек в дутой куртке, чуть покачиваясь, шёл в его сторону. Сын по-прежнему азартно возился возле горки.
- Всё одинаковое, – пьяным голосом сказал человек в куртке. – Мы все одинаковые.
Иван решил его игнорировать.
- Ты не понимаешь, – чуть громче проговорил незнакомец и свет фонаря упал на его одутловатое лицо. – Мы как пауки в коробочке, копошимся, подъедаем говно, оставшееся от других, и дохнем один за одним. Незаметно и бессмысленно. Нам никогда больше не увидеть солнца, понимаешь ты это или нет?
- Понимаю, понимаю, – примиряющим тоном ответил ему Иван и пошёл в сторону сына.
- Да хрена лысого ты понимаешь! – взвизгнул человек и со злостью рванул вниз молнию на куртке, словно бы та его душила. – Мы лишь перебираем ногами, вжик-вжик, взад-вперёд, каждый день в кромешной мгле. Мы слиплись и засахарились, нас склеило, связало, переплело в тугой клубок и размозжило, мы проросли плесенью в тёмном подполе, из которого нет никакого выхода.
- Пойдём, – тихо сказал Иван своему ребёнку, приподнял его за капюшон и взял руку в свою. – Этот дяденька просто напился. А вообще, давай-ка мы не будем сегодня заходить ни в какой магазин и скажем маме, что её любимый кефир закончился. Напечёт оладушек завтра.
Человек в куртке смотрел им вслед, тяжело дыша, и над ним ритмично помигивал уличный фонарь.

Иван вошёл в прихожую, привычным движением запер на защёлку входную дверь и поставил на выцветший коврик пакеты из продуктового. Худая трехцветная кошка, приветственно муркнув, по традиции тут же залезла в них носом. Он мягко отпихнул её ногой и исподлобья взглянул на себя в зеркало. Там отразился худой мужчина с глубокими тёмными синяками вокруг глаз.
- Вааань, – позвала из комнаты жена, – а ты кефир не забыл купить?
Иван машинально оглянулся на пакеты.
- Кефир? – растерянно отозвался он, – ты же вроде о нём не просила.
- Ну как же, – силуэт жены загородил дверной проем, – я ведь только вчера перед сном говорила тебе, что хочу напечь оладушек на кефире.
- Видимо просто забыл, – согласился мужчина. – Ну давай прямо сейчас схожу, пока не разделся. Может надо ещё по пути в аптеку зайти?
В спальне закричала разбуженная их голосами новорождённая дочь.
- Ох, – вздохнула жена и, ничего не ответив, отправилась её утешать.
- Ладно, – сказал он сам себе. – Тогда позвоню из магазина.
Примерно через час тесть с тёщей должны были привезти из гостей сына, так что можно было и прогуляться.
В темноте подъезда прямо на лестнице курила пара соседских мужиков. Иван кивнул им, те ответили тихим приветствием и вернулись к обсуждению очередного повышения цен на коммунальные платежи.
- Да они даже на лампочках в доме готовы экономить, а с нас дерут в три шкуры, – нудным голосом возмущался один из них. – И вообще, ты видал цены на сахар?
Иван спустился на три пролёта вниз и вышел на заснеженную слабо освещённую улицу. Магазин находился совсем неподалёку, потому он решил удлинить свой путь и пройти не напрямую по улице, а через сквер, чтобы чуть проветрить голову.
Рассыпчатый свежий снег мягко скрипнул под подошвами ботинок. Мужчина неспеша миновал двор, обогнул поросший сугробом шлагбаум и пересёк тихую однополоску.
В сквере было пустынно, лишь еле слышно поскрипывали замёрзшие детские качели. Иван вспомнил, как когда-то в детстве он качался на похожих, как они с пацанами на спор крутили на них "солнышко" и даже не падали ни разу. Он улыбнулся. Какими же они всё-таки были тогда отбитыми. Сейчас бы он уже ни за что не позволил своим детям проделывать подобные рискованные трюки, а тогда было всё – и сражения на палках, и неудержимые скачки по крышам гаражей, и зелёные дикие яблоки, и подорожник, приклеенный на слюни к ободранной до мяса коленке.
"Хотел бы я вернуться туда сейчас? – думал Иван. – Да чёрт его знает, на самом деле. Это сейчас мне кажется, что в детстве всё было так легко и беззаботно, а тогда ведь тоже проблем хватало и все они казались достаточно серьёзными. Порой даже до трагичности. Просто был в этом всём какой-то дух авантюризма и каждый день отличался от предыдущего. Мы тогда сами выдумывали собственных монстров и не замечали реальной опасности, нас повсюду поджидали чудеса, а страшно было лишь после снов про то, что ты потерялся в незнакомом месте…"
Он прикурил и неторопливо побрёл по расчищенной дорожке, глядя на то, как тают возле лица пухлые облачка дыма, и обрывками вспоминая разные эпизоды из детства. Оказалось, действительно светлых воспоминаний у него сохранилось не так уж и много, да и те были подернуты флёром какой-то едва уловимой грусти.
Он почти дошёл до конца сквера, когда позади него мигнул и погас уличный фонарь, погрузив окружающее пространство в темноту.
Иван машинально оглянулся. Вдалеке на тропинке неподвижно стояла сгорбленная фигура человека в большой дутой куртке и почему-то это зрелище показалось ему отдалённо знакомым. Аж мурашки по спине побежали.
Он чуть ускорил шаг и выскочил на оживлённую улицу. Мимо него со свистом, даже не попытавшись сбросить скорость возле пешеходного перехода, пролетела красная спортивная машина с двумя хмурыми кавказцами на передних сидениях. Женщина с детской коляской на другой стороне прокричала что-то ругательное в адрес "понаехов на дорогих тачках". Остальные пешеходы никак не прореагировали. Усталые сосредоточенные люди шли вдоль огороженного тёмного сквера, глядя лишь себе под ноги.
Иван чуть перевел дух, ожидая, когда успокоится сердцебиение, затем перешёл дорогу.
В магазине в этот час было многолюдно. Он взял лёгкую пластиковую корзинку и прошёл мимо дремлющего на посту охранника. Неясный гул голосов и тихое жужжание потолочных ламп действовало убаюкивающе. Выискивая на стеллажах кефир, который предпочитала его жена, и раздумывая стоит ли захватить за компанию ещё и творог по акции, он услышал позади себя приглушённые женские всхлипывания, и развернулся.
У горизонтального рефрижератора напротив спиной к нему стояла невысокая хорошо одетая женщина с пустой тележкой и плечи её ритмично вздрагивали.
Иван задумчиво вернулся к выбору кефира, затем положил две нужные бутылки себе в корзину и, встал чуть левее плачущей возле того же холодильника. Там лежали замороженные куриные окорочка, котлеты, свиной и говяжий фарш и целые, розовые словно попки младенцев, тушки бройлеров. Глаза женщины были с силой зажмурены, следов слёз на лице он не увидел, но её явно душили рыдания. На остановившегося рядом мужчину она никак не отреагировала.
"Ладно. Не мое собачье дело", – подумал Иван и направился в хлебный отдел.
Почему-то теперь ему приспичило купить торт. Да не абы какой, а получше, с суфле и всяким красивым фруктовым декором.
"Чтобы как будто праздник", – он представил улыбающиеся глаза жены, счастливого перемазанного в креме сына и, довольный, хмыкнул.
- Чтоб вы все сдохли, – пробурчал рядом дребезжащий старческий голос. – Где же это видано, чтобы простая булка с сахаром столько стоила? Совсем уже офанарели. Молоко и мясо подорожали так, словно бы у нас всех коров разом в красную книгу занесли, свинина воняет, курицу есть невозможно, одни гормоны и антибиотики, лимоны сплошь зелёные лежат, самый простой мёд по сто тыщ мильонов. Беспредел. Вот вы, молодой человек, – щуплая старушечья лапка откуда-то снизу ухватила Ивана за рукав, – вы всё тортики смотрите, а знаете ли, из чего их нынче делают?
Она выпучила на него свои слезящиеся блёклые глаза.
- Из говна их делают, из говна.
Не дожидаясь ответа, бабка, негодуя, медленно зашаркала прочь.
Устраивать семье праздник резко перехотелось.
