Принесла нелёгкая

(Из сборника "Недетские сказки)

За массивным столом в маленькой, но уютной комнатушке, сидело трое: дама старшего пенсионного возраста, сухонький лысый старичок и огромный, как рысь, котяра.
Локоны дамы иссиня-чёрного, словно вороново крыло, цвета были переплетены наподобие халы и уложены в сложную фантазийную прическу, похожую на корону Анны Иоановны. Глубоко посаженные глаза были подведены чёрными стрелками, а губы были накрашены ярко красной помадой.
 
Сидевший напротив неё старикашка выглядел намного старше, но всё равно, не казался дряхлым. И хотя его лицо и было изборождено глубокими морщинами, осанка было царственной. Держа спину строго вертикально, он восседал на колченогом табурете, как император на троне. Полное отсутствие волос на лоснящемся черепе компенсировалось длиной и седой козлиной бородкой. Одет он был в сильно поношенный, но безупречно отутюженный смокинг и белоснежную сорочку с цветастой бабочкой-адмиралом. Время от времени даже казалось, что бабочка вот-вот взмахнёт крылышками и перелетит на аленький цветок, росший в дубовом бочонке и из-под мёда, что стоял на подоконнике.

Котяра был матёр, пушист, сер, полосат, усат и имел кисточки на ушах. Он чинно восседал за столом, но в отличие от пожилой дамы и лысого старичка, не принимал участия в разговоре. Он казался исполненным величественного достоинства и, очевидно, не считал для себя возможным снизойти до праздной беседы на пустячные темы. Весь его вид должен был говорить о том, что он оказывает сидящим за столом высокую честь одним своим царственным присутствием. Чая он не пил, а лишь иногда бросал мимолётный взгляд на блюдечко с молоком, но… как говорится, «ноблез оближ», а потому к напитку он не прикасался.

На столе пыхтел огромный и потемневший от времени пузатый самовар, стояли чашки с блюдцами Мейсенского фарфора, хрустальная вазочка с брусничным вареньем, расписанная под Хохлому деревянная утица с баранками, а ещё штоф с клюквенной наливочкой и двумя ликёрными рюмочками на тонких ножках. Над столом висела большая керосиновая лампа, освещавшая комнатушку неярким, но тёплым светом. Хотя, возможно, тепло шло не от этой лампы, а от большой изразцовой печи, дрова в которой уже прогорели.
Дама и старичок вели неспешную беседу.

– Вчера ходила в нашу районную поликлинику. Представляете, Константин Афанасьевич, у них теперь такие порядки завели, что перво-наперво нужно к участковому терапевту идти, а уж тот определяет, к какому специалисту дальше обращаться и даёт направление. А без его направления к специалисту и не запишешься. Как будто я, дожив до седых волос, не знаю, что мне нужно к дерматологу, а не к окулисту, если у меня вдруг на носу бородавка выскочила. Они, надо полагать, думают, что у нас, пенсионеров, времени вагон, пороги по разным кабинетам обивать и в очередях высиживать.

– Ладно бы, если бы помогли! Я бы и посидел часок-другой, лишь бы толк был от их лечения. А как я погляжу, Ядвига Пантелеймоновна, бородавка то ваша по-прежнему на своём месте. Вы уж простите меня, старого, за прямоту. Вообще-то, джентльменам не положено обсуждать чужие болячки и дефекты внешности, но вы ведь сами соблаговолили об этом дефекте сказать.

– Да чего уж там, Константин Афанасьевич, бородавка – дура, выскакивает, где не надо. Бородавка – она бородавка и есть. И придётся мне эту бородавку ещё минимум месяц терпеть. Терапевт-то мне направление выписал, да только дерматолог в нашей поликлинике принимает раз в неделю, и запись к нему на месяц вперёд. Не в платную же клинику обращаться, там обдерут, как липку. Не знаю, хватит ли мне терпения этого приёма дождаться. Может и ждать не стоит, а взять, да по старинке намазать эту бородавку отваром из крысиных хвостов и папоротника, глядишь и сама отвалится.
– Ага, отвалится. Вместе с носом твоим длинным, – брякнул, не утерпев, котяра, но потом опять принял надменный вид, будто всё происходящее в комнате его не касается.

– Не огорчайтесь, Ядвига Пантелеймоновна. Уверяю вас, эта небольшая бородавочка вам даже к лицу. Ничуть не портит вашей неземной красоты. Эх, будь я лет на четыреста помоложе! Мы бы с вами как в прежние годы… ух!
– Ох, ну и озорник вы, Константин Афанасьевич! Седина в бороду, бес в ребро. Чего вспомнили! Тож когда было то! Сейчас уж и не припомню, в каком году.
– Я, признаться, тоже запамятовал, когда это было, то ли при Петрушке, то ли при Павлушке.
– Совсем старый из ума выжил. Не при Петре это было, а уже при дочери его Анне Петровне, – сказал котяра.

–Посмотрим, как ты, Баюн, замурлыкаешь, когда тебе полторы тыщи лет стукнет. Что поделаешь, возраст! Не только простатит, но и склероз с деменцией. Кстати, Ядвига Пантелеймоновна, мне тут недавно замечательные таблетки от склероза прописали. Вот уже два месяца, как принимаю, эффект просто замечательный!
– Что вы говорите, Константин Афанасьевич! Мне бы тоже такие таблеточки не помешали. Как, говорите, этот препарат называется?