Иван решил, что на сегодня с него достаточно контактов со всякими ненормальными и отправился на кассы самообслуживания. Но и те не желали нормально работать – экраны поочередно зависали или выдавали табличку "нет связи". Не желая сдаваться, он воевал с ними минут семь, а потом краем глаза наблюдавшая за его мучениями понурая кассирша решительно отшвырнула в сторону чью-то коробку конфет, выползла из-за своего аппарата и начала с остервенением лупить по ближайшей самообслужке своими пухлыми ногами.
Иван сделал каменное лицо, взял в руки обе бутылки кефира, прошёл на соседнюю кассу и встал в конец очереди.
Дремавший до этого охранник очнулся, вздохнул, неторопливо приблизился к буянящей продавщице, что-то пошептал ей на ухо, всучил конфетку в мятом фантике и, взяв под локоток, уже тихую и обмякшую увёл вглубь магазина. Другие покупатели на произошедшее никак не отреагировали, даже девочка-подросток, разговаривающая по сотовому, не перестала хихикать. Бесноватую кассиршу сменила свеженькая натянуто улыбающаяся барышня и шустро всех отоварила.
Иван вышел на бурлящую улицу, спрятал лицо поглубже в капюшон и быстрым шагом по короткому маршруту отправился в сторону дома.
В принципе на этом столкновения с неадекватами на сегодня можно было считать исчерпанными, разве что уже у самого подъезда его чуть не сбил с ног большой чёрный пёс в светящемся ошейнике, тащивший за собой на поводке запыхавшегося подростка в съехавшей набекрень шапке. Пацан даже не извинился.
Пока мужчина был в магазине, старший сын уже вернулся из гостей и в квартире сразу стало светло и шумно. Повсюду валялись детальки лего и пустые фантики от конфет.
- Тут после обеда заходила Тонька, рассказала, как продвигается её ремонт, – говорила стоящая рядом жена с куксящимся младенцем на руках, пока Иван замешивал тесто для кефирных оладушек. – Ты представляешь, оказывается теперь вся керамическая плитка стоит почти в три раза больше, чем два года назад. Она прям сидела тут и ругалась, а ведь я тогда ещё сказала, что будет повышение цен.
"Какой-то день дурацкий, – мужчина молча смотрел на белую жижу в миске и продолжал монотонно орудовать венчиком. – Конец зимы что ли на всех так действует?"
За его спиной пролетел запущенный из комнаты самолётик, ударился в стену, следом за ним оттуда же с громким топотом выскочил сын в одной футболке и жужжа как пропеллер полез под обеденный стол.
- Осторожно, – машинально прикрикнул на него Иван.
- Нам, кстати, хорошо бы и самим обои в детской сменить, я тут обнаружила, что наш мальчик умудрился заляпать своим пластилином весь угол у стола. Ты слышишь, да?
- Слышу я, слышу. Я в принципе не глухой! – неожиданно для самого себя вызверился отец семейства.
Жена осеклась, младенец наморщил лицо и заорал.
- Прости, – сказал Иван. – Что-то сегодня у меня всё идет наперекосяк, и я очень устал.
Женщина с обиженным видом опустилась на стул и привычным движением запихнула в рот вопящей дочери свою левую грудь. Старенький халат некрасиво оттопыривался на её так и не опавшем после родов животе.
- А у меня тут каждый раз словно день сурка, встань, всех накорми-напои-одень-погуляй, потом на почту надо сходить или в поликлинику, – проговорила жена.
Мужчина вздохнул и с отчаянием посмотрел на потолок.
- Кстати, послезавтра у нас опять плановые прививки, придётся купить детский сироп от температуры, а то всё почти закончилось. И капли для носа тоже, надо не забыть тебе рецепт отдать…

Возвращаться домой сегодня как-то не очень хотелось.
Он остановился возле своего подъезда, водрузил пакеты с продуктами на лавку и закурил.
Низкое тёмное небо нависало будто протекающий потолок, снег был по-февральски грязным, дома цвета выцветших детских пелёнок выглядели уныло, да и в целом окружающий мир навевал тоску. Вдали жалобно взвыла автомобильная сигнализация, мимо прошла хихикающая парочка, хлопнула железной дверью.
"Иногда возникает такое чувство, будто я проживаю чью-то чужую жизнь, – подумал Иван, разглядывая узоры облупившейся краски на подъездном козырьке. – Будто всё это просто сон и на самом деле…"
Он выдохнул тонкую струю сизого дыма и прищурился, когда та попала ему в глаз.
"Да ну нет, чушь. Это просто неудовлетворённое эго во мне говорит. Я упустил в жизни столько возможностей, застрял на обрыдлой работе, влез в ипотечную кабалу, дети к тому же совсем маленькие, жена с ними сильно устает. Надо просто потерпеть немного и выдюжить, а потом всё обязательно наладится. Просто не надо загоняться и унывать…"
Почувствовав, что настроение его чуть улучшилось, он загасил о мусорку тлеющий бычок, сунул в рот мятную жвачку, подхватил пакеты с провизией и, придержав ногой тугую дверь подъезда, ловко проскользнул внутрь. На площадке четвёртого этажа опять не горел свет, он поздоровался с двумя курящими в полумраке мужиками из соседних квартир и, наощупь пошарив ключом, отпер входную дверь.
- Вааань, – позвала из комнаты жена, едва он вошел, – а ты кефир не забыл купить?
Иван заулыбался и погладил выскочившую ему навстречу трехцветную кошку.
- Знаешь, купил. Вот просто подумал о нём и захватил пару бутылок на всякий случай. А ты хотела с ним что-то сделать?
- Ну как же, – жена выглянула из спальни и остановилась в дверном проеме, – ведь только вчера перед сном говорила тебе, что хочу напечь оладушек на кефире.
- А, ну вот видишь, значит в моей дырявой башке ещё что-то откладывается, – хмыкнул он и, скинув куртку с ботинками, отправился в ванную мыть руки.
Сквозь прикрытую дверь он слышал, как в спальне закричала проснувшаяся новорожденная дочь и жена ушла её убаюкивать.
Уже выключив воду и вытерев насухо руки, он некоторое время просто стоял напротив зеркала, пытаясь вспомнить, что собирался делать дальше.
Его отражение выглядело как-то неправильно. Казалось бы, совсем недавно в зеркале был молодой рыжий парень с высокими скулами и яркими, полными жизни глазами, и вот уже вместо него усталый мужчина средних лет с потухшим взглядом и тонкими морщинами на сухой потерявшей тонус коже.
Иван натянул на лицо улыбку. Зрелище вышло поприятней.
- А как ты относишься к тому, что сегодня я сам придумаю, что мы будем есть на ужин? – спросил он, выйдя из ванной.
Жена не ответила.
За окном было уже совсем темно. Он задёрнул шторы и включил на кухне свет. Дома уютно пахло чем-то вроде смеси корицы и ванилина. Видимо до его прихода жена себе что-то готовила. Как-то она уж очень активно в последнее время на сладкое налегает.
Вынырнувшая из-под стола кошка запрыгнула на стул и уставилась на него немигающим взглядом.
- Что? Есть хочешь?
Иван быстро распихал купленные продукты по отсекам холодильника и дал кошке порцию её корма.
- Сделай мне тоже, – в кухню вошла жена с сонной дочерью на руках.
- Что именно? – хитро сощурился он. – А, знаю. Тебе, наверное, тоже надо сухариков в миску насыпать.
Жена укоризненно покачала головой и с обречённым вздохом опустилась на стул.
- Потерпи чуть-чуть, – сказал Иван. – Я купил бекона, свежих помидор. Яйца и лук у нас вроде ещё оставались. Хочу вот яичницу замутить, ты ведь не откажешься?
Жена подняла на него глаза и слегка улыбнулась.
- Тут после обеда заходила Тонька, рассказала, как продвигается ремонт, – заговорила она.
- Ой, нет, подожди, – остановил её мужчина, выуживая из холодильника упаковку яиц, – я эту историю про Тоньку уже миллион раз слышал. Расскажи лучше, как у тебя с детьми день прошёл. Может чего новенького случилось?
Жена ненадолго замялась, покачивая в руках младенца, потом посмотрела в сторону зашторенного окна и вытащила из кармана сплющенную шоколадную конфету.