– А называется он… вот чёрт, забыл совсем. Кажется, как-то на букву «Ка». Или нет, на букву «Пэ». Нет, точно на букву «Эль». На «Эль», это точно. У вас нет справочника Видаль? Можно проверить на букву «Эль». Или на «Эф». Знаете, что? Я как домой вернусь, посмотрю, что там на коробочке написано, запишу на листочек и с первой же сорокой вам пришлю. Если, конечно, не забуду.

Ядвига Пантелеймоновна подлила Константину Афанасьевичу наливочки.
– Ваше здоровье! – сказал тот, и выпил залпом. В отличие от старика, дама пила маленькими глоточками, смакуя. А котяра всё-таки не удержался и быстренько полакал молочка из блюдца, но потом облизнулся и снова сел чинно, приняв царственный вид.

Тут кто-то трижды постучал в окошко. Ядвига Пантелеймоновна, опираясь на алюминиевую палочку, встала, прихрамывая, подошла к окну, и открыла форточку. Тут же в комнату влетел чёрный, как африканская ночь, ворон.

– С чем пожаловал, Варсонофий? – спросила хозяйка.
– Прррошу срррочно пррриготовиться! К вам черррез минуту курррьеррр пррридёт.
– Какой ещё курьер? Мы вроде ничего не заказывали. Ты, Варсонофий, случаем, ничего не перепутал? – спросила Ядвига Пантелеймоновна у ворона.
– Категорррически гарррантирррую: ничего не перррепутал. Пррридёт курррьеррр, которррый пррриносит перрреписку, – ответил ворон.

– Это он, наверное, о почтальоне толкует, – предположил Константин Афанасьевич.
В дверь постучали. Потом ещё раз.
– Ну, точно, почтальон. Почтальон всегда звонит дважды, – констатировал Константин Афанасьевич.
– Войдите, не заперто, – пригласила Ядвига Пантелеймоновна.
В дверях показался мужчина средних лет с пухлой сумкой на плече. В неверном свете керосиновой лампы его униформа с серебристыми петлицами казалась чёрной, отчего особо похожей на ту, что носили эсэсовцы. Заходя, он снял форменную фуражку, но ему всё равно пришлось склонить голову под низкой притолокой.

– Добрый вечер, Ядвига Пантелеймоновна. Добрый день всей честной компании. Насилу до вас добрался. Вот ведь каждый месяц ношу вам пенсию, а всё с дороги сбиваюсь. Уж больно тропка к вашей избушке петляет, то к Гадкому болоту заведёт, то на Лысую гору, а то прямо к платформе «Сказкино». Я уж и отчаялся найти вас сегодня, думал, что не по той тропке пошёл, да вдруг вижу: Варвара на суку сидит. Ну, думаю, значит всё верно, где-то ваша избушка рядом.

 – А ты садись, Модест Емельяныч, отдохни с дороги, чайку попей или наливочки. В нашей глуши почтальон – желанный гость.
– На службе я, при исполнении, мне наливочку употреблять не разрешается.
– Ну, так ты, сердечный, тогда чайку попей, – Ядвига Пантелеймоновна достала из буфета чистую чайную пару, налила заварки покрепче и долила кипятку из самовара, – вот вареньице, сушечки с маком, угощайся. Жаль кулебякой тебя, дорогой мой, угостить не могу, мы с Константином Афанасьевичем скоромного уж почитай два месяца, как не употребляем.

– Так разве пост уже не кончился? – удивился Модест Емельяныч.
– Так у нас не пост. У нас – низкобелковая и безжировая диета. В журнале «Здоровье», который, между прочим, ты сам мне принёс, вычитала. Учёные рекомендуют, как средство от ожирения и холестериновых бляшек.

– Ну и память у вас, Ядвига Пантелеймоновна! Это ж когда было, что я вам журнал «Здоровье» приносил! Его в нашем почтовом отделении уж почитай лет двадцать, как не было, никто в «Сказкино» больше этот журнал не выписывает, все теперь в Интернетах сидят или Малышеву по телеку смотрят. Да и учёные эти, поди, уж померли все давно. Оно и немудрено от такой диеты.
Модест Емельяныч съел сушку, две ложечки брусничного варенья и запил чаем. Потом вытер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот и начал рыться в своей огромной сумке.

– А у меня для вас сегодня много всего. Первым делом, вот ваша пенсия, 18203 рубля 21 копеечка. Получите-распишитесь.
– Так вроде бы существенную прибавку обещали, эту, как бишь её, индексацию?
– Будет, будет вам индексация, обязательно будет, раз президент так сказал. Но по официальной информации индексация аж на целых 302 рубля 12 копеек будет в следующем квартале. Эх, заживёте! Мне-то ещё до пенсии, как до Луны, с тех пор, как пенсионный возраст повысили.

– А мы с Константином Афанасьевичем и так не бедствуем. У него – от многолетних сбережений сундуки ломятся, а у меня тут природа вокруг, никакой супермаркет не нужен. Грибочки, ягодки, медок, яички перепелиные диетические, дичь всякая, а если кто из города забредёт, то, глядишь, и мясцом разживёмся. Правда, городских в последнее время редко в наши края заносит.

– А за чем же таким вы тогда в город ездите? Вот у меня тут для вас три заказных письма. Судя по обратному адресу, это штрафы из ГИБДД.
– Это мне хошь не хошь в поликлинику ездить приходится. К нам-то сюда врача не вызовешь, они дальше тридцати километров за кольцевую дорогу не выезжают. Ну, давай их сюда, посмотрим, какие ещё козни они нам, простым автолюбителям, приготовили. На каждом суку камер поразвешали, никуда теперь от них не скроешься. Раньше, бывало, инспектора ГАИ на дороги стояли. Так им можно взяточку дать, или припугнуть их связями. А с камеры эти взяток не берут.Остаётся только дятла просить, чтобы он им объективы повыклёлвывал, так он, сердечный, за ЦОДД не успевает. Он одну камеру склюёт, а они тут же три новых повесят.
 
Ядвига Пантелеймоновна надела очки и стала читать.
– Так, первый штраф – за превышение скорости. Ну, это я могу, тут и спорить не о чем. Люблю с ветерком. А какой русский не любит быстрой езды?
– А ты, что ли русская? – спросил недоверчиво котяра.
– А то какая? Наш род на Руси ещё до Рюрика поселился. Есть документальные свидетельства, вон, на полке возьми, почитай.
– Так это же сказки и былины! – возразил котяра.
– Вот именно. Раз былины, значит так всё и было, как там написано. Посмотрим, что они ещё придумали… Второй штраф – за неоплаченную парковку. Аж целых пять тысяч! – Ядвига Пантелеймоновна сокрушённо покачала головой.

– Говорил я вам, нужно срочно было оформлять на Госуслугах разрешение на инвалидную парковку. С вашей-то ногой, вам давно должны инвалидность второй группы оформить, – сказал Константин Афанасьевич.
– Да была у меня инвалидность, и справка розовая была, да только срок вышел. Они там в медико-социальной экспертизе каждый год требуют по новой всё переоформлять, не иначе, как подозревают, что у меня за год новая нога может отрасти, здоровая. Будто я Змей Горыныч какой-нибудь. Так, а третий штраф – за эксплуатацию неисправного транспортного средства.
 
– А что за неисправность-то, там не указано? – спросил Модест Емельяныч.
– Указано. Неисправность стеклоочистителя ветрового стекла со стороны водителя. Ну уж, дудки, этот штраф я оплачивать не стану. Буду обжаловать через суд. Что-что, а стеклоочиститель у меня всегда исправен, им не только ветровое стекло, но и улицу подметать можно. Как говорится, старая метла лучше знает, где сор в доме. Ты, Модест Емельяныч, пока ещё чайку выпей, а я тем временем заявление в суд напишу, ты как раз и доставишь по назначению. Вот только чернила у меня все высохли, но ничего, я сажей из печки напишу.

– Не нужно сажей, а то перепачкаетесь. Вот вам шариковая авторучка, – сказал почтальон.
А потом он повернулся к старичку.
– А с вами, Константин Афанасьевич, мне сегодня повезло, раз я вас здесь застал. А то пришлось бы ещё семь вёрст да с полной сумкой до вашей Каменной пещеры идти. Вам тут как раз письмо из банка «Золотой стандарт».
 
– Что ж, посмотрим, что нам банкиры пишут, – Константин Афанасьевич распечатал конверт, достал из кармана очёшник, а из очёшника очки в роговой оправе с толстенными стёклами, и стал читать, беззвучно шевеля губами.
– Ну, и что они вам пишут, если не секрет? – спросил Модест Емельяныч, – ведь, насколько я помню, вы всегда говорили, что с банками никаких дел иметь не желаете.
 
– В этом ты прав, мил человек, нет у меня к банкам доверия. Помню, в Сберкассе вклады заморозили на несколько лет, а в прошлом году все банки одновременно перестали доллары возвращать с валютных счетов. Ну уж нет! Я уж лучше по старинке буду золотишко скупать и в сундук складывать, так оно надёжнее выйдет.
– А вдруг, пожар? Или вдруг какие-нибудь лихие люди вас ограбить решат? – спросил почтальон.

– Во-первых, золото – это тебе не бумажки какие-нибудь. Про эти бумажки только говорят так, что у них десятки способов защиты. Банкноты и гореть могут, да и просто обесцениться. А с золотом такого не случится. А насчёт лихих людей, так у меня охрана будь здоров: Медведев, Волков, Кабанов и братья Сохатые. Да и сундук у меня старинной работы, замок ещё сам Алексей Сурнин делал. Ну тот, с которого Лесков Левшу списал. Вот мастер был, так мастер, хотя и пьющий! Так что в моём сундуке денежкам спокойней, чем в сейфе «Кредит Свисс». И санкции не страшны никакие.
– Так-то оно так, но ведь банки выплачивают проценты на вклад, – возразил почтальон.