- Я тут обнаружила, что наш мальчик умудрился заляпать своим пластилином весь угол у стола, – тусклым голосом сообщила она, запихнула конфету в рот и замолчала.
- Намёк понят. Видимо, нам нужны новые обои, – рассмеялся Иван, кинул на разогретую сковороду шесть ломтиков бекона, помыл помидоры и начал чистить репчатый лук. – Знаешь, я тут подумал и понял, что в нашей жизни как-то не хватает разнообразия. Будто бы мы оказались запертыми в своеобразном дне сурка. К примеру, мы с тобой уже ну очень давно никуда не выбирались. Предлагаю сейчас поужинать, дождаться, когда твои родители привезут старшего, затем одеться потеплее и отправиться всем вместе на вечернюю прогулку. Можем даже до парка дойти и там пошарахаться. На работе поговаривают, что его не так давно благоустроили и там допоздна работают некоторые аттракционы. Ну или просто возьмём в ларьке чай-кофе и походим немножко, слепим снеговика, покидаемся снежками, в конце-то концов.
Он сгрёб в мусорку под раковиной луковую шелуху и подставил под журчащую струю нож.
В воздухе снова поплыл отчётливый всепроникающий запах корицы и чего-то приторно сладкого.
"Надо бы не забыть перед сном вынести мусор", – подумал мужчина.
- Ну так чего? – спросил он. – Как тебе моя идея насчёт совместной прогулки?
Жена молчала. Сладкий до тошнотворности запах продолжал усиливаться, будто в кухне взорвалась банка перебродившего компота.
Иван оглянулся через плечо и чуть не выронил нож.
Сперва ему показалось, что с женой случился какой-то припадок наподобие эпилептического, отчего её голова с шеей и плечом начали судорожно подёргиваться, а рот ритмично открываться и закрываться, но потом он разглядел рядом с её лицом ещё одно такое же, а затем и ещё одно – они были будто послойно влипшие друг в друга жуткие сиамские близнецы. Все три лица одновременно корчили идентичные повторяющиеся гримасы и неестественно ярко блестели пустыми остекленевшими глазами. При этом вся кухня словно бы разом потеряла свой объём, уплощилась, вытянулась и начала медленно разворачиваться по своей оси влево. Это походило на какую-то разновидность компьютерного спецэффекта, вот только происходило оно в реальности.
Волосы у него на затылке зашевелились. Он хотел было позвать жену, но вдруг понял, что не знает её имени.
Ива медленно отложил в сторону нож и зажмурился.
"Наверное в таких случаях следует сразу же сломя голову бежать на приём к психиатру, – подумалось ему, – ну или, я не знаю, к неврологу…"
Некоторое время он просто слушал как шкворчит и плюётся на сковородке бекон, затем всё же рискнул открыть глаза. Жены с дочерью на кухне уже не было, зато в ванной горел свет, роняя косой прямоугольник света из приоткрытой двери на пол тёмной прихожей. А ещё оттуда доносился звук плещущейся воды.
Мужчина осторожно снял сковороду с огня и прислушался. В этот самый момент кто-то бешено забарабанил во входную дверь. Ивау чуть не подпрыгнул.
- Откроешь? – будничным голосом спросила из ванной комнаты жена. – Мы пока тут памперс поменяем, – её интонация стала елейной. – Да, моя сладкая?
Оторопевший мужчина на резко ставших ватными ногах вышел из кухни, с опаской миновал чуть приоткрытую дверь в ванную и заглянул в глазок. В полумраке подъезда была видна лишь пара узких чёрных силуэтов. Фигуры синхронно раскачивались из стороны в сторону, словно вставшие на дыбы пиявки.
Он помнил, что примерно в это время тесть и какой-то другой человек должны были привезти из гостей старшего, но сейчас его почему-то охватил такой дикий ужас, что он никак не мог заставить себя пошевелиться.
В дверь снова постучали.
- Да, сейчас, секундочку, – изменившимся голосом ответил мужчина и непослушными пальцами повернул защёлку.
Из темноты подъезда пахнуло сигаретами, сладостями и морозом, мимо него стремительно прошмыгнул маленький мальчик в весёленьком светоотражающем комбинезоне с торчащей из рта палочкой от чупа-чупса.
- Только не пускай его в комнату, – крикнул прямо в ухо женский голос, – а то нанесёт туда грязи, придется заново ковёр чистить.
- Что-то мне нехорошо, – еле слышно пробормотал Ивауро и отключился.
Снаружи на него смотрели двое сидящих на корточках мужчин, одетых в одинаковые расшитые серебром шерстяные накидки.
- Ну, в общем, придётся его оттуда вытаскивать, брат, – сказал один из них, перебирая татуированными пальцами свою окладистую бороду. – Сумасшедший он нам точно ни к чему.
- Согласен, дорогой. Ловушка на него почему-то слишком интенсивно реагирует, – коротко кивнул второй и поднялся на ноги. – Так и передай отцу, мол, парня активно жрали, и потому мы решили достать его и усыпить традиционным способом.
- Ненадёжно, – задумчиво отозвался первый и тоже встал.
- А какие варианты? Ты только посмотри на него. Он же у нас так раньше времени загнётся. Не прошло и пары сумерек, а его то и дело вырубает. Наверняка заметил первые нестыковки и начал сопротивляться. Остальные вон по сто дней спят и ничего.
Они оба одновременно наклонились и снова заглянули в маленькую, покрытую шоколадными завитушками дверцу.
Инауро без движения лежал в полумраке поверх кучи тел. Многие из них ещё шевелились. Они то переворачивались с бока на бок и подёргивали ногами, то слабо вскидывали руки и бормотали что-то нечленораздельное, некоторые тихо плакали или наоборот довольно улыбались. Мертвецы под ними уже находились на разных стадиях мумификации. Самые нижние слои так и вовсе успели как следует засахариться, отчего их белые кости, обильно поросшие прозрачными кристаллами, красиво переливались.
Братья неспешно разогнулись.
Некоторое время они молчали, глядя на стоящий перед ними пряничный домик. Вход в него был украшен тщательно вылепленными узорами из цветной мастики, пышными оборками белкового крема и марципаном, декоративные ставни блестели разноцветными леденцами с налипшими на них мухами, по крыше безостановочно стекал поток густой медовой патоки. Растущие поблизости приземистые ели покрывал толстый слой белой глазури.
- Отец уже избавился от того лица? – как бы между делом спросил первый брат.
Второй отрицательно мотнул головой.
- Пока нет, у него с этим какие-то проблемы, – ответил он, чуть помедлив.
- Я не могу воспринимать его всерьёз, пока он выглядит как дряхлая старуха, – сказал первый.
Братья сдержанно хохотнули.

Инауро понял, что с его рассудком творится неладное, когда вместо собственной прихожей очнулся на холодном каменном полу с цепью на ноге. Из крошечного оконца под потолком сочился тусклый дневной свет и доносился запах дождя.
Чтобы понять, что случилось, он попытался мысленно прикинуть хронологию недавних событий, но последние эпизоды почему-то всё больше ускользали из памяти, растворялись, будто бы всё это ему лишь почудилось. Он помнил Лускус и разговоры с ней, помнил старую монашку-отшельницу, мусорщиков, даже тэнгли помнил, а потом вдруг всё превратилось в суматошный горячечный сон из чужой жизни – какой-то кефир, дети, кошки, кассирши в магазине и что-то большое и тревожное за входной дверью.
- Эй, – хрипло позвал он, вглядываясь в окружающий полумрак. – Здесь есть кто-нибудь?
Ему никто не ответил.
"Прекрасно, – путник на несколько секунд с силой зажмурился, сглотнул и снова открыл глаза. – Этот дурдом и не планирует заканчиваться".
Ему нестерпимо хотелось есть, тело горело, в горле пересохло, да и в целом самочувствие оставляло желать лучшего. Словно он только что очнулся после тяжёлой болезни. А ещё его одежда оказалась вымазанной непонятной вязкой субстанцией и от неё отчетливо разило тухлыми помоями в смеси с чем-то приторно-конфетным.
- Очнулся наконец, – произнес низкий мужской голос с едва уловимым восточным акцентом и из погружённого в густую тень угла беззвучно выступил незнакомый бородач, с ног до головы замотанный в длинные чёрные одежды.