– Знаем мы их проценты! Откроет какой-нибудь банк вклад под баснословный процент, а через полгода, глядишь, руководство банка за границу сбежит, а банк лопнет.  Хорошо, ещё, если миллион четыреста тысяч своих кровных сможешь вытащить. А у меня в сундуке все депозиты под контролем, всё просчитано и рассчитано. Вот смотри: каждый месяц я сдаю перекупщикам натуральный продукт своей фермы: грибы, ягоды, травы сушенные, орехи, шкурки соболиные, медок и вся такое, и покупаю в Сбере по 8 золотых слитков. Кладу их в свой сундук. За год выходит восемь на двенадцать, итого 96 слитков. За десять лет – 960. За сто лет – 9600. За тыщу лет…
– Понял, понял, – сказал Модест Емельяныч, – за тысячу лет – 96 тысяч слитков. А с учётом постоянного роста цен на золото солидная сумма получается. Только, поди, проживи столько…
– Какие наши годы! Время пролетит, оглянуться не успеешь, – ответил Константин Афанасьевич и вздохнул.

Ядвига Пантелеймоновна закончила писать и передала листок Модесту Емельянычу:
– Отправь-ка, мил человек, мою бумаженцию для начала в районный суд, пусть разбираются. А то, ишь чего вздумали…
Почтальон вложил листок в чистый конверт, заполнил адрес, выдал хозяйке квитанцию, а потом встал и откланялся.
– Пойду, пока совсем не стемнело и тропка ещё видна, а то, как бы мне снова не заплутать, – сказал он.

– А ты, мил человек, на этот счёт не беспокойся. Я попрошу Варсонофия или Варвару, супружницу его, слетать, показать тебе дорожку на станцию.
 – Пусть Варррваррра летит. А то она скоррро мозоль на языке натрррёт от пррраздной трррескотни с соррроками. И хорррошо бы говорррили о чём-нибудь серррьёзном, а то спорррят обо всякой ерррунде!

Константин Афанасьевич встал с табурета и подошёл к маленькому окошечку, сдвинул в сторону занавес из запылившейся паутины и, сначала сняв очки, потом снова надев их, а потом снова сняв, сказал:
– Надо же, как он шустро почесал за Варварой. Только пятки засверкали! Вот что значит, молодость!
 
– Ну, это как посмотреть. Он говорил, что ему до пенсии ещё год остался, – уточнила Ядвига Пантелеймоновна.
– Стало бы, ему шестьдесят четыре. Вот я и говорю, молодой ещё. Да и выглядит молодо. – сказал Константин Афанасьевич, снова сев на табурет.
– Это он так молодо выглядит из-за своей новой чёрной формы.
– Никакая она не чёрная, а на самом деле, если хорошенько приглядеться, тёмно-синяя.

– Вы меня успокоили. Признаться, я, когда нашего Модеста в первый раз в этой форме увидела, так решила, что опять фашисты в наших краях объявились, как в сорок первом. Ну, думаю, неужто опять война началась: сначала на дорогах вместо милиционеров полицаи появились, проезду не дают, а теперь ещё и почтальонов в эсэсовцев обрядили.
 
– Мир меняется, уважаемая Ядвига Пантелеймоновна. Как говаривал старик Гегель, история развивается по спирали, а мы, стало быть, находимся на новом витке. Но, как было написано на кольце царя Соломона «Всё пройдёт. Пройдёт и это». Поживём, увидим. Какие наши годы!
Ядвига Пантелеймоновна подлила старичку наливочки, они чокнулись и выпили «за ваше здоровье!».

За окном раздалось громкое карканье. Ядвига Пантелеймоновна открыла дверь и сказала ворону Варсонофию:
– Лети, узнай у своих, в чём дело. Что за переполох такой?
Ворон вылетел за дверь. Птичий гам и карканье за окном усилилось, а потом ворон вернулся и прокричал:
– Тррревога! Полундррра! В тррридцати трррёх саженях бррредёт добрррый молодец. Заплутал грррешный. Видно с дорррроги сбился. Сейчас как ррраз по оленьей тррропке пррридёт к тебе в избушку. Грррач Гррригорррий специально прррилетел нас пррредупррредить.
 
– Ох, принесла же нелёгкая! То-то я чую, русским духом запахло. Думала, у меня галлюцинации начались на почве голодания. И кто только придумал эту ягодно-грибную диету, – вздохнула Ядвига Пантелеймоновна, – нам бы кулебяку с мясом или шашлычок.
Дама поправила свою высокую причёску и снова вздохнула:
– А теперь вот ещё и добрый молодец пожаловал. Ох уж эта молодёжь! Нет от неё покоя ни днём ни ночью! Никак не дадут нам с вами, Константин Афанасьевич, поговорить по душам, как в былые времена.

Раздался стук в дверь.
– Карррр! – ответил Варсонофий.
– Не заперто, – сказал Константин Афанасьевич.
– Войдите! – сказала Ядвига Пантелеймоновна.
А котяра промолчал. Не царское это дело, болтать по пустякам.
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался молодой человек в камуфляжном костюме и красной бейсболке «Пума». Входя, он пригнулся, снял бейсболку и кивнул присутствующим:
– Здравствуйте! Прошу извинить за беспокойство.

Молодой человек был статен, ладен и хорош собой. Волосы светлые, кудрявые. Глаза васильковые. Щеки румяные. В руках у него была пластиковый пакет с белыми и подосиновиками, а на ногах резиновые сапоги.
– Присаживайтесь, молодой человек. Выпейте чайку с наливочкой. Какими судьбами в наши края? – вежливо поинтересовалась хозяйка, – кстати, познакомьтесь. Это Константин Афанасьевич, а меня можете называть Ядвигой Пантелеймоновной.
– А я – Иван. Можно просто, Ваня.
– Должно быть, грибочки собирали, да с дороги сбились? – поинтересовался старичок.

– Честно сказать, не совсем так, грибочки это так, мимоходом, тут у вас их хоть косой коси, – сказал молодой человек, сев за стол и принимая от хозяйки чашку чая, – а приехал я в ваши края товарища своего искать. Его тоже Иван зовут, как меня. Может видали такого? Мы с ним тёзки, только он по фамилии Дураков, а я, наоборот, Царёв. Так вот, две недели назад Ваня в ваши края ездил за грибами, а как вернулся и грибы матери своей отдал на засолку, так сразу ко мне зашёл и позвал пиво попить в спорт-бар. Я сначала не хотел идти, лень мне было, но он уж очень настаивал. Видно, не терпелось ему чем-то необычным со мной поделиться. И вот, за пивком рассказал он мне любопытную историю. Оказывается, когда он в ваших краях грибы собирал, вывела его лесная тропка на край болота. Увидел он, что на листе кувшинки лягушка сидит. Здоровенная такая, может и не лягушка, а целая жаба. Ну, Ваня, естественно, подобрал с земли еловых шишек и давай в эту лягушку швыряться. Поначалу никак попасть не мог. А лягушка эта как назло сидит на своей кувшинке и улыбится во весь рот, а рот-то у неё до ушей
.
– Ну надо же, какая наглая! – удивился Константин Афанасьевич, – а дальше что?
– А дальше, Ваня наш не стерпел такого измывательства со стороны этой зелёной мокрой твари и с девятой попытки разу же попал шишкой прямо в воду перед самым носом своей насмешницы. Та аж квакнула от возмущения, а потом сразу прыг в камыши, только Ваня её и видел. Взял он тогда дубину покрепче, и пошёл в сторону камышей. Раздвинул он камыши и видит, а за камышами в метрах пятидесяти от него полянка, а по ней гуляет девушка необыкновенной красоты. Срывает цветочки и в венок их заплетает. И тихонечко ангельским голоском поёт песенку: «Я сплела себе веночек, там цветочек, сям цветочек». Захотелось ему сразу с этой девушкой… э-э-э… познакомиться, а что ей сказать он никак не мог сообразить. Это же лес, а не дискотека. Пока он подбирал слова, девушка подмигнула ему, улыбнулась, повернулась и пошла в чащу. Он за ней, но её и след простыл. Он ещё по лесу походил, никого так и не нашёл, и чуть не заблудился. Но хорошо, услышал шум от товарняка. Пошёл на этот шум и дошёл до железной дороги, а там и платформа «Сказкино» недалеко. Дождался электрички и всю дорогу до города о девушке этой вспоминал. Уж очень она ему понравилась. Красивая и одета по последней молодёжной моде: блузка с вырезом, юбочка с разрезом и голубые лабутены.

– А лабутены – это что? – спросил заинтригованный Константин Афанасьевич.
– Это туфли такие, на высоченных каблуках-шпильках и обязательно с красной подошвой.
– Надо же, с красной подошвой! И что-же она в нашем лесу в такой непрактичной обуви делала? – спросил старичок.

– Вот и тезка мой этого так и не понял. Но запал он на эту девушку.  Или правильнее сказать, она ему в душу запала. Три дня потом ходил он сам не свой. После опять меня пиво пить позвал. Рассказывал, что ему каждую ночь снилось, как она ему подмигивает, улыбается, пальчиком к себе манит, а потом уходит в чащу и исчезает. Понял Ваня, что должен он эту девушку во что бы то ни стало найти и немедленно на ней жениться. Вот он и решил не дожидаться выходных, а взять на работе отгул и пойти в ваш лес эту девушку искать.

– Диз из вери ромэнтик! – сказал котяра.
Молодой человек взглянул на него, но так и не поверил, что кот может говорить по-английски. Сам-то он по-английски не бум-бум. Решил, что ему почудилось.

– Ну, а дальше-то что было? – спросила Ядвига Пантелеймоновна.
– А дальше ничего не было. Уехал он в ваш лес, и не вернулся. Больше его никто не видел. Родные уже и заявление в полицию подали и в МЧС обращались. А в полиции объяснили, что искать начнут только, если он через три дня сам не объявится. Такой у них порядок. А мать его нервничает, переживает за своего сыночка, места себе не находит, не может трёх дней ждать. Пришла она ко мне, его лучшему другу, и давай меня слёзно упрашивать, что б я её Ваньку нашёл. Ну что тут поделаешь? Вот я и приехал в ваш лес. Все тропки исходил, все дебри обшарил, уже совсем отчаялся и вдруг вашу сторожку нашёл. Скажите мне, уважаемые, не видали ли вы друга моего Ивана Дуракова? Крепкий такой парень, я бы даже сказал, упитанный.