Его лицо и скрещенные на груди руки были покрыты тонкими узорными татуировками, делая и без того смуглую кожу ещё темнее.
- Где я? – спросил Инауро.
- Ой, да где-то, – раздражённо поморщился бородач, – какая, собственно, разница. Ты пить, наверное, хочешь?
Он порылся в складках своего одеяния и небрежно бросил к ногам путника влажно чавкнувший кожаный бурдюк.
- Это просто вода, – пояснил незнакомец, сел напротив и, скрестив ноги, со скучающим видом подпёр ладонями лицо. – Мне нет нужды тебя травить. Пей.
Инауро недоверчиво помял в руках сосуд, затем отвернул серебряную крышку, понюхал, глотнул.
Вода была ледяная.
- Отец хотел как лучше, – будто бы рассуждая вслух, заговорил бородач. – Нет, мы все полагали, что ты спокойно проведёшь несколько сумерек в хлебном доме, а потом мы перенесём тебя в другое надёжное место, но всё пошло не по плану и теперь ты здесь. Я мог бы снова усыпить тебя, но мне любопытно. Скажи, мой друг, что в тебе такого особенного?
- Во мне? – с недоумением спросил Инауро.
Бородач какое-то время молча смотрел на него, не отводя глаз.
- Хорошо, – он звонко хлопнул себя по коленям и поднялся. – Давай-ка поступим так. Тебе сейчас принесут воды для омовения и новый чистый прикид, а затем ты сможешь присоединиться к нам снаружи. Местные обещали интересное представление и богатый пир… Только тсс, никому ни слова о том, кто ты такой, иначе придётся наказать тебя.
Незнакомец смерил путника многозначительным взглядом и вышел, громыхнув обшитой металлом дверью. В неё тут же словно ожившая тень просочилась полностью скрытая под слоями чёрной ткани женщина. Она молча принесла таз с горячей водой, душистые полотенца, аккуратно сложенную сменную одежду, открыла ключом замок на оковах и с поклоном удалилась, оставив дверь приоткрытой.
"Выходит, меня всё-таки похитили, – решил Инауро, озираясь. – Ну что же, не ново. Да и не удивительно в принципе. Я здесь с первого дня как переходящий приз в какой-то непонятной игре. А может быть, похищения – просто любимое развлечение здешних обитателей?"
Страшно ему не было, скорее немного тоскливо. Очередное бредовое событие в бредовом мире.
Не поднимаясь на ноги, он стащил с себя липкую, пропитавшуюся неприятным запахом футболку, ополоснул волосы, наспех обтёр себя влажной тканью и, накинув на плечи тёплое полотенце, некоторое время с сомнением разглядывал предложенные ему хлопковые шаровары с длинной, очень этнической на вид рубахой.
"Нет, ну, предположим, я сыграю в эту игру. У меня, похоже, всё равно выбора нет. Но, блин, серьёзно? Темница с кандалами? Хлебный дом? Что там у них пошло не по плану? Зачем меня усыплять? Зачем пир? Почему нельзя никому не говорить, кто я такой? А кто я такой, собственно?"
Он снова огляделся по сторонам.
Пустой каменный мешок, одна дверь, одно окно на высоте двух метров, в которое разве что кошка пролезет, одна вмурованная в стену цепь. Не бутафория, не декорация, а вполне правдоподобная средневековая тюрьма.
Он посмотрел на стоящий перед ним таз с водой, зачем-то опустил в него указательный палец и побултыхал.
- Мда, – вздохнул путник и в двери тут же показался силуэт молчаливой женщины.
Она смерила его пристальным взглядом с ног до головы и кивнула на свежую одежду.
- Да-да, меня ждут, я понял, – обречённо ответил ей Инауро и начал переодеваться.
Когда он был полностью готов, всё та же замотанная женщина-тень вывела его из затхлой темницы и узкими коридорами сопроводила на широкую, вымощенную красным гранитом площадь – прямо под большой цветастый шатёр, где на пушистых коврах вальяжно возлежал уже знакомый бородач с похожим на него как две капли воды братом-близнецом. Их различала лишь длина бороды.
- Я Раниш, – представился первый, – а это Руким.
Он жестом указал путнику сесть рядом.
- Сегодня ты наш гость, а мы твои добрые хозяева. Но не думай, что это дает тебе возможность надурить нас и сбежать. В этом дворце очень высокие стены и очень глубокие рвы с водой, а вокруг непроходимые леса с дикими зверями. Ты не сделаешь и шагу без нашего разрешения, тебя сразу схватят. И поверь, мы уже не будем столь великодушны.
Словно бы подтверждая его слова, откуда-то сверху тревожно протрубил большой медный горн и на площадку перед шатром выпрыгнул маленький зубастый человечек в ярком шутовском колпаке.
- Внимание, внимание! – пронзительным голосом завопил он. – Благороднейшие сэры и прекрасные дамы! Мы приветствуем вас сегодня на нашей потрясающей исторической реконструкции!
Человечек раскланялся, прижимая руки к груди и дрыгая отставленной в сторону пухлой ножкой.
- Соблазнительные ведьмы и огнедышащие драконы из дальних земель, сладкоречивые сказители легенд, кудесники и кровавые воины собрались здесь, чтобы усладить ваш взор! Также вас ожидают роскошные яства и сладости, над которыми всю ночь трудились наши лучшие повара и виночерпии, прошу не расходиться!
Раниш с Рукимом одобрительно захлопали, горн снова протяжно вострубил и на площадь потянулась процессия слуг, несущих грубые деревянные столы, уже покрытые узкими расшитыми скатертями, а следом за ними будто селевой поток потекла разодетая в шелка, парчу, сталь и золото праздничная толпа.
Ровно посередине площади, разделяя идущих на два отдельных направления, появилась обнажённая девица с длинными похожими на древесные корни дредами, с ног до головы выкрашенная краской под живое анатомическое пособие. Крадучись и приседая будто обозлённая кошка, она медленно продвигалась в сторону шатра и выдувала тугие огненные облака. Прямо за ней шли конвульсивно подёргивающиеся жонглёры на ходулях.
Будто бы с неба полилась напряжённая струнная музыка.
Кто-то подал Инауро кубок с вином. Другие руки в это время ловко расставляли у ног тусклые металлические подносы с закусками, позолоченные чаши с фруктами и бесконечные кувшины.
- Нет, ну какая красота, друг мой, – пытаясь перекричать набирающий обороты шум, склонился к нему зарумянившийся Раниш.
Изо рта его струился дымок. По ходу он уже успел приговорить не одну чарку вина и теперь покуривал веселящую траву.
- Але-оп! – заорали жонглёры и дружно сделали сальто в воздухе, одновременно подбрасывая вверх разноцветные булавы.
К ним тут же подбежали несколько акробатов в блестящих костюмах и за пару прыжков выстроились в шаткий карточный домик. Слева бахнули хлопушки и на получившуюся конструкцию из человеческих тел высыпалось облако конфетти вперемешку с тонкими закрученными в спирали ленточками.
Да, если не приглядываться, шоу и правда казалось роскошным. Однако Инауро отчётливо чуял всепроникающую трупную вонь и видел, как изнемождены слуги, как напуганы артисты, как странно, почти механически двигаются гости в глухих зеркальных масках и разукрашенных сложнейшими чеканными узорами доспехах, как в такт им покачивается массовка с запавшими неживыми глазами и потёкшим гримом, скрывающим под собой рыхлую сероватую кожу.
Этакий марионеточный театр в новогоднем морге. Болезненная жуть, замаскированная пышными париками, начищенным до блеска металлом и натянутыми улыбками…
Сразу следом за акробатами на площадку перед шатром под звуки скрипок и барабанов выпрыгнули четыре раздетых по пояс воина и начали сражаться на обоюдоострых мечах. Причем, их бой уже совсем не напоминал показательное выступление, они действительно дрались насмерть. Кровь из их ран летела во все стороны тягучими струйками, они падали и снова вставали.
Из толпы неслись подбадривающие крики, перемешанные с кашлем и хрипами. Кто-то швырял в воинов ошмётками еды.
Затем на площадку вышел сильно нервничающий иллюзионист с раскладным столиком, произнес какую-то малопонятную речь, торопливо проглотил большую кружку воды и начал извергать из себя потоки окрашенной в три разных цвета жидкости. Он стонал и икал, но продолжал старательно целиться в заранее расставленные на столике хрустальные бокалы, пока не наполнил их до краев. В паре метров от него тощий великан, наряженный в рогатого красного дракона, публично сношал девицу с дредами, та театрально взмахивала руками и завывала словно раненая пума. На их фоне, декламируя пошленькие стихи про прелесть разнообразных физиологических отправлений, туда-сюда ковыляли два горбуна в длинных остроконечных туфлях и периодически ударяли друг друга по оттопыренным задам надувными битами.
Бородачи хохотали в голос и восторженно хлопали себя по ляжкам, они оба были вусмерть пьяны.
В какой-то момент с неба пошёл холодный моросящий дождь, но он не помешал слугам разжечь посреди площади два высоких костра. Толпа заулюлюкала, какая-то дама в первом ряду начала блевать на стол и её увели.
Снова загудел горн и воцарилась гробовая тишина, был слышен лишь слабый треск занимающихся поленьев и шелест дождя. Похоже, представление подходило к своей кульминации.
Прямо перед шатром выступил печального вида мужчина в потрёпанном костюме странствующего менестреля, неспешно поклонился на все четыре стороны, набрал воздуха в лёгкие и провёл пальцами по струнам лютни.
- За пальмою скрытый, я видел её, – пропел он тонким мальчишечьим голосом, – и ею насытилось сердце моё. Прекраснее зрелища я не видал, в лице её месяц румяный сиял.
Издалека послышался протяжный скрип колес и четверо акробатов вкатили на площадь небольшой деревянный помост со столбом, к которому за поднятые вверх руки была привязана совершенно голая девица. Выглядела она одурманенной, в её подключичную вену был вставлен катетер с гибкой трубкой, тянущейся к закреплённой сбоку инфузионной системе, а на голове виднелась то ли корона, то ли сложная причёска в форме симметричного геометрического узора, украшенная горящими свечами.
- Когда на неё устремил я глаза, – продолжал певец, не в такт бренча на своём расстроенном инструменте, – из них покатилась невольно слеза. Катилась, доколь не иссякла совсем. Стоял я за пальмой, недвижим и нем.
Лютня тренькнула последний раз, менестрель торжественно поклонился и ушёл.
- Замечательно, – хмельным голосом сказал Руким, – мне всё очень понравилось.
Раниш закивал ему в ответ, выдыхая облако вонючего дыма.
- А теперь пир! – истерично взвизгнул карлик в шутовском колпаке.
В руках акробатов сверкнули ножи, и они слаженными движениями быстро вспороли живот неподвижной девице в короне. Та даже не вздрогнула, лишь как бы удивлённо приподняла брови. Длинные узловатые петли кишечника вперемешку с хлынувшими потоками крови выскользнули из неё сизой змеей и начали медленно стекать на помост. От них шёл пар.
Толпа вздохнула словно единый организм и с дребезжащим жадным воем поползла – по столам с расставленными на них яствами, по винным лужам, по пунцовой мостовой. Бородатые братья рванули вперёд тоже и, грубо расталкивая гостей локтями, стали одними из тех, кто смог урвать лучшие шмотки жертвенного мяса.
- Какой кошмар, – тихо произнес Инауро и опустил наконец свой полный до краёв кубок.

В небольшой секте вертунов или точнее "Небесных Возвращенцев", как они сами себя называли, от которых Рамус чуть более двух недель назад бежал с бродячим цирком, тоже практиковали ритуальный каннибализм. Но даже там поедание другого человека не было частью развлекательного шоу и выступало в роли важного элемента духовного становления, этакой высшей цели, символа полного, окончательного освобождения от оков бренной плоти.
На деле это тоже выглядело отвратительно и грязно, но всё же физическая смерть у вертунов почиталась. В ней было что-то торжественное и дающее смутную надежду. А здесь живую девушку попросту превратили в своеобразный праздничный пирог, от которого каждый из присутствующих мечтал отщипнуть по кусочку.
"Ради сиюминутного веселья", – сиротливо поёжился Рамус, глядя как колышется окружившая помост толпа.
Со своей нынешней позиции он не мог разглядеть, что именно там происходит, и был этому несказанно рад.
Разноцветная многорукая масса из людей и нелюдей в богато украшенных нарядах невнятно бормотала, шуршала и шаркала, изредка взрываясь приступами дикого гиеньего хохота. Догорающие по двум сторонам площади костры чадили плотным сизым дымом в пасмурное небо и выстреливали снопами искр. Слуги, похожие на выцветшие образы со старинных картин, сосредоточенно мели слипшиеся кружочки конфетти, уклонялись от тянущихся к ним тухляков и отгоняли мётлами осмелевших мышей, учуявших запах крови. На замковой стене позади них безмолвными горгульями восседали тёмно-синие сгорбленные птицы с внимательными золотыми глазами, их было много. И эта изнанка торжества казалась тошнотворно будничной, почти привычной.
Рамус заметил, как две нарядные дамы в зеркальных масках, приглушённо хихикая, тащат в сторону связку человеческих кишок, ощутил неприятное шевеление в желудке и отвернулся.
В его поле зрения попал опустевший шатёр. Тканевый купол слегка покачивался на порывистом ветру, красочными мазками отражаясь на мокрой после прошедшего дождя мостовой. Внутри него трое тощих слуг собирали разбросанные подушки и сгребали объедки в небольшие пластиковые контейнеры. Кроме них в шатре больше никого не было. Видимо, вип-гости или затерялись в толпе, присоединившись к общей пирушке, или вернулись во внутренние покои замка.
- Рамус, мальчик мой, – зашипел подкравшийся сзади шпрехшталмейстер и пребольно ущипнул униформиста сквозь штаны за ягодицу. – Ты чего, мать твою, застыл как вкопанный? Не видишь, там дракона нашего бросили? Ну-ка быстро метнулся, подобрал!
Вид у карлика был очень сердитый. Его редкие волосы под колпаком слиплись от пота, выпуклые светло-карие, почти жёлтые глаза метали громы и молнии, дряблые щёки раздувались, губы кривились, демонстрируя растущие вразнобой звериные клыки. Словно шальная блоха он скакнул вперёд и раздражённо замахал толстыми детскими ручонками на другого замешкавшегося сотрудника.
- Да поставь ты уже этот стол, боже! Фейерверк, фейерверк! Понаберут же дебилов на мою голову. Нута, сука, падла, что опять со светом?! – взвизгнув, он сорвался с места и унёсся вглубь площадки.
- Не завидую я Нуту, – второй униформист невозмутимо домыл сложенный столик иллюзиониста, обмотал его плёнкой, затолкал в кучу прочего упакованного реквизита и поднял глаза на юного коллегу. – Мы сейчас всё соберём и свободны, а бедолаге сидеть там как птичка на жёрдочке целую ночь и нюхать эту вонищу. Тухляков-то вон сколько нагнали, совсем что ли никого запах не смущает? Ладно, ты уж постарайся не попасть под раздачу, а я пойду парням с салютом подсоблю.
Рамус молча кивнул, проводил его взглядом и оглянулся на вечно печального менестреля, сидящего позади на ступенях. Тот отрешённо смотрел вдаль, облокотившись на лютню, и ни на что вокруг не реагировал. Порывы ветра трепали его влажные вьющиеся волосы и раскачивали красное перо на берете. Рядом с ним стояли прислонённые к стене ходули, среди которых воровато копошилась домовая мышь, выщипывая пух из потерянной кем-то гостевой подушки.
Метрах в пятидесяти впереди посреди кучки наспех сметённого конфетти валялся небрежно сброшенный нанимателем костюм красного дракона. По нему успела потоптаться не одна пара ног, но поролоновая голова была ещё цела, разве что наверняка промокла. Её надо было срочно спасать, потому Рамус рассчитал наиболее безопасную траекторию подальше от основного скопления гостей, накинул глубокий капюшон сценической униформы, вздохнул и медленно, стараясь подражать расхлябанной походке ходячих мертвецов, зашагал вдоль стены.
- Нута, Нута, скотина ты безмозглая! – истерично завывал вдалеке карлик.
"Действительно, бедный Нута", – подумал униформист и в который раз порадовался, что, по словам того же шпрехшталмейстера, предел его способностей – перетаскивать тяжести из пункта А в пункт Б, и потому на нём не висит никакой дополнительной ответственности.