– Упитанный, – повторил Константин Афанасьевич и облизнулся, – нет, мил человек, мы тут уж давно сидим, но никакого Ивана мы в наших пенатах не видали.
– А может быть про девушку эту на лабутенах что-нибудь знаете? – спросил молодой человек.
Котяра переглянулся со старичком, а потом оба повернулись к Ядвиге Пантелеймоновне. В их взглядах угадывался немой вопрос.

– А вот девушка эта мне, кажется, очень хороша знакома. И я даже знаю, где её найти, – Ядвига Пантелеймоновна заговорщически улыбнулась, – потому как, сдаётся мне, что это внучка моя, Яся. Дайте мне, юноша, одну минуточку, я пойду проверю, может она дома, отсыпается перед ночной сменой или книжку какую-нибудь читает. Телевизора-то у нас нету, пятый год собираются ретранслятор на Лысой горе поставить, да всё никак не соберутся.
 
Ядвига Пантелеймоновна встала из-за стола и опираясь на палочку пошла за гобеленовую портьеру, отгораживающий закуток между печкой и дальней стеной. На портьере был изображен пруд с двумя белыми лебедями и пышнотелая русалка с серебристым хвостом и длинными зелёными волосами.
Котяра со старичком многозначительно переглянулись, а потом с отсутствующим видом уставились в потолок. Зато молодой человек не отводил глаз от гобеленовой портьеры.
 
В полной тишине прошло около пяти минут. А потом из часов, висевших на стенке вылетела кукушка и объявила девять вечера. И тут наконец, портьера отодвинулась и в центр комнаты вышла умопомрачительной красоты девушка восемнадцати или девятнадцати лет. Волнистые золотые волосы струились по её плечам. Огромные карие глаза в обрамлении длинных густых ресниц и полные красные губы улыбались. Одета она была в скромное коричневое платьице, поверх которого был надет крошечный белый кружевной передничек. Платьице было настолько коротеньким, что едва-едва прикрывало налитые ягодицы, оставляя открытыми для нескромных мужских взглядов длинные точёные, как у старого рояля, ножки. А на ножках были лёгкие золотистые босоножки на высоченных шпильках. На девушке не было никаких украшений, если не считать скромного всего лишь в три нитки ожерелья из розового жемчуга на шее, и золотого браслета на левой щиколотке. В руках она держала радужную пушистую метёлку для смахивания пыли с антикварной мебели.
 
– Ну, что, узнаёте вы прекрасную незнакомку вашего тёзки? – с ехидцей спросил Константин Афанасьевич у Ивана, который на минуту потерял жар речи, – не она ли перед вами, молодой человек?
Иван посмотрел на него, потом на котяру. Юноше показалось, что тот улыбается, как его Чеширский родственник.
 
– Наверное, это она и есть та самая, которую мой друг искал, хоть и не в лабутенах. Вряд ли на свете может быть сразу две таких красивых девушки, – молодой человек встал с табурета и, комкая в руках бейсболку, кивнул девушке, – здравствуйте, меня Иваном зовут. А вас?
– А я Яся, – ответила девушка, кокетливо хлопая ресницами, – приятно познакомиться.

– И мне. Очень, очень приятно! А скажите, пожалуйста, Яся, не встречался ли вам случайно в вашем лесу молодой человек в джинсах и голубой ветровке «Каппа»? Он одного со мной возраста, и ростом такой же, только немного пополнее. У него ещё кроссовки такие приметные, голубые…
– Нет, юноша, никого в голубых кроссовках «Рибок» я тут не встречала.

– Точно, на нём кроссовки именно «Рибок» были. Жаль, что вы его не видели! Я его всюду ищу, вот на ваш глэмпинг набрёл, думал здесь его найду, в вашей приятной компании. А вот он вас, Яся, кажется, видел. Встретил он в вашем лесу девушку и, судя по тому, что он мне о ней рассказывал, это были вы, правда одеты были иначе. Он так и сказал: «встретил в лесу девушку неземной красоты».
 
– Ох, Ванечка, что вы говорите! Я и не думала, что современные молодые люди умеют делать дамам такие комплименты. Вы, верно, преувеличиваете…
– Ничего я не преувеличиваю! Друг мой, Иван, считал вас самой красивой, да и я тоже считаю, что красивее вас никого нету. Не только в нашей области, но и даже заграницей, – Иван обернулся за поддержкой к Константину Афанасьевичу и к котяре, и те закивали головами в знак согласия с его словами.

– Вы, Ванюша, поди устали с дороги, – доверительным тоном спросила девушка, – а бабуля, кажется, забыла вам предложить умыться с дороги. Что поделаешь, и на старуху бывает проруха. А ведь у нас здесь лучшие во всей округе спа процедуры и массажный салон.
– Вовсе даже ваша бабушка не старая, а, наоборот, пикантная дама аристократической наружности, – ответил Иван, не сводя глаз с Яси.
– Вот и я говорю, наша Ядвига Пантелеймоновна ещё ого-го какая… дама пик, – вставил свою реплику Константин Афанасьевич.