Но вообще, работёнка в бродячем цирке была не пыльная. Присоединившись к труппе примерно пару месяцев назад, Рамус уже успел подметить, что большую часть времени артисты проводят в дороге, а выступают достаточно редко. По крайней мере, за всё это время он присутствовал пока лишь на четвёртом представлении. Вот только предыдущие шоу были куда скромнее – без какой бы то ни было предварительной подготовки, без сражений до крови, салютов, жертвоприношений и этой дикой нескончаемой суматохи. Видимо, нынешние наниматели или платили побольше, или статусом были повыше.
Прежде Рамус никогда не вникал в нюансы заказов, не слушал болтовню коллег и вообще старался держаться от происходящего в стороне, смиренно выполняя свою часть работы и с благодарностью принимая соответствующую оплату кровом, едой и защитой, однако в этот раз ему вдруг стало любопытно, что за тварей они вообще обслуживают.
У него был достаточно скромный опыт проживания на территории междумирья, но все его наблюдения говорили о том, что местным здесь обычно вовсе не до пустых развлечений, что у каждого вида или группы имеется собственная задача и не слишком большие сроки для её реализации, потому развлекаться здесь особо некому и некогда. Однако цирк всё равно периодически куда-то приглашали и платили, судя по всему, прилично, раз артисты ещё не поумирали от голода, не сменили род деятельности и даже не пытались в моменты отдыха подшабашить.
Вывод напрашивался только один – пока остальные в междумирье выживают как могут, кто-то жирует.
Ещё вчера вечером на подъезде к замку он случайно подслушал разговор карлика с жутковатым смотрителем этапа, который предупредил, что на представлении будут присутствовать не только какие-то приглашённые порожденцы со сворой слуг и привычные для этой локации тухляки, но также некие крайне важные гости, ради которых во что бы то ни стало следует "выложиться по полной программе".
В общем, сегодня Рамус ожидал увидеть в вип-зоне кого угодно, но уж точно не самых обычных на вид людей, которых здесь не просто обхаживали, а буквально боготворили. Увы, расспросить о том, что это за люди такие, ему было совершенно некого. Большинство работников лишь разводили руками, кто-то мрачнел или испуганно замолкал на полуслове, ну а к оргам с подобными вопросами лезть в принципе не стоило.
Его нагнал один из извозчиков, несущий сразу два деревянных ящика с музыкальными инструментами.
- Они там уже почти доели деваху, – тихо сообщил он. – Жесть, правда?
- Жесть, – согласился Рамус, не поднимая головы. – Не знаешь, мы надолго ещё здесь?
- До утра плюс сборы, – отозвался словоохотливый извозчик. – Баре всю ночь зажигать изволят. Нута сложный свет монтирует, танцовщицы прихорашиваются, пиротехники что-то там копаются, акробаты ещё, возможно, пару номеров покажут, им сказали пока не переодеваться. Оркестровые похавать отошли, у них-то точно второй заход планируется, до рассвета будут пиликать. А я сейчас ещё разок туда-сюда сбегаю и на боковую. Типа и без меня есть кому за порядком последить.
Он хмыкнул.
- Один из бойцов наших, кстати, помер, ты слышал уже? Ну этот, из новичков, не помню его имя. Длинноволосый который.
- Серьёзно?
- Угу, Булла неудачно мечом полоснул, не смогли вовремя кровь остановить. Этот дурик ещё хорохорился, говорят. Терпел, пока без сознания не упал. Все штаны насквозь промокли, аж в сапоги натекло. Хотя возможно он и сам не понял, что с ним что-то не так, к эффекту стимуляторов ещё привыкнуть надо. Ну в общем, всё, парень теперь в числе местной массовки. Увидишь его, не подходи.
- Знаешь, мне что-то больше не хочется здесь работать, – меланхолично признался униформист.
Он наконец добрался до драконьего костюма и начал неспеша собирать оторванные от него запчасти.
Извозчик сдержанно хохотнул, останавливаясь рядом. Ему явно хотелось с кем-то поболтать, вместо того чтобы тупо перетаскивать ящики с места на место.
- Зато вон Камала всем довольна, – произнёс он игривым тоном. – Нажралась своих грибов как обычно и ушла с випами тусить.
- И почему я не удивлён? – еле слышно ответил ему Рамус, кое-как отжимая промокшую драконью голову.
Дредастая Камала была отбившейся от своего ковена ведьмой, откровенно двинутой на почве сексуальной магии. Она при любой погоде ходила без одежды и постоянно с кем-то совокуплялась. А если не совокуплялась, то говорила о совокуплении и рисовала повсюду половые органы. Словно бы секс был не только целью, но и смыслом всей её жизни. Она перетрахалась уже со всем цирком, да не по одному разу, и периодами довольно настойчиво предлагала себя тихому семнадцатилетнему Рамусу. Впрочем, до дела у них так ни разу и не дошло, поскольку больше, чем пристальный взгляд похотливой ведьмы, его страшила лишь перспектива подцепить от неё срамную болезнь, хоть все вокруг и заверяли, что половых инфекций в междумирье не существуют, а Камала в своём деле невероятно хороша.
"Мы тут все словно бы в ловушке, копошимся в грязи и даже этого не замечаем, – размышлял по пути к воротам униформист, в пол-уха прислушиваясь к болтовне извозчика на фоне нескончаемого рокота перемещающейся по площади толпы. – А ведь нам, по сути, был дан здесь второй шанс, чтобы прожить новую жизнь достойно, исправить прошлые ошибки и попытаться понять самих себя. Однако, что мы делаем? Снова только жрём, срём, трахаемся, радуемся ерунде и убиваем. Как неразумные, озабоченные примитивными страстями животные…"
Формулировка, прозвучавшая в его голове, оказалась весьма схожей с тем, что говорил лидер секты вертунов.
Эта ассоциация показалась Рамусу достаточно неприятной. Его до сих пор передёргивало, когда он вспоминал подчёркнуто безэмоциональные, будто пластиковые лица членов секты, их скверные зубы в просевших бледных дёснах, наполненные фанатичным блеском глаза и сизые рубцы на коже.
Эти люди планомерно истребляли сами себя, что, вне всякого сомнения, было жутко, однако их основная идея, похоже, успела его всерьёз зацепить, ведь он, как и вертуны, искренне верил, что только очистившийся от пороков сумеет вернуться обратно в человеческий мир.
- Все мы здесь по-своему озабоченные, – будто бы подслушав его мысли, неожиданно серьёзно проговорил идущий рядом извозчик. – Потому что этот вымышленный мир набит заботами под завязку. У нас просто нет времени остановиться и прислушаться к самим себе. Ограниченность ресурсов, законы, правила, опасности, страдания всяческие, вот это всё мешает жить нам в радости бытия. Мы как пауки в коробочке, копошимся чего-то, перебираем ногами, вжик-вжик, взад-вперёд, каждый день в кромешной мгле. Мы живём в проблемах и тревожности, которые никогда не кончаются, потому что мы постоянно находим себе новые, а потом дохнем один за другим. Тихо и бессмысленно. Ведь там, где есть страх, уже нет места мечтам, любви и свету.
"Надо же, такой простой и вместе с тем мудрый человек, – удивился про себя Рамус. – И почему мы с ним раньше никогда не разговаривали?"
- С дороги, тело, – булькнул рядом чей-то голос и униформиста с силой отпихнули в сторону.
Он врезался в стену и замер, машинально вжимаясь в шершавую каменную кладку, затем осторожно выглянул из-под капюшона.
Высокий гость в зеркальной маске, одетый в подобие сильно модифицированного рыцарского доспеха и красную многослойную парчовую юбку, бряцая оружием, прошествовал мимо на своих плохо гнущихся ногах и, не без труда, вписался в одну из служебных дверей. Вовремя отскочивший в сторону извозчик состроил вслед гостю недовольную гримасу.
- Драуги всегда такие говнюки, – еле слышно сказал он, подходя к Рамусу. – Не задел тебя? У некоторых из них вроде как, по слухам, шипы ядовитые.
- Вроде не задел, – униформист отлепился от стены и внимательно осмотрел свой рукав. – Погоди, "драуги"?
- Угу. Не слышал о таких? Ну и хорошо, надеюсь больше не услышишь, – извозчик шагнул ещё ближе и заговорил доверительным шёпотом. – Это пришлые. Гидравлические уродцы из Проломов, с зашкаливающим чсв и скверным норовом. Любят роскошь, увеселительные мероприятия, публичные казни, секс и подраться, благо они не покидают свои территории без веского повода, не выносят яркого солнечного света и после дня бодрствования отсыпаются по несколько суток подряд. Так что люди нечасто с ними пересекаются. В общем, если мы будем вести себя тихо и не вступать с ними в открытую конфронтацию, то проблем возникнуть не должно. Крови и боли сегодня и так уже было предостаточно. Я бы лично больше за тухляков переживал. Они медленные, конечно, но смотритель, который ими управляет, по ходу, конкретно забухал.
Рамус опасливо оглянулся на блуждающих по площади гостей.
Костры уже прогорели, но слуги не спешили убирать ни их, ни опустевший окровавленный помост и лишь заставляли длинные праздничные столы свежей снедью.
- А что за випы, не знаешь? – робко поинтересовался униформист.
- А вот с ними как раз не всё понятно, – с лёгкой улыбкой отозвался извозчик. – Думаю, они полубоги или типа того. Ну те, бородатые. От них веет силой Высших, правда вяленько. Как остаточный след. А рыжий, что с ними, обычный путник. Без проводника, но с числящимся за ним договором пути. Или его от проводника отдельно держат, как заложника, или вообще украли зачем-то. Но самое интересное то, что все с ним обращаются так, будто он хрустальная ваза. Даже персональную охранницу вон приставили. Среди оргов поговаривают, что его тоже скоро принесут в жертву. Хотя сожранную деваху ведь не охраняли, драуги тупо привезли её с собой в клетушке как прочую скотину и сразу же в расход пустили. Странные дела, в общем.
Рамус удивлённо поднял брови и замедлил шаг.
- Подожди, откуда ты всё это знаешь вообще?
Они наконец дошли до ворот замка и теперь ждали, когда пара громил, выполняющих роль дворцовой стражи, соблаговолит опустить подвесной мост.
- Чутьё у меня, – ответил извозчик, перехватывая свои ящики повыше. – Нюх на всякое такое. Привык уже с ходу распознавать. Со временем ко всему в итоге привыкаешь и начинаешь подмечать детали автоматически. Я ведь давно уже здесь, кем только не был и видел, соответственно, тоже всякое. Ты ведь в курсе, что я перерождён и иногда даже людей вожу?
- Ты?! – Рамус с изумлением уставился на собеседника, шагнул назад и чуть не упал, запнувшись о выступающий край выщербленной гранитной плиты.
Последняя фраза буквально выбила его из колеи. Все прочие мысли разом улетучились из его головы, чувства перемешались, а в сознании забрезжила слабая надежда.
- Ты… Вы проводник?

Проведя на территории междумирья в общей сложности три месяца сперва в качестве заурядного выживальщика, затем ненадолго угодив в лапы к вертунам и почти сразу же следом в бродячий цирк, Рамус всегда хотел отыскать свой собственный путь.
Примыкая то к одной группе, то к другой, он неизменно слышал множество рассказов о Зеркальной Башне, грезил тем, как однажды попадёт внутрь, она даже снилась ему пару раз, но он понимал, что дойти до неё возможно лишь в тандеме с проводником. Вот только ему почему-то категорически не везло, и все встреченные на пути перерожденцы оказывались либо смотрителями, либо просто напрочь поехавшими мутантами. С недавних пор ему даже начало казаться, что никаких проводников на самом деле не существует и их выдумали люди, которым надо хоть во что-то верить посреди этого беспросветного мрака.
Ну типа как верят в супермена, в спасителя, в ангела-хранителя, в рай, в любовь до гроба. В справедливость.
"Неужели всё взаправду?" – ощущая некоторое замешательство с примесью тревоги, думал Рамус, глядя на стоящего рядом с ним светловолосого проводника с открытым честным лицом, тремя загорелыми до черноты руками и коротким кожистым крылом, которое униформист до этого по невнимательности принимал за накидку.
"Но почему он сам, первым со мной заговорил? Какое ему до меня дело? – мысли его метались, не давая возможности сосредоточиться. – А вдруг он врёт? А вдруг он больше никого не водит? А вдруг я не достоин освобождения, и он от меня откажется?"
Ему хотелось одновременно запрыгать от радости, и убежать куда подальше.
Перерожденец, явно довольный произведённым эффектом, щурил глаза и сдержанно улыбался.
- Вы действительно проводник? – сипло повторил Рамус. – Но что вы тут делаете? Я не понимаю.
- Как это что, работу работаю. Так же, как и ты.
- Но… но вы ведь проводник!
- И что с того? Думаешь, мне еда не нужна что ли?
Громоздкий подвесной мост, грохнув цепями, наконец упал с другой стороны рва, и кованная решётка с душераздирающим скрежетом поползла вверх. Перерожденец, не дожидаясь пока она окончательно поднимется, коротко кивнул стражникам, будто старым знакомым, и поднырнул под неё с ящиками наперевес.
Рамус опомнился и рванул за ним следом.
- Нет, я понимаю, еда всем нужна, – затараторил он и, испугавшись, что своим напором оттолкнёт долгожданного проводника, понизил голос до громкого шёпота. – Но вы ведь столько всего знаете и умеете. Вы помогаете простым людям получить свободу. И вместо этого вы… работаете обычным извозчиком в цирке?
- А она вообще нужна людям, свобода эта? – чуть повременив, хмыкнул перерожденец и бросил короткий взгляд на собеседника. – Ты первый человек за последние циклов пять, наверное, кто вообще о ней заговорил. Все здесь ищут лишь сиюминутную выгоду. Ну, там, раздобыть клёвый гаджет, почесать своё чсв, пристроиться в тёплом местечке, заслужить покровительство правильного бога. Какая нафиг свобода? Зачем?
Его зрачки блеснули в густой тени надвратной башни словно отполированная сталь.
- Мне… Мне нужна свобода, – голос Рамуса дрогнул, он сглотнул и замолчал, потрясённый собственной дерзостью.
- Ладно, – кивнул проводник и на ходу протянул свободную руку для рукопожатия. – Называй меня Декс. Ты вроде парень неплохой, так что я готов обсудить возможные перспективы.
Его ладонь была тёплой, шершавой и крепкой.
- Расскажи мне, что для тебя "свобода".
Под их подошвами зашуршали камушки дорожной насыпи, со стороны рва потянуло запахом влажного ила, вдали показались растрёпанные матерчатые горбы цирковых повозок, белёсые струйки костров и тощие спины бычков, пасущихся на сером от пыли пригорке.
- Давай, – сказал проводник. – Буквально пару слов. Первое, что приходит в голову, – и добавил, – у тебя одна минута.
- Одна минута? – растерянно пробормотал Рамус и понял, что не способен сформулировать ни единого внятного ответа.
Страх на грани паники захлестнул его с головой.
Он замычал и вцепился в драконью голову так, будто она была его последней спасительной соломинкой. Сердце гулко забилось в груди, колени обмякли, стало даже как-то трудно дышать, и он словно перепуганный ребёнок залепетал какую-то чепуху о том, что свобода – это что-то такое непостижимое, что это шаг вперёд, чистота, воздух и солнце, что это тайна и неизвестность, но вместе с тем исключительная честность. Что это дыра в груди, которую ничем не заполнить, светлячки в ночи, широко раскинутые руки, колышущаяся трава, ну и всякое такое прочее. Почему-то ему казалось, что нужно выдать как можно больше красивых ассоциаций и тогда проводник поймёт, как много для Рамуса значит это слово.
Перерожденец молча вышагивал рядом, чуть наклонив голову набок.
- Да, хорошо, – в какой-то момент перебил он. – Хватит, я понял.
Рамус осёкся, губы его задрожали.
"Всё, провалил проверку. Теперь он откажется от меня", – решил униформист и, широко раскрыв глаза, уставился на носки своих прохудившихся ботинок.
Декс откашлялся, прочищая горло, а затем заговорил вдумчиво и драматично:
- Мы покинули наш вечный небесный дом, в котором царит гармония и благодать, потому что пытались найти самих себя. Ерунда это всё и игры ума. Ничего нам не нужно для счастья, внутри нас уже всё есть.