– Приятно слышать! Ну, раз бабули здесь с нами сейчас нет, тогда я возьму на себя обязанности хозяйки нашего глэмпинга. Только учтите, Ванечка, глэмпинг у нас самый что ни на есть экологичный. Тут у нас всё натуральное, первозданное, и дерево, и камни, и вода ключевая, и никакого электричества. В этом наше конкурентное преимущество над «Каменной пещерой» или «Лукоморьем». Так что, если хотите в спа или в настоящую русскую баню, придётся самому немножко помахать топориком, да дровишек нарубить. Фитнесс-зал у нас на свежем воздухе. А там печь истопим и устроим вам процедуры. Могу предложить вам массаж, классический или тайский.

– Эх, завидую я вам, молодой человек! – сказал Константин Афанасьевич, – Яся у нас такая уж мастерица насчёт массажа! Не смотрите, что она на вид хрупкая, руки у неё крепкие, как возьмётся, не вырвешься. Будь я годков на …дцать моложе, я бы и сам не отказался попариться, но… врачи строго-настрого запретили, зная мой-то темперамент.
 
– Идите, Ванюша, на двор. На дворе трава, на траве дрова. Варсонофий покажет, где топор взять. А я тем временем вам, Ванечка, президентский люкс приготовлю с живописным видом на Гнилое болото. Попаритесь, выспитесь, а утром позавтракаете, и пойдёте дальше своего тёзку искать. Может в каком дупле и сыщите. Кстати, завтрак включён в стоимость номера. А если вам ночью что-нибудь понадобится, можете позвонить на ресепшн. Там у вас такой красный шнурочек есть с бантиком. А я как раз сегодня ночью дежурю, отвечаю за обслуживание в номерах, так сказать, рум-сервис. Дерните за шнурочек, и я к вашим услугам.
 
– Ох, даже не знаю! Видовой президентский люкс, да ещё с завтраком… И весь этот сервис… Это, наверное, очень дорого.
– Не дешево, конечно. Но не дороже денег. Вот увидите, оно того стоит. Обслуживание у нас по высшему разряду. Многие господа за такой сервис жизнь готовы отдать. Но вы не беспокойтесь, мы вам, как студенту, скидочку сделаем. Ну, не теряйте времени, а то на дворе уже темнеть начинает, а электричества у нас в глэмпинге нет, в этом наше конкурентное преимущество. Так что, идите скорей дрова рубить. Варсонофий с вами полетит, покажет, где что взять. Ему уже сто лет, он у нас учёный.
– Вы правы, отдохнуть после всей этой беготни по оленьим тропам да болотам мне не помешает, – с этими словами молодой человек встал и вышел на двор. Вслед за ним вылетел чёрный ворон Варсонофий и сел на обух топара, воткнутого в замшелый пень.

Когда дверь закрылась, ворон шепотом прокаркал на ухо Ивану:
– Не будь, Ванятка дуррраком, дрррапай отсюда пока цел.
Иван оторопело уставился на огромную говорящую птицу.
– Зачем же мне драпать, если я только-только сюда пришёл. А тут такой уют и комфорт. И общество такое приятное. А Яся!.. Такая красивая девушка и такая приветливая!
– Не спорррь! Я тебе как старррому дррругу говорррю: «дрррапай скорррей!». Ты ррразве не понимаешь, кто такая эта пррриветливая крррасавица? Не пррросекаешь ррразве, что имя Яся это кррраткая форррма от Ягуся?
– Ягуся? Какое странное имя! – удивился Иван.
– Ягуся – это уменьшительно-ласкательное от Яга.
 
– Причём тут Яга? Какая такая Яга? Все знают, что баба Яга старая и уродливая. А у Яси даже бабушка, Ядвига Пантелеймоновна, и та ещё вполне привлекательная дама.
– Пррривлекательная она благодаррря пластической хиррруррргии, перррманенту, парррфюмерррии, пррритворррству и прррочему женскому колдовству. А Яся, к твоему сведению, никакая ей не внучка.
– А кто?
– Это она сама и есть. Ядвиге в молодую крррасавицу пррревррратиться – ррраз плюнуть. Пррравда, колдовства надолго не хватает, часа на тррри-четыррре, не больше.

– А потом что?
– А потом опять, одна надежда на чудеса косметики, – ворон вздохнул, – а старричок-то наш, знаешь кто на самом деле?
– Константин Афанасьевич? Не знаю… Пенсионер какой-нибудь.
– Не какой-нибудь пррростой пенсионеррр, а перррсональный. У него трррудовой стаж тррри тысячи тррриста тррридцать тррри года. А имя Константин он себе только в четвёррртом веке взял, в честь ррримского имеррраторрра. А до тех поррр прррозывался он Костян или по-пррростому Кощей. А отчество его, Афансьевич, знаешь, что означает?
– Неужто, Бессмертный? – догадался Иван.
– Вот именно, бессмеррртный! А чего ррради тебе поррручили дрррова рррубить, что пррредполагаешь?

– Как ради чего? Печь топить, чтобы бане попариться.
– Дурррачина! Дрррова им нужны, чтобы тебя зажарррить, как дррруга твоего, Дурракова. Так что, дрррапай отсюдова скорррее, пока и тебя не сожрррали.
– Неужели они друга моего Ваню съели?
– А то! Посмотррри вокррруг! Только косточки и остались, вон их сколько вокруг набррросано.