Он многозначительно ткнул себя пальцем в грудь и сощурился.
- Я считаю, люди не кайфуют от жизни здесь, потому что думают, будто счастья непременно нужно добиваться. Дескать, остальное - глупость, недостойная внимания. Но это всё то же высокомерие, проявления эгоистичного ума, который ищет наибольшую выгоду. А нужно искать и видеть чудеса, которых вокруг тебя полно. Сейчас ты не можешь понять этого, потому что ещё не привык к подобным идеям. Ты слишком сосредоточен на самом себе, в этом твоя проблема. Это тебя выматывает. Но я научу тебя смотреть на мир глазами новорождённого ребёнка.
Мимо них, синхронно подкидывая вверх колени, пробежали не в меру бодрые акробаты, как один коротко отсалютовали идущим. Они были похожи на бесполых гуманоидов из черно-белых фильмов про путешествия на иные планеты, которые так любил смотреть в своей палатке карлик-шпрехшталмейстер, часами гоняя плёнку на стареньком трескучем кинопроекторе.
- Истинная природа путника, – продолжал говорить проводник, глядя на копошащиеся возле повозок силуэты артистов, – это бессмертный дух, пребывающий в постоянном покое и блаженстве, никогда ничем не затрагиваемый. А все наши беды исключительно от ума. Когда человек пытается опереться на ум в надежде упорядочить свою жизнь, выстраивая шаткие умозрительные конструкты, закрывая гештальты и так далее, естественное внутреннее ощущение бессмертия гаснет и человек становится привычно озабоченным, живущим в стрессе придурком. Понимаешь?
Рамус не понимал.
Правый бок рабочей униформы неприятно холодила прижатая к нему мокрая драконья голова, мысли и чувства перемешались, его немножко мутило то ли от голода, то ли из-за неясных переживаний.
- Все наши проблемы, – продолжал развивать свою мысль проводник, – являются следствием нашей привычки иметь проблемы. Однако объективно никаких проблем не существует, они все у нас в голове и надо лишь переключиться на другой режим, отказаться от своего прежнего образа жизни и восприятия. Теперь ты не просто безымянный придурок, не знающий куда ему приткнуться, ты живой человек, ты путник.
Справа протяжно и грустно мыкнул бычок, его хвост то и дело ударял по худому светлому заду, разгоняя вьющихся над ним насекомых.
- Батюшки, сладкие мои! Вас никак отпустили уже? – заголосила вынырнувшая из-за ближайшей повозки дредастая ведьма. – Идите скорее к нам, дружочки-пирожочки! Добрая тётя Камала на всех вкусностей припасла.
Вид у неё был счастливый и потрёпанный. Краска с её тела почти сошла и тёмные, словно ягоды дикой ежевики, ничем не прикрытые соски мотались из стороны в сторону.
- Чуть позже, сокровище моё, – добродушно откликнулся Декс и, подхватив сконфуженного Рамуса под локоть, потащил в сторону большого организационного шатра, где уже должны были раздавать ужин.
- Манифик! – взвизгнула им вслед ведьма. – Люблю вас очень, в вечору набегу, натрогаю всех!
- Сейчас мы с тобой перекусим по-быстрому и сходим ещё раз в замок за оставшимся реквизитом, – сказал проводник. – Возьмём пару тележек, чтобы побыстрее управиться и завалиться спать до наступления сумерек. Сегодня был непростой день, так что слишком напрягать тебя разговорами не буду. Договор заключим, когда покинем Город, а то нас живыми отсюда не выпустят.
- То есть, – осипшим голосом проговорил Рамус, не поднимая глаз, – вы меня берёте?
От избытка чувств ему захотелось плакать.
- Беру, – кивнул Декс. – Но ты не думай об этом, это всё условности и бюрократия, которая не должна тебя больше волновать. Ты теперь вне этих игр, ты путник. Воло! – радостно крикнул он, продираясь сквозь очередь у входа в шатёр. – Накидай мальцу мяса в кашу побольше, он сегодня заслужил.
- Да ладно, – усмехнулся толстый пучеглазый повар, размеренно орудуя черпаком на раздаче. – Все слышали? У нас тут везунчик. Декс берёт парнишку под опеку!
- Вау-вау, поздравляем! – ответила толпа, погромыхивая тарелками и ложками.
Рамус затравленно зашарил взглядом по лицам людей вокруг, ожидая, что над ним потешаются, но нет, похоже, все действительно были рады за него. Циркачи улыбались искренне, открыто, кто-то даже одобрительно похлопал его по плечу. У него отобрали мокрого дракона, вручили наполненную горячей едой тарелку и под дружные аплодисменты сопроводили за пустой столик в углу шатра.
- Не понимаю, что происходит, – признался он шёпотом возникшему рядом Дексу.
- Я редко кого-то беру, – объяснил тот и нетерпеливо постучал ложкой по столу. – Ешь. И не реви, ты мужик или кто?
Рамус хлюпнул носом и начал послушно заглатывать раскалённую кашу, то и дело смаргивая подступающие слёзы. Он ведь уже не ждал от этой жизни ровным счётом ничего путного, он спрятался от мира словно улитка в свою раковину и лишь изредка высовывал оттуда голову, чтобы выполнить очередное бессмысленное задание, с каждым новым днём всё больше теряя веру в себя и превращаясь в смутную тень, в жалкое подобие человека. Неужели это закончилось и совсем скоро он будет свободен?
- Да прекрати ты уже думать, расслабь мозги, – стоящий напротив проводник подсунул ему свой кусок рыхлой волокнистой тушёнки и большой ломоть ржаного хлеба. – Просто поверь и отпусти. Потому что сколько бы ты ни думал, уму всегда будет мало. Ум не может пребывать в покое, это его базовое качество. Ум постоянно твердит нам, что нужно больше трудиться, нужно больше достигать и постигать, однако от этого жизнь человека становится только хуже. И остаются в итоге лишь страх, неудовлетворённость, надежда, нереализованные планы, сожаления и душевная боль. А человек из счастливого сгустка света, коим изначально являлся, превращается в злую кисложопую тварь, которая вечно всем недовольна и страдая, несёт это страдание всем вокруг. Ты этого хочешь?
- Нет, не хочу, – еле слышно ответил Рамус и решительно поднял на проводника глаза. – Я хочу нести свет.
- Вот и умничка, вот и молодец, так держать, – Декс подмигнул проходящей мимо танцовщице и с нескрываемым удовольствием облизал свою ложку. – Те, кто утверждают, будто постоянного счастья не существует, просто не понимают о чём говорят. Благодать она повсюду, она растворена в воздухе, понюхай.
Он помахал возле своего лица поднятой ложкой будто дирижёрской палочкой.
- Почувствуй, как густо и жирно её повсюду. Прям хоть сейчас на хлеб эту благодать мажь. А всё остальное оно ненастоящее, напускное, выдуманное. Тебе достаточно лишь поверить в это. Рецепт прост. Выкинь из головы все свои прошлые убеждения и всякую направленность куда-то во времени. Всякое знание о жизни. Стань незнающим, но живым. Ты не зомби, ты не тень, не жалкое подобие, ты сияющий человек. Просто будь в моменте и увидишь свой истинный свет.
Резкий порыв ветра качнул полог шатра, сорвал с кого-то из танцовщиц пышную перьевую накладку, девушка весело взвизгнула и побежала её ловить, быстро перебирая ногами, обутыми в крохотные блестящие туфельки.
- Но почему тогда многие считают, будто страданиями душа очищается? – спросил Рамус.
- Ты про своих дурацких вертунов что ли? – фыркнул проводник, иронично приподнимая брови. – Да пусть они себе страдают насколько им запаса психики хватит, страдальцы. Хоть до смерти пусть устрадаются. Тебе какое дело до них? Задрали эти несчастные, вечно нервные глупцы, боящиеся всего вокруг. Перестраховка и озабоченность есть зло. Почему бы не жить на полный свет? На грёбаный зашкаливающий позитив, который якобы невозможен в этом мире боли? Дескать, есть причины, что это невозможно, бу-бу-бу, бла-бла-бла. Какие, мля, причины?
Его зрачки снова сверкнули расплавленным металлом, и Рамус понял, что всё, теперь он действительно спасён.