– И правда, костей кругом много валяется. Не может быть, что б из одного Ваниного скелета столько костей получилось!
– Так не одного же Ваню твоего сожрррали. Тут кррроме него ещё тррридцать или сорррок курррьеррров. Они же иностррранцы, их никто искать не станет, когда они не верррнутся. А ррраз курррьеррра сожрррали, то и рррасплачиваться не нужно. Вот бабе Яге и экономия: и овощи с бакалеей бесплатные, и мясцо свежее.
– Вот я им покажу! Я им сейчас за Ваню отомщу! Да я их самих… – Иван схватил топор, так что Варсонофий еле успел перелететь на ветку.

– Даже и не старррайся. Тебе их нипочём не одолеть. Старрричок-то только на вид тщедушный, а сам подковы ррразгибает. А котяррра ихний – тот вообще стрррашный зверррюга! Ррразорррввет в клочья. Дрррапай скорррее!
– Ванечка! Несите скорее дрова, – дверь избушки отворилась, и на пороге появилась Яся в коротеньком белом халатике, сидящем в облипочку на её аппетитной фигурке, – я уже всё для бани приготовила. У меня тут и веник особый, из лавровых листьев. Ох уж я вас так попарю, до самой смерти не забудете!
– Сейчас, сейчас. Ещё три чурбачка, и я приду, – ответил Иван.
Яся лукаво подмигнула и закрыла дверь.
 
– Дрррапай! Удирррай пока тебя с лаврррушкой не сварррили и не зажарррили! – снова закаркал ворон Варсонофий.
– Врёшь ты всё, говорящая ворона. Не может такая милая девушка ведьмой оказаться.
– Все они до свадьбы милыми кажутся, а на самом деле – ведьмы. Дурррачок, смотттри, она уже поварррской халат надела, будет из тебя жаррркое готовить. Драпппай, пока цел!

Дверь снова заскрипела, но Иван дожидаясь, пока она откроется, рванул в чащу.
Вароснофий влетел в избушку. Константин Афанасьевич, Яся и котяра, сидевшие за столом посмотрели на него.
– Ну, как? Напугал добра молодца? – спросил Константин Афанасьевич.
– Настрррощал! Турррист как дал деррру! Как задал стрррекача! – ответил ворон.
Сидящие за столом расхохотались.

– Пойду, позвоню лешему и кикиморе, чтоб и они его малость постращали, – сказала Яся. Она встала, достала из-за печки старую метлу, села в стоящую в углу ступу и вылетела в окно. За секунду ступа поднялась над вершинами берёз и сосен. Яся достала из сумочки прибор ночного видения и осмотрела окрестности. Потом вытащила из кармана халатика мобильник, но, кажется, сигнал был слабый. Ей пришлось махнуть пару раз метёлкой, и ступа поднялась повыше. Она набрала нужный номер:
– Алексей Алексеевич, добрый вечер! Мы тут с Кощеюшкой опять туриста одного шуганули, бежит напролом в ваше сторону. Минут через пять поступит в ваше полное распоряжение. Вы уж потештесь малость, тропки ему позапутывайте, а потом отправьте его к Кике на Гнилое болото, её очередь развлекаться.

Яся взмахнула ещё разок метлой, и ступа поднялась на тридцать метров выше. Яся набрала другой номер:
– Кикак, привет тебе, зелёная. Хочешь прикол? Мы там к тебе туриста одного направили, так что ты уж не ударь в тину лицом, а накрась губки да глазки и встречай добра молодца. Он на женские чары падкий, так что мимо тебя не пройдёт. Только, ты, пожалуйста, больше получаса его не щекочи, а то он на последнюю электричку опоздает… А предыдущего туриста ты отпусти, а то его уж скоро с полицией искать начнут. Не за что, не благодари, сочтёмся как-нибудь при случае. Если к тебе на болото кто-нибудь забредёт, ты его ко мне присылай. А то у нас тут такая скука.

Яся перевернула метлу, и ступа по спирали спустилась к крыльцу избушки. Девушка вылезла из ступы и медленно стала превращаться. Белый халатик превратился в длинное тёмное платье, отделанное серебристыми кружевами из паутины. Милый курносый носик удлинился в три с половиной раза, изогнулся, наподобие ястребиного клюва, и на нём выскочила здоровенная бородавка. На гладкой коже появились борозды морщин, но глаза по-прежнему сверкали молодым задором. Она скинула золотистые босоножки и, прихрамывая, вернулась в избушку, где за столом по-прежнему сидели Константин Афанасьевич и котяра.

– А вот и красотка наша, Ядвига Пантелеймоновна! Спасибо, дорогуша, потешили старика!  – сказал Константин Афанасьевич, – а то без колдовства у нас тут такая скукотища! И я, на ваши превращения глядя, тоже молодость вспомнил.
– Люблю грешным делом покуролесить! – сказала Ядвига Пантелейоновна, присаживаясь к столу и наливая себе чаю.

– А может не надо было этих Иванов из лесу выпускать? – проворчал котяра, – вернуся они домой, начнут всем рассказывать, какие чудеса здесь видели, понаедут сюда корреспонденты всякие…
– Не ррраскажет! Кто же ему поверррит! Рррешат, что всё это вррраки, брррехня, – прокаркал Варсонофий.
– Не брехня, а сказки! – поправила его Ядвига Пантелеймоновна и лукаво подмигнула, ну совсем, как Яся